Рустам Ниязов
Шесть признаков вторжения

   Предупреждение:
   Все события и имена героев вымышлены, любые совпадения c реальными персонажами случайны, в тексте есть нецензурные выражения.
1
   Улица Шевченко в это утро была хороша как никогда. На участке пересечения с улицей Фурманова она становилась заметно шире, здесь было шумно и ничто не предвещало никакой беды.
   Сергей смотрел на расцветающую зелень из окна своего «Субару», видел пыльные накаты на бетонных бортиках, прохожих, идущих в сторону центра. И никак не мог смириться с мыслью, что вся эта жизненная сутолока кем-то перечеркнута, как мы перечеркиваем в книжке неправильную запись. С чьей-то точки зрения, все это неправильно, и мы неправильные и нас всех надо удалить.
   Именно так сказал ему вон тот человек, который сейчас подошел к уличной лавочке и тычет пальцем на полку с фруктами, а другой рукой лезет в задний карман джинсов за бумажником. Это родной его брат Михаил, учитель физики. Он разбудил Сергея ранним звонком и рассказал про нечто очень странное, что заставляет его теперь смотреть на эту улицу, как на музейный экспонат давно сгинувших под вулканическим пеплом Помпей.
   Сделал это спокойно, как будто готовился к этому всю свою жизнь. Еще более странно, что Сергей поверил ему. Точнее, не то чтобы сразу поверил, а просто принял его предположение, как вполне возможное. В таких случаях говорят «принял на веру».
   Думая обо всем этом, он мрачно нависает над рулем и барабанит пальцами по пластиковой оплетке. Включает дворники и после нескольких «швырк-швырк» солнце за стеклом разом расцветает, играя тонкими, как паутина дорожками на стекле.
   Наблюдая, как Мишка неуклюже достает бумажник и расплачивается с продавщицей, Сергей вдруг стал размышлять о том, какие они с ним разные. Он и раньше об этом думал, но как-то вскользь, не делая для себя никаких выводов. Общеизвестно, что родственники всегда расходятся в «калибре», но расхождение почему-то особенно заметно у мужчин. Два брата – это разные миры, разные вселенные, два совершенно разных биологических существа, которые, тем не менее, вышли из одного материнского лона. В первом классе, к примеру, Мишка мог любой текст из азбуки написать на трех языках. А Сережка, в том же возрасте, соорудил первый свой самострел и чуть не покалечил одноклассника, серьезно повредив ему глаз.
   Но сейчас, сидя под весенним солнцем, Сергей вдруг понял, что смотрит на старшего брата совсем другими глазами. В какой-то момент они просто поменялись ролями. Страна, в которой Михаил мог быть успешным со своими принципами и самодисциплиной, давно исчезла. Люди остались, а среда их обитания изменилась до неузнаваемости.
   Сергей выключил дворники и отогнал от себя внезапно нахлынувшие воспоминания. Михаил уже купил фрукты и побежал через дорогу. Он высок ростом, за метр восемьдесят, и посадка в машину для него всегда процедура мучительная. Его старый «шевроле» уже год как стоит на приколе, а денег на починку как не было, так и нет. 
   Медленно, чтобы не задеть припаркованные машины, Сергей выруливает на проспект. За окном клубится пыль, она просачивается в приоткрытые окна вместе со всем этим весенним грохотом и гомоном. 
   – Как у тебя на работе? – спрашивает старший. 
   В ответ Сергей неопределенно пожимает плечами, не зная, что сказать. Говорить не хочется, особенно, когда шумно в салоне. 
   – Ясно, – заключает Миша. – Значит ты теперь замредактора?
   – Да.
   – Как и рассчитывал – по экономике и финансам?
   – Да.
   Они выезжают на проспект Достука, бывший Ленина, и поднимаются наверх. Солнце мельтешит сквозь деревья, и нет на душе никакого ощущения конца света. «Врешь, врешь! – думает Сергей, мысленно вступая в спор с братом. – Врешь, чертяка бородатый!»
   – Заезжай со стороны речки, там дорогу уже открыли, – советует брат, шурша пакетами.
   – Что купил?
   – Да бананы-яблоки, – отмахивается он. – Витамины для детишек.
   Его дом стоит в глубине переулка, среди разбитых временем лачуг. Некоторые из них давно перешли в руки скупщиков, и риэлтеры спят и видят, как отдадут целый район под элитные застройки. А пока лучше не зевать, а то влетишь в яму. В этих местах асфальт давно умер, под колесами хрустят лишь его останки. 
   Из калитки выглядывает чья-то светловолосая голова. Старший сын Петр открывает им дверь, и они входят в дом. Сергей берет с собой заранее припасенный пакет с гостинцами для племянников и вручает Петру упаковку с карамельками без сахара, остальное кладет на подоконник, для его сестры.
   Жена Мишки сидит на кухне и завтракает. На ней узкое черное платье. Она всегда предпочитает облегающее и черное.
   – Привет, Мина. 
   – Привет, Сережа! – она откладывает в сторону вилку, лицо ее печально. Да и как может быть веселым лицо женщины, если она считает, что ее муж сошел с ума. 
   – Твой муж сошел с ума, ты знаешь об этом? – пытается шутить Сергей, вяло улыбаясь. 
   – Да, знаю. Завтракать будешь? 
   – Буду, если можно. 
   Он присаживается, и Мина ставит перед ним большую белую тарелку. Есть ему не хотелось, если честно. К тому же завтракал он обычно в «Променаде». Но, зная, как неприятен гость, отказывающейся от еды, всегда кушал, что ни положат на блюдо. 
   – Как дела на работе? – спрашивает она, направляясь к плите. 
   – Поздравь, меня повысили. 
   – Да ты что?! И кто ты теперь? 
   – Замредактора. 
   Мина всплескивает руками. Михаил иронично кривит губы: 
   – Как солидно звучит! 
   – А ты помалкивай, физик ты наш! – рычит на него Мина. 
   – Молчу. Но все-таки… 
   – Молчи! – и она смотрит на него своим фирменным взглядом исподлобья, полным упрека и общего жизненного разочарования. – Позволь своему брату спокойно позавтракать. 
   Сергей обычно не вмешивается в процесс общения между супругами. Ест себе блины да помалкивает. Тут же прибегает Петр с откусанным бананом в одной руке и с пакетиком карамелек в другой. Он явно собирается залезть к дяде на коленки, но мать решительно отгоняет его.
   После завтрака они направляются в спальню, к рабочему столу, чтобы заняться тем, ради чего, собственно, и затевалась вся утренняя встреча. По пути, племянник успевает всучить Сергею огромное надкусанное яблоко, тайно добытое из холодильника. Мина снова перехватывает сорванца и уводит на кухню, оставляя мужчин одних.
   Темой столь экстренного разговора была порядком забытая, но в свое время нашумевшая статья «Шесть признаков вторжения», написанная неким Михаилом Сергеевичем Горбаткиным. Был такой физик, по совместительству – массовик-затейник, преподавал в Политехническом институте, в городе Бишкеке. Происходило все это в году так восемьдесят девятом, не позже. Город тогда назывался Фрунзе, страной все еще правил Усубалиев, а с полок магазинов уже давно стали пропадать самые обычные, казалось, и непреходящие вещи: сигареты, мужские носки, зубная паста. Всего год оставался до суетного девяностого, за которым пошли выборы первого президента, а в кинотеатрах начали крутить фильм «Анекдоты», где Ленин писает в больничную утку.
   В самой популярной в то время газете «Комсомолец Киргизии» товарищ Горбаткин регулярно информировал общественность о контактах с внеземными цивилизациями. Устраивал конференции по уфологии, выезжал в глубинку, прихватив с собой неизменную свою помощницу Айгулю Калыгулову, полноватую энергичную женщину, преподававшую физику и астрономию на его кафедре.
   Михаил, как человек, изучавший предмет на полном серьезе, свято верил в тезисы Горбаткина, который считал, что первейшей задачей уфологии является поиск этих самых шести признаков вторжения инопланетного разума в дела землян. Великовозрастный адепт поддерживал связь с мэтром и всячески содействовал его изысканиям, регулярно приезжая во Фрунзе, на его конференции. Пил с ним, спорил до хрипоты, строил совместные прожекты. Иногда к их спорам (и к выпивке, конечно) присоединялся сам редактор «Комсомольца», небезызвестный Деревянкин Дмитрий Юрьевич, худощавый прыткий интеллигент, считавший себя шестидесятником. Все это происходило, как было уже сказано, на фоне полнейшего отсутствия в продаже мужских носков, а так же сигарет «Космос» и зубной пасты «Фтородент».
   Потом были ошские события, начался массовый отток русских из Киргизии. Горбаткин перебрался в Томск, где преподавал на физмате института автоматизированных систем управления и радиоэлектроники, потом всплыл в новосибирском академгородке, а, начиная с середины девяностых, Мишка окончательно потерял с ним контакт. Вместе с ним канула в небытие его верная соратница Калыгулова и ничего громкого об этой парочке с тех пор слышно не было.
   В полутемной комнатке, увешанной старыми советскими коврами, раскрыв монитор ноутбука, Мишка начинает рассказывать о том, что ему удалось выяснить за последний год исследований. Рассказывает обстоятельно, не отвлекаясь на мелочи, уважая внимание своего единственного слушателя. Надо заметить, он хороший лектор, все-таки за плечами полтора десятка лет преподавательской деятельности.
   – В общем, налицо все пять признаков вторжения, не хватает только последнего, шестого, – заявляет он, подводя резюме.
   – Почему?
   Мишка чешет свою рыжую бороду, коромыслом нависая над столом.
   – Вот убей, не могу я вспомнить этот шестой признак. Первые пять я законспектировал сразу после того, как Горбаткин опубликовал свою теорию. Там сплошные цифры – если не запишешь, то забудешь. А вот шестой поленился записать, думал, не забуду. Да и каким-то несущественным он мне показался...
   Михаил вывел на экран результаты своих трудов и отвалил на кресло, предоставив младшему брату самому решать, прав он или нет.
   Здесь было над чем поломать голову: первые четыре пункта из предсказаний Горбаткина детально совпадали с официальными событиями в мировой политике и общественной жизни крупнейших стран мира, которые произошли за последнюю декаду. Пятый признак вторжения, касающийся глобального климата, тоже было убедительно подкреплен цифрами из ежегодных отчетов Всемирной метереологической организации и Британской антарктической службы.
   Мишка скрупулезно ранжировал события по степени масштабности, и читателю стоило только щелкнуть мышкой на гиперссылки, чтобы от общих фактов перейти к более мелким деталям. Впрочем, даже не щелкая мышкой, можно было понять, что вторжение инопланетян уже давно состоялось, если верить теории Горбаткина. Правда, один из пунктов его предсказаний был утерян, но вряд ли это сильно влияло на общее состояние дел.
   Не спеша и достаточно внимательно изучив документ, Сергей молча уселся рядом с братом. Он всегда считал это признаком своего профессионализма – никогда не проявлять пренебрежения к источнику информации, какой бы бредовой она не показалась ему.
   – Ну, как? – нетерпеливо спросил Михаил.
   Сергей ничего не ответил, откинул голову назад и вздохнул. Хотелось курить, и рука сама нащупала в кармане пачку сигарет.
   – Пойдем, покурим?
   – Пойдем.
   Они раздвинули занавески и открыли дверь на маленькую застекленную пристройку типа лоджии. Мишка соорудил ее когда-то сам, нелепо и кривовато сколотив листы ДСП и дополнив все это турецкими стеклопакетами. Осенью и зимой пристройка давала обильную течь, а летом нещадно разогревалась от прямых лучей света, но свое первоначальное предназначение в качестве места для курения выполняла отлично. Учитывая, что пик Мишиной активности приходился обычно на ночь, когда Мина строго запрещала ему бродить по дому и греметь засовами, чтобы не разбудить детей – лоджия была его вторым жилищем.
   – Нужны доказательства! – сказал Сергей, чиркнув зажигалкой. – Ты должен доказать, что Горбаткин написал свои предсказания именно в восемьдесят девятом, до того, как они сбылись.
   – Ну, это как раз не проблема – где-то у меня лежала газетная вырезка с этой статьей, – Михаил плюхнулся на старую раскладушку, закинув одну руку за голову. Он задумчиво затянулся, вспоминая, видимо, куда мог задевать столь важный обрывок бумаги.
   – Вот и найди ее.
   – Вот и найду! – голос старшего брата зазвенел от волнения. – А если не найду, то сгоняю в Бишкек, загляну в национальную библиотеку или как она там сейчас называется, в зал периодики.
   Покурив, Сергей засобирался по своим делам.
   – Как добудешь эту статью, звони, продолжим разговор.
   – Я точно помню, что вырезка где-то дома валяется, – озаботился Мишка, провожая брата до двери. – Сейчас сяду, пороюсь среди бумаг.
   Сергей пожал ему на прощание руку, а у самого в голове завертелась лишь одна мысль: с братом давно творится неладное и с этим что-то надо делать. Вот уже год, как он бросил свою работу в школе. Все его планы начать частное репетиторство оказались чистым блефом. Дальше больше: на сороковом году жизни человек с головой уходит в квантовую физику, объявив внешнему миру (в лице бедной супруги, конечно) о том, что стоит на пороге великого открытия. Пишет какие-то нелепые, никому не нужные программы на Паскале. Любую свободную копейку тратит на широкополосный доступ в Интернет. Между тем, младшего пора к школе готовить; дом давно плачет по капремонту, особенно крыша; машина почти год не на ходу. Жена его, золотая женщина, разрывается на двух работах и тянет хозяйство в одиночку.
   Уходя, Сергей забегает на кухню и машет рукой Мине. Оглянувшись, не идет ли Мишка следом, делает ей знак рукой, коснувшись большим пальцем уха – мол, позвони мне. Мина понимающе кивает в ответ. 
2
   До «Променада» он доехал с великим трудом. Дернул черт направиться по Комсомольской, в результате попал в пробку. Пока вся колонна ползла по этой асфальтированной кишке с пониженной перистальтикой, он включил органайзер. Пришло одно напоминание о дне рождения и три служебных сообщения. Совсем неплохо для воскресенья.
   Пока добрался до кафешки, пока стоял в очереди, позвонил Марат. Голос приглушен, видимо только проснулся. 
   – Привет, брат, как дела? – говорит он, по-московски растягивая слова. Каждый, кто долго жил в Москве, а потом вернулся в родной город, как минимум месяц отходит от этого говора.
   – Да, здорово, Мара!
   – Брат, пойдешь сегодня на днюху?
   – Какую днюху?
   – Ну, вы даете! – Голос Марата становится еще глуше. – Звонил сейчас Малому, он тоже хлопает ушами!
   – А что случилось? – упорствует в своем неведении Сергей.
   Марат шумно сопит в трубку – у него такая манера говорить, когда собеседник не проявляет проблесков понимания.
   – Блин, мужики, у меня же сегодня днюха…
   – А-а, точно.
   – Короче, чтобы вечером были у меня! Дорогие подарки и красивые партнерши – обязательны!
   – Ну, хорошо-хорошо, будем! Что еще?
   – Поздравляю с повышением!
   – Да ладно, с каким уж повышением… Это просто смена деятельности, не более.
   – Все равно, еще одна ступенька в карьере пройдена.
   Помолчав, Марат добавляет:
   – Что-то голос у тебя грустный.
   – Да, фигня.
   – Ну, колись, чего там. Что случилось?
   Сергей медлит, не зная, что сказать. Марат был самым близким его другом.
   – С братом что-то неладное происходит.
   В это время девушка на раздаче управилась с предыдущим посетителем и теперь вопросительно смотрит на него.
   – С Мишкой что ли? Так с ним всегда что-то неладное происходит.
   – Нет, на этот раз совсем плохо. Кажется, у него крышу сносит, – Сергей обращает взгляд на раздатчицу и показывает свободной рукой на блюдо с пирожными. 
   – Сколько? – спрашивает она.
   – Два. И сиропом полейте сверху, пожалуйста.
   Марат все еще шумно сопит в трубку.
   – Серега, давай обсудим это, когда придешь ко мне, хорошо?
   – Ладно. Слушай, тут моя очередь подходит.
   Они попрощались, и он спрятал телефон в карман пиджака.
   Пока добирался до свободного столика, телефон зазвонил еще раз. Сергей, не спеша, расставляет тарелки, стаканы, чашки, надеясь, что собеседник бросит трубку. Но телефон не унимается, наверное, Мина.
   – Да?
   – Сережа? Ты не за рулем, говорить можешь?
   – Да, могу, Мина, – а сам с сожалением смотрит на остывающий кофе.
   – Ну, что ты думаешь, Сережа?
   – Что я думаю? Брат бредит... Кажется, в советской психиатрии это называлось «сверхценные идеи».
   – Ну вот, ты заговорил про психиатрию… – задрожал ее голос.
   – Да нет же, – спохватился Сергей, – я не имел ввиду какую-то патологию, но с врачом проконсультироваться стоит.
   Трубка надолго замолчала, и его обдало холодком вины за то, что он повернул разговор в таком излишне трагическом русле.
   – И что ты предлагаешь? – спросила она таким голосом, какой обычно получается, когда в отчаянии терзаешь себе губы зубами.
   – Я поговорю с Мишкой. Честно объясню, что я думаю по поводу его состояния. И если надо, организую встречу с каким-нибудь психотерапевтом.
   Мина опять выдержала паузу. Сергей воспользовался этим:
   – Заметь, Мина, я сказал «психотерапевтом», а не «психиатром». У Марата есть неплохие связи, между прочим. Он в последнее время много пишет про медицину и все такое. Встречается с маститыми учеными.
   – А когда ты ему позвонишь?
   – Сегодня я иду к нему на юбилей, там и поговорю на счет того, к кому можно пойти на прием.
   – На прием?! Так это будет в больнице где-то?
   Сергей опять проклял себя за спешку в выборе слов.
   – Нет, я это представляю, как неформальную встречу у врача дома. На диванчике, с кружкой чая и тому подобное.
   – Понятно, Сережа, спасибо тебе большое. Ты мне сможешь сегодня бросить сообщение на трубку? Ну, насчет того, как там у тебя получится с Маратом?
   – Обязательно. А Мишка имеет доступ к твоей трубке?
   – Да, нет вроде... – тут в ее голосе появилась неуверенность. – Хотя знаешь…В последнее время Мишка стал какой-то…
   – Какой?
   – Какой-то ревнивый, что ли… Взял за привычку допрашивать меня: куда хожу, с кем говорю…
   – А ты откуда сейчас говоришь?
   – На улице стою. Я сказала, что пошла в магазин.
   – Понятненько. Тогда сегодня вечером отпишу тебе.
   – Хорошо! Поздравь Марата с днем рождения.
   – Ага, ладно, поздравлю.
 
3
   К Марату они отправились примерно в одиннадцать тридцать. На такие мероприятия Сергей старался заявляться ближе к полуночи, когда официальные гости разъезжаются и остаются только самые близкие. Его девушка придерживалась того же мнения. Ей не нравились большие шумные сборища, которые устраивал безгранично общительный именинник. На прошлый свой день рождения Марат побил личный рекорд, заказав в ресторане столики на пятьдесят персон.
   Сергей повел машину по Фурманова, наслаждаясь влажным ветерком из приоткрытой форточки. Помнится, утром, выйдя от Михаила, он еще пару часов по инерции думал о его проблеме, выуживая из памяти воспоминания обо всех его странностях и необъяснимых поступках, которые подтверждали подозрения о безумии брата. Но, заехав к Тане, побегав с ней по обычным воскресным местам, он позабыл о своих тревогах.
   Они легко и приятно поужинали в «Тропикане» на улице Сейфуллина, много говорили о своем совместном будущем, о его новой позиции на работе, которая давала ему больше свободы и больше денег – и все тревожные мысли исчезли. Мало того, в какой-то момент его чувства настолько вдруг обострились, что возникло доселе неведомое состояние абсолютной ясности и чистоты сознания. Окружающий мир словно расцвел новыми необычными красками – в уличном шуме, в свете фонарей, в запахах – везде появились нюансы, едва различимые и неповторимые.
   Сергей, конечно, даже не подозревал о том, что испытывает то редкостное откровение, которое бывает только перед внезапной смертью. Еще древние римляне подметили, что перед тем как нанести человеку сокрушительный удар, судьба дает ему несколько минут на подведение итогов, обставляя эти мгновения с божественным вкусом. Действительно, обстановка для этого была выбрана безупречно: в салоне звучала «Вела машину всю ночь», сбоку белели ноги любимой женщины и плавно покачивалась красная стрелка тахометра.
   Сергей, никогда серьезно не упражнявшийся в наркотиках, если не брать в расчет студенческие эксперименты с планом, воспринимал это состояние души просто как результат хорошего настроения и хорошо спланированных обстоятельств. Никаких итогов подводить он не собирался, впереди еще была целая жизнь, а не глухая черная стена.
   Паркуясь во дворе небольшого коттеджного городка, где Марат жил со своим отцом, они увидели машину его начальника – водитель уже запустил двигатель и медленно сдавал свой «Rexton» назад, к воротам. Охранник заметил гостей и открыл двери. Едва они успели войти в предбанник, как шумная веселая толпа людей высыпала навстречу, дыша алкоголем и духами.
   – Серега! – кто-то отделился от толпы и протянул руку в приветствии.
   – А, привет, Нурик!
   Они поздоровались, коснувшись друг друга плечами.
   – Что так поздно? Мы уже уходим...
   Супруга Нурика, совсем пьяненькая, полезла обниматься с ними:
   – Ой, ребята! Мы вас ждали-ждали, а вас нет и нет!
   – Ну, как там Марат, жив еще? – Сергей протолкнул Таню вперед, опасаясь, что толпа унесет ее на выход.
   – Да, жив, куда он денется! Еще не нажравшись! Тебя ждет.
   Нурик, владелец крупнейшего алматинского издательства «Семиречье», уже заметно покачивался от принятого. Он посмотрел куда-то через плечо Сергея и беспорядочно замахал руками – наверное, подавал знак водителю служебки. На том и расстались.
   – Какой же он неприятный человек, этот Нурик, – ворчала Татьяна, когда они поднимались на второй этаж. – Как Марат работает с такими людьми? Ведь у него глаза волчьи!
   Сергей снисходительно улыбался в ответ, все еще находясь во власти эйфории. Сегодня он особенно остро чувствовал вкус к жизни, такой сложной и полной противоречий. Представить только: его брат сошел с ума, а он спокойно идет к своему лучшему другу. Вскоре они отправят своих женщин по домам, и рванут на дачу к Марату, в его маленький домик на самой вершине Коктобе. Прихватят с собой Малого. Будут гонять шары по старому бильярду, потягивать скотч. Потом пойдут разговоры о политике, о бабах, о жизни вообще, черт возьми. А потом Сергей расскажет им о Мишке, и они крепко будут думать и решать, как же спасти его брата.
   – Привет, блин! – раздается сверху голос Марата. – Танюха, я все слышал! Не надо ругать моего начальника!
   Он стоит на лестничной площадке, в руках пепельница, за ухом сигарета.
   – Это тебе! – протягивает Сергей подарок.
   Марат вертит в руках коробочку.
   – Что это?
   – Да хрен его знает, запонки какие-то... Танька покупала.
   – Вот, гад! – тычет его в бок подруга, а он лишь смеется.
   – Спасибо! – Марат прячет подарок в задний карман джинсов. – Ну что, пошли!
   Весь первый этаж дома был отдан под торжество. По периметру, за столиками располагались гости. Марат провел их к своему отцу, постаревшему сельскому врачу, специально приехавшему из Талдыкургана. Было заметно, что аксакалу было неловко и неуютно среди всех этих разобщенных компашек, сидевших каждая за своим столиком. В полутемном помещении, где мерцают цветные светильники, и пахнет парафином, он похож был на нелепого старого ворона, случайно залетевшего в комнату. Мать Марата умерла три года назад от рака, и старик сильно сдал с тех пор, как потерял супругу. Он начал прихрамывать, в голосе появилось характерное старческое дребезжание – предвестник стремительного и необратимого упадка жизненных сил.
   Отец засуетился и приволок для гостей пару стульев, усадив их в самом центре торжества, рядом с огромным, на половину растерзанным тортом. Приветствуя гостей, Сергей вдруг поймал себя на том, что по расположению столиков можно проследить жизненный путь своего друга. Например, в самом дальнем углу тренькал на гитаре Малой, их одноклассник, самый близкий друг детства. Они всегда вместе, втроем: Мара, Серый и Малой. Рядом, прижавшись щекой к Малому, сидит его половинка Аленка, румяная от уже выпитого спиртного. За ними оживленно о чем-то беседует парочка сотрудников газеты «Отан», где Марат когда-то взял свой жизненный старт, работая собственным корреспондентом. Его бывший шеф, грузный лысеющий человек в костюме-тройке, распивает что-то похожее на мартини со своей высокой смуглой секретаршей. В углу, прямо на голом полу сидит известный в городе фотограф Бакыт, он настраивает караоке. Вместе с ним Марат долго проработал в Москве и Киеве, пока не вернулся обратно в Алматы, оперившись и набравшись связей.
   Далее они миновали нестройные и нетрезвые ряды коллег из Минсвязи, где Марат числится экспертом по развитию средств массовой информации. Затем прошли сквозь развалы притихших и подуставших знакомых из индийского посольства, где он долго и усердно подрабатывал в пресс-службе переводчиком хинди, сразу после окончания института.
   Пока опоздавшие гости вели вежливый разговор с отцом, Марат удалился в спальню. Столы обслуживала команда из хорошо известной в городе фирмы «Блютейбл сервис». К ним немедленно подошла дама в синей униформе и наполнила бокалы вином.
   Марат вскоре появился из комнаты, ведя под руку миниатюрную женщину в легком снежно-белом полушубке. Не спеша, играя на публику, он помог ей разоблачиться, сняв с ее плеча безумно дорогой фетиш.
   – Серега, Таня, знакомьтесь, это Залиха.
   Сергей галантно поцеловал ей руку, невесомую и одновременно пухлую, как у ребенка.