— Но я ведь тогда даже не родился! — воскликнул я.
   — Твой отец получил указание назвать тебя Тарлом; потом, чтобы он не мог тебе рассказать о Противоземле или настроить против нас, он был возвращен на Гор, прежде чем ты вошел в сознательный возраст.
   — Я думал, он бросил мою мать.
   — Она знала, — ответил Миск. — Хоть родилась она на Земле, но была и на Горе.
   — Она никогда мне об этом не говорила.
   — Гарантом ее молчания служил Мэтью Кабот — заложник на Горе.
   — Моя мать умерла, когда я был совсем молод… — сказал я.
   — Да, из-за крошечных микроорганизмов в вашей зараженной атмосфере. Она умерла потому, что ваша бактериология находится в детском состоянии.
   Я молчал. Глаза у меня горели, вероятно, от жары или испарений факела мулов.
   — Это было трудно предвидеть, — сказал Миск. — Мне жаль.
   — Да, — ответил я. Покачал головой и вытер глаза. Я помнил прекрасную одинокую женщину, которую так недолго знал в своем детстве и которая так любила меня. И проклял про себя факел мула за то, что он осветил слезы на глазах воина Ко-ро-ба.
   — Почему она не осталась на Горе?
   — Ей тут было страшно, — ответил Миск, — и твой отец попросил, чтобы ей разрешили вернуться на Землю; он любил ее и хотел, чтобы она была счастлива; может, он также хотел, чтобы ты узнал свой старый мир.
   — Но ведь я нашел письмо в горах, где на случайном месте остановился лагерем.
   — Когда стало ясно, где ты остановишься, туда поместили письмо.
   — Значит, оно не лежало там больше трехсот лет?
   — Конечно, нет, — сказал Миск, — опасность случайного обнаружения была бы слишком велика.
   — Письмо было уничтожено, и я чуть не погиб вместе с ним.
   — Ты был предупрежден, что нужно избавиться от письма, — сказал Миск.
   — Оно было на огненном замке и должно было вспыхнуть через двадцать анов после того, как его вскроют.
   — Да оно взорвалось, как бомба.
   — Тебя предупредили, что от него нужно избавиться, — повторил Миск.
   — А игла компаса? — спросил я, вспомнив, как ее странное поведение испугало меня.
   — Очень просто изменить направление магнитного поля.
   — Но я вернулся на то же место, с которого бежал.
   — Испуганный человек, теряя ориентировку, движется кругами, — сказал Миск. — Но это не имело значения. Если бы ты не вернулся, я бы отыскал тебя. Я думаю, ты почувствовал, что тебе не уйти, и из гордости вернулся на место, где обнаружил письмо.
   — Я просто испугался, — сказал я.
   — Простого испуга не бывает.
   — Войдя в корабль, я потерял сознание.
   — Это была анестезия.
   — Корабль управлялся с Сардара?
   — Им можно было управлять отсюда, но я не хотел рисковать.
   — Значит, на нем был экипаж?
   — Да.
   Я посмотрел на Миска.
   — Да, — подтвердил Миск, — я сам был на корабле. Уже поздно, сейчас период сна. Ты устал.
   Я покачал головой.
   — Ничего не было оставлено на волю случая.
   — Случайности не существует, — сказал Миск, — существует незнание.
   — Этого ты не можешь знать.
   — Да, — согласился Миск, — этого я не могу знать. — Концы его антенн склонились ко мне. — Тебе нужно отдохнуть.
   — Нет — сказал я. — Случайно ли меня поместили в комнату Вики из Трева?
   — Сарм что-то заподозрил. Это он направил тебя туда, чтобы ты поддался ее чарам, чтобы она покорила тебя, подчинила своей воле, превратила тебя, как она поступала с сотнями мужчин, в раба рабыни, раба девушки.
   — Неужели это правда?
   — Сотни мужчин, — сказал Миск, — позволяли приковать себя к ногам ее кровати, откуда она, чтоб они не умерли, бросала им остатки пищи, как будто они прирученные слины.
   У меня в крови вновь вспыхнула ненависть к Вике, я хотел бы схватить и трясти ее, пока не лопнут кости, а потом швырнуть к своим ногам.
   — Что с ними стало? — спросил я.
   — Их использовали как мулов, — ответил Миск.
   Я сжал кулаки.
   — Я рад, что она не моего племени, — сказал Миск.
   — А мне стыдно, что она из моего.
   — Когда ты сломал наблюдательное устройство в ее комнате, я понял, что нужно действовать быстро.
   Я рассмеялся.
   — Значит, ты на самом деле считал, что спасаешь меня?
   — Да.
   — Интересно.
   — Во всяком случае мы не хотели рисковать, — сказал Миск.
   — Ты говоришь «мы»?
   — Да.
   — А кто же еще?
   — Та, что всех важнее в рое.
   — Мать?
   — Конечно.
   Миск слегка прикоснулся к моему плечу антеннами.
   — Пошли, — сказал он. — Пора возвращаться наверх.
   — А почему после осады Ара меня вернули на Землю? — спросил я.
   — Чтобы ты наполнился ненавистью к царям-жрецам, — ответил Миск. — Чтобы захотел вернуться на Сардар и найти нас.
   — Но почему семь лет? — Это были долгие, тяжелые, одинокие годы.
   — Мы ждали, — сказал Миск.
   — Чего?
   — Женского яйца.
   — А теперь такое яйцо есть?
   — Да, — сказал Миск, — но я не знаю, где оно.
   — А кто знает?
   — Мать.
   — А я какое ко всему этому имею отношение?
   — Ты не из роя, — сказал Миск, — и потому можешь сделать то, что необходимо.
   — А что необходимо?
   — Сарм должен умереть.
   — Я не хочу убивать Сарма.
   — Хорошо, — сказал Миск.
   Я думал над тем, что мне сказал Миск, потом посмотрел на него, подняв факел, чтобы лучше видеть его большую голову с дискообразными светящимися глазами.
   — А почему это яйцо так важно? — спросил я. — У вас есть стабилизирующая сыворотка. И, конечно, будет еще много яиц, и среди них будут женские.
   — Это яйцо последнее.
   — Почему?
   — Мать вылупилась и совершила свой ночной полет задолго до открытия стабилизирующей сыворотки, — объяснил Миск. — Нам удалось намного замедлить ее старение, но тысячелетие за тысячелетием становилось все яснее, что наши усилия делаются менее эффективными, и теперь яиц больше не будет.
   — Не понимаю, — сказал я.
   — Мать умирает.
   Я молчал, Миск тоже, и слышались только механические звуки лаборатории — этой колыбели царя-жреца — и треск моего факела.
   — Да, — сказал наконец Миск, — это конец роя.
   Я покачал головой.
   — Это не мое дело.
   — Верно, — согласился Миск.
   Мы смотрели друг на друга.
   — Что ж, — сказал я, — ты ведь не будешь мне грозить?
   — Нет.
   — Не будешь охотиться за моим отцом и моей вольной спутницей, угрожая убить их, если я не стану тебе служить?
   — Нет, — повторил Миск. — Нет.
   — А почему нет? Разве ты не царь-жрец?
   — Потому что я царь-жрец, — ответил Миск.
   Я был поражен.
   — Не все цари-жрецы такие, как Сарм, — сказал Миск. Он смотрел на меня сверху вниз. — Пошли, уже поздно, ты устал. Давай подниматься наверх.
   Он вышел из помещения, и я с факелом в руке — за ним.

17. СМОТРОВАЯ КОМНАТА

   Мох в клетке мягкий, но в эту ночь мне очень трудно было уснуть: в голове все перепуталось из-за слов царя-жреца Миска. Я не мог забыть крылатую фигуру на каменном столе. Не мог забыть заговор Миска, угрозу, нависшую над роем царей-жрецов. В беспокойном сне мне казалось, что я вижу над собой большую голову Сарма с движущимися вбок челюстями, слышу крик ларлов и вижу горящие зрачки Парпа, он тянется ко мне с инструментами и золотой сетью, и я прикован в ногах постели Вики и слышу ее смех, и я громко закричал и сел на матраце из мха.
   — Ты проснулся, — послышался голос переводчика.
   Я протер глаза и сквозь прозрачную стенку клетки увидел царя-жреца. Я открыл дверь и вышел в комнату.
   — Приветствую благородного Сарма, — сказал я.
   — Приветствую тебя, мэток, — ответил Сарм.
   — Где Миск?
   — Он занят.
   — А что ты здесь делаешь?
   — Скоро праздник Толы, — ответил Сарм, — а это время удовольствий и гостеприимства в рое царей-жрецов, время, когда цари-жрецы расположены ко всем живым существам, даже самым низшим.
   — Я рад это слышать, — сказал я. — А какие обязанности держат Миска вдали от его комнаты?
   — В честь праздника Толы, — ответил Сарм, — он сейчас держит гур.
   — Не понимаю, — сказал я.
   Сарм осмотрелся.
   — Прекрасное у Миска помещение, — заметил он, осматривая с помощью антенн внешне совершенно голые стены и восхищаясь наложенными на них рисунками запахов.
   — Что тебе нужно? — спросил я.
   — Я хочу быть твоим другом, — ответил Сарм.
   Я не шевельнулся, но был поражен, услышав из транслятора горянское слово «друг». Я знал, что в языке царей-жрецов нет удовлетворительного эквивалента этого слова. Я уже пытался отыскать его с помощью переводчика, который мне дал Миск, в лексических нитях. То, что это слово произнес Миск, означало следующее: он специально внес его в переводчик и соотнес с определенным запахом, как если бы мы захотели создать название для вновь обнаруженного объекта или отношения. Я подумал, понимает ли Сарм смысл этого слова или он просто использовал его, рассчитывая произвести на меня благоприятное впечатление. Он мог спросить у мулов — специалистов по трансляторам, каков смысл этого слова; они могли объяснить ему, более или менее адекватно, каким отношениям соответствует это слово, например, хорошее расположение к другому, желание ему добра и прочее. Как ни незначителен этот факт, присутствие в переводчике Сарма этого слова указывало, что он предпринял для этого немалые усилия и это почему-то для него важно. Впрочем, я не выдал своего удивления и действовал так, будто не знал, что к обычному словарю было добавлено новое горянское слово.
   — Я польщен, — ответил я.
   Сарм осмотрел клетку.
   — Ты из касты воинов, — заметил он. — Может, хочешь, чтобы тебе дали самку мула?
   — Нет.
   — Можешь иметь их несколько, если пожелаешь.
   — Сарм великодушен, — сказал я, — но я отклоняю его щедрое предложение.
   — Может, тебе нужны редкие металлы или камни?
   — Нет.
   — Может, хочешь стать надсмотрщиком мулов на складе или на грибной плантации?
   — Нет.
   — А чего же ты хочешь? — спросил Сарм.
   — Свободы, — ответил я, — восстановления моего города Ко-ро-ба, безопасности его жителей, хочу снова увидеть отца, друзей, свою вольную спутницу.
   — Это можно организовать, — сказал Сарм.
   — Что я должен делать?
   — Расскажи, что привело тебя в рой, — сказал Сарм, и его антенны неожиданно щелкнули, как хлысты, нацелились на меня и застыли, жесткие, как оружие.
   — Понятия не имею, — ответил я.
   Антенны гневно вздрогнули, из конечностей Сарма выскочили костные лезвия, тут же спрятались, антенны снова расслабились, и хватательные придатки на передних конечностях слегка коснулись друг друга.
   — Понимаю, — сказал Сарм через переводчик.
   — Не хочешь ли немного грибов? — спросил я.
   — У Миска было время поговорить с тобой, — сказал Сарм. — Что он говорил?
   — Между нами роевая правда.
   — Роевая правда с человеком? — спросил Сарм.
   — Да.
   — Интересная мысль, — сказал Сарм.
   — Ты разрешишь мне помыться? — спросил я.
   — Конечно, — ответил Сарм. — Пожалуйста.
   Я долго оставался в умывальной кабине, а когда вышел и надел пластиковую одежду, потребовалось еще немало времени, чтобы намешать похлебку из грибов, и поскольку она получилась съедобной, я, можно сказать, наслаждался ею.
   Если эта тактика предназначалась для производства эффекта на Сарма, должен признать, что она потерпела полную неудачу: все это довольно значительное время он стоял посреди комнаты, застыв в столь характерной для царей-жрецов позе, стоял совершенно неподвижно, если не считать изредка вздрагивающих антенн.
   Наконец я вышел из клетки.
   — Я хочу быть твоим другом, — сказал Сарм.
   Я молчал.
   — Может, ты хочешь осмотреть рой?
   — Да, — сказал я, — с удовольствием.
   — Хорошо, — сказал Сарм.
 
   Я не просил разрешения увидеть Мать: людям это запрещено, но в остальном Сарм оказался внимательным и обязательным проводником, он охотно отвечал на вопросы и сам предлагал интересные места для осмотра. Часть времени мы передвигались на транспортном диске, и он показал, как им управлять. Диск движется на подушке из летучего газа; он частично освобожден от силы тяготения; об этом я расскажу позже. Скорость контролируется перемещением ноги на двойной полоске, уложенной вровень с поверхностью диска; направление водитель изменяет, изменяя положение тела, тем самым меняя центр тяжести легкого диска; такой же принцип применяется в роликовых коньках или на некогда столь популярных водяных досках. Если сойти с полосок, диск плавно останавливается в пригодном для этого месте. В передней части диска есть специальное устройство, посылающее невидимый луч: если расстояние до препятствия мало, диск тормозится более резко. Но это устройство действует только тогда, когда никто не нажимает на полоски. Я считал, что хорошим усовершенствованием был бы газовый бампер или какое-нибудь поле, предотвращающие столкновение, но Сарм сказал, что такое усовершенствование излишне.
   — Никто не пострадал при передвижении на дисках, — заметил он, — за исключением нескольких мулов.
   По моей просьбе Сарм отвел меня в смотровую комнату, откуда цари-жрецы держат под наблюдением всю поверхность Гора.
   Множество маленьких кораблей, не спутников, невидимых с поверхности, несут на себе линзы и передатчики, отправляющие информацию в Сардар. Я сказал Сарму, что было бы дешевле использовать спутники, но он не согласился. Я не стал бы этого говорить, если бы знал тогда, как используют цари-жрецы силы тяготения.
   — Мы наблюдаем из атмосферы, — объяснил Сарм, — потому что так можно получить больше подробностей из-за близости к объекту. Чтобы получить такие же подробности со спутника, нужна значительно более совершенная аппаратура.
   Приемники наблюдательных кораблей воспринимают свет. звук и запах, которые затем передаются на Сардар для обработки и изучения. Все это записывается и может быть просмотрено царями-жрецами.
   — Мы действуем на основе случайных чисел, — сказал Сарм, — потому что в конечном счете это эффективней, чем полет по заранее расписанным маршрутам. Конечно, если мы знаем, что происходит нечто интересное или важное для нас, мы устанавливаем координаты и начинаем следить.
   — Записано ли уничтожение города Ко-ро-ба? — спросил я.
   — Нет, — ответил Сарм, — оно для нас не представляло интереса.
   Я сжал кулаки и заметил, что Сарм слегка свернул антенны.
   — Я однажды видел, как человек погиб в огненной смерти. Этот механизм тоже здесь?
   — Да, — ответил Сарм, указывая передней конечностью на металлический шкаф с несколькими шкалами и кнопками. — Само устройство огненной смерти находится в корабле-наблюдателе, но здесь устанавливаются координаты и передается сигнал на начало огня. Система, конечно, синхронизирована со сканирующим аппаратом и может контролироваться с панели любого обсервационного куба.
   — Конечно, — согласился я.
   Я осмотрел комнату. Необыкновенно длинная, построенная на четырех уровнях, как гигантские ступени. Вдоль каждого уровня, в нескольких футах друг от друга, располагались обсервационные кубы, похожие на стеклянные, со стороной примерно в четыре фута. Сарм сказал мне, что в комнате четыреста таких кубов, и перед каждым я видел высокую неподвижную фигуру царя-жреца. Я прошел по одному уровню, глядя в кубы. В большинстве из них мелькали обычные сцены Гора; однажды я увидел город, но не смог определить, какой именно.
   — Это может заинтересовать тебя, — сказал Сарм, указывая на один из кубов.
   Я посмотрел.
   Угол, под которым велось наблюдение, отличался. Линзы, по-видимому, находились не высоко над поверхностью, а перемещались параллельно ей.
   Видна была дорога, обрамленная деревьями; деревья медленно приближались к линзам и уходили назад.
   — Ты смотришь через глаза импланта, — сказал Сарм.
   Я перевел дыхание.
   Антенны Сарма согнулись.
   — Да, — сказал он, — зрачки его глаз заменены линзами, а контрольная сеть и передатчик встроены в мозговую ткань. Сейчас он без сознания, потому что контрольная сеть активирована. Позже мы дадим ему возможность отдохнуть, и он снова сможет видеть, слышать и думать самостоятельно.
   Я вспомнил Парпа.
   Снова посмотрел в куб.
   Интересно, кто этот человек, через глаза которого я сейчас смотрю, кем он был, этот неизвестный имплант, который сейчас идет по одинокой дороге где-то на Горе, прибор царей-жрецов.
   — С вашими знаниями и властью царей-жрецов вы могли бы построить что-нибудь механическое, — с горечью сказал я, — робота, который внешне походил бы на человека и выполнял такую работу.
   — Конечно, — согласился Сарм, — но такой инструмент, чтобы служить удовлетворительной заменой импланта, будет необыкновенно сложным — подумай только о необходимости восстановления выходящих из строя частей — и в конце концов приблизится к гуманоидному организму. Людей так много, что сооружение такого робота было бы лишь ненужной тратой наших ресурсов.
   Я снова посмотрел в куб и подумал о человеке — о том, что было когда-то человеком, — через глаза которого я смотрю. Я, в самом рое царей-жрецов, свободнее него, идущего по камням дороги в ярком свете солнца, где-то далеко от гор царей-жрецов, но все же в тени Сардара.
   — Он может не подчиниться вам? — спросил я.
   — Иногда бывают попытки сопротивляться сети и обрести сознание, — ответил Сарм.
   — А может ли такой человек отказаться от власти сети?
   — Сомневаюсь, — ответил Сарм, — разве что сеть не в порядке.
   — А что бы вы в таком случае сделали?
   — Очень просто вызвать перегрузку сети.
   — Вы его убьете?
   — Он всего лишь человек, — сказал Сарм.
   — Это было сделано с человеком на дороге в Ко-ро-ба, с человеком из Ара, который говорил со мной от имени царей-жрецов?
   — Конечно.
   — Его сеть была не в порядке?
   — Вероятно.
   — Ты убийца, — сказал я.
   — Нет, — ответил Сарм, — я царь-жрец.
 
   Мы с Сармом пошли дальше по длинному уровню, заглядывая в кубы.
   В одном из кубов сцена застыла, местность больше не передвигалась, как на трехмерном экране. И увеличение неожиданно возросло, и запахи усилились.
   На зеленом поле, не знаю где именно, из подземной пещеры появился человек в костюме касты строителей. Он украдкой осмотрелся, как будто опасался, что за ним наблюдают. Потом, убедившись, что он один, вновь исчез в пещере и вынес оттуда нечто, напоминающее полую трубу. Из отверстия в трубе торчал фитиль, похожий на фитиль лампы.
   Человек в одежде строителя сел, скрестив ноги, на землю, достал с пояса сумку, а оттуда цилиндрическую горянскую зажигалку, с помощью которой обычно разжигают огонь на кухне. Снял крышечку, и я увидел, как на конце зажигалки вспыхнул огонек. Человек поднес огонек к фитилю, потом закрыл зажигалку и положил ее назад в сумку. Фитиль горел медленно, пламя приближалось к трубе. Когда оно почти скрылось в ней, человек встал и направил трубу на ближайшую скалу. Блеснул огонь, раздался резкий звук, как будто из трубы вылетел снаряд и ударился в скалу. Поверхность скалы почернела, и от нее откололось несколько кусочков. Стрела из самострела причинила бы больший вред.
   — Запрещенное оружие, — сказал Сарм.
   Царь-жрец, стоявший у этого куба, коснулся какой-то кнопки.
   — Стойте! — закричал я.
   Прямо у меня на глазах человек внезапно испарился в вспышке ослепительного пламени. Исчез. Еще одна вспышка уничтожила его примитивную трубу. Если не считать почерневших камней и травы, сцена опять стала мирной. На вершину скалы опустилась маленькая любопытная птица, потом прыгнула в траву в поисках добычи.
   — Вы убили этого человека, — сказал я.
   — Он мог бы проводить запрещенные эксперименты много лет, — сказал Сарм. — Нам повезло, что мы его поймали. Иногда приходится ждать, пока оружие используют в войне, и тогда убивать много людей. Лучше так, материал экономится.
   — Но вы его убили.
   — Конечно, — сказал Сарм, — ведь он нарушил закон царей-жрецов.
   — Какое право вы имели устанавливать для него закон?
   — Право высшего организма контролировать низшие, — сказал Сарм. — По тому же праву вы убиваете боска или табука, чтобы питаться его мясом.
   — Но это не разумные животные.
   — Они чувствуют.
   — Мы убиваем быстро.
   Антенны Сарма свернулись.
   — Мы тоже обычно убиваем быстро, и все же ты жалуешься на это.
   — Нам нужна пища.
   — Можно есть грибы и овощи.
   Я молчал.
   — Правда такова, — сказал Сарм, — что человек — хищное и опасное животное.
   — Но ведь животные неразумны, — возразил я.
   — Разве это так важно? — спросил Сарм.
   — Не знаю. Что если я скажу, что важно?
   — Тогда я отвечу, что подлинно разумны только цари-жрецы, — сказал Сарм. Он смотрел на меня сверху вниз. — Ты для нас то же, что боск или слин для тебя. — Он помолчал. — Но я вижу, смотровая комната тебя расстроила. Помни, что я привел тебя сюда по твоей же просьбе. Не думай о царях-жрецах плохо. Я хочу, чтобы ты был моим другом.

18. Я РАЗГОВАРИВАЮ С САРМОМ

   В следующие дни, когда я мог избежать внимания Сарма — он, несомненно, был занят своими многочисленными обязанностями и ответственностями, — я путешествовал по рою на транспортном диске, который мне предоставил Сарм, искал Миска, но не находил его. Я знал только, что он, как выразился Сарм, «держал гур».
   Никто из тех, с кем я разговаривал — а это были преимущественно мулы,
   — не объяснил мне смысла этих слов. Мулы были расположены ко мне, и я понял, что они просто сами не знают, что это значит, несмотря на то что некоторые их них родились в рое, в племенных клетках, отведенных в одном из вивариев для этой цели. Я даже обращался с этим вопросом к царям-жрецам, и так как я мэток, а не мул, они уделяли мне внимание, но вежливо отказывались сообщить мне то, что мне было нужно. «Это имеет отношение к празднику Тола, — говорили они, — и это не дело людей».
   Иногда в этих походах меня сопровождали Мул-Ал-Ка и Мул-Ба-Та. Когда они пошли со мной в первый раз, я взял пишущую палочку — такими пользуются мулы в кладовых и в раздаточных — и написал у них на левом плече одежды их имена. Теперь я мог их различать. Такой знак заметен для человеческого глаза, но вряд ли на него обратит внимание царь-жрец, точно так же как человек вряд ли заметит слабый звук, если его внимание обращено на другое.
   Однажды во второй половине дня — о времени я сужу по периодам кормления, потому что лампы поддерживают в рое постоянный уровень освещения, — мы с Мулом-Ал-Ка и Мулом-Ба-Та на транспортном диске быстро двигались по туннелю.
   — Приятно так ехать, Кабот, — сказал Мул-Ал-Ка.
   — Да, приятно, — поддержал его Мул-Ба-Та.
   — Вы говорите одинаково, — сказал я.
   — А мы и есть одинаковые, — заметил Мул-Ал-Ка.
   — Вы мулы биолога Куска?
   — Нет, — ответил Мул-Ал-Ка, — Куск подарил нас Сарму.
   Я застыл на транспортном диске и чуть не столкнулся со стеной туннеля.
   От стены отпрыгнул испуганный мул. Я видел, как он трясет кулаком и что-то гневно кричит нам вслед. Я улыбнулся. Должно быть, он родился не в рое.
   — Значит, — сказал я ехавшим со мной мулам, — вы шпионите за мной для Сарма.
   — Да, — сказал Мул-Ал-Ка.
   — Это наш долг, — сказал Мул-Ба-Та.
   — Но если ты хочешь сделать что-нибудь, что не должен знать Сарм, скажи нам, и мы закроем глаза, — добавил Мул-Ал-Ка.
   — Да, — согласился Мул-Ба-Та, — или останови диск, мы сойдем и подождем тебя. На обратном пути сможешь подобрать нас.
   — Звучит справедливо.
   — Хорошо, — сказал Мул-Ал-Ка.
   — А быть справедливым — это по-человечески? — спросил Мул-Ба-Та.
   — Иногда, — ответил я.
   — Хорошо, — сказал Мул-Ал-Ка.
   — Мы хотим быть людьми, — сказал Мул-Ба-Та.
   — Не поучишь ли ты нас как-нибудь быть людьми? — спросил Мул-Ал-Ка.
   Транспортный диск летел вперед, некоторое время мы все молчали.
   — Не уверен, что я знаю это сам, — сказал наконец я.
   — Должно быть, это очень трудно, — заметил Мул-Ал-Ка.
   — Да, — подтвердил я, — трудно.
   — А царь-жрец должен учиться быть царем-жрецом? — спросил Мул-Ба-Та.
   — Да, — сказал я.
   — Это, должно быть, еще трудней, — сказал Мул-Ал-Ка.
   — Вероятно, — ответил я. — Не знаю.
   Я по изящной дуге подвел диск к одной из стен туннеля, чтобы избежать столкновения с крабообразным животным, покрытым множеством перекрывающих друг друга пластин, потом снова свернул, чтобы не столкнуться с прогуливающимся царем-жрецом, который вопросительно поднял антенны, когда мы пронеслись мимо.
   — Тот, что не царь-жрец, это мэток, — торопливо заметил Мул-Ал-Ка, — его зовут тус и он питается спорами грибов.
   — Мы знаем, что тебя такие вещи интересуют, — добавил Мул-Ба-Та.
   — Да, — сказал я. — Спасибо.
   — Пожалуйста, — ответил Мул-Ал-Ка.
   — Да, — согласился Мул-Ба-Та.
   Некоторое время мы двигались молча.
   — Но ты ведь поучишь нас быть людьми? — спросил Мул-Ал-Ка.
   — Я сам это не очень хорошо знаю.
   — Но ведь лучше нас, — сказал Мул-Ба-Та.
   Я пожал плечами.
   Диск двигался по туннелю.
   Я думал, возможен ли тут маневр.
   — Держитесь! — сказал я и, поворачиваясь, развернул диск, так что он сделал полный оборот и продолжал двигаться в прежнем направлении.
   Мы все с трудом удержались на ногах.
   — Замечательно! — воскликнул Мул-Ал-Ка.
   — Очень умело, — похвалил Мул-Ба-Та.
   — Никогда не видел, чтобы цари-жрецы так делали, — сказал Мул-Ал-Ка с почтительным страхом в голосе.