— Да, действительно, — сказал я. — Кто будет проектировать эти здания?
   — Мой дорогой сэр, мистер Коллопи подумал обо всем. Все уже сделано. Одобренные архитекторами планы хранятся у меня.
   — Это все? — спросил брат.
   — В основном, да. Есть еще несколько небольших сумм, завещанных разным людям, и деньги на заупокойные мессы, которые следует отдать преподобному Курту Фарту, иезуиту. Конечно, ни одна сумма не может быть выплачена до тех пор, пока завещание не вступит в силу. Но, думаю, это произойдет автоматически.
   — Прекрасно, — сказал я. — Мой брат живет в Лондоне, но я сам пока остаюсь здесь. По старому адресу.
   — Превосходно. Я вам напишу.
   Мы поднялись, чтобы уходить. Неожиданно, уже в дверях, брат обернулся.
   — Мистер Спроул, — сказал он, — могу я задать вам один вопрос?
   — Вопрос? Конечно.
   — Как звали мистера Коллопи?
   Мистер Спроул был явно озадачен.
   — Фердинанд, разумеется.
   — Спасибо.
   Когда мы снова очутились на улице, я увидел, что брат подавлен вовсе не так сильно, как можно было бы ожидать.
   — Фердинанд? Забавно! Что мне сейчас крайне необходимо, так это выпивка. Я стал на пять сотен фунтов беднее, чем был, когда входил в эту контору.
   — Ну, так давай выпьем за то, что мне повезло больше.
   — Отлично. Давай только держаться поближе к трамваю на Кингстаун, поскольку я хочу попасть на вечерний пароход. Я оставил свой багаж в Лондоне по пути сюда. Вот это место нам, пожалуй, подойдет.
   Он затащил меня в паб на Саффолк-стрит, но, к моему удивлению, согласился выпить полстакана вместо целого. Все из-за предстоящего ему длительного ночного путешествия. Брат пребывал в ностальгическом расположении духа и был склонен к воспоминаниям. Мы переговорили о многом из нашей прошлой жизни.
   — Ты уже решил, — спросил он в конце концов, — что будешь делать дальше?
   — Нет, за исключением того, что собираюсь бросить школу.
   — Правильно.
   — Что касается средств для жизни, полагаю, что пятьсот фунтов дадут мне возможность думать над этим вопросом по меньшей мере два года, если я не определюсь раньше.
   — Почему бы тебе не приехать ко мне и не поработать в Лондонском университете.
   — Да, я думал над этим. Но меня одолевает ужасное предчувствие, что рано или поздно полиция наложит свою лапу на это заведение.
   — Чушь!
   — Не знаю. Чувствую только, что лед под тобой очень тонок.
   — Я не сделал еще ни одного неверного шага. Ты когда-нибудь задумывался о том, чтобы принять участие в новом автомобильном бизнесе? Это очень многообещающая вещь.
   — Нет, я никогда об этом серьезно не думал. Тут потребуется настоящий капитал. Кроме того, я ничего не понимаю в машинах. После всего того, чему эти проклятые святые братья учили меня, я ничего не знаю ни о чем.
   — То же самое я могу сказать и о себе. Единственный способ что-нибудь узнать — это учиться самостоятельно.
   — Наверное, так оно и есть.
   — Скажи мне одну вещь, — спросил брат довольно задумчиво, — как тебе Анни и как ты с ней ладишь?
   — С Анни все в порядке, — ответил я. — Она постепенно оправляется после этого ужасного случая в Риме. Я думаю, она благодарна тебе за все, что ты сделал, хотя и не говорит об этом. Знаешь что? Было бы неплохо, если бы ты преподнес ей фунтов сто на ведение хозяйства, до тех пор пока дела с наследством не утрясутся.
   — Да, это отличная идея. Я вышлю чек из Лондона и напишу ей теплое письмо.
   — Спасибо.
   — Скажи-ка мне: как она ухаживает за тобой? Все в порядке?
   — Просто замечательно.
   — Кормежка, стирка, носки и все такое?
   — Конечно. Я живу как лорд. Завтрак в постель, если пожелаю.
   — Отлично. Как лорд, надо же! Я должен поторапливаться, если хочу успеть на пароход. Я очень рад, что Анни оказалась такой. У этой девушки доброе сердце.
   — Что ты имеешь в виду? — спросил я несколько озадаченно. — Разве она не присматривала за хозяйством всю свою жизнь? Бедная миссис Кротти, когда была жива, и пальцем не пошевельнула. Она почти все время болела и в конце концов упокоилась в бозе, а мистер Коллопи был сущим наказанием. Он вечно спрашивал, есть ли крахмал в его пище, независимо от того, что ему подавали. Он с подозрением относился даже к воде в кране.
   — О, да. Но в конце концов он заплатил по счетам. Я рад тому, как щедро он позаботился о ней в своем завещании.
   — И я тоже.
   — Да, в самом деле. Послушай, мы можем пропустить по последнему стаканчику перед дорогой. Пэдди, два виски!
   — Да, сэр!
   Он принес две порции напитка глубокого янтарного цвета и поставил перед нами.
   — Ты знаешь, — сказал брат, — приличный дом и три сотни фунтов в год пожизненно — это не шутка. Видит Бог, не шутка.
   Он осторожно долил воды в свой виски.
   — Анни — трудолюбивая, хорошо сложенная, скромная девушка. Такие на дороге не валяются. В Лондоне таких порядочных вряд ли встретишь. Там почти все — проститутки.
   — Возможно, ты просто встречался не с теми людьми.
   — О, не беспокойся, я видел достаточно много всяких. Порядочные люди везде редкость. Я хмыкнул.
   — А обеспеченные порядочные люди еще большая редкость.
   — Иногда порядочные люди принимали правильные дозы Тяжелой Воды.
   Брат проигнорировал мой выпад и поднял свой стакан.
   — По моему мнению, — сказал он торжественно, — половина битвы уже выиграна, если ты всерьез решил взяться за дело. Скажи мне честно: ты когда-нибудь испытывал влечение к Анни?
   — Что?..
   Он поднес стакан с виски к губам и осушил его одним мощным глотком. Потом сильно хлопнул меня по плечу:
   — Подумай об этом!
   Хлопок двери подсказал мне, что он ушел. Ошеломленный, я поднял свой стакан и, не отдавая себе отчета, в точности повторил то, что только что сделал мой брат, — осушил стакан одним глотком. Затем быстро пошел — хотя и не побежал — в уборную. Рвота поднималась к моему горлу могучей приливной волной.