В речных отложениях главная часть золота обыкновенно сосредоточена в самом нижнем слое, который залегает непосредственно на дне речной долины, состоящем из более древних и твердых коренных пород разного рода; в эти породы река постепенно врезала свою долину и, встречая на своем пути коренные месторождения золота, размывала также их и сосредоточивала золото в своих отложениях в виду его тяжести и нерастворимости в воде. В рыхлых отложениях под руслом реки, пропитанных водой, последняя также движется между частицами песка, глины, между щебнем и галькой, и частицы золота, более тяжелые, чем частицы песка, гравия, естественно, мало-помалу увлекаются глубже и поэтому встречаются в наибольшем количестве в самом нижнем слое. Коренное дно под наносами называют «почвой» или «плотиком»; наиболее богатый золотом нижний слой рыхлых отложений называют «золотоносный пласт», «золотоносные пески», или короче — «пески», а лежащие на нем рыхлые отложения более бедные или пустые называют «торфами». Пески имеют обычно от 0.5 до 1—2 м толщины, «торфа» — очень различную толщину: от 1 до 10, 20 м и более.
     

   Золотоносные россыпи можно встретить только в тех местностях, которые сложены из коренных пород, содержащих частицы золота или пересеченных местами кварцевыми жилами с золотом.
     

   Добыча россыпного золота производилась следующим образом. Сначала раскапывали и снимали слой за слоем торфа и отвозили их в сторону в торфяной отвал. Пески, освобожденные от торфов, выкапывали и отвозили или перебрасывали тут же на приспособления для промывки водой. Эти приспособления имеют различное устройство и разную величину — от простых бутар, американок, кулибинок до больших промывальных бочечных машин. На простые бутары пески бросают лопатой на «головку», представляющую прямоугольное или квадратное корыто, дно которого состоит из толстого железного листа с многочисленными круглыми отверстиями диаметром в 1— 2 см. На головку течет струя воды, проведенная из речки по желобу и, размывая пески, разделяет их на более крупную часть в виде гальки и валунов, которые остаются в корыте и перебрасываются на галечный отвал, и мелкую, которая проходит вместе с водой через отверстия. Грязная вода с этим мелким материалом из частиц песка, глины, гравия и золота (за исключением очень редких крупных самородков, которые остаются в корыте, обращают на себя внимание промывальщика и вынимаются) течет из корыта по плоскани различной ширины и длины, слегка наклонной, но с набитыми поперек ее невысокими рейками на некотором расстоянии одна от другой. На этих рейках или трафаретах оседают и задерживаются наиболее тяжелые частицы материала, сносимого водой с головки, т. е. золото и другие более тяжелые минералы, а остальное уносится водой дальше и попадает или назад в речку или также в отвал, но называемый эфельным, так как этот перемытый и освобожденный от золота материал называется эфелем.
     

   Тяжелый материал, накопившийся на плоскани, время от времени сгребается и идет в окончательную промывку на особом приспособлении, называемом «вашгердом» (т. е. «промывальная плита» в точном переводе). Этот материал называется «серый шлих». Вашгерд представляет широкую наклонную плоскань, по которой течет тонким слоем вода более медленно и в меньшем количестве, чем на бутаре, переливаясь через борт глубокого желоба наверху головки. Серый шлих сваливают на головку возле этого желоба, разгребают деревянным скребком и постепенно отделяют золото и самый тяжелый из сопутствующих минералов — магнитный железняк в виде черного песка на самой головке от остального, смываемого водой. Этот «черный шлих» уже собирают и в нем отделяют золото от магнитного железняка при помощи щетки и магнита
     

   Выделенное золото, называемое «шлиховым», сдавали в контору прииска, где его просматривали внимательно на белой бумаге, отделяли случайные посторонние примеси, взвешивали и записывали в книгу. Доводка на вашгерде всегда производилась под надзором служащего (или хозяина прииска) опытным промывальщиком. Если работа на прииске велась не наемными рабочими, а старателями (золотничниками), последние сами вели доводку и приносили в контору уже отмытое золото, за которое получали заранее обусловленную плату по весу.
     

   На крупных приисках, где добывали много песков, их промывали на бочечных машинах. Это целое сооружение с помостом над бочкой и подъемом, по которому пески подвозят на таратайках и опрокидывают их содержимое через люк в бочку, — цилиндр из толстого железа с круглыми отверстиями разного диаметра; внутрь бочки попадают пески из люка и сильной струей бьет вода из брандспойта. Бочка не строго цилиндрическая, а немного коническая; она вращается вокруг горизонтальной оси, и вода все время промывает пески, отделяя крупный материал в виде гальки, который вследствие коничности бочки сползает в одну сторону и высыпается через отверстие по желобу на землю или в подъезжающие таратайки, увозящие гальку в отвал.
     

   Мелкий материал проваливается через отверстия и падает вместе с водой на плоскань, шириной во всю длину бочки, с набитыми на ней трафаретами, где идет промывка с выделением серого шлиха. Время от времени, обычно два раза в рабочий день — перед обедом и вечером, машину останавливают, серый шлих выгребают и переносят для доводки на вашгерде. Для лучшего удержания мелких частиц золота, которые вода легко может унести, плоскань устилают грубым холстом, а еще лучше — медными листами, натертыми ртутью; последняя быстро схватывает мелкие частицы золота, образуя с ними амальгаму, которую вода не сносит. Время от времени амальгаму соскабливают с листов и обжигают ее в печке, где золото остается, а ртуть собирается отдельно и снова идет на натирку медных листов.
     

   В некоторых долинах процесс образования золотоносной россыпи повторялся два-три раза с перерывами и «пески» залегают не только на коренном дне долины, но и выше, в толще рыхлых отложений, отдельным слоем, который в таком случае имеет не настоящий, а ложный плотик, чаще всего в виде слоя глины. Под этой глиной залегают пустые или очень бедные галечники и пески различной мощности и еще глубже — опять «пески» — золотоносный пласт уже на настоящем плотике коренных пород. В таких случаях получают два яруса торфов и два пласта песков и добычу приходится вести в два приема — снять верхние торфа, промыть пески на ложном плотике и снова снять торфа, чтобы добраться до нижних, обычно самых богатых песков.
     

   Пример двух ярусов песков бывает на некоторых приисках Ленского района. Первая разведочная партия Компании промышленности (купцов Базанова, Немчинова и Сибирякова), пробравшаяся в бассейн р. Бодайбо, обнаружила на небольшой глубине в долине р. Накатами достаточно богатую россыпь, которую начали добывать. Но затем, обнаружив, что она лежит на ложном плотике, попробовали углубиться еще дальше и в отводе Успенского прииска на глубине 20 м открыли гораздо более богатый пласт на коренном плотике. Добыча его дала большое богатство этой компании, захватившей немедленно целый ряд отводов в этом бассейне.
     

   Некоторое время добывали нижний богатый золотоносный пласт глубокими открытыми разрезами, вывозя огромную массу торфов в отвалы. Но затем подсчитали, что выгоднее добывать этот пласт подземными работами, углубляя шахты на некотором расстоянии одну от другой и проводя из них основные штреки (галлереи) вдоль россыпи от шахты к шахте и из них поперечные в обе стороны до бортов для добычи песков, которые на тачках подкатывали к шахтам и поднимали в бадьях на поверхность для промывки на машинах. Недостатком подземной отработки является то, что верхний золотоносный пласт, лежащий на ложном плотике, не добывается, т. е. содержащееся в нем золото остается в наносах на дне долины.
     

   Ознакомление с приисками Ленского района я начал с Успенского прииска Компании промышленности. В глубоком разрезе вблизи стана еще заканчивали открытые работы, но выше по долине р. Накатами, а также в долинах ее притоков — правого, р. Догалдын, и левого, р. Аканак-Накатами, шла уже шахтовая добыча; на склоне горы у устья р. Аканак-Накатами видны были старые разрезы отвода Кавказ. Приисковое управление предоставило мне тележку для поездок на шахты, а на склоны долины Накатами вокруг Успенского прииска я ходил пешком.
    IX. На Ленских приисках ближней и дальней тайги
   Открытый разрез вблизи Успенского прииска подвигался уступами вверх по долине Накатами, речка была отведена в сторону. На верхних уступах рабочие разрыхляли кайлами и ломами торфа и нагружали их лопатами в таратайки, полуцилиндрические ящики на двух колесах, запряженные одной лошадью, в которых ямщики, большей частью мальчики или подростки, увозили этот материал, преимущественно мелкий или грубый галечник, на отвал. Эта верхняя часть торфов была сухая и рыхлая, и работа подвигалась быстро, таратайки подъезжали одна за другой, наполнялись и уезжали. Отвал располагался недалеко и представлял собой длинную серую насыпь.
     

   Но второй снизу уступ состоял из тяжелой, мерзлой и очень вязкой глины с камнями, которую рабочие называли «месника», потому что она, оттаивая, месилась под ногами как густое тесто, в ней вязли ноги, кайлы, колеса и копыта, и работа была грязная и тяжелая. Под этой месникой залегали пески, золотоносный пласт, поверхность которого составляла нижний уступ в разрезе. В верхней половине пласт состоял из грубого галечника, пропитанного водой, в нижней — из желтого суглинка (также довольно вязкого) с галькой, мелкими и крупными обломками коренных пород плотика, в который этот пласт постепенно переходил. Эта нижняя часть пласта содержала всего больше золота и ее выбирали особенно тщательно между гребнями песчаника и сланца, составлявшими плотик. Эта работа велась под надзором служащего компании, так как в пласте попадались самородки золота, которое легко было подметить, выхватить пальцами из пласта и спрятать в карман. Рабочий, заметивший такой самородок, должен был поднять его и опустить в особую запертую на замок кружку-копилку, стоявшую возле служащего на уступе. Это золото называлось «подъемным» и оплачивалось в конторе в доход всей артели, работавшей в разрезе, чтобы предупредить хищение золота.
     

   Добытый пласт также нагружался в таратайки и отвозился на золотопромывательную машину, стоявшую далеко ниже, на дне разреза. Работа по добыче песков также была мокрая и грязная, но легче, чем на меснике. Ширина пласта была больше ширины разреза, но оба борта пласта, остававшиеся под бортами разреза, добывались посредством «орт» — небольших штолен (галерей), которые проводились в глубь толщи с креплением. Эти краевые части россыпи, всегда более бедные, чем средняя часть ее, было выгоднее добывать этими ортами, чем делать разрез во всю ширину россыпи и снимать добавочно много торфов.
     

   Познакомившись с составом торфов, пласта и плотика в этом разрезе, я в следующие дни посещал шахты на Успенском и других отводах этой компании. В шахты спускались по деревянным лестницам, освещая себе путь свечой (рабочие имели керосиновые коптилки). Рядом с лестничным отделом в сквозном пролете двигались на канате вверх и вниз две большие бадьи в виде ящиков из толстых досок, в которых пласт, добытый подземно, поднимался на поверхность — «нагора», как говорят горняки. Шахты имели глубину от 20 до 30 и даже до 40 м. Со дна шахты, возле которого зияла глубокая яма, заполненная водой, выкачиваемой насосом из этого «зумпфа», в обе стороны вдоль по длине россыпи шел главный штрек, прочно закрепленный сбоку и сверху толстыми бревнами, составлявшими дверные оклады — две «стойки» по бокам и «огниво» на них сверху. Там, где давление было сильнее, вдоль боков шли еще «подхваты» — продольные бревна под огнивами на стойках. По дну штрека были проложены доски, по которым в тачках выкатывали добытый пласт к шахте для перегрузки его в бадьи.
     

   От главного штрека в обе стороны шли поперек россыпи боковые штреки, разрезавшие россыпь на отдельные участки; их продолжали в бока россыпи до тех пор, пока пробы показывали достаточное содержание золота. Эти глубокие россыпи обычно не были резко ограничены с обеих сторон, пласт постепенно становился и тоньше и беднее, так что остановить поперечные штреки можно было раньше или позже, по усмотрению конторы и управляющего прииском. Если хотели добывать только самую богатую часть пласта, а бедные борта оставлять, т. е. терять это золото и работать в сущности хищнически — поперечные штреки делали покороче. Многое зависело также от тщательности взятия проб и честности служащих. Служащий, бравший пробы, мог умышленно остановить штрек на достаточно богатом золоте, чтобы позже, когда этот участок россыпи будет выработан, пустить в это место по сговору золотничников для доработки оставленного богатого борта. Такая доработка бортов старателями вообще допускалась охотно.
     

   Ширина россыпи в разных долинах района была различная; в узких долинах небольших ручьев она составляла 20—25 м, в долинах Накатами и Бодайбо 50—60 и до 80—100 м и вообще, как правило, была значительно шире, чем русло речки этой же долины. Участки между поперечными штреками вынимались постепенно «лавами», вдоль по россыпи и от бортов к середине, т. е. к главному штреку, и от отдаленных к шахте. Шахты углублялись на расстоянии не более 100 м одна от другой по длине россыпи, что было необходимо для проветривания подземных выработок. Искусственной вентиляции не было. Освещение было скудное, по главному штреку кое-где висели коптилки, а в поперечных штреках забои, когда в них работали, освещались теми же коптилками
     

   В посещенных мною забоях можно был видеть золотоносный пласт во всю его толщину — около 2 м. В верхней половине он представлял галечник то более грубый, с валунами, то более мелкий, с глинистым песком. В нижней половине он сменялся постепенно или резко суглинком с обломками коренных пород плотика в разной степени разложения вплоть до их перехода в такой же желто-бурый суглинок. Характерной особенностью «песков» во всем бассейне р. Бодайбо было большее или меньшее количество «кубика», т, е. кубических кристаллов серного колчедана, мелких или крупных, большей частью уже окисленных и превращенных полностью или с поверхности в бурый железняк. Кристаллы того же серного колчедана были вкраплены также в большем или меньшем количестве в коренных породах плотика и при разложении последних попадали в пласт; иногда они образовывали в пласте целые прослойки. Обилие кубика считалось показателем хорошего содержания золота в пласте.
     

   Вторую особенность золотоносных россыпей Ленского района составляло развитие в толще рыхлых отложений вечной, вернее долговечной, мерзлоты, о которой скажем немного далее. Наиболее мощное развитие этой мерзлоты можно было наблюдать в подземных выработках по долине р. Аканак-Накатами, где торфа достигали 90—100м мощности, были сверху до низу, включая и золотоносный пласт, мерзлые, так что в штреках рабочие могли все время работать в валенках. На других приисках мерзлоты совсем не было или она охватывала только часть торфов, большей частью всю меснику; в таком случае работа в шахтах по добыче песков была сырая или даже мокрая. Проходя по главному штреку, приходилось часто защищать свою свечу от капавшей или даже лившейся сверху воды; стойки крепи были покрыты пленкой белой плесени или наростами грибов; с огнив свисали тонкие белые нити, блестевшие от мелких капель воды, отражавших огонь свечи.
     

   Когда я окончил осмотр шахт по долинам Накатами, Догалдына и Аканак-Накатами и склонов этих долин, мне предоставили верховую и вьючную лошадей и конюха для более далеких поездок. Я посетил Еленинский прииск Бодайбинской компании в верхнем течении р. Догалдын, откуда перевалил на запад в соседнюю долину р. Тахтыги, прошел до ее верховья и побывал в соседней к северу долине р. Мары бассейна р. Большого Патома; здесь и на Тахтыге я видел только отработанные уже разрезами неглубкие россыпи. Я побывал также в верховьях р. Накатами и на гольцах к северу от них, на которые поднялся по долине одного из ключей, стекающих в эту речку. Эти гольцы принадлежат водоразделу, который тянется далеко с востока на запад и отделяет правые притоки р. Витима от притоков р. Вачи, бассейна р. Олекмы. Они поднимаются очень круто над глубокой впадиной, в которой собирает свои воды р. Накатами. Поверхностъ их плоская и представляет собой сплошные россыпи крупных глыб песчаников, поросших лишаями. С высоты их, достигающей 1600—1700 м над уровнем океана, открывается обширный вид: во все стороны до горизонта тянутся плосковолнистые гряды гор, покрытые сплошной тайгой, над которой местами поднимаются выше куполообразные вершины, уже безлесные, т. е. гольцы. Над этим таёжным однообразием, похожим на темнозеленый океан с внезапно застывшей крупной зыбью, на юге вдали высится цепь острозубчатых гор с полосами и пятнами снега на черном фоне скал и крутых склонов. Это — хребет Делюн-Уранский на северной окраине Байкальского нагорья, похожий на Тункинские альпы по своим формам и также, очевидно, представляюший узкий клин, поднятый высоко при последних вертикальных движениях и потому сильно расчлененный эрозией.
     

   Этот водораздельный хребет, на который я поднялся, не имел ни на картах, ни у приискового населения отдельного названия; его именовали просто «гольцы». Я назвал его «хребет Кропоткина» — в честь геолога и революционера, который первым в 1863 г. пересек и описал его во время своей экспедиции с Ленских приисков в г. Читу, снаряженной на средства золотопромышленников для поисков прямого скотопрогонного тракта, необходимого для снабжения приисков свежим мясом. Прииски снабжались только замороженным мясом в паузках по р. Лене во время весеннего сплава, так как прогон живого скота по р. Лене был слишком долог и труден.
     

   Осмотр приисков бассейна р. Накатами и эти экскурсии по окрестностям, на гольцы и на р. Тахтыгу заняли недели три-четыре. После этого я переселился на большой прииск Прокопьевский Бодайбинской компании, в долине р. Бодайбо, и по пути туда осмотрел эту долину вверх от устья р. Накатами
     

   Прокопьевский прииск был особенно интересен потому, что золотоносная россыпь также работалась еще помощью большого открытого разреза. Поэтому здесь также можно была хорошо изучить весь состав торфов по отдельным слоям, тогда как в шахтах эти торфа всегда закрыты ее стенками, т. е. не видны; но и «пески» в открытом разрезе можно было обследовать лучше на всем протяжении внизу бортов, тогда как в шахтах они были видны в отдельных местах — в забоях штреков и при скупом свечном, а не дневном свете. Я, конечно, подробно осмотрел разрез и посетил также орты — небольшие подземные выработки, которые проводятся со дна разреза под его борта, чтобы добывать в них оба края золотоносной россыпи, более бедные, чем ее средняя часть; этим достигалась экономия в необходимой ширине разреза, т. е. в объеме той массы наносов или торфов, которые надлежало выкопать и увезти в отвал.
     

   Этот прииск был еще интересен тем, что долина р. Бодайбо выше и ниже большого разреза представляла так называемые эпигенетические участки, т. е. участки, более молодые по времени своего образования, чем остальные, в частности большой разрез. Ниже этого разреза река текла на некотором протяжении в «щеках», т. е. в узкой долине с крутыми склонами, на которых выступали скалы коренных пород; выше и ниже этих щек долина гораздо шире и склоны ее пологи и лишены скал. Это сразу бросилось мне в глаза, и когда я узнал в приисковом управлении, что в щеках на дне русла на небольшой глубине залегают коренные породы, содержание золота небольшое и настоящей россыпи нет,— я, как геолог, естественно пришел к выводу, что щеки — молодой участок долины и что богатая и глубоколежащая россыпь должна уклониться выше щек вправо или влево под склон долины (объяснение см. в главе XI). Выше разреза р. Бодайбо также текла в кривом неглубоком ущелье, которое обратило на себя внимание. Управление прииском хотело отвести реку из этого ущелья, чтобы искать и добывать глубокую россыпь под его дном, и уже начало копать большую канаву. После осмотра местности я мог посоветовать никуда не отводить реку (что было связано с большими земляными работами), на дне ущелья золота не искать, так как ущелье также эпигенетическое, а вести разрез дальше в прежнем направлении, левее этого ущелья, или перейти в этом направлении к добыче песков шахтами, что управление вообще собиралось сделать ввиду дороговизны вскрытия песков большим разрезом. Следовательно, здесь посещение прииска геологом принесло управлению прямую пользу указанием, где расположена глубокая россыпь, и отменой ненужного отвода реки в другое русло.
     

   Упомяну, что при изучении приисков я впервые столкнулся с практическим значением так называемой вечной мерзлоты, т. е. существованием на некоторой глубине от поверхности земли мерзлой, никогда не оттаивающей почвы, чем она и отличается от мерзлоты сезонной, возникающей ежегодно с наступлением морозов в зимнее время, охватывающей почву с поверхности и на некоторую глубину в 1—2 м и весной опять исчезающей. Эта вечная мерзлота существует почти на половине (на 47%) территории нашего Союза; в Европейской части и на севере Западной Сибири до р. Енисея она имеется только на севере, выше Полярного круга, вдоль берегов Баренцева и Карского морей, но к востоку от р. Енисея охватывает уже всю Восточную Сибирь и заходит даже на север Монголии.
     

   На Ленских приисках мощность вечной мерзлоты, т. е. толщина слоев земли, скованных отрицательной температурой, достигает 100 м, если не больше. Сама по себе вечная мерзлота даже облегчает добычу золотоносного пласта подземными работами: шахты в мерзлоте стоят прочно, воду отливать при их углублении не нужно, а это стоит дорого. Хотя золотоносный пласт добывают пожогами или динамитом, т. е. с некоторым расходом дров или взрывчатых веществ, но это дешевле водоотлива, необходимого при работе в немерзлой почве, и рабочие работают спокойно в валенках в сухих забоях.
     

   Но, к сожалению, на этих приисках во многих долинах мерзлоты или вовсе нет или она перемежается с таликами, т. е. на дне долины переслаиваются, иногда 2—3 раза, талые и мерзлые слои наносов. А это уже хуже сплошных таликов. Шахты без водоотлива углублять нельзя; они нередко в талых слоях встречают плывуны, т. е. почву, настолько пропитанную водой, что она плывет; ствол шахты искривляется; добыча песков в штреках требует водоотлива, работа все время мокрая.
     

   При работе открытыми разрезами вечная мерзлота удорожает и замедляет вскрышу — ее нужно оттаивать разведением костров на поверхности мерзлого слоя или оставлять на некоторое время в покое, чтобы она оттаяла теплом воздуха, и потом снимать оттаявший слой и снова оставлять, т. е. работать с перерывами.
     

   На левом склоне долины р. Бодайбо выше Прокопьевского прииска я осмотрел подземные работы Среднего прииска какого-то мелкого золотопромышленника и познакомился в них с остатком террасовой золотоносной россыпи, тогда как ранее в окрестностях Успенского и на Прокопьевском прииске видел только россыпи русловые, залегающие на самом дне долины. На Среднем прииске это были остатки россыпи, образовавшейся раньше, когда дно долины было расположено на несколько более высоком уровне; а затем при углублении долины эта более древняя русловая россыпь была в значительной части размыта, и остатки ее, уцелевшие на склоне, представляли то, что называют террасовой россыпью.
     

   Выше этого прииска долина р. Бодайбо тянется еще довольно далеко, но действующих приисков здесь не было; кое-где в долинах притоков реки когда-то производились разведки, кое-где углублялись шахты, но они были уже недоступны. Поэтому я перебрался в так называемую дальнюю тайгу, т. е. за водораздел, отделяющий правые притоки р. Витима — Бодайбо, Энгажимо, Тахтыгу — от бассейна р. Олекмы, где в бассейне р. Жуи работалось несколько приисков Ленского товарищества и имелись также прииски более мелких золотопромышленников, как в бассейне р. Жуй, так и по непосредственным притокам р. Лены — рекам Малому Патому, Молво и др. По дороге туда я осмотрел попутные обнажения коренных пород в хребте Кропоткина и остановился на Тихонозадонском прииске Ленского товарищества, расположенном в долине р. Ныгри, левого притока р. Вачи, впадающей в р. Жую. Здесь мне опять предоставляли экипаж для объезда и осмотра действующих приисков товарищества и его соседей, лошадей с конюхом — для более далеких экскурсий.
     

   В этой «дальней тайге» я пробыл около месяца, осматривая прииски по рекам Ныгри, Угахану, Атрыкан-Берикану, впадающим слева в р. Вачу. На этих приисках Ленского товарищества, Базилевского, Полевого и других владельцев я видел как подземные, так и открытые работы и знакомился с «торфами» и «песками» разного состава и происхождения, собирал образцы коренных пород на склонах долин и на водоразделах.