---------------------------------------------------------------
Андрей М.Окара (pan-okara@mtu-net.ru) (Москва, Россия)
---------------------------------------------------------------


<"Ex Libris НГ" (книжное обозрение "Независимой газеты"). 1998. 13 августа. No 31.>


 


Андрей Окара


ПРОГУЛКИ С ШЕВЧЕНКО


Новая книга о батьке Тарасе -- Великом украинском Шамане


 


Забужко Оксана.

ШевченкЁв мЁф Укра©ни. Спроба фЁлософського аналЁзу. -- Ки©в: "Абрис", 1997. -- 144 с. (тираж -- 3 000). [Миф Украины, созданный Шевченко. Попытка философского анализа].

Новой, на сей раз научной книгой -- о Тарасе Шевченко -- порадовала недавно украинских интеллектуалов киевская поэтесса и исследовательница Оксана Забужко, ставшая легендарным и даже в каком-то смысле культовым персонажем после выхода два года назад ее романа "Полевые исследования украинского секса" (по-русски переведен в "Дружбе народов", No 3, с.г.).


Тогда многим казалось, что ниша Оксаны в современной украинской культуре примерно такая же, как, скажем, Маши Арбатовой в пределах культуры русской, однако ее творчество в целом позволяет говорить о ней как об интеллектуалке синкретического типа -- с широким набором жанров и не менее широким кругом интересов, с "философско-филологическим" подходом, претендующим на новое

, культурософское объяснения мира, с подвижным умом и необходимой в современную эпоху парадоксальностью мышления. И если в орбите российской культуры "синкретических" интеллектуалов типа С.С. Аверинцева, В.Н. Топорова, Ю.М. Лотмана, С.С. Хоружего, Б.В. Раушенбаха или Г.Д. Гачева не так уж и мало, то на Украине стоит еще поискать.

Творческие люди Оксаниного потенциала пытаются, по возможности, связать себя с иными, чем украинская, культурными традициями -- более гибкими и живучими. С культурами, за спинами которых, по крайней мере, стоит государственная мощь, и американским друзьям не надо мучительно объяснять, что, мол, такая за Германия, Австрия, Польша или Россия и с какой стороны глобуса ее искать. Жизнь крупной личности в пределах украинской культуры -- это всегда самоотреченное (вплоть до мазохизма) служение высокой идее, на что способен далеко не каждый. Более или менее значительный писатель в украинской литературе -- всегда в душе и чаще всего в жизни Дон Кихот. Впрочем, и сама украинская интеллектуальная

и какая-то общая атмосфера несколько иная, чем в российских столицах -- не до такой степени постмодернистская и внутренне раскрепощенная -- там еще некоторые вещи воспринимаются на полном серьезе. И если в Москве и Санкт-Петербурге эпатировать стало уже некого в принципе, то киевскую публику Оксане с ее изысками удается эпатировать по полной программе.

Видимо поэтому многие жрецы украинской идеи -- профессиональные "шевченкознавцЁ" -- восприняли книгу крайне отрицательно -- что-то подобное наблюдалось в России после появления "Прогулок с Пушкиным" Синявского-Терца. Впрочем, Оксанина книга куда как целомудреннее и аналитичнее не то что "Прогулок", но и ее собственных "Полевых исследований украинского секса". И если Синявскому инкриминировалась ненависть к России и неуважительное ("постмодернистское", как бы сказали теперь) отношение к самому Пушкину, то претензии к Забужкиной книге начались с обложки, на которой помещена 100-гривенная купюра с "фейсом" поэта.


Обозреваемое сочинение о Тарасе Григорьевиче нетрадиционно для украинского исследовательского дискурса: основные направления киевского, да и зарубежного "шевченкознавства" -- это или "чистая" филология, сдобренная изрядной долей биографизма (подсчет слогов, строчек, мужских и женских рифм, реконструкция сюжетных мотивов и т.д.) или поиск в его поэзии "национальной идеи" (в большинстве случаев поверхностный и весьма банальный). Это на материале русской литературы написаны килограммы книг о "философских мотивах" у Пушкина, Чехова, Цветаевой, Заболоцкого, Платонова

, Пастернака, а Гоголь, Тютчев, Достоевский и Лев Толстой вообще считаются чуть ли не главными русскими философами. В украинистике пока все гораздо скромнее, так что выход этой Оксаниной книги, по мнению многих, окончательно манифестирует философское шевченковедение как самостоятельную научную дисциплину.

В чем загадка "абсолютности" фигуры Шевченко для украинской духовной культуры? Как и на сколько Шевченко "запрограммировал" Украину созданным им мифом? Что сильнее повлияло на его творчество: европейский и русский романтизм, традиционное христианско-православное мировоззрение или традиции украинской народной демонологии? -- задается вопросами Оксана Забужко и пытается спроецировать их в современность и будущее, которое, по ее мнению, в большой степени зависит от осознания шевченковского мифа. Эта книга в каком-то смысле продолжает исследование американского слависта Джорджа (Григория) Грабовича, автора "The Poet as Mythmaker. A Study of Symbolic Meaning in Taras Š

evčenko" (1982; íа Украине издавалась дважды -- в 1991 и 1998 годах) по выявлению мифологических корней поэзии Шевченко и поиски известного украинского культуролога, математика и диссидента советских времен Леонида Плюща ему принадлежит первоначальная разработка темы "Шевченко -- шаман" и книга "Екзод Тараса Шевченка: Навколо "Москалево© криницЁ"" (Эдмонтон, 1986).

Если Пушкин -- это "наше все", то Шевченко для Украины -- это еще больше чем все. "Кобзарь" (так традиционно называется полное собрание его поэтических текстов) в условиях "бездержавности" Украины был не только художественным явлением, но и идеологией, и историософией, и политическим манифестом, и фактором национальной идентификации украинского народа.


Если исходить из представления о нации как "воображаемом сообществе", удерживаемом прежде всего сознанием своей отдельности и самодостаточности, то главной заслугой Шевченко перед Украиной и украинским народом следует считать создание им национально-консолидирующего авторского мифа -- "уникального синтеза философской рефлексии с архетипами коллективного бессознательного". В дошевченковском национальном сознании начала XIX века украинский народ рассматривался как "малороссы" -- как ветвь великого "общерусского" племени. И именно Шевченко вырабатывает новую этно-культурную идентичность: в созданном им авторском национальном мифе украинцы представлены как самодостаточная реальность с собственным национальным мифом, собственной историей, собственным более или менее развитым национальным литературным языком на народной основе. Как "гений-мифотворец" Шевченко стоит в том же ряду, что и Данте, Сервантес, Гете, Ибсен, Стриндберг или Роберт Бернс.


Феномен украинского романтизма, самой яркой фигурой которого и был Тарас Григорьевич, (в отличие, скажем, от романтизма русского или немецкого, ориентированных больше на метафизику, но не на историю или историософию) как раз и заключается в реставрации "национального тела", в воскрешении национального сознания. Шевченко-шаман, Шевченко-пророк (в ветхозаветном смысле), Шевченко-"кобзарь" в своем творчестве и своим творчеством преодолевает разрыв между сакральной историей -- между украинским "Золотым Веком" и профаным настоящим (собственно украинская история, по крайней мере, в формах политической активности, закончилась еще в конце XVIII веке). И если для "Золотого Века"

архетипическая пара -- это "казак в могиле" и "девичья душа-птица", летающая к Богу ("заложные мертвецы" в ожидании Страшного Суда), то архетипы настоящего -- это "москаль" (солдат российской армии) и "покрытка" (обманутая и брошенная им украинская девушка).

Сознательно или неосознанно (скорее всего первое) Оксана в своей последней книге развивает главную тему из книги предыдущей (об украинском сексе) -- тему мужской неполноценности, тему проклятия украинского мужчины перед империей. Шевченко ее не только осознал и воплотил в своем творчестве, но пережил в своей во многом символической биографии -- 10 лет он провел в ссылке в Оренбуржье и Казахстане, а также не создал собственной семьи. Эта же экзистенциальная озабоченность продолжается и в новом эссе Оксаны Забужко о ее знакомстве с Иосифом Бродским "Прощание с империей" (по-русски еще не издано) -- последние несколько веков Украина воплощает именно архетип брошенной "москалем" "покрытки".


Любопытна трактовка авторессой Шевченко как первого украинского интеллигента, преодолевшего гражданскую лояльность по отношению к империи, характерную для предыдущих поколений "малороссийского" дворянства (Трощинских, Капнистов, Гоголей, Котляревского, Квитки-Основьяненко). Выбор молодого Тараса Шевченко между поэзией и живописью, как считает Забужко, -- это не просто выбор профессии или источника существования, это выбор между мифом (целостностью) и частью, между "украинством" и "малороссийством", между экзистенциальной свободой украинского поэта-"кобзаря", демиурга национально-мифологического космоса и несвободой "модного петербургского художника".


Кстати, именно Шевченко окончательно утвердил топоним "Украина" как единственно возможный для своей родины. До этого "Украиной" называли или отдельные территории -- например, Слобожанщину, сегодняшнюю Харьковскую область и окрестности, или идеальную мифопоэтическую реальность -- что-то вроде Града Китежа. Впрочем, в шевченковском мифе Украина -- это не реальная территория, а экзистенциальная категория.


Для литературоведов-русистов несомненный интерес составили бы рассуждения Оксаны Забужко о Шевченко и "Петербургском тексте" русской литературы. Инфернальный образ Петербурга, демонизированный Пушкиным в "Медном Всаднике", Гоголем в "Петербургских повестях", Мицкевичем в "Дзядах", Шевченко из высокого переводит в пародийно-сниженный ряд: его Петербург (в поэме "Сон", к примеру) откровенно гротескный, жалкий и дегероизованый. Петербург Шевченко -- это этический полюс абсолютного зла, это город-упырь, болотный Ад, противопоставляемый "городу

на холмах" -- Киеву-Иерусалиму. За фасадом столично-имперского блеска поэту открылись не сатанинские бездны, а всепоглощающая банальность, пошлость космических масштабов (кстати, исследовательница не находит ни в украинском, ни в других известных ей языках полного синонима русской "пошлости"). Если бы вдруг Петербург Шевченко стал известен русским писателям, то, по Забужко, не исключено, не было бы ни Петербурга Достоевского, ни Петербурга Андрея Белого, Ахматовой или Мандельштама.

В дошевченковской украинской культуре противопоставление "Украина -- Россия" (точнее "Малороссия -- Санкт-Петербург") соответствовало противопоставлению "низкого" (комичного) "высокому" (возвышенному) -- так "Вечера на хуторе близ Диканьки" Гоголя были комичны уже хотя бы в силу своей "малороссийскости". Противопоставление "Россия -- Украина" в мифологической картине мира Шевченко соответствует оппозиции "вечной зимы" и "вечного лета", зла и добра, смерти и жизни. Именно у Шевченко складывается то гностически-манихейское отношение к Российской империи как к носительнице метафизического зла -- именно этот образ в значительной степени будет определять ценностные ориентиры послешевченковского украинского национализма.


Шевченко для Украины и украинской государственной и национальной идеи -- тема священная, не терпящая суеты. Всякая власть, господствующая на Украине и в прошлом, и в настоящем, и в будущем оказывается перед проблемой создания своего собственного образа поэта. То ли это будет Шевченко -- "поэт народный, вроде нашего Кольцова", как толковали его до революции, то ли это будет "революционный демократ" -- друг Чернышевского и Добролюбова, то ли -- скульптурный или живописный поэт, созданный по канонам иконографической ленинианы (говорят, не так давно в одном центральноукраинском селе гипсового Ленина переделали на Шевченко -- и ничего, даже похож), то ли это будет почвеннически ориентированный геополитик, призывающий сокрушить "московськЁ© ребра". Один писатель как-то заметил, что историю УССР, да и всего Советского Союза можно изучать по

изданиям "Кобзаря" -- в разные периоды разное из Шевченко не печаталось вовсе или "редактировалось". Об отношении к "главному" украинскому поэту со стороны современного государства может свидетельствовать хотя бы тот факт, что из затеянного 10 лет назад издания его академического собрания сочинений в 12 томах вышло только три, причем третий -- в 1991 году... Грядущей Украине Оксана Забужко подготовила образ Шевченко-пророка -- "дешифровщика" Божиего послания, Божиего замысла об Украине.

Для русскоязычного читателя исследование "ШевченкЁв мЁф Укра©ни" гипотетически (в случае его публикации в России) было бы интересно прежде всего тем, что русская культура не знает феномена, подобного Шевченко (и как поэта, и как мифотворца -- создателя нации). Русская государственность, русская цивилизация все же создавалась не столько по линии Аввакум -- Державин -- Пушкин -- Достоевский -- Блок -- Солженицын, сколько по линии Иван Грозный -- Петр I -- Екатерина II -- Александры -- Николаи -- Ленин -- Сталин --...


При всех возможных претензиях, книга Оксаны Забужко о Тарасе Шевченко явно не относится к разряду тех сочинений о великих людях, после которых последние переворачиваются в своих гробах.