Александр Ольбик
ПАДЕНИЕ «ЧЕРНОГО БЕРЕТА»

   Жизнь — серьезное дело!
Л. Толстой.


   Смерть — не добро и не зло.
Сенека.

Перестрелка на Рижском вокзале

   Карташов сидел в зале ожидания — до прибытия экспресса «Латвия» оставалось чуть больше сорока минут. Он напряженно поглядывал на круглые станционные часы, нервно мял в руках довольно потрепанную ветровку.
   Ему хотелось курить, и он вышел на крыльцо. Светловолосый худощавый паренек торговался с цыганкой, продававшей железнодорожный билет.
   — Имей совесть, чавела! Да я за сто долларов пешком пойду в Магадан…
   Женщина обратила свой взор на Карташова, но тот, зажав в зубах сигарету, и, бросив «отвали», сошел по ступеням вниз.
   К тротуару подкатил темно-синий джип, из которого выбралось целое семейство: молодая пара с двумя детьми и пожилая дама в широком цветастом платье. К ним подошел носильщик и стал сноровисто укладывать чемоданы и сумки на поблескивающую пластмассовыми боками тележку.
   Спекулянтка между тем обрабатывала молодую девицу, а та, видимо, не зная как поступить, краснела, то и дело перекладывая из руки в руку объемистый целлофановый пакет.
   Карташов отвернул манжет рубашки и посмотрел на часы — до прихода рижского поезда оставалось тридцать минут. Однако не успел он это как следует осмыслить, как станционный громкоговоритель сотряс воздух сообщением: экспресс «Латвия» опаздывает на час пятнадцать…
   Карташов направился вдоль вокзала, к киоску, расположенному в самом его конце. Он уже почти сравнялся со ступенями, ведущими в пункт обмена валюты, когда рядом, у бровки тротуара, остановилась четырехдверная «ауди». Из нее вышел в темных очках, коренастый, склонный к полноте, мужчина, и Карташов мог поклясться, что человека с такой походкой и с таким огромным, с залысинами, лбом он уже где-то видел.
   Мужчина что-то сказал сопровождавшему его молодому парню и, взяв у того большой коричневый кейс, стал подниматься на крыльцо пункта обмена валюты.
   Передняя дверца «ауди» распахнулась, и Карташов увидел сидящего за рулем упитанного, тоже молодого, водителя. Тут же внимание привлекла припарковавшаяся за джипом «девятка» с тонированными стеклами. Однако время шло, а из машины никто не появлялся.
   Карташов дошел до киоска и, купив бутылку пива, зашагал назад, чтобы за телефонной будкой сесть на лавку и спокойно перекурить. Он уже был в двух шагах от кабины, когда на пороге обменного пункта появился тот же человек с коричневым кейсом и Карташов отчетливо увидел его лицо. Сначала он не поверил своим глазам — перед ним, вне всякого сомнения, предстал не кто иной, как Венька Брод. Солагерник, на три года раньше его вышедший на свободу. Карташов собрался было его окликнуть, как вдруг «девятка» с темными стеклами ожила. Обе задние дверцы распахнулась и из них стали выскакивать люди с пистолетами в руках. Они тут же открыли стрельбу и Карташов, глядя на спускавшегося по ступеням Брода, запоздало осознал, что выстрелы посвящены его особе. Когда Брод уже начал падать, рука его телохранителя, откинув полу пиджака, извлекала из кобуры пистолет. А нападавшие уже были на тротуаре и один из них двумя выстрелами уложил на руль водителя «ауди», а второй нападавший, стреляя на ходу, побежал в сторону падающего со ступенек Брода.
   Карташов прижался к будке и, как зачарованный, смотрел на человека, приближающегося к Броду. Он видел, что охранник того растерялся: вместо того, чтобы вывести из игры бежавшего в сторону Брода налетчика, выстрелил в его напарника, находящегося ближе к «девятке». Пуля скользнула по металлической опоре и, не задев нападавших, улетела в сторону камеры хранения. Однако второй выстрел телохранителя был точным — нападавший, словно споткнувшись о невидимое препятствие, дернулся, его колени подогнулись и он плашмя упал под колеса «девятки». А тот, что бежал на Брода, продолжал беспорядочно стрелять и Карташов увидел, как огромная, горящая в солнечных лучах витрина раскололась и начала распадаться на острые клинья. Между выстрелами слышался обвальный звон стекла.
   Брод скатился с крыльца, кейс, выпавший из его рук, одиноко замер в метре-полутора от него. Серебристая монограмма на крышке кейса блеснула на солнце и тут же покрылась поднятой с тротуара пылью. Пальцы Веньки ожесточенно скребли асфальт, но так и не смогли дотянуться до заветного чемоданчика. Первым к нему подскочил грабитель. Он ухватился за ручку кейса и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, отбросил его в сторону «девятки», где его тут же подхватил третий соучастник ограбления. Это был сухощавый, смуглый тип, с заметной бородавкой с правой стороны носа. Вместе с кейсом он скрылся в машине, которая тут же сорвалась с места и смешалась в автомобильном потоке. А между тем, нападавший повернулся лицом к Броду, и, выставив вперед руку с пистолетом, прицелился тому в голову. И скорее всего произошло бы еще одно убийство, если бы не Карташов. Сделав от телефонной будки два стремительных шага, он с оттягом бутылкой ударил по голове бандита. Бутылка разбилась и пиво, оставляя на тротуаре пенные разводы, пахнуло в нос дрожжевыми запахами. Человек упал, уткнувшись носом в грязный асфальт. Выпавший из его рук пистолет отлетел к крыльцу…
   Карташов подбежал к Броду и помог ему встать на ноги.
   — Веня, подъем! — крикнул Карташов. — Вставай, старик, та, что с косой, кажется, пролетела мимо…
   Брод поднял лицо, посеревшее от страха и пыли, и в глазах у него что-то закрутилось непонятное — то ли озарение, то ли тупое недоумение.
   — Черт возьми, Серго, откуда ты тут взялся? — Брод стал подниматься с земли.
   — Держишь за шею, — и Карташов потащил бывшего солагерника в сторону его «ауди». Он видел как раненый охранник пытался подняться, держа в руке пистолет, но каждый раз он снова заваливался на спину. Однако исхитрился поднять руку и выстрелить, едва не угодив Карташову в голову.
   — Скажи этому ублюдку, что ты наш, — сипел Брод, — я не могу ступать на ногу…
   — Садись в машину! — Карташов сбросил с плеча руку Брода, а самого толкнул на заднее сиденье.
   Позади, у крыльца, истерически кричала цыганка, призывая на помощь милицию.
   Окинув взглядом привокзальное пространство, Карташов поразился безлюдью. Только что стоявшие кучками таксисты, словно сквозь землю провалились.
   Он оттолкнул неподвижно лежащего на баранке водителя, и хотел уже садиться за руль, когда услышал:
   — Эй, шеф, погоди, я сейчас… — это был раненый телохранитель Брода. Какая-то сила заставила его подняться с земли и пьяным шагом направиться в сторону «ауди». При этом он двумя руками сжимал пистолет, пытаясь нацелить его в лоб Карташову.
   — Вася, мать-перемать, этот кент с нами, — хрипел Брод, стараясь утиснуться поглубже в салон. — Скорее залезай и брось пушку…
   Тот, кого назвали Васей, со стоном рухнул на заднее сиденье, пистолет с глухим стуком упал между сиденьями.
   — Гоним, сейчас тут будут менты, — скрипя от боли зубами, проговорил Брод.
   И хотя Карташов никогда не ездил на таких машинах, он без проблем справился с управлением. Видимо, инстинкт самосохранения подсказывал, насколько быстро надо уносить ноги.
   Он включил зажигание и, почувствовав на пальцах чужую кровь, не стал ее стряхивать. Перед ним разворачивалось только что подкатившее такси и он понял: еще немного и проезд будет наглухо заблокирован. Карташов нажал на газ и тютелька-в-тютельку проскочил между старой «волгой» и оборудованным под такси вишневым «опелем». Преодолев трамвайные пути, он резко крутанул в сторону скверика и, удачно обогнув его, влился в общий автопоток. Он видел, как справа, с вокзального крыльца, сбежали два милиционера, а со стороны киоска, где он покупал пиво, тоже спешили мужчины в военной форме.
   Водитель, которого Карташов спихнул на пассажирское сиденье, вдруг зашевелился, поднял окровавленное лицо и мутным взглядом уставился на Карташова. Сзади слышались стенания охранника.
   — Ты откуда здесь, Серый, взялся? — тихо, почти шепотом, спросил Брод.
   — Куда гнать дальше? — Карташов на вопрос ответил вопросом.
   — А где мы находимся?
   — Черт его знает, я здесь никогда не был.
   — Тогда заедь в любой двор и смени номера… Они под твоим сиденьем.
   Включив поворот, Карташов сместился в крайний ряд. На первом же перекрестке он взял вправо и завернул на менее оживленную улицу. Проехав страховую фирму, он еще раз свернул на зеленую улочку, и сразу же за мусорными контейнерами махнул в узкий проезд, ведущий к пятиэтажному, в лесах, дому. Обогнув угол, почти уткнулся в штабель досок, обтянутых целлофановой пленкой. Он огляделся — ничто не напоминало о присутствии людей. Открыл дверцу и вышел из машины. Пахло сырым бетоном и ацетиленом.
   — Серго, дай сигаретку, — попросил в открытую дверцу Брод, — и взгляни, нет ли в «бардачке» бутылки водки. У Василия, видно, сильная боль…
   — Если может, пусть потерпит, водка увеличивает кровотечение, — Карташов вытащил из-под сиденья два номерных знака и отщелкнул багажник. Ему нужна была отвертка. Кроме колеса-запаски в багажнике лежали коробки с ружейными патронам и чехол, из которого выглядывал обитый железом приклад.
   По наезженной резьбе винтов он понял, что в этой машине номера меняются так же часто, как в зоне меняются зеки.
   Он слышал как в салоне Брод что-то говорил охраннику. Когда Карташов стал садиться в машину, Брод сказал:
   — Надо его перевязать, парень истекает кровью… Ты куда дел снятые номера?
   — Засунул под кирпичи, они уже засветились.
   — Его надо перевязать, — повторил Брод.
   — А что делать с этим? — Карташов имел в виду водителя. — У него проблемы с сознанием…
   — Суки, кто-то нас по дешевке подловил. Ты, Серго, взгляни — жив он или мы возим труп.
   — Без сознания, но жив… Кровищи море…
   — Давай сюда страховочный ремень, перетянем Василию ногу. Ему, кажется, садануло под самую мошонку.
   — Здесь ремень не поможет, — сказал Карташов, однако открыл дверцу и, взяв охранника за плечи, стал осторожно его переворачивать. — Нужен обезболивающий укол, тут жгутом не обойдешься.
   — Тогда не тяни время, садись за баранку и жми в сторону Химок. В Ангелово…
   — Ко мне сегодня из Риги приезжает сестра, — в голосе Карташова звучала усталость и отчаяние. — Мы с ней не виделись почти два года…
   — Я понимаю тебя, Серго, но ты ведь видишь — мы без тебя как малые дети… Ты же знаешь, я дружбу умею ценить…
   — Да не в этом дело! — Карташов хлопнул себя по ляжке. — Дальше-то что? Я с твоими делами свободно могу снова загреметь за решетку, а мне этого не хочется.
   — Ладно, Серго, делай, как знаешь, только оставь мне сигареты.
   Последовала пауза, первым ее нарушил Карташов.
   — Видно, чертяка, я на свою беду тебя встретил, — Карташов без рук высморкался и рукавом подтерся… Уселся за руль. — Говори, куда ехать…
   — Спасибо, старик. Поезжай, я тебе буду суфлировать, но сначала помоги поудобнее устроить Васю, он меня буквально придавил.
   — А тебя самого, куда шибануло? Я думал этот фраер с пушкой тебя изрешетит, выпустил целую обойму…
   — Ему, наверное, помешало солнце. Я был на крыльце, а позади меня огромная витрина, как прожектор… Падая с крыльца, я подвернул ступню и ушиб плечо. Но это не страшно, вот мои ребята получили по высшему разряду…
   Карташов подал машину назад и, обогнув бетономешалку, выехал на улицу.
   — Сейчас направо, в первый проулок, — подсказал Брод . Его голос совсем увял и он, глубоко затягиваясь сигаретой, испытывал физические муки. Он ощупал щиколотку — нога распухла и начала деревенеть.
   Карташов думал о своем. Он представил растерянный вид сестры, ее метание по вокзалу. Она знала, что он в Москве не в гостях, а на нелегальном положении.
   — Впереди гаишники, — сказал Карташов, хотя Брод и сам заметил перетянутых белой портупеей двух милиционеров. Они стояли возле серебристого BMW и один из них проверял документы.
   — Если будут останавливать, не бери их в голову, — сказал Брод. — Давай по газам и через площадь гони вон к той многоэтажке.
   Карташов скинул скорость, затаив дыхание, приближался к патрулю.
   — На всякий случай имей в виду — у Вадима в кобуре пистолет «глок». Надеюсь обращаться с ним умеешь, — в словах Брода звучала напряженная ирония.
   — Сегодня мне это не совсем кстати, имею другие планы…
   — А тебе все равно возвращаться на вокзал нельзя.
   Они без проблем миновали пост, но облегчения Карташов не получил.
   — Пожалуй, ты прав, мне сегодня туда соваться не следует.
   — Забудь об этом и на ближайшую неделю, — сказал Брод. — Менты и фээсбэшники там будут ошиваться, еще как минимум, три-четыре дня. Тем более, нас там видели таксисты и, будь уверен, фотороботы уже готовы… Сейчас, Серго, сворачивай к тому перекрестку и сразу — направо. Этот бульвар упирается в Кольцевую дорогу, а там уже недалеко Новое Тушино.
   Водитель застонал, сделал мучительное движение рукой. С трудом донес ее до груди и успокоил на лацкане пиджака.
   — На, положи ему в рот валидол, — Брод протянул таблетку, однако зубы у водителя были плотно сжаты и таблетка, разломившись, упала ему на колени.
   — От болевого шока валидол не спасет, — сказал Карташов.
   Они выехали на четырехрядную улицу и в автомобильном угарном потоке устремились за город. Примерно, через полтора часа езды позади осталось Юрово, Курино, Путиловское шоссе. Вскоре они въехали в Рождествено. Припарковались на 2-й Муравской улице, рядом с аптекой.
   — Купи, Сережа, много бинтов, йода и пачку бактерицидных пластырей. Спроси какой-нибудь антибиотик в ампулах и десяток одноразовых шприцев… И что-нибудь попить… На, возьми, деньги…
   Когда Карташов выходил из машины, Брод предупредил:
   — Слышь, Серго, только пожалуйста, долго не задерживайся, пацанам больно, — в голосе Брода слышалась скрытая угроза.
   Зажав в руке пухлое портмоне, которое ему дал Брод, он пересек улицу и вошел в двухэтажное здание из белого кирпича…
   …Особняк Брода находился в двух километрах от Рождествено, в очень укромном и зеленом Ангеловом переулке. Дом стоял в лесопарковой зоне — стандартное, с точки зрения новых русских, капитальное строение из красного кирпича. На вид — тяжеловесное, с узкими окнами-бойницами и огромной аркой, под которой затихли в полдневном зное балконы.
   Они въехали за высокий, тоже из красного кирпича, забор, на территорию, еще хранящую следы незаконченной стройки. Однако гараж и хозблок с примыкающей к нему баней, судя по протоптанным и наезженным следам, уже функционировали…
   Машину оставили за домом, в тени старых лип, вокруг которых монотонно жужжал пчелиный рой. Пахло теплыми ароматами скошенной травы, медом и полевыми цветами. Разросшиеся вдоль задней стены гаража огромные лопухи напоминали Карташову деревню его детства, куда их летом вывозили из детдома. Но там еще много было стрекоз, а по вечерам, в речных туманах, пел оглушительный хор лягушек…
   …Карташов помог выйти из машины Броду, который напоминал забойщика скота, забывшего надеть клеенчатый передник: вся его грудь была в крови, очевидно, натекшая из раны его телохранителя. А сам охранник был неподъемный: Карташов попытался его вытащить из машины, но ничего из этого не получилось. Он опустил раненого на сиденье.
   — Мне одному их не осилить, — сказал он Броду, — наверное, Москва вымыла последние мои силенки.
   — Но Брод уже его не слушал: сильно опадая на левую ногу, он поднялся на крыльцо и вошел в дом. Вскоре оттуда показалась мощная фигура человека лет 35-40. На нем был темно-синий спортивны костюм, смоляные, гладко зачесанные назад волосы и совершенно неулыбчивые глаза. В дверях снова показался Брод.
   — Слышь, Серго, это Никола, он тебе поможет перетащить ребят в дом.
   Брод подошел к машине, наклонился над охранником и вложил ему в губы зажженную сигарету.
   — Курни, браток, может, немного полегчает, — сказал Брод и уступил место Николаю.
   Охранника отнесли в гостиную и положили на кусок целлофана, расстеленного на ковре. С водителем было труднее — тот напоминал тряпичную куклу. Когда они сняли с него одежду, увидели бурый сгусток крови — пуля от правой ключицы прошла навылет, видимо, задела верхушку легкого и опасно сместилась к позвоночнику. Вторая пуля достала его по касательной с черепной коробкой. Жирная бело-кровавая борозда шла от уха к теменной части головы. .
   Карташов вместе с хозяином дома отправился в ванную комнату мыть руки. Все блестело мрамором и никелем.
   — Водила в очень тяжелом состоянии, — сказал Карташов, — все сиденье в кровищи, хоть выжимай.
   — Я до сих пор не могу в это поверить. Час назад ребята еще разговаривали, шутили, травили анекдоты и на тебе…
   — Это всегда приходит внезапно, — Карташов машинально взглянул на часы. — Светка моя уже в Москве…
   — Извини, Серый, мне надо позвонить в одно место, — Брод вытащил из кармана мобильный телефон и начал набирать номер.
   Из его разговора Карташов понял — Веня звонил врачу, но, видимо, тот был занят. Последовал еще один звонок, по номеру, который Броду дали на другом конце провода. Разговор состоялся очень лаконичный: «Срочно нужен хирург. Созвонись с Блузманом и гоните с ним сюда»…
   — Идем, Серго, чего-нибудь выпьем, — и Брод повел его в гостиную.
   Из множества напитков Карташов выбрал «Столичную». Закусывали печеночным паштетом со свежим огурцом.
   — Я практически здесь живу, — сказал Брод. — А при таком интенсивном отстреле деловых людей никакая крепость не спасет… Сейчас даже в Бутырской тюрьме не можешь чувствовать себя в безопасности. Еще налить?
   — Нет, я лучше закушу, а то кишка с кишкой начинает задушевный разговор.
   — Идет, ты сейчас немного подкрепись и съезди в Рождествено… Не забыл дорогу?
   — Да, по-моему, тут всего одна и есть.
   — Встретишь на автобусной остановке нужных нам людей… хирурга Блузмана и моего шефа… Таллера… Такой длинноногий журавль с брежневскими бровями… щегольские усики… Потом мы с тобой посидим, покалякаем и ты расскажешь какими судьбами оказался в Москве и в том самом месте и в то самое время, когда Брода собирались замочить…
   — А это ничего, что я немного под балдой? — Карташов щелкнул пальцем себя по горлу. — Не хотелось бы встречаться с гаишниками…
   — Пока едешь, хмель испарится. Кроме тебя некого послать, ты же видишь, какая ситуация. У нас так принято: если гостей встречают, значит, дорога чистая и прием будет без ментов.
   — Ясно! Но я никого не могу садить в машину, там кровищи по колено.
   — Согласен, идем в гараж.
   Брод привел его к гаражу и открыл своими ключами замок. Зажег свет и Карташов увидел четыре автомашины, тускло поблескивающие элегантными боками.
   — Выбирай любую, кроме «мерседеса», у него пустой бак. Но мой совет — бери микроавтобус, в нем хватит места на всех гостей.
   Карташов открыл двери темно-синего «шевроле» и осмотрел кабину.
   — Ты, Веня, рискуешь, посылая меня в город. У меня нет при себе ни прав, ни паспорта. В случае чего, ищи в бомжатнике.
   — Паспорт еще ничего не меняет… У меня два паспорта — российский и заграничный, а меня все равно, как куропатку хотят пустить в распыл. Здесь тихий район, но если попадешься ментам — умри, но дорогу сюда забудь.
   — Гони ключи, — Карташов забрался в кабину и сразу почувствовал себя на месте. В Латвии, в рижском омоне, ему приходилось частенько мотаться за рулем «рафика», а этот «шевроле» явно был его двоюродным братом.
   В Рождествено всего три десятка коттеджей и четыре улицы. На автовокзале его уже ждали. Из красного микроавтобуса вышел коренастый, в сером костюме малый, и стал ждать, озабоченно озираясь по сторонам.
   — А где сам Вениамин Борисович? — подозрительно оглядывая Карташова с ног до головы, спросил незнакомец.
   — Он просил вас сразу же связаться с ним по мобильнику, — Карташов понимал, что эта процедура нужна им для страховки.
   После разговора по телефону, двое мужчин и одна женщина пересели из красного микроавтобуса в «шевроле», и Карташов почувствовал запахи французской парфюмерии. «Журавль» уселся позади, закурил. Карташов спиной ощущал его немое присутствие и ему казалось, что еще секунда и он услышит последний в своей жизни выстрел. В затылок.
   Он вырулил на грунтовку и направился в сторону липовой аллеи. Ехал не быстро, вглядываясь в пляшущие над асфальтом вечерние тени. «Если это не сон, — думал Карташов, — то что? Идиотизм какой-то да и только… »
   Сунул в рот сигарету, но так и не догадался ее прикурить.
   В воротах их встретил Брод. Тут же находился Николай, и гости, вышедшие из машины, направились в его сопровождении в дом. Брод подошел к Карташову.
   — Считай на корку хлеба и сто грамм ты уже заработал. Сейчас вычисти обе машины и поставь в гараж. Шланг найдешь под навесом, шампунь и губки — в гараже, — сказано это было таким тоном, словно так было всегда.

Тайна загородного особняка

   Брод на удивление быстро восстанавливался. Выпив стакан водки, он позволил приехавшему хирургу Блузману себя осмотреть. Падая с крыльца он не только подвернул ногу и ушиб плечо — одна из пуль все-таки зацепила за предплечье, оставив на теле кровоточащую бороздку.
   Вскоре приехала машина «скорой помощи» и увезла раненых водителя с охранником Василием. Сам Блузман сидел за столом, рядом с Журавлем, и как-то неохотно ковырялся в тарелке с крабовым салатом. Справа от Журавля сидела его спутница, с которой он прибыл в Ангелово. Жгучая, с правильными чертами лица, брюнетка могла бы сойти за неписаную красавицу, если бы не маленький шрамик, несколько деформировавший нижнюю губу.
   Брод, на правах потерпевшего, устроился в кресле-качалке, стоящем между камином и столом.
   — Веня, может, ты нас познакомишь с хлопцем? — взгляд в сторону Карташова. Журавль, видимо, хотел выяснить, в какой степени можно быть откровенным при постороннем человеке.
   — Это мой старый корефан и если бы не он… Страшно подумать! Ты, Серго, налегай на еду, не стесняйся, — Брод раскраснелся и попросил Таллера подать ему фужер с коньяком. Потом он продолжил петь дифирамбы Карташову, рассказал как тот спасал его…
   — Выходит, своим вторым рождением ты обязан бутылке с пивом? — улыбаясь в усы, спросил Таллер.
   — Да нет, меня вытащил оттуда этот парень, и я предлагаю за него выпить.
   Брюнетка взглянула на Сергея и в ее взгляде промелькнул женский интерес.
   Когда выпили, Таллер попросил Карташова рассказать о себе. А главное, что его интересовало — за что тот был осужден?
   Карташову не хотелось касаться этой темы, но вопрос был задан и за столом возникло молчаливое ожидание.
   — Меня осудили за преднамеренное убийство, — сказал Карташов, — хотя я никого не убивал.
   — Ну а все же? — Таллер вытащил из пачки сигарету и зажал ее между средним и указательным пальцем. — У нас всегда так — могут взвод мокрушников отпустить на свободу, а могут такого, как ты бедолагу, придавить по полной программе. Так кого ты, парень, отправил на тот свет?
   — Это длинная и скучная история и говорить об этом сейчас не хочется. А если коротко — меня просто подставили: из моего табельного оружия застрелили нескольких человек…
   За столом застыла напряженность. Таллер стряхнул себе в ладонь пепел, что-то раздумывал сидящий в качалке Брод. Он напоминал каменного Будду.
   — Значит убийство свалили на без вины виноватого? — Таллер поднял кустистую бровь и медленно выдохнул порцию сигаретного дыма.
   — И все пять лет сидел за решеткой? — вяло поинтересовался Блузман.
   — До самого побега. Всего нас 96 человек в одну ночь разбежались, словно тараканы. Кто куда рванул, а я в Москву. Думал, здесь легче затеряться.
   — Это верно, Москва еще тот муравейник, — вздохнул Брод.
   — Неужели мы с тобой, Веня, позволим этому геройскому… Мцыри пропасть? — Таллер длинным, холеным ногтем на мизинце разгладил ус.
   — Я ему обязан жизнью… Ты, Серго, кажется, неплохо водишь машины?
   — У меня армейская специальность — водитель танка. До перестройки немного работал на ЗиЛе-131, в АТП горисполкома. В ОМОНе пришлось гонять на разных марках… Но у меня нет никаких документов и мой нынешний социальный статус — бомж…
   — Об этом не беспокойся, документы сделаем в течение сорока восьми часов. Значит, будем пока считать мое предложение, как договор о намерениях…
   — Отправил бы ты парня отдыхать, — сказал Таллер, указывая сигаретой на Карташова.
   — Позовите Николая! — неизвестно к кому обратился Брод.
   Бесшумно в комнату вошел Николай. На нем вместо спортивного костюма уже был надет пиджак в крупную красно-черную клетку. На лице — несокрушимое самообладание.
   — Забирай с собой этого… Мцыри и отведи его в заднюю комнату, — сказал Брод охраннику.
   Они поднялись по не очень широкой лестнице и миновали ярко освещенный, устланный ковролитом коридор. В конце его темнело круглое, похожее на иллюминатор, окно. Рядом с ним, по правую руку, дверь с латунной внизу пластиной.
   Комната была небольшая, с окном, выходящим на балкон. Через его полукруглую арку хорошо различалась часть звездного неба, свет от которого мягким колером лежал на светлых обоях, отсвечивался в небольшом настенном зеркале.