- Конечно. Я и сама не хочу - ты очень долго сердишься. С тобой надо по-хорошему, - соглашается Динка и, обхватив шею Никича, звонко чмокает его в щеку. - Вот и помирились! Ну, я пойду!
   Старик озадаченно смотрит ей вслед и, махнув рукой, уходит в палатку.
   Динка мчится к забору. Если Ленька пришел, ей надо сказать ему, что мама сегодня дома. Но Леньки нет, и солнце ужо садится. Как же быть? Ей же нельзя бегать каждую минуту и оставлять маму. Она так соскучилась по маме... Ей бы только знать, что Ленька приехал и заработал себе на еду...
   - Лень! - тихонько зовет Динка, прижимаясь лицом к щели.
   - Макака! - выскакивает вдруг из кустов Ленька. - Это ты тут? А я думал опять Алина, и запрятался, - шепотом говорит он.
   - Мама приехала... - не слушая его, торопливо шепчет Динка. - Я не приду... У тебя есть еда?
   - Я ел... Со мной один случайный случай вышел. Помнишь студента, того, в шинели, мы еще рыбу ему дали? - прижимаясь к щели, спрашивает Ленька. - Так я у него чай пил... и вот, гляди, что тебе принес. - Ленька просовывает в щель нагревшийся от его руки стеклянный шарик. - Он сам дал... Ты на свет погляди, там внутри вроде картинка... Пароходы плывут, лодки...
   - Ой, - восхищенно шепчет Динка, - какой красивый шарик!
   - Приходи завтра на утес... с утра приходи. Я тебе что расскажу... из-за чего у нас дружба вышла со студентом-то этим...
   Но Динка занята стеклянным шариком. Бока его помяты и исцарапаны.
   - Лень, а почему этот шарик вот тут поцарапан?
   - Да он им сахар бил. Как стукнет при мне, я аж испугался. Такую-то драгоценную вещь портить., . - Ленька вдруг замолкает и, пригнувшись, быстро скрывается в кустах.
   - Дина, с кем ты разговариваешь? - окликает сестру Алина.
   Динка прячет за спину шарик и отходит от забора.
   - Я ни с кем не разговариваю.
   - Нет, ты разговаривала, - раздвигая кусты и заглядывая через забор, говорит Алина.
   Динка сердито выпячивает нижнюю губу.
   "Вот еще какая искательница? Чуть-чуть Леньку не выискала", - недовольно думает она и, желая подразнить сестру, безразлично говорит:
   - Я просто сказала: иди, иди себе, дурак!
   Алина широко раскрывает глаза:
   - Кому ты сказала?
   - Да одному человеку, потому что он все ходит да ходит тут, - искоса наблюдая за сестрой, сочиняет она.
   - Какому человеку? Где он ходил? Тут был какой-то мальчик... оглядываясь, говорит Алина.
   - Ну нет... Это так один... с бородой... - пугает Динка. Но Алина вдруг успокаивается:
   - С бородой? Так это дачник. Как же ты смеешь обругивать кого-нибудь через забор? Иди отсюда сейчас же! Вот я скажу маме! - хватая сестру за плечо, строго говорит Алина.
   Динка понимает, что попала впросак, и, упираясь, кричит:
   - Не толкайся!.. Я бородатому ничего не сказала. Я тому, который без бороды... гладенькому такому!
   - Какому гладенькому? - снова останавливается Алина. Динка чувствует, что попала в цель,
   - Ну да, гладенькому... без бороды, без усов, лысому...
   - Лысому? - в замешательстве переспрашивает Алина. Но Динке хочется еще крепче припугнуть сестру.
   - Он как подскочит к забору да как скривится вот так... - Динка, зажмуривает один глаз и скашивает на сторону рот, - да как моргнет на меня...
   - Это какая-то ерунда.., - серьезно глядя на нее, говорит
   Алина.
   - А я ему говорю: иди, иди, дурак! - увлекается своим сочинением Динка.
   Но Алина краснеет от гнева:
   - Иди домой! Врушка! Несчастная врушка!
   - Как хочешь... - пугаясь, говорит Динка и покорно идет рядом с сестрой.
   Около террасы цепкие пальцы Алины выпускают ее плечо. От крокетной площадки доносятся громкий смех и веселые голоса...
   - Крачковские пришли, - упавшим голосом говорит Алина и, взбежав по ступенькам на террасу, скрывается в свою комнату.
   Динка кладет на ладонь стеклянный шарик, разглядывает его на свет, пробует языком.
   - Вкусный-превкусный... Не конфетка, не игрушка, а неведома зверюшка... счастливо улыбаясь, говорит она.
   А на площадке снова раздается общий смех и голос Крачковской:
   - Ну что ж, Гога, отвечай, отвечай! Иначе твоя юная дама посадит тебя в галошу!
   - Да побей меня бог, если я понимаю, о чем она спрашивает! - комически восклицает Гога.
   - Я спрашиваю: из какого ребра сделал бог Еву? И еще: где находятся у человека берцовые кости? - уверенно звенит голосок Мышки.
   Динка прячет за пазуху свой шарик и бежит на площадку.
   На скамейке, покатываясь от смеха, сидят мама, Катя и мадам Крачковская. В серединке площадки, оправдываясь и пожимая плечами, стоит смущенный Гога, а рядом с ним торжествующая Мышка.
   - Ну, как же ты не знаешь! Сколько ребер было у Адама? И потом, берцовые кости... Ведь это же устройство человека, и каждый порядочный джентльмен должен знать, как он устроен! - твердо повторяет Мышка выученную наизусть фразу.
   - Ха-ха! Браво, браво, Мышка! - хлопают в ладоши
   Крачковская и Катя.
   Мама вытирает мокрые от смеха глаза.
   - Ха-ха-ха! - громко доносится с гамака, где сидит
   Костя.
   - Я проиграл! Проиграл! Сознаюсь! - прижимая руку к груди, кричит Гога и, подняв с площадки брошенную кем-то сухую ветку, подносит ее Мышке. - Отдаю пальму первенства!
   - Браво! Браво! - хлопают взрослые.
   Динка, забыв про все на свете и наслаждаясь торжеством
   Мышки, выскакивает на площадку.
   - Браво! Браво! - кричит она, тоже хлопая в ладоши. Стеклянный шарик выскальзывает из-под ее рукава и подкатывается под ноги Косте. Костя машинально поднимает его и, проводя пальцем по обитым и исцарапанным бокам, задумчиво говорит:
   - Что это за игрушка? Где-то я уже видел такую...
   - Это мое! - подскакивает к нему Динка.
   Но Костя снова проводит пальцем по исцарапанным бокам и силится что-то вспомнить.
   Глава шестнадцатая
   СЛЕЗЫ - ЭТО РЕДКАЯ ВЕЩЬ
   Крачковские и Катя с Костей уходят на Волгу. Костя обещал покатать их на лодке. Марина весь вечер дурачится и шутит с детьми, потом, забравшись вместе с ними на широкую кровать, рассказывает им про девочку, которая варит обед для всей семьи.
   - Нравится вам эта девочка? - спрашивает она. Алине нравится, она не любит лентяек; Мышке тоже нравится, но она беспокоится, что этой девочке все-таки трудно варить на всех обед.
   - А кто же приносит ей воду? Ведь ведра очень тяжелые... - говорит она.
   А Динка молчит.
   - А ты, Динка, хотела бы иметь такую подружку? - неудачно спрашивает мама.
   - Нет! - трясет головой Динка. - Зачем она мне? Я не люблю бездельных людей.
   - Как - бездельных? Я же только что рассказывала, что эта девочка такая помощница в семье: она варит обед и кормит всех взрослых.
   - Ну, так я жалею ее, конечно, потому что у человека... ну, вообще у другой девочки много дела, а у нее все похлебка да похлебка... Они, наверное, запирают ее на весь день, что ли?
   - Почему запирают? Она бегает и гуляет, как все дети, но она понимает, что взрослые придут с работы голодные и что им надо сварить обед.
   - Все равно не стала бы я... - говорит Динка.
   - Смотри какая! А если бы наша мама приехала с работы голодная, ты тоже не стала бы? - удивляется Мышка.
   - Дина такая лентяйка! - возмущенно говорит Алина.
   - Это очень плохо, - вздыхает мама. - Я приехала и легла бы спать голодная, потому что у меня такая дочка
   - Мамочка, я не такая дочка! Но мне всегда некогда, я тебя чем-нибудь другим покормлю, - жалобно говорит Динка.
   Перед ее глазами встает железная плита, на которой булькает целая кастрюля похлебки, а она сама стоит и мешает да мешает ложкой в этой кастрюле, а Ленька сидит на утесе и ждет, а шарманщик опять ушел с утра по дачам... Нет, какая тут похлебка, когда что ни день, то новые дела... А кто станет высиживать у дороги и гнать Катиных женихов? А еще что-нибудь случится, так та похлебка целый день будет одна булькать на плите..
   - Нет, какая тут похлебка, - пожимая плечами, повторяет Динка, и у нее делается такое испуганное лицо, так смешно морщится одна бровь с чердачком посредине, так недоуменно таращатся на всех глаза и подымаются дыбом клочкастые кудри, что все сразу покатываются со смеху, а мама весело шутит:
   - Нет, уж, видно, не есть нам Динкиной похлебки! - Но чужая девочка не выходит у нее из головы. - Вот посмотрите, - говорит она. - Когда я первый день задержалась в городе, вы все вылезли к калитке я начали плакать... А ту девочку - ее зовут Настя - я спросила: "Поздно приходит твоя мама?" И она спокойно ответила: "Когда как... Если остается на вечернюю смену, то поздно..."
   - Так она привыкла, мамочка, а мы думали, что с тобой что-нибудь случилось, - защищается Мышка.
   - Э, нет! Вы вообще любите плакать по всякому поводу. А человек должен уметь сдерживаться, слезы - это очень редкая и дорогая вещь, их вовсе не льют, как воду... Обиделись - заплакали, поссорились - заплакали, мама опоздала опять заплакали. Да что это за неиссякаемые колодцы такие? Я понимаю, когда случается горе или жаль кого-нибудь очень, а помочь не можешь, - ну, плачет человек тихонько, не может не плакать - так тяжело ему. Ведь я же не плачу, а мало ли у меня всяких неприятностей? - серьезно спрашивает мама.
   - Много, - вздыхает Мышка, прижимаясь к ней щекой..
   - Взрослые редко плачут, - задумчиво говорит Алина.
   - Так маленький тоже будет взрослым когда-то! Надо же растить себя самому крепким, закаленным, а то ведь можно так и остаться хныкалкой на всю жизнь. Что вы думаете - есть такие люди: ходят и хныкают и жалуются вечно на что-нибудь... Вы смотрите следите за собой! - предупреждает мама.
   Но Динка весело машет рукой:
   - А я реву, когда захочу! Еще когда что болит, так я только хныкаю, а если от злости или кого-нибудь мне жалко, так я прямо и ногами и руками дрыгаю и голосом реву, просто я разрываюсь, мама! Не знаю, что делать!
   - Ну, вот так и вырастешь большая тетенька, пойдешь куда-нибудь в гости и вдруг - что такое? Все смотрят: валяется наша тетенька, руками и ногами дрыгает и ревет не своим голосом, - смеется мама.
   - Ха-ха-ха! - подхватывает Мышка. - Она еще не то делать будет!
   - Она еще и побьет кого-нибудь в гостях! - хохочет Алина.
   - Ну да, - недовольно сопит Динка. - Я в гостях всегда тихенькая, у меня даже рот не разжимается. Я там больной делаюсь
   - Зато дома ты здоровая! - острит Алина.
   - И не дома, а на воле... На воле, когда ревешь, так и потер ревет: у-у-у!.. А смеешься - и ветер смеется: ха-ха-ха! И никто не вмешивается, говорит Динка. - А ведь хуже всего, когда человека утешают!
   - Не знаю, что хуже, что лучше... - рассеянно говорит мама и смотрит на часы: - Ой-ой-ой? Уже двенадцать! А вы не спите! И Кати с Костей еще нет... Неужели они все еще катаются на лодке?!
   - Конечно, катаются! Сегодня такая луна! - глядя в окно, говорит Алина и, словно вспомнив что-то, быстро выходит.
   - А вдруг лодка перевернулась? - шепчет Мышка.
   - Заплачь! Ну, заплачь! - дергает ее Динка. - Они уже в воде бултыхаются! Хоп! Хоп!
   - Отстань! Я просто так сказала! Я .ничуть не думаю даже! - отбивается Мышка.
   - Не думаешь? И тебе не жаль Кати? А на Волге такие волны... что я... мы... э... а... никогда уже... нашу... Катю... - притворно всхлипывает Динка.
   - Мамочка! - кричит Мышка. - Она хочет, чтоб я заплакала! Она все нарочно делает!
   - Что такое? - вмешивается мама.
   Динка с хохотом выбегает из комнаты.
   Глава семнадцатая
   "СЛУЧАЙНЫЙ СЛУЧАЙ"
   - Слышь. Макака, а тот студент против царя идет... - таинственно шепчет Ленька.
   - Почему? Как - против царя? - морща лоб, спрашивает Динка.
   - Погоди... Я только погляжу, нет ли кого... - беспокоится Ленька и, вскочив, обходит вокруг камень, смотрит на обрыв.
   Динка тоже встает и, прижав к груди шарик, следит за товарищем.
   - Лень, кого ты смотришь?
   Но Ленька не отвечает и, втянув для верности на утес доску, возвращается.
   - Вот ты слушай, какой со мной случайный случай вышел, - усаживаясь около своей пещеры, говорит он.
   - Случай? Страшный? - заинтересовывается Динка.
   - Да нет, чудной, а не страшный... Да ты садись, я тихо буду говорить! тянет ее за руку Ленька.
   - Тихо? Тогда говори прямо в ухо, - присаживаясь рядом, предлагает девочка.
   - Ничего, я и без уха... Ты только не перебивай...Хожу это я на пристани, около рабочей столовой. А тут самый привоз, баржи разгружаются, и мешков навалено видимо-невидимо. И конешно, покупатели ходят, торгуют на корню, чтоб подешевле, значит... И нанимает меня одна барынька МЕШОК поднести. Тяжелющий мешок яблоков она купила.
   - Тяжелющий мешок! Вот дура! - сердится Динка,
   - Ну, ты погоди... Ведь заработать-то мне надо? Думаю, сволоку как-нибудь. Стал тянуть этот мешок с воза себе на спину - вдруг слышу, кто-то как закричит на мою барынь-ку: "Мальчишку, грит, на такую тяжесть нанимаете, покалечить хотите!" - и швырк мешок с моей спины обратно на воз! Гляжу, а это тот студент...
   - Вот хорошо! - смеется Динка. - А барынька что?
   - А что ей? Она другого взяла, а я озлился.
   - Подожди, Лень. А он узнал, что это ты?
   - Сразу-то не узнал, а потом и меня и тебя вспомнил. "А-а, говорит, старый знакомый!" А я голодный как собака. Какое тут знакомство! "Зачем, говорю, вы так сделали? Теперь я когда еще работу найду!" А он пошарил в кармане да и говорит: "Денег у меня нет, а хлеб есть. Приходи ко мне, будем чай пить... Читать умеешь? Вот тебе адрес, где я живу..." - и достает карандаш. "Не надо, говорю, я так запомню..." Ну, сказал дом, улицу...
   - И пил ты у него чай? - перебивает Динка.
   - Чай-то пил... Так до чаю еще, погоди, что было...
   - Случайный случай до чаю был?
   - Ну да... Ты слушай, а то перебиваешь все время...
   - А в чем этот студент был? В той шинели, что тогда? Я его хорошо помню такой высокий, согнутый и борода узенькая, а глаза добрые. Он хороший. Лень, только очень бедный, да?
   - А откуда ему богатства взять? Он себя не жалеет... Ему тюрьма, - хмуро сказал Ленька.
   - Как - тюрьма? За что тюрьма? - всполошилась Динка.
   - Так ведь вот не слушаешь, а все то вперед, то назад заскакиваешь. Я, коль так, и рассказывать не буду! - рассердился Ленька.
   - Нет, говори... Раз начал, то говори!
   - Опять же с того места надо. Ну, сказал он мне, где живет, и пошел. А я гляжу вслед, и что-то чудно мне кажется. Денег у него нет, а он шасть в рабочую столовую... Ну, думаю, либо попрошайка какой, либо кто из дружков его накормит. А тут время на обед, рабочих много идет: и с ремонтных мастерских, и пристанские, и грузчики тут... Народу - не протолкнешься, и такой меня интерес взял... Ну, и сунулся в за ним в эту столовую. Гляжу, а он в самую толкучку залез и все чего-то между людьми шныряет. Ну, думаю, кого-нето обокрасть хочет. А народ все бедный, рабочий. Стал за его спиной и гляжу... А он пошарит, пошарит в своей кошелке и отойдет... Гляжу, у одного рабочего всякий струмент в ящике, а студент этот шасть к нему... Вроде что-то положил. А рабочий нагнулся, хотел хлеб вынуть, а там бумажка. Взял он ее, развернул, и вроде оторопь его взяла... Смял, смял и швырк соседу под ноги, а сам - ходу... А я думаю: что за бумажка такая? Вроде видел я где-то такие... А уж ее ногами затискали, не видать... Ну, все же нагнулся я и вроде ненароком схватил ее... А студента того уж и след простыл...
   - Он убежал. Лень?
   - Да не убежал, а ушел. А может, еще где меж рабочими шнырял... Я уж не стал его искать - уж очень бумажка интересная. Вот такие у дяди Коли полиция нашла... Когда обыск делали, я видал. За них и в тюрьму его посадили. Запрещенные бумажки. Прокламацией они называются.
   - Прокламацией? Я тоже знаю. Мне Мышка говорила. Ну, рассказывай, Лень!
   - Да, теперь самое главное... Вышел я на пустырь, оглянулся и стал читать. Всего, конечно, не разобрал...
   - А какими буквами? Печатными?
   - Печатными. Как вот в книге. Не рукой писано. И все складно. Так и так, мол, свергайте царя, будете сами хозяева. А то, мол, вы спину гнете, а богачи вашим трудом задаром пользуются... Одним словом, я не все понял... Об одном только догадался, что за это тюрьма. Хорошо, никто не видел. Я и сам испугался. Отнесу, думаю, ему да скажу, чтоб поаккуратней делал... Ну и пошел!
   - И сказал? - с интересом спрашивает Динка.
   - А как же! Захожу, а он тоже только что пришел. Комнатка у него махонькая, на самом чердаке. Один живет. Стол, да кровать, да две табуретки...
   - А шарик где был? - спрашивает Динка.
   - Не знаю, где был. Только я как пришел, студент и говорит: "Садись, сейчас чай будем пить! Меня зовут Степан, а тебя как?" - "А меня, говорю, Ленькой". И сразу бах эту бумажку на стол! "Вот, говорю, спугался человек и бросил... Аккуратней, говорю, надо, ведь за это тюрьма". И стал рассказывать, как за эти бумажки дядю Колю арестовали.
   - А он что?
   - Он - ничего... Бумажку спрятал и молчит, слушает. А потом стал спрашивать, как дело было. Я сказал. Он опять молчит. Налил чаю, нарезал хлеб и давай чего-то между книгами копаться. "Тут, говорит, у меня сахар был". И верно, кусок сахару у него. Только не между книгами, а под столом...
   - А шарик? - нетерпеливо перебивает опять Динка.
   - Вот тут и шарик он вытащил из-под книг да как вдарит им по сахару! Я даже подскочил. "Разобьете, говорю, такую драгоценную вещь..." Я уж его разглядел тогда... Ну, сели чай пить; стал он спрашивать, где я живу да кто у меня есть. И про тебя спросил. Ну, я сказал... И про дядю Колю опять сказал. "Он, говорю, может, и сейчас еще в тюрьме..." - "А фамилию, спрашивает, знаешь?" - "Знаю, говорю: Пономаренко его фамилия". А он опять спрашивает: "Так кто он тебе был?" А я говорю: "Не знаю кто, чужой человек, а жалел меня, и я его век не забуду..." Ну, так поговорили, попили чаю по три чашки, съели его хлеб... Стал я уходить. "Спасибо, говорю, до свиданья..." А он все думает о чем-то, потом взял шарик и сует мне в руки. "Возьми, говорит, для своей подружки!"
   - Для меня? - радуется Динка.
   - Для тебя, конечно. Я даже покраснел весь - так обрадовался; только как взять - ведь он сахар им бьет! "Бери, бери, говорит, я сахар и чернильницей разобью, это мне неважно чем: был бы сахар", - и засмеялся. А я осмелел и опять про ту бумажку вспомнил: "Вы бы, говорю, ее к бублику привязали. Голодный человек бублик сроду не выбросит, а бумажку выбросит". Тут он давай смеяться: "А ну как этот самый рабочий мой бублик вместе с бумажкою съест!" "Не съест, говорю, он домой детям понесет, а там вместе с товарищами и почитает". Ну, посмеялись так, а он и говорит: "Приходи запросто ко мне; что у меня есть, тем и поделюсь. Ты, я вижу, славный парнишка! Спасибо тебе, что бумажку подобрал и принес... И о бубликах я подумаю..." - Ленька замолчал и глубоко вздохнул.
   - А где же случайный случай? - разочарованно спросила Динка.
   - Как - где? Я же тебе рассказал. Вот это он и есть! - засмеялся Ленька.
   Глава восемнадцатая
   ПЕРВЫЕ ЗАБОТЫ
   Мама опять приезжает вовремя, и все в доме идет по-прежнему. По-прежнему Алина выносит на террасу круглые часы, по-прежнему выскакивают к калитке дети. Вечерами мама читает вслух книгу Диккенса "Большие ожидания". Эту книгу подарил Мышке Гога за то, что она сумела посадить в калошу такого литературнообразованного человека, как он. После чтения мама играет на пианино, а Анюта и Алина тихо кружатся по комнате. Анюта стала таким же частым гостем, как Марьяшка: мать ее теперь сидит дома и охотно отпускает девочку к подругам.
   По-прежнему весело проходит воскресенье. Лина печет большой пирог, приезжает в гости Малайка... Все идет по-прежнему... Изменилась только Катя. После отказа Виктору и примирения с Костей Катя ожила, повеселела и меньше стала обращать внимания на всякие неприятности.
   - Катя совсем не жалуется на тебя, Диночка! Ты, наверное, уже исправилась? - шутит мама.
   - Это Катя исправилась, - серьезно отвечает ей Динка. Мама смотрит на Катю, и обе они смеются. Вечером они рассказывают об этом Косте и смеются все втроем. Но Динке не смешно. В голове у нее теснятся разные мысли... Из рассказа Леньки она вдруг поняла, как трудно заработать деньги. Ей запомнился тяжелый мешок, который мальчик взваливал себе на спину... Она видела, как носят такие мешки грузчики. На висках их вздуваются синие жилы, по лицу грязными струйками стекает пот... Динке жалко Леньку, жалко и студента в рваной шинели... Она думает о запрещенных бумажках, которые подкидывает рабочим этот студент, , . Засыпая, она видит, как ветер разносит по базару эти бумажки, видит, как Ленька взваливает на свою спину мешок" и сердце у нее сжимается от страха.
   - Лень, ты не езди больше в город, - просит она, приходя на утес.
   - Да я уж и так сижу... Плохо без билета ездить... - хмуро отвечает Ленька. - Только и тут мне делать нечего... Вчера еле-еле на хлеб наскреб.
   Динка смотрит на бледные, запавшие щеки Леньки, на темные выемки под глазами...
   - Катя, дай мне фартучек с белочкой, - просит она перед обедом тетку.
   - Да ты уже выросла из него! - смеется Катя.
   - Да нет еще... Дай мне, а то я очень пачкаю платья, - скромно говорит Динка.
   Катя вытаскивает из комода детский фартучек с большим карманом на животе и с вышитой на кармане белкой.
   - Вечные у тебя фантазии! - говорит она, пожимая плечами.
   За обедом Динка запихивает в карман хлеб, хватает со своей тарелки котлету... Просаленная насквозь белка на ее животе предательски отдувается, и как ни исправилась Катя, а все-таки она сразу замечает и оттопыренный карман, и жирные пятна на Динкином фартуке.
   - Что это ты сделала? - с удивлением восклицает она и, морщась от брезгливости, вытаскивает двумя пальцами измятую котлету. - Фу, какая гадость!
   - Отдай! - чуть не плача, кричит Динка. - Это не гадость, это моя... я свою взяла!
   Но Катя уже бросает котлету на грязную тарелку:
   - Есть надо за столом! Сними сейчас же фартук, глупая девочка!
   Динка молча снимает фартук.
   "Наплевать мне на твою котлету! - сердито думает она. - Я завтра с шарманщиком напою сто штук таких котлет!"
   И, бросив на стул фартук, она бежит к кукольному ящику, где хранится ее рваное платье.
   "Встану раным-рано и пойду... Дзинь-дзинь денежки в шапке! Целую кучу заработаю и принесу Леньке!" - мечтает девочка.
   Глава девятнадцатая
   ТЯЖЕЛЫЙ ЗАРАБОТОК
   Жарко парит солнце. Склонив усталые ветки и словно задумавшись о чем-то, стоят деревья; не шелохнется лист, притихли птицы. По лесной дороге, согнувшись под тяжестью шарманки, плетется старик. Рядом с ним, то отставая, то забегая вперед, семенит маленькая нищенка... Крутые кольца волос липнут к ее потному лбу; красные от жары щеки покрыты пылью, синие глаза устало щурятся на солнце, на разбегающиеся от дороги тропинки, на виднеющиеся среди зелени крыши разбросанных по лесу дач.
   - Дедушка, нам дадут попить? - спрашивает Динка, облизывая языком губы и поправляя сползающее с плеча рваное платье. - Я попрошу, дедушка, ладно?
   Но старик, глядя себе под ноги, молча шагает вперед... Сухое, морщинистое лицо его застыло в одном выражении долготерпения и покорности судьбе.
   На свету кружатся мошки. Динка отгоняет их рукой и от нечего делать разглядывает приплюснутую шапку на голове шарманщика, изрезанный морщинами лоб, покрытый черными точками бугорчатый нос и свисающие из-под шапки, похожие на желтые лохмотья седые волосы.
   Сед как лунь, на лбу морщины,
   С испитым лицом,
   Много видел он кручины
   На веку своем...
   машинально припоминает она и, забегая вперед, участливо спрашивает:
   - Тяжело тебе, дедушка?
   - Тяжело, - каким-то хрипящим звуком выдыхает старик.
   - Ты, наверное, хочешь пить? - снова спрашивает Динка. Шарманщик медленно поднимает голову и поводит вокруг мутными, выцветшими глазами.
   - Вот спросим... Где-нибудь подадут водички-то... Старик и девочка рано выбрались на работу, они обошли уже несколько дач. Динка пела и перепевала три песни, которые играет шарманка; она пела старательно, чисто, но на глазах ее уже не появлялись слезы, как тогда, на пристани. Она не жалела больше тех, о ком поется в песне, и не представляла себя несчастной, брошенной сиротой. Она думала о Леньке, и каждая монета, падающая в шапку, вызывала у нее радостную улыбку.
   - Пожалейте нас, люди добрые! - весело говорила она. встряхивая шапкой.
   Потом снова пела и, повторяя заученные слова песни, безучастно смотрела поверх голов своих слушателей... Динка работала. И ничто в ней уже не напоминало ту маленькую, трогательную нищенку, которая вызывала всеобщее сочувствие. И слушатели ее были уже не те простые, бедные люди, которые сами видели горькую нужду и от всего сердца жалели сироту. Сейчас это были дачники. Заслышав звуки шарманки, к ограде подбегали нарядные дети, а вслед за ними торопились бонны, нянечки в белых чепцах или бойкие горничные в кружевных передниках.
   - Ступайте отсюда, - говорили они, - господа отдыхают.
   Шарманщик резко обрывал музыку и шел к следующей даче; Динка, приготовившаяся петь, следовала за ним.
   Но чаще дети поднимали крик и бежали к матери с просьбой впустить шарманщика.
   - Мама! Там девочка! Пусти их! - кричали они, подбегая к веранде.
   Калитка открывалась, горничная, брезгливо морщась и отстраняя детей, вела шарманщика и девочку по красивой аллее, усаженной по бокам выращенными в оранжереях диковинными цветами.
   - Играйте! - приказывала она, остановив их неподалеку от веранды.
   Старик перетягивал на шее ремень и, стащив со своей спины шарманку, упирал ее деревянной ножкой в песок. Динка становилась в позу. Дети, стоя поодаль, с любопытством смотрели на ее вихрастую голову, рваное платье и босые ноги Пение сопровождалось заунывной хрипящей музыкой. Ни веранде появлялись взрослые и, облокотившись на перила, перекидывались шутками. Маленькая бродяжка смешила их своей манерой прижимать руку к груди и откидывать назад голову с полузакрытыми глазами.
   ...Я с кинжалом в руке
   Пробирался тайком...
   пела Динка, и с веранды раздавался громкий хохот... Дети подбегали к взрослым и, получив от них завернутые в бумажки деньги, бросали их в шапку. Динка разворачивала бумажки и, тряхнув над своим ухом шапкой, бежала к деду. Шарманщик выгребал деньги в свой карман и низко кланялся, благодарил.