Олег ОВЧИННИКОВ
НАЕЗД
(Ридингофобия)
Деликатный стук в дверь. Входит пациент. Глаз закрывает плотная черная повязка. Оба глаза.— Я, — спрашивает, — туда попал?
— Похоже на то, — отвечаю. — Что у вас с глазами?
Идет на голос, нащупывает стул. Садится: спина прямая, руки на коленях.
— Спасибо, — говорит, — с глазами у меня все в порядке.
— Что же вас в таком случае беспокоит?
— Ах, доктор, — вздыхает. — Если в двух словах, то я боюсь наезда.
— Не бойтесь, — успокаиваю. — У нас тут не правительственная клиника. Контингент простой, никаких наездов.
— Да я не в том смысле, — отмахивается. — Понимаете, последнее время со мной происходят странные вещи.
— Например?
— Все началось с того, что я как-то раз прочитал сыну перед сном «Колобка».
— Мелкий шрифт? — предполагаю. — Плохое освещение?
— Да нет же! Повторяю, на зрение у меня жалоб нет.
— Продолжайте.
— Так вот. А на следующее утро я по рассеянности не заметил, что дорога рядом с домом только что заасфальтирована. Как следствие, увяз в горячем гудроне по щиколотку. Вдобавок, на меня почти наехал каток.
— Легко отделались, — заключаю после беглого осмотра.
— Да я-то что! Туфли жалко. Теперь навсегда увековечены в асфальте.
— Так. — Поправляю зеркальце на лбу. — И какая же связь между катком и «Колобком»?
— Ну как же! — Пациент нервно подпрыгивает на стуле. — И то, и другое катится.
— А-а… — Наблюдаю за лениво ползущим по стене солнечным зайчиком.
— Признаться, я тоже не сразу уловил взаимосвязь. Только после второго случая. Представляете, еду в метро, читаю Толстого; Вронский, Облонский, Каренина — все так перемешалось, как вдруг объявляют мою остановку. Вскакиваю, выбегаю из пресловутой последней двери последнего вагона, и тут кто-то меня толкает в бок и сбрасывает прямо на рельсы. Хорошо, что поезд тронулся вперед, а не назад. Да и упал я аккуратно, почти не ушибся… Но с того раза начал задумываться. Анализировать.
— Дальше… — начинаю подгонять.
— Больше! — откликается. — Чехова стал перечитывать уже сознательно. В порядке, так сказать, эксперимента. Я и прочел-то от силы страницы три. Зато потом минут пять бегал по проспекту от синей «Чайки» с правительственными номерами. И всю ночь во сне меня преследовали серебристые олени, разукрашенные трехцветными флажками.
— Это только с книгами у вас такие проблемы? — интересуюсь.
— Если бы! Книгами, в крайнем случае, можно пожертвовать. Но вот когда я был на приеме у психиатра…
— Ах, так все-таки были? — осведомляюсь вежливо. А сам вздыхаю про себя: запоздал мой ценный совет, запоздал…
— Естественно, — отвечает. — Первым делом. Как человек здравомыслящий — не мог исключить.
— И что?
— Кажется, он мне не поверил. Сначала. Подозревал в скрытой ридингофобии. Поставил эксперимент. Включил телевизор, там как раз старое кино показывали, «Волга-Волга». Мы только начальные титры посмотрели — и на улицу вдвоем. Движение там спокойное, одностороннее. Да и до проезжей части мы не дошли, остановились на тротуаре, он — чуть ближе к бордюру, я чуть дальше. И вдруг, откуда ни возьмись, вылетают две «Волги», причем, что характерно, с разных сторон. Жуткий скрип, скрежет, свист — и обе машины выносит на тротуар. Хорошо, я успел отпрыгнуть. Психиатр тоже оказался почти в порядке, я его навещал потом, скоро уже совсем выпишут.
— Выходит, не только книги на вас влияют? Любые слова, где бы вы их не прочли, имеющие непосредственное отношение к транспорту?
— Ха! — Воодушевленно теребит глазную повязку. — Если бы непосредственное! Иногда достаточно ассоциации, подчас неявной. Вспомните хотя бы колобка! Или еще… Один раз гуляю в парке, за десять метров обхожу отдыхающих с газетами, смотрю строго под ноги. Вдруг вижу — белой краской на асфальте написано, крупно так, СТАРТ. Ну все, думаю, скоро будет ФИНИШ. Тут же за спиной дикий рев, и в меня на полном ходу врезается какой-то пацан. Хорошо хоть на карте, а не на, предположим, «КАМАЗе». Веселые у них, понимаете ли, старты. Картинги.
Сочувственно цокаю языком.
— М-да… Но опасность всякий раз исходит от машин?.. поездов? Короче, средств передвижения?
— Увы, нет. В последний раз — совсем странно! — я имел неосторожность прочесть вывеску «МЯСО» над входом в одноименным магазин. Казалось бы, ну чем это может мне грозить? Вот и я решил: ничем! Иду себе спокойненько, вдруг в конце улицы показывается здоровенный рефрижератор. Я, естественно, в подъезд — переждать. А там трое уже пережидают, пьют пиво, все в шарфах и боевой раскраске. Это мне потом уже, в травмпункте объяснили, что «мясо» — это еще и, в некотором смысле, Московский «Спартак».
— Знаю, — говорю. — Это потому что их прежнее название — «Пищевик». Дальше что?
— Ну, что… — Сникает. — Обступили. Двое, не сговариваясь, спросили время, один — закурить. У меня не оказалось ни того, ни другого. Тогда они вежливо поинтересовались, знаю ли я, какое погоняло у стража ворот красно-белых. В смысле, кликуха.
— А вы?
— Поймите, — прижимает руку к груди, — я к футболу равнодушен. Так, слышал что-то краем уха. Помню, вроде смешное какое-то у их вратаря прозвище. Детское. Ну, и сказал наобум: Хрюша.
— И что?
— Снова наезд. В три наката.
Не спеша перевариваю. Хорошо еще фамилию центрфорварда не спросили, думаю.
Говорю:
— Это все очень интересно. Но от меня-то вы чего хотите?
— Как же? — удивляется. — Вы ведь окулист!
— Да, — киваю, хоть он меня не видит. — Но не специалист по оккультизму! С необъяснимыми явлениями — это не ко мне. Попробуйте вторая дверь налево. — Каламбурю: — Там пара парапсихологов помещение арендует. — Снова каламбурю, с чувством: — Гомеопатов.
— Но послушайте… — Приходит в смятение. — Все эти странные события происходят со мной только после того, как я что-нибудь прочту. То есть, получу информацию через глаза. Органы, простите меня, зрения! Это же ваша специальность, доктор! — Всхлипывает. — Если и вы мне не поможете…
— Ладно, — говорю. — Снимайте повязку.
— А это безопасно? — настораживается.
— Безопасно, — гарантирую. — Все бумаги я в стол убрал.
Сам задергиваю штору на окне: в витрине закусочной через улицу большими буквами: ЖИГУЛЕВСКОЕ. Мнительность не заразна, но мало ли… Еще бросится сдуру под мою «шестерку».
Пациент опасливо щурится.
— Так. Теперь не моргайте, — прошу. Осматриваю.
Обыкновенные глаза, только все время бегают. Рутинные процедуры.
— Глазное дно в норме, — говорю. — Хрусталик тоже. Радужка, сетчатка — все на месте. Зрение должно быть отличное.
— Увы, — вздыхает.
— Третью снизу строчку видите?
Бросает мимолетный взгляд на таблицу.
— Вижу, конечно. Только читать боюсь.
— Бросьте, — говорю строго. — Уж это-то наверняка безопасно. Просто набор букв, никакого смысла, никаких ассоциаций.
— Н, К, И… — читает. — Б, М, Ш, Ы, В.
— Верно, — говорю, не глядя. Задумываюсь. — Знаете, что?
— Что? — озаряется надеждой.
— А в обратную сторону? — Жду, пока прочтет. — Вот так и с остальными словами поступайте. Если уж попадутся на глаза — читайте смело, но задом наперед. Понимаете?
— Конечно, — кивает. — А в чем смысл?
— Не знаю, — признаюсь. — Но как вариант… И еще, приходите, если хотите, завтра. Я проконсультируюсь с коллегами, может, у кого-нибудь были похожие случаи.
— Хорошо. Спасибо вам, доктор, — говорит. Натягивает на глаза повязку, на ощупь покидает кабинет.
Правда, назавтра мне оказалось не до него. Да и вообще не до чего.
Потому что буквально через минуту после его ухода как раз и приземлился первый корабль с этими… Ну, у которых имена в обе стороны одинаково читаются. Нки… Нкибмш… Нет, ужасные у них имена, человеку без подготовки не выговорить. Словом, с инопланетянами. Причем, что удивительно, не где-нибудь приземлился — прямо перед нашей поликлиникой! А еще удивительней, как такая махина да еще на субсветовых умудрилась так точно в наш двор вписаться. И ведь почти, как говорится, без жертв и разрушений. Правда, «шестерку» мою древнюю, под окнами стояла, сплющило до мономолекул. Ну да бог с ней, ради такого дела не жалко. И еще говорят, перед самым приземлением парень какой-то из поликлиники на улицу вышел. Вот его по-настоящему жаль. Такое событие, первый контакт — и надо же!
М-да, не повезло.
5 апреля 2001.