Страница:
Рысцов таращился на учёного, как кролик-боксёр на поддатого удава. Кто-то здесь явно спятил!
— Валерий, вы зря меня взглядом буравите, — словно ужалил, усмехнулся Борис. — Потерпите минуту, и вам все станет понятно. На чем я остановился?
— На осеменении Земли, — хрипло подсказал уголовник Пётр.
— Вот-вот. Паника. Перед тем как упорядочить любую структуру, необходимо что? Необходимо её довести до перемешанной к чертям собачьим коллоидной взвеси. И С-пространство сделало это. Оно превратило себя в беспорядочную свалку человеческих эмоций, поступков, мыслей и домыслов. Оно превратило себя в паникующее тело. Кстати, Валерий, у ваших сценаристов получилось великолепное и точнейшее сравнение насчёт организма и всяких там вирусов… Неважно. — Авоська описала воинственную окружность. — Важно, что будет делать эс дальше. Как вы думаете?
Никто не отозвался. Борис ответил сам:
— Упорядочивать себя. Не исключено, что параллельно — усложнять. Будет стремиться повысить внутреннюю — а быть может, и внешнюю — энтропию. И обратите внимание на главную особенность С-пространства: его, так сказать, проекционность. Оно же, само того не понимая, копирует наш мир. Подчас неумело, подчас пугающе точно. Каждый из вас был в изнанке. Просто вспомните.
Лица людей застыли в гримасе мучительного понимания. Сердце Рысцова стукнулось о ребра…
— Так вот, — продолжил Борис, удовлетворённо обведя взглядом немногочисленную аудиторию. — Паника в эсе, паника и здесь… Тьфу! Точнее, там — в реальности. Если грядёт упорядочивание эса, стало быть, нужно упорядочить и нашу Землю. А уж за каким из этих миров будущее — это покажет время. Боюсь, если моя гипотеза верна — за наиболее упорядоченным.
Ещё несколько секунд гробового молчания. Казалось, ещё чуть-чуть, и в слишком просторной гостиной послышится скрип усваивающих информацию извилин.
— Как бы ни кричали бодряки и прочие дегенераты, но ясно одно — эс потихонечку отторгает обыкновенных людей… Ещё раз, пользуясь случаем, аплодирую вашим, Валерий, сценаристам! Не нужны эсу чужеродные бактерии. Его организм уже создал свои. Нас, сшизов. Тех, кто ему не противен! Тех, с кем возможен симбиоз! Понимаете, симбиоз? Взаимовыгодное сосуществование. Но нас мало. Не получится ничего, если в эсе смогут остаться сотня-другая людей. Я даже не могу предположить, к каким последствиям может привести подобный расклад… Вы спросите, почему организму не наплодить ещё пару миллиардов таких, как мы? Не знаю. Возможно, что-то дало сбой, какая-нибудь «железа» исчерпала свой ресурс. Но факт остаётся фактом, со статистикой, сами знаете, спорить трудно: не получится упорядочивания с такими цифрами. А вот как отреагирует на такой поворот наш любимый полиморфный организм — это большой вопрос. Вдруг он решит сам справиться с этой задачей? Да вдобавок не в самом себе, а здесь. На нашей Земле. Никого такое не пугает?..
— Это же конец… — сипло прошептал Алёша, накрутив прядь сальных волос на палец.
— Устами молодости… — развёл руками Борис. Авоська согласно кивнула. — Что нам остаётся? Если сейчас попробовать вдолбить эту информацию в мозги людей, обременённых властью, они нас на костре сожгут!
Рысцов вздрогнул. Перед глазами возникли зеленые кругляшки Сережкиных глаз.
Учёный продолжил:
— Остаётся, друзья мои, одно. Упорядочить самим. Причём и эс, и старушку Землю.
— Бред. — Карен промокнул лысину платочком. — Вы бредите.
— Да нет, уважаемый! Я не брежу. Для того и корпел, создавая установку… Постойте, постойте, без лишних телодвижений! Сейчас все объясню. — Учёный перевёл дыхание и глотнул воды из стакана, поданного ему Кристиной Николаевной. — Я провёл ряд опытов. И пришёл к ещё одному феноменальному открытию, которые в изобилии подкидывает нам эс. Дело в том, что обыкновенный человек, побывав в изнанке, становится сшизом.
Вот теперь пауза затянулась на добрую минуту. Первым подал голос Рысцов:
— Но обычный… он же по определению не может попасть в изнанку.
— Правильно. А если мы его проводим?
— Это доказано уже давно: сшиз не в состоянии провести в изнанку никого. Только… сам.
— А вот моя установка — в состоянии.
После этих слов некоторых прорвало. Загалдели разом, перебивая друг друга и размахивая руками…
— А что, интересное дело! — трясёт подбородками Леонид.
— Да на кой их в сшизы короновать? — возражает Пётр, нагло водя носом. — Проще поддать жару на нару, а потом — в шлюзы спустить!
— Я понял! Их станет больше, и структура сможет достигнуть уровня, когда станет самоупорядочиваться! — это сипло выкрикивает Алёшка.
— Ну даже не знаю… — Карен явно обескуражен и растерян.
Рысцов так и не сказал ни слова. Валера был не просто обескуражен. Он был шокирован масштабом, на который замахнулись эти безумцы. И он — один из них. Кстати, нужно будет уточнить, по какому принципу тут волонтёров набирали?..
— Замолчите! — крикнула Кристина Николаевна. Ноль реакции. Спор и гвалт продолжался.
— Заткнитесь же наконец!
Мимо…
Неожиданно четверо секунду назад оравших и плевавшихся слюной людей усиленно заколотили ладонями себе по губам. Это выглядело настолько нелепо и неправдоподобно, что Рысцов сначала подумал, что просыпается. При насильственном пробуждении бывают похожие глюки. Но вскоре он убедился, что все гораздо смешнее.
Роберт, до этого не подававший голоса и вообще умудряющийся при своих выдающихся габаритах оставаться каким-то малозаметным, медленно вёл рукой по воздуху, и от его слегка напряжённых пальцев исходило едва заметное дрожание. Так меняется структура С-пространства.
Да этот здоровяк просто-напросто заставил этих истериков самих себя по губам отшлёпать! Как детей малых! — озарило Валеру. И тут он содрогнулся. Если Роберт может вот так запросто влиять на сшизов, притом не последней категории, то это действительно сильный тип. И теперь начинало как-то вериться, что он самый мощный сшиз России…
— Достаточно? — осведомился Роберт, прислушиваясь к размеренным шлёпкам и присвистываниям.
Четверо провинившихся дружно закивали головами. Он опустил руку.
Облизнувшись и ещё разок глотнув из стакана, Борис удовлетворённо покивал в наступившей тишине.
— Мы займёмся превращением обыкновенных людей в сшизов. А Кристина Николаевна постарается использовать панику в реальном мире, которая вспыхнет после наших действий с новой силой, чтобы централизовать власть. И вы все здесь сидите не от балды пальчиком поманенные! Каждого из вас мы вели почти с самого возникновения С-пространства, а уж когда обнаружился первый сшиз — так и вообще глаз не спускали. Все мы, несмотря на кажущуюся смехотворность этого суждения, идеальная психологически совместимая команда для осуществления задуманного. Так — понятней?..
Все заёрзали на белоснежных пуфиках. На экране ноута до сих пор вращались контуры невообразимо сложной установки, сконструированной Борисом. Установки, которая должна была, согласно гипотезе, помочь людям. Упорядочить их мир.
Только вот дадут ли они это сделать?..
Рысцову снова пришла в голову назойливая дилемма: дар он получил или все же… проклятие? Одно тем не менее было ясно — его засасывало, его просто тащило в пучину этого шального цунами сновидений, открывающих все больше и больше своих надломленных граней. И тащило рьяно.
— Скажите, сшизы первой категории существуют? — ни к кому конкретно не обращаясь, спросил Алёша, сдёргивая затянувшуюся паузу.
— Не в тему, но вопрос занятный и актуальный, — откликнулся Борис. — В наше поле зрения таковые не попадали. Американцы и некоторые страны Ближнего Востока кичатся, что в их спецслужбах завербованы перваки. Но это, как сами понимаете, не запротоколировано, да и прямых доказательств нет — скорее всего, пыль в глаза пускают. Хотя утверждать обратное наверняка — тоже глупо. Точно одно: ни один из них, если и существует, пока не проявлял себя. По крайней мере, по нашим каналам подобной информации не проходило. А наши каналы широкие и глубокие.
— Хм, — поднял неловкие плечи Алёша, — но раз теоретически первая категория имеется, то должна же она быть подкреплена хотя бы единственным примером?
— В вас, юноша, много прозорливости и любопытства — это хорошо, — покровительственно взмахнул авоськой Борис. — Но мало опыта. Это, учитывая первые два качества, поправимо… Периодическая система Менделеева существует уже почти два столетия, в ней на данный момент уже 112 элементов, из которых лишь 90 обнаружено в природных объектах, а 5 вообще не имеют названия.
— А ведь таблицу-то Дмитрий Иванович вроде как во сне увидел. Символично, — вставил Рысцов, усмехнувшись.
— Что мы знаем о снах… — снова сник Борис. — Мизер.
— Хватит словоблудством заниматься, — отрезала Кристина Николаевна. — Вам через час «Изнанку» запускать уже надо. А у меня ещё много… дел… в…
Её речь замедлилась… Рысцов вздрогнул и стал выгибаться вперёд, будто что-то натягивало его позвоночник словно тетиву. Очертания гостиной исказились, потемнели, хлопнули по глазам миллионами антрацитовых искр…
Со стороны пробуждение в эсе выглядело нелицеприятно: человек за считаные секунды обмякал и растекался, словно стеариновая свеча, попавшая в духовку. А спустя ещё мгновение исчезал, возвращаясь в реальный мир.
Пространство грёз выплёвывало его, словно тягучую слюну.
— Извини, — сказала она, переступив босыми ногами. — Зря разбудила, да? Я почему-то испугалась…
Валера наконец полностью пришёл в себя. За окном было уже светло, но солнце так и не появилось: хмуро, снежно, тесно. До безобразия реально.
Он ещё раз окинул взглядом девушку. Произошедшее с ними накануне вдруг показалось игрой воображения: не было на самом деле катакомб, неуступчивого вентиля двери, долгого поцелуя, беспросветной вьюги среди сугробов, старого адыгейца и говорливого дальнобоя… Не было щемящего чувства, проскользнувшего в ядрышке души в тот момент, когда казалось, что они уже не доберутся до спасительных огней АЗС. Не было тепла, пробившего дорогу в ледяной преисподней гор.
Что-то сломалось. С хрустом мёрзлой кости.
— Нечего пугаться, — почти враждебно обронил он. — Одевайся…
КАДР ОДИННАДЦАТЫЙ
— Валерий, вы зря меня взглядом буравите, — словно ужалил, усмехнулся Борис. — Потерпите минуту, и вам все станет понятно. На чем я остановился?
— На осеменении Земли, — хрипло подсказал уголовник Пётр.
— Вот-вот. Паника. Перед тем как упорядочить любую структуру, необходимо что? Необходимо её довести до перемешанной к чертям собачьим коллоидной взвеси. И С-пространство сделало это. Оно превратило себя в беспорядочную свалку человеческих эмоций, поступков, мыслей и домыслов. Оно превратило себя в паникующее тело. Кстати, Валерий, у ваших сценаристов получилось великолепное и точнейшее сравнение насчёт организма и всяких там вирусов… Неважно. — Авоська описала воинственную окружность. — Важно, что будет делать эс дальше. Как вы думаете?
Никто не отозвался. Борис ответил сам:
— Упорядочивать себя. Не исключено, что параллельно — усложнять. Будет стремиться повысить внутреннюю — а быть может, и внешнюю — энтропию. И обратите внимание на главную особенность С-пространства: его, так сказать, проекционность. Оно же, само того не понимая, копирует наш мир. Подчас неумело, подчас пугающе точно. Каждый из вас был в изнанке. Просто вспомните.
Лица людей застыли в гримасе мучительного понимания. Сердце Рысцова стукнулось о ребра…
— Так вот, — продолжил Борис, удовлетворённо обведя взглядом немногочисленную аудиторию. — Паника в эсе, паника и здесь… Тьфу! Точнее, там — в реальности. Если грядёт упорядочивание эса, стало быть, нужно упорядочить и нашу Землю. А уж за каким из этих миров будущее — это покажет время. Боюсь, если моя гипотеза верна — за наиболее упорядоченным.
Ещё несколько секунд гробового молчания. Казалось, ещё чуть-чуть, и в слишком просторной гостиной послышится скрип усваивающих информацию извилин.
— Как бы ни кричали бодряки и прочие дегенераты, но ясно одно — эс потихонечку отторгает обыкновенных людей… Ещё раз, пользуясь случаем, аплодирую вашим, Валерий, сценаристам! Не нужны эсу чужеродные бактерии. Его организм уже создал свои. Нас, сшизов. Тех, кто ему не противен! Тех, с кем возможен симбиоз! Понимаете, симбиоз? Взаимовыгодное сосуществование. Но нас мало. Не получится ничего, если в эсе смогут остаться сотня-другая людей. Я даже не могу предположить, к каким последствиям может привести подобный расклад… Вы спросите, почему организму не наплодить ещё пару миллиардов таких, как мы? Не знаю. Возможно, что-то дало сбой, какая-нибудь «железа» исчерпала свой ресурс. Но факт остаётся фактом, со статистикой, сами знаете, спорить трудно: не получится упорядочивания с такими цифрами. А вот как отреагирует на такой поворот наш любимый полиморфный организм — это большой вопрос. Вдруг он решит сам справиться с этой задачей? Да вдобавок не в самом себе, а здесь. На нашей Земле. Никого такое не пугает?..
— Это же конец… — сипло прошептал Алёша, накрутив прядь сальных волос на палец.
— Устами молодости… — развёл руками Борис. Авоська согласно кивнула. — Что нам остаётся? Если сейчас попробовать вдолбить эту информацию в мозги людей, обременённых властью, они нас на костре сожгут!
Рысцов вздрогнул. Перед глазами возникли зеленые кругляшки Сережкиных глаз.
Учёный продолжил:
— Остаётся, друзья мои, одно. Упорядочить самим. Причём и эс, и старушку Землю.
— Бред. — Карен промокнул лысину платочком. — Вы бредите.
— Да нет, уважаемый! Я не брежу. Для того и корпел, создавая установку… Постойте, постойте, без лишних телодвижений! Сейчас все объясню. — Учёный перевёл дыхание и глотнул воды из стакана, поданного ему Кристиной Николаевной. — Я провёл ряд опытов. И пришёл к ещё одному феноменальному открытию, которые в изобилии подкидывает нам эс. Дело в том, что обыкновенный человек, побывав в изнанке, становится сшизом.
Вот теперь пауза затянулась на добрую минуту. Первым подал голос Рысцов:
— Но обычный… он же по определению не может попасть в изнанку.
— Правильно. А если мы его проводим?
— Это доказано уже давно: сшиз не в состоянии провести в изнанку никого. Только… сам.
— А вот моя установка — в состоянии.
После этих слов некоторых прорвало. Загалдели разом, перебивая друг друга и размахивая руками…
— А что, интересное дело! — трясёт подбородками Леонид.
— Да на кой их в сшизы короновать? — возражает Пётр, нагло водя носом. — Проще поддать жару на нару, а потом — в шлюзы спустить!
— Я понял! Их станет больше, и структура сможет достигнуть уровня, когда станет самоупорядочиваться! — это сипло выкрикивает Алёшка.
— Ну даже не знаю… — Карен явно обескуражен и растерян.
Рысцов так и не сказал ни слова. Валера был не просто обескуражен. Он был шокирован масштабом, на который замахнулись эти безумцы. И он — один из них. Кстати, нужно будет уточнить, по какому принципу тут волонтёров набирали?..
— Замолчите! — крикнула Кристина Николаевна. Ноль реакции. Спор и гвалт продолжался.
— Заткнитесь же наконец!
Мимо…
Неожиданно четверо секунду назад оравших и плевавшихся слюной людей усиленно заколотили ладонями себе по губам. Это выглядело настолько нелепо и неправдоподобно, что Рысцов сначала подумал, что просыпается. При насильственном пробуждении бывают похожие глюки. Но вскоре он убедился, что все гораздо смешнее.
Роберт, до этого не подававший голоса и вообще умудряющийся при своих выдающихся габаритах оставаться каким-то малозаметным, медленно вёл рукой по воздуху, и от его слегка напряжённых пальцев исходило едва заметное дрожание. Так меняется структура С-пространства.
Да этот здоровяк просто-напросто заставил этих истериков самих себя по губам отшлёпать! Как детей малых! — озарило Валеру. И тут он содрогнулся. Если Роберт может вот так запросто влиять на сшизов, притом не последней категории, то это действительно сильный тип. И теперь начинало как-то вериться, что он самый мощный сшиз России…
— Достаточно? — осведомился Роберт, прислушиваясь к размеренным шлёпкам и присвистываниям.
Четверо провинившихся дружно закивали головами. Он опустил руку.
Облизнувшись и ещё разок глотнув из стакана, Борис удовлетворённо покивал в наступившей тишине.
— Мы займёмся превращением обыкновенных людей в сшизов. А Кристина Николаевна постарается использовать панику в реальном мире, которая вспыхнет после наших действий с новой силой, чтобы централизовать власть. И вы все здесь сидите не от балды пальчиком поманенные! Каждого из вас мы вели почти с самого возникновения С-пространства, а уж когда обнаружился первый сшиз — так и вообще глаз не спускали. Все мы, несмотря на кажущуюся смехотворность этого суждения, идеальная психологически совместимая команда для осуществления задуманного. Так — понятней?..
Все заёрзали на белоснежных пуфиках. На экране ноута до сих пор вращались контуры невообразимо сложной установки, сконструированной Борисом. Установки, которая должна была, согласно гипотезе, помочь людям. Упорядочить их мир.
Только вот дадут ли они это сделать?..
Рысцову снова пришла в голову назойливая дилемма: дар он получил или все же… проклятие? Одно тем не менее было ясно — его засасывало, его просто тащило в пучину этого шального цунами сновидений, открывающих все больше и больше своих надломленных граней. И тащило рьяно.
— Скажите, сшизы первой категории существуют? — ни к кому конкретно не обращаясь, спросил Алёша, сдёргивая затянувшуюся паузу.
— Не в тему, но вопрос занятный и актуальный, — откликнулся Борис. — В наше поле зрения таковые не попадали. Американцы и некоторые страны Ближнего Востока кичатся, что в их спецслужбах завербованы перваки. Но это, как сами понимаете, не запротоколировано, да и прямых доказательств нет — скорее всего, пыль в глаза пускают. Хотя утверждать обратное наверняка — тоже глупо. Точно одно: ни один из них, если и существует, пока не проявлял себя. По крайней мере, по нашим каналам подобной информации не проходило. А наши каналы широкие и глубокие.
— Хм, — поднял неловкие плечи Алёша, — но раз теоретически первая категория имеется, то должна же она быть подкреплена хотя бы единственным примером?
— В вас, юноша, много прозорливости и любопытства — это хорошо, — покровительственно взмахнул авоськой Борис. — Но мало опыта. Это, учитывая первые два качества, поправимо… Периодическая система Менделеева существует уже почти два столетия, в ней на данный момент уже 112 элементов, из которых лишь 90 обнаружено в природных объектах, а 5 вообще не имеют названия.
— А ведь таблицу-то Дмитрий Иванович вроде как во сне увидел. Символично, — вставил Рысцов, усмехнувшись.
— Что мы знаем о снах… — снова сник Борис. — Мизер.
— Хватит словоблудством заниматься, — отрезала Кристина Николаевна. — Вам через час «Изнанку» запускать уже надо. А у меня ещё много… дел… в…
Её речь замедлилась… Рысцов вздрогнул и стал выгибаться вперёд, будто что-то натягивало его позвоночник словно тетиву. Очертания гостиной исказились, потемнели, хлопнули по глазам миллионами антрацитовых искр…
Со стороны пробуждение в эсе выглядело нелицеприятно: человек за считаные секунды обмякал и растекался, словно стеариновая свеча, попавшая в духовку. А спустя ещё мгновение исчезал, возвращаясь в реальный мир.
Пространство грёз выплёвывало его, словно тягучую слюну.
* * *
Мотнув головой, Валера сел на кровати. Простыня была влажная от пота, виски ломило. Разбуженный под работающим С-визором, он ещё не совсем чётко понимал, где проходит граница яви — выдернутое из сна сознание, как известно, тоже обладает некоторой инерцией. Глубоко вдохнув и растерев воспалённые глаза, Рысцов глупо уставился на Ольгу, стоявшую рядом в тунике одеяла.— Извини, — сказала она, переступив босыми ногами. — Зря разбудила, да? Я почему-то испугалась…
Валера наконец полностью пришёл в себя. За окном было уже светло, но солнце так и не появилось: хмуро, снежно, тесно. До безобразия реально.
Он ещё раз окинул взглядом девушку. Произошедшее с ними накануне вдруг показалось игрой воображения: не было на самом деле катакомб, неуступчивого вентиля двери, долгого поцелуя, беспросветной вьюги среди сугробов, старого адыгейца и говорливого дальнобоя… Не было щемящего чувства, проскользнувшего в ядрышке души в тот момент, когда казалось, что они уже не доберутся до спасительных огней АЗС. Не было тепла, пробившего дорогу в ледяной преисподней гор.
Что-то сломалось. С хрустом мёрзлой кости.
— Нечего пугаться, — почти враждебно обронил он. — Одевайся…
КАДР ОДИННАДЦАТЫЙ
Апперкот госпожи Больбинской
— Четвёртый, ведём его до перекрёстка. Принимай.
— Есть. Вижу. Вооружён? Брыкаться намерен, не в курсе?
— Хрен их теперь разберёшь…
Наушник умолк, и старлей Илязов скомандовал:
— Берём возле проходной. Приготовились.
Из-за угла быстрым шагом вышел мужчина, одетый в короткую чёрную куртку, джинсы и высокие зимние ботинки. Он прошёл мимо шлагбаума, пересёк ветви железнодорожных путей и вышел на небольшую площадь. Оглянувшись пару раз, мужчина поднял воротник куртки и через несколько секунд уже был рядом с проходной бывшего завода, сдающегося теперь под офисы различных мелких фирм.
— Пошли!
Трое спецназовцев с вышитыми на спинах жёлтыми буквами «ФСБ» выскочили из легковушки, стоявшей возле гаражного массива, и бросились наперерез. Илязов развернул ириску, сунул её в рот и последовал за ними.
Мужчина, увидев приближающихся бойцов, резко сменил направление и побежал вдоль забора, увитого по верхней кромке колючей проволокой. От преследовавших его отделяло метров пятнадцать, что дало некоторую фору и позволило нырнуть в ближайший дворик. Перепрыгнув через заметённые снегом лавочки, скучавшие на детской площадке, он хотел проскочить через арку на улицу, но оттуда некстати вывернул грузовик, и мужчина со всего размаху врезался в его радиатор и отлетел метра на два назад. Машина в последний момент успела затормозить, а то бы не жить беглецу.
Подоспевшие спецназовцы ловко перевернули оглушённого на живот, сцепили руки за спиной и обхлопали по карманам. За пазухой обнаружился пистолет ТТ, с полной обоймой и патроном в стволе.
— Не имеете права! Только в присутствии адвоката, — нагло заявил оклемавшийся задержанный, когда его подняли на ноги. — Я лицо…
Неторопливо подошедший Илязов коротко приложился ему кулаком по печени, отчего мужчина выпучил глаза, сипло выдохнул и разразился потоком грязной матерщины.
— Не ругайся, — кротко сказал старлей, перекатив языком ириску за щекой. — На тебя люди смотрят. Не стыдно?
Количество мата удвоилось.
Выбравшийся из кабины встревоженный водитель грузовика удостоверился, что никого не переехал, и теперь наблюдал за происходящим с любопытством.
— В машину ведите, — сказал Илязов спецназовцам. И поглядел на сквернословившего без устали задержанного: — Зачем пистолетик-то таскаешь? А вдруг стрельнет? Убьёшь ещё кого-нибудь, в тюрьму сядешь…
— Я тебя убью! — с надрывом пообещал тот, морщась от крови, стекавшей на глаза со лба — все-таки столкновение с радиатором не прошло без последствий. — Ты знаешь, кто я?! У меня депутатская неприкосновенность!
— Да я вижу, вижу, депутатик ты мой, — нежно ответил старлей, разглядывая парламентскую ксиву. — Ты не серчай, не дуйся на ребят, что они к тебе поприкасаются слегка. Работа такая у них. Любую профессию уважать надо…
— Считайте, что нет у вас больше профессии, менты поганые! — снова заорал окольцованный депутат.
— Опять грубит, — досадливо пожал плечами Илязов, оглянувшись на закурившего водителя грузовика. — Как вот с такими прикажете?..
— Дай ты ему в морду, — простецки посоветовал шофёр. — Чтоб сучке Больбинской неповадно было…
— Что вы! — наигранно замахал руками старлей и чмокнул ириской. — Мы ж не звери какие-нибудь! Зачем в морду?..
После этих слов он развернулся и с ходу врезал вопящему депутату коленом в живот, пресекая водопад похабщины…
— Четвёртый, что у вас там? — раздалось в наушнике
— Все в порядке, — придвинув воротник с прицепленным микрофончиком ближе к губам, произнёс Илязов. — В отдел сейчас доставим.
— Везите, конечно… Только что это изменит… — как-то жалко шепнул наушник.
При этом стерва сумела непонятным образом втесаться в доверие к президенту. Она буквально зомбировала некогда толкового мужика, заставив его распустить Думу, перевернуть правительство вверх тормашками и за какую-нибудь пару недель устроить в России самый настоящий тоталитаризм. У неё были пугающе крепкие связи и контакты практически везде: в политических и общественных кругах, с мировыми финансовыми воротилами и уголовщиной самых различных каст — от обыкновенных урок до авторитетных воров в законе и мафиози. Многие мировые организации без обиняков приняли её сторону, позволив установить эти адские машины по превращению людей в сшизов не только в Москве, но и в других мегаполисах, к примеру: Пекине, Нью-Йорке, Багдаде и даже консервативном Лондоне. Количество новоявленных сшизиков уже перевалило за пятьдесят миллионов. Все новые и новые модели С-визоров захлёстывали рынок, и каждая следующая была дешевле предыдущей, причём некоторые из последних уже не нуждались в ретрансляционной и усиливающей функции ресивера-имплантата, что до смешного упрощало процесс выхода человека в эс…
В какой-то миг всем показалось, что Земле не избежать глобальной поножовщины.
Весы общепланетного настроения качались с небывалой амплитудой: то С-видение было легальным бизнесом, то оно — после возникновения первых сшизов — становилось опасным и отталкивающим, то этим «лейкоцитам» объявляли войну… А теперь — вообще нонсенс. Такого бардака история не знала, пожалуй, со времён Второй мировой…
Власть ООН перестала быть легитимной. Во многих странах первого эшелона был введён режим чрезвычайного положения, количеству вооружённых стычек не было числа. Развивающиеся страны вообще практически полностью перешли на сторону безбашенной миллиардерши, а некоторые даже потряхивали стариной и грозились стрелять друг по другу ядерными боеголовками. Европейские державы, казалось, были просто-напросто обескуражены таким дерзким натиском, но поделать ничего не могли, потому как чуть ли не в каждой второй власть раскололась пополам: официальную, растерявшую реальную силу, и оппозиционную, которая выступала под началом Больбинской и держала в своих руках практически все ресурсы страны: энергетические, финансовые, информационные… Плюс ко всему активизировалась деятельность всяких коалиций: от «зелёных» и феминисток до антиглобалистов и, конечно же, бодряков. Каждый истошно орал своё, подкрепляя возгласы слезоточивым газом, свинцовыми «пчёлками» калибра 5,45, а в отдельных случаях даже крылатыми ракетами Х-130 и напалмом. Самой трагикомичной ситуация оказалась в Штатах, вечно сующих нос в чужие хлева. Там шла настоящая гражданская война: их лощёные умы не смогли приспособиться к такому повороту событий, не помог даже свойственный подавляющему большинству янки гипертрофированный инстинкт самосохранения. Демократы наконец-то перегрызлись с республиканцами, и теперь обе партии благополучно колотили друг другу по маковкам не только теологическо-генитальной бранью, но и залпами из старых добрых противотанковых гранатомётов LAW 80, коих по случаю в изобилии закупили по дешёвке у Британии. Нередко промахивались, и доставалось мирным жителям. Те в долгу, впрочем, тоже не оставались, лупя направо и налево из всего оружейного арсенала, скоплённого в подвалах и кладовых милых загородных коттеджиков со времён Линкольна… Множество американцев эмигрировали, прося убежища в относительно спокойной Канаде, Австралии и даже в дикой России. И «множество» — это очень компромиссное в данном случае слово. Бдительный тяжеловес США впервые за два века не вынес коварного нокаутирующего апперкота…
Человечество фактически развалилось на два открыто враждующих лагеря. Одни принимали сумасбродную теорию Больбинской о глобальном упорядочивании мира и обращении всех людей в сшизиков, другие, сохранившие ошмётки здравого смысла, схватились за голову и за оружие, чтобы не допустить превращения разумной жизни на Земле в колонию высокоорганизованных бактерий, живущих преимущественно в эсе.
Битва за С-пространство, кстати, была выиграна обезумевшей дурой в считаные дни — ещё бы, столько дорвавшихся до обманчивой вседозволенности сшизиков в момент наплодить! Но вот в реальности она, несмотря на все старания, оставалась ещё далеко не всевластной. Простой народ все-таки на поверку оказался гораздо более разборчивым, по разумению Таусонского, и вовсе не повально потрусил за Больбинской. Чисто количественное преимущество пока было у здравомыслящих, так-сяк. Процентов этак шестьдесят пять. В России — около шестидесяти.
Так что теперь, когда президент фактически стал марионеткой в ухоженных пальчиках Кристины Николаевны, Павлу Сергеевичу оставалось только до мослов грызть локти, что не выследил вовремя эту гадюку.
Бывалый генерал, тот вообще не вынес перемен и, схватив обширный инсульт, слёг в госпиталь, Не ожидал старый вояка и гэбэшник, что не сможет их ведомство предотвратить подобного нагло-бесцеремонного посягательства на безопасность не только страны, но и — страшно подумать — всего мира! И когда Таусонский выбирал часок и навещал его в палате, старик лишь подолгу смотрел на подполковника из-под крутых надбровных арок. За все пять визитов он не произнёс ни слова.
Он проиграл вместе со своей командой. А проигрывать генерал не был научен за долгие годы службы.
Ерошин, исполняющий теперь обязанности главы российской разведки, оказался мало приспособленным к активному противодействию обернувшейся против него системы и готов был вот-вот прогнуться под неё.
Это был крах. Фиаско. Провал. Полный и, скорее всего, бесповоротный.
Это была медленная и пригоже обставленная гибель человечества… Ох, пророчил ведь мудрый Аракелян…
Павел Сергеевич убрал бутылку в стол и встал. Нет, так-сяк! Что-то уж больно мрачные краски он себе навоображал! В конце концов, пока ещё ни президент, ни Больбинская не посягнули открыто выступить против ФСБ и армии. Все-таки боялись. И правильно делали. Подкупать, перевербовывать, потихонечку разворачивать строй в свою сторону — это одно. А заставить русских офицеров силой — это уже совсем другое… Они и взбеситься могут. И Кристина Николаевна прекрасно понимает, что за сила может ей противостоять. Против наших вояк и гэбэ никакие мировые сообщества в здравом уме не попрут, пока эти ведомства окончательно не будут дезорганизованы. Каждому пню ясно, что и такой день рано или поздно наступит в сложившейся обстановке, но время ещё есть. Далеко не все армейские генералы оказались продажными тварями, а что касается среднего командного состава — там вообще царило странное настроение. Большинство колебалось между долгом и честью. Именно так, ибо сейчас эти понятия стали стремительно друг от друга отдаляться…
— Молодцы, офицеры! Молодцы, родненькие! — пьяно сказал Таусонский стене. — Честь нужно всегда выбирать! Долг приложится, так-сяк… А вот без чести — грош вам цена будет, сукины вы дети…
В дверь постучали.
— Да! — рявкнул подполковник и резко повернулся.
— Разрешите? — просунул голову Саша Резовой.
— Валяй, заходи! — махнул рукой Павел Сергеевич.
Капитан зашёл.
— Ты извини, Саша, я пьян, — хмуро произнёс Таусонский, после того как тот прикрыл дверь. — Вот листок, ручка… Можешь рапорт написать на меня. Обещаю, сам лично им Ерошину об стол хлопну…
Резовой одеревенело замер возле порога, не решаясь что-либо сказать. В таком виде на рабочем месте в служебное время он видел начальника впервые.
— Садись, садись, чего стоять… — гаркнул Таусонский, заваливаясь на своё место.
Саша сел на стул и выдавил:
— Мы тут депутата очередного взяли, Павел Сергеевич. Он на кого-то из приближённых Больбинской имеет выход.
— Это хорошо, — страшно улыбнулся подполковник. — Мы его спросим… Хочешь водки, Сашка?
— Нет, товарищ подполковник, — быстро ответил Резовой.
— Тогда рапорт на меня пиши! — взревел Таусонский, вдарив кулаком по столу так, что зазвенело в ушах. — Выбирай! Или стакан со мной, или рапорт на меня…
— Выпью, — сглотнув, согласился Саша.
Подполковник достал из стола пустую бутылку, подозрительно посмотрел внутрь и швырнул в угол. Стеклотара чудом осталась цела. Он извлёк ещё одну, практически ополовиненную, и два гранёных стакана. Налил почти по двести граммов, и бутылка отправилась вслед за предыдущей. Звон стекла неприятно резанул по барабанным перепонкам.
Они подняли стаканы.
— За честь, Сашка, — сказал Павел Сергеевич. — Чтоб человеком и офицером остаться.
Резовой кивнул. Чокнулись, выпили.
— Закусывать нечем, не обессудь, — громко выдохнул подполковник.
— Да ладно, — ответил капитан, часто моргая. Не привык он пить.
— Веди-ка сюда депутата…
— Павел Сергеевич, может, не сейчас?
— Веди сраного депутата! А если кто-то захочет со мной поспорить по каким-либо вопросам методик допроса — тоже веди! Поспорим, так-сяк…
Спорить с начальником отдела никто не решился. Но на всякий случай двое офицеров остались за дверью его кабинета, когда голосящего и сыплющего угрозами депутата в буквальном смысле слова втолкнули внутрь — мало ли, убьёт ещё Таусонский нерадивого. Вон как разошёлся-то…
Через минуту в курилке, где собрался почти весь отдел, появился сам Таусонский. Голоса гэбэшников, истово обсуждающих увиденное, смолкли на полузвуке. Подполковник стрельнул сигаретку у Илязова и закурил, выпустив из вздыбленных ноздрей цунами дыма. Резовому показалось, что начальник абсолютно трезв, и, лишь встретившись с ним взглядом, он увидел, насколько остекленевшие у шефа глаза.
— Есть. Вижу. Вооружён? Брыкаться намерен, не в курсе?
— Хрен их теперь разберёшь…
Наушник умолк, и старлей Илязов скомандовал:
— Берём возле проходной. Приготовились.
Из-за угла быстрым шагом вышел мужчина, одетый в короткую чёрную куртку, джинсы и высокие зимние ботинки. Он прошёл мимо шлагбаума, пересёк ветви железнодорожных путей и вышел на небольшую площадь. Оглянувшись пару раз, мужчина поднял воротник куртки и через несколько секунд уже был рядом с проходной бывшего завода, сдающегося теперь под офисы различных мелких фирм.
— Пошли!
Трое спецназовцев с вышитыми на спинах жёлтыми буквами «ФСБ» выскочили из легковушки, стоявшей возле гаражного массива, и бросились наперерез. Илязов развернул ириску, сунул её в рот и последовал за ними.
Мужчина, увидев приближающихся бойцов, резко сменил направление и побежал вдоль забора, увитого по верхней кромке колючей проволокой. От преследовавших его отделяло метров пятнадцать, что дало некоторую фору и позволило нырнуть в ближайший дворик. Перепрыгнув через заметённые снегом лавочки, скучавшие на детской площадке, он хотел проскочить через арку на улицу, но оттуда некстати вывернул грузовик, и мужчина со всего размаху врезался в его радиатор и отлетел метра на два назад. Машина в последний момент успела затормозить, а то бы не жить беглецу.
Подоспевшие спецназовцы ловко перевернули оглушённого на живот, сцепили руки за спиной и обхлопали по карманам. За пазухой обнаружился пистолет ТТ, с полной обоймой и патроном в стволе.
— Не имеете права! Только в присутствии адвоката, — нагло заявил оклемавшийся задержанный, когда его подняли на ноги. — Я лицо…
Неторопливо подошедший Илязов коротко приложился ему кулаком по печени, отчего мужчина выпучил глаза, сипло выдохнул и разразился потоком грязной матерщины.
— Не ругайся, — кротко сказал старлей, перекатив языком ириску за щекой. — На тебя люди смотрят. Не стыдно?
Количество мата удвоилось.
Выбравшийся из кабины встревоженный водитель грузовика удостоверился, что никого не переехал, и теперь наблюдал за происходящим с любопытством.
— В машину ведите, — сказал Илязов спецназовцам. И поглядел на сквернословившего без устали задержанного: — Зачем пистолетик-то таскаешь? А вдруг стрельнет? Убьёшь ещё кого-нибудь, в тюрьму сядешь…
— Я тебя убью! — с надрывом пообещал тот, морщась от крови, стекавшей на глаза со лба — все-таки столкновение с радиатором не прошло без последствий. — Ты знаешь, кто я?! У меня депутатская неприкосновенность!
— Да я вижу, вижу, депутатик ты мой, — нежно ответил старлей, разглядывая парламентскую ксиву. — Ты не серчай, не дуйся на ребят, что они к тебе поприкасаются слегка. Работа такая у них. Любую профессию уважать надо…
— Считайте, что нет у вас больше профессии, менты поганые! — снова заорал окольцованный депутат.
— Опять грубит, — досадливо пожал плечами Илязов, оглянувшись на закурившего водителя грузовика. — Как вот с такими прикажете?..
— Дай ты ему в морду, — простецки посоветовал шофёр. — Чтоб сучке Больбинской неповадно было…
— Что вы! — наигранно замахал руками старлей и чмокнул ириской. — Мы ж не звери какие-нибудь! Зачем в морду?..
После этих слов он развернулся и с ходу врезал вопящему депутату коленом в живот, пресекая водопад похабщины…
— Четвёртый, что у вас там? — раздалось в наушнике
— Все в порядке, — придвинув воротник с прицепленным микрофончиком ближе к губам, произнёс Илязов. — В отдел сейчас доставим.
— Везите, конечно… Только что это изменит… — как-то жалко шепнул наушник.
* * *
Из Ленцова Таусонскому выбить ничего не удалось. Выносливый попался кокос, а с виду не скажешь… Да и не до него сейчас было. После того как чётко организованной группе под руководством милиардерши Кристины Николаевны Больбинской удалось запустить проект «Изнанка», мир окончательно съехал с катушек. Так его сяк!При этом стерва сумела непонятным образом втесаться в доверие к президенту. Она буквально зомбировала некогда толкового мужика, заставив его распустить Думу, перевернуть правительство вверх тормашками и за какую-нибудь пару недель устроить в России самый настоящий тоталитаризм. У неё были пугающе крепкие связи и контакты практически везде: в политических и общественных кругах, с мировыми финансовыми воротилами и уголовщиной самых различных каст — от обыкновенных урок до авторитетных воров в законе и мафиози. Многие мировые организации без обиняков приняли её сторону, позволив установить эти адские машины по превращению людей в сшизов не только в Москве, но и в других мегаполисах, к примеру: Пекине, Нью-Йорке, Багдаде и даже консервативном Лондоне. Количество новоявленных сшизиков уже перевалило за пятьдесят миллионов. Все новые и новые модели С-визоров захлёстывали рынок, и каждая следующая была дешевле предыдущей, причём некоторые из последних уже не нуждались в ретрансляционной и усиливающей функции ресивера-имплантата, что до смешного упрощало процесс выхода человека в эс…
В какой-то миг всем показалось, что Земле не избежать глобальной поножовщины.
Весы общепланетного настроения качались с небывалой амплитудой: то С-видение было легальным бизнесом, то оно — после возникновения первых сшизов — становилось опасным и отталкивающим, то этим «лейкоцитам» объявляли войну… А теперь — вообще нонсенс. Такого бардака история не знала, пожалуй, со времён Второй мировой…
Власть ООН перестала быть легитимной. Во многих странах первого эшелона был введён режим чрезвычайного положения, количеству вооружённых стычек не было числа. Развивающиеся страны вообще практически полностью перешли на сторону безбашенной миллиардерши, а некоторые даже потряхивали стариной и грозились стрелять друг по другу ядерными боеголовками. Европейские державы, казалось, были просто-напросто обескуражены таким дерзким натиском, но поделать ничего не могли, потому как чуть ли не в каждой второй власть раскололась пополам: официальную, растерявшую реальную силу, и оппозиционную, которая выступала под началом Больбинской и держала в своих руках практически все ресурсы страны: энергетические, финансовые, информационные… Плюс ко всему активизировалась деятельность всяких коалиций: от «зелёных» и феминисток до антиглобалистов и, конечно же, бодряков. Каждый истошно орал своё, подкрепляя возгласы слезоточивым газом, свинцовыми «пчёлками» калибра 5,45, а в отдельных случаях даже крылатыми ракетами Х-130 и напалмом. Самой трагикомичной ситуация оказалась в Штатах, вечно сующих нос в чужие хлева. Там шла настоящая гражданская война: их лощёные умы не смогли приспособиться к такому повороту событий, не помог даже свойственный подавляющему большинству янки гипертрофированный инстинкт самосохранения. Демократы наконец-то перегрызлись с республиканцами, и теперь обе партии благополучно колотили друг другу по маковкам не только теологическо-генитальной бранью, но и залпами из старых добрых противотанковых гранатомётов LAW 80, коих по случаю в изобилии закупили по дешёвке у Британии. Нередко промахивались, и доставалось мирным жителям. Те в долгу, впрочем, тоже не оставались, лупя направо и налево из всего оружейного арсенала, скоплённого в подвалах и кладовых милых загородных коттеджиков со времён Линкольна… Множество американцев эмигрировали, прося убежища в относительно спокойной Канаде, Австралии и даже в дикой России. И «множество» — это очень компромиссное в данном случае слово. Бдительный тяжеловес США впервые за два века не вынес коварного нокаутирующего апперкота…
Человечество фактически развалилось на два открыто враждующих лагеря. Одни принимали сумасбродную теорию Больбинской о глобальном упорядочивании мира и обращении всех людей в сшизиков, другие, сохранившие ошмётки здравого смысла, схватились за голову и за оружие, чтобы не допустить превращения разумной жизни на Земле в колонию высокоорганизованных бактерий, живущих преимущественно в эсе.
Битва за С-пространство, кстати, была выиграна обезумевшей дурой в считаные дни — ещё бы, столько дорвавшихся до обманчивой вседозволенности сшизиков в момент наплодить! Но вот в реальности она, несмотря на все старания, оставалась ещё далеко не всевластной. Простой народ все-таки на поверку оказался гораздо более разборчивым, по разумению Таусонского, и вовсе не повально потрусил за Больбинской. Чисто количественное преимущество пока было у здравомыслящих, так-сяк. Процентов этак шестьдесят пять. В России — около шестидесяти.
Так что теперь, когда президент фактически стал марионеткой в ухоженных пальчиках Кристины Николаевны, Павлу Сергеевичу оставалось только до мослов грызть локти, что не выследил вовремя эту гадюку.
Бывалый генерал, тот вообще не вынес перемен и, схватив обширный инсульт, слёг в госпиталь, Не ожидал старый вояка и гэбэшник, что не сможет их ведомство предотвратить подобного нагло-бесцеремонного посягательства на безопасность не только страны, но и — страшно подумать — всего мира! И когда Таусонский выбирал часок и навещал его в палате, старик лишь подолгу смотрел на подполковника из-под крутых надбровных арок. За все пять визитов он не произнёс ни слова.
Он проиграл вместе со своей командой. А проигрывать генерал не был научен за долгие годы службы.
Ерошин, исполняющий теперь обязанности главы российской разведки, оказался мало приспособленным к активному противодействию обернувшейся против него системы и готов был вот-вот прогнуться под неё.
Это был крах. Фиаско. Провал. Полный и, скорее всего, бесповоротный.
Это была медленная и пригоже обставленная гибель человечества… Ох, пророчил ведь мудрый Аракелян…
Павел Сергеевич убрал бутылку в стол и встал. Нет, так-сяк! Что-то уж больно мрачные краски он себе навоображал! В конце концов, пока ещё ни президент, ни Больбинская не посягнули открыто выступить против ФСБ и армии. Все-таки боялись. И правильно делали. Подкупать, перевербовывать, потихонечку разворачивать строй в свою сторону — это одно. А заставить русских офицеров силой — это уже совсем другое… Они и взбеситься могут. И Кристина Николаевна прекрасно понимает, что за сила может ей противостоять. Против наших вояк и гэбэ никакие мировые сообщества в здравом уме не попрут, пока эти ведомства окончательно не будут дезорганизованы. Каждому пню ясно, что и такой день рано или поздно наступит в сложившейся обстановке, но время ещё есть. Далеко не все армейские генералы оказались продажными тварями, а что касается среднего командного состава — там вообще царило странное настроение. Большинство колебалось между долгом и честью. Именно так, ибо сейчас эти понятия стали стремительно друг от друга отдаляться…
— Молодцы, офицеры! Молодцы, родненькие! — пьяно сказал Таусонский стене. — Честь нужно всегда выбирать! Долг приложится, так-сяк… А вот без чести — грош вам цена будет, сукины вы дети…
В дверь постучали.
— Да! — рявкнул подполковник и резко повернулся.
— Разрешите? — просунул голову Саша Резовой.
— Валяй, заходи! — махнул рукой Павел Сергеевич.
Капитан зашёл.
— Ты извини, Саша, я пьян, — хмуро произнёс Таусонский, после того как тот прикрыл дверь. — Вот листок, ручка… Можешь рапорт написать на меня. Обещаю, сам лично им Ерошину об стол хлопну…
Резовой одеревенело замер возле порога, не решаясь что-либо сказать. В таком виде на рабочем месте в служебное время он видел начальника впервые.
— Садись, садись, чего стоять… — гаркнул Таусонский, заваливаясь на своё место.
Саша сел на стул и выдавил:
— Мы тут депутата очередного взяли, Павел Сергеевич. Он на кого-то из приближённых Больбинской имеет выход.
— Это хорошо, — страшно улыбнулся подполковник. — Мы его спросим… Хочешь водки, Сашка?
— Нет, товарищ подполковник, — быстро ответил Резовой.
— Тогда рапорт на меня пиши! — взревел Таусонский, вдарив кулаком по столу так, что зазвенело в ушах. — Выбирай! Или стакан со мной, или рапорт на меня…
— Выпью, — сглотнув, согласился Саша.
Подполковник достал из стола пустую бутылку, подозрительно посмотрел внутрь и швырнул в угол. Стеклотара чудом осталась цела. Он извлёк ещё одну, практически ополовиненную, и два гранёных стакана. Налил почти по двести граммов, и бутылка отправилась вслед за предыдущей. Звон стекла неприятно резанул по барабанным перепонкам.
Они подняли стаканы.
— За честь, Сашка, — сказал Павел Сергеевич. — Чтоб человеком и офицером остаться.
Резовой кивнул. Чокнулись, выпили.
— Закусывать нечем, не обессудь, — громко выдохнул подполковник.
— Да ладно, — ответил капитан, часто моргая. Не привык он пить.
— Веди-ка сюда депутата…
— Павел Сергеевич, может, не сейчас?
— Веди сраного депутата! А если кто-то захочет со мной поспорить по каким-либо вопросам методик допроса — тоже веди! Поспорим, так-сяк…
Спорить с начальником отдела никто не решился. Но на всякий случай двое офицеров остались за дверью его кабинета, когда голосящего и сыплющего угрозами депутата в буквальном смысле слова втолкнули внутрь — мало ли, убьёт ещё Таусонский нерадивого. Вон как разошёлся-то…
* * *
Депутат не умер. Он даже не пострадал. Неизвестно, что ему наговорил Павел Сергеевич, но через сорок минут парламентарий вышел из кабинета — целый и невредимый. Он опустошённым взглядом обвёл стены, глянул на лампочку, диковато хихикнул и пошёл прочь. Из-под обмоченной штанины за ним потянулась струйка, оставляя на потёртом ковре в коридоре тонкий след. Дежурившие неподалёку офицеры только переглянулись и не нашлись, что сказать друг другу.Через минуту в курилке, где собрался почти весь отдел, появился сам Таусонский. Голоса гэбэшников, истово обсуждающих увиденное, смолкли на полузвуке. Подполковник стрельнул сигаретку у Илязова и закурил, выпустив из вздыбленных ноздрей цунами дыма. Резовому показалось, что начальник абсолютно трезв, и, лишь встретившись с ним взглядом, он увидел, насколько остекленевшие у шефа глаза.