Сомнения медленно, но неуклонно охватывали южан и вынуждали Нестора делать всё, чтобы продемонстрировать силу и способность победить Генриха. В том числе – заниматься глупой переделкой паротягов в уродливое подобие бронетягов. Потому что боевая техника, пусть даже по всем статьям уступающая противнику, во все времена производила на толпу благоприятное впечатление.
   – Ребята из Инкийского механического наладили выпуск крупнокалиберных пулеметов, – громко заявил Нестор. – К завтрашнему вечеру они пришлют два первых образца, и я хочу, чтобы нам было куда их поставить. Я верю в вас, Анри.
   – Будет, – пообещал инженер. – Я гарантирую, что к завтрашнему вечеру мы переоснастим одну машину…
   И тоскливо посмотрел на заставленную паротягами заводскую площадку.
   Огромные, оснащенные мощными кузельными двигателями тягачи на гусеничном и колесном ходу были машинами сугубо мирными, к ведению боя не приспособленными в принципе. Подавляющее их большинство до недавнего времени верой и правдой служило крупным землевладельцам, у которых они обрабатывали обширные поля и доставляли в Зюйдбург богатый урожай. Остальные были взяты у строителей и до сих пор щеголяли бульдозерными ножами, подъемными кранами да экскаваторными ковшами. Четырнадцать машин, половина парка семи провинций. На самом юге континента, в Инкийских горах, паротягов было больше, на них возили руду из отдаленных шахт, однако останавливать горную добычу Нестор не рискнул – с землевладельцами-адигенами договориться было проще, поскольку первый в этом году урожай уже собрали, а до следующей посевной еще две недели. Вот и получалось, что двенадцати настоящим бронетягам Генриха, вооруженным не только пулеметами, но и пушками, дер Фунье мог противопоставить лишь четырнадцать машин, которые только предстояло превратить в подобие боевой техники.
   Однако присутствия духа мятежник не терял.
   – Одна машина в день – это замечательно! – Нестор потрепал инженера по плечу. – Отличная новость, Анри!
   – Благодарю, адир.
   – И не волнуйтесь насчет оплаты: завтра утром на завод доставят оговоренную сумму. Золотом, Анри, золотом! Герметиконскими цехинами.
   – Благодарю, адир…
   На одной харизме далеко не уедешь, поэтому Нестор щедро дополнял ее полновесными монетами. Он мог бы реквизировать паротяги, но вместо этого взял их в аренду. Добровольцы и перешедшие на сторону мятежника солдаты немедленно получали внушительный аванс, и так же аккуратно оплачивалась работа всех остальных: инженеров, рабочих и землекопов, которые возводили на правом берегу Мериссы защитные сооружения. Золото не позволяло сомнениям окончательно овладеть умами южан и давало Нестору необходимое время. При этом никто и понятия не имел, где дер Фунье раздобыл столь огромные средства.
   – Как видите, я держу слово.
   – Я знаю… я…
   – Я знаю, как нужно, Анри, запомните это: только я знаю, как нужно. – Нестор наклонился к невысокому инженеру и чуть понизил голос: – А нужно мне, чтобы вы старательно готовили паротяги к бою. Одна машина в день меня устраивает, все понятно?
   – Да, адир.
   – Вот и хорошо.
   Дер Фунье выпрямился, оглядел ряды миролюбивых паротягов, и по его губам скользнула едва заметная презрительная усмешка.
   С завода Нестор отправился на так называемый Восточный рубеж, линию обороны, которую старательно возводила тысяча землекопов. Поговорил с инженерами, выступил с краткой, но пламенной речью, насладился овацией и поехал в расположенный неподалеку лагерь добровольцев. Там посетил вечернюю тренировку и похвалил офицеров за службу. Другими словами, дер Фунье проделал свой обычный маршрут, который заканчивался в штабе, размещенном во дворце наместника. И именно в одном из тайных кабинетов этого белоснежного, украшенного великолепной колоннадой здания у Нестора произошла самая важная за день встреча. Встреча с человеком, о присутствии которого в Зюйдбурге не знали даже ближайшие помощники дер Фунье.
   – Почему ты взялся за паротяги? – резко спросил Нучик.
   При появлении дер Фунье он захлопнул папку с бумагами, но с кресла не поднялся, буравя адигена взглядом холодных глаз. – Это бессмысленно.
   – Я тоже рад вас видеть, барон, – вежливо отозвался Нестор. – Как продвигаются работы в пустыне?
   – Хорошо продвигаются, – отрезал Нучик и повторил: – Почему ты взялся за паротяги? На эту дурацкую затею уйдет слишком много золота.
   Нестор прошел в комнату, молча налил себе вина из хрустального графина – только себе, развалился на диване, что стоял напротив кресла Нучика, сделал глоток и улыбнулся.
   – Мятеж – дорогое удовольствие, барон. Он по определению требует много золота.
   Нестор умел считать деньги, но сейчас, получив доступ к огромным ресурсам Компании, он об этой привычке на время забыл. Сейчас дер Фунье деньгами распоряжался, не задумываясь о последствиях. А вот Нучик вел учет каждому цехину, и его раздражали бесконечные траты мятежника.
   – Король движется к Зюйдбургу на бронепоезде…
   – По-вашему, я должен бронировать какой-нибудь эшелон?
   – Почему нет?
   – А потом разогнать и столкнуть их лбами?
   Нучик поджал губы, помолчал, а через несколько мгновений, чуть сбавив тон, продолжил:
   – Зато у тебя была бы крепость на колесах.
   Он искренне считал бронепоезда одним из величайших военных изобретений человечества. Вид ощетинившейся стволами гусеницы завораживал барона, и он не понимал, почему дер Фунье даже думать отказался о создании могучей крепости на колесах.
   – На железнодорожных колесах, – уточнил Нестор.
   – Ну и что?
   – Паротяги более маневренны.
   – Но…
   – Вы собираетесь учить меня воевать? – Нестор улыбнулся настолько обаятельно, что полностью нивелировал откровенно читавшееся в голосе высокомерие. То ли оскорбил, то ли пошутил, как это водится у друзей. Впрочем, какие они друзья…
   Барон Ференц Нучик занимал во всемогущей Компании должность директора-распорядителя, а значит, был высокопоставленным специалистом по решению серьезных проблем. Более того, он был директором-распорядителем Департамента секретных исследований, то есть решал серьезные проблемы методами грязными, но эффективными. В настоящий момент Нучик занимался проектом «Заграта», добывал для Компании власть над миром, финансировал мятеж, а потому считал себя вправе влезать в распоряжения Нестора. До сих пор дер Фунье с контролем галанита мирился, но любому терпению рано или поздно приходит конец.
   – На железнодорожные вагоны можно поставить пушки, – менторским тоном произнес Нучик.
   – Которых у меня нет, – с иронией ответил Нестор и сделал еще один глоток вина.
   – Королевские бронетяги снесут твои консервные банки за десять минут!
   – Я знаю.
   – У короля служат профессионалы с опытом настоящих боевых действий.
   – Я знаю, – спокойно повторил дер Фунье.
   – И что?
   – Ничего.
   – Что значит «ничего»? – взорвался Нучик. – На это «ничего» ты тратишь тысячи цехинов! Золото превращается в консервные банки, а ты бубнишь: «ничего»! И прекрати повторять, что знаешь, как нужно! Не сработает! Со мной – не сработает! Я…
   – Вы знаете, как нужно? – с интересом полюбопытствовал дер Фунье.
   Нучик ответил адигену яростным взглядом.
   «Высокомерная тварь! Мерзавец! Вонючая голубая кровь! Гнилая белая кость! Чванливый подонок…»
   Но при этом – самый талантливый офицер Герметикона.
   Блестящим военным образованием могут похвастаться многие, а вот талантом – единицы. И Нучик, несмотря на всю свою ненависть к адигенам, прекрасно понимал, насколько выгодным приобретением стал для Компании дер Фунье. Сколько побед одержано, и сколько еще впереди… Но вот терпеть высокомерную ухмылку с каждым днем становилось всё труднее и труднее.
   – Вся наша трудоемкая и дорогостоящая работа предназначена исключительно для глаз королевских шпионов, которых в Зюйдбурге полным-полно, – серьезно произнес Нестор. – Пусть Генрих думает, что я готовлюсь к осаде, это поможет ему расслабиться. Для него припасено нечто иное.
   Нучик вздохнул, он понял, куда клонит дер Фунье.
   – Когда вы разрешите моему кораблю лететь на Заграту? – с нажимом спросил Нестор. Полушутливый тон, которым дер Фунье начал беседу, испарился, перед бароном сидел жесткий и очень недовольный офицер, готовящийся к решающей битве. Перед ним сидел адиген, неудовольствие которого давило Нучика невидимым, но очень мощным прессом. – Когда?
   И уверенность директора-распорядителя испарилась, сметенная огнем врожденной властности чистокровного адигена.
   – Я всё еще считаю риск неоправданно высоким, – промямлил барон.
   – А я не в состоянии воевать с Генрихом тем, что у меня есть! – Дер Фунье хлопнул себя по колену с такой силой, что Нучик вздрогнул. – Я придумал «Длань справедливости», я ее построил, и она нужна мне здесь!
   – Переход, минуя Сферу Шкуровича, чрезвычайно опасен.
   – На борту опытнейший астролог!
   – Если «Длань справедливости» погибнет, Компания потеряет огромные деньги.
   В действительности директор-распорядитель задерживал корабль по другим причинам: руководство Компании не хотело отдавать в руки дер Фунье столь мощное оружие. Директорам-наблюдателям требовался мятежный Нестор, потому что пожар на юге увел короля из Альбурга. Но при этом директора-наблюдатели абсолютно не желали видеть сильного Нестора. Однако у дер Фунье был рычаг давления на союзников, которые считали себя его хозяевами.
   – Если «Длань справедливости» не придет, Компания потеряет Заграту!
   – Неужели? – прищурился Нучик, пытаясь перейти в контратаку. – Потеряем, говоришь? С чего бы вдруг? Ты прекрасно знаешь, что беспорядки в южных провинциях лишь часть плана…
   – Окончание мятежа развяжет Генриху руки, – усмехнулся Нестор. – Он вернется в Альбург и сотрет в порошок всех горлопанов, которых вы там расплодили.
   – А почему мятеж должен закончиться?
   – Потому что переделанными паротягами я Генриха не разобью, – издевательски объяснил дер Фунье. – И вы сами мне об этом рассказали, барон. И еще вы упоминали бронепоезд, но забыли об артиллерии, двух импакто и подавляющем преимуществе в живой силе. – Нестор поднялся на ноги и теперь скалой возвышался над вжавшимся в кресло Нучиком. – Генрих мчится на юг, барон, он жаждет расправиться со мной, потому что его захлестнули эмоции. Это всё, что у него есть – эмоции и тяжеленные кулаки. У нас же, в отличие от короля, есть четкий план войны, но он основан на использовании «Длани справедливости». И если вы продолжите вставлять палки в колеса, мне придется плюнуть на наше маленькое предприятие и тем оказать любезному кузену большую услугу – позволить удержать власть.
   – И что же ты будешь делать? – Нучик очень хотел, чтобы в вопросе слышалась издевка, хотел дать понять, что деваться дер Фунье некуда, но у него не получилось.
   – Покину Заграту.
   – Так просто?
   Нестор пожал могучими плечами:
   – А что здесь сложного? В Зюйдбурге находятся четыре цеппеля, я могу зафрахтовать любой из них и отправиться, куда захочу. Любая армия Герметикона с радостью выдаст мне офицерский патент.
   – А как на твоей репутации скажется мятеж против законного короля Заграты?
   – Никак не скажется! Кого волнуют мелкие события на задрипанной планете? – Нестор скривил губы: – В отличие от Генриха, я прекрасно понимаю место Заграты в Герметиконе – она никому не интересна. – Дер Фунье выдержал паузу, презрительно оглядел Нучика и продолжил: – Поскольку свои перспективы я обрисовал, то перейдем к планам Компании относительно этого мира. Начнем с того, что, как только мой цеппель уйдет в «окно», вы эти самые планы сможете смело отправлять в печку…
   Блеф или нет? Решение нужно принимать прямо сейчас. Нужно обдумать слова проклятого адигена и понять, действительно ли окончание мятежа вернет Генриху утраченные было позиции? Сумеют ли северяне совершить задуманное, если армия вернется в Альбург? Вряд ли – в этом дер Фунье прав. Но и усиливать непредсказуемого, почуявшего вкус власти адигена барону не хотелось. Компания ценила Нестора, однако…
   – Кстати, просматривая вашу корреспонденцию…
   – Ты вскрыл мое послание на Галану?! – Директор-распорядитель покраснел от гнева.
   – Я?! – искренне удивился дер Фунье. – За кого вы меня принимаете, барон? Почту вскрыли мои люди, я же просто ее просмотрел… Забыл сказать, что вам нужен новый курьер, прежний чем-то отравился…
   – Ты ответишь за это!
   – Перед кем?
   Нучик осекся.
   Нестор выдержал паузу, давая галаниту возможность зачитать список, не дождался, выразительно усмехнулся и продолжил:
   – Так вот, барон, просматривая вашу корреспонденцию, я обратил внимание на досадные ошибки в финансовых отчетах. По моим оценкам, вы взвинтили стоимость происходящего в Зюйдбурге на пятьдесят тысяч цехинов, и я могу это доказать. Полагаю, директора-наблюдатели не придут в восторг от ваших маленьких шалостей.
   – Можешь доказать?
   – Я распорядился задержать вашего помощника по финансовым вопросам… Не арестовать, конечно же, просто задержать для разговора… Необычайно интересного разговора.
   В черных глазах мятежника пылала холодная насмешка. Черные глаза задавали простой вопрос: «Воюем или договариваемся?» Черные глаза предупреждали: «Воевать не надо…»
   Черные глаза адигена обещали столько неприятностей, что Нучик сдался:
   – У тебя будет корабль, Нестор.
   Воевать сейчас – безумие. Нужно собраться с мыслями, понять, как крепко держит его за горло проклятый мятежник, попытаться выправить отчеты…
   – И еще пять тысяч цехинов, барон. Завтра утром я должен расплатиться по нескольким счетам и выдать жалованье наемникам.
   – Хорошо.
   Нестор допил вино, подмигнул портрету какого-то древнего короля, что украшал стену кабинета, повернулся к Нучику спиной, явно намереваясь выйти из комнаты, но задержался и, не оборачиваясь, произнес:
   – Мне надоело, что вы мне тыкаете, барон. В следующий раз потрудитесь быть вежливым, или я отрежу вам язык.
* * *
   – Как вы и хотели, синьор: месса еще не закончилась. – Теперь старый Бен обращался исключительно к Валентину, на заносчивого старался даже не смотреть лишний раз – мало ли что? – Дальше ехать никак нельзя: во время воскресной мессы площадь оцеплена.
   Помпилио сложил газету, которую распорядился купить сразу же, едва они въехали в Альбург, и недружелюбно посмотрел на трех гвардейцев в бирюзовых мундирах, перекрывших выезд на площадь. Посмотрел так, словно размышлял: замечать их или нет? В результате принял решение прогуляться и шевельнул правой рукой. Валентин соскочил с козел и помог Помпилио покинуть коляску.
   – Мы успели, мессер.
   – Очень хорошо, Теодор. И повозка мне понравилась.
   – Я передам ваши слова вознице, мессер, ему будет приятно.
   – Тогда не передавай.
   Бен, который тоже слез на землю и теперь стоял у лошади, держа кепку в руке, молча выругался, но сумел сохранить на лице бесстрастное выражение.
   – Ты не забыл приглашение, Теодор?
   – Как можно, мессер? – Валентин извлек из нагрудного кармана пропуск, подписанный Генрихом II и скрепленный его личной печатью, с легким поклоном передал его хозяину и продолжил: – С вашего позволения, мессер, я отправлюсь на поиски нового алхимика. Я знаю людей, которые дадут необходимые рекомендации.
   – Выброси это по дороге. – Помпилио отдал слуге газету. – И возьми коляску.
   – Не думаю, что в этом есть необходимость, мессер.
   – Как хочешь. – Помпилио помолчал, повторяя в уме состоявшийся разговор, после чего осведомился: – А как я его найду?
   Теодор повернулся к вознице:
   – Ждать здесь.
   – Конечно, синьор.
   Валентин перевел взгляд на хозяина:
   – Коляска будет ожидать вас здесь, мессер, на этом самом месте.
   – Спасибо, Теодор. Что бы я без тебя делал?
   – К вашим услугам, мессер.
   Бену очень хотелось спросить, как же он будет общаться с чванливым адигеном в отсутствие Валентина, но здравомыслие заставило его прикусить язык – с такими людьми лучше не шутить. Вместо этого он натянул на голову кепку, разумеется, после того, как Помпилио и его слуга отошли на несколько шагов от коляски, однако тут же стянул ее, поднял глаза к колокольне, поднес ко лбу указательный и средний пальцы правой руки и вознес главному загратийскому святому коротенькую молитву. В конце концов, Бен тоже был олгеменом и желал извиниться за пропуск утренней мессы.
   Высоченная колокольня, шпиль которой – им служила статуя святого Альстера – упирался в самые облака, была архитектурным центром Альбурга, превосходя по красоте не только дома горожан – что естественно, но и расположенный в половине лиги к югу королевский дворец. Четырехугольная, сложенная из темно-коричневого камня, она, казалось, сошла со страниц детских сказок, элегантно соединяя тяжеловесность классической адигенской архитектуры с воздушной легкостью стиля нуво, овладевшего умами строителей на закате Эпохи Ожерелья.
   Вблизи сложенного из огромных блоков основания башня воспринималась могучей скалой, но стоило отойти хотя бы на полсотни шагов, как плечистый исполин превращался во вставшую на цыпочки проказницу. Ощущение это достигалось благодаря тому, что стены колокольни состояли из сплошных витражных окон, поднимающихся от второго этажа до самой крыши. Из камня были сделаны лишь четыре опорные колонны, украшенные балконами и скульптурами, а между ними царило цветное стекло, складывающееся в великолепные картины, описывающие деяния святого Альстера.
   Любоваться башней можно было часами, особенно сейчас, во время мессы, когда негромким переливчатым звоном ласкали слух маленькие колокола, однако Помпилио бросил на красавицу лишь короткий взгляд, похожий на небрежное: «Привет!», прошел внутрь собора, продемонстрировав стоящим у дверей гвардейцам свое «приглашение», остановился у входа и огляделся.
   То ли отсутствие короля сыграло свою роль, то ли неспокойная обстановка вынудила покинуть родной мир многих знатных загратийцев, но людей на мессе собралось немного. Величественный собор был заполнен едва ли наполовину, а потому Помпилио не только без труда отыскал нужных ему людей, но и место рядом с ними оказалось свободным.
   – Доброе утро, тетушка Агата, – пробормотал он, усаживаясь на скамью.
   – Я уж думала, ты не придешь, – тихо ответила старая адигена.
   – Приятно, что ты обо мне помнишь.
   Агата чуть приподняла брови, Помпилио понятливо склонился к старухе, и она поцеловала его в щеку.
   – Рада тебя видеть, Помпилио.
   Семидесятилетняя адигена была последней из загратийской ветви семьи дер Суан. Единственный ее сын умер в пятнадцатилетнем возрасте, а двум дочерям были составлены удачные партии на Андане и Тинигерии, и возвращаться на Заграту они не собирались. Сухонькая, хрупкая старушка казалась безобидной, однако правила обширным поместьем железной рукой, надеясь передать его, вместе с титулом кому-нибудь из внуков.
   – И я рада тебе, Помпилио, – негромко произнесла сидящая по левую руку от старой адигены девушка.
   – Лилиан. – Помпилио склонил голову. – Превосходно выглядишь.
   – Твои комплименты по-прежнему тяжеловесны.
   – Я недостаточно времени провожу в светских салонах.
   По губам Лилиан дер Ти-Нофаль скользнула улыбка.
   Высокая и стройная блондинка была одета в модное ярко-красное платье, открытое ровно настолько, чтобы злые языки не назвали его вызывающим. Однако игривый наряд не добавлял тепла: красивое лицо девушки было по-адигенски холодным.
   – Где путешествовал?
   – Сюда прибыл с Анданы, у меня там были дела, а до того посещал Каату.
   Лилиан вновь улыбнулась, и вновь – едва заметно. Словно было нечто забавное в том, что Помпилио упомянул Каату. Очень забавное.
   – Торопился, как мог… Кстати, переход на Заграту оказался трагическим, я потерял алхимика, а Теодор забыл мне напомнить поставить свечку. Как думаешь, в этом есть знак?
   – Помолчи хотя бы минуту, – велела старуха.
   – Зачем?
   – Затем, что я так хочу.
   – Почему же ты сразу не сказала?
   – Пообедаем сегодня, – произнесла Лилиан так, словно назначила деловую встречу.
   – С удовольствием.
   Сидящий за девушкой мужчина – лысоватый брюнет с маленьким и острым лицом, смахивающим на мышиную мордочку, наклонился и протянул было Помпилио руку, но епископ провозгласил: «Творите добро!», и прихожане дружно поднялись на ноги.
   – Печально, что всё так быстро закончилось, – пробормотал Помпилио. – О чем была проповедь?
   – Ты специально приехал к окончанию, – заметила старая адигена. – Тебе никогда не хватало терпения прослушать всю мессу.
   Это заявление Агаты лысоватый мужчина воспринял с большим интересом, однако завязать разговор с Помпилио ему вновь не удалось, поскольку адиген как раз стал причиной небольшого замешательства.
   В тот самый момент, когда направлявшиеся к выходу принцы оказались в паре метров от скамьи, Помпилио сделал шаг назад, галантно освобождая проход тетушке, но при этом перегораживая его королевским детям и их свите.
   – В сторону, адир, – негромко произнес гвардейский офицер.
   Помпилио обернулся и выдал обаятельную улыбку:
   – Я, кажется, мешаю…
   Но с места не сдвинулся.
   Наследник престола, двенадцатилетний Генрих, удивленно посмотрел на незнакомого дворянина, среди придворных пронесся шепоток, лица гвардейцев стали решительными – они готовились смести наглеца силой, и старой Агате пришлось срочно спасать положение.
   – Доброе утро, ваше высочество. – Она вышла вперед, не забыв наступить Помпилио на ногу, и присела в неглубоком реверансе.
   – Рад вас видеть, адира дер Суан.
   Старуха знала Генриха-младшего сызмальства, он не раз гостил в ее поместье и всегда называл тетушкой. Однако в официальной обстановке ни адира, ни юный принц не забывали об этикете.
   – Позвольте представить моего гостя, ваше высочество: Помпилио Чезаре Фаха дер Даген Тур.
   Помпилио сдержанно кивнул. Принц удивленно приподнял брови. Старуха же позволила себе улыбку:
   – Мой племянник немного неуклюж, но очень мил.
   – Я заметил.
   Мальчик, не отрываясь, смотрел на Помпилио, однако во взгляде не было агрессии или недовольства – только интерес. Так смотрят на человека, о котором много слышали, но никогда не видели лично.
   – Добро пожаловать на Заграту, адир.
   Младшие принцы шагнули вперед и без стеснения разглядывали незнакомца.
   – Мессер, – едва слышно поправила Генриха-младшего успевшая приблизиться Агата. Теперь она держала юного, но высокого для своих лет принца за локоть и была уверена, что доведет разговор до конца. Кроме того, она почти шептала Генриху-младшему на ухо, и никто из придворных не слышал ни слова. – Наш гость из рода даров.
   А это значит, что, будь ты хоть королем, хоть простолюдином, обращаться нужно «мессер» и никак иначе. К счастью для всех, Генрих-младший об этой тонкости знал.
   – Добро пожаловать на Заграту, мессер.
   И вновь тишина. Помпилио дружески улыбался, но не произносил ни слова, предоставляя Агате улаживать щекотливую ситуацию.
   – Генри, твой отец пожаловал моему племяннику привилегию говорить «ты», – торопливо продолжила старуха. – Если хочешь услышать ответ, ты должен сделать то же самое.
   Молчание Помпилио неприлично затягивалось, что вызвало среди придворных очередную волну недоуменного шепота. Им казалось, что назревает скандал.
   – Я должен с ним поговорить? – растерянно спросил принц. – Тетушка, я не понимаю…
   – Помпилио знает этикет не хуже нас с тобой, Генри. И если он решил привлечь твое внимание столь необычным образом, значит, у него есть на то основания. Продолжай разговор.
   И юный принц показал, что достоин быть наследником престола. Он гордо вскинул голову и, глядя на лингийца снизу вверх, громко произнес:
   – Дарую тебе привилегию говорить мне «ты», мессер Помпилио. Друг моего отца – мой друг.
   – Благодарю, – улыбнулся адиген. – Счастлив видеть тебя в добром здравии, маленький принц. У нас не было возможности познакомиться, но я вижу, мой друг Генрих воспитал хорошего сына.
   Мало кто мог себе позволить говорить с наследником престола столь свободно и непринужденно, а потому все находящиеся в соборе люди с любопытством вытягивали шеи, ловя каждое слово необычного разговора.
   – Зачем ты прибыл на Заграту, мессер? Повидать отца?
   – Когда-то я оставил здесь перстень, – намеренно громко ответил адиген. – За ним приехал.
   Принц заметно вздрогнул, однако взгляд не отвел. Шепот вокруг усилился, удивлению придворных не было предела, а вот лысоватый господин неожиданно нахмурился.