Сам поселок Тюра-Там производил унылое впечатление: небольшое здание вокзала, водонапорная башня, два двухэтажных домика железнодорожников, несколько мазанок и юрт. А вокруг – ровная пустынная степь, такыры[98], солончаки, пески, колючки.
   Первые строители разместились в палатках. Весь январь и февраль бушевали метели. Морозы и снежные заносы сильно затруднили работу, но «денежкинцы» шаг за шагом упорно продвигались вперед. А еще они сделали большое дело – за два зимних месяца выкололи из Сырдарьи несколько тысяч кубометров льда и засыпали его толстым слоем опилок. В знойное лето 1955 года ледник спас от гниения сотни тонн мяса и других продуктов, предотвратив желудочные болезни у тысяч людей.
   В мае на полигон, получивший условное название «Тайга», прибыл начальник строительства Георгий Шубников. С этого момента темпы и масштаб стройки нарастали непрерывно. К станции Тюра-Там подходил эшелон за эшелоном. Бывало, что в день этот маленький разъезд принимал до тысячи вагонов. Над грунтовыми дорогами стояла сплошная стена мелкой пыли, из-за чего машины двигались в солнечный день с зажженными фарами. Механизмы не выдерживали, но люди в тяжелейших условиях трудились практически круглосуточно.
   Бытовые условия были ужасны. Старший офицерский состав жил в вагонах, младший селился в землянках. Питались консервами и сухарями. Очищенной воды не хватало для питья и приготовления пищи, не говоря уже о санитарных нуждах. Навесы, под которыми военнослужащие обедали, плохо защищали от палящего солнца, туч пыли и вездесущих насекомых. Песок скрипел на зубах, набивался в рот. Несмотря на бытовой ад, работа кипела вовсю. Строители прокладывали «бетонку», рыли котлованы, возводили цементный завод…
   Армейские казармы на полигоне Тюра-Там (1956 год)
 
   Организационная структура полигона была определена 2 июня 1955 года директивой Генерального штаба Вооруженных сил СССР[99]. Тогда же будущему космодрому присвоили официальное название – 5-й Научно-исследовательский полигон Министерства обороны (НИИП-5 МО). Первым его начальником был назначен боевой ракетчик генерал-лейтенант Алексей Иванович Нестеренко[100]. Главным инженером проекта строительных конструкций стал Алексей Алексеевич Ниточкин[101]. В том году штат полигона составил 1900 военнослужащих и 664 вольнонаемных работников. Однако реально на первом этапе строительства было задействовано свыше 20 тыс. солдат и офицеров.
   А 20 июля на полигоне Тюра-Там началось возведение «объекта 135» – стартового комплекса ракеты «Р-7», который сами строители называли «площадкой номер один» или «стадионом». Через несколько лет его назвали «Гагаринским стартом».

2.2 Площадка номер один

   Проектирование наземного стартового комплекса шло параллельно разработке ракеты. Оно было поручено московскому Государственному специальному конструкторскому бюро (ГСКБ) «Спецмаш», которое возглавлял Владимир Павлович Бармин, в годы войны работавший на серийном производстве реактивных «катюш», а затем участвовавший в освоении немецкой ракетной техники. Все стартовые сооружения полигона Капустин Яр строила команда Бармина.
   Первоначально принципы конструирования стартового комплекса не отличались от тех, которые были хорошо изучены и опробованы «Спецмашем» при создании «Р-1», «Р-2» и «Р-5», – во всех случаях ракету привозили к стартовому столу в горизонтальном положении и с помощью стрелы (или мачты) установщика водружали вертикально на опоры-стабилизаторы. Однако «Р-7» была больше, тяжелее и сложнее, чем любая из предыдущих ракет. Поэтому Сергей Королёв и Владимир Бармин пришли к выводу, что нужно привозить каждый из пяти блоков на старт поодиночке, а затем присоединять «боковушки» к центральному блоку в двух точках касания – внизу (на уровне крепления двигателей) и вверху. Причем так, чтобы их тяги передавались на вторую ступень в нижней части. Соответственно, под каждый блок предполагалось соорудить отдельный стартовый стол.
   Когда проект комплекса обсуждался на Совете главных конструкторов, против такого варианта резко выступил конструктор автономных систем управления Николай Алексеевич Пилюгин. Дело в том, что если тяга двигателей будет меняться вразнобой, то сравнительно большое расстояние между «боковушками» создаст значительный опрокидывающий момент. При совмещении такого момента с сильным порывом ветра система управления в принципе не может обеспечить устойчивость движения ракеты в процессе старта. Как-то отрегулировать потенциальную несинхронность не мог и двигателист Валентин Глушко – он заявил, что поставляет одиночные двигатели, а решать проблемы их синхронизации не входит в его задачу. Предложение удерживать ракету за хвост второй ступени до полного набора тяги всеми двигателями тоже было отклонено. Тогда Пилюгин потребовал оградить ракету от действия ветра. Королёв с ним никогда не спорил, передоверив это «удовольствие» своему первому заместителю Василию Павловичу Мишину. Поскольку проектанты ОКБ-1 ничего путного в ответ на замечания Пилюгина не придумали, пришлось просить Бармина возвести вокруг стартового комплекса высокую стену. Бармин опешил и в резкой форме отказался даже обсуждать такое «китайское» решение вопроса.
   Тут подоспела новая проблема – проектанты в очередной раз перекомпоновали ракету: центральный блок теперь подвешивался на «боковушки», а не на пусковое устройство. Ни у кого не осталось сомнений, что единственный выход – горизонтальная сборка в Монтажно-испытательном корпусе с последующей транспортировкой ракеты по рельсам на стартовый стол.
   В ноябре 1954 года состоялось заседание Совета главных конструкторов, на котором было принято окончательное решение об изменении схемы запуска «Р-7». Но что предложить взамен? Конструирование стартового комплекса «пакетной» ракеты не имело аналога, соответственно, у проектировщиков не было хотя бы экспериментального опыта по многим обсуждаемым позициям.
   Стартовый комплекс межконтинентальной ракеты «Р-7» (© КБОМ): 1 – стартовая система; 2 – фермы обслуживания; 3 – обмывочно-нейтрализационная машина; 4 – заправщик перекиси водорода; 5 – заправщик горючего; 6 – опорная ферма
 
   Рассматривая различные варианты крепления и установки ракеты на старте, конструкторы предложили создать в зоне стыковки первой и второй ступеней ракеты дополнительный силовой пояс, что позволяло удерживать ракету во «взвешенном» состоянии. «Р-7» должна была не стоять на стартовом столе, а висеть над ним. Силовой пояс представлял собой самозапирающийся под собственным весом ракеты сегментно-круговой захват. Через четыре несущих стрелы нагрузка передается на поворотный круг диаметром 18 м, который позволяет нацеливать ракету по азимуту. На этой же поворотной части устанавливаются две кабель-мачты для подвода наземных коммуникаций. При запуске, после того как тяга двигателей превысит массу «Р-7», верхний пояс освобождается от нагрузки, которую создает ракета, захват размыкается, и под действием противовесов стрелы быстро отходят в разные стороны.
   Новая схема позволяла кардинально решить проблему воздействия ветра – задний срез ракеты просто опустили ниже нулевого уровня сооружения, в специальный проем на глубину 6,3 м.
   К комплексу были подведены пути с перроном для агрегата, обеспечивающего подпитку ракеты жидким кислородом. Кроме того, потребовалось создать принципиально новый транспортер-установщик «Р-7» на базе железнодорожных платформ лафетного типа. С помощью гидравлических домкратов он поднимал ракету в вертикальное положение с заглублением хвоста в нишу стола и «передавал» ее в силовые элементы стартовых захватов.
   На расстоянии 200 и 350 м от стартового сооружения были размещены два подземных сооружения командного пункта с оборудованием, обеспечивающим дистанционную заправку ракеты компонентами топлива и газами, а также подготовку и пуск ракеты. В отдельных сооружениях находились компрессорная станция, дизельная электростанция и хранилище воды.
   Для обслуживания нижней части «Р-7» и стыковки с ней заправочных коммуникаций разработали «выдвижную кабину» с поворотными и выдвигающимися площадками, размещаемую в стартовом сооружении под ракетой. На время пуска части кабины «прятались» в специальную нишу.
   Реализация этого необычайного замысла напрямую зависела от строителей полигона Тюра-Там, которым предстояло возвести основу сооружения – монолитный железобетонный остов, состоящий из фундаментной плиты, четырех пилонов для опоры и наклонного отражательного лотка. А строители в это время столкнулись с почти непреодолимыми трудностями.
   После того как геологи изучили окрестности будущего полигона, структуру грунта и дали добро на возведение стартового комплекса в определенном месте, в Тюра-Там приехали «маскировщики» Генштаба и потребовали перенести старт на несколько километров с возвышенности в низину, мотивируя это тем, что в ином случае «площадка номер один» станет идеальной целью для вражеской артиллерии. Требование «маскировщиков» выполнили, однако повторную геологоразведку делать не стали – сочли, что структура грунта везде примерно одинаковая. Это оказалось роковой ошибкой. Если в старом месте на все 50 м глубины котлована залегал песок, то в новом с глубины 7 м пошли твердые «ломовые» глины, которые не брал ни один ковш.
   Стройка сразу застопорилась – из 1,3 млн кубометров грунта за целое лето 1955 года сняли всего 0,3 млн. Попробовали рыхлить отбойными молотками – бесполезно. Катастрофически не хватало техники: на котлован было выделено по пять скреперов[102]и самосвалов, по два бульдозера и экскаватора – явно недостаточно. Только зимой, после бомбардировки вышестоящего начальства письмами и жалобами, удалось выбить 20 экскаваторов, 30 скреперов, 25 бульдозеров и 60 самосвалов «МАЗ-250». Для ускорения работ был внедрен линейно-уступчатый метод отрывки в три уровня, а плотный грунт дробили с помощью направленных взрывов. Все эти меры помогли повысить ежесуточную выработку грунта до 15–18 тыс. кубов.
   Строительство на «площадке номер один»
 
   Казалось, самое страшное позади, но весной случилась новая беда: из скважины, пробуренной рядом с котлованом на его проектную глубину, хлынула вода. Работы были остановлены. Руководители стройки опасались, что наткнулись на водоносный слой. Если продолжить копать, вода прорвется и затопит котлован за несколько часов. Взрывные работы были строжайшим образом запрещены – с прорабов даже взяли подписку, пригрозив им уголовной ответственностью. Началось обсуждение. Идея перенести стартовую площадку в другое место поддержки не нашла – в таком случае все сроки сдачи полигона и испытаний ракеты «Р-7» сдвигались на полтора-два года. Предложение остановиться на достигнутом уровне и начать бетонирование тоже не приняли – уменьшение глубины котлована относительно проектной на 13 м приведет к ухудшению отвода факела, что может вызвать опрокидывание ракеты. В конце концов ученые предложили снижать уровень грунтовых вод с помощью иглофильтров и насосов. Промышленность обещала поставить необходимое оборудование в течение года, что опять же срывало план строительства.
   И тогда Георгий Шубников решился на отчаянно смелый шаг. Воспользовавшись опытом метростроевцев, он приказал «отжать» грунтовые воды мощными взрывами. По прикидкам, «отжатая» вода заполнит грунт не менее чем через десять суток. За это время можно успеть снять оставшиеся слои, заложить дренаж и начать бетонирование. Во избежание конфликта с руководством шпуры[103] бурили по ночам, а днем маскировали их. Затем заложили по 150 кг взрывчатки. Первый взрыв прогремел 7 апреля, второй – 12-го. Расчет оправдался – вода ушла.
   Чтобы ускорить процесс бетонирования, строители сделали наездной мост по размерам фундаментной плиты и прямо с него самосвалами сваливали бетон в опалубку. По традиционной схеме «самосвал-бадья-кран-укладка» бетонирование заняло бы месяц, а с наездным мостом хватило недели.
   В июне 1956 года, когда половина работ по бетонированию уже была выполнена, грянула еще одна напасть. Главный инженер Алексей Ниточник наконец-то получил данные геологоразведки и пришел в ужас: несущая способность грунтов под фундаментом оказалась на 20 % меньше проектной – грунт мог осесть, «разорвав» трещинами все сооружение. Нужно было либо уменьшить вес комплекса, либо увеличить площадь опоры. Строители пошли сразу по обоим направлениям: площадь была расширена за счет фундаментов башенных кранов, а вес снизили, сделав пилоны комплекса пустотелыми по принципу пчелиных сот.
   В сентябре 1956 года, точно в соответствии с графиком, строительные работы на «площадке номер один» были завершены – теперь туда пришли монтажники из Минмонтажспецстроя.
   Военные строители сделали невозможное – не только уложились в предписанные сроки, обойдя природные препятствия, но и создали циклопическое сооружение, гарантированный срок эксплуатации которого исчисляется не десятками, а сотнями лет. Высочайшую оценку этой работе дал Сергей Павлович Королёв.
   «Я был уверен, что строители не подведут, – сказал он. – Но я не предполагал, что они в короткий срок смогут построить так много и так хорошо.»

2.3 Сборка «семерки»

   Ударно трудиться приходилось не только строителям, ведь компоновка ракеты «Р-7» постоянно менялась и дорабатывалась. Немецкий опыт пригодился лишь отчасти – конструкторы относились к блокам «семерки» как к ракете «Р-5» и проектировали соответствующую оснастку, однако при сборке пяти таких ракет в «пакет» появлялись новые факторы, которые в принципе не пытались когда-либо решать ракетчики Пенемюнде. Советским специалистам приходилось двигаться вперед буквально на ощупь, действуя методом проб и ошибок – почти как в 1930-е годы.
   Приведу несколько примеров.
   После изменения схемы старта встала проблема одновременного размыкания элементов силовой конструкции стартового комплекса. Решить ее можно было только одним способом – обеспечив плавный подъем ракеты в строго заданном направлении. Это потребовало от разработчиков двигателей организовать трехступенчатый процесс их запуска с созданием «предварительной», «промежуточной ступени» и «главной» тяги. В свою очередь регулирование тяги можно организовать только за счет турбонасосного агрегата, качающего компоненты топлива (керосин и жидкий кислород) в многочисленные камеры сгорания. Двигателистам пришлось с нуля спроектировать и испытать перенастраиваемый привод регулятора расхода перекиси водорода, на продуктах разложения которого и работал турбонасосный агрегат. Кстати, сам этот агрегат развивал мощность, на порядок превышающую мощность своего предшественника, использованного в немецкой ракете «А-4», но при этом весил лишь в полтора раза больше. Интересно, что отработанный турбиной агрегата парогаз выбрасывался через патрубок за борт ракеты, создавая тем самым дополнительную тягу.
   Сборка «пакета» ракеты «Р-7» (© РКК «Энергия»)
 
   Регулирование тяги жидкостных двигателей было настолько новым делом, что потребовалось проверить идею в действии. Для этого создали специальную ракету «Р-М5РД» с регулируемыми двигателями 5МРД. Для экспериментов изготовили две опытные партии этих ракет по пять экземпляров каждая. Запуски состоялись в июле – августе 1956 года. Помимо системы регулирования тяги проверялись приборы нормальной и боковой стабилизации центра масс, новые гироскопы и датчики колебаний топлива. Кроме того, «на натуре» были опробованы головные части с теплоизоляционной обмазкой на основе карбида кремния ТО-2 (на трех ракетах) и с покрытием из асботекстолита (на двух ракетах). Все десять пусков оказались удачными, подтвердив правильность выбранных решений.
   Совершенно новым для конструкторов был и процесс разделения ступеней. Как сделать, чтобы «боковушки» отходили от центрального блока «А» вовремя и не повредили его? При этом система должна быть проста и надежна, то есть основываться не на радиоэлектронике, которая может отказать при вибраций, а на элементарных физических принципах. И опять предложенное решение отличалось изяществом – боковые блоки отходили от ракеты самостоятельно. Реализовано это было за счет остаточного давления наддува в кислородных баках. «Боковушки» соединялись с блоком «А» в двух местах – в районе удерживающего силового пояса стартового сооружения находились четыре башмака, в пазы которых входили оголовки блоков, а внизу, на стыке топливных и двигательных отсеков, имелись поперечные стяжки. В полете при разделении ступеней маршевые двигатели «боковушек» переводились в режим пониженной тяги, управляющие камеры выключались, а нижние поперечные стяжки «пакета» разрывались пирозарядами. Тяга двигателей «боковушек» создавала момент относительно опорных узлов. «Пакет» раскрывался, блок «А» уходит вперед. Как только сферические оголовки боковых блоков выходили из башмаков и освобождали имеющиеся там электроконтакты, вскрывались сопловые крышки в верхней части «боковушек», и остаточное давление наддува баков кислорода стравливалось, создавая при этом небольшую тягу. Боковые блоки разворачивались и сами собой отводились на безопасное расстояние.
   Долгое время оставался открытым вопрос о том, смогут ли эффективно работать все ракетные блоки, собранные в «пакет». Для ответа на него в Загорске был построен прототип Монтажно-испытательного корпуса, а на крутом пятидесятиметровом склоне над рекой Кунья возвели «испытательную станцию № 102» – новый многоуровневый стенд, рассчитанный на испытание мощных двигателей. Строительство стенда и вспомогательных сооружений началось в апреле 1954 года, а в эксплуатацию его приняли 16 июля 1956 года.
   Работы собственно с «Р-7» были начаты в Монтажно-испытательном корпусе Загорского филиала. В конце весны 1956 года группа инженеров отработала операции по сборке блоков в «пакет». Первый «прожиг» бокового блока на стенде был выполнен 1 сентября, а успешный запуск многокамерного двигателя на полное ресурсное время состоялся 24 сентября. Всего в 1956 году было проведено четыре испытания «боковушек» и одно – центрального блока, после чего началась подготовка к запуску «пакета».
   Все «прожиги» посещал Сергей Павлович Королёв, внимательно следивший за их ходом. Наконец 30 марта 1957 года состоялся запуск так называемого летного варианта «пакета» с полной заправкой. О важности этого события свидетельствует тот факт, что на нем присутствовал секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев.
   Только после того как «пакет» отработал без замечаний, конструкторы смогли вздохнуть с облегчением. Ракета «Р-7» была допущена к полетам.

2.4 Поселок Ленинский-Байконур

   Все работы по доведению «семерки» до летного образца проходили в авральном режиме. Это было связано с тем, что положение на международной политической арене обострялось, «холодная война» грозила перерасти в горячую фазу, и советскому руководству позарез нужно было получить «оружие сдерживания» – межконтинентальную ракету с термоядерной боеголовкой, способную долететь до территории США. Конструкторы, инженеры и простые солдаты, занятые в строительстве полигона Тюра-Там, действительно верили, что только «Р-7» сможет остановить заокеанского «агрессора» и предотвратить Третью мировую войну. Поэтому ощущали себя «фронтовиками» и спокойно мирились с бытовыми неудобствами во имя обороны своей страны. Кстати, половина строителей Тюра-Тама были ветеранами Великой Отечественной и не понаслышке знали, что такое сражаться за Родину.
   Надежды, возлагавшиеся на «семерку», еще больше возросли после удачных комплексных испытаний ракеты «Р-5М» с атомной боеголовкой, проведенных 2 февраля 1956 года. Буквально черед неделю сборочный цех Опытного завода ОКБ-1 в Подлипках посетил Президиум ЦК КПСС во главе с Никитой Сергеевичем Хрущевым. Главный конструктор Королёв устроил целую экскурсию, которая произвела сильное впечатление на руководителей Коммунистической партии – на фоне немецкой «А-4» новая советская ракета выглядела настоящим монстром. Проявил интерес к «Р-7» и один из учителей Королёва – знаменитый авиаконструктор Андрей Николаевич Туполев. Он обошел макет ракеты несколько раз, потрогал тоненькие стержни нижних связей блоков, сел рядом на стул и, поразмыслив, сказал: «Она не полетит». Однако Хрущев «загорелся» новым делом и обещал всестороннюю поддержку.
   Стартовое сооружение «Р-7», получившее название «Тюльпан», собрали на Ленинградском металлическом заводе (ЛМЗ). Туда же привезли полномасштабный макет ракеты, который позволял отработать технологию установки и заправки баков, а главное – имитацию подъема ракеты с требуемым нарастанием скорости посредством заводских подъемных кранов. По итогам этих испытаний комплекс разобрали и в августе 1956 года частями перевезли в Тюра-Там. В декабре туда же прибыла «примерочная» ракета 8К71СН.
   Хотя члены Совета главных конструкторов периодически посещали НИИП-5, в полном составе они приехали туда только в феврале 1957 года, незадолго до отправки первого летного образца «Р-7».
   Строительство Монтажно-испытательного корпуса полигона Тюра-Там («площадка номер два»)
 
   К тому времени полигон изрядно вырос. В 2,5 км от стартового комплекса строители возвели здание Монтажно-испытательного корпуса (МИК, «техническая позиция», «площадка номер два»). В огромном зале (размеры МИКа составляют примерно 100x60 м) было проложено несколько рядов железнодорожных путей. На них устанавливались специальные тележки, на которые укладывались боковые и центральные блоки ракет. В зал свободно въезжал маневровый тепловоз (мотовоз), который доставлял специальные вагоны с отдельными ракетными блоками. Разгрузку осуществлял уникальный мостовой кран с микроподачей. Чтобы создать все это сооружение, коллективу «Спецмаша» пришлось разработать большое количество всевозможных технических приспособлений, ложементов, различных подъемников, передвижных средств обслуживания, а также стапеля-пакетировщики.
   Поблизости от МИКа был построен гостиничный поселок для гражданских специалистов. Основной массе приходилось жить в дощатых бараках, а вот главных конструкторов предполагалось разместить с комфортом – в четырех небольших домиках. При этом домик № 1 был оставлен свободным на случай появления председателя Государственной комиссии или маршала артиллерии Митрофана Ивановича Неделина[104], курировавшего ракетчиков по линии Министерства обороны. Кстати, из-за Неделина этот домик долгое время называли «маршальским».