Я обнял ее одной рукой за талию, притянул к себе на диван, прижал ее к себе и поцеловал. Несколько секунд она была неподвижна, потом стала извиваться на мне, легко, медленно, опираясь на меня руками, грудями, бедрами.
   Наконец она оторвала свой рот от моего и, глядя вниз на меня, сказала:
   — Нет, Шелл. Ты должен встать.
   Я положил руку на ее бедро, медленно, ласкающим движением провел ею вверх по выпуклому лобку, по впадине талии до ее полной теплой груди. Глаза у нее были горячие и как бы одурманенные. Под рукой на ее груди я чувствовал упиравшийся в ладонь сосок, слышал ускоренное биение ее сердца.
   Она увлажнила свои губы, потрясла головой и оторвалась от меня:
   — Пожалуйста, Шелл! Уже двенадцать тридцать. Я проспала!
   Двенадцать тридцать? Значение этого дошло до меня не сразу. Хоть полдень, хоть вечер, плевать. Я даже не хотел знать, какой сегодня день.
   Она встала и добавила:
   — У нас остается меньше получаса.
   Тут я вспомнил: прием с телекамерами, народ уже стекается в имение Адера. Лита стояла передо мной в тонкой белой рубашечке, вылитая скульптура работы Фелики, только ожившая и окутанная дымкой.
   Я сказал ей об этом, и она ответила:
   — Статуя — пластмассовая — уже установлена у бассейна, и не в дымке, а в розовом бикини. И там уже собираются люди. Нам нужно поспешить.
   Руками я уже не мог дотянуться до нее. Но глаза-то мои ее видели! И я смотрел на нее и впитывал в себя ее облик. Она улыбнулась, отступила на несколько шагов, повернулась и скрылась в спальне. Я же сидел и содрогался всем телом. Вне всяких сомнений: с какой стороны ни посмотри, Лита выглядит потрясающе. Вернулась она почти моментально, свежая, как только что расцветшая роза, и бросила:
   — Поехали.
   Ночью мы договорились, что я не буду отходить от нее ни на шаг, ни на минуту, раз уж она отказывается переехать в другой отель. Она была уверена, что теперь, когда Арк мертв, вряд ли кто-нибудь покусится на нее, и не обратила внимание на мой намек о том, что еще остается в живых водитель машины, который видел ее у дома Рэндольфа.
   Я размышлял над этим по дороге к имению Адера, пытаясь привести свои мысли в порядок.
   — Что это ты затих, Шелл?
   — Думаю, милочка. О Рэндольфе и Арке, о том, как со всем этим связан Тоби. И о Дэне Брайсе тоже. Я-то думал, что вычислил его... — Я вдруг замолчал. До этой минуты я и не вспоминал о фотографии Брайса в спальне Литы.
   Я взглянул на нее и проговорил:
   — Только что вспомнил, о чем хотел спросить тебя. Что в твоей спальне делает фото Дэна Брайса?
   Она слегка нахмурилась и посмотрела на меня с удивлением.
   — Кого?
   — Дэна Брайса.
   — Я такого не знаю. — Она улыбнулась. — А чего это тебя заботят фотографии в моей спальне?
   — Я говорю совершенно серьезно, Лита. Она нахмурилась еще больше.
   — Не понимаю тебя, Шелл. Что с тобой?
   — Прошлой ночью, когда я ждал тебя, незадолго до звонка из полиции, я случайно увидел фотографию рядом с твоей постелью. Портрет Дэна Брайса. Я хорошо его разглядел. Поскольку он крупнейший жулик по эту сторону тюремной стены, ты должна объяснить присутствие его портрета.
   — Нет, это ты объясни, — сердито возразила она. — У меня в спальне действительно есть фотопортрет, но это вовсе не какой-то там Брайс.
   — А кто это?
   — Том Уэстланд. Очень хороший... э... друг. И вообще, Шелл, как я тебе ни благодарна за то, что ты сделал для меня, тебе нет никакого дела до моих фотографий. Ни до моих друзей.
   — Как бы ты его ни называла, это Дэн Брайс, известный преступник. Я почти убежден, да и полиция тоже, что именно он убил Зоу Авилла.
   Она была шокирована:
   — Том? Ты хочешь сказать, что Том мог...
   — Дэн. Дэн Брайс. Не знаю, какой вид рэкета он назвал тебе в качестве своего занятия, но...
   — Ну, если взимание федеральных налогов называть рэкетом, тогда он рэкетир.
   — Только не говори мне, что он налоговый инспектор.
   — Именно! И так я познакомилась с ним. Он явился из местного отделения налогового управления, чтобы проверить мои доходы за прошлый год.
   Тут-то до меня дошло.
   Я имел все основания восхищаться Брайсом. Сэм-сон говорил, припомнилось мне, что Брайс отсидел срок за вымогательство. Порядочный, добросовестный шантажист всегда старается разузнать, насколько большой оброк можно наложить на жертву, чтобы кровопускание не довело ее до смерти. И есть ли более эффективный способ узнать настоящую цену человека или организации, которых жулик собирается шантажировать?
   Лита рассказала, что познакомилась с Томом, то есть Дэном Брайсом, два-три месяца назад и что после первой встречи они уже не говорили о бизнесе, а только о развлечениях — у них было несколько свиданий. Я заверил Литу, что Брайс лжец и мошенник, и настоятельно попросил ее, чтобы она немедленно сообщила мне или полиции, если он объявится. Она обещала сделать это, но похоже, я убедил ее не до конца.
   — Птичка моя, — сказал я. — Он очень опасный партнер в игре. Если он только заподозрит, что ты его раскусила, он готов будет пойти на все.
   После этого разговор зашел о более приятных вещах. Когда мы проехали через ворота имения Хорэйшио Адера, мне трудно было даже представить себе, что менее суток назад я участвовал здесь в смертельной перестрелке. Казалось, это произошло с месяц назад, и у меня было такое ощущение, что я не спал все это время. Глаза щипало от утомления, и солнечный свет раздражал их.
   Я поделился своими ощущениями с Литой.
   — Но выглядишь ты не так уж плохо! — заметила она.
   — Я хочу сказать, что я измучен, глаза у меня красные, а моя одежда выглядит так, словно я в ней спал в канаве. А я таки спал в ней...
   — Ах это. — Она ухмыльнулась. — Так ты смотришься еще круче, Шелл. Словно готовый к извержению вулкан.
   — Вдохновляющая мысль.
   — Любой побоится напасть на нас. Тебе только и делов-то, что посмотреть на атакующего и оскалить зубы. Из тебя получится превосходный телохранитель.
   — Логично, ибо у тебя превосходное тело. Есть что хранить! — оскалил я зубы.
   Она хихикнула и прикрыла глаза рукой.
   — Все, я знаю! — воскликнула она. — Ты секретное оружие!
   — Супер-Шелл! — воскликнул я в ответ. — Звучит как название хорошего бензина[2]. На самом деле я вовсе не бензин. Я даже не секретное оружие. Я всего лишь гаснущий вулкан Шелл Скотт.
   — Хорошо. Это все, чего я хочу.
   — Я твой. Возьми меня.
   Она рассмеялась, но не взяла меня, а сказала:
   — Ух ты! Посмотри-ка на все эти машины. Действительно, их тут было множество. Мы вынуждены были припарковаться в сотне футов от фасада дома.
   И подъезжали все новые машины, пока мы огибали дом и шли туда, где происходило все действо.
   Мы пересекли невнятно тараторившую толпу и прошли мимо столов, ломившихся от обилия закусок — омаров, крабов, креветок, осетрины, ветчины, шашлыков на ребрышках, хлеба, сдобных булочек, картофельных и зеленых салатов и еще не менее пятидесяти блюд. И вот мы оказались у бассейна, где собрались самые изысканные «кушанья».
   Лита повернулась ко мне и сказала:
   — Скорее всего я не смогу быть все время с тобой. Она посмотрела на бассейн, на людей вокруг него и в нем, на телекамеры и множество проводов, протянутых повсюду. Вдобавок к двумстам гостям я увидел около сорока операторов. Лита продолжила:
   — Мне нужно переодеться, Шелл. Потом мы, вероятно, сможем немного расслабиться.
   — Это — обещание. Ты взяла свое бикини? Она показала свою сумку:
   — Оно здесь.
   — Я обязан ни на минуту не спускать с тебя глаз.
   — Это не значит, что ты должен липнуть ко мне глазами. Пойдем, ладно. Ты можешь пока постоять там у двери.
   Она скользнула в дверь женской уборной и через две минуты вышла в розовом бикини, почти таком же красивом, как и ее кожа. Мы вернулись к бассейну, и она меня оставила. Мне казалось, что здесь, среди множества людей, она находилась в полной безопасности, но все равно я старался не спускать с нее глаз.
   Многие из гостей тоже не спускали с нее глаз. Здесь кучковалось немало людей из Голливуда: звезд и звездочек. Недалеко от меня стояла большая группа, посреди которой я узнал пожилого, седовласого Заргрифа Дакуляна в окружении молодых кинозвезд-мужчин: Тэба, Тача, Тика, Сока, Грэба, Пау, Смэка и Фила. На кромке бассейна сидели Том Фонг — китайский характерный актер, которого часто называли Пипка Том, и восхитительная Пассионелья — суперзвезда студии «Магна». Они наблюдали за Кипом Массивом — героем множества детских вестернов, который, стоя в воде, перебирал струны своей неизменной гитары и напевал гнусавым голосом.
   Тут я заметил Лоуренса. Почти одновременно его взгляд наткнулся на меня, и он поспешил навстречу. Выглядел он так, словно не спал после моего звонка из полицейского участка — не спал и при этом методично рвал на себе волосы.
   — Скотт, — обратился он ко мне. — Чем, черт возьми, занята полиция? Что нового? Что скажете об этом Аркаджаняне?
   — Остыньте, Лоуренс. — Я ввел его в курс дела. — А дальше можете строить свои собственные догадки. Он выглядел просто больным и буквально простонал:
   — Вы видели газеты? Все только о Рэндольфе. Да и телепередачи... А где Хорэйшио? Вы его видели?
   — Нет. Я только что приехал.
   — Он должен был появиться здесь в час, а сейчас уже... — Он бросил взгляд на часы. — Почти четверть второго. Камеры включат меньше чем через двадцать минут.
   — Хорэйшио участвует в представлении?
   — Да. По крайней мере он должен появиться! — Лоуренс потер ладонью свой потный лоб. — Может, маленький нахал планирует эффектный выход?
   — Надеюсь, он появится, пританцовывая, в вишневых колготках. Хорошо, я поищу малыша. Лоуренс нервно потер ладони.
   — Интересно, пройдет ли все нормально? Я имею в виду телепередачу. Нам она просто необходима после всех этих жутких известий... — Он опять беспокойно потер ладони. — Мне предстоит сделать миллион вещей. С Литой все в порядке? Где она?
   — Да, она о'кей. — Я показал, где она стояла — у дальнего края бассейна.
   Лоуренс резко повернулся и стремительно двинулся в ее сторону.
   На одном крыле дома над бассейном возвышалась круглая комната, выступавшая из здания наподобие башенки старинного замка. Я предположил, что это и была «башенная комната», которую упоминали пару раз в моем присутствии. Я прошел к фасаду здания и позвонил. Дверь мне открыл Виллис.
   — Можно видеть мистера Адера? — спросил я.
   — Нет, мистер... Скотт, кажется? — Я кивнул, а он продолжил:
   — Я не видел Хорэйшио с самого утра. Предполагаю, он все еще в «башенной комнате», занимается творчеством. Он проводит там много времени с тех пор, как доставили копию Мамзель.
   — Вы имеете в виду одну из этих пластмассовых статуй?
   — Да. Он надеялся, что она вдохновит его на создание совершенно нового стиля, специально для мисс Коррел.
   Я вспомнил, что Лита отвергла ухаживания распустившего руки Хорэйшио, поэтому казалось логичным, что он удовольствовался заменой живой Литы на пластмассовую Мамзель. И эта кукла вполне могла вдохновить на многое. Но я сказал только:
   — Некоторые люди у бассейна уже волнуются насчет мистера Адера и его участия в празднестве. Не могли бы вы подняться в «башенную комнату» и узнать, будет ли он доступен массам?
   — Нет, не могу. Мистер Адер предупредил сегодня утром, чтобы его не беспокоили ни при каких обстоятельствах. Поэтому нельзя ему мешать. Он будет в ярости.
   — Не возражаете, если я позвоню?
   — О, разумеется. — Я вошел, и Виллис исчез в большой комнате, в которой я впервые увидел Хорэйшио Адера.
   Телефон находился под лестницей, но прежде, чем воспользоваться им, я решил подняться по лестнице. Пусть Адер придет в ярость, но максимум, что он сможет сделать, это кинуть в меня куском тюля или атласа. Поэтому я поднялся наверх и оказался в холле. Пройдя в конец, я постучал в дверь слева. Она была чуть приоткрытой и медленно повернулась на скрипящих петлях. Первой я увидел розовую пластмассовую Мамзель, обнаженную и шокирующую. Потом дверь распахнулась шире, и я увидел его.
   Я подошел к нему, но уже не было смысла нащупывать его пульс. Это был покойный Хорэйшио Адер.
   Я смотрел на него, на его маленькое тело, распростертое почти у ног пластмассовой Мамзель, а снизу, от бассейна, в «башенную комнату» доносился шум общего веселья. Где-то там высокий счастливый женский голос говорил: «Прекрати, Чарли. Прекрати...»

Глава 15

   Направляясь вдоль края бассейна в сторону Литы Коррел, я опять ощутил очарование немыслимого и роскошного разнообразия форм, которыми природа и физические упражнения наделили женское тело. Это разнообразие буквально ошеломило меня в первый раз, когда я увидел ее вчерашним утром. Те лица и сцены, что я видел в последовавшие затем часы, слились в моей памяти в некий киномонтаж и завершились образом Хорэйшио, лежавшего мертвым у ног пластмассовой Мамзель.
   Ну разве не ирония судьбы? Хорэйшио Адер сделал, вероятно, больше любого другого мужчины, чтобы спрятать прелести женщины под кусками ткани. А умер он у ног того, что можно было бы назвать крупномасштабным символом Секса. Его невидящие глаза уже не могли созерцать все то, что на протяжении своей жизни так отчаянно старался прикрыть Хорэйшио: и груди, и бедра, и плоть, и красоту, и искушение, и сексуальность женщины.
   Подлинное воплощение всей этой пластмассовой красоты, искушения и сексапильности стояло рядом с задрапированной в белое статуей, торжественное открытие которой должно было состояться через несколько минут, и улыбнулось мне, когда я подошел.
   — Будь со мной рядом, когда включат камеры, — сказала Лита. — На твоем фоне я буду смотреться лучше.
   — Красавица и чудовище, а? — Я осмотрелся. Рядом с тыльной стороной дома, в нескольких ярдах от бассейна, было относительно свободное пространство. Я показал его Лите и сказал:
   — Отойдем-ка на минутку, милая. Мне нужно сказать тебе кое-что, и не при всех. Она была озадачена:
   — Но ведь телевидение... сколько сейчас времени?
   — У меня такое предчувствие, что никакой телепередачи не будет.
   Она нахмурилась, но последовала за мной, подальше от чужих ушей.
   — В чем дело-то? — поинтересовалась она. — Ты ведешь себя так забавно.
   — Хорэйшио Адер мертв.
   — Мертв? Что ты имеешь в виду? Как это он может быть мертвым?
   — Он убит.
   Она вытаращилась на меня безучастно. Глаза ее смотрели на мое лицо, но, казалось, не видели его.
   — Убит? — повторила она. Впечатление было такое, словно она испытала столько эмоциональных ударов, что этот новый просто не достиг ее.
   — Я уже позвонил в полицию и сообщил Сэмсону из центрального отдела по расследованию убийств. Он мой друг и знает всю историю. Я объяснил ему, что могу поручиться за тебя и себя, но не за две-три сотни остальных.
   Она вяло проговорила:
   — Убит. Но... Хорэйшио? Маленький Хорэйшио... Зачем было кому-то убивать его?
   — Не знаю. Действительно, зачем было кому-то убивать его?
   Мои мысли были прерваны суматошной активностью у дальнего конца бассейна. Полицейские в форме и в штатском незаметно охватывали собравшихся кольцом. Огромное большинство жителей Голливуда при звуке патрульных сирен вздрагивают и разбегаются куда глаза глядят. Поэтому полицейские поступили благоразумно, явившись без лишнего шума.
   Все больше голов поворачивалось в сторону полицейских, гости заговорили все разом при виде наплыва полиции. Гул голосов нарастал волной.
   Мы с Литой пошли к полицейским, среди которых я узнал лейтенантов Картера и Флаэрти. Ответив на все их предварительные вопросы, я доложил им о главном событии. Картер — мужчина лет сорока, высокий, с носом крючком, прямыми черными волосами и топорщившимися усами — предложил:
   — Пойдем взглянем на него.
* * *
   Я оставил Литу со знакомым сержантом и поднялся вместе с Картером и Флаэрти в «башенную комнату». Они заморгали от изумления, увидев тело, хотя я уже и предупредил их о том, что их ожидает. Оба они уставились на пластмассовую Мамзель, перевели взгляд на покойного, потом снова на Мамзель.
   Указывая на статую, Картер спросил:
   — Какого черта здесь торчит эта штука? Я ответил:
   — Хорэйшио делал какие-то фасоны для «Мамзель». Эта штука была нужна ему для примерок, для вдохновения или для чего-то еще.
   — Ага, для чего-то еще, — согласился Картер. — Ну что же, займемся делом.
   Команда из криминальной лаборатории занялась отпечатками пальцев, начала фотографировать, рисовать схемы, делать замеры и брать образцы для последующего лабораторного анализа. Никто не просил меня уйти, поэтому я остался, чтобы побольше разузнать. На небольшом столике рядом с письменным столом Хорэйшио Адера стояли два высоких стакана. В одном из них на дне были видны крупинки белого осадка. Принимая во внимание пену на губах Хорэйшио и то, что он был мертв, нетрудно было заключить, что он пил из этого стакана. На полу был найден пистолет 22-го калибра, из которого скорее всего был сделан выстрел в лоб.
   После того как на нем не были обнаружены отпечатки пальцев, Картер взял его в руки, внимательно осмотрел и сказал:
   — Судя по всему, это его собственный пистолет, его собственные ножницы, шнурок, которым он был задушен, взят из валяющегося тут хлама. — Он сделал паузу. — Сегодня утром он приказал своим служащим, чтобы его оставили одного в «башенной комнате», пока он не позовет, и чтобы все находились в задней части дома и не шумели, пока он творит. Какой вывод ты из этого делаешь, Скотт?
   — Он был большой обманщик. Он не сумел бы добыть огонь, чиркая спичкой о коробок. Он передергивал, играл, фальшивил, устраивал представление двадцать четыре часа в сутки. Он бегал кругами, вопя: «Я — гений!» и «О, я такой хороший!», пока всех в радиусе ста ярдов вокруг не начинало тошнить. И то, что он нуждался в абсолютной тишине для создания своего хлама, было просто частью его представления. Таково мое мнение, лейтенант.
   — Пусть так, но почему он загнал всех в заднюю часть дома?
   — Понятия не имею.
   Полицейский в штатском передал Картеру желтый листок бумаги. Картер прочитал записку и спросил:
   — Где ты это взял?
   Я зашел за спину Картера и взглянул через его плечо. Это была телеграмма, адресованная Хорэйшио Адеру, со следующим текстом: «Клиент осужден вымогательство восемь лет назад и отсидел два года Техачапи. Прилечу сегодня ночью фотокопиями и другими доказательствами. Лестер». Еще я успел заметить, что телеграмма была послана из Сан-Франциско восемнадцатого числа в 8.00 вечера.
   Детектив объяснил:
   — Нашел это среди его бумаг на письменном столе. Я задержался еще на пару минут, но больше ничего интересного не узнал. К тому же в моей голове начало кое-что проясняться.
   Выйдя из «башенной комнаты», я спустился по лестнице и позвонил еще раз в полицейское управление. Через минуту меня соединили с капитаном Сэмсоном. После обмена приветствиями я сказал:
   — Сэм, вчера утром, когда я разговаривал с тобой о Зоу Авилла, ты сказал, что она сидела. Я хотел бы перепроверить это.
   — Она была в Техачапи два года по приговору от одного до десяти по пятьсот восемнадцатой.
   — Так я и думал. Как давно ее осудили?
   — Восемь лет назад. Шесть лет, как она вышла.
   Сэмсон практически процитировал телеграмму, которую я прочитал через плечо Картера: «Клиент осужден вымогательство восемь лет назад и отсидел два года Техачапи».
   Я получил ответы сразу на многие вопросы и начал видеть немного света в той темной комнате, где я находился так долго. Но одновременно у меня возник новый вопрос без намека на возможный ответ: почему Хорэйшио Адер наводил справки о Зоу Авилла? Казалось существенным также и то, что телеграмма была отправлена в четверг восемнадцатого, то есть три ночи назад, за день до убийства Зоу Авилла.
   Я спросил:
   — Что нового о Дэне Брайсе и Рое Тоби, Сэм?
   — Они где-то затаились. Мы задержали и допросили нескольких парней Тоби, но безуспешно. Никаких следов Брайса. А что у тебя?
   Я обрисовал ему ситуацию, и мы попрощались. Я вернулся к бассейну, нашел Литу и сообщил ей, что мы можем ехать.
   Пока мы пробирались по извилистой, затененной деревьями подъездной дорожке, Лита сидела не шевелясь, словно лишенная сил. Наконец она проронила:
   — Я собираюсь воспользоваться твоим советом, Шелл.
   — Каким?
   — Переехать в другой отель, спрятаться.
   — Это было бы неплохо.
   — Все бесполезно. — Это прозвучало несколько мелодраматично, но я понял, что говорит она очень серьезно. — После... после Рэндольфа, после того, как этот ужасный человек набросился с пистолетом на нас у меня дома... я все еще думала, что все образуется, что мы сможем провести этот прием... — Она смолкла.
   Примерно через минуту она заговорила снова:
   — Я все же хотела попробовать, но это уже слишком, Шелл. Я брошу все.
   — Успокойся, Лита. Это совсем на тебя не похоже!
   — Может, все дело в том, что я сама изменилась? Человек может измениться за неделю. Даже за день. Для этого не нужна целая жизнь. — Она помолчала. — Может, кто-то намеревается убить всех, кто имеет отношение к «Мамзель».
   — Ты перебарщиваешь, дорогая. Расслабься.
   — Я не вижу в этом никакого смысла. Абсолютно. Убрали даже Хорэйшио! Что это значит?
   Я ей не ответил. Я не знал, что это значит, но собирался выяснить. Я рассчитывал найти Дэна Брайса и Роя Тоби и побеседовать с ними по душам.
* * *
   Но прежде всего нужно было определить Литу в безопасное место. И убедиться, что она там действительно в безопасности. Начал я с того, что постарался убедиться, что никто не сел нам на хвост. Потом я привез ее в отель «Ласситер», который выбрала она сама. Это было роскошное здание на тихой улочке в пригороде Лос-Анджелеса со стороны Голливуда.
   Я спросил Литу:
   — Почему ты выбрала этот отель?
   — Просто потому, что я никогда не останавливалась здесь и не знаю никого, кто бы здесь останавливался. Поэтому никто и не подумает искать меня в этом отеле. Теперь придумай мне новое имя, под которым я зарегистрируюсь. — Она помялась и добавила:
   — Я здорово напугана.
   Я постарался ободрить ее:
   — Новое имя? Ну... скажем, Уайлд? Неплохо звучит, а?
   — Ладно. И для контраста Эльмер. Эльмер Уайлд. Совершенно невероятное имя. Мне оно нравится.
   — Эльмер? Милая моя, ты можешь здесь спрятаться, но никто никогда не поверит, что ты Эльмер. Или даже Эльмира. Я бы предложил...
   — Эльмер — ты.
   — Чего? Если честно, вряд ли кто-нибудь поверит, что я Эльмер. Почему бы... — Я замолчал, ибо до меня дошло, что она имеет в виду. — Я? Но постой...
   — Если мы зарегистрируемся как муж и жена, то будем в большей безопасности, разве нет? Кто бы ни искал меня, будет искать меня одну. — Она помолчала. — Не зарегистрируешь ли ты нас обоих?
   — Еще как. Лита, моя любовь, забудь все свои страхи, я не только зарегистрирую нас обоих, я еще...
   — Все понятно. — Она улыбнулась в первый раз за долгое время. — Ну, пойдем же, Эльмер. Я ухмыльнулся:
   — Эльмер, говоришь? О'кей. Пошли.
   Мы выбрались из машины и пошли к «Ласситеру». По дороге я заскочил в магазинчик и купил бутылку кукурузного виски и кое-что для Литы. Мы оба считали, что пара стаканчиков поможет нам расслабиться. Через десять минут мы уединились в шикарном люксе на четвертом этаже «Ласситера».
   Мы обошли все комнаты люкса. Лита вернулась в гостиную, а я остался на кухоньке и готовил виски с содовой для Литы и виски с водой для себя. В гостиной напротив входной двери другая дверь вела в спальню, при которой была большая сверкающая ванная комната. В люксе имелась также маленькая столовая. Денег, заплаченных за этот люкс, хватило бы на первый взнос за небольшой дом.
   Я подошел к Лите, протянул ей виски с содовой, поднял в молчаливом тосте свой стакан, и мы сделали по паре глотков.
   — За нас, — сказала Лита, — за мистера и миссис Эльмер.
   — Нет, Уайлд[3].
   — Правильно. Я забыла... все произошло так неожиданно.
   — Я совсем не чувствую себя Эльмером, но я могу быть очень неистовым и диким, если...
   — Не беспокойся, Шелл. — Она улыбнулась мне и добавила:
   — Могу спорить, что ты действительно это можешь. — Она осмотрелась. — Мне, кажется, удастся расслабиться здесь. Наконец-то. Забыть все неприятности... убийства, работу, все. Мне остается сделать только одну вещь.
   — Какую же?
   — Нужно позвонить Лоуренсу. Интересно, где он может быть сейчас?
   — Ты думаешь, это разумно?
   — Ну, Шелл, не глупи. Я обязана позвонить Лоуренсу. Кто-то должен знать, что меня не будет несколько дней, и заниматься делом. — Она помолчала. — Ты же понимаешь, что я не могу вдруг взять и закрыть свои заведения.
   — Да, знаю, но мы приложили столько усилий, даже назвали тебя миссис Эльмер Уайлд, чтобы устроить тебе безопасное убежище. Мне придется оставить тебя одну, и я бы предпочел, чтобы никто не знал о твоем местопребывании.
   Она улыбнулась мне:
   — Ничего страшного, если я поговорю с Лоуренсом. Во всяком случае, я должна позвонить ему.