Раткевич Элеонора. Деревянный Меч

   – Битва! – простонал Кенет. – Но ведь тогда и битвы никакой не было!
   – Не было, – подтвердил Аори.
   – И никто не умер… – потрясение прошептал Кенет.
   – Во всяком случае, в битве, которой не было, действительно не погиб никто, – педантично поправил его пожилой дракон, и по степи вновь прокатился гул золотых колес.
   – Насколько я знаю, в Саду Мостов тебе все разъяснят, – добавил Хараи.
   – Кто? – не удержался от вопроса Кенет.
   – Не знаю, – знакомым тоном ответствовал Хараи. – Я дракон, а не гадатель.
   Кенет улыбнулся и помолчал немного.
   – А можно… – начал было он, смущенно глядя куда-то вбок.
   – Можно, – прервал его пожилой дракон. – Я разрешаю своей дочери отправиться в Сад Мостов вместе с тобой. Но только при условии, что она вернется домой вовремя.
   – Вы на нее не сердитесь? – робко спросил Кенет. Пожилой дракон улыбнулся, но промолчал.
   – У нас не принято сердиться на будущую невесту перед сватовством, – фыркнул Хараи. – Дурная примета. Кенет мучительно покраснел.
   – Хараи, я как раз хотел спросить… а как у вас принято свататься?
   – Дело это не из легких, – ответил Хараи, – но думаю, ты справишься. У тебя ведь есть знакомая сваха?
   Кенет вспомнил, при каких обстоятельствах он познакомился со свахой, – и даже кивнуть не смог.
   Неизвестно, как долго он пребывал бы в смущении, если бы не Аритэйни.
   – Пойдем скорее, – попросила она, – а то мне просто не верится, что мне тоже можно пойти с вами.
   Вместо ответа Кенет взял Санэ и Аритэйни за руки, закрыл глаза и шагнул сквозь золотые колеса.
   Двоих спутников маг может взять с собой, пересекая пространство привычным для себя способом. Кенет впервые отважился совершить подобное перемещение вместе с кем-то. Может, именно этим и вызвана ошибка?
   Им следовало очутиться в Саду Мостов, в покоях наместника Акейро. Во всяком случае, метил Кенет именно туда. Но в опочивальне господина наместника раньше не было ничего, кроме ковра лихогорского тканья и постели. Там не было этого бронзового зеркала. Не было цветов. Не было на стене и свитка с небрежно начертанными строками стихов и изображением тифа, уснувшего возле ручья. Если бы не изувеченные прутья балконной решетки, Кенет был бы полностью уверен, что прибыл не туда.
   Балконная решетка осталась от прежней, исчезнувшей действительности.
   Только теперь Кенет осознал, насколько бесповоротно иной оказалась действительность новая.
   В той, не существующей более жизни Акейро почитал Кенета старшим побратимом, но в этой… полно, да видел ли он Кенета хоть раз? А что, если они и вовсе не знакомы? А если такого человека никогда не существовало?
   Зачем Кенет пришел сюда? Зачем ринулся в безумной надежде через горы и степь? Почему не дал себе труда узнать хотя бы…
   Дверь распахнулась, и на пороге стремительно возник Акейро – такой, каким Кенет его никогда не видел. Этот Акейро был пошире в плечах, лицо его покрывал ровный золотистый загар, походка была свойственна человеку, привычному к долгим конным и пешим переходам. Но самое поразительное – этот Акейро улыбался! Не усмехался кончиками губ, а именно улыбался, радостно и безмятежно.
   – Кенет! – ахнул Акейро. – Ну наконец-то! Я тебя еще третьего дня ждал!
   Порывистый нрав Акейро остался прежним, зато в обращении молодой вельможа сделался куда проще. Этому новому Акейро и в голову бы не пришло говорить “вы” в минуту сердечной радости. На поклон Кенета он ответил нетерпеливо и быстро, словно стремясь поскорее разделаться с докучной церемонией.
   Значит, и в этой, еще неведомой Кенету жизни они знакомы. Кенет на радостях медлил поднять глаза, и его поклон вышел необычно долгим. Когда же он наконец завершил поклон и поднял голову, Акейро ахнул вторично.
   – Кто тебя так отделал? – изумился он.
   – А что… очень? – пробормотал Кенет, избегая прямого обращения: откуда ему знать, должен ли он величать его светлость на “вы” и в этой жизни или нет?
   – Да ты на себя посмотри. – Акейро взял Кенета за плечи и развернул лицом к зеркалу.
   Действительно хорош. Левый глаз заплыл, лицо в сплошных синяках, правая рука перевязана. В ухе болтается пустой ободок без всяких признаков жемчужины. Синие лохмотья, даже отдаленно не напоминающие хайю, почти почернели от пота, и на груди их осыпало аметистовое крошево. И когда Кенет ухитрился лишиться одного талисмана и расколотить другой? Не важно. Вид у Кенета и в самом деле устрашающий. В таком виде только в вельможной опочивальне и появляться.
   – Можно подумать, ты со вселенским злом голыми руками сражался, – съехидничал Акейро.
   – Почти, – осторожно заявил Кенет. – За невестой ездил…
   Не самое умное объяснение, но ведь надо как-то ответить. А заодно и объяснить присутствие Аритэйни. Акейро и в этой жизни отсутствием воспитанности не страдает – он как человек вежливый ничем не выказал своего удивления. Он всего лишь ответил подобающим образом на поклоны двух явных незнакомцев, но не стал приставать к ним с вопросами. Однако злоупотреблять его терпением все же не стоит.
   – Моя жена будет рада познакомиться с твоей невестой. – Акейро вновь поклонился Аритэйни, но уже по-другому – как будущей жене побратима.
   Кенет едва не подавился от изумления. Акейро… ЖЕНАТ?!
   – Но я-то полагал, что сватовство – куда как более мирное дело, – с непроницаемо серьезной миной заявил Акейро.
   Пришлось судорожно придумывать дальнейшие объяснения.
   – На нас напали по дороге, – вдохновенно соврал Кенет.
   – Мой бывший поклонник с родственниками, – с милой улыбкой выручила его Аритэйни.
   Санэ сдавленно хрюкнул.
   – А ты, выходит, опять пытался с помощью волшебства отбиться? – посочувствовал Акейро. – И что у тебя на сей раз не сработало? Заклинанием поперхнулся?
   – Вроде того, – сдержанно ответил Кенет.
   – А ведь я тебе говорил, что будь ты хоть самым сведущим магом, а боевые искусства изучать необходимо! – Вот теперь голос Акейро явственно напоминал прежнего наместника. – Больше я твоих отговорок слушать не стану.
   Он вновь распахнул дверь и кликнул слугу.
   – Если господин Аканэ не занят, я буду рад видеть его как можно скорее, – произнес Акейро.
   Кенет едва сдержал улыбку. Не все в незнакомой действительности подверглось изменению. Вежливая властность Акейро осталась совершенно такой же.
   Покуда Акейро ожидал появления Аканэ, Кенет представил ему певца как брата Аритэйни. Санэ не возражал – но восторга, похоже, не испытывал. Ведь как брат Аритэйни он не мог не присутствовать при вымышленном нападении отвергнутого поклонника, а Акейро весьма интересовали подробности стычки. Санэ призвал на помощь все свое вдохновение и кое-как вывернулся.
   Кенет не столько слушал их беседу, сколько глядел во все глаза на этого нового Акейро. На Акейро, который никогда не болел… не выхаркивал клочья легких на ковер… не запрещал себе малейшие проявления сердечности и не испытывал ужаса от мысли, что какое-нибудь живое существо привяжется к нему ненароком… на Акейро, который был женат…
   Зато Аканэ не переменился ничуть. Вот только поклонился он Кенету как абсолютно незнакомому человеку.
   – Вот этот оборванец, – шутливо произнес Акейро, указав на Кенета, – мой побратим и лучший маг-целитель, какого я только знаю. И я ему очень обязан.
   Он взял Кенета за руку и подвел к Аканэ.
   – Я был бы вам крайне благодарен, господин Аканэ, если бы вы согласились сделать из него мало-мальски сносного воина.
   – Разве я когда-нибудь делал что-то всего лишь сносно? – огрызнулся Аканэ. – Смею вас заверить, воином он будет неплохим. Высокий, сильный… – Аканэ окинул Кенета быстрым цепким взглядом. – И дело смыслит. Ученический меч он себе подобрал вполне подходящий.
   Два года назад Кенет уже совершал перед Аканэ поклон как перед учителем. Если бы Аритэйни не пихнула его в бок незаметно, он бы и не сообразил, что именно этого от него сейчас и ждут. Поклон получился неловкий, даже немного неуклюжий: мысли Кенета были захвачены никак уж не правилами приличия. Бешеный Аканэ и в новой действительности оставался бешеным Аканэ. Вот только кто в этой новой жизни снабдил Кенета таким подходящим деревянным мечом? Ведь Аканэ ему этого меча не дарил…
   А если подумать, что изнурительное обучение у Аканэ придется повторить заново… да вдобавок притворяться таким же неумехой, каким Кенет уже начинал однажды свое ученичество. Иначе Аканэ непременно заинтересуется, кто же это обучал молодого мага, совершенно незнакомого с воинским делом. И уж совсем весело будет, если он сообразит, что обучал Кенета он сам.
   – Значит, дело слажено, – заметил Акейро. – Я вам очень признателен, господин Аканэ. На днях вы получите своего ученика. Надеюсь, вы согласны оставить его мне еще на некоторое время – мы так давно не виделись. Я думаю, его величество будет очень ему рад.
   Потом для Кенета началось сущее мучение. Как только служанка жены Акейро привела в порядок Аритэйни, а Кенет и Санэ получили возможность умыться и переодеться – тут-то кошмар и начался. Длился он несколько часов без перерыва, и Кенету иногда начинало казаться, что убивать Инсанну было не в пример легче.
   Начался кошмар с появления жены Акейро. По счастью, почти сразу же ее вниманием овладела Аритэйни, и Кенет благословлял в душе свою будущую невесту. Он совершенно не понимал, как ему разговаривать с красивой и остроумной женщиной, которая, судя по всему, отлично с ним знакома и обращается к нему запросто – а он даже имени ее не знает. Благо еще, что Аритэйни настолько ее очаровала – обе женщины почти сразу после знакомства уединились от мужского общества, наперебой обсуждая какие-то свои извечные женские темы.
   Едва только Кенет успел перевести дух, как огромная зала начала понемногу заполняться людьми, и некоторые из них были Кенету очень даже знакомы. Даже самый храбрый человек навряд ли забудет лица тех, кто грабил его ночью под мостом. Сначала Кенет не поверил собственным глазам. Потом шепотом попросил Санэ взяться за расспросы: не может же он сам спрашивать о людях, которые приветствуют его, как старого знакомца, кто они такие. Санэ выяснил без особого труда, что вон тот высокий господин – начальник дворцовой стражи, а господин Син – главный казначей, известный своей исключительной честностью. В честности толстяка Сина Кенет не усомнился, но при взгляде на него с трудом подавлял нервное хихиканье. Третьего грабителя, снедаемого желанием дать ему в глаз, Кенет запомнил хуже остальных, чему был искренне рад. Едва ли он смог бы удержаться от какой-нибудь выходки, появись перед ним третий в обличье чиновной особы.
   Но все это показалось Кенету сущим пустяком по сравнению с той минутой, когда он очутился лицом к лицу с его величеством князем-королем Юкайгином.
   Прежний Юкайгин обладал невероятной, совершенно медвежьей силой. Новый Юкайгин даже двигался с неторопливой небрежной медвежьей величественностью – истинный владыка! И когда этот владыка взглянул Кенету в глаза, Кенет окаменел.
   На какую-то немыслимую, невозможную долю мгновения Кенету почудилось, что Юкайгин все помнит. Это был другой Юкайгин – но и прежний тоже. Во взгляде Юкайгина сливались оба мира, и Кенет задыхался, словно он вот-вот рухнет меж этих двух миров, а они сомкнутся и раздавят его.
   Ощущение накатило и схлынуло. Кенет с трудом перевел дыхание.
   Нет, Юкайгин ничего не помнил. Но он понимал. То, чего не понял ни Акейро, ни тем более Аканэ. Юкайгин понимал, что с Кенетом произошло нечто куда более значительное, чем вооруженная стычка с ревнивым соперником. И где-то глубоко, гораздо глубже понимания, таилось нечто, не совсем внятное даже для самого Юкайгина. Неоткуда было Юкайгину знать, что Кенет дважды подряд уничтожил Инсанну – не существовал никогда такой маг. Но Юкайгин смутно чувствовал, что каким-то непостижимым образом этот хорошо знакомый ему молодой волшебник отвел смерть и от него самого, и от Акейро, и от многих других. И что это он избавил от векового надругательства его землю.
   – Я вижу, ты пренебрег даже усталостью, чтобы повидаться с нами, – тихо сказал Юкайгин. – И… я благодарен тебе.
   Вздох всеобщего изумления был так силен, что даже шелохнул парадные занавеси: его величество наклонил голову, приветствуя одного из своих подданных.
   И Кенет, бледный от пережитого потрясения, глубоко поклонился в ответ.
   Когда Кенету удалось ускользнуть и увести с собой Аритэйни, стояла глубокая ночь.
   – А я обещал, что ты вернешься домой вовремя, – пробормотал с раскаянием Кенет.
   – Так ведь я уже дома, – улыбнулась Аритэйни.
   В черной, как тушь, темноте под Княжеским мостом плескались звезды. Великого землетрясения в мире без Инсанны никогда не было. Река никогда не покидала Сад Мостов.
   – Так скоро, – огорчился Кенет. Аритэйни кивнула.
   – Не печалься. Это ненадолго. Утром я опять приду. У нас ведь до просватанья девушке с будущим женихом видеться никто не запрещает. Она сделала шаг к сонной темной воде.
   – Постой! – воскликнул Кенет. Аритэйни остановилась.
   – Я тебя спросить хотел… – неловко выговорил он. Хотел он никак уж не спросить, а если и спросить, то совсем о другом.
   – Как ты думаешь – Лопоуша нашел дорогу?
   Аритэйни посмотрела на него долгим внимательным взглядом. Потом сорвалась с места, бросилась к Кенету, обхватила его обеими руками и с размаху поцеловала.
   – Сам ты Лопоуша, – сообщила она. Ошеломленный Кенет попытался обнять ее, но не успел. Его руки обвило теплое нежное облако, приникло на минуту к щеке, выскользнуло из объятий, помедлило над поверхностью воды, коснулось ее и исчезло.
 

Эпилог
ПРОБУЖДЕНИЕ РУБИНА

   Небо посветлело, посерело, потом полускрытый туманом рассвет тронул его нежной яблочной прозеленью, и почти сразу же облака на самом краю неба зарозовели, зазолотились – ни дать ни взять созрело яблоко!
   Кенет сидел на перилах Княжеского моста и смотрел на отражение рассвета в воде, пересеченное тенью моста и его собственной.
   – Ты прав, – послышался чей-то голос. – Рассветом в Саду Мостов полюбоваться стоит.
   Кенет поднял голову.
   Белый плащ мага отливал рассветным золотом и синевой. И точно такой же золотой отсвет притаился в синих глазах волшебника.
   – Точно такой же?..
   Старый маг улыбнулся, и хотя воздух не вздрогнул привычным потаенным гулом, по воде побежали отблески золотых колес.
   Много ли драконьей крови течет в жилах старого волшебника? Может, одна-единственная капля: давно уже потомки дракона обрели свою судьбу среди людей. Но этой единственной капли достаточно, чтобы старик помнил оба мира – и тот, который был, и тот, который есть.
   Кенет мигом спрыгнул с перил на мост и поклонился магу. Старик вновь улыбнулся и неспешно ответил на поклон.
   – О чем ты задумался? – спросил он.
   – О том, как мне быть теперь, – ответил Кенет. – Я как чужой здесь. Или даже полоумный. Ничего не знаю, никого не помню…
   – Так уж и никого? – возразил старик.
   – Бывший разбойник теперь главный казначей, – вздохнул Кенет. – Учитель Аканэ меня и в глаза не видел. Князь Юкайгин – его величество. Ну, это я как раз могу понять: императора ведь не было. Но откуда в таком случае взялся Акейро, раз его никто наместником не назначал?
   – Ты уж лучше бы спросил, откуда он вообще взялся, – поправил его маг. – Мог бы и не родиться вовсе. Отец у него не так чтобы из богатой семьи. Зато еще с детства дружен с его величеством. Когда посватался к известной красавице из богатой семьи, отказывать ему ради этой дружбы не стали. Вот побратим твой и родился. Юкайгин потом в свой черед его на своей дочери женил.
   – А меня они откуда знают? – нетерпеливо прервал Кенет обстоятельный рассказ мага.
   – Я сам весьма посредственный целитель, – ответствовал старый волшебник. – Когда жена его светлости господина Акейро умирала родами, я ничем не мог ей помочь, вот и посоветовал позвать на помощь тебя. Без тебя ни ее, ни ребенка в живых бы не было. Должен тебе сказать, что его светлость жену свою любит без памяти. Едва только ты вышел к нему и сказал, что все в порядке, тут же он тебя и нарек побратимом. Прямо возле сломанной балконной решетки.
   – А решетка тут при чем? – не понял Кенет.
   – Он ее сломал, пока ждал тебя, – усмехнулся маг.
   Причудливые, однако, шутки шутит незнакомая Кенету иная жизнь! В той, прежней, Кенет своими глазами видел, как в порыве горя из-за неминуемой смерти Акейро князь Юкайгин смял чугунные прутья. А в этой жизни, выходит, у самого Акейро балкон ломать сил достало.
   – А господина Аканэ тебе, и верно, знать неоткуда. Той больницы, где ты его повстречал, не было никогда. Но ты не горюй. Еще успеешь свести с ним дружбу.
   – А Наоки я в этой жизни знаю? – спросил Кенет. – А Лима? Кенро? Юкенну? Массаону Рокая? А в Лихих Горах я был?
   – Был, конечно, – улыбнулся маг. – И даже черный камень уничтожил. Кенро ты видел мельком при дворе Юкайгина. Лим ни разу не пересекал горы и покуда не знаком ни с кем из вас, кроме Юкенны: племянник его величества его светлость господин Юкенна вот уже третий год возглавляет посольство в Срединном Загорье…
   – Не в дальнем? – вырвалось у Кенета.
   – В срединном, – повторил старый маг. – Вскоре он должен возвратиться, и Лим назначен его сопровождать. Так что ваше знакомство состоится в самом недолгом будущем. Массаона Рокай знаком с тобой довольно близко – не как с воином, а как с магом-целителем. А про Наоки мог бы и не спрашивать: ты ведь вернул к жизни его сестру. Кстати, вчера утром девочка проснулась… ну, да это ты и без меня знаешь.
   По мере того как старик рассказывал Кенету о той его жизни, о которой он и малейшего понятия не имел, смутная тень несуществующих воспоминаний возникала в его памяти. Пожалуй, он все же сумеет не попасть впросак в незнакомой действительности.
   – Словом, ты хорошо поработал, Кенет Деревянный Меч. Похвала старого мага вызвала к жизни давно угаснувшую надежду.
   – Господин волшебник! – Словно подевался куда-то молодой маг, освободивший мир от непобедимого злодея, – остался смущенный деревенский юнец. – Я буду очень стараться! Возьмите меня в ученики!
   – Да ты с ума сошел! – выдохнул старик.
   – Я знаю, – лихорадочно выпалил Кенет, – я устав не вернул… но вы же сами сказали, что у меня не так плохо получается…
   – Мальчик… – Старик помолчал, словно не зная, как ответить. – Не мне тебя учить. И вообще никому. Тебя не нужно учить.
   – Почему? – растерялся Кенет.
   – Если говорить совсем уж точно, тебя просто нельзя учить. Представь, что будет, если человек начнет учить рыбу плавать. В лучшем случае ничего не получится. – Маг пожал плечами. – Ну а если рыба попадется глупая и неопытная…
   Кенет никогда не мог пожаловаться на отсутствие воображения. Ему живо представилось, как человек учит рыбу правильно распределять дыхание и мощнее двигать плавниками, и он фыркнул, подавляя смех. Но к нему-то какое отношение имеет эта поучительная маленькая притча?
   – Глупая ты рыба, – усмехнулся старый волшебник. – Как я могу тебя учить? Магия окружает тебя, как вода – рыбу… а я стою на берегу. Ты не получил ни от кого свою силу, ты с ней родился, хоть и проявилась она не сразу. Думаешь, я разбрасываю книжные страницы где ни попадя? Не ты сам – твоя сила взяла из моей книги ровно столько, сколько нужно. Конечно, по неопытности ты мог и натворить всякого… я шел за тобой – на всякий случай. Потому только и оказался в Саду Мостов, а потом в Каэне.
   – Так это вы сказали, что я хороший целитель? – понял Кенет.
   – И не только целитель, – кивнул маг. – Твой талант не совсем обычного свойства, но я это понял не сразу. Прирожденного мага обучать нельзя, но охранять необходимо. Я шел за тобой до места средоточия. Дальше мне было идти нельзя. На то оно и место средоточия – или ты станешь магом, или тебя попросту не будет. Магом ты стал… вот тогда я и ощутил, какова природа твоей магии. Ты не совсем целитель, Деревянный Меч. Ты соединяешь разорванное и выпрямляешь искривленное. Мир течет, как ручей, и если накидать в этот ручей мусора, вода замутится, и течение ручья изменится. Вот ты и выгребаешь этот мусор, чтобы ручей мог течь по прежнему руслу сообразно своему естеству. Твоя сила не только с рождения присуща тебе, она еще и сродни этому миру, а такое случается не часто.
   – Значит, я уже и есть маг? – тихо спросил Кенет. – Мне и в голову не приходило. Все думал – вот выучусь, настоящие могучие заклинания узнаю, посохом обзаведусь…
   – Посохом! – усмехнулся маг. – А это, по-твоему, что такое?
   Он указал было на деревянный меч Кенета, но тут же взгляд его так и впился в перевязанную правую руку, и маг не вскричал даже, а возопил:
   – А это что такое?!
   – Руку поранил, – недоуменно ответил Кенет. – Пришлось перевязать. Болит сильно. То отпустит, а то так прихватит – никакого терпения нет…
   – Болит! – взвыл маг. – Руку он поранил! Снимай эти тряпки немедленно!
   – Зачем? – окончательно растерялся Кенет.
   – Затем, что не рана у тебя болит! У младенцев, знаешь ли, тоже десны болят, когда зубки режутся! Твоей силе нужен солнечный свет – а ты повязку намотал. Снимай, кому говорят! Или ты хочешь, чтобы тебя на клочки разнесло?
   Кенет быстро размотал повязку – и замер, потрясенный.
   Ободок магического перстня, подобно зубкам младенца, еще только угадывался под кожей. Но камень уже прорезался. На безымянном пальце правой руки Кенета ровным веселым огнем полыхал в лучах утреннего солнца ярко-алый рубин.

Глоссарий

   Благопожелания. Сильно разнятся в различных областях империи в зависимости от местных обычаев, рода занятий собеседников и т. д. – даже от географических и климатических условий. Например, среди горцев, на чьи дома, даже и удачно расположенные, в любой момент может обрушиться лавина, широко распространено пожелание крепкой кровли дому собеседника. Земледельцы обычно желают друг другу благодатных дождей – но в ближнем Загорье, где обильные ливни смывают с полей тонкий плодородный слой, пожелать крестьянину дождя в высшей степени предосудительно. Среди воинов пожелания адресуются обычно не самому собеседнику, а его оружию. Пожелать воину богатства – крайняя степень неприличия на грани с оскорблением. Для придворных дам очень неприятно пожелание крепкого здоровья, ибо некоторая болезненность служит признаком утонченности. Пожелание “черепашьего века”, т. е. долгой жизни, является общепринятым для всех, кроме гильдии оружейников, ибо упоминание черепахи как мистического первопредка всех оружейников для них табуировано. Благопожелания принято произносить при встрече вместо приветствия или заодно с ним, а также при входе в чужой дом. У воинственных народностей последнее служит доказательством мирных намерений, и гость, решивший пренебречь благопожеланием при входе в дом, изрядно рискует.
   Вооружение воинское.Воин обычно носит один меч, реже – два. Размер мечей, их форма и прочие характеристики сильно варьируют. Пожалуй, единственной формой клинка, так никогда и не разработанной местными оружейниками, является так называемое “пламенеющее лезвие”. Из метательного оружия наиболее распространены метательные ножи и стрелки. Арбалеты относятся к вооружению крепостной стражи; пешие воины и конница применяют арбалеты крайне редко. Зато луки несимметричной формы со сложным внутренним расположением слоев – излюбленное оружие именно этих родов войск. Чрезвычайной популярностью пользуются двух-, трех – и четырехсекционные цепы, кистени с четко выраженной рукоятью или без нее и т. п. Пожалуй, самым поразительным и непривычным является почти полное отсутствие каких бы то ни было доспехов, щитов и т. д. – они характерны лишь для тяжелой конницы. Поскольку устав только раненому воину дозволяет иметь оруженосца (во всех остальных случаях воин должен носить все свое оружие сам, если не хочет покрыть себя позором), несложно понять, почему сама идея металлического доспеха крайне непопулярна. Когда-то применялись облегченные доспехи из древесины сагмайи: мягкую сердцевину этого дерева можно изгибать как угодно, зато после соответствующей обработки она может поспорить по прочности с лучшей сталью. Однако после того, как целый отряд в подобных доспехах сгорел во время парадного смотра войск в результате несчастного случая, пользоваться доспехами прекратили вообще. В настоящее время сагмайя произрастает только за пределами империи, где ее также более не применяют в оружейном деле.
   Вооружение невоинское.Отличается отсутствием меча. Носить меч дозволено только воинам. Зато иметь ножи любой формы и размера не возбраняется никакому сословию. Излюбленное оружие крестьян – луки. От воинских они отличаются симметричной формой, большей длиной и значительно более простым внутренним строением. Не менее популярны молотильные цепы, которые и послужили прототипом боевых. Горожане предпочитают ножи либо кастеты. Попытки запретить ношение оружия всем, кроме воинов, при императорской династии предпринимались неоднократно – и без какого-либо видимого результата. Подданные просто изменяли внешний вид оружия, чтобы с полным правом заявить, что подобный предмет оружием не считается, в результате чего последствия императорского указа тихо сходили на нет.