Рифтина Пер.. Китайские народные сказки

   Задвигались, заходили по всему дереву золотые, серебряные цветочки, раздвинулись на обе стороны, открылось дупло, вышел из него добрый старик: волосы длинные, по самые плечи, блестят, как перья белые птицы аиста; лицо румяное, свежее, глаза живые, ясные, как у младенца. Не раз, не два летала птичка по лесу, сразу смекнула - сам дух дерева перед ней. Не успела клюв раскрыть, а дух ей и говорит:
   - Тысячу раз по тысяче лет живу я в лесу, а никогда не видел слез птичьих. Говорят люди, не умеют птицы плакать. Отчего же ты, золотая птичка, нынче заплакала, стариковское сердце слезами разбередила?
   Зачирикала тут птаха малая, да так печально:
   - Добрый дедушка! Вот что я нынче видела, вот отчего опечалилась.
   Понимал лесной старец язык птичий, и рассказала ему золотая птичка все по порядку. Как Лю Чунь-тянь бедно жил, как за своей старой матерью ходил, как лекарство ей добывал, как вместе с женой убивался, когда мать умерла. Выслушал птичку старец, ничего не сказал. Стоит, молчит, думу думает. А птичка знай твердит:
   - Верь, добрый дедушка! Хорошие они люди, Лю Чунь-тянь да его жена, справедливые!
   Замотал старик головой и говорит:
   - Вот что я тебе скажу, птаха малая! Чтоб узнать, хорош ли человек, плох ли, видеть еще надобно, как он к чужим людям относится.
   Покачала птаха головой и отвечает:
   - Да ты сам пойди погляди, тогда и узнаешь, какие оба они справедливые да хорошие.
   Старец шелохнулся, тощей старухой обернулся - платье латаное-перелатаное, живого места нет.
   Говорит старуха:
   - Птаха золотые перья! Я и впрямь схожу, на них погляжу!
   А Лю Чунь-тянь с женой, как схоронили мать, в доме сидят, горюют, кусок в горло не идет. Вдруг смотрят - старуха в воротах стоит, тощая-претощая, ветер дунет - с ног свалит. Жалко им старуху - мочи нет.
   А старуха им и говорит:
   - Люди добрые, дайте хоть сухой лепешки поесть!
   Вскочил Лю Чунь-тянь, поскорее лепешку выбрал самую лучшую, старухе отдал. Пуще прежнего жена печалится и говорит старухе:
   - Матушка! В твои ли годы через овраги перебираться да через кручи! Небось и ноги не ходят!
   Отвечает ей старуха:
   - Одна я в целом свете, ни сына, ни дочки, негде голову приклонить, где упаду, там и смерть заберет.
   Глядит Лю Чунь-тянь на старуху, матушку - покойницу вспоминает, и у этой горемыки, видать, ни одного счастливого дня в жизни не было. Слыханное ли дело, в такие-то годы побираться - у одного рису горсточку выпросить, у другого лепешки кусок.
   И говорит Лю Чунь-тянь старухе:
   - Оставайся жить у нас, матушка, коли не брезгуешь нашей бедностью!
   А жена ему вторит:
   - Наша матушка умерла, будешь в доме за старшую.
   Согласилась старуха, стала жить с Лю Чунь-тянем и его женой. Уж так они за ней ухаживали, так ее обхаживали, что и рассказать трудно.
   Лю нет-нет да и скажет жене:
   - Смотри не давай ничего матушке делать. Старый что малый, слаб да немощен.
   Сами они с женой ни днем, ни ночью отдыха себе не дают. Видит это старуха, как ей на кане усидеть? Вот и старается помочь: то огонь разведет, то соевый сыр через сито процедит. А они как настряпают еды, так первым делом старухе отведать дадут.
   Жена нет-нет да и скажет потихоньку мужу:
   - Старому человеку рис силы прибавляет. А у молодого и так сила есть, поголодать может.
   Сказать по правде, трудно им жилось. Но все трое друг дружке помогали, в согласии жили.
   Верно говорят: много дней проживешь - человека поймешь. Прошел год, после еще год. Крепко полюбили Лю Чунь-тянь и его жена добрую женщину. Вот и третий год к концу подходит. Но как-то раз кликнула их обоих старуха и говорит:
   - Пришла мне пора уйти от вас, детушки!
   Не ждали, не гадали муж с женой, что такое приключится может. Говорит печально Лю Чунь-тянь:
   - Чем не потрафили мы тебе, матушка? Или опостылела наша жизнь горькая?
   Спрашивает жена:
   - Уж не я ли ненароком слово тебе какое худое сказала или чем другим сердце твое поранила?
   Покачала женщина головой и отвечает:
   - Не мучайте вы себя напрасными думами. С вами и горькие дни сладкими покажутся, рана на сердце заживет. Только не могу я больше оставаться здесь, надобно мне уходить.
   Не отпускает Лю Чунь-тянь старуху, и так уговаривает, и эдак увещевает. Жалость его одолела. Кто накормит горемыку, кто напоит?
   Говорит ей Лю Чунь-тянь:
   - Уйдешь, пусто в доме станет. В неведомые края подашься, где тебя искать будем?
   Плачет жена, слезами заливается:
   - Жили мы вместе - корни горькой лианы перевитые. Ветер да иней три года вместе терпели. Покинешь ты нас - не видать нам покоя.
   Подумала старая, подумала и отвечает:
   - Не надо меня уговаривать, не надо упрашивать, должна я уйти. Сходите лучше к дереву, у самых корней глины накопайте. Вылеплю я вам человечка, на меня похожего. Затоскуете, на человечка поглядите.
   Видят муж с женой: никак не уговорить старуху. Пошли к дереву, накопали глины, домой принесли. Взяла старуха глину, давай ее мять. Мнет да приговаривает:
   В деревне вяз стоит, у вяза Лю Чунь-тянь живет.
   Жила я у него, жила, три года прожила.
   Нынче ухожу, да нечего оставить ему.
   Вылеплю из глины человечка,
   Человечек плюнет - серебряную монету выбросит.
   Сказала так старуха, а человечек уже готов, точь-в-точь старуха. Рот раскроет - изо рта серебряные монеты сыплются. Засмотрелись муж с женой, не заметили, как старуха исчезла. Тут только смекнули они, что старуха эта бессмертной была. Живут муж с женой - горя не знают. Прознали про то соседи, которые к востоку от стены жили, Ван Юй-фэн да его жена, подивились. Прежде, когда Лю Чунь-тянь с женой в бедности жили, соседи к ним ни ногой, А сейчас вдруг проведать их надумали. Вошел Ван Юй-фэн в дом, нет чтобы разговор завести, слово доброе сказать, рыщет по всем углам своими крысиными глазами, то на восток кинет взгляд, то на запад, смотрел, смотрел и высмотрел глиняного человечка. Стоит человечек на столике, изо рта у него серебряные монеты сыплются, звенят. До разговоров ли тут? Увидел Ван Юй-фэн человечка и спрашивает:
   - Откуда у вас это сокровище?
   Не умеют Лю Чунь-тянь с женой врать, всю правду и выложили. Побежал Ван Юй-фэн домой, все жене рассказал. Взяли они веревку и мать задушили. Теперь, думают, в доме ртом меньше да еще глиняного человечка можно будет заполучить. Выгодное дельце обтяпали! Сели они во дворе, заголосили, а слез нет - слушать тошно. Прилетел ветер, зашумел, загудел, только бы не слышать этих злодеев. Солнце от злости еще желтее стало. Сердито закачалась ветка на вязе. Увидала лиходеев золотая птичка, услыхала их вопли истошные, разгневалась, острый клюв раскрыла, круглыми глазами на них зло смотрит. Опротивело ей слушать их притворный плач. Отряхнула птаха перышки, крылья расправила, вместе с песком да ветром улетела.
   В беде друга ищут. И отправилась птаха малая искать доброго духа, того, что в дупле живет. Крыльями машет - летит, хвостом вертит - спешит. Летела-летела, в дремучий лес прилетела, на старую акацию села. Только не удержаться ей на ветке, сдуло ее ветром. Все крепчает ветер, листья с деревьев срывает, по небу их гонит. Старается птаха малая, совсем из сил выбилась, никак не сесть ей на большую акацию. Все перышки ее блестящие ветер растрепал, все коготки ей поломал. Как теперь за ветки цепляться? Налетел ветер на лиану, все ветки ее перемешал, серебряные и золотые цветочки в кучу сбил. Хотела птаха за лиану уцепиться, ветер ее в сторону отбросил. Ударилась птаха о ствол сухой, ей бы разбиться, а она и не чует. Это дух из дупла руку высунул, птаху взял. Жалко доброму старцу птаху, и досада его разбирает.
   Говорит старец:
   - Птаха малая, перья золотые! Ветер дует, а ты по свету летаешь! Или беда какая тебя привела? Или неведомо тебе, что добрые супруги давно живут в довольстве, нужды не знают?
   Отвечает золотая птаха:
   - Добрый дедушка! Злость во мне аж кипит. Не знаешь ты, какие нынче дела творятся! А как узнаешь - поймешь, отчего я летела, ветра не побоялась, не будешь меня винить.
   И поведала птаха малая все, как есть, по порядку, как Ван Юй-фэн богато жил, мать не почитал да обижал, как на глиняного человечка позарился, как мать веревкой удавил. Как после со своей женой во дворе голосил, слез не лил. Про все рассказала старцу птаха малая, а потом говорит:
   - Верь, добрый дедушка! Злые они люди, Ван Юй-фэн и его жена! Несправедливые!
   Покачал старик головой и говорит:
   - Птаха малая, перья золотые, не верю я, что есть такие лиходеи на свете! Слыханное ли дело, родную мать извести, до смерти ее довести!
   Замотала птичка головой и отвечает:
   - Да ты сам пойди погляди, тогда и узнаешь, какие жадные они да зловредные!
   Старец шелохнулся, тощей старухой обернулся - платье латаное-перелатаное, живого места нет.
   Говорит старуха:
   - Птаха малая, перья золотые! Я и впрямь схожу, на них погляжу!
   А Ван Юй-фэн с женой, как схоронили матушку, только и думают, как бы бессмертная скорее пришла. Заголосят - глаза сухие, - за ворота выглянут, опять заголосят - опять за ворота поглядят. Уж и не знаю, сколько часов они так просидели. Вдруг смотрят - ветер налетел, песок закружился, у ворот старая старуха появилась, до ворот кое-как добралась, остановилась. Хотела жена прогнать горемыку, муж не дал, старуха точь-в-точь глиняный человечек, которого он у Лю Чунь-тяня видел. Побежал он к воротам да как закричит:
   - Добрая матушка, бессмертная! Заходи в дом поскорей. Мы тебя на славу попотчуем! Не то что Лю Чунь-тянь!
   Замотала старуха головой и говорит:
   - Никакая я не бессмертная, простая старуха бедная. Пожалейте меня, дайте сухой лепешки поесть!
   Пошла жена Ван Юй-фэна в дом за лепешкой, а сама ворчит:
   - С какой стати старуху бедную потчевать как бессмертную?
   Поискала жена, поискала, нашла сухую лепешку, которую собаке припасла, старухе бросила.
   Говорит Ван Юй-фэн старухе:
   - Матушка! В твои ли годы через овраги перебираться да через кручи? Небось и ноги не ходят!
   - Одна я в целом свете, ни сына, ни дочки, негде голову приклонить. Где упаду, там и смерть заберет.
   Услыхал это Ван Юй-фэн, обрадовался. Старуха эта наверняка бессмертная. Точь-в-точь такие слова она и Лю Чунь-тяню говорила.
   А Ван Юй-фэну только этого и надо. Говорит он старухе:
   - Оставайся с нами жить. В доме комната свободная есть.
   Услыхала это жена, растревожилась, не стерпела и говорит громким голосом:
   - Не успели от одного рта избавиться, ты дыру нашел, куда пищу сваливать.
   Ничего старуха не сказала, за Ван Юй-фэном в дом пошла. Тут как раз и обед подоспел. Еды у Ван Юй-фэна всегда вдоволь, как на праздник. Отвели муж с женой старуху в пустую комнату, а сами ушли, наелись, напились, остатки старухе отнесли - немного овощей да холодного рису. На ужин то же самое подали.
   Спать легли, в третью стражу проснулись - заныло у скряг сердце от жадности.
   Жена бормочет:
   - Бедняк - он и есть бедняк. Зря еду переводим.
   Взяло Ван Юй-фэна сомнение: «Вдруг, думает, старуха и впрямь не бессмертная, тогда это прямой убыток». Думал он, думал и как хватит кулаком по столу:
   - Ладно, - говорит, - придумал я один способ!
   Выслушала жена мужа, обрадовалась и говорит:
   - Лучше и не придумаешь! Коли она и вправду бессмертная, будет у нас глиняный человечек, который серебряными монетами сыплет, коли просто старуха бедная, выгоним ее, и делу конец.
   Видят они, что не уснуть им больше, встали, к старухе пошли. Спит старуха крепким сном. Разбудили ее муж с женой, силой подняли. Говорит ей Ван Юй-фэн:
   - Коли ты и вправду бессмертная, а только обернулась старухой, слепи нам глиняного человечка, у которого серебряные монеты изо рта сыплются. Слепишь - я тебя три года кормить буду.
   Смотрит на них старуха, молчит, никак не поймет, в чем дело. Обозлилась жена, не стерпела да как закричит:
   - Так я и знала, никакая она не бессмертная, просто нищая да бедная!
   Не испугалась старуха, не рассердилась, улыбнулась и говорит:
   - Пора мне от вас уходить. Идите к дереву, из-под самых корней глины накопайте. Слеплю вам человечка, не зря я к вам приходила!
   Услыхали это муж с женой, себя не помнят от радости, пошли глину копать, накопали, в дом воротились. Взяла старуха глину, стала лепить. Лепит да приговаривает:
   В деревне вяз стоит, у вяза Ван Юй-фэн живет,
   Вчера пришла, до третьей стражи побыла, уходить пора,
   Нынче ухожу, да нечего оставить ему.
   Вылеплю из глины человечка,
   Человечек плюнет - изо рта овод вылетит.
   Сказала так старуха, а человечек уже готов. Не то на Ван Юй-фэна похож, не то на его жену. Раскрыл человечек рот, стали изо рта оводы вылетать, огромные, один другого больше, в три пальца толщиной. Кинулись оводы к лампе, жужжат. А старуха вдруг исчезла. Облепили твари поганые Ван Юй-фэна да его жену. Одного прихлопнут - второй жалит, второго отгонят - третий кусается. Вскорости лица у обоих распухли - глаз не открыть. Стали муж с женой от боли по земле кататься.
 

ОТВОРИТЕСЬ, ВОРОТА КАМЕННЫЕ!

 
   В глубокую старину на берегу Восточного моря жил рыбак по прозванью Ху Сы. Десять годков ему с лишним было, когда стал он рыбачить. Двадцать лет прорыбачил. Рыбы поймал с целую гору. А жил бедно, беднее некуда. Хоть бы лодчонкой утлой обзавелся или сетями - где там! Зернышка в доме нету. Возьмет в аренду у богатого соседа лодку да сети, круглый год по морю плавает, море бурное, ветер по нему волны гоняет, не ровен час водой захлестнет. Наловит горемыка рыбы, продаст, а деньги соседу отдает в уплату за лодку да сети. Обидно рыбаку, и злость его разбирает.
   И вот однажды вышел Ху Сы в море рыбу ловить. Вода голубая блестит, ни ветра не слыхать, ни волны не видать. Только забросил он сети, птица-рыболов прилетела: перья черные с зеленым отливом сверкают. Кинулась птица в море, мигом выскочила, рыбу в клюве держит.
   Говорит ей Ху Сы:
   - Птица, птица! Ты рыбу ловишь - клюв у тебя кривой, крылья есть. Я рыбу ловлю - ни лодки у меня своей, ни сетей.
   Будто поняла птица-рыболов слова человечьи. Жалостливо так на Ху Сы поглядела, крылья расправила, к корме подлетела. Раскрыла клюв, из клюва золотая рыбка прямо в трюм упала, мечется, хвостом по веслу бьет. Только и слышно: дун-дун-дун. Подошел Ху Сы, посмотрел, а у рыбы слезы из глаз текут. Пожалел рыбак рыбку, отпустил в море. Перевернулась рыбка, хвостом вильнула, к Ху Сы оборотилась, трижды ему головой кивнула и уплыла в море.
   Три раза кряду закидывал рыбак сети. Не идет в сети крупная рыба, одна мелкая попадается. Растревожился рыбак: чем хозяину лодки платить? Дома старуха ждет, рису надо купить в котел положить. Задумался рыбак над горькой своей долей, пуще прежнего опечалился, аж заплакал. Хотел слезы вытереть, вдруг слышит, говори кто-то:
   - Не плачь, добрый человек.
   Поднял Ху Сы голову, смотрит: старик перед ним, борода белая, в руке гаоляновый стебелек зеленый.
   Говорит старик:
   - Ты сына моего спас, за это я дам тебе все, что пожелаешь, только попроси.
   Подумал Ху Сы, подумал и говорит:
   - Ничего мне не надо, почтенный старец, только лодку хорошую да сети крепкие, чтоб я с легким сердцем ходил в море рыбу ловил, а как домой ворочусь, об еде да об одежде чтоб не печалился!
   Закивал головой белобородый старец, видать, по нраву ему пришлись речи рыбака, и говорит:
   - Есть в горах Ишань утес в сто чжанов высотой. Берика ты свою старуху да переселяйся на тот утес.
   Спрашивает рыбак:
   - А как нам туда добраться, добрый старец?
   Отвечает старик:
   - Не печалься, я знаю, как помочь тебе.
   Сказал так старик, рыбаку зеленый стебелек отдал. Взял Ху Сы стебелек, а он тяжелый-претяжелый, холодный-прехолодный. Посмотрел на него рыбак - блестит, аж глазам больно. Подивился и думает: «На что он мне нужен?»
   А старик опять говорит:
   - Возьмешь стебелек, махнешь в сторону утеса и скажешь: «Отворитесь, ворота каменные, отворитесь, ворота каменные! Бедные люди пришли!» Только помни, как войдешь, ни в чем не сомневайся, смело вперед иди. И никогда не расставайся со стебельком.
   Пуще прежнего подивился Ху Сы, только рот раскрыл, чтобы еще порасспросить старика, а старик вдруг исчез. Взял рыбак стебелек, домой пошел. Увидала старуха стебелек, рассердилась:
   - Лучше б рису принес или муки, а этим стебельком и не наешься и не напьешься!
   Отвечает рыбак:
   - Что шумишь понапрасну? Весь век у тебя одна мечта была: лодкой да сетями обзавестись, чтобы о еде да одежде не печалиться.
   Сказал так рыбак и рассказал старухе про все, что с ним приключилось, ничего не забыл.
   Выслушала старуха, жадность ее обуяла, и говорит:
   - Попросил бы чего-нибудь побольше да получше! А то лодка да сети!
   Ничего не ответил Ху Сы, не стал с женой спорить. Одна она у него на свете, никого больше нет, весь век бедная в заботах да хлопотах. Сложил Ху Сы рыбу, положил ее в две корзины, корзины на коромысло повесил и отправился с женою в путь. Ровно два дня и две ночи шли, к деревушке подошли у подножья Ишаньских гор. Было в той деревушке ну, самое большее, десять дворов. Идут рыбак с женою, смотрят - старуха у ворот сидит. Подошел к ней Ху Сы и спрашивает:
   - Скажи, добрая женщина, далече отсюда до утеса в сто чжанов высотой?
   Показала старуха пальцем на запад и отвечает:
   - Пройдете прямехонько на запад пять ли, там и будет этот утес. Только никто там не живет, кому же ты собираешься рыбу продавать?
   Подумал Ху Сы: а ведь правду говорит старуха, и стал ее просить:
   - Оставь пока, добрая женщина, эти корзины у себя, а мы тем временем к утесу сходим, дело у нас там есть.
   Старуха и впрямь доброй была. Отвечает она рыбаку:
   - Ладно! Оставь здесь свои корзины и не тревожься, сколько пролежит рыба, столько пролежит, никто чешуйки не тронет. А тащить на себе тяжело.
   Оставил Ху Сы рыбу у старухи, а сам с женой отправился к тому утесу. Только вышли из деревни, сразу утес приметили. Хэй! Что за скала огромная! В самое небо упирается. Подошли они ближе, головы вверх задрали, смотрят - белые облака вершину всю укрыли. Птицы разные летают. Махнул Ху Сы гаоляновым стеблем зеленым, крикнул:
   - Отворитесь, ворота каменные! Отворитесь, ворота каменные! Бедные люди пришли!
   Долго сказывать, да быстро делается. Только крикнул это Ху Сы - закачались горы, заходила ходуном земля, загремело, загрохотало вокруг, раздвинулся утес на две половины - и впрямь ворота каменные.
   Дивятся Ху Сы с женой, и боязно им. Моргнуть не успели, из скалы женщина вышла: брови - серп луны, глаза - звезды блестящие, как ни гляди - хороша собой, пригожа да прекрасна - солнышко ясное поутру, так и сверкает.
   Говорит красавица:
   - Вижу я, люди вы добрые, до работы охочие, может, войти хотите?
   Отвечают рыбак с женой:
   - Хотим.
   Сказали так и внутрь вошли. Выставила женщина вперед палец, заскрипели ворота, мигом захлопнулись.
   Спрашивает красавица:
   - Что тебе надобно, добрый человек?
   Отвечает ей рыбак:
   - Ничего мне не надо, только лодку хорошую да сети крепкие, чтоб я с легким сердцем ходил в море рыбу ловить, а как домой ворочусь, об еде да об одежде чтоб не печалился.
   Засмеялась красавица и говорит:
   - Не печалься, добрый рыбак, все у тебя будет!
   Сказала она так, пальцем на восток показала. Смотрит Ху Сы: море перед ним, ни конца ему, ни края, вода зеленая - нефрит драгоценный, ровная да спокойная - зеркало шлифованное. Из-за моря огромное солнце выплыло, море от него вмиг красным стало. По берегу люди ходят. Показала женщина пальцем на дом под черепицей и говорит:
   - Вон твой дом, добрый человек!
   После на новую лодку пальцем показала да на крепкие сети, и опять говорит:
   - Вот твоя лодка, добрый человек, вот твои сети.
   Глядит Ху Сы на рыбацкую лодку, глядит на сети, радуется. Захотела жена еще всякой всячины у красавицы попросить, только исчезла вдруг красавица.
   Живет рыбак со своей женой в высоком доме под черепицей, ни холод ему не страшен, ни зной. Есть чем сверху укрыться, есть что вниз постелить, есть во что одеться, а утвари всякой - девать некуда. Только еды нет ни крошки. Взял Ху Сы крепкие сети, взял новую лодку, собрался в море рыбу ловить. Поднялся тут западный ветер, подхватил рыбацкую лодку, качает ее, бросает, на самую середину моря пригнал. Пригнал и дуть перестал.
   Блестит зеленая вода, ниточками тонкими, прозрачными струится. Рыб в воде - не перечесть. Вот рыба-сабля - пояс серебряный; вот карп - красная чешуя блестящая; вот рыба-хризантема - желтое брюшко золотистое; вот осетр - зеленая спина переливчатая. Забросил Ху Сы сети, вытащил, еще раз забросил, опять вытащил, рыбы наловил - в трюме не встать, в лодке не сесть. Только подумал рыбак: «Пора назад плыть», - ветер восточный задул, скользит лодка по воде, будто живая, вмиг к берегу пристала. Вышел рыбак на берег, рыбу на рис да на муку обменял.
   Утром уйдет Ху Сы в море, к вечеру с полной лодкой рыбы воротится. Уж и не знаю, сколько времени прошло - солнце в тех местах никогда не садится, - только листья на старой акации желтыми стали, потом зелеными, опять желтыми, снова зелеными. Живут Ху Сы с женой, ни в чем нужды не знают - ни в еде, ни в одежде.
   А все не унимается старуха, ворчит да ворчит:
   - Сходи к красавице, попроси золота да серебра. Сыта я, одета да обута, хочу теперь богатой стать.
   Обуяла старуху жадность, золото ей подавай, аж глаза горят, злая-презлая сделалась. Раскричалась, расшумелась. Не стал Ху Сы жене перечить, никого у него на свете больше нет, и говорит:
   - Давай вместе пойдем, отыщем красавицу, ты и попросишь, чего тебе надобно.
   Взял Ху Сы гаоляновый стебелек зеленый, старуха два больших мешка припасла, и отправились они искать добрую красавицу. Уж и не знаю, сколько дней проискали, солнце в тех местах никогда не заходит, только листья на тополях у дороги зазеленеть успели, потом засохли, опять зазеленели, опять пожелтели. Отыскали наконец Ху Сы с женой ворота каменные. Увидели добрую красавицу.
   Спрашивает красавица:
   - Что тебе надобно, добрый человек, до работы охочий?
   Молчит рыбак, слова вымолвить не может.
   Тут старуха и говорит:
   - Серебра мне надобно и золота, да побольше!
   Ничего не ответила женщина, только пальцем на запад показала. Вмиг заблестело все вокруг, засверкало. Что белое - то все серебро, что желтое - то все золото. Взглянешь, кажется, будто не золото это - солнце красное блестит.
   Довольна старуха, не знает, что и делать от радости. Хватает пригоршнями золото да серебро, на мужа покрикивает, чтоб скорей собирал да в мешки клал. Целых два мешка набрали, тут и солнышко село. Темнеть стало. Опечалился рыбак и говорит жене:
   - Кто знает, когда теперь солнышко взойдет? Как же мы в темноте свой дом найдем, рыбацкую лодку да сети?
   Отвечает ему старуха:
   - Не найдем - тоже не беда. Да и незачем нам здесь оставаться. Хочу я госпожой быть, а люди тут в достатке живут, прислуживать нам не станут. С золотом да серебром не пропадешь, богатым везде хорошо. Есть захочешь - рот пошире разевай, пить пожелаешь, руку протяни - вода тут как тут. Не придется тебе больше рыбу ловить.
   Не по нраву рыбаку такие речи. Вспомнил он безбрежное море зеленое-зеленое - нефрит драгоценный, вспомнил лодку новую, сети крепкие. А старуха не унимается, на своем стоит. Думает рыбак, как ему быть, ведь жена она ему, и решил сделать все, как старуха хочет. Взвалили они на спину каждый по мешку, идут, кряхтят, насилу до каменных ворот добрались. Махнул рыбак гаоляновым стеблем зеленым и говорит: «Отворитесь, ворота каменные! Отворитесь, ворота каменные!…»
   Не успел договорить, задрожала земля, закачались горы, загрохотало, загремело вокруг, ворота каменные на две стороны распахнулись. Вышли рыбак с женой, опять земля задрожала, закачались горы, загрохотало, загремело вокруг, каменные ворота захлопнулись. А утес высотой в сто чжанов как стоял, так и стоит. Поглядел на солнце рыбак, поглядела старуха, только за полдень перевалило. Пошли они со своими мешками дальше, к той деревушке, где рыбу оставили.
   Серебро да золото на спину давит - дышать не дает. Идут старик со старухой, потом обливаются. Держит рыбак в руке гаоляновый стебелек зеленый, а он, уж и не знаю отчего, все тяжелей да тяжелей становится. Не бросает Ху Сы стебелек, помнит слова старца белобородого. Стал со старухой совет держать, не выбросить ли из мешков немного серебра да золота.
   Старуха не соглашается, говорит:
   - Лучше гаоляновый стебель выбрось, на что он нам теперь?
   Опять послушался ее рыбак, выбросил гаоляновый стебель зеленый. Загремело загрохотало вокруг. Обернулся стебелек зеленым драконом, на небо улетел.
   Идут старик со старухой, серебро да золото на спине тащат, в ту деревню идут, где рыбу оставили. Смотрят - дорога будто другой стала, на прежнюю не похожа. Прошли они пять ли, деревню увидели, только та маленькой была, а эта уж и не знаю во сколько раз больше. Самое малое несколько тысяч домов в ней. Человека повстречали, спросили, что за деревня.
   Отвечает человек:
   - Селенье это Тухлой рыбой зовется.