- Плуг сломался.
   Ничего на это не ответил старший брат. А младший уселся и давай пельмени есть.
   Пошел Ню-лан на другой день пахать. Стало время к обеду приближаться, вол и говорит ему:
   - Ню-лан, в обед все люди пампушки едят.
   - Не пойду я нынче домой!
   - Да ты не бойся, иди.
   - Как же я пойду…
   - Видишь на том краю поля большой камень? Допашем до него, соху разобьем, домой пойдем.
   Подошли они к большому камню. Вол как разбежится, а Ню-лан ему помогает - дернул он соху назад: пын! Затрещала соха, в щепы разлетелась. Пошли они домой.
   Увидела деверя невестка и давай ругаться:
   - Ах ты, безмозглый черт, опять в такую рань пришел обедать!
   Спрашивает старший брат:
   - Ты чего так рано воротился?
   - Соха сломалась.
   Ухмыльнулся старший брат и говорит:
   - Вчера плуг сломал, нынче соху, видать, неохота тебе в поле работать. Завтра тебя отделю!
   Тут как раз невестка пампушки принесла, на пару испеченные. Ничего не ответил Ню-лан брату, за еду принялся.
   Пошел Ню-лан на третий день пахать. Стало время к обеду приближаться, вол и говорит ему:
   - Ню-лан, нынче на обед пирожки, в масле жаренные. Пойдем домой.
   - Не могу я! Брат вчера грозился отделить меня!
   Отвечает вол:
   - Не бойся, иди домой. Рано ли ты воротишься, поздно ли, - все равно делиться.
   - А что я скажу, если сейчас ворочусь?
   - Скажешь - ручка от сохи сломалась, а мы ее сейчас об камень разобьем.
   Подошли они к большому камню, разбежался вол, а Ню-лан ему помогает, - как дернул назад: кэча! Треснула соха, отломилась от нее ручка. Стал Ню-лана вол поучать:
   - Накоси травы гэрмань, прихвати охапку. Придем домой, брось ее мне, только есть ее я не стану, ты пообедай, после подойдешь ко мне и скажешь:
   Траву гэрмань не ест мой старый вол,
   И кислый рис мне так не по нутру!
   Тростник зеленый любит старый вол,
   А я люблю пампушки на пару 1.
    1Перевод Г. Ярославцева.
 
   Когда брат выделит тебе долю, ты ничего не бери, попроси только старого вода, старую телегу да веревку с узлами.
   Увидела невестка, что Ню-лан опять рано воротился, разозлилась и давай его ругать:
   - Ах ты, безмозглый черт, опять в такую рань пришел! И как только ты про пирожки пронюхал?
   Увидел старший брат сломанную ручку от сохи, от злости слова вымолвить не может.
   А пирожки зарумянились, так и шипят в масле, пора их к столу подавать! Ничего не ответил Ню-лан брату, за еду принялся. Ходит вокруг него невестка, злится, поглядывает косо. Ню-лан наелся, вышел во двор, встал перед волом и говорит:
   Траву гэрмань не ест мой старый вол,
   И кислый рис мне так не по нутру!
   Тростник зеленый любит старый вол,
   А я люблю пампушки на пару.
   Услыхала это невестка да как закричит в сердцах:
   - Черт безмозглый, болтать - это ты мастер, а как за дело примешься, все у тебя из рук валится.
   Слез старший брат с кана, пошел людей скликать, чтоб свидетелями при разделе были.
   Спрашивает невестка:
   - Ты что возьмешь, братец?
   - Ничего мне не надо, только старого вола, ломаную телегу да веревку с узлами.
   - А рису не возьмешь?
   - Не возьму!
   Не стал Ню-лан дожидаться брата, крикнул волу: «Пошли!» - запряг телегу и уехал.
   Выбрались они за околицу, Ню-лан и спрашивает:
   - Куда ж нам теперь путь держать?
   Отвечает вол:
   - Прямо на юг.
   А длинная-предлинная дорога, которая была перед ними, как раз и вела на юг.
   Ехали они, ехали и только к вечеру до ущелья добрались. Смотрят - ручеек у самого входа чистый, прозрачный.
   Говорит вол:
   - Ну не благодать ли! Захочешь пить - вода рядом. Захочешь есть - трава под ногами. Распряги-ка меня, а сам отдохни вон на том большом черном камне!
   Пошел вол в ущелье, медленно идет, зеленую травку жует, похрустывает. А Ню-лан голодный на камне сидит.
   Говорит Ню-лан:
   - Хорошо тебе, вол, ты и наелся, ты и напился. А мне каково? Хотел я риса немного с собой захватить, да ты не велел. Что же мне теперь делать?
   Промычал вол: игэ-гуай, обратно повернул, спрашивает:
   - Ты есть хочешь? Иди туда, где дорога сворачивает, купи еды, какой хочешь, а расходы на меня запиши.
   Пошел юноша, куда ему вол сказал, наелся досыта. Спрашивают его:
   - На кого записать?
   Отвечает юноша:
   - На старого вола запишите.
   Довольный воротился Ню-лан. Вол его и спрашивает!
   - Хорошо поел?
   - Ай-я, лучше некуда!
   - А теперь слушай, - говорит вол, - завтра, в седьмой день седьмой луны, распахнутся Южные ворота неба и внучки Ван-му выйдут стирать свою одежду. Сядут они в ряд, и седьмой с западного края будет Чжи-нюй - Небесная ткачиха. Как развесит она свою одежду сушить, стащи ее потихоньку да спрячь. А будешь отдавать, кликни меня три раза, я мигом явлюсь. Не то уйдет она от тебя.
   Всю ночь Ню-лан не спал, боялся пропустить небесных фей. Вдруг слышит тихий скрип - хуа-ла-ла, - это отворились Южные ворота неба, из ворот стая голубок вылетела, белые-пребелые. Подлетели они к ущелью, там как раз река текла, на берег опустились, красавицами-девушками оборотились. Уселись девушки на камне у воды, стирать принялись. Приметил Ню-лан, которая из девушек седьмая с западного края, взял да и спрятал ее платье.
   Увидела Чжи-шой юношу, сразу смекнула, что это он взял ее платье, и говорит:
   - Ты зачем взял мое платье? Отдай. Слышишь? Отдай!
   Ню-лан не отдает.
   Тем временем шестеро сестер высушили свою одежду, стали домой собираться, спрашивают седьмую сестру:
   - А ты, сестренка, почему домой не собираешься?
   - Не могу. Кто-то стащил мое платье.
   Обернулись шестеро сестер белыми голубками, улетели в небо. Подлетели к небесным воротам, назад воротились, седьмую сестру кличут:
   - Быстрее, сестренка! Сейчас ворота запрут!
   Тут как раз краснолицый детина появился, как закричит:
   - Эй! Торопитесь, кому домой надобно!
   Крикнула в ответ Чжи-нюй:
   - Ну и пусть закрываются! Не могу же я без платья вернуться!
   Заскрипели небесные ворота и впрямь закрылись.
   Ню-лан как сидел, так и сидит на камне. Подошла к нему Чжи-нюй и говорит:
   - Я женой тебе стану, только отдай платье!
   Ню-лан не отдает.
   Тогда Чжи-нюй говорит:
   - Давай дом строить, а то замерзнешь под открытым небом!
   Отвечает Ню-лан:
   - А из чего строить, когда вокруг ни бревнышка! Так и будем сидеть.
   - Нет, не будем. Подвинься малость, сядь на краешек! Глаза зажмурь.
   Сказала так Чжи-шой, быстро вытащила из расшитого кошелька узорчатый платочек, расстелила, дунула, в тот же миг дом перед нею вырос.
   Говорит девушка:
   - Открой глаза!
   Открыл Ню-лан глаза, смотрит - дом стоит, обрадовался, в ладоши захлопал.
   Вошли они в дом, так и остались в нем жить.
   Живут да поживают. Дочка у них растет, шесть годков ей сровнялось, сыну третий год пошел.
   Вот однажды и говорит Чжи-нюй мужу:
   - Сколько времени прошло! Дети у нас уже выросли. Сгниет от старости платье, которое ты тогда спрятал! Лучше отдай его мне!
   Думает Ню-лан: «Оно и правда. Дети у нас уже выросли, отдам-ка я Чжи-нюй платье». Подумал так Ню-лан, достал из-под камня платье, жене отдал.
   Как только наступила полночь, Чжи-нюй ушла, детей и мужа бросила.
   Проснулся Ню-лан, дрожит от холода, открыл глаза, смотрит - небо над ним все звездами усеяно, пошарил вокруг рукой - под головой холодный камень, а жены нет. Ребенок плачет, молока просит. Только сейчас вспомнил юноша, что старый вол ему наказывал: «Станешь отдавать одежду, кликни меня три раза». Как же я мог забыть про это?
   Только подумал он о воле, тот вмиг перед ним явился и говорит:
   - Вот видишь, ушла Чжи-нюй. Ты отчего не кликнул меня, как я тебе велел?
   - Забыл!
   Говорит вол:
   - Зарежь меня!
   - Как же это я зарежу тебя, моего благодетеля!
   Отвечает вол:
   - Нечего толковать понапрасну! Как зарежешь меня, принеси немного хвороста, кости мои сожги, а шкуру на себя надень. Да еще сплети две корзины, в одну сына посади, в другую - дочку, потом зажмурь глаза и отправляйся к Южным воротам неба за женой. Эти ворота золотой лев стережет. Как бросится он на тебя, ты ему скажи: «Не тронь меня, золотой лев, я муж твоей седьмой тетушки, а это ее дети в красных штанишках». Скажешь так, золотой лев уймется и на место уйдет. Пройдешь Южные ворота, еще одни ворота увидишь, их серебряный лев стережет, как кинется он на тебя, ты ему скажи: «Не тронь меня, серебряный лев! Я муж твоей седьмой тетушки, а это ее дети в красных штанишках». Серебряный лев уймется, на место уйдет. Войдешь в третьи ворота - увидишь черта, клыки у него наружу, в руках молот - от волчьего клыка не отличишь. Кинется он тебя бить, а ты ему скажи: «Не тронь меня, черт! Я муж твоей седьмой тетушки, а это ее дети в красных штанишках». Скажешь так - черт оступится да упадет. Тут выйдет к тебе теща. Иди с ней в дом. Увидишь там семерых девушек на кане, только сразу не признаешь, которая из них твоя жена. Пустишь сына, к кому он побежит, чью грудь будет сосать, та и есть твоя жена.
   Ню-лан сделал все, как велел вол: надел воловью шкуру, вошел в небесные ворота и отыскал наконец свою жену.
   Теща отвела молодым дом, и стали они жить да поживать.
   Только невзлюбил Ню-лана старый тесть. Решил он извести зятя и предложил ему в ловкости помериться.
   Говорит Чжи-нюй мужу:
   - Хочет отец, чтоб ты завтра в ловкости с ним померился. Спрячется он, так ты, смотри, ищи его хорошенько! Сперва весь двор обыщешь, к южной стене подойдешь, увидишь на стене клопа, это и будет твой тесть.
   На другое утро вышел старик во двор, Ню-лана кликнул:
   - Ну-ка, зятек, выходи, поиграем с тобой!
   Отвечает Ню-лан:
   - Ты старый, я молодой. Какая уж тут игра?
   Говорит старик:
   - Эка важность! Я сейчас спрячусь, а ты попробуй найти меня! Найдешь - помилую, не найдешь - съем!
   Обернулся старик клопом, схоронился в южной стене, залез в трещину. Ищет его Ню-лан, ищет, весь двор обыскал - нет старика. Подошел юноша к южной стене, видит - клоп сидит, поближе подошел и говорит:
   - Уж не ты ли это, почтенный тесть, клопом обернулся? Если не ты это, а и впрямь клоп, я сейчас раздавлю его! Ай-я! До чего же вонючий!
   Тут старик как закричит:
   - Это я, это я! Не дави меня! Ой, на бороду наступил!
   Спрашивает Ню-лан:
   - А ты не съешь меня?
   - Не съем, ступай домой!
   Пришел Ню-лан домой, а Чжи-нюй ему и говорит:
   - Завтра отец опять загадает загадку. Яблоком обернется, в матушкин сундук спрячется. Смотри, ищи хорошо!
   Вышел старик на другое утро и кричит:
   - Давай, зятек, поиграем! Я спрячусь, а ты меня ищи!
   Делать нечего. Стал Ню-лан тестя искать. В доме ищет, за домом рыщет, яму с травой обшарил - нет нигде старика. Вошел тогда юноша в тещины покои, открыл сундук, глядь - на красном свертке красное яблоко большое лежит. Схватил его юноша и говорит:
   - Уж не ты ли это, почтенный тесть? Если не ты это, а и впрямь яблоко, я сейчас его съем. Уж очень оно, видать, на вкус хорошо!
   Старик как закричит:
   - Отпусти! Опять мне всю бороду выдрал!
   Спрашивает его тогда Ню-лан:
   - А ты не съешь меня?
   - Не съем. Ступай домой!
   Воротился Ню-лан домой, а Чжи-нюй ему и говорит:
   - Завтра отец тебя заставит прятаться.
   Отвечает Ню-лан:
   - Хэй! Куда же я такой большой спрячусь?
   Говорит Чжи-нюй:
   - Не бойся, я научу тебя, что делать.
   Только утро наступило, старик опять зовет зятя:
   - Давай, зятек, поиграем, теперь ты спрячься, а я тебя искать буду.
   - Давай, - согласился Ню-лан.
   Присел Ню-лан на корточки, перекувырнулся, вышивальной иглой обернулся. Спрыгнула Чжи-нюй с кана, подобрала иголку, вышивать стала, а сама говорит:
   - Ищи, отец! Ню-лан уже спрятался.
   Кинулся старик искать, весь дом обыскал, весь двор обшарил - не может. Воротился в дом и говорит своей старухе:
   - Не нашел я его. Он меня нашел, а я его нет.
   Бросила тут Чжи-нюй иголку на пол, опять Ню-лан перед ней. Говорит ему Чжи-нюй:
   - Хочет отец завтра наперегонки с тобой бегать, смотри, как бы он верх не взял!
   - Как же это он верх возьмет?
   - Ай-я! Тебе ни за что за ним не угнаться! Иди скорее в амбар, увидишь там красные семена, набери одну меру с лишком да красных палочек для еды прихвати. Еще дам я тебе головную шпильку, из золота сделанную. Как станет тебя отец догонять, я крикну: «Брось шпильку». Только помни, бросать надо вперед, а не назад!
   Вышел на другое утро старик, зятя кличет:
   - Эй, зятек! Давай наперегонки побегаем, ты впереди, я за тобой. Догоню - съем, не догоню - помилую!
   Согласился Ню-лан, и побежали они. Зять впереди, тесть позади, а жена с тещей взяли детей и вслед за ними пустились.
   Бежит Ню-лан, бежит, вдруг бросил две палочки да два красных зернышка. Бежит, бежит, опять две палочки да два зернышка бросил. Тесть бежит, палочки да зернышки подбирает. Поднимет - дальше бежит, опять поднимет, опять бежит и приговаривает:
   - Ну и зятек! Ему бы с жизнью прощаться, а он все вещи у меня ворует!
   Разбросал Ню-лан все зернышки, разбросал все палочки, а бежать еще далеко. Видит Чжи-нюй - отец мужа догоняет, сейчас его схватит, как закричит:
   - Брось шпильку! Быстрее!
   Теща тоже кричит:
   - Быстрее! Быстрее!
   Обернулся Ню-лан, видит - тесть совсем близко, вытащил шпильку, назад бросил. В тот же миг мужа и жену небесная река разделила. Ню-лан остался на одном берегу, Чжи-нюй - на другом. Плачут жена и дети. Даже теща слезы льет. Плачет Ню-лан на другом берегу один-одинешенек.
   Увела теща в дом дочь и внуков, тесть тоже ушел. Так и остался Ню-лан жить на другом берегу. С той поры муж и жена могут встречаться только в седьмой день седьмой луны.
   В этот день с самого утра все птицы поднимаются в небо, вырывает теща у каждой по перышку: у сороки рябой, у сороки простой, у жаворонков да ласточек, из перьев мост строит.
   К вечеру седьмого дня седьмой луны, если все время глядеть на небо, можно увидеть Млечный Путь - длинный-предлинный мост через Небесную реку. На этом мосту и встречаются Волопас - Ню-лан и Ткачиха - Чжи-нюй. Если спрятаться в виноградных лозах, можно услышать их разговор. Говорит Чжи-нюй мужу с обидой:
   - Велела я тебе шпильку вперед бросить, а ты ее назад бросил, вот и разделила нас Небесная река!
   Отвечает Ню-лан:
   - Увидел я, что отец твой меня догоняет, со страху забыл, что ты велела. Триста шестьдесят дней в году, триста шестьдесят чашек да триста шестьдесят котлов у Ню-лана. Чжи-нюй, как придет, все перемоет, стопкой сложит. И одежду всю перестирает да перештопает.
   А на шестнадцатый день седьмой луны к матушке уходит, нельзя ей больше с Ню-ланом оставаться.
 

СКАЗАНИЕ О МЭН ЦЗЯН-НЮЙ

 
   В старые времена жили на свете муж и жена по прозванью Цзян. Посадили они тыкву-горлянку, ботва длинная - через стену перекинулась к соседям по прозванью Мэн, глядь - у соседей большая тыква выросла. Мэны ее срезали, потом разрезали, смотрят - в тыкве девочка сидит, и назвали девочку Мэн Цзян-нюй - девочка из семей Мэн и Цзян.
   Шли годы. Выросла Мэн Цзян-нюй настоящей красавицей - фея с небес спустилась. Взглянешь - сразу влюбишься, только никто ее не видал: были Мэны людьми богатыми, дочь держали в высоком доме в саду, в сад никто не входил, а за ворота девушку не выпускали.
   Одному только Фань Си-ляну как-то посчастливилось увидеть ее, и стали они вскорости любящими супругами.
   Как это случилось? А вот как. О ту пору император Цинь Ши-хуан замыслил построить Великую стену длиною в десять тысяч ли. Людей пригнали видимо-невидимо, всех без разбору мужчин хватали, не счесть, сколько народу там поумирало. Кого схватят - не надейся домой воротиться. А кому охота ни за что погибать? И вот однажды пришли стражники за Фань Си-ляном, а он возьми да и убеги. Прибежал к дому Мэнов, перескочил через садовую ограду, за искусственней горкой из камня схоронился. А тут как нарочно Мэн Цзян-нюй со служанкой в сад погулять вышла, смотрит - мотыльки разноцветные порхают. Захотелось девушке хоть одного поймать. Вытащила она шелковый платочек, бросила, только платочек на мотылька не попал, в пруд упал, а мотылек выпорхнул и улетел. Обидно девушке, притомилась она, на большой серый камень села, велит служанке платок из воды выловить. А та, видно, не поняла, пришлось Мэн Цзян-нюй самой платок доставать. Подошла она к пруду, подобрала рукава. Тут служанка как закричит:
   - Ой, что я вижу! - Это она юношу приметила, схоронился он за горкой, на барышню глядит.
   Подняла Мэн Цзян-нюй голову, застыдилась, покраснела: и впрямь, на другом берегу прекрасный юноша за горкой схоронился. А Фань Си-лян растерялся, не знает как ему быть, бежать - стражники схватят, остаться неловко - с девушкой-то он не знаком. Наконец он решился, вышел вперед, поклонился служанке и говорит:
   - Прошу тебя, девушка, спаси меня, спаси!
   А служанка уже оправилась от испуга и давай ругать юношу:
   - Ты откуда взялся, бродяга?
   Пал юноша ниц и говорит:
   - Я - Фань Си-лян, прячусь от стражников, вот и забежал ненароком сюда.
   Не унимается служанка:
   - А знаешь ли ты, что это сад моей барышни?
   Отвечает юноша поспешно:
   - Не знал я этого!
   А юноша между тем приглянулся Мэн Цзян-нюй: и статен и пригож. Родилась у нее в сердце любовь, и стала она выговаривать служанке:
   - Нельзя быть такой невежливой. Отведем его к отцу, пусть научит, как спрятаться от стражников.
   Отвели Фань Си-ляна к хозяину.
   Поглядел на него старик: и статен юноша, и пригож, разговор с ним завел - все знает Фан Си-лян, о чем старик ни спросит, отвечает без запинки. Пришелся юноша по нраву старику, решил он сделать его своим зятем, и чтобы в тот же день свадьбу сыграть.
   Кто мог подумать, что не успеют новобрачные в цветочный зал войти, совершить поклоны, как явятся стражники.
   Увели они юношу, заплакали мать с отцом, запечалились все домочадцы. А Мэн Цзян-нюй клятву дала ни за кого другого не выходить, Фань Си-ляна дожидаться.
   С той поры возненавидела она императора Цинь Ши-хуана лютой ненавистью, и его Великую стену возненавидела, и стражников, которые мужа схватили, Вздыхает тяжко Мэн Цзян-нюй, бровей не распрямляет, а заговорит - голос у нее печальный такой. Целыми днями сидит в своей спальне, не ест, не пьет, ночи не спит, все о Фань Си-ляне думает, тоскует. Досадно ей, что не ушла она тогда вместе с мужем Великую стену строить.
   Прошли весна и лето, миновала осень. Не успела девушка оглянуться, а уже первый день десятой луны наступил. Подумала тут Мэн Цзян-нюй, что муж ее в легком платье ушел, решила отнести ему теплую одежду. Как ни отговаривали ее отец с матерью да служанка - все напрасно. Только и оставалось отцу отправить слугу вместе с дочерью.
   Не стала Мэн Цзян-нюй красить лицо, не стала пудриться, собрала волосы в пучок, надела простое платье, к спине узел с теплой одеждой привязала, упала перед отцом с матерью на колени и говорит:
   - Не найду мужа - не ворочусь!
   Так и покинула Мэн Цзян-нюй родной дом.
   Миновали они со слугой одну деревню, потом другую, прошли одно поле, потом другое, подошли к заставе, а от заставы этой как раз и лежал путь к Великой стене. Приглянулась Мэн Цзян-нюй чиновнику на заставе, и захотел он ее в жены взять, но Мэн Цзян-нюй стала так его ругать, так поносить, что чиновнику ничего не оставалось, как отпустить ее. А чиновник тот мечтал о богатстве и о высоких чинах, вот и решил он написать начальству доклад, что-де есть такая красивая и мудрая девушка по прозванию Мэн Цзян-нюй. Обрадуется начальник, девушку себе заберет, а ему повышение даст. Кто мог знать, что начальник тоже жаждет богатства и славы и напишет доклад самому императору Ши-хуану?!
   Прошли Мэн Цзян-нюй со слугой заставу, к пропасти подошли. Смотрят - по узкой горной тропинке вдвоем не пройдешь, одному и то страшно. С двух сторон глубокие ущелья. И надо же было такому случиться, чтоб слуга вдруг замыслил недоброе. Решил он силой заставить Мэн Цзян-нюй его женой стать.
   А Мэн Цзян-нюй и впрямь была умна. Не испугалась она, улыбнулась и говорит:
   - Я согласна, только сваху надобно отыскать.
   - Где ж ее здесь отыщешь? - заскреб слуга в затылке.
   Опять улыбнулась Мэн Цзян-нюй, показала на маленький красный цветочек, который по самой середине горы рос, и говорит:
   - Пусть будет за сваху этот цветок, сорви его, и я стану твоей женой!
   Глянул слуга - цветок так и манит к себе. Забыл он об опасности, вниз полез, а Мэн Цзян-нюй как толкнет его! Полетел тут слуга - сердце волчье, нутро собачье - прямехонько в пропасть.
   Осталась девушка одна-одинешенька. Ничего-то она не знает: может, и нет давно в живых ее мужа.
   Дошла она до Великой стены, села на землю, горько заплакала. Три дня и три ночи плакала. Размыло ее слезами Великую стену, рухнула она наземь, и увидела тут Мэн Цзян-нюй мужнины останки.
   А о ту пору император Цинь Ши-хуан как раз доклад от чиновника получил. И захотелось ему Мэн Цзян-нюй женой своей сделать. Приказал император стражникам разыскать девушку, доставить прямо в императорскую канцелярию.
   Увидела Мэн Цзян-нюй императора, пуще прежнего возненавидела, а императору, сказать надобно, она по нраву пришлась. Велел он ей сесть рядом и говорит:
   - Стань моей женой, Мэн Цзян-нюй!
   - Ладно, - отвечает девушка. - Только прежде выполни три моих условия.
   - Не то что три, три раза по сто условий готов я выполнить. Какое же первое? Говори!
   - Дозволь три месяца траур по мужу носить.
   Обрадовался император:
   - Эка важность! Носи на здоровье! Говори скорее второе условие!
   - Хочу я, чтоб мужу моему ты пышные похороны устроил.
   - И это можно, - согласился император. - Прикажу купить самый лучший гроб, самый большой саркофаг да сто двадцать восемь шестов и велю семь раз по семь - сорок девять дней молитвы читать. Ну, а теперь говори третье условие!
   - Третье? Хочу я, чтоб надел ты простое холщовое платье, шапку с траурной лентой, чтоб сам траурный флаг нес и чтоб всем придворным, военным да чиновникам велел траур надеть.
   Выслушал император третье условие, заколебался: «Выходит, должен я признать себя сыном Фань Си-ляна. Но тогда она станет моей, - тут же подумал император. - Что ж, признаю себя сыном Фань Си-ляна!»
   Так согласился император и на третье условие.
   Наступил день похорон. Забыл император о приличиях, нарядился в холщовое платье, шапку надел с траурной лентой, и впрямь подумаешь - почтительный сын отца хоронит. Мэн Цзян-нюй тоже в траурном платье, останки в повозке везут, Мэн Цзян-нюй рядом идет. Чиновники, военные - все в трауре на похороны явились. Трубят, в барабаны бьют, идут к кладбищу семьи Фань. Река на пути им попалась, большая, глубокая. Отошла Мэн Цзян-нюй от повозки, бросилась в реку и утонула.
   Остался Цинь Ши-хуан ни с чем, от ярости рассудок потерял, день и ночь про Мэн Цзян-нюй думает. И стал казнить всех без разбора. Выйдет в зал и спрашивает:
   - Каменный конь у ворот ест сено?
   Сановник, само собой, отвечает:
   - Не может каменный конь есть сено.
   Разгневается тут император и крикнет:
   - Как это не может? Казнить его!
   Так каждый день по одному и казнил. Трепещут сановники от страха. Был среди них один честный да бескорыстный. Наступил его черед идти к императору. Воротился он домой мрачный, брови хмурит.
   А в это время дух звезды Тай-бо нищим даосом обернулся, подошел к дому чиновника, стал бить в деревянную колотушку.
   На стук старик привратник вышел, говорит:
   - У нашего господина доброе сердце, ты, как придешь, он всегда велит дать тебе меру риса и меру муки. Только нынче пришел ты некстати, горе у нашего господина, не до тебя ему.
   Отвечает даос:
   - Не надо мне ни риса, ни муки, пришел я спасти вашего господина!
   Услышал это привратник, поспешил к господину, потом воротился, повел даоса в дом. Вытащил даос из рукава кнут и говорит сановнику:
   - Вот кнут «погоняй горы». Завтра, как пойдешь во дворец, спрячь его в рукав. Спросит тебя император: «Каменный конь ест сено?» Скажешь: «Ест», - взмахнешь кнутом. Конь тотчас начнет сено есть. И еще скажи, что кнутом этим можно погонять горы и что он поможет отыскать Мэн Цзян-нюй.
   Сказал так и исчез. На другой день спрятал сановник в рукав кнут, пошел во дворец.
   Спрашивает его император:
   - Каменный конь ест сено?
   - Ест, - отвечает сановник.
   Дивятся придворные, так и застыли на месте. А Цинь Ши-хуан опять спрашивает:
   - Как же это может каменный конь есть сено?
   Отвечает сановник:
   - Не верите, сами посмотрите.
   Кинулись все к воротам, конюшие сено принесли, каменному коню бросили. Застучало у сановника сердце: «А вдруг не получится? Ладно, все равно умирать!» Подумал так сановник, взмахнул рукавом, громко крикнул:
   - Ешь сено, жуй сено. Ешь сено, жуй сено!
   Глядь - конь и в самом деле стал сено жевать. Тут все в ладоши захлопали, зашумели. Попросил император сановника объяснить, в чем тут закавыка. Отдал сановник императору кнут и сказал ему все, как даос велел.
   Повеселел Цинь Ши-хуан, покинул дворец, отправился искать Мэн Цзян-нюй. Маленькие горы в реки загоняет, большие - в море. То на восток устремится, то на запад.
   Встревожился тут царь драконов четырех морей: вокруг невесть что творится, по всему хрустальному дворцу звон идет. И отправил царь спешно двух маленьких драконов, морских стражников, разузнать, что да как. Воротились они и докладывают:
   - Император Ши-хуан кнутом «погоняй горы» машет, Мэн Цзян-нюй ищет! Страшная опасность грозит нашему дворцу. Того и гляди - прямо на крышу гора свалится!
   Всполошился тут царь драконов, затрепетало от страха все рыбье воинство, крабы да раки. Спасаться надо, а куда бежать? Мэн Цзян-нюй мертва, куда подевалось ее тело - никто не знает.