Страница:
Самсонов Ф
Главный маршал артиллерии Николай Воронов
Ф. САМСОНОВ
ГЛАВНЫЙ МАРШАЛ АРТИЛЛЕРИИ НИКОЛАЙ ВОРОНОВ
Николай Николаевич Воронов отдал полвека службе в Вооруженных Силах СССР (март 1918 - март 1968) и носил высшее воинское звание советского артиллериста - Главный маршал артиллерии, присвоенное ему первому в нашей армии в феврале 1944 года. Точно так же ему было первому присвоено только что введенное у нас в январе 1943 года звание маршала артиллерии. В годы Великой Отечественной войны Н. Н. Воронов руководил советской артиллерией - главной огневой ударной силой Советской Армии. Его имя связано с выполнением ряда ответственных поручений Ставки Верховного Главнокомандования по координации действий нескольких фронтов в крупных операциях Советских Вооруженных Сил, в том числе в ликвидации окруженных немецко-фашистских войск под Сталинградом. Заслуги Н. Н. Воронова перед социалистической Родиной отмечены присвоением ему звания Героя Советского Союза, награждением его пятнадцатью орденами Советского Союза и девятью медалями, среди которых шесть орденов Ленина и орден Октябрьской Революции. Прах его в марте 1968 года был захоронен в кремлевской стене.
Мне пришлось много раз встречаться с Н. Н. Вороновым и ряд лет работать под его непосредственным руководством в качестве одного из ближайших помощников. Помимо служебных официальных отношений, мы много беседовали, обменивались мнениями по разным вопросам строительства нашей артиллерии как рода войск, определяли очередные проблемы ее развития и способы их решения. Беседы в свободное время захватывали большой круг разнообразных интересов Николая Николаевича от искусства и литературы до спорта, которым он увлекался, будучи страстным болельщиком футбола и шахмат и активным участником спортивной охоты и рыбной ловли.
Все это оправдало мое согласие выступить с кратким рассказом об этом замечательном человеке и воине, используя для этого документы и личные впечатления. Ведь кому, как не нашей молодежи - продолжательнице великих дел своих отцов и дедов, - знать и учиться на богатейшем опыте тех, кто составляет славу и гордость народа.
***
Отец Н.Н. Воронова - Николай Терентьевич, сын повара, получил в Петрограде достаточное образование для службы в качестве конторщика. Однако его, казалось бы, благополучное существование было разрушено. Его тянуло к образованным рабочим, социал-демократам, он сочувствовал им и был на том замечен политической полицией. Царское правительство после революции 1905 года сурово расправлялось не только с участниками выступлений против правительства, но и с сочувствующими им. Как "неблагонадежный", Николай Терентьевич стал безработным. Три года он не мог найти себе работу. Замученная беспросветной нуждой, мать Н. Н. Воронова покончила с собой. Когда, наконец, Николай Терентьевич нашел работу и смог взять к себе сына с дочерью от приютившей их подруги жены, Коля Воронов начал готовиться к поступлению в гимназию. Шел 1908 год. В гимназию его, как сына "неблагонадежного", не приняли. Только на следующий год он смог начать учиться в частном реальном училище. Такие училища, содержавшиеся общественными организациями либо частными лицами, имелись в ряде крупных городов. В них обучались дети, которым по тем или иным причинам был закрыт доступ в казенные средние учебные заведения.
Удары судьбы продолжали преследовать маленького Воронова - началась первая мировая война, с нею пришла дороговизна: отцу одному стало трудно содержать семью, и Николай ушел из училища по окончании 4-го класса, поступив работать к одному преуспевающему адвокату техническим секретарем. Отец же с семьей переехал в сельский район, где легче было пропитать семью. Но.., в 1916 году его мобилизовали в армию, и молодому Воронову пришлось взять заботы о семье на себя. Тем не менее он все же не оставил вечерние общеобразовательные курсы и сдал экзамены экстерном за среднее учебное заведение в 1917 году.
После Февральской революции приехал в Петроград и отец, приехал как делегат полкового солдатского комитета. В октябре Николай Воронов остался без работы - свою контору адвокат был вынужден закрыть. После Октябрьской революции служащие банков объявили бойкот Советской власти, тогда большевики обратились с призывом к трудящимся помочь наладить банковское дело. Николай Воронов пошел работать в банк.
После Октябрьского переворота молодой Советской республике пришлось защищаться от внутренней контрреволюции и интервентов буквально с первого дня. Началось формирование Красной Армии. Прочитав обращение в газете, Воронов в марте 1918 года поступил на Петроградские артиллерийские курсы. С этого времени началась его новая жизнь - жизнь воина пролетарской революции.
В сентябре 1918 года, окончив курсы с новым званием - краском (красный командир), - он назначается командиром взвода в гаубичную батарею и убывает на фронт против войск Юденича. Еще на курсах он вступает в группу сочувствующих РКП (б). В числе рекомендовавших его был и член партийного бюро курсов М. В. Захаров, ныне Маршал Советского Союза.
Первым наставником в боевой обстановке стал командир батареи А. Г. Шабловский. Ему Н. Н. Воронов остался благодарен на всю жизнь и поддерживал связь с ним до своей кончины. В своих воспоминаниях полковник запаса А. Г. Шабловский рассказывает о том, что молодой краском Воронов пользовался у красноармейцев особым расположением за веселый нрав, он умел заставлять "забывать про опасности и поддерживал высокий боевой дух красноармейцев". Приводит он примеры героизма бойцов и командиров батареи, в частности припоминает такой факт: "...для выполнения частной огневой задачи пришлось выдвинуть вперед километра на полтора от позиции одну гаубицу с орудийным расчетом. Прибывший незадолго до этого Первый стрелковый полк рано утром внезапно, без предупреждения и без видимой причины, отошел к основной позиции батареи. Выдвинутая гаубица оказалась брошенной без запряжки. К счастью, подошла из резерва бронемашина, которая огнем рассеяла белых; увлеченные преследованием нашей пехоты севернее шоссе, белые не заметили хорошо замаскированную в кустах гаубицу южнее шоссе. Воспользовавшись благоприятно сложившейся обстановкой, упомянутый мною краском И. Н. Воронов поскакал во главе запряжки к брошенной пехотой гаубице и благополучно вывел ее к батарее".
Неоднократно командир взвода, а затем и командир батареи Николай Воронов в боях с войсками Юденича и в боях с белополяками показывал пример личной храбрости бойцам. Во время наступления на Варшаву батарея, которой он командовал, находилась все время в боевых порядках Восемьдесят третьего полка Десятой стрелковой дивизии. Она была вооружена к тому времени легкими 76-мм пушками взамен постепенно выбывших из строя 122-мм гаубиц. Командование легкой пушечной батареей, более подвижной, облегчало непрерывное сопровождение пехоты огнем и колесами.
Военное счастье изменило нашим войскам, и они были вынуждены отходить под ударами свежих оперативных резервов белопольских войск. Батарея Николая Воронова прикрывала огнем отход пехоты. Полки и батальоны Двадцать восьмой стрелковой бригады Десятой стрелковой дивизии таяли в боях, не получая пополнений. К середине августа каждый из них насчитывал менее 200 человек. 17 августа бригада была окружена польскими войсками. Об этом дне бывший командир Десятой стрелковой дивизии Н. Какурин писал, что командир Восемьдесят третьего стрелкового полка решил в селе Юзефове, где белополяки окружили всю Двадцать восьмую стрелковую бригаду, нанести удары в северо- и юго-восточном направлениях и расчистить дорогу для следовавших за ним Восемьдесят второго и Восемьдесят четвертого стрелковых полков. "Развернувшись в эксцентричный боевой порядок, Восемьдесят третий стрелковый полк двинулся в атаку. Несмотря на свою малочисленность и сильный огонь противника, стрелки смело бросились вперед. После минутного успеха отхлынули назад в с. Юзефов, понеся большие потери убитыми и ранеными. Бой был настолько скоротечен, что батарея, стоявшая в узкой улице с. Юзефов, едва успела дать один-два выстрела картечью по перешедшим в атаку полякам и была захвачена противником, так как подать передки и повернуться в узкой улице, забитой бегущими людьми и обозами, она не могла и не успела. Здесь смертью храбрых пал командир первой батареи тов. Воронов, отстреливавшийся картечью и оставшийся один, чтобы испортить свои орудия".
Все было так, как писал Н. Какурин, кроме последней части. Испортив с одним из бойцов оставшиеся два орудия, Н. Н. Воронов попал под разрыв снаряда, был контужен и потерял сознание. Очнувшись, он увидел, что противник уже прошел село, а около него с конем стоял красноармеец Волков из его батареи. Волков помог командиру подняться в седло, и они начали пробираться к своим. Однако ночью по ошибке попали в расположение белополяков. Николай Воронов из-за контузив ног не мог управлять конем и попал в плен. Дважды ему грозила ампутация ног. После заключения мира через 8 месяцев пребывания в плену был репатриирован, долго лечился в госпитале. Но все же вернулся в строй. Снова командовал батареей, сначала во Второй, а потом - в Двадцать седьмой Омской стрелковой дивизии. Здесь и состоялась моя первая встреча с Н. Н. Вороновым.
Весной 1923 года я в составе группы сотрудников политического отдела дивизии проверял постановку партийно-политической работы в артиллерии дивизии.
Артиллерия дивизии поело очередной реорганизации в январе 1923 года была в это время малочисленной - всего два дивизиона (гаубичный, пушечный), школа младшего комсостава и артиллерийский парк. Поэтому мы быстро познакомились с командирами дивизионов и батарей. Командир гаубичной батареи Н. Н. Воронов сразу обратил на себя наше внимание своим внешним видом - очень высокий и очень худой. Как выяснилось несколько позже, это был общительный, располагающий к себе каким-то особым радушием и постоянной шуткой человек. Мягкий глубокий тенор, слегка заикающаяся речь. Говорил он медленно, тщательно следил за формулировками. Физически подготовлен был хорошо, любил конный спорт и начинавший прививаться в армии футбол, теннис, увлекался фотографией.
Спустя много лет Николай Николаевич на мой вопрос, где он учился играть в футбол, рассказал, что в детстве его отец снимал квартиру на окраине Петербурга, в Удельном. Это был в то же время и дачный район. Летом там обычно тренировалась команда из иностранцев - кажется, из англичан, живших в Петербурге. Все свободное время маленький Воронов как завороженный мог часами смотреть на тренировки. Наконец на него обратил внимание тренер команды и стал обучать ударам по мячу.
До участия в этой футбольной команде он не дорос, но многому научился и сохранил привязанность и любовь к футболу до конца жизни. В 1937 - 1968 годах это был самый серьезный и преданный болельщик команды ЦСКА. В конце и после войны старший тренер команды Б. А. Аркадьев свободно заходил в кабинет Главного маршала артиллерии, и тот всегда находил время обсудить с ним ряд нужд команды, порядок их удовлетворения, а затем беседы переходили в критический разбор последней игры и к тактическому плану предстоящей. Однажды, в августе 1946 года, я возвращался с ним в его служебном самолете с учений в районе Ленинграда. Дорогой у нас была серьезная и интересная беседа о ряде очередных проблем развития артиллерийских наук; он весьма активно ее вел. В момент захода на посадку на Центральный аэродром в окно самолета был виден футбольный матч на стадионе "Динамо". Николай Николаевич вспомнил, что играет команда ЦСКА, и предложил прямо с аэродрома поехать на стадион. Мы оба были утомлены порядком и, естественно, торопились отдохнуть. Я сначала принял его предложение за шутку, на которые он был щедр. Однако когда мы сели в машины, он приказал шоферу своей машины ехать на стадион.
Даже при физических недомоганиях, особенно беспокоивших его в последнее десятилетие жизни, Николай Николаевич редко пропускал футбольные матчи любимой команды. Лишь одно еще увлечение, которое он пронес через всю жизнь, - охота могло отвлечь его от присутствия на стадионе в день игры команды ЦСКА. С игроками этой команды он провел множество бесед, знал личные нужды каждого и как мог помогал команде.
А тогда, в двадцатые годы, в Дорогобуже, он сам учил бойцов батареи играть в футбол, и они с восхищением следили за ловкими приемами в обращении с мячом.
Но не только этим привлекал к себе внимание Николай Воронов. В его батарее соблюдался отменный внутренний порядок, а с точки зрения интересов нашей инспектирующей группы этот командир батареи выделялся активным участием в партийной и агитационно-пропагандистской работе и, в частности, по этой причине пользовался у товарищей и подчиненных высоким авторитетом.
Вторая встреча с Н. Н. Вороновым была продолжительнее. Артиллерия дивизии была переведена в Витебск, осенью 1924 года реорганизована в артиллерийский полк, в нем я с начала 1924 года был старшим политработником. При мне прибыл из Высшей артиллерийской школы Н. Н. Воронов и был сначала заместителем, а потом и командиром дивизиона. Здесь я имел возможность познакомиться с ним близко.
Обращали на этот раз внимание его увлечение военной литературой и содержательные выступления с докладами и сообщениями на собраниях военно-научного общества полка и Витебского гарнизона. В это время он поместил несколько статей в "Вестнике АКУКСа" (Артиллерийские курсы усовершенствования комсостава. - Прим, авт.). По-прежнему активно участвовал в партийно-политической работе, также пользовался авторитетом как отличный командир и хороший товарищ, всегда готовый помочь каждому, кто обращался к нему (по теории и практике артстрельбы, по тактике артиллерии и общевойскового боя). Был чутким к настроениям и нуждам подчиненных.
Весной 1925 года я убыл к новому месту службы и в следующий раз встретился с Вороновым неожиданно только через 12 лет. Как сложилась его жизнь за эти годы, я узнал позже из его рассказов.
В 1927 году он поступил в Военную академию имени М. В. Фрунзе, окончил ее в мае 1930 года. Три года командовал артиллерийским полком в Московской Пролетарской стрелковой дивизии и некоторое время был начальником артиллерии дивизии.
С учебы в академии фактически начался второй период жизни и службы в армии. В Московской Пролетарской дивизии он активно участвовал в опытных учениях и стрельбах, в войсковых испытаниях новых образцов артиллерийского оружия, а затем в работе уставной комиссии по разработке Боевого устава артиллерии (часть 2-я - боевое применение артиллерии дивизии и корпуса). Отсюда же он в составе нашей военной миссии ездил в Италию (август 1932 г.) на войсковые маневры.
В эти годы ему приходилось часто встречаться в служебной обстановке с руководящими работниками Народного комиссариата обороны. Они, конечно, заметили скромность, работоспособность и трудолюбие молодого командира полка. Должность командира полка в армии была тяжелой, но почетной службой. Развивая способности к высокой ответственности за порученное дело, она учила руководству боевой подготовкой, воспитанию кадров, пониманию всех тонкостей управления полком в бою. На этом посту окончательно отшлифовывался характер командира, укреплялась его воля. С выработанными в практике командования полком качествами командир, как правило, проходил потом все ступени служебной лестницы до ее вершин и обычно выгодно отличался от тех, кто не получил закалки в командовании полком.
Поэтому не случайным было его назначение весной 1934 года начальником и военкомом старейшей в Совет-гной Армии Первой Ленинградской артиллерийской школы. Отсюда он еще раз ездил в Италию на маневры. Успешное командование школой было отмечено первой правительственной наградой - орденом Красной Звезды. Получил и звание высшего командного состава - комбриг (соответствует примерно современному воинскому званию генерал-майора. - Прим, авт.). Здесь завершился, по существу, второй период службы Воронова в Советской Армии. Он обладал знаниями и навыками руководства артиллерией в тактическом звене управления войсками (дивизия, корпус).
В конце 1936 года была удовлетворена его просьба о посылке волонтером в сражающуюся республиканскую Испанию. Там он получил новый боевой опыт и обильный материал для размышлений. Оттуда он был вызван ранее срока, на который был отпущен. По представлениям старших советников он был дважды награжден за время пребывания в Испании правительственными наградами орденами Ленина и Красного Знамени.
Меня интересовало, как оценивалась очевидцами боевая деятельность Н. Н. Воронова в Испании. Знакомые мне офицеры охотно делились впечатлениями о старшем артиллерийском советнике. Они отмечали его удивительный такт в обращении к своим подчиненным и во взаимоотношениях с командирами испанских частей и соединений. В боевой обстановке он был всегда спокоен, сдержан, часто прибегал к шутке, скрывая за ней намеки на допущенные собеседниками оплошности, при этом в необидной форме и с явным расположением к собеседнику. Он действительно передавал свои знания и опыт и делал это весьма тактично. Отмечали его настойчивое стремление убеждаться на месте, как ведет бой артиллерия, насколько соответствуют донесения и доклады действительности. Он не изменял афоризму: "Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать".
Надо сказать, что мы в своей практике узнаем много афоризмов, справедливых и полезных, но часто забываем следовать им именно тогда, когда это необходимо. Николай Николаевич не заслуживал такого упрека, всегда поступая соответственно своему убеждению. Стремление к наибольшей достоверности знания обстановки было выработанным практикой стилем работы Н. Н. Воронова.
Далеко не всегда можно самому видеть все, что делается на поле боя. Чем выше звено управления войсками, тем меньше у его командира возможностей к этому. В лучшем случае и не всегда он успевает лично ознакомиться с ходом событий на главном направлении или на наиболее ответственном участке боя, сражения. Приходится пользоваться донесениями и докладами, хотя нередко они не дают достоверного отображения действительности. Один военный деятель прошлого как-то сказал, что "на войне большая часть донесений ложна, а остальная их часть недостоверна". Он рекомендовал между тем уметь, особенно штабным офицерам и генералам, из этой массы недостоверных сведений составлять наиболее близкое к действительности представление об обстановке. Этот совет, как ни кажется он парадоксальным, применим для людей, прошедших через хорошую школу полевой службы и участия в сражениях. Для его применения надо по-настоящему хорошо знать действующих на поле боя командиров, донесениями которых приходится пользоваться. Хорошо, конечно, иметь подручных офицеров, освобожденных от ответственности за ход и исход боя, и использовать их в помощь себе для контроля. Но и эти последние должны быть так воспитаны, чтобы их доклад пользовался доверием.
Видимо, этим объясняется то, что во время Великой Отечественной войны Н. Н. Воронов расставался очень неохотно с теми, кто ему помогал в работе и к кому он питал доверие.
Мне пришлось слышать от него первые выводы из размышлений над опытом войны в Испании, в части боевого применения артиллерии в современной войне. Случилось это в первые же дни его возвращения из Испании.
Июньским днем 1937 года в вагон дачного поезда Ленинград - Луга, в котором все места были отведены для двух сборов командиров-артиллеристов: заместителей начальников артиллерийских училищ по учебной части и слушателей артиллеристов выпускного курса Академии имени М. В. Фрунзе, вошел комкор-артиллерист. Тогда такое высокое звание среди командного состава артиллерии не носил никто, оно соответствовало примерно современному воинскому званию генерал-полковника. Стало ясно, что перед нами новый начальник артиллерии Красной Армии. Это был Н. Н. Воронов, которому звание комкора было присвоено во внеочередном порядке после возвращения из Испании, незадолго до описываемых событий. Он ехал в Лугу за семьей. Подсев к комдиву В. Д. Грендалю, возглавлявшему группу офицеров академии, Н. Н. Воронов завязал беседу. Постепенно в нее включились многие ехавшие в вагоне. Беседа приняла своеобразный характер "пресс-конференции". Н. Н. Воронову задавали много вопросов о событиях в Испании, и он с завидной добросовестностью не только отвечал, но и стремился убедить нас в правоте своих выводов об использовании артиллерии, стремился, чтобы мы поняли вытекающие из них задачи для нас, артиллеристов. Все четыре часа пути прошли в оживленной беседе, от ответов на вопросы постепенно перешли к обмену мнениями. Это тоже надо было уметь сделать с первой встречи - надо обладать особым обаянием, тогда с высоким начальником начинают беседовать смело.
Мне из этой беседы запомнилась глубокая убежденность Н. Н. Воронова в том, что роль артиллерии в современной войне не падает, а возрастает. Он это доказывал примерами из опыта войны в Испании. Говорил о том, что рост танковой техники и авиации не снижает потребности в артиллерии, а увеличивает ее. Указывал на благоприятные условия для роста массового артиллерийского производства в связи с успехами индустриализации страны в 1929 - 1937 годах. Известно, что во время войны никто еще не жаловался на излишек вооружения и каждый стремился ускорить и процесс перевооружения армии новыми образцами и ускорить процесс смены одних образцов новыми, еще более совершенными по своим боевым качествам.
Тогда этот вопрос не был праздным. Нас, артиллерийских командиров, любивших свой род войск, волновали проникавшие из-за рубежа идеи о неизбежное потере роли артиллерии в современной (для тридцатых годов) войне. Такие взгляды проникали по тем или иным причинам и в нашу военно-теоретическую печать и даже в официальные руководства, отражавшие тенденцию развития военной доктрины.
В таком серьезном труде, как "Характер операций современной армии" В. К. Триандафиллова (3-е изд., 1936, стр. 115), говорилось, что два батальона танков могут заменить один артиллерийский полк резерва Верховного Главнокомандования. Писалось это в 1929 году, когда мы располагали крайне маломощной артиллерией. Эту замену автор рассматривал, видимо, как выход из положения. Однако и к моменту упомянутой беседы такой взгляд еще имел отражение в официальных руководствах, в том числе и в уже прошедшем все стадии разработки проекте Боевого устава артиллерии (часть 2-я, 1937).
В середине тридцатых годов на учениях бывало и так, что в расчете потребных огневых средств на решение боевой задачи применяли замену артиллерии авиацией; "эквивалентом" считали один артиллерийский дивизион за одну эскадрилью легких бомбардировщиков.
Все это мы, артиллеристы, внутренне не разделяли, интуитивно понимая не правомерность самой постановки вопроса о подобной "замене" артиллерии танками или самолетами. Но не было среди нас "эрудированных и смелых" людей, способных противопоставить такой точке зрения другую. Конечно, высказывания Н. Н. Воронова тогда, в вагоне, нас обрадовали - в его лице мы увидели человека, глубоко понимающего роль артиллерии и любящего свой род войск по-настоящему. Его точка зрения пробивала себе путь в жизни. Несколько позднее об огромной роли артиллерии в современной войне сказал И. В. Сталин. Он высказал пожелание иметь ее первоклассной. Затем уже появились и серьезные обоснования необходимости всемерного развития артиллерии, именно в связи с бурным развитием танкового и авиационного вооружения, в работах, возглавлявшихся такими авторитетными теоретиками боевого применения артиллерии, как В. Д. Грендаль и А. К. Сивков.
Запомнились из той же беседы высказывания Н. Н. Воронова о растущем значении массированного огня артиллерии. Он пришел к этому выводу и иллюстрировал нам его скромным опытом массированного применения артиллерии в Испании. Как наиболее подходящий пример он привел случай сосредоточения на одной высоте, занятой мятежниками в районе Мадрида, огня 22 артиллерийских батарей. Воронов понимал, конечно, что в условиях отсутствия крупных масс артиллерии этот опыт неполноценен, но сумел увидеть и в нем прообраз ближайшего будущего. Тогда он еще не мог предвидеть того могучего расцвета советской артиллерии, которого она достигла в годы Великой Отечественной войны. Но он уже понимал тенденцию ее развития, ее закономерности и правильно понимал свою собственную роль как начальника артиллерии Красной Армии, считал своей главной задачей расчистку путей для быстрейшего роста и развития артиллерии.
Из понимания значения массированного огня артиллерии вытекало признание большой роли маневра в создании крупных артиллерийских группировок, а следовательно, и зависимость их от наличия резервных средств. Из этого же вытекало и большое значение централизованного управления этими группировками в интересах боевого взаимодействия с танковыми и стрелковыми соединениями. Не без удовольствия вспоминал Николай Николаевич в беседе с нами о прекрасных дорогах Испании, позволявших даже в условиях гористого характера местности быстро и легко совершать оперативные переброски батарей легких пушек за грузовыми автомашинами, использовавшимися в качестве тягачей. В этом он угадывал рост значения оперативного маневра артиллерией в ближайшем будущем.
Позднее, во время Великой Отечественной войны, я убеждался неоднократно в том, что Н. Н. Воронов сумел рассмотреть в ограниченном масштабами опыте войны в Испании многое из того, что пришлось решать в масштабе крупной войны.
ГЛАВНЫЙ МАРШАЛ АРТИЛЛЕРИИ НИКОЛАЙ ВОРОНОВ
Николай Николаевич Воронов отдал полвека службе в Вооруженных Силах СССР (март 1918 - март 1968) и носил высшее воинское звание советского артиллериста - Главный маршал артиллерии, присвоенное ему первому в нашей армии в феврале 1944 года. Точно так же ему было первому присвоено только что введенное у нас в январе 1943 года звание маршала артиллерии. В годы Великой Отечественной войны Н. Н. Воронов руководил советской артиллерией - главной огневой ударной силой Советской Армии. Его имя связано с выполнением ряда ответственных поручений Ставки Верховного Главнокомандования по координации действий нескольких фронтов в крупных операциях Советских Вооруженных Сил, в том числе в ликвидации окруженных немецко-фашистских войск под Сталинградом. Заслуги Н. Н. Воронова перед социалистической Родиной отмечены присвоением ему звания Героя Советского Союза, награждением его пятнадцатью орденами Советского Союза и девятью медалями, среди которых шесть орденов Ленина и орден Октябрьской Революции. Прах его в марте 1968 года был захоронен в кремлевской стене.
Мне пришлось много раз встречаться с Н. Н. Вороновым и ряд лет работать под его непосредственным руководством в качестве одного из ближайших помощников. Помимо служебных официальных отношений, мы много беседовали, обменивались мнениями по разным вопросам строительства нашей артиллерии как рода войск, определяли очередные проблемы ее развития и способы их решения. Беседы в свободное время захватывали большой круг разнообразных интересов Николая Николаевича от искусства и литературы до спорта, которым он увлекался, будучи страстным болельщиком футбола и шахмат и активным участником спортивной охоты и рыбной ловли.
Все это оправдало мое согласие выступить с кратким рассказом об этом замечательном человеке и воине, используя для этого документы и личные впечатления. Ведь кому, как не нашей молодежи - продолжательнице великих дел своих отцов и дедов, - знать и учиться на богатейшем опыте тех, кто составляет славу и гордость народа.
***
Отец Н.Н. Воронова - Николай Терентьевич, сын повара, получил в Петрограде достаточное образование для службы в качестве конторщика. Однако его, казалось бы, благополучное существование было разрушено. Его тянуло к образованным рабочим, социал-демократам, он сочувствовал им и был на том замечен политической полицией. Царское правительство после революции 1905 года сурово расправлялось не только с участниками выступлений против правительства, но и с сочувствующими им. Как "неблагонадежный", Николай Терентьевич стал безработным. Три года он не мог найти себе работу. Замученная беспросветной нуждой, мать Н. Н. Воронова покончила с собой. Когда, наконец, Николай Терентьевич нашел работу и смог взять к себе сына с дочерью от приютившей их подруги жены, Коля Воронов начал готовиться к поступлению в гимназию. Шел 1908 год. В гимназию его, как сына "неблагонадежного", не приняли. Только на следующий год он смог начать учиться в частном реальном училище. Такие училища, содержавшиеся общественными организациями либо частными лицами, имелись в ряде крупных городов. В них обучались дети, которым по тем или иным причинам был закрыт доступ в казенные средние учебные заведения.
Удары судьбы продолжали преследовать маленького Воронова - началась первая мировая война, с нею пришла дороговизна: отцу одному стало трудно содержать семью, и Николай ушел из училища по окончании 4-го класса, поступив работать к одному преуспевающему адвокату техническим секретарем. Отец же с семьей переехал в сельский район, где легче было пропитать семью. Но.., в 1916 году его мобилизовали в армию, и молодому Воронову пришлось взять заботы о семье на себя. Тем не менее он все же не оставил вечерние общеобразовательные курсы и сдал экзамены экстерном за среднее учебное заведение в 1917 году.
После Февральской революции приехал в Петроград и отец, приехал как делегат полкового солдатского комитета. В октябре Николай Воронов остался без работы - свою контору адвокат был вынужден закрыть. После Октябрьской революции служащие банков объявили бойкот Советской власти, тогда большевики обратились с призывом к трудящимся помочь наладить банковское дело. Николай Воронов пошел работать в банк.
После Октябрьского переворота молодой Советской республике пришлось защищаться от внутренней контрреволюции и интервентов буквально с первого дня. Началось формирование Красной Армии. Прочитав обращение в газете, Воронов в марте 1918 года поступил на Петроградские артиллерийские курсы. С этого времени началась его новая жизнь - жизнь воина пролетарской революции.
В сентябре 1918 года, окончив курсы с новым званием - краском (красный командир), - он назначается командиром взвода в гаубичную батарею и убывает на фронт против войск Юденича. Еще на курсах он вступает в группу сочувствующих РКП (б). В числе рекомендовавших его был и член партийного бюро курсов М. В. Захаров, ныне Маршал Советского Союза.
Первым наставником в боевой обстановке стал командир батареи А. Г. Шабловский. Ему Н. Н. Воронов остался благодарен на всю жизнь и поддерживал связь с ним до своей кончины. В своих воспоминаниях полковник запаса А. Г. Шабловский рассказывает о том, что молодой краском Воронов пользовался у красноармейцев особым расположением за веселый нрав, он умел заставлять "забывать про опасности и поддерживал высокий боевой дух красноармейцев". Приводит он примеры героизма бойцов и командиров батареи, в частности припоминает такой факт: "...для выполнения частной огневой задачи пришлось выдвинуть вперед километра на полтора от позиции одну гаубицу с орудийным расчетом. Прибывший незадолго до этого Первый стрелковый полк рано утром внезапно, без предупреждения и без видимой причины, отошел к основной позиции батареи. Выдвинутая гаубица оказалась брошенной без запряжки. К счастью, подошла из резерва бронемашина, которая огнем рассеяла белых; увлеченные преследованием нашей пехоты севернее шоссе, белые не заметили хорошо замаскированную в кустах гаубицу южнее шоссе. Воспользовавшись благоприятно сложившейся обстановкой, упомянутый мною краском И. Н. Воронов поскакал во главе запряжки к брошенной пехотой гаубице и благополучно вывел ее к батарее".
Неоднократно командир взвода, а затем и командир батареи Николай Воронов в боях с войсками Юденича и в боях с белополяками показывал пример личной храбрости бойцам. Во время наступления на Варшаву батарея, которой он командовал, находилась все время в боевых порядках Восемьдесят третьего полка Десятой стрелковой дивизии. Она была вооружена к тому времени легкими 76-мм пушками взамен постепенно выбывших из строя 122-мм гаубиц. Командование легкой пушечной батареей, более подвижной, облегчало непрерывное сопровождение пехоты огнем и колесами.
Военное счастье изменило нашим войскам, и они были вынуждены отходить под ударами свежих оперативных резервов белопольских войск. Батарея Николая Воронова прикрывала огнем отход пехоты. Полки и батальоны Двадцать восьмой стрелковой бригады Десятой стрелковой дивизии таяли в боях, не получая пополнений. К середине августа каждый из них насчитывал менее 200 человек. 17 августа бригада была окружена польскими войсками. Об этом дне бывший командир Десятой стрелковой дивизии Н. Какурин писал, что командир Восемьдесят третьего стрелкового полка решил в селе Юзефове, где белополяки окружили всю Двадцать восьмую стрелковую бригаду, нанести удары в северо- и юго-восточном направлениях и расчистить дорогу для следовавших за ним Восемьдесят второго и Восемьдесят четвертого стрелковых полков. "Развернувшись в эксцентричный боевой порядок, Восемьдесят третий стрелковый полк двинулся в атаку. Несмотря на свою малочисленность и сильный огонь противника, стрелки смело бросились вперед. После минутного успеха отхлынули назад в с. Юзефов, понеся большие потери убитыми и ранеными. Бой был настолько скоротечен, что батарея, стоявшая в узкой улице с. Юзефов, едва успела дать один-два выстрела картечью по перешедшим в атаку полякам и была захвачена противником, так как подать передки и повернуться в узкой улице, забитой бегущими людьми и обозами, она не могла и не успела. Здесь смертью храбрых пал командир первой батареи тов. Воронов, отстреливавшийся картечью и оставшийся один, чтобы испортить свои орудия".
Все было так, как писал Н. Какурин, кроме последней части. Испортив с одним из бойцов оставшиеся два орудия, Н. Н. Воронов попал под разрыв снаряда, был контужен и потерял сознание. Очнувшись, он увидел, что противник уже прошел село, а около него с конем стоял красноармеец Волков из его батареи. Волков помог командиру подняться в седло, и они начали пробираться к своим. Однако ночью по ошибке попали в расположение белополяков. Николай Воронов из-за контузив ног не мог управлять конем и попал в плен. Дважды ему грозила ампутация ног. После заключения мира через 8 месяцев пребывания в плену был репатриирован, долго лечился в госпитале. Но все же вернулся в строй. Снова командовал батареей, сначала во Второй, а потом - в Двадцать седьмой Омской стрелковой дивизии. Здесь и состоялась моя первая встреча с Н. Н. Вороновым.
Весной 1923 года я в составе группы сотрудников политического отдела дивизии проверял постановку партийно-политической работы в артиллерии дивизии.
Артиллерия дивизии поело очередной реорганизации в январе 1923 года была в это время малочисленной - всего два дивизиона (гаубичный, пушечный), школа младшего комсостава и артиллерийский парк. Поэтому мы быстро познакомились с командирами дивизионов и батарей. Командир гаубичной батареи Н. Н. Воронов сразу обратил на себя наше внимание своим внешним видом - очень высокий и очень худой. Как выяснилось несколько позже, это был общительный, располагающий к себе каким-то особым радушием и постоянной шуткой человек. Мягкий глубокий тенор, слегка заикающаяся речь. Говорил он медленно, тщательно следил за формулировками. Физически подготовлен был хорошо, любил конный спорт и начинавший прививаться в армии футбол, теннис, увлекался фотографией.
Спустя много лет Николай Николаевич на мой вопрос, где он учился играть в футбол, рассказал, что в детстве его отец снимал квартиру на окраине Петербурга, в Удельном. Это был в то же время и дачный район. Летом там обычно тренировалась команда из иностранцев - кажется, из англичан, живших в Петербурге. Все свободное время маленький Воронов как завороженный мог часами смотреть на тренировки. Наконец на него обратил внимание тренер команды и стал обучать ударам по мячу.
До участия в этой футбольной команде он не дорос, но многому научился и сохранил привязанность и любовь к футболу до конца жизни. В 1937 - 1968 годах это был самый серьезный и преданный болельщик команды ЦСКА. В конце и после войны старший тренер команды Б. А. Аркадьев свободно заходил в кабинет Главного маршала артиллерии, и тот всегда находил время обсудить с ним ряд нужд команды, порядок их удовлетворения, а затем беседы переходили в критический разбор последней игры и к тактическому плану предстоящей. Однажды, в августе 1946 года, я возвращался с ним в его служебном самолете с учений в районе Ленинграда. Дорогой у нас была серьезная и интересная беседа о ряде очередных проблем развития артиллерийских наук; он весьма активно ее вел. В момент захода на посадку на Центральный аэродром в окно самолета был виден футбольный матч на стадионе "Динамо". Николай Николаевич вспомнил, что играет команда ЦСКА, и предложил прямо с аэродрома поехать на стадион. Мы оба были утомлены порядком и, естественно, торопились отдохнуть. Я сначала принял его предложение за шутку, на которые он был щедр. Однако когда мы сели в машины, он приказал шоферу своей машины ехать на стадион.
Даже при физических недомоганиях, особенно беспокоивших его в последнее десятилетие жизни, Николай Николаевич редко пропускал футбольные матчи любимой команды. Лишь одно еще увлечение, которое он пронес через всю жизнь, - охота могло отвлечь его от присутствия на стадионе в день игры команды ЦСКА. С игроками этой команды он провел множество бесед, знал личные нужды каждого и как мог помогал команде.
А тогда, в двадцатые годы, в Дорогобуже, он сам учил бойцов батареи играть в футбол, и они с восхищением следили за ловкими приемами в обращении с мячом.
Но не только этим привлекал к себе внимание Николай Воронов. В его батарее соблюдался отменный внутренний порядок, а с точки зрения интересов нашей инспектирующей группы этот командир батареи выделялся активным участием в партийной и агитационно-пропагандистской работе и, в частности, по этой причине пользовался у товарищей и подчиненных высоким авторитетом.
Вторая встреча с Н. Н. Вороновым была продолжительнее. Артиллерия дивизии была переведена в Витебск, осенью 1924 года реорганизована в артиллерийский полк, в нем я с начала 1924 года был старшим политработником. При мне прибыл из Высшей артиллерийской школы Н. Н. Воронов и был сначала заместителем, а потом и командиром дивизиона. Здесь я имел возможность познакомиться с ним близко.
Обращали на этот раз внимание его увлечение военной литературой и содержательные выступления с докладами и сообщениями на собраниях военно-научного общества полка и Витебского гарнизона. В это время он поместил несколько статей в "Вестнике АКУКСа" (Артиллерийские курсы усовершенствования комсостава. - Прим, авт.). По-прежнему активно участвовал в партийно-политической работе, также пользовался авторитетом как отличный командир и хороший товарищ, всегда готовый помочь каждому, кто обращался к нему (по теории и практике артстрельбы, по тактике артиллерии и общевойскового боя). Был чутким к настроениям и нуждам подчиненных.
Весной 1925 года я убыл к новому месту службы и в следующий раз встретился с Вороновым неожиданно только через 12 лет. Как сложилась его жизнь за эти годы, я узнал позже из его рассказов.
В 1927 году он поступил в Военную академию имени М. В. Фрунзе, окончил ее в мае 1930 года. Три года командовал артиллерийским полком в Московской Пролетарской стрелковой дивизии и некоторое время был начальником артиллерии дивизии.
С учебы в академии фактически начался второй период жизни и службы в армии. В Московской Пролетарской дивизии он активно участвовал в опытных учениях и стрельбах, в войсковых испытаниях новых образцов артиллерийского оружия, а затем в работе уставной комиссии по разработке Боевого устава артиллерии (часть 2-я - боевое применение артиллерии дивизии и корпуса). Отсюда же он в составе нашей военной миссии ездил в Италию (август 1932 г.) на войсковые маневры.
В эти годы ему приходилось часто встречаться в служебной обстановке с руководящими работниками Народного комиссариата обороны. Они, конечно, заметили скромность, работоспособность и трудолюбие молодого командира полка. Должность командира полка в армии была тяжелой, но почетной службой. Развивая способности к высокой ответственности за порученное дело, она учила руководству боевой подготовкой, воспитанию кадров, пониманию всех тонкостей управления полком в бою. На этом посту окончательно отшлифовывался характер командира, укреплялась его воля. С выработанными в практике командования полком качествами командир, как правило, проходил потом все ступени служебной лестницы до ее вершин и обычно выгодно отличался от тех, кто не получил закалки в командовании полком.
Поэтому не случайным было его назначение весной 1934 года начальником и военкомом старейшей в Совет-гной Армии Первой Ленинградской артиллерийской школы. Отсюда он еще раз ездил в Италию на маневры. Успешное командование школой было отмечено первой правительственной наградой - орденом Красной Звезды. Получил и звание высшего командного состава - комбриг (соответствует примерно современному воинскому званию генерал-майора. - Прим, авт.). Здесь завершился, по существу, второй период службы Воронова в Советской Армии. Он обладал знаниями и навыками руководства артиллерией в тактическом звене управления войсками (дивизия, корпус).
В конце 1936 года была удовлетворена его просьба о посылке волонтером в сражающуюся республиканскую Испанию. Там он получил новый боевой опыт и обильный материал для размышлений. Оттуда он был вызван ранее срока, на который был отпущен. По представлениям старших советников он был дважды награжден за время пребывания в Испании правительственными наградами орденами Ленина и Красного Знамени.
Меня интересовало, как оценивалась очевидцами боевая деятельность Н. Н. Воронова в Испании. Знакомые мне офицеры охотно делились впечатлениями о старшем артиллерийском советнике. Они отмечали его удивительный такт в обращении к своим подчиненным и во взаимоотношениях с командирами испанских частей и соединений. В боевой обстановке он был всегда спокоен, сдержан, часто прибегал к шутке, скрывая за ней намеки на допущенные собеседниками оплошности, при этом в необидной форме и с явным расположением к собеседнику. Он действительно передавал свои знания и опыт и делал это весьма тактично. Отмечали его настойчивое стремление убеждаться на месте, как ведет бой артиллерия, насколько соответствуют донесения и доклады действительности. Он не изменял афоризму: "Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать".
Надо сказать, что мы в своей практике узнаем много афоризмов, справедливых и полезных, но часто забываем следовать им именно тогда, когда это необходимо. Николай Николаевич не заслуживал такого упрека, всегда поступая соответственно своему убеждению. Стремление к наибольшей достоверности знания обстановки было выработанным практикой стилем работы Н. Н. Воронова.
Далеко не всегда можно самому видеть все, что делается на поле боя. Чем выше звено управления войсками, тем меньше у его командира возможностей к этому. В лучшем случае и не всегда он успевает лично ознакомиться с ходом событий на главном направлении или на наиболее ответственном участке боя, сражения. Приходится пользоваться донесениями и докладами, хотя нередко они не дают достоверного отображения действительности. Один военный деятель прошлого как-то сказал, что "на войне большая часть донесений ложна, а остальная их часть недостоверна". Он рекомендовал между тем уметь, особенно штабным офицерам и генералам, из этой массы недостоверных сведений составлять наиболее близкое к действительности представление об обстановке. Этот совет, как ни кажется он парадоксальным, применим для людей, прошедших через хорошую школу полевой службы и участия в сражениях. Для его применения надо по-настоящему хорошо знать действующих на поле боя командиров, донесениями которых приходится пользоваться. Хорошо, конечно, иметь подручных офицеров, освобожденных от ответственности за ход и исход боя, и использовать их в помощь себе для контроля. Но и эти последние должны быть так воспитаны, чтобы их доклад пользовался доверием.
Видимо, этим объясняется то, что во время Великой Отечественной войны Н. Н. Воронов расставался очень неохотно с теми, кто ему помогал в работе и к кому он питал доверие.
Мне пришлось слышать от него первые выводы из размышлений над опытом войны в Испании, в части боевого применения артиллерии в современной войне. Случилось это в первые же дни его возвращения из Испании.
Июньским днем 1937 года в вагон дачного поезда Ленинград - Луга, в котором все места были отведены для двух сборов командиров-артиллеристов: заместителей начальников артиллерийских училищ по учебной части и слушателей артиллеристов выпускного курса Академии имени М. В. Фрунзе, вошел комкор-артиллерист. Тогда такое высокое звание среди командного состава артиллерии не носил никто, оно соответствовало примерно современному воинскому званию генерал-полковника. Стало ясно, что перед нами новый начальник артиллерии Красной Армии. Это был Н. Н. Воронов, которому звание комкора было присвоено во внеочередном порядке после возвращения из Испании, незадолго до описываемых событий. Он ехал в Лугу за семьей. Подсев к комдиву В. Д. Грендалю, возглавлявшему группу офицеров академии, Н. Н. Воронов завязал беседу. Постепенно в нее включились многие ехавшие в вагоне. Беседа приняла своеобразный характер "пресс-конференции". Н. Н. Воронову задавали много вопросов о событиях в Испании, и он с завидной добросовестностью не только отвечал, но и стремился убедить нас в правоте своих выводов об использовании артиллерии, стремился, чтобы мы поняли вытекающие из них задачи для нас, артиллеристов. Все четыре часа пути прошли в оживленной беседе, от ответов на вопросы постепенно перешли к обмену мнениями. Это тоже надо было уметь сделать с первой встречи - надо обладать особым обаянием, тогда с высоким начальником начинают беседовать смело.
Мне из этой беседы запомнилась глубокая убежденность Н. Н. Воронова в том, что роль артиллерии в современной войне не падает, а возрастает. Он это доказывал примерами из опыта войны в Испании. Говорил о том, что рост танковой техники и авиации не снижает потребности в артиллерии, а увеличивает ее. Указывал на благоприятные условия для роста массового артиллерийского производства в связи с успехами индустриализации страны в 1929 - 1937 годах. Известно, что во время войны никто еще не жаловался на излишек вооружения и каждый стремился ускорить и процесс перевооружения армии новыми образцами и ускорить процесс смены одних образцов новыми, еще более совершенными по своим боевым качествам.
Тогда этот вопрос не был праздным. Нас, артиллерийских командиров, любивших свой род войск, волновали проникавшие из-за рубежа идеи о неизбежное потере роли артиллерии в современной (для тридцатых годов) войне. Такие взгляды проникали по тем или иным причинам и в нашу военно-теоретическую печать и даже в официальные руководства, отражавшие тенденцию развития военной доктрины.
В таком серьезном труде, как "Характер операций современной армии" В. К. Триандафиллова (3-е изд., 1936, стр. 115), говорилось, что два батальона танков могут заменить один артиллерийский полк резерва Верховного Главнокомандования. Писалось это в 1929 году, когда мы располагали крайне маломощной артиллерией. Эту замену автор рассматривал, видимо, как выход из положения. Однако и к моменту упомянутой беседы такой взгляд еще имел отражение в официальных руководствах, в том числе и в уже прошедшем все стадии разработки проекте Боевого устава артиллерии (часть 2-я, 1937).
В середине тридцатых годов на учениях бывало и так, что в расчете потребных огневых средств на решение боевой задачи применяли замену артиллерии авиацией; "эквивалентом" считали один артиллерийский дивизион за одну эскадрилью легких бомбардировщиков.
Все это мы, артиллеристы, внутренне не разделяли, интуитивно понимая не правомерность самой постановки вопроса о подобной "замене" артиллерии танками или самолетами. Но не было среди нас "эрудированных и смелых" людей, способных противопоставить такой точке зрения другую. Конечно, высказывания Н. Н. Воронова тогда, в вагоне, нас обрадовали - в его лице мы увидели человека, глубоко понимающего роль артиллерии и любящего свой род войск по-настоящему. Его точка зрения пробивала себе путь в жизни. Несколько позднее об огромной роли артиллерии в современной войне сказал И. В. Сталин. Он высказал пожелание иметь ее первоклассной. Затем уже появились и серьезные обоснования необходимости всемерного развития артиллерии, именно в связи с бурным развитием танкового и авиационного вооружения, в работах, возглавлявшихся такими авторитетными теоретиками боевого применения артиллерии, как В. Д. Грендаль и А. К. Сивков.
Запомнились из той же беседы высказывания Н. Н. Воронова о растущем значении массированного огня артиллерии. Он пришел к этому выводу и иллюстрировал нам его скромным опытом массированного применения артиллерии в Испании. Как наиболее подходящий пример он привел случай сосредоточения на одной высоте, занятой мятежниками в районе Мадрида, огня 22 артиллерийских батарей. Воронов понимал, конечно, что в условиях отсутствия крупных масс артиллерии этот опыт неполноценен, но сумел увидеть и в нем прообраз ближайшего будущего. Тогда он еще не мог предвидеть того могучего расцвета советской артиллерии, которого она достигла в годы Великой Отечественной войны. Но он уже понимал тенденцию ее развития, ее закономерности и правильно понимал свою собственную роль как начальника артиллерии Красной Армии, считал своей главной задачей расчистку путей для быстрейшего роста и развития артиллерии.
Из понимания значения массированного огня артиллерии вытекало признание большой роли маневра в создании крупных артиллерийских группировок, а следовательно, и зависимость их от наличия резервных средств. Из этого же вытекало и большое значение централизованного управления этими группировками в интересах боевого взаимодействия с танковыми и стрелковыми соединениями. Не без удовольствия вспоминал Николай Николаевич в беседе с нами о прекрасных дорогах Испании, позволявших даже в условиях гористого характера местности быстро и легко совершать оперативные переброски батарей легких пушек за грузовыми автомашинами, использовавшимися в качестве тягачей. В этом он угадывал рост значения оперативного маневра артиллерией в ближайшем будущем.
Позднее, во время Великой Отечественной войны, я убеждался неоднократно в том, что Н. Н. Воронов сумел рассмотреть в ограниченном масштабами опыте войны в Испании многое из того, что пришлось решать в масштабе крупной войны.