Страница:
Савченко Виктор
Авантюристы гражданской войны (историческое расследование)
Савченко Виктор Анатольевич
Авантюристы гражданской войны: историческое расследование
{1}Так обозначены ссылки на примечания. Примечания в конце текста книги.
Аннотация издательства: Еще не так давно "легендарные революционеры и полководцы" Дыбенко и Котовский украшали ряды героев гражданской войны. Но жизнеописания этих людей, построенные по "классической" советской схеме, являли собой лишь цепь недомолвок и фальсификаций. Автор знакомит читателей с биографиями 14 участников революции и гражданской войны. Тогда в одночасье по воле партии бандиты превращались в революционеров, уголовники становились во главе полков Красной Армии, прославленные командармы топили в крови восстания обездоленных, а партийные перевертыши успешно трудились в ЧК. Наряду с фигурами известными на страницах книги впервые появились "высокой пробы" авантюристы, о которых ни слова нет в советских изданиях, - бандитка Маруся, атаманы Волох, Божко, Коцур, генерал Сокира-Яхонтов и другие.
Содержание
Вступление
Нарком Дыбенко - мятежник и каратель
Главнокомандующий Муравьев: "... наш лозунг - быть беспощадными!"
Бандитка Маруся
"Погромный" атаман Григорьев
Мишка Япончик - "король" одесских бандитов
Григорий Котовский: из уголовников в герои
Казацкие атаманы Волох, Божко и Коцур
Генерал Сокира-Яхонтов и атаман Струк
Многоликий Савинков
Сидней Рейли - суперагент
Террорист Блюмкин - "игрок со смертью"
Приложения
Примечания
Когда из пламени народных мятежей
Взвивается кровавый стяг с девизом:
"Свобода, братство, равенство иль смерть!"
Его древко зажато в кулаке
Твоем, первоубийца Каин.
Максимилиан Волошин
Вступление
Авантюра, по С. И. Ожегову, - это беспринципное, рискованное, сомнительное по честности дело, предпринятое в расчете на случайный успех. Авантюризм, склонность к авантюрам, - явление, расцветающее пышным цветом в переломные эпохи революций и войн, в эпохи крушения систем и идеалов. Когда близость славы и власти не дает спокойно уснуть и приводит к нервному истощению... Когда запах крови возбуждает инстинкт хищника, а ценность человеческой жизни сводится к стоимости патрона. Во французском языке авантюрист - это "лицо, склонное к риску, к опасным приключениям".
В русском лексиконе - это, скорее, человек, не считающийся не только с закономерностями и реалиями обстановки, но и игнорирующий интересы других людей, человек, способный на предательство и забвение своих идеалов во имя власти, славы, денег, идущий по трупам эгоист. У нас авантюрист всегда понятие негативное... У нас меньше романтики и больше крови...
Эпоха гражданской войны на территориях бывшей Российской империи 1918-1920 годов, новое "смутное время", изобилует авантюристами. Искатели славы, "новые Наполеоны", часто меняли своих "хозяев", сохраняя при этом надежду на собственное лидерство и славу. Михаил Булгаков, переживший гражданскую, писал: "Была бы кутерьма, а люди найдутся". И в 1917-м они нашлись в избытке, алчущие и жаждущие, готовые на подвиг и на предательство...
В советские времена тема авантюризма в историко-документальной литературе, соотнесенная с эпохой революции и гражданской войны, не имела права на существование, ибо была взрывоопасна. И все же...
В 1921 году в Париже русский политический эмигрант Л. Ветлугин издал публицистическую брошюру "Авантюристы гражданской войны", в которой он бегло описывал ленинское правительство и отдельных командующих Красной Армии. К сожалению, отсутствие документальной базы привело автора на путь домыслов.
Под таким же названием в 1930 году Северокавказское книжное издательство выпустило книгу И. Борисенко. В конце 30-х годов она была изъята из открытого фонда всех библиотек и стала библиографической редкостью. В книге рассматривались судьбы "северокавказских и донских деятелей советской власти", которые в 1918-1919 годах скатились на путь авантюризма и бандитизма. Автор рассказал об Автономове, Сорокине, Золотареве, Голубеве, Коппе, Кочубее, Нижевясове...
В 1918 году в Ростове-на-Дону вышла тиражом в одну тысячу экземпляров книга, давно ставшая раритетом: сегодня она сохранилась, пожалуй, только в одном экземпляре в Москве. "74 дня Советской власти" А. Локермана являет собой своеобразное пособие по авантюризму первых послеоктябрьских месяцев на Северном Кавказе. Среди ее "героев" анархист - литератор Безродный (граф Амори), и матрос-бандит и комиссар Шамов, и немецкий шпион Мельхер, комиссары Калюжный и Войцеховский... Каждый из них "прославился" множеством кровавых авантюр и афер.
Нельзя не вспомнить и книгу участника гражданской Романа Гуля "Красные маршалы", в которой впервые Г. И. Котовский представлен не в ипостаси героя и народного заступника, а как противоречивая личность. Но удаленность парижанина Гуля от советских архивов и первоисточников лишила его возможности строить свои выводы на солидной документальной базе.
Наша книга продолжает неисчерпаемую, порой просто детективную тему авантюризма, знакомя читателей с биографиями четырнадцати участников революции и гражданской войны.
Еще не так давно "легендарные революционеры и полководцы" Котовский и Дыбенко числились среди главных героев гражданской. Их именами называли улицы, города, районы, колхозы... Но жизнеописание этих людей, построенное по "классической" советской схеме, являло собой цепь недомолвок и фальсификаций. Данная книга помогает разобраться в сложных судьбах некоторых героев Октября, что строили и защищали социализм. Их жизненный путь оказался далеким от воспроизведенного советскими историками и пропагандистами. И очутились они в одном ряду со своими врагами типа Григорьева, Волоха, Сокирыц-Яхонтова... А иначе быть и не могло: "герои", лишенные нравственных понятий о Добре и Зле, готовы служить любым хозяевам, а диапазон их деяний простирается от грабежей на больших дорогах до уничтожения тысяч людей.
Автор намеренно "выстраивает" очерки не по заданной схеме - партийной, политической принадлежности или социальному положению своих персонажей, а произвольно, так как любая "классификация" выглядела бы весьма условной: ведь бандиты в одночасье делались большевиками, коммунисты превращались в эсеров, анархисты - в грабителей, главари налетчиков становились командирами дивизий. Произвольное размещение текстов позволило нагляднее воссоздать весь спектр такого сложного социального явления, каким был авантюризм в годы революции и гражданской войны.
Всех авантюристов объединяет кипучая энергия, стремление постоянно быть "во главе", а также, в большинстве случаев, холерический темперамент, экстравертивный, нервический и чувственный типы характеров.
Интересно, что большинство авантюристов гражданской могли бы по состоянию здоровья стать пациентами психиатрических клиник, но, выпущенные "в мир", они отравляли своей гнилой энергией общество.
Так, бандитка Маруся Никифорова и Г. И. Котовский были людьми шизоидно-истероидного типа, чье состояние осложнялось, очевидно, травмами головы. Сидней Рейли постепенно превратился из суперагента в шизоида. Командарм Дыбенко и атаман Григорьев прославились "дремучим" алкоголизмом и развившейся на его фоне истероидностью. У Савинкова были явные признаки наследственной психической болезни. Блюмкин страдал галлюцинациями.
Авантюристы, представленные в книге, одного "кровавого круга", все они встречались или боролись друг с другом. Так, Япончик воевал против Григорьева, Муравьев - против Волоха, Савинков - против Дыбенко, Котовский против Савинкова, Маруся против всех и так далее... Фактически это портрет поколения (генерации), на чью молодость и зрелость выпали глобальные испытания "всероссийского кровопускания". Ведь история гражданской войны это история политических авантюр. Персонажей очерков объединяет не только время, но и место действия - Украина, Юг России, Поволжье, Петроград, Москва.
Автор не ставит своих "героев" в один ряд, а пытается разобраться с помощью сравнительного анализа в хитросплетениях судеб и событий, выхватывая из исторического небытия как "благородных авантюристов", так и авантюристов, утративших даже свое лицо. Если Савинков и анархистка Маруся были авантюристами во "французском" понимании этого слова, были безрассудно преданы идее (какой - это уже другой вопрос) и шли на безумства ради ее воплощения, то Дыбенко, Котовский, Волох, уничтожая старых друзей, постоянно меняли свои убеждения.
Написанию книги предшествовала многолетняя работа автора в архивах и библиотеках тогдашнего СССР, где он буквально по крупицам собирал материалы, относящиеся к основным этапам гражданской войны и биографиям своих героев.
Перестройка открыла спецхраны библиотек и закрытые архивы. Иногда поиск исторических документов напоминал работу следователя по расследованию уголовных преступлений. Порой, в процессе поиска, открывались судьбы уникальные и значительные, что были вырваны из нашей истории, о которых в советских изданиях нет ни слова (Маруся Никифорова, атаманы Волох, Божко и Коцур, генерал Сокира-Яхонтов). В книге впервые приводятся факты, которые еще не анализировались историками и не введены до сих пор в научный оборот.
Все сказанное выше позволяет надеяться на то, что читатель, интересующийся историей своей страны, стремящийся лучше понять сегодняшний день, оглядываясь в прошлое, не пройдет мимо "Авантюристов гражданской войны". А внимательно прочтя эту книгу, обнаружит в ней гораздо больше авантюристов, чем обозначено в названиях очерков.
Нарком Дыбенко - мятежник и каратель
I
Герой? Политический авантюрист? Случайный человек, поднятый волной истории на политический Олимп? Палач? Жертва?.. Все перепуталось в перевернутой системе координат, в системе "классового красного террора", где судьбы людей - только щепки для костра мировой революции. Еще недавно он был "герой", да и сейчас в Москве есть улица Дыбенко... Еще вчера мы знали о "революционном матросе" Дыбенко ровно столько, сколько нам определили знать всесильные ведомства, что охраняли наше духовное спокойствие...
На старой пожелтевшей фотографии - молодой человек с аккуратно подстриженной интеллигентской бородкой и с выражением лица вершителя судеб народов. Тогда он был членом первого советского правительства. Министр! Не скажешь, что это крестьянский сын из глухого украинского Полесья.
Павел Ефимович Дыбенко родился в феврале 1839 года в селе Людков Черниговской губернии в семье, как писал он сам, батраков. Однако у отца Дыбенко была лошадь, две коровы и около пяти гектаров земли. Скорее, Ефим Дыбенко был середняком по полесским понятиям (надел более двух гектаров земли уже считался середняцким). Будущая жена Павла Ефимовича - Александра Коллонтай, посетив дом семьи Дыбенко, напишет: "Хатка середняка. Много икон... Вряд ли он (отец П. Е. Дыбенко. - Авт.) в душе за советскую власть".
Ефим вырастил шестерых детей, двое из них - Павел и Федор - были настоящими богатырями, статью пошли в своего деда, долгожителя, который прожил до 103 лет.
С раннего детства Павел "работал на земле" - "помогал боронить и возить удобрения... пасти скот". Азбуку и счет он освоил на уроках поповской дочери, которая не только учила, но и избивала своих учеников. В своей автобиографии Дыбенко вспоминает, что "шести лет был отдан учиться к поповской дочери, которая занятия проводила в холодной кухне, где одновременно помещались телята и молодые овцы. Поповна-учительница в методах воспитания чуть ли не ежедневно применяла рукоприкладство и избиение линейкой..." Тридцатишестилетний Дыбенко в краткой, на две с половиной страницы автобиографии, вспоминал уроки учительницы-садистки... Детская травма мучила его и в зрелом возрасте, порождая комплексы, отвращение к учебе, наукам, "попам" и ответную жестокость.
В автобиографии Павел пишет, что в 1899 году поступил в трехклассное городское училище, однако просидел в трех классах четыре года, очевидно "за неуспеваемость". "Неуспеваемость" Павла в области счета проявляется и в автобиографии, когда он пытается обмануть читателей, рассказывая о своей "детской" революционности. Он пишет: "Будучи учеником городского училища в 1905 г., еще не отдавая точного отчета, что именно происходит, принимаю участие в забастовочном движении учеников реального, технического и городского училища, за что... привлекался к ответственности стародубским окружным судом. На суде был оправдан".
Но если Павел поступил в трехлетнее училище в 1899 году и прозанимался там ровно четыре года, то закончить это учебное заведение он должен был летом 1903 года, когда до революционных событий 1905-го было еще полтора года. Может быть, Дыбенко просидел в каждом классе по два года или, что наиболее вероятно, просто обманывал читателей, приписывая себе "героическое детство"... Впрочем сочинением подобных басен занимались многие "пламенные революционеры" (например, Г.И. Котовский). Дыбенко силился стать "украинским" Гаврошем! Однако документальные данные о "детских" героических деяниях Павла так и не были обнаружены.
В семнадцать лет Павел пошел работать в казначейство в городе Новоалександровске, "где казначеем был один из родственников". Однако очень скоро он был изгнан из казначейства, "как состоящий в нелегальной организации".
Опять фантазии. Неизвестно, к какой организации он принадлежал и кто мог бы эту информацию подтвердить. Дыбенко лишился места, скорее всего, за халатность или растрату. Вот почему он так внезапно покидает "родные пенаты" и уезжает в далекую Прибалтику. Судьба занесла Павла в Ригу, где он работает грузчиком в порту и посещает курсы электротехников. Однако работа в порту была сезонной, и Павел частенько оставался без работы и без денег. "На дне" Риги он научился кулачному бою. Частенько он приходил в рабочий барак с окровавленным лицом и стиснутыми в злобе зубами. Может быть, уже тогда он чувствовал, что придет и его час.
В 1911 году он около полугода уклоняется от призыва в армию. За неявку на призывной участок Дыбенко был арестован и насильственно водворен на Балтийский военный флот. Там он сначала попал на штрафной корабль "Двина", через полгода оказался в минной учебной школе, а вскоре был направлен на линейный корабль "Император Павел Первый". Там он вступает в подпольную группу большевиков.
Начавшаяся в августе 1914 года Первая мировая война задержала демобилизацию Дыбенко. Однако в серьезных морских сражениях ему так и не пришлось участвовать. Зато в своих воспоминаниях "Из недр царского флота к Великому Октябрю" и автобиографии он создает еще одну легенду о себе, на этот раз как о "руководителе восстания матросов". Но так называемое "восстание" было не чем иным, как ночной сходкой части матросов, на которой звучали антиправительственные лозунги. Утром все рассеялось, как туман. За организацию "незаконной сходки" на корабле "Император Павел Первый" были арестованы матросы Ховрин и Марусев. Но вот руководитель Дыбенко оказался вне подозрений.
В 1916 году, когда во время "рижского прорыва" фронта немецкими войсками враг начал угрожать Петрограду Дыбенко в составе добровольческого морского батальона, был брошен на ликвидацию этого прорыва. Тут впервые проявились его организаторские способности. Он не только отказался участвовать в боях, но и склонил к этому несколько сот матросов и солдат 45-го Сибирского полка. Морской батальон расформировали, многих матросов арестовали. А что Дыбенко? Он "под видом болезни", по воспоминаниям самого Дыбенко, оказался на два месяца в госпитале. Только по возвращении на флот, когда немного утихли репрессии, он был осужден на 40 дней гауптвахты.
Февральская революция 1917 года открыла широкие возможности перед предприимчивым матросом, который был известен на флоте своей силой, высоким ростом, цинизмом, склонностью к дракам и пьяным дебошам.
Павел Дыбенко сначала становится депутатом Гельсингфорского Совета рабочих, матросов и солдат. В мае 1917 года на транспорте "Виола" в Гельсингфорсе (Хельсинки) он избирается председателем ЦК Балтийского флота высшего выборного органа матросских коллективов Балтийского флота. В то время в ЦК Балтфлота было всего шесть большевиков из 33 членов ЦК. Большевик Дыбенко заявил тогда о признании верховенства Временного правительства над флотом и об исполнении всех правительственных решений. Однако уже в июне 1917 года Дыбенко становится одним из "тайных организаторов" мятежа большевиков и анархистов, который в начале июля Временное правительство сумело подавить. Центробалт был разогнан Керенским. Избитый юнкерами Дыбенко сорок пять дней после этого, до начала сентября, просидел в петроградской тюрьме "Кресты". В это время правительство А. Керенского временно приводит Балтийский флот к повиновению.
События конца августа 1917 года, связанные с мятежом генерала Лавра Корнилова, завершаются освобождением заключенных большевиков. В сентябре Дыбенко возвращается па флот и активно возрождает Центробалт как "армию новой революции".
Самым насыщенным и судьбоносным месяцем в жизни Павла Ефимовича становится октябрь Семнадцатого. В начале октября Дыбенко, очевидно, первый и последний раз в жизни пришлось повоевать на море - принять участие в боях с немецким флотом у острова Даго.
В октябре матросская "армия" становится авангардом мятежа, "преторианской гвардией" большевиков, которая во многом определила исход Октябрьской революции. Значимую роль в победе сыграл и Дыбенко как член Ревкома Петроградского Совета (штаба революции) и командир матросской "армии". Именно по приказу Дыбенко прозвучали выстрелы "Авроры".
Но не только особые заслуги во время штурма Зимнего предопределили молниеносную карьеру Павла Ефимовича. В круг партийной элиты ввела "матросика" Александра Михайловна Домантович-Коллонтай - дочь царского генерала, аристократа и украинского помещика, которая была в числе лидеров большевиков и друзей Ленина по эмиграции в Париже. Уже 26 октября 1917 года Дыбенко назначается членом Коллегии по военно-морским делам, а 21 ноября В.И. Ленин подписывает приказ о его назначении Народным комиссаром по морским делам.
Ленин не мог не знать, что Дыбенко не имел ни способностей, ни образования, ни опыта для министерской, адмиральской должности. Но в тех условиях матросской вакханалии и "всяческих безобразий" к его голосу могли прислушаться озверевшие от вседозволенности и "винных погромов" матросы. Дыбенко был своим у "братишек", он умел с ними ладить и мог кулаками и пулями успокоить матросскую "бузу". А гуляли тогда матросы самозабвенно. Винные пары из разграбленных императорских складов и классовая ненависть порождали ужасные преступления. Матросы с "Императора Павла Первого" кувалдами убивали лейтенантов и мичманов, а старшего офицера после избиений "пустили под лед". Дыбенко же катался на рысаках по плацу в Хельсинки, заваленному офицерскими трупами. Он приказывал "резать контру".
Депутатов Учредительного собрания, бывших министров Временного правительства А. Шингарева и Ф. Кокошкина "братишки" нашли даже в больнице... и закололи штыками. Жители Питера, выходя на улицу, молили бога избавить их от встречи с пьяной матросней, что терроризировала город. Только в октябре - декабре 1917-го матросы убили и замучили в Петрограде и на базах Балтийского флота около 300 морских офицеров и еще столько же армейских офицеров и "буржуев".
Ленин не ждал от Дыбенко самостоятельных адмиральских решений. Он ждал слепой преданности за вознесение на большевистский Олимп. Для тактического командования флотом к Дыбенко был приставлен заместитель - бывший капитан первого ранга царского флота.
"Революционный" роман с Александрой Коллонтай начался у Дыбенко еще в апреле 1917-го, когда Шурочка как агитатор-большевик поднялась на борт его корабля, что стоял в Хельсинки. Шура Коллонтай так красиво говорила о неподчинении властям и реакционном смысле займа "Свободы", что матросы прекратили кричать и выслушали ее часовую речь. После этого Дыбенко пронес Шурочку по трапу на руках и договорился о свидании. Это было начало эпатажного романа, растянувшегося на шесть бурных лет. В своем дневнике Коллонтай запишет, что во время первой с ней встречи Дыбенко "рассеянно оглядывался вокруг, поигрывая неразлучным огромным револьвером (очевидно, маузером. - Авт.) синей стали".
В Семнадцатом Шуре Коллонтай было уже сорок пять, но она сохраняла черты былой красоты и элегантность. В Семнадцатом она была одержима идеями "свободной революционной любви", "любовью пчел трудовых" - доступной и ни к чему не обязывающей. Павел Дыбенко был на семнадцать лет моложе своей возлюбленной. Тогда Шурочка была очень влиятельной партийной дамой, и Дыбенко понимал, что от неё может зависеть его будущее. Александра Коллонтай с лета 1917-го становится членом ЦК большевистской партии, единственной женщиной из 22 вождей партийного Олимпа, что после Октября вершили судьбы одной шестой части суши.
Вторая половина Семнадцатого - кульминация романа. Павел и Шура в июле оказались в одной тюрьме, а в августе были выпущены под залог и тотчас ринулись в революцию. Тогда-то на конспиративной квартире Шура и представила "своего матросика" Ленину, Она тянула его "наверх", требовала, чтобы он делал революционную карьеру. В письме Коллонтай к Дыбенко есть такие слова: "... старайся быть ближе к центру... на глазах". Тогда, объясняла она, возможно назначение на "ответственный пост". Не только любовницу нашел Павел, но и покровительницу, которая иногда относилась к "своему молодому матросику" как к сыну.
Коллонтай была одной из ключевых фигур революции. Член ЦК партии, член президиума Второго Съезда Советов народный комиссар государственного призрения, особа близкая к Ильичу, и бывшая любовница другого "советского министра" - наркома труда А. Шляпникова. Позиции ее в руководстве были непоколебимы. "Анафема", которую на нее наложила церковь за руководство вооруженным захватом Александро-Невской лавры для нужд наркомата призрения, даже импонировала "безбожному" СНК.
Коллонтай была организатором транспортировки немецких денег, превратившихся в "деньги партии". Она хранила тайну происхождения этих денег и тайну связи большевиков с Германским генеральным штабом. Вызывает улыбку назначение Коллонтай членом следственной комиссии ЦК партии, которая по указанию Ленина разыгрывала всероссийский фарс, изображая в ноябре - декабре 1917 года следствие по делу об обвинении большевиков в использовании "немецких денег". Обвиняемые сами проверяли обвинения в свой адрес и сами себя судили. Мечта всех уголовников! Естественно, комиссии признала большевиков невиновными в получении "немецких денег" и сняла все обвинения.
В первые часы после захвата Зимнего дворца Дыбенко выполнил весьма деликатную операцию по изъятию в Министерстве юстиции судебного дела "о немецких деньгах для партии большевиков", что открыло Временное правительство. Дыбенко были изъяты, а Лениным и Коллонтай' уничтожены документы германских и шведских банков, которые проливали свет на "революционную аферу".
В матросской среде Дыбенко был известен не только буйством и импульсивностью, но и хорошим каллиграфическим почерком. Его писанина изобиловала писарскими завитушками, украшательством, а также корявыми фразами и множеством грамматических и стилистических ошибок. Ленину, получавшему от Дыбенко такую "писанину" в виде отчетов, приходилось мириться с этим. Зато Дыбенко был хорошим исполнителем и голосовал тогда "по-ленински", даже против свободы печати.
Вот каким "орлом" виделся Дыбенко разным людям в начале 1918-го, на вершине своей карьеры.
Зинаида Гиппиус, известная поэтесса и "враг большевизма", так описала Дыбенко: "Рослый, с цепью на груди, похожий на содержателя бань, жгучий брюнет". Оказывается, золотая цепь на груди не только любимое украшение "бригадных братков", но и их товарищей "из далекого прошлого".
Шура Коллонтай пишет в своем дневнике о Дыбенко "образца 17-го года" с любовью и восхищением: "Это человек, у которого преобладает не интеллект, а душа, сердце, воля, энергия... Я верю в Павлушу и его Звезду. Он - орел... Люблю в нем сочетание крепкой воли и беспощадности, заставляющее видеть в нем "жестокого, страшного Дыбенко...". Немного прозрев, уже в 19-м Коллонтай добавит: "Дыбенко несомненный самородок, но нельзя этих буйных людей сразу делать наркомами, давать им такую власть. Они не могут понять, что можно и что нельзя. У них кружится голова".
Матрос Федор Раскольников, друг Дыбенко и конкурент в любви и карьере, пишет о нем: "В полной пропорции с богатырским сложением он обладал массивными руками, ногами, словно вылитыми из чугуна. Впечатление дополнялось большой головой с крупными, глубоко вырубленными чертами смуглого лица с густой курчавой бородой и вьющимися усами. Темные блестящие глаза горели энергией и энтузиазмом, обличая недюжинную силу воли..."
В первые дни после победы Октябрьской революции "орел" Дыбенко командует подавлением первого выступления против советской власти. Попытку Керенского в союзе с Савинковым и атаманом донских казаков Красновым вернуть упущенную власть большевики назвали "Гатчинским мятежом", потому что действия войск Керенского ограничивались Гатчиной.
Дыбенко и Муравьев без особого труда договорились с деморализованными казаками, после чего последние арестовали своего атамана и передали его "красным". Дыбенко снискал "лавры" усмирителя первого мятежника, а в действительности руководителя законной власти - Керенского. Он хвастал, что "лично арестовал атамана Краснова".
Авантюристы гражданской войны: историческое расследование
{1}Так обозначены ссылки на примечания. Примечания в конце текста книги.
Аннотация издательства: Еще не так давно "легендарные революционеры и полководцы" Дыбенко и Котовский украшали ряды героев гражданской войны. Но жизнеописания этих людей, построенные по "классической" советской схеме, являли собой лишь цепь недомолвок и фальсификаций. Автор знакомит читателей с биографиями 14 участников революции и гражданской войны. Тогда в одночасье по воле партии бандиты превращались в революционеров, уголовники становились во главе полков Красной Армии, прославленные командармы топили в крови восстания обездоленных, а партийные перевертыши успешно трудились в ЧК. Наряду с фигурами известными на страницах книги впервые появились "высокой пробы" авантюристы, о которых ни слова нет в советских изданиях, - бандитка Маруся, атаманы Волох, Божко, Коцур, генерал Сокира-Яхонтов и другие.
Содержание
Вступление
Нарком Дыбенко - мятежник и каратель
Главнокомандующий Муравьев: "... наш лозунг - быть беспощадными!"
Бандитка Маруся
"Погромный" атаман Григорьев
Мишка Япончик - "король" одесских бандитов
Григорий Котовский: из уголовников в герои
Казацкие атаманы Волох, Божко и Коцур
Генерал Сокира-Яхонтов и атаман Струк
Многоликий Савинков
Сидней Рейли - суперагент
Террорист Блюмкин - "игрок со смертью"
Приложения
Примечания
Когда из пламени народных мятежей
Взвивается кровавый стяг с девизом:
"Свобода, братство, равенство иль смерть!"
Его древко зажато в кулаке
Твоем, первоубийца Каин.
Максимилиан Волошин
Вступление
Авантюра, по С. И. Ожегову, - это беспринципное, рискованное, сомнительное по честности дело, предпринятое в расчете на случайный успех. Авантюризм, склонность к авантюрам, - явление, расцветающее пышным цветом в переломные эпохи революций и войн, в эпохи крушения систем и идеалов. Когда близость славы и власти не дает спокойно уснуть и приводит к нервному истощению... Когда запах крови возбуждает инстинкт хищника, а ценность человеческой жизни сводится к стоимости патрона. Во французском языке авантюрист - это "лицо, склонное к риску, к опасным приключениям".
В русском лексиконе - это, скорее, человек, не считающийся не только с закономерностями и реалиями обстановки, но и игнорирующий интересы других людей, человек, способный на предательство и забвение своих идеалов во имя власти, славы, денег, идущий по трупам эгоист. У нас авантюрист всегда понятие негативное... У нас меньше романтики и больше крови...
Эпоха гражданской войны на территориях бывшей Российской империи 1918-1920 годов, новое "смутное время", изобилует авантюристами. Искатели славы, "новые Наполеоны", часто меняли своих "хозяев", сохраняя при этом надежду на собственное лидерство и славу. Михаил Булгаков, переживший гражданскую, писал: "Была бы кутерьма, а люди найдутся". И в 1917-м они нашлись в избытке, алчущие и жаждущие, готовые на подвиг и на предательство...
В советские времена тема авантюризма в историко-документальной литературе, соотнесенная с эпохой революции и гражданской войны, не имела права на существование, ибо была взрывоопасна. И все же...
В 1921 году в Париже русский политический эмигрант Л. Ветлугин издал публицистическую брошюру "Авантюристы гражданской войны", в которой он бегло описывал ленинское правительство и отдельных командующих Красной Армии. К сожалению, отсутствие документальной базы привело автора на путь домыслов.
Под таким же названием в 1930 году Северокавказское книжное издательство выпустило книгу И. Борисенко. В конце 30-х годов она была изъята из открытого фонда всех библиотек и стала библиографической редкостью. В книге рассматривались судьбы "северокавказских и донских деятелей советской власти", которые в 1918-1919 годах скатились на путь авантюризма и бандитизма. Автор рассказал об Автономове, Сорокине, Золотареве, Голубеве, Коппе, Кочубее, Нижевясове...
В 1918 году в Ростове-на-Дону вышла тиражом в одну тысячу экземпляров книга, давно ставшая раритетом: сегодня она сохранилась, пожалуй, только в одном экземпляре в Москве. "74 дня Советской власти" А. Локермана являет собой своеобразное пособие по авантюризму первых послеоктябрьских месяцев на Северном Кавказе. Среди ее "героев" анархист - литератор Безродный (граф Амори), и матрос-бандит и комиссар Шамов, и немецкий шпион Мельхер, комиссары Калюжный и Войцеховский... Каждый из них "прославился" множеством кровавых авантюр и афер.
Нельзя не вспомнить и книгу участника гражданской Романа Гуля "Красные маршалы", в которой впервые Г. И. Котовский представлен не в ипостаси героя и народного заступника, а как противоречивая личность. Но удаленность парижанина Гуля от советских архивов и первоисточников лишила его возможности строить свои выводы на солидной документальной базе.
Наша книга продолжает неисчерпаемую, порой просто детективную тему авантюризма, знакомя читателей с биографиями четырнадцати участников революции и гражданской войны.
Еще не так давно "легендарные революционеры и полководцы" Котовский и Дыбенко числились среди главных героев гражданской. Их именами называли улицы, города, районы, колхозы... Но жизнеописание этих людей, построенное по "классической" советской схеме, являло собой цепь недомолвок и фальсификаций. Данная книга помогает разобраться в сложных судьбах некоторых героев Октября, что строили и защищали социализм. Их жизненный путь оказался далеким от воспроизведенного советскими историками и пропагандистами. И очутились они в одном ряду со своими врагами типа Григорьева, Волоха, Сокирыц-Яхонтова... А иначе быть и не могло: "герои", лишенные нравственных понятий о Добре и Зле, готовы служить любым хозяевам, а диапазон их деяний простирается от грабежей на больших дорогах до уничтожения тысяч людей.
Автор намеренно "выстраивает" очерки не по заданной схеме - партийной, политической принадлежности или социальному положению своих персонажей, а произвольно, так как любая "классификация" выглядела бы весьма условной: ведь бандиты в одночасье делались большевиками, коммунисты превращались в эсеров, анархисты - в грабителей, главари налетчиков становились командирами дивизий. Произвольное размещение текстов позволило нагляднее воссоздать весь спектр такого сложного социального явления, каким был авантюризм в годы революции и гражданской войны.
Всех авантюристов объединяет кипучая энергия, стремление постоянно быть "во главе", а также, в большинстве случаев, холерический темперамент, экстравертивный, нервический и чувственный типы характеров.
Интересно, что большинство авантюристов гражданской могли бы по состоянию здоровья стать пациентами психиатрических клиник, но, выпущенные "в мир", они отравляли своей гнилой энергией общество.
Так, бандитка Маруся Никифорова и Г. И. Котовский были людьми шизоидно-истероидного типа, чье состояние осложнялось, очевидно, травмами головы. Сидней Рейли постепенно превратился из суперагента в шизоида. Командарм Дыбенко и атаман Григорьев прославились "дремучим" алкоголизмом и развившейся на его фоне истероидностью. У Савинкова были явные признаки наследственной психической болезни. Блюмкин страдал галлюцинациями.
Авантюристы, представленные в книге, одного "кровавого круга", все они встречались или боролись друг с другом. Так, Япончик воевал против Григорьева, Муравьев - против Волоха, Савинков - против Дыбенко, Котовский против Савинкова, Маруся против всех и так далее... Фактически это портрет поколения (генерации), на чью молодость и зрелость выпали глобальные испытания "всероссийского кровопускания". Ведь история гражданской войны это история политических авантюр. Персонажей очерков объединяет не только время, но и место действия - Украина, Юг России, Поволжье, Петроград, Москва.
Автор не ставит своих "героев" в один ряд, а пытается разобраться с помощью сравнительного анализа в хитросплетениях судеб и событий, выхватывая из исторического небытия как "благородных авантюристов", так и авантюристов, утративших даже свое лицо. Если Савинков и анархистка Маруся были авантюристами во "французском" понимании этого слова, были безрассудно преданы идее (какой - это уже другой вопрос) и шли на безумства ради ее воплощения, то Дыбенко, Котовский, Волох, уничтожая старых друзей, постоянно меняли свои убеждения.
Написанию книги предшествовала многолетняя работа автора в архивах и библиотеках тогдашнего СССР, где он буквально по крупицам собирал материалы, относящиеся к основным этапам гражданской войны и биографиям своих героев.
Перестройка открыла спецхраны библиотек и закрытые архивы. Иногда поиск исторических документов напоминал работу следователя по расследованию уголовных преступлений. Порой, в процессе поиска, открывались судьбы уникальные и значительные, что были вырваны из нашей истории, о которых в советских изданиях нет ни слова (Маруся Никифорова, атаманы Волох, Божко и Коцур, генерал Сокира-Яхонтов). В книге впервые приводятся факты, которые еще не анализировались историками и не введены до сих пор в научный оборот.
Все сказанное выше позволяет надеяться на то, что читатель, интересующийся историей своей страны, стремящийся лучше понять сегодняшний день, оглядываясь в прошлое, не пройдет мимо "Авантюристов гражданской войны". А внимательно прочтя эту книгу, обнаружит в ней гораздо больше авантюристов, чем обозначено в названиях очерков.
Нарком Дыбенко - мятежник и каратель
I
Герой? Политический авантюрист? Случайный человек, поднятый волной истории на политический Олимп? Палач? Жертва?.. Все перепуталось в перевернутой системе координат, в системе "классового красного террора", где судьбы людей - только щепки для костра мировой революции. Еще недавно он был "герой", да и сейчас в Москве есть улица Дыбенко... Еще вчера мы знали о "революционном матросе" Дыбенко ровно столько, сколько нам определили знать всесильные ведомства, что охраняли наше духовное спокойствие...
На старой пожелтевшей фотографии - молодой человек с аккуратно подстриженной интеллигентской бородкой и с выражением лица вершителя судеб народов. Тогда он был членом первого советского правительства. Министр! Не скажешь, что это крестьянский сын из глухого украинского Полесья.
Павел Ефимович Дыбенко родился в феврале 1839 года в селе Людков Черниговской губернии в семье, как писал он сам, батраков. Однако у отца Дыбенко была лошадь, две коровы и около пяти гектаров земли. Скорее, Ефим Дыбенко был середняком по полесским понятиям (надел более двух гектаров земли уже считался середняцким). Будущая жена Павла Ефимовича - Александра Коллонтай, посетив дом семьи Дыбенко, напишет: "Хатка середняка. Много икон... Вряд ли он (отец П. Е. Дыбенко. - Авт.) в душе за советскую власть".
Ефим вырастил шестерых детей, двое из них - Павел и Федор - были настоящими богатырями, статью пошли в своего деда, долгожителя, который прожил до 103 лет.
С раннего детства Павел "работал на земле" - "помогал боронить и возить удобрения... пасти скот". Азбуку и счет он освоил на уроках поповской дочери, которая не только учила, но и избивала своих учеников. В своей автобиографии Дыбенко вспоминает, что "шести лет был отдан учиться к поповской дочери, которая занятия проводила в холодной кухне, где одновременно помещались телята и молодые овцы. Поповна-учительница в методах воспитания чуть ли не ежедневно применяла рукоприкладство и избиение линейкой..." Тридцатишестилетний Дыбенко в краткой, на две с половиной страницы автобиографии, вспоминал уроки учительницы-садистки... Детская травма мучила его и в зрелом возрасте, порождая комплексы, отвращение к учебе, наукам, "попам" и ответную жестокость.
В автобиографии Павел пишет, что в 1899 году поступил в трехклассное городское училище, однако просидел в трех классах четыре года, очевидно "за неуспеваемость". "Неуспеваемость" Павла в области счета проявляется и в автобиографии, когда он пытается обмануть читателей, рассказывая о своей "детской" революционности. Он пишет: "Будучи учеником городского училища в 1905 г., еще не отдавая точного отчета, что именно происходит, принимаю участие в забастовочном движении учеников реального, технического и городского училища, за что... привлекался к ответственности стародубским окружным судом. На суде был оправдан".
Но если Павел поступил в трехлетнее училище в 1899 году и прозанимался там ровно четыре года, то закончить это учебное заведение он должен был летом 1903 года, когда до революционных событий 1905-го было еще полтора года. Может быть, Дыбенко просидел в каждом классе по два года или, что наиболее вероятно, просто обманывал читателей, приписывая себе "героическое детство"... Впрочем сочинением подобных басен занимались многие "пламенные революционеры" (например, Г.И. Котовский). Дыбенко силился стать "украинским" Гаврошем! Однако документальные данные о "детских" героических деяниях Павла так и не были обнаружены.
В семнадцать лет Павел пошел работать в казначейство в городе Новоалександровске, "где казначеем был один из родственников". Однако очень скоро он был изгнан из казначейства, "как состоящий в нелегальной организации".
Опять фантазии. Неизвестно, к какой организации он принадлежал и кто мог бы эту информацию подтвердить. Дыбенко лишился места, скорее всего, за халатность или растрату. Вот почему он так внезапно покидает "родные пенаты" и уезжает в далекую Прибалтику. Судьба занесла Павла в Ригу, где он работает грузчиком в порту и посещает курсы электротехников. Однако работа в порту была сезонной, и Павел частенько оставался без работы и без денег. "На дне" Риги он научился кулачному бою. Частенько он приходил в рабочий барак с окровавленным лицом и стиснутыми в злобе зубами. Может быть, уже тогда он чувствовал, что придет и его час.
В 1911 году он около полугода уклоняется от призыва в армию. За неявку на призывной участок Дыбенко был арестован и насильственно водворен на Балтийский военный флот. Там он сначала попал на штрафной корабль "Двина", через полгода оказался в минной учебной школе, а вскоре был направлен на линейный корабль "Император Павел Первый". Там он вступает в подпольную группу большевиков.
Начавшаяся в августе 1914 года Первая мировая война задержала демобилизацию Дыбенко. Однако в серьезных морских сражениях ему так и не пришлось участвовать. Зато в своих воспоминаниях "Из недр царского флота к Великому Октябрю" и автобиографии он создает еще одну легенду о себе, на этот раз как о "руководителе восстания матросов". Но так называемое "восстание" было не чем иным, как ночной сходкой части матросов, на которой звучали антиправительственные лозунги. Утром все рассеялось, как туман. За организацию "незаконной сходки" на корабле "Император Павел Первый" были арестованы матросы Ховрин и Марусев. Но вот руководитель Дыбенко оказался вне подозрений.
В 1916 году, когда во время "рижского прорыва" фронта немецкими войсками враг начал угрожать Петрограду Дыбенко в составе добровольческого морского батальона, был брошен на ликвидацию этого прорыва. Тут впервые проявились его организаторские способности. Он не только отказался участвовать в боях, но и склонил к этому несколько сот матросов и солдат 45-го Сибирского полка. Морской батальон расформировали, многих матросов арестовали. А что Дыбенко? Он "под видом болезни", по воспоминаниям самого Дыбенко, оказался на два месяца в госпитале. Только по возвращении на флот, когда немного утихли репрессии, он был осужден на 40 дней гауптвахты.
Февральская революция 1917 года открыла широкие возможности перед предприимчивым матросом, который был известен на флоте своей силой, высоким ростом, цинизмом, склонностью к дракам и пьяным дебошам.
Павел Дыбенко сначала становится депутатом Гельсингфорского Совета рабочих, матросов и солдат. В мае 1917 года на транспорте "Виола" в Гельсингфорсе (Хельсинки) он избирается председателем ЦК Балтийского флота высшего выборного органа матросских коллективов Балтийского флота. В то время в ЦК Балтфлота было всего шесть большевиков из 33 членов ЦК. Большевик Дыбенко заявил тогда о признании верховенства Временного правительства над флотом и об исполнении всех правительственных решений. Однако уже в июне 1917 года Дыбенко становится одним из "тайных организаторов" мятежа большевиков и анархистов, который в начале июля Временное правительство сумело подавить. Центробалт был разогнан Керенским. Избитый юнкерами Дыбенко сорок пять дней после этого, до начала сентября, просидел в петроградской тюрьме "Кресты". В это время правительство А. Керенского временно приводит Балтийский флот к повиновению.
События конца августа 1917 года, связанные с мятежом генерала Лавра Корнилова, завершаются освобождением заключенных большевиков. В сентябре Дыбенко возвращается па флот и активно возрождает Центробалт как "армию новой революции".
Самым насыщенным и судьбоносным месяцем в жизни Павла Ефимовича становится октябрь Семнадцатого. В начале октября Дыбенко, очевидно, первый и последний раз в жизни пришлось повоевать на море - принять участие в боях с немецким флотом у острова Даго.
В октябре матросская "армия" становится авангардом мятежа, "преторианской гвардией" большевиков, которая во многом определила исход Октябрьской революции. Значимую роль в победе сыграл и Дыбенко как член Ревкома Петроградского Совета (штаба революции) и командир матросской "армии". Именно по приказу Дыбенко прозвучали выстрелы "Авроры".
Но не только особые заслуги во время штурма Зимнего предопределили молниеносную карьеру Павла Ефимовича. В круг партийной элиты ввела "матросика" Александра Михайловна Домантович-Коллонтай - дочь царского генерала, аристократа и украинского помещика, которая была в числе лидеров большевиков и друзей Ленина по эмиграции в Париже. Уже 26 октября 1917 года Дыбенко назначается членом Коллегии по военно-морским делам, а 21 ноября В.И. Ленин подписывает приказ о его назначении Народным комиссаром по морским делам.
Ленин не мог не знать, что Дыбенко не имел ни способностей, ни образования, ни опыта для министерской, адмиральской должности. Но в тех условиях матросской вакханалии и "всяческих безобразий" к его голосу могли прислушаться озверевшие от вседозволенности и "винных погромов" матросы. Дыбенко был своим у "братишек", он умел с ними ладить и мог кулаками и пулями успокоить матросскую "бузу". А гуляли тогда матросы самозабвенно. Винные пары из разграбленных императорских складов и классовая ненависть порождали ужасные преступления. Матросы с "Императора Павла Первого" кувалдами убивали лейтенантов и мичманов, а старшего офицера после избиений "пустили под лед". Дыбенко же катался на рысаках по плацу в Хельсинки, заваленному офицерскими трупами. Он приказывал "резать контру".
Депутатов Учредительного собрания, бывших министров Временного правительства А. Шингарева и Ф. Кокошкина "братишки" нашли даже в больнице... и закололи штыками. Жители Питера, выходя на улицу, молили бога избавить их от встречи с пьяной матросней, что терроризировала город. Только в октябре - декабре 1917-го матросы убили и замучили в Петрограде и на базах Балтийского флота около 300 морских офицеров и еще столько же армейских офицеров и "буржуев".
Ленин не ждал от Дыбенко самостоятельных адмиральских решений. Он ждал слепой преданности за вознесение на большевистский Олимп. Для тактического командования флотом к Дыбенко был приставлен заместитель - бывший капитан первого ранга царского флота.
"Революционный" роман с Александрой Коллонтай начался у Дыбенко еще в апреле 1917-го, когда Шурочка как агитатор-большевик поднялась на борт его корабля, что стоял в Хельсинки. Шура Коллонтай так красиво говорила о неподчинении властям и реакционном смысле займа "Свободы", что матросы прекратили кричать и выслушали ее часовую речь. После этого Дыбенко пронес Шурочку по трапу на руках и договорился о свидании. Это было начало эпатажного романа, растянувшегося на шесть бурных лет. В своем дневнике Коллонтай запишет, что во время первой с ней встречи Дыбенко "рассеянно оглядывался вокруг, поигрывая неразлучным огромным револьвером (очевидно, маузером. - Авт.) синей стали".
В Семнадцатом Шуре Коллонтай было уже сорок пять, но она сохраняла черты былой красоты и элегантность. В Семнадцатом она была одержима идеями "свободной революционной любви", "любовью пчел трудовых" - доступной и ни к чему не обязывающей. Павел Дыбенко был на семнадцать лет моложе своей возлюбленной. Тогда Шурочка была очень влиятельной партийной дамой, и Дыбенко понимал, что от неё может зависеть его будущее. Александра Коллонтай с лета 1917-го становится членом ЦК большевистской партии, единственной женщиной из 22 вождей партийного Олимпа, что после Октября вершили судьбы одной шестой части суши.
Вторая половина Семнадцатого - кульминация романа. Павел и Шура в июле оказались в одной тюрьме, а в августе были выпущены под залог и тотчас ринулись в революцию. Тогда-то на конспиративной квартире Шура и представила "своего матросика" Ленину, Она тянула его "наверх", требовала, чтобы он делал революционную карьеру. В письме Коллонтай к Дыбенко есть такие слова: "... старайся быть ближе к центру... на глазах". Тогда, объясняла она, возможно назначение на "ответственный пост". Не только любовницу нашел Павел, но и покровительницу, которая иногда относилась к "своему молодому матросику" как к сыну.
Коллонтай была одной из ключевых фигур революции. Член ЦК партии, член президиума Второго Съезда Советов народный комиссар государственного призрения, особа близкая к Ильичу, и бывшая любовница другого "советского министра" - наркома труда А. Шляпникова. Позиции ее в руководстве были непоколебимы. "Анафема", которую на нее наложила церковь за руководство вооруженным захватом Александро-Невской лавры для нужд наркомата призрения, даже импонировала "безбожному" СНК.
Коллонтай была организатором транспортировки немецких денег, превратившихся в "деньги партии". Она хранила тайну происхождения этих денег и тайну связи большевиков с Германским генеральным штабом. Вызывает улыбку назначение Коллонтай членом следственной комиссии ЦК партии, которая по указанию Ленина разыгрывала всероссийский фарс, изображая в ноябре - декабре 1917 года следствие по делу об обвинении большевиков в использовании "немецких денег". Обвиняемые сами проверяли обвинения в свой адрес и сами себя судили. Мечта всех уголовников! Естественно, комиссии признала большевиков невиновными в получении "немецких денег" и сняла все обвинения.
В первые часы после захвата Зимнего дворца Дыбенко выполнил весьма деликатную операцию по изъятию в Министерстве юстиции судебного дела "о немецких деньгах для партии большевиков", что открыло Временное правительство. Дыбенко были изъяты, а Лениным и Коллонтай' уничтожены документы германских и шведских банков, которые проливали свет на "революционную аферу".
В матросской среде Дыбенко был известен не только буйством и импульсивностью, но и хорошим каллиграфическим почерком. Его писанина изобиловала писарскими завитушками, украшательством, а также корявыми фразами и множеством грамматических и стилистических ошибок. Ленину, получавшему от Дыбенко такую "писанину" в виде отчетов, приходилось мириться с этим. Зато Дыбенко был хорошим исполнителем и голосовал тогда "по-ленински", даже против свободы печати.
Вот каким "орлом" виделся Дыбенко разным людям в начале 1918-го, на вершине своей карьеры.
Зинаида Гиппиус, известная поэтесса и "враг большевизма", так описала Дыбенко: "Рослый, с цепью на груди, похожий на содержателя бань, жгучий брюнет". Оказывается, золотая цепь на груди не только любимое украшение "бригадных братков", но и их товарищей "из далекого прошлого".
Шура Коллонтай пишет в своем дневнике о Дыбенко "образца 17-го года" с любовью и восхищением: "Это человек, у которого преобладает не интеллект, а душа, сердце, воля, энергия... Я верю в Павлушу и его Звезду. Он - орел... Люблю в нем сочетание крепкой воли и беспощадности, заставляющее видеть в нем "жестокого, страшного Дыбенко...". Немного прозрев, уже в 19-м Коллонтай добавит: "Дыбенко несомненный самородок, но нельзя этих буйных людей сразу делать наркомами, давать им такую власть. Они не могут понять, что можно и что нельзя. У них кружится голова".
Матрос Федор Раскольников, друг Дыбенко и конкурент в любви и карьере, пишет о нем: "В полной пропорции с богатырским сложением он обладал массивными руками, ногами, словно вылитыми из чугуна. Впечатление дополнялось большой головой с крупными, глубоко вырубленными чертами смуглого лица с густой курчавой бородой и вьющимися усами. Темные блестящие глаза горели энергией и энтузиазмом, обличая недюжинную силу воли..."
В первые дни после победы Октябрьской революции "орел" Дыбенко командует подавлением первого выступления против советской власти. Попытку Керенского в союзе с Савинковым и атаманом донских казаков Красновым вернуть упущенную власть большевики назвали "Гатчинским мятежом", потому что действия войск Керенского ограничивались Гатчиной.
Дыбенко и Муравьев без особого труда договорились с деморализованными казаками, после чего последние арестовали своего атамана и передали его "красным". Дыбенко снискал "лавры" усмирителя первого мятежника, а в действительности руководителя законной власти - Керенского. Он хвастал, что "лично арестовал атамана Краснова".