Сборник. Еврейское остроумие. Земля обетованная

Еврейское остроумие. Земля обетованная

Они везде!

 
Вот упал метеорит,
А под ним еврей лежит.
Что же это за напасть,
Камню некуда упасть!
 

* * *

   Я не люблю евреев: они работают упорнее; они разумнее; они ведут себя открыто; наконец, они – повсюду.

Джон Голсуорси

   – Сколько у нас всего евреев? – спрашивает Брежнев Косыгина.
   – Миллиона три – четыре.
   – А если мы всем им разрешим уехать, многие захотят?
   – Миллионов десять – пятнадцать.

Моя фамилия Иванов!

   О, благословенная возможность сменить фамилию! Если б не это, возможно, были бы места, где нас таки бы не было!
   Я рассматриваю старые фотографии.
   – Дядя Миша, а зачем вы сменили фамилию Розенберг на Романчук?
   – Когда я учился в шестом классе – победил на районной олимпиаде по химии, потом победил на областной олимпиаде. А вот на республиканской не победил, комиссия решила, что это не дело – чтоб на всесоюзной олимпиаде Украину представлял Розенберг. Тогда моя мама развелась с отцом, фиктивно, конечно!
   – А у нее девичья фамилия Романчук?
   – Да откуда же? Она Зильберман. Романчук – это фамилия наших бывших соседей по коммуналке.
   – Она что, за соседа замуж вышла?
   – Фиктивно!
   – А ему это зачем?
   – Очень просто, мы уже полгода как эту квартиру получили, а ему очередь подходила! Лишний человек – лишний метраж! Теперь у них трехкомнатная – а я Романчук!
   (из историй о моих знакомых евреях)

* * *

   Один чистокровный русич и москвич в энном поколении с печалью говорил, что евреи просто дискредитировали фамилию Иванов. Теперь он представляется Ива́нов, делает ударение на втором слоге. Да, тяжелая ситуация! Что бы сделал еврей в таком случае?

* * *

   Кацман заявляет, что хочет сменить фамилию. У него интересуются, какую фамилию он хочет носить? Он заявляет: Иванов. Буквально через неделю он снова приходит и просит поменять ему фамилию на Петров. Получает он новый паспорт, а в паспортном столе уже все извелись от любопытства. Наконец делопроизводитель не выдерживает:
   – Нет, ну скажите нам, зачем менять фамилию Иванов на Петров?
   – О, это очень просто! Завтра я пойду устраиваться на работу в КБ. В отделе кадров на меня посмотрят и спросят: «Как ваша фамилия?», а я: «Петров». Они: «Фамилию меняли?», я: «менял». Они: «А какая раньше была?», я: «Иванов».

* * *

   Когда началась волна эмиграции, мы с удивлением обнаружили, в скольких Ивановых таились Рабиновичи!
   У евреев издавна были проблемы с фамилиями. Например, когда в Австро-Венгрии евреев вносили в городской реестр, им давали смешные, а подчас и очень обидного содержания фамилии, откровенно вымогая на лапу. С тех времен сохранилось немало анекдотов о еврейских фамилиях.

* * *

   Янкель приходит домой из ведомства, выдающего паспорта.
   – Как нас теперь зовут? – интересуется жена.
   – Швейслох.
   – Ой, вей! Ты не мог что-нибудь сделать, чтоб нас звали как-нибудь поприличнее?
   – Что я мог сделать?! Моих пятидесяти гульденов хватило только на то, чтобы добавить в нее букву «в».
   (Schiessloch по-немецки «задний проход»).

* * *

   Барон (ударение ставится в этом слове на первый слог) – распространенная еврейская фамилия. Такая фамилия была у директора берлинского сада. Однажды его знакомый, банкир Эрлих, решил пошутить:
   – Кстати, вы в самом деле барон или только так называетесь?
   Барон с улыбкой ответил:
   – Я такой же барон, как вы – честный (Ehrlich по-немецки «честный»).

* * *

   Яков Бардак недоволен своей фамилией и несколько раз подавал прошение об ее изменении, но получал отказ. И тут он узнал, что в Италии такие просьбы за определенную плату удовлетворяют запросто. Так, например, еврейский композитор Рубен Левенпферд изменил свое имя на Руджеро Леонкавалло. Яков едет в Италию, подает прошение, платит оговоренную сумму и через две недели получает ответ: ему разрешается изменить имя Яков Бардак на Джакомо Борделло.

* * *

   К Конриду, директору нью-йоркской «Метрополитен-опера», пришел известный певец Розен. Конрид решил немного пошутить:
   – Где вы потеряли окончание «фельд» от вашей фамилии?
   – Там же, откуда вы взяли свой «рид»! – иронически ответил Розен.

* * *

   В купе едут двое мужчин. Один явно еврейской наружности, хоть он и гладко выбрит, а другой типичный бюргер.
   – Разрешите представиться – Крон.
   – Очень приятно. Аш. А скажите, герр Крон, вы еврей?
   – С чего вы взяли? Я католик.
   – А вот скажите, герр Крон, откуда взялось это «р» в вашей фамилии? – не отстает сосед.

 
   – Я догадался, господин Аш: из вашей фамилии (по-немецки «Арш» – задница).

* * *

   В купе поезда едут два пассажира. Наконец один нарушает молчание:
   – Позвольте представиться: я Иванов. А вы?
   – А я – нет.

* * *

   Да что там фамилия?! Почесав в затылке, Рабинович идет до конца – он меняет веру своих отцов на более социально адаптированную, и, что характерно, отцы это решение только приветствуют!

* * *

   Адвокат Хаймович, с тех пор как крестился, носит на цепочке очень тяжелый золотой крест, чтоб все могли его видеть. Однажды, сидя в трамвае, он хочет гордо прикоснуться рукой к кресту – а его нет!
   – Шма, Исроэл! («Слушай, Израиль!» – начальные слова молитвы) – вопит он на весь вагон. – Где мое распятие?

* * *

   Адвокат Блау воскресным утром сидит на крылечке своего дома и читает фривольный роман. По дороге важно шествует в церковь недавно перешедший в христианство коллега Хаймович.
   – Вы идете на богослужение? – осведомляется он у Блау, зная, что тот тоже выкрест.
   – Для меня, – улыбается Блау, – это занятие уже несколько лет назад потеряло прелесть новизны.

* * *

   Венский адвокат Гольдштейн объявил, что будет креститься по протестантскому обряду. Все очень удивлены, потому что в Австро-Венгрии протестантов не жаловали. Его коллега-выкрест Блау аккуратно интересуется, почему он не хочет стать католиком.
   – Среди католиков развелось слишком уж много евреев, – презрительно отмахивается Гольдштейн.

* * *

   Выкрест Коган встречает соседа.
   – Добрый день, господин Мюллер! Вот иду на елочный базар покупать рождественскую елку. Вы тоже будете наряжать елку?
   – Да нет, зачем?! Я же не еврей!

* * *

   Маленькая Фрида спрашивает у отца:
   – Папочка, а в каком возрасте становятся евреями?
   – Деточка, это не имеет никакого отношения к возрасту!
   – Нет, имеет! Сам смотри: я еще маленькая, и я христианка. Вы с мамочкой старше, но тоже еще христиане. А вот дедушка – тот уже еврей!

* * *

   – Мальчик, как тебя зовут?
   – Абраша.
   – Надо же! Такой маленький, а уже еврей!..
   Венский доктор Грюн перешел в лютеранство. Его коллеги-выкресты только руками разводят: ну почему бы не стать католиком? Грюн объясняет это так:
   – Вот стану я католиком, а меня спросят: «А кем вы были раньше?» И я буду вынужден ответить: «евреем». А если я теперь приму католичество и кто-нибудь меня спросит, кем я был прежде, я честно отвечу: «лютеранином».

* * *

   Адвокат-выкрест Фрид спрашивает у своего только что крестившегося друга Когана:
   – Отчего ты такой мрачный? Ты жалеешь о том, что сделал?
   – Конечно, нет! – раздраженно отвечает Коган. – Просто никак не могу придумать, какую бы фамилию взять? Ведь если я назову себя Керн, Корн или Ковач, то каждый сразу догадается, что раньше моя фамилия была Коган.
   – Но это же так просто, – отвечает Фрид. – Назови себя Леви, и тогда никто в мире не догадается, что прежде твоя фамилия была Коган.

* * *

   Молодой человек приходит к приятелю и сообщает, что крестился.
   – Ой, твой отец перевернется в гробу!
   – Ничего, мой брат на следующей неделе тоже хочет креститься. Тогда папа опять будет лежать на спине.

Умберто Эко Из романа «Маятник Фуко»

   – О, Господи Иисусе! – вздохнул Бельбо и повернулся в мою сторону. – Там, напротив, стоят два или три дома, в которых живут ортодоксальные евреи, знаете, такие, которые носят черные шляпы, длинные бороды и пейсы. Таких в Милане не много. Сегодня пятница, с заходом солнца начинается суббота. Так вот, в квартире напротив приступают к серьезным приготовлениям: полируют подсвечники, готовят еду, расставляют все так, чтобы завтра не пришлось зажигать огонь. Даже телевизор остается включенным всю ночь, только им заранее приходится выбирать интересующий их канал. У нашего Диоталлеви есть небольшой бинокль, и он постыдно подглядывает в окна, наслаждаясь мечтой, что находится по другую сторону улицы.
   – Но зачем? – спросил я.
   – Да потому, что наш Диоталлеви вбил себе в голову, будто он еврей.
   – Что значит – вбил себе в голову? – спросил задетый за живое Диоталлеви. – Я и есть еврей. Вы что-то имеете против, Казобон?
   – Вам виднее.
   – Диоталлеви, – твердым голосом промолвил Бельбо, – ты не еврей.
   – Вот как?! А моя фамилия? В ней такое же еврейское звучание, как и в фамилиях Грациадио или Диозиаконте, слышится такой же отзвук гетто, как и в имени Шолом-Алейхем.
   – Считается, что фамилия Диоталлеви должна приносить счастье, поэтому ее часто давали детям в сиротских приютах – как доброе предзнаменование. А твой дед прошел через приют.
   – Но как еврейский ребенок.
   – Диоталлеви, у тебя розовая кожа, грудной голос и ты практически альбинос.
   – Существуют кролики-альбиносы, должны же быть альбиносы и среди евреев.
   – Послушай, Диоталлеви, невозможно по желанию стать евреем, как становятся филателистами или свидетелями Иеговы. Евреем надо родиться. Смирись с этим, ты ведь не глупее других.
   – Я прошел обрезание.
   – Да ладно! Кто угодно может это сделать из соображений гигиены. Достаточно найти доктора с необходимым инструментом. В каком возрасте ты прошел обрезание?
   – К чему такие подробности?
   – Очень даже к чему. Евреи любят докапываться до мелочей.
   – Никто не сможет доказать, что мой дед не был евреем.
   – Конечно, потому что он был подкидышем. Но с таким же успехом он мог бы оказаться наследником Византийского трона или незаконнорожденным отпрыском династии Габсбургов.
   – Никто не сможет доказать, что мой дед не был евреем, – упрямо повторил Диоталлеви, – и, кроме того, он был найден у Оттавских Ворот.
   – Но ведь твоя бабушка не была еврейкой, а родословная у них определяется по материнской линии…
   – …но кроме записи в свидетельстве о рождении – даже в актах гражданского состояния мэрии можно читать сквозь строк – существуют еще кровные узы, а моя кровь вопит о талмудистском мировоззрении, и ты рискуешь оказаться расистом, если станешь утверждать, что любой язычник может быть таким же правоверным талмудистом, как и я.
   Он вышел. Бельбо пожал плечами:
   – Прошу нас извинить. Такая дискуссия происходит у нас каждый день, с той лишь разницей, что каждый раз я пытаюсь прибегнуть к новым аргументам. На самом деле Диоталлеви – верный приверженец Каббалы. Однако и среди христиан есть ее приверженцы. И потом, знаете, Казобон, не стану же я противиться желанию Диоталлеви быть евреем.
   – Думаю, не стоит. Мы же демократы.
   – Да, мы демократы.

* * *

   Венский адвокат Коган задумал креститься и, чтобы проникнуться новой верой, совершает путешествие в Рим. Вернувшись из поездки, он весьма пренебрежительно отзывается об образе жизни католических священнослужителей. И все же несколько недель спустя он переходит в католичество.
   – И это после всего, что вы наговорили про кардиналов…
   – Я решил так, религия, которая допускает такое, наверняка лучше всех остальных.

* * *

   Сын набожного еврейского адвоката крестился. Коллеги адвоката насмехаются над ним по этому поводу.
   – Я ничего не имею против, – говорит им адвокат. – Видите ли, к сожалению, мой сын слишком глуп, чтобы оставаться евреем.

* * *

   Адвокаты собираются в венской кофейне:
   – Вы слышали, молодой Розенталь крестился! А вы, Блау, не подумываете о том, чтобы принять христианство?

* * *

   – Нет, это для меня слишком по-еврейски!
   Молодой астроном Фрид собирается креститься. Накануне он идет в кошерный ресторан и заказывает себе в последний раз все свои любимые блюда: фаршированную рыбу, гуся с кашей, кугл и три вида цимеса.
   Хозяин ресторана подходит к нему и спрашивает:
   – Ну как, нравится?
   – Отлично! – бормочет Фрид с набитым ртом.
   – И от такой религии вы хотите отступиться?!

* * *

   Преуспевшие выкресты рассуждают о причинах, побудивших их отказаться от веры отцов. Ну, у кого карьера буксовала, кто не мог жениться на девушке из общества, и только один заявляет:
   – А я, господа, крестился по убеждению.
   Все остальные возмущенно орут:
   – Расскажи это гоям!
   – И все-таки дело обстоит именно так, – настаивает выкрест. – Я убедился, что лучше преподавать в университете, чем быть меламедом в Решетиловке.

* * *

   Молодой адвокат Розенблюм решил креститься. Он спрашивает коллегу-христианина:
   – Что полагается надевать для этой церемонии?
   Коллега чешет в затылке:
   – Да откуда мне знать? На мне тогда были только пеленки…

* * *

   Один журналист, не сумевший сделать карьеру из-за своего еврейского происхождения, решил наконец креститься.
   – Скажи, зачем ты это сделал? – неодобрительно интересуется сосед.
   – У меня было на это шесть серьезных причин, – вздыхает журналист, – мама, теща, жена и трое детей.

* * *

   Двое студентов-евреев приняли решение креститься и пошли к священнику. Им приходится очень долго ждать в приемной. Наконец один не выдерживает:
   – Кто знает, когда он нас примет. Пойдем покуда в синагогу, успеем к минхе.

* * *

   Два свежих выкреста.
   – Изя, таки ты уже говел?
   – Еще нет.
   – Пойдем тогда вместе говнем!

* * *

   В суде свидетельствуют два еврея. Судья вызывает их по очереди и делает отметки в своих бумагах.
   – Ваше имя?
   – Хаим Фридман.
   – Религия?
   – Такая же.
   Вызывает второго:
   – Ваше имя?
   – Ицхак Леви.
   – Вероисповедание?
   – Вы не поверите, господин судья: евангелическое!

* * *

   Красная Шапочка:
   – Бабушка, бабушка, а почему у тебя такой большой нос?
   – Еврей потому что, – сказал волк и заплакал.

* * *

   Не секрет, что юноше с фамилией на «ман» или «фельд» в глазах которого была печаль избранного народа по Земле обетованной, не стоило подавать документы в лучшие вузы Страны Советов, но каким-то образом он там оказывался.

* * *

   Путем многочисленных ухищрений Рабинович сменил фамилию и поступает в МГУ. Он блестяще сдает экзамен, и профессор благожелательно спрашивает:
   – Как ваша фамилия?
   Рабинович ни жив ни мертв: он забыл свою новую фамилию.
   – В чем я точно уверен, – торжественно говорит он, – так это в том, что я не Рабинович!

* * *

   Коммуналка. Звонит телефон.
   – Позовите Мойшу к телефону!
   – Здесь таких нет!
   Снова звонок.
   – Позовите Мишу к телефону!
   – Мойша, тебя к телефону.

* * *

   В советское время выбирают в синагоге раввина. Кандидатур три: один прекрасно знает Талмуд, но не член КПСС; второй член КПСС, но плохо знает Талмуд; третий и Талмуд знает, и член КПСС, но еврей.

* * *

   Проект новых автодорожных правил: нарушил раз – прокол в паспорте, нарушил два – второй прокол, нарушил три – в графу национальность записывается «еврей».

* * *

   В отделе кадров:
   – Скажите, вы принимаете на работу людей с фамилией на «штейн»?
   – Нет!
   – А на «ман»?
   – Нет!
   – А на «ко»?
   – Да, принимаем.
   – Коган, заходи!

* * *

   Приходит человек в магазин канцтоваров:
   – У вас ватман есть?
   – Нет, уже уволился.
   – Да нет, вы не поняли, мне для кульмана!
   – А Кульмана еще при прошлом товароведе ОБХСС забрало!
   – Да нет, вы не поняли, я – дизайнер!
   – Вижу, что не Иванов!

* * *

   Вступительные экзамены в консерваторию. Выходит худенький очкастый паренек и с блеском исполняет импровизацию на тему Вивальди. Восторженный экзаменатор спрашивает:
   – Как ваша фамилия?
   – Иванов.
   – А зовут вас как?
   – Иван.
   – А отчество какое?
   – Соломонович.
   – Да, глубоко талант закопан!

* * *

   К директору цирка приходит человек, ставит на стол дипломат, оттуда выбегают мыши во фраках, достают крохотные инструменты и играют Вторую симфонию Чайковского.
   Директор:
   – Не может быть! Какой невероятный номер!
   – Так что – берете?
   – Боюсь, ничего не выйдет. Ведь первая скрипка у вас – еврей!

* * *

   Анкета:
   Имеете ли вы судимость?
   Национальность?
   – Да…

* * *

   В отделе кадров:
   – Вы – еврей?
   – Нет, я не еврей.
   – Хорошо, значит, вы не еврей?
   – Я же сказал, что я не еврей.
   – Отлично. Последний раз спрашиваю. Вы еврей?
   – Да не еврей я, не еврей!
   – Что вы горячитесь? Я же так и пишу, что вы – еврей.
   – Щас как дам в морду!
   – Вот теперь я вижу, что вы не еврей. Тогда переходим ко второму вопросу анкеты. Ваши родители – евреи?

* * *

   В СССР изобрели машину для приема на военный завод на работу. Поставили в отделе кадров. Заходит первый соискатель. Машина:
   – Здравствуйте.
   – Здравствуйте.
   – Судимости есть?
   – Да в молодости…
   – До свидания!
   – Ну, что вы…
   – До свидания!
   Заходит второй соискатель. Машина:
   – Здравствуйте.
   – Здравствуйте.
   – Судимости есть?
   – Нет.
   – Родственники за границей есть?
   – Седьмая вода на киселе.
   – До свидания!
   – Да и не родственники вообще!
   – До свидания!
   Заходит третий соискатель. Машина:
   – Здравствуйте.
   – Здгавствуйте.
   – До свидания!

* * *

   В отделе кадров Рабинович заполняет анкету.
   Фамилия – Рабинович.
   Имя – Абрам.
   Отчество – Моисеевич.
   Национальность – русский.
   Начальник отдела кадров возмущенно:
   – Да с такой фамилией мы лучше еврея возьмем!

* * *

   Приходит еврей устраиваться на работу.
   – Ваша фамилия?
   – Рабинович.
   – Как же мы вас можем взять – ведь вы все равно уедете.
   – Да я никуда и не думаю уезжать.
   – Тогда тем более мы вас не возьмем – нам дураки не нужны.

* * *

   Мария Исааковна Петрова заполняет анкету, у нее интересуются:
   – А почему вы Исааковна? Еврейка, что ли?
   – А по-вашему, Исаакиевский собор – синагога?

* * *

   В первые годы после революции Рабинович заполняет в анкете графу о социальном происхождении. Правду сразу решил не писать. Подумал-подумал и написал: «Сын крестьянки и трех рабочих».
   Идет прием в партию. Рабинович тоже подает заявление. Председатель шутки ради спрашивает его:
   – Могут ли клопы совершить революцию?
   – Могут. Ведь в них течет рабоче-крестьянская кровь.

* * *

   Идет прием в партию. Спрашивают первого:
   – Скажите, чем ваши родители занимались до революции?
   – Мои родители имели завод. Но не такой большой, как сейчас, например, завод Лихачева, а маленький такой заводик…
   Такой же вопрос задают следующему.
   – Мои родители имели поместье, но не такое большое, как колхоз «Светлый путь», а совсем маленькое…
   Спрашивают третьего:
   – Ну, а ваши родители чем до революции занимались?
   – Мои родители имели бардак, но не такой большой, как сейчас, а совсем маленький бардачок.

* * *

   – А при коммунизме в паспорте будет пятая графа?
   – При коммунизме не будет паспортов. А в удостоверении личности будет пункт: «Был ли евреем при социализме?»

* * *

   – Мы бы вас взяли, но нам нужен сотрудник со знанием высшей математики.
   – Я окончил мехмат.
   – Очень хорошо, но нужно также знать ядерную физику.
   – Я также окончил физфак.
   – Замечательно! Но дело в том, что в Ашхабаде у нас есть подшефное предприятие, так что нужно знать туркменский язык.
   – Я знаю туркменский язык.
   – Долго ты еще будешь надо мной издеваться, еврейская морда?!

* * *

   Еврей поступает в аспирантуру на кафедру истории. На экзамене по истории он отвечает на все вопросы, но от него требуют все новых имен и дат.
   – Историку нужна особенно хорошая память! – говорят ему.
   – О, у меня прекрасная память. Себя я помню с восьмидневного возраста: надо мной склонился седобородый еврей и отрезал мне путь к поступлению в аспирантуру!

* * *

   – Привет, Рабинович! Как ты изменился! Без бороды, без усов.
   – Извините, но я – не Рабинович.
   – Как? Ну, ты даешь – и имя поменял?!

* * *

   Пришел вождь каннибальского племени к костру. Видит – кучка пленных сиротливо в уголке мнется. Вождь спрашивает у шамана:
   – А чего ребята этих не жрут?
   – Да ты понимаешь… отказываются. Говорят: «Мы их кушать не будем: они евреи».
   – А ты им объясни, что евреи – тоже люди.

* * *

   – Я русский, – гордо выпрямился Зорин.
   – А я американский, – скромно сказал Киссинджер.

* * *

   «Евреи – как намыленные муравьи!» – с возмущением и завистью говорил один аспирант с мехмата. Понятно, будучи славянином, он не слишком комфортно чувствовал себя в обществе всех этих семитов, полусемитов и околосемитов, составлявших подавляющее большинство. Но самым вожделенным и, увы, практически недосягаемым для человека с пятой графой был партбилет. Да, Рабинович хотел в партию. Это теперь он над этим смеется и с удовольствием рассказывает анекдоты примерно такого содержания.

* * *

   Рабинович приходит к секретарю парторганизации и просит походатайствовать о его приеме в партию. Секретарь говорит, что нужно сначала пройти собеседование:
   – Ты знаешь, кто такой Карл Маркс?
   – Нет.
   – А Фридрих Энгельс?
   – Нет.
   – Слушай, ты не готов к приему в партию, никого из товарищей не знаешь.
   – Скажите, вы Изю Федельмана знаете?! Нет! А Арона Гершензона? Тоже нет?! Ну и что из того?! Я не знаю ваших товарищей, вы – моих. Примите меня в партию и все перезнакомимся!

* * *

   Рабиновича рекомендовали в партию как передовика производства, автора стенгазеты и многодетного отца. На собеседовании Рабиновича спрашивают:
   – Дети есть?
   – Нету!
   – А по паспорту – трое!
   – Разве это дети? Это – сволочи!
   – Сколько лет?
   – Простите, что?
   – Ну, сколько лет вы жили?
   – А! Тридцать!
   – А по паспорту – сорок!
   – Так 10 же лет – в колхозе!
   – Но вы же жили!
   – Шоб вы так жили!
   – Родственники за границей есть?
   – Нету!
   – А по нашим сведениям, в Израиле…
   – Так разве то они за границей? То я за границей!

* * *

   – Рабинович, вы – член партии?
   – Нет, я ее мозг!

* * *

   У Рабиновича спрашивают:
   – Возможна ли в СССР многопартийная система?
   – Невозможна, потому что больше одной партии народ не сможет прокормить.

* * *

   У Рабиновича спрашивают:
   – Будут ли деньги при коммунизме?
   – Будут. Но не у всех.

* * *

   – Рабинович, какой ад лучше: капиталистический или социалистический?
   – Конечно, социалистический: то дров нет, то смолу на другой объект отправили, то черти пьяные…

* * *

   Рабиновича выгнали из партии. Хаймович интересуется за что.
   – Вынесли три выговора – и выгнали! Подходит ко мне парторг и спрашивает, почему я не был на последнем партсобрании. Ну я ему: «Я же не знал, что оно – последнее! Если бы знал – обязательно бы пришел!»
   – А второй за что?
   – Да опять этот парторг! Пришел ко мне в кабинет, а у меня над столом два портрета – Хрущева и Брежнева. Он так строго спрашивает:
   – Зачем ты эту морду повесил?
   «Какую?» – спрашиваю, а он мне второй выговор. Невзлюбил он меня и на общем собрании под монастырь подвел, спрашивает: «Рабинович, как ты представляешь себе коммунизм?» Ну, я ему с энтузиазмом:
   – Прямая, ярко освещенная солнцем дорога, с одной стороны лежат деньги, с другой – продукты, подходи – бери сколько хочешь!
   Он аж затрясся.
   – Рабинович! При коммунизме денег не будет!
   А я:
   – А продуктов?

* * *

   Выгнали Рабиновича из партии, лишили премии и отправили в отпуск в декабре. И приснился ему как-то чудесный сон:
   Снится ему, что Израиль захватил СССР, всех евреев построили на Красной площади, туда въезжает Голда Меир на броневике и через мегафон спрашивает:
   – Евреи! Чего вы хотите?
   И все евреи дружно, в один голос отвечают:
   – Чтобы Рабиновича восстановили в партии!

* * *

   Приходит Рабинович домой и мрачно говорит жене:
   – С завтрашнего дня буду приходить домой на два часа раньше и на 30 рублей буду больше в получку приносить!
   Жена, обрадованно:
   – Тебя что, повысили?
   – Да нет, из партии выгнали.

* * *

   В поезде идет разговор о знаменитых людях. Участвующий в разговоре еврей повсюду видит «своих».
   – Эйнштейн…
   – Еврей.
   – Спиноза…
   – Еврей.
   – Левитан…
   – Еврей.
   – Мендельсон…
   – Еврей.
   – Гейне…
   – Еврей.
   – О Господи Исусе, Пресвятая Богородица! – воскликнул сосед.
   – Тоже евреи.

* * *

   – Рабинович, почему вы в партию не вступаете?
   – Потому что обязанности у меня будут, как у коммуниста, а права – как у еврея!