– Денис, чего ты сегодня с ней делал такое? – втыкает в Ольгу дежурную иголку Никита. – Плетет какие-то словесные кружева. Я в них запутался. «Ровно минута… пятьдесят секунд… десять секунд…» – принимается передразнивать он.
   Но я его обрываю:
   – Прекращай гнобить Олю, дружище. Что бы мы без нее делали?
    А в углу плазменной панели тем временем отметку «+ 1 мин» сменяет «+ 10 с».
    Василиса идет уже не через бывшее футбольное поле, а по плотно заставленной припаркованными на ночь машинами асфальтированной дорожке между двумя пятиэтажками. Ее преследователи по-прежнему не проявляют активности, разве что сократили дистанцию метров до тридцати.
    Они не торопятся – слышали ведь, что до бабушки Красной Шапочке идти через лес аж двадцать минут. Пока же минуло не более десяти. Так что никуда не денется, крошка.
    И их ничуть не волнует, что их жертву может насторожить то, что следом за ней от самого метро тащатся два весьма подозрительных типа. Беспечная девочка-одуванчик с двумя светлыми хвостиками ни разу не обернулась. Идет себе, курит, ни о чем не беспокоится. Дважды ей кто-то звонил, она доставала из сумочки свою дорогую игрушку и на ходу обменивалась с собеседником несколькими словам («…Ага… Хм. Двое телят. Я их похороню… Пока прямо. Надеюсь, найдется что-нибудь подходящее»).
    Откуда несчастным гоблинам знать, что это держащиеся поодаль телохранители кратко докладывают текущую обстановку: мол, пока все спокойно, два чувака не торопятся, нападут, скорее всего, когда вокруг не будет людей; так что, красавица, давай-ка ищи подходящее место.
    А подходящее место уже вот оно, впереди. До него всего метров пятьдесят, если не меньше. Справа белый бетонный забор, слева небольшой пустырь, превращенный в стихийную свалку, на которой старые автопокрышки живописно соседствуют с насквозь проржавевшим кузовом легковушки и кучами строительного мусора. Между забором и свалкой тропинка. И вокруг ни души.
    Глупенькая Красная Шапочка направляется как раз туда, на ходу опять доставая из сумочки заигравший «Вспышку в ночи» телефон. Данила снова докладывает обстановку. Не надо обладать чрезмерно развитым воображением, чтобы представить, что он сейчас говорит.
    «Приготовься, Васюта. Эти двое ускорили шаг. До тебя метров двадцать… Пятнадцать… Побежали! Нападают! В сторону!!!»
    Один из злодеев, наверное, так и не понял, как это вышло, что он промахнулся. Собирался с разбегу врезать девчонке ногой. Ошарашить неожиданным нападением сзади! Сбить ее с ног. Но как раз в момент удара она резко шарахнулась в сторону – так, словно увидела, что ее атакуют.
    А ведь эта соска даже ни разу не обернулась! Еще секунду назад беспечно болтала по телефону, и вдруг… Не на затылке же у нее глаза, в самом-то деле!
    Неожиданно угодивший ступней вместо спины, обтянутой оранжевым топиком, в пустоту грабитель не удерживается на ногах и с размаху прикладывается локтем к утоптанной до каменной твердости тропинке. Рука неудачно подворачивается, и тинейджер тоненько взвизгивает от боли. Его приятель в этот момент пытается достать до личика девочки кулаком. Но сволочная сопля лишь радостно хмыкает, отступает на шаг и вдруг хлестко бьет ногой своему противнику в пах. И, чуть склонив набок светловолосую головку, принимается с интересом наблюдать за тем, как только что метивший ей в челюсть подонок, судорожно втянув в себя воздух, сгибается от боли.
    Режиссер переключается с экстерьерной на камеру, скрытую в Василисиной сумочке. В кадре на пару секунд возникает искаженное гримасой лицо паренька – выпученные глаза, распахнутый в немом вопле ротик с редкими нездоровыми зубами. Потом изображение дергается, и от «вида изнутри» потасовки режиссеру приходится отказаться. На плазменной панели вновь картинка с камеры Квачкова.
    Василиса, вдоволь насладившись жалким видом поверженного одним ударом противника, деловито приступает к основной части экзекуции – заломав мальчику с отбитыми яйцами запястье, вынуждает его опуститься на четвереньки и принимается с большим удо-вольствием возить бедолагу физиономией по тропинке, при этом ничуть не стесняясь помогать себе в этом деле ногами.
    В это время второй охотник за трубками, стоя рядышком на коленях, нянъкает поврежденную при неудачном падении руку. Притом, поврежденную, похоже, серьезно.
    Ему сейчас нет никакого дела до страданий приятеля, полминуты назад утратившего свое мужское достоинство и уже успевшего раскровянитъ себе рожу.
    Ему уже не нужны нарядные телефоны и беззащитные на первый взгляд Красные Шапочки, беспечно вышагивающие по узким тропинкам в гости к бабушкам.
    Ему вообще ни до чего!
    Для того, чтобы вывести этого неуклюжего перца из строя, Василисе не пришлось прилагать никаких усилий. Она всего-навсего сделала один-единственный шаг в сторону. Кто б мог подумать!
   – Денис, эта сцена тебе ничего не напоминает? – не отрывая взгляда от плазменной панели, спрашивает Никита.
   – Дешевенький сериал про новорусскую суперменку?
   – Почти отгадал. Я подумал об индийском боевике про мстительницу-сиротку, вершащую правосудие над двумя негодяями. – Никита оборачивается и, состроив на лице задумчивую гримасу, озабоченно качает головой: – А ведь нам не поверят, что это не постановка.
   «Пожалуй, он прав. Не поверят, – наблюдаю я за двумя горе-грабителями и лихо расправившейся с ними девочкой-одуванчиком. – Сценка словно сварганена по одному из шаблонов индийской „Фабрики Грез“ – тому, который достают с полки, чтобы показать, что добро всегда торжествует над злом, а положительные герои неизменно берут верх над героями отрицательными. Какой-то дешевкой, наигранностью веет от нашего сегодняшнего сюжета. Что за дерьмо? Ну почему у нас никак не получается с этим чертовым „Объектом насилия“?!!»
    Василиса наконец приходит к выводу, что мерзавцу, метившему кулаком ей в лицо, удара в пах и напрочь разбитой витрины в качестве наказания вполне достаточно. Предоставляя страдальцу возможность немного прийти в себя, полежав на злополучной тропинке, она оставляет в покое его запястье и обращает взор на продолжающего отстраненно страдать на коленях второго тинейджера.
   «Только бы не вздумала его добивать! – беспокоюсь я. – Вряд ли это украсит ее в глазах телезрителей».
    Но Василиса не настолько глупа, чтобы допускать такие ошибки. Весьма хладнокровна, чтобы не опьянеть от адреналина и не утратить трезвый рассудок. И достаточно великодушна, чтобы уметь миловать тех, кто ради очередной дозы наркотика готов ее искалечить.
    Она оставляет сопляка с поврежденной рукой в покое и поворачивается к снимающему ее метров с восьмидесяти Квачкову. Ослепительно улыбается. Весело подмигивает в камеру. Со ставшей уже ее фирменным знаком кокетливостью выставляет перед собой ладошку и приветствует телезрителей одними лишь пальчиками.
    – Привет. – Это первое слово, произнесенное ею с того момента, когда она разговаривала по телефону с Данилой. Двоих напавших на нее сопляков Василиса метелила в полном молчании.
    «Будем надеяться, что усилиями нашей команды двое опасных животных выведены из строя и какое-то время не будут представлять угрозу для старушек и маленьких девочек. Увы, только двое, а это ничто в безбрежном море безмозглых подонков, ежедневно выходящих на охоту на улицы Питера…» – завершает сюжет Ольга.
    Василиса тем временем, бросив прощальный презрительный взгляд на продолжающих обниматься с тропинкой молокососов, разворачивается и, беспечно помахивая сумочкой, направляется прямо на экстерьерную камеру. Трудовая ночь для нее не окончена, предстоит дальняя прогулка по Московскому проспекту и, возможно, еще одна (а то и не одна) стычка с супостатами.
Девочка-одуванчик со светлыми волосами продолжает гулять по ночному Санкт-Петербургу, и на пути у этой крошки, внешне такой беззащитной, такой притягательной для всякого рода злодеев, лучше не становится.
   Если, конечно, вы не всесторонне положительный Миша.
   «Будь он неладен!» – в очередной раз ревниво фыркаю я, поднимаюсь со своего электрического стула и, пользуясь затишьем, отправляюсь к Ольге пить кофе.
   А то чего и покрепче.
   А то и кое-чем еще заниматься помимо того, чтобы пить.
   На столе, скажем.
   Сдвинув в сторону дорогой микрофон. * * *
   До утра Василисе повезло нарваться еще разок. На двоих пьяных балкар. Не болгар, а именно балкар, спустившихся в Северную Пальмиру из забытых Аллахом кавказских аулов и возомнивших, будто им, горным орлам, с недотепами русскими позволительно все.
   Сначала они с невообразимым акцентом втирали одинокой симпатичной девчушке, насколько они круты: бодяжат в каком-то подвале винище, развозят его по магазинам на своих «Мерседесах» и имеют с этого бизнеса в месяц по десять тыщ (конечно же, баксов) каждый.
    «..Десять штук баксов в месяц, это, признаться, немало, –ехидничала в эфир Латынина. – На хлебушко хватит. Но, к сожалению, для покупки новой обуви и новых штанов такой ничтожной суммы далеко недостаточно…»
   На обоих балкарах, к вящему удовольствию всех, кто находился в монтажке, были стоптанные кроссовки и бесформенные портки из джинсовой материи. Именно портки из джинсовки,потому что джинсами эти уродства назвать было нельзя даже с огромной натяжкой.
   Итак, сначала балкары минут десять, не проявляя особой активности, просто долбали своей случайной спутнице мозги тупой болтовней, из которой мне (не берусь говорить за Василису) были понятны в среднем лишь два слова из трех. Девочка со светлыми волосами балкарам в ответ не хамила, носа не задирала и даже не просила от нее отвязаться, но и на все предложения заглянуть в гости («Здесь совсем рядом, всего в двух остановках»)отвечала категорическим «Нет!» Одним словом, обвинить «объект насилия» в том, что он сам, раздавая авансы, втянул несчастных кавказцев в блудняк, не смог бы никто. В этом плане Василиса вела себя безупречно.
   В тот момент, когда балкары перешли от слов к делу, Ольга распространялась в эфире о том, что «этим двум ишакам стоит дать в рупор только за то, что они принимают участие в производстве мерзкого пойла, которое мы порой, приняв за вино, по неосторожности покупаем в не вызывающих подозрения универсамах, пьем, глупенькие, травимся, напрочь гробим печень и почки…»Продолжить про почки и печень ведущая не успела, ибо в этот момент двое землячков, обменявшись несколькими непонятными гортанными фразами, совершенно неожиданно даже для нас подхватили Васюту с двух сторон под белы рученьки и предприняли попытку затащить ее под арку во двор. Им даже удалось преодолеть в направлении арки пару шагов, прежде чем Василиса, извернувшись, как кошка, каким-то немыслимым образом выскользнула из лап неприятеля и уже через секунду, как ни в чем не бывало, поправляя сумочку на плече, маячила шагах в четырех от разочарованных неудачной попыткой балкар.
   Ах, если бы они с этой неудачей покорно смирились!
   Ах, если бы они на этом и остановились!
   Все бы для них в эту ночь обошлось.
   Но горячие дети гор, к тому же с залитыми зенками, напрочь обделены здравым рассудком и всегда готовы переть на цель напролом, добиваться своего не мытьем, так катаньем. Вот и на этот раз…
   «Не получилось так, поступим иначе», – решил один из землячков, подскочил к Василисе этаким горным архаром, и, рассчитывая отправить свою жертву в нокаут, попытался закатать ей кулаком прямо в челюсть.
   Я, наблюдая за этой жалкой попыткой по плазменной панели с отставанием от реального времени на сорок секунд, даже не вздрогнул и не поддался искушению опустить взгляд на мониторы, чтобы уже в режиме он-лайн убедиться, что для Василисы эта стычка закончилась шоколадом – настолько я был в ней уверен. Подобная, абсолютно спонтанная, неподготовленная атака была для моей боевой подруги семечками.
    Семечки…
   Она лишь слегка отклонилась назад, давая вражьему кулаку просвистеть в каких-то сантиметрах от личика. Отступила на шаг. И с восхитительной точностью впечатала пятку правой ноги в орлиный нос потерявшего совесть Кавказа.
    Нос набок!
    Зрачки в кучу!
   А вдогонку первому без промедления второй удар – великолепный маваши-гери [18] в небритую челюсть. На сей раз уже левой ногой. Настолько точный и плотный, что можно было не сомневаться: один из балкар вне игры.
   Правда, оставался его землячок – неразумный; не умеющий учиться на чужих ошибках. А потому очертя голову кинувшийся на оказавшуюся вовсе не столь безобидной, как представлялось, белобрысую сучку. И, естественно, с ходу нарвавшийся…
   Балкар от души размахнулся и попытался изобразить некое подобие свинга. [19]
    Семечки…
   Василиса присела, хладнокровно пропустила кулак над макушкой. После чего, чуть подавшись навстречу противнику – потерявшему после холостого удара в пустоту равновесие и уже беззащитному, – резко впечатала остренькую коленку ему в пах.
   В монтажке все вздрогнули. Даже дамы.
   Я поморщился и подумал, что на счету моей детки за сегодняшнюю рабочую смену это уже вторые отбитые яйца. Девочка-одуванчик разгуливает по Питеру и, словно маньячка, с циничным садизмом штампует импотентов. Одного за другим.
   Надо будет сказать ей, чтоб прекращала. Существуют же другие способы, куда более гуманные. Например, можно бить в голову.
   В тот момент, когда у поребрика резко затормозил ментовский «Жигуль», Василиса как раз наносила контрольный удар. Отступив на шажок от противника, несильным, но плотным мей-гери [20] отправила второго балкара в компанию к валявшемуся у стенки дома его земляку, – у земляка в это время обильно хлестала из носа кровища, а жалких остатков сознания хватало только на то, чтобы размеренно качать головой.
   Туда-сюда… туда-сюда…
   Как китайский болванчик…
   – Ну и за что ж ты их, нерусей, так… милая? – радостно поинтересовался молодой парень в бронежилете, вылезая через переднюю дверцу «Жигуля». – Приставали?
   Василиса выразительно обернулась на арку.
   – Ага. Подхватили под локотки и попытались отнести меня в этот дворик, – охотно поддержала она игривый тон мусора. – Почему-то решили, что мне надо именно туда. Обознались, наверное.
   – Не обознались, а взалкали прекрасную незнакомку, – рассмеялся мент. – Аллах их за это и покарал. Выбрав орудием возмездия тебя. Мы как раз подъезжали, когда ты двинула этого убогого в пах. Картинка, скажу я. Б-р-р! Толян чуть не вмазался в столб.
    …Они дружески общались еще с четверть часа – Василиса и трое молодых веселых ментов.
    Балкары тихо страдали на асфальтике, опершись спинами о стену дома.
    Мимо иногда прошмыгивали редкие ночные прохожие.
    Котляров снимал из припаркованной метрах в восьмидесяти от места событий «копейки».
    Второй за эту ночь сюжет «Объекта насилия» продолжался в режиме он-лайн уже почти полчаса.
    Подъехал вызванный по рации серый «уазик». Две молчаливые гориллы в бронежилетах, ничуть не считаясь с тяжелыми ранами несчастных балкар, деловито запинали их в «стакан» для задержанных.
    – Прощайте, ребятки. – Василиса эффектно, явно играя на камеру, помахала пальчиками вслед своим жертвам. – Мне жаль, что так вышло.
    – Уверена, что не будешь писать заявление? – спросил один из веселых ментов.
    – Зачем мне морока? К тому же, мне кажется, этим ребяткам досталось сполна. Теперь семь раз подумают, прежде чем к кому-нибудь приставать… Ну, я пошла?
    – Так, может быть, телефончик?
    – Я почти замужем, мальчики. Если б не это… Но увы… – Василиса эффектно развела руками. Разве что не присела на прощанье в книксен. Развернулась на пяточке и пошагала своей дорогой. Беспечно помахивая сумочкой с камерой, «Packet Video» иGPRS-передатчиком.
    Девочка-одуванчик. Не захочешь, а изнасилуешь. Вот только пытаться насиловать ой как не рекомендуется!
    – Не завидуем твоему мужу! – крикнул ей вслед один из веселых ментов.
    – Он супер! Его бить не буду! – не оборачиваясь, прокричала в ответ Василиса и достала из сумочки телефон, заигравший «Вспышку в ночи».
   Это по моей просьбе объекту насилия звонил выпускающий, чтобы сообщить, что ночная работа на сегодня закончена. Двух сюжетов и четырех избитых мерзавцев для одной смены хватает с избытком. Можно садиться в «копейку» и отправляться домой. Надеясь, что не придется долго торчать у разведенных мостов.
   – Угу. Отлично, Никита, – обрадовалась Василиса. – Мне на сегодня тоже хватит экстрима… А Денис далеко?
   – Куда-то свалил, – соврал выпускающий, бросив выразительный взгляд на меня, сидящего рядом. – Звони ему на мобильник.
   Правда, ему, лицемеру, было отлично известно, что мой мобильник опять отключен. Я сделал это у него на глазах, сообщив при этом, что ни от кого звонков нынешней ночью не жду. Кроме девочки со светлыми волосами. Но с этой девочкой большого желания разговаривать нет.
   Я – мальчишка! –все еще продолжал я злиться на Василису и ревновать – идиот! –ее к всесторонне правильному Мише.

Глава 4 ДОБЕРМАН НАРКОМАНКИ

   И опять мы с Латыниной встречали утро в японском садике моего пентхауза-триплекса. Правда, на этот раз без бренди. Даже без сухого вина. Ведь на вечер была запланирована важнейшая акция против «кинологов» – сюжет «Подставы», который мы готовили более месяца и вложили в него столько средств и усилий. Не хотелось, чтобы все пошло прахом из-за какого-то бокала вина.
   Ровно в девять утра я набрал номер Светланы (той самой, что с доберманом).
   Гудков пять – не меньше, – и наконец в ответ сонное:
   – Слушаю.
   – Дрыхнешь? – усмехнулся я.
   Светлана взяла короткую паузу, размышляя, как бы половчее соврать. И решила, что самым разумным будет оставить мой исполненный иронии вопрос без ответа.
   – Денис Дмитриевич, наконец-то! – вместо этого изобразила она радость. – Я вчера никак не могла до вас дозвониться.
   – Никита передавал. Говорят, сегодня тебя будет разводить на бабло сама Александра Сергеевна Пушкина?
   – Да, – довольным тоном подтвердила Светлана. – На вечерней прогулке. Вчера утром звонил Сергей, предупредил. Сказал, что приедет, понаблюдает за мной со стороны, проследит, чтобы все было нормально…
   «Не по имени-отчеству, а просто Сергей, – отметил я. – Ну, Котляров кобелюка! Хорошо, что он будет там. Спокойнее».
   – …А кто еще приедет, Денис Дмитриевич? Оператор?
   – Да. И, наверное, приеду я сам. Если, конечно, не подвернется какое-нибудь неотложное дело… И если не будет дождя, – добавил я, немного подумав.
   – Не будет, – обрадовалась Светлана. – Плюс двадцать два, переменная облачность, без осадков. Приезжайте!
   Я пробурчал в ответ:
   – Там будет видно. Еще созвонимся.
   И отложил телефон.
   – Я тоже туда хочу, – потерлась щекой о мое плечо валявшаяся на кровати рядом Ольга.
   – Мне жаль, но твое место в студии, детка.
   – Ты уверен, Забродин? – Ольга приподнялась на локте, смерила меня хитрым взглядом. – Никогда не задумывался, что комментировать можно, не только уставившись в монитор, но и находясь прямо на месте событий?
   По правде сказать, не задумывался. Почему-то такая мысль никогда не приходила мне в голову. Хотя, она просто напрашивалась, исходя из специфики нашего реалити-шоу. Ведь оно чем-то сродни спортивному репортажу, который получается на порядок живее, когда комментатор находится на стадионе, а не в студии перед телеэкраном.
   – Репортаж прямо с места событий?.. Хм… Забавно… Как ты это себе представляешь. А, детка? – Я с интересом уставился на Латынину. – Если обмозговала, колись.
   – Да тут и обмозговывать нечего. Все уже украдено до нас… все уже пройдено до нас. – Ольга хихикнула, перегнулась через меня, сцапала с тумбочки сигареты и пепельницу. Пепельницу нахально водрузила мне на грудь. Под самый нос. Вонючую! – Цепляю гарнитуру от мобильного телефона. Выбираю место, откуда буду вести репортаж. Такое, чтобы не лезть в эпицентр, чтобы никто не подслушал, никто не мешал, но и чтобы все было видно. На случай внештаток в студии у монитора дежурит Татьяна. В любой момент может подхватить у меня эстафету. Кстати, если мы хотя бы процентов на девяносто уверены, что подстава состоится, можно минут за десять до нее дать в эфир пролог. Скажем, сегодня, когда мы будем знать, что эта Пушкина уже выдвинулась к месту событий, и испортить все может только какой-нибудь форс-мажор… – Ольга взяла короткую паузу, закурила две сигареты, одну сунула мне в губы, – так вот, Забродин, сегодня я могу взять коротенькое интервью у Светланы…
   – Не прокатит, – перебил я. – Нам не надо, чтобы кто-нибудь, увидев этот синхрон, сразу же позвонил бы Пушкиной и сообщил, что для нее в парке Победы уже расставлена ловушка.
   – А с чего ты взял, что кто-то поймет, что готовится подстава именно на Пушкину, именно на «кинологов»? Никакой конкретики. Обычные кустики, на фоне которых Светлана со своим доберманом. Отвечает на совершенно нейтральные вопросы. Вот, мол, минут через двадцать мне, бедненькой, предстоит стать жертвой мошенников, меня попытаются развести на бабло. Но я не дамся. Что-нибудь в этом духе, – с повышенным энтузиазмом дымила сигаретой Латынина. – Каково?
   – А техническая сторона?
   – Брось, Забродин! Какая там, к черту, техническая! Для интервью возьмем в «новостях» выездной микрофон. Сателлит нам не нужен, работаем с GPRS. Если для ближнего плана не подходит Квачковская камера…
   – Это универсалка, – опять перебил я.
   – Тем более. Короче, получается, для интервью нам нужен только выездной микрофон. И еще надо найти хорошую гарнитуру.
   – Хорошо. Звони звукачу, пускай ищет тебе гарнитуру. И микрофон.
   – Даешь добро?!! – возликовала Ольга, и я понял, что она сейчас расписывала мне всю эту схему, практически уверенная в том, что я, перестраховщик, сразу дам ей от ворот поворот. Ан нет, Латынина! Перестраховщиком я никогда не был – скорее, наоборот, всегда имел склонность к авантюризму.
   – Даю, детка, – улыбнулся я. – Сегодня поедем вместе. Рискнем. Почему бы и не поэкспериментировать? Тем более, что если вдруг возникнут накладки, нас, и правда, всегда подстрахует Татьяна. Давай – давай, звони звукачу.
   Довольная Ольга, пока я не передумал, поторопилась опять перегнуться через меня. Больно оперлась локтем мне о живот. Чуть не свернула пепельницу. Сцапала с тумбочки на этот раз не сигареты, а трубку домашнего телефона. Состроив сосредоточенную мордашку, принялась жать на кнопочки. Я в свою очередь включил мобильник, вызвал из памяти номер Котлярова.
   Ответил он мне емким матерным словом и недовольным:
   – Ну и где тебя носит, братишка?!! Почему не дозвониться? Почему отключен?
   – Я спал.
   Серега аж поперхнулся. А потом расхохотался.
   – Вчера я начал искать тебя в восемь утра. Закончил в полночь. Если, братишка, ты все это время проспал, настоятельно рекомендую показаться врачу.
   … Он рассказал мне, что тот чел из окружения Пушкиной, которому он «прищемил хвост», заставив работать на себя, позвонил вчера рано утром и сообщил, что Александра Сергеевна легко повелась на информацию о девочке-наркоманке, дочке богатых родителей, которая каждый вечер выгуливает в парке Победы своего добермана. Девочка, типа, уже имеет условную судимость за наркоту и остается на воле до первого, хоть самого ничтожного конфликта с законом. Для нее может оказаться губительным даже маленькое административное правонарушение. Одним словом, идеальный объект для подставы.
   Операция «Доберман наркоманки» намечена Пушкиной на сегодняшний вечер. В восемь часов она в своей «Мазде» займет позицию возле того входа в парк, через который имеет привычку отправляться на прогулку будущая жертва. Светлану Александре Сергеевне описали со всеми подробностями. Не ошибется. Да и много ли белобрысых худеньких девочек с доберманами гуляют по вечерам в парке Победы?
   Сам агент Котлярова участия в операции принимать не будет, но когда Пушкина выедет на место работы, обязательно позвонит Сергею на сотовый. Так что, можно считать, для того, чтобы учинить Александре Сергеевне грандиозную жопу, все организовано как нельзя лучше. Остается надеяться, что в ход событий не вмешаются какие-нибудь форс-мажорные обстоятельства, что Пушкина по пути к парку Победы не угодит в ДТП, и у нее не случится сердечный приступ.
   – Сам-то подъедешь? – уточнил я в конце разговора.
   – Да. Я обещал Свете.
   – Кстати, ты тогда так и не рассказал, как она тебе.
   – Ништяк, – дал емкое заключение Котляров, но, в отличие от нашего прошлого разговора, вдаваться в подробности не пожелал. – Созваниваемся в шесть.
   – Угу, – промычал я в ответ, закрыл крышечку телефона и принялся с интересом слушать, как Латынина жестко разруливает нашего звукача: