Седов Б.. Отшельник

   - А вы кого-нибудь видели? - теперь старлей обратился к шаманам.
   Те отрицательно повертели головами, и Знахарь ответил за них:
   - Это местные охотники, учат меня таежному умуразуму.
   Достав сигареты, он закурил и, присев на корточки, протянул пачку старлею:
   - Закуривай, брат!
   Сказав это, Знахарь почувствовал, как его самого передернуло от этого фальшивого обращения. По знакам отличия было ясно, что «брат» служит во внутренних войсках и наверняка разыскивает именно Семена. И «братом» Знахарю этот старлей не мог быть ни при каких обстоятельствах. Даже если бы они одновременно предстали перед апостолом Петром.
   Старлей после секундной паузы кивнул и взял сигарету.
   - Отдай остальные солдатикам, - сказал Знахарь, и старлей, взяв пачку, передал ее назад.
   - Так что там насчет беглых? - озабоченно спросил Знахарь, когда все дружно закурили, и над причалом поднялся такой дым, будто он загорелся, - понимаешь, я человек мирный, спрятался тут от цивилизации, наслаждаюсь природой, а ты говоришь - беглые… Это, значит, беглые уголовники, я правильно понимаю?
   - Правильно, - сказал старлей.
   - Вот видишь… А уголовники - они ведь грабители и убийцы. И теперь я не смогу спать спокойно. Так что мне делать?
   - А ничего особенного, - спокойно ответил старлей, - живи как обычно, а если… У тебя связь какаянибудь есть?
   - Есть.
   - Хорошо. Если что - сразу сообщай.
   - А куда сообщать-то?
   - Куда сообщать… - старлей нахмурил лоб, - а сообщать вот куда.
   Он достал из кармана ручку и блокнот.
   Написав что-то на листке, он вырвал его и протянул Знахарю.
   Знахарь взял листок и увидел шестизначный телефонный номер.
   - Это наша дежурная часть, - пояснил старлей.
   - Ваша - это, значит, армейская?
   Старлей усмехнулся:
   - Ага, армейская.
   Знахарь сделал вид, что его осенило:
   - А, понял! Это та самая зона, откуда злодеи убежали. Так?
   - Так, - ответил старлей.
   - А сколько их всего?
   - Шестеро. И все опасные, как… - старлей поморщился, - в общем - опасные рецидивисты.
   - Рецидивисты… Понимаю… - Знахарь сделал серьезное лицо, - понимаю.
   - Ну, ты особенно не нервничай, - успокоил его старлей, - у тебя вон люди имеются, со стволами. Собачки есть?
   - Есть.
   - Тоже хорошо. Так что отдыхай спокойно. А если что - звони.
   Старлей повернулся к сидевшему у мотора солдату и кивнул ему. Солдат встал и двинул ногой по стартеру, торчавшему из двигателя, как на мотоцикле. Мотор застучал, а старлей, снова повернувшись к Знахарю, сказал:
   - Ну, будь здоров, дачник!
   И усмехнувшись, добавил:
   - Бедный…
   Вернувшись в дом, Знахарь взглянул на Семена, который полулежал в кресле и выжидательно смотрел на вернувшихся, и сказал:
   - По твою душу приезжали.
   - Я понял, - ответил Семен.
   - А раз понял, - и Знахарь сел на свое место, - тогда рассказывай.
   Афанасий с Макаром тоже уселись к столу, и Семен, вздохнув, сказал:
   - Что ж… Придется рассказывать. Раз ты меня не сдал, теперь я тебе должен.
   - Ты мне ничего не должен, - неприятным голосом ответил Знахарь, - мне должники не нужны. Это может быть у вас, уголовников, принято на людей долги вешать, а я другой человек.
   - Понятно… - Семен снова вздохнул, - только вот рассказ будет короткий.
   - Пусть короткий, - согласился Знахарь и взялся за бутылку с пивом, - мы ведь тут не байками тешиться собрались, верно?
   - Верно. В общем, дали мне пожизненное. Я уже приготовился сидеть в клетке, знаешь, как по телевизору показывают - чуть в дверь стукнули, сразу к стенке и крестом раскорячивайся. Ну, мне, пока я под следствием сидел, один старый зек рассказал, как себя вести, чтобы хоть как-то облегчить… Короче - все, думаю, жизнь кончилась. Пять суток везли куда-то, потом выгрузили, и все оказалось совсем не так, как я ожидал. Какой-то пионерский лагерь строгого режима. Ни тебе охраны, то есть - охрана, конечно, имеется, вышки, проволока, солдатики с пулеметами, все как положено, но в зоне - полная свобода. Зато везде видеокамеры, даже над каждым очком в сортире! И вообще… Все молчат, никто друг с другом не разговаривает, а начальник зоны этой, Штерн его фамилия…
   При упоминании фамилии Штерна Афанасий заерзал, и Знахарь, посмотрев на него, спросил:
   - Что там у тебя?
   - У меня? - удивился Афанасий, - не знаю, иголка, что ли, в штаны попала, колет…
   - А-а-а… - Знахарь повернулся к Семену, - и что начальник?
   - Он меня вызвал и говорит: тебе пожизненное за счастье было бы, а теперь ты, говорит, мой раб, и твоя жизнь ничего не стоит. Ты, говорит, теперь как вещь, и единственная свобода, которая у тебя есть - это повеситься.
   И Семен рассказал обо всем, что творится на этой «зоне», дойдя наконец и до истории со своим побегом:
   - В общем, на следующий вечер мы и дернули в тайгу. Как бежали, не важно, а вот то, что мне Портной рассказал в тайге, уже интересно. Он мне всего рассказать не успел, потому что на следующий день, когда мы переправлялись через реку, чтобы след сбить, все утонули. Я один остался. Да-а-а… А через пять дней поскользнулся на мокрой коряге и вывихнул ногу. Целую неделю полз, как Мересьев, ну, а дальше сам знаешь.
   Знахарь медленно покачал головой, думая о чем-то, потом спросил:
   - Так что тебе Портной рассказал?
   - Я же говорю, что он только начал рассказывать, у нас там времени лясы точить не было, нужно было ноги делать… Но кое-что успел. Он сказал, что эта зона вроде как учебный центр, в который собирают самых опасных преступников, приговоренных к вышке и к пожизненному, и, чтобы такие ценные кадры не пропадали зря, готовят их особым образом и делают из них вроде как роботов. Даже будто какую-то операцию на голове делают. А потом переводят их в секретную воинскую часть, кстати - ты видел на реке пароходик без окон, серый такой?
   Знахарь задумался и ответил:
   - Вроде видел… Да, точно видел.
   - Вот. На этом пароходике их и перевозят в эту воинскую часть, а что дальше, я не знаю. Портной не успел рассказать.
   - Так… - Знахарь налил себе пива, - зомби, говоришь… А ведь интересное дело получается! Осужденные - они вроде как государственная собственность. И, если ими так распоряжаются, значит, это государственное дело. И зачем же нашему родному говернменту эти зомби?
   - Чему? - одновременно спросили Тимур и Семен.
   - Правительству, - усмехнулся Знахарь, - это поанглийски.
   Он посмотрел на Семена и спросил:
   - Ну, как твоя нога?
   - Да ничего, побаливает, но уже гораздо лучше, чем было.
   - А ну-ка встань! - скомандовал Знахарь.
   Семен, кряхтя, поднялся и медленно выпрямился.
   - Идти сможешь?
   Семен пожал плечами и сделал несколько осторожных шагов, сильно припадая на больную ногу.
   - Ты знаешь, - удивленно сказал он, - гораздо лучше!
   Знахарь посмотрел на Афанасия, и тот, довольно сморщившись, сказал:
   - Таежная медицина, однако. Через два дня бегать будет.
   Тимур засмеялся:
   - Нет, ты понял, каких я тебе ценных кадров привел?
   - Понял, понял, - Знахарь тоже засмеялся, - тоже мне, начальник отдела кадров!
   - А что, - Тимур приосанился, - могу, если захочу. Но не захочу. У меня от бумаг голова болит.
   - Вот и хорошо, - сказал Знахарь.
   - Что хорошо? - спросил Тимур, - что голова болит?
   - Нет, - ответил Знахарь, - хорошо, что Семен через два дня бегать будет.
   - А что будет через два дня? - поинтересовался Семен, осторожно опускаясь в кресло.
   - Да так, ничего особенного, - Знахарь пожал плечами, - может, прогуляемся по лесу, может - еще что-нибудь. Тимур, там еще пиво есть?
   - А как же! - ответил Тимур и, встав, направился к холодильнику.
 

* * *

 
    На следующий день Афанасий с Макаром с самого утра ушли в лес, и мы остались втроем. Полдня прошло в спокойной ленивой полудреме, но, как только мы сели к обеденному столу, Кусай и Жучка опять навострили уши, и опять это оказался долбаный военный катер. Но на этот раз солдатиков на нем сидело всего двое, зато офицер был - аж целый майор.
    Нормальный такой майор внутренних войск, с тугим брюхом, тяжелой мордой и наглыми глазами. Я стоял на причале, лениво поигрывая помповиком, и смотрел, как он, побагровев сытым загривком, выбирается из катера, причалившего рядом с белым «Ништяком».
    Наконец майор влез на причал и выпрямился.
    Посмотрев на мой «моссберг», он одобрительно кивнул и сказал:
   -  Хорошее ружьецо. А вы всегда так гостей встречаете?
   -  Это смотря каких, - ответил я, - если таких, про которых вчера ваши солдатики рассказывали, то именно так, и не иначе.
   -  Но я-то вроде из других, - сказал майор, усмехнувшись.
   -  Кто знает, - задумчиво ответил я, - всякие бывают… Их еще «оборотнями в погонах» называют.
   -  Ну, это вы зря, - майор полез в карман, - я могу удостоверение показать.
   -  Да ладно, - я засмеялся, - бросьте! А кроме того, удостоверение состряпать, сами знаете, - раз плюнуть. Чему обязан?
   -  Да в общем-то ничему, - майор перестал рыться в кармане и посмотрел на мой дом. - Хороший дом…
   -  … хорошая жена, - что еще нужно человеку, чтобы достойно встретить старость? - продолжил я, и мы рассмеялись.
    Причем оба - фальшиво.
    Я видел, что майор этот - подонок. А он видел, что я это видел. То есть, как говорится: я знаю, что ты знаешь, что я знаю. Примерно так.
    Но играть нужно было правильно, и я, радушно поведя рукой в сторону дома, спросил:
   -  Как насчет чайку? Вы ведь поговорить приехали, так оно под чаек-то сподручнее.
   -  И то верно, - сказал майор и пошел вслед за мной во двор.
    В дом я его приглашать не собирался, и для этого было две причины.
    Первая - Семен, а вторая - я не хотел, чтобы в мой дом входили всякие сволочи, особенно такие, после которых остается гнусная казарменно-лагерная вонь. Этот запах был слишком хорошо знаком мне, да и вообще - самым большим желанием в этот момент у меня было всадить заряд картечи в жирное майорское брюхо. Лично мне он ничего не сделал, но я был готов отдать все свои металлокерамические зубы за то, что он этого заслуживал.
    Несмотря на кровожадные мысли, я гостеприимно провел майора к большому уличному столу и усадил его на скамью, предварительно смахнув с нее мусор еловой лапой.
   -  Тимур! - крикнул я, повернувшись к дому.
    Дверь открылась, и на крыльце, зевая, появился Тимур, который умело притворился ленивым слугой.
   -  Чего надо? - пробурчал он и почесал яйца.
    Я понял его игру и чуть не рассмеялся.
   -  Чего надо? Чаю надо, вот чего, - сказал я, - поставь самовар.
   -  Самовар им, - недовольно пробормотал Тимур, но спустился с крыльца и, лениво переставляя ноги, пошел в сарай за шишками.
   -  Я вижу, работничек у вас еще тот, - крякнул майор, - ну, да я таких быстро перевоспитываю. Через неделю они у меня начинают бегать, как Валерий Брумель.
    Я посмотрел на майора и понял, что это была одна из армейских шуток, вроде того, что копать нужно отсюда и до обеда.
   -  Какой есть, - я вздохнул и пожал плечами.
    Тимур вышел из сарая, неся перед собой полный мешок шишек.
   -  Ты бы их вообще все принес, - фыркнул я, сдерживая смех, - не мог сколько нужно взять, что ли?
   -  А не во что, - ответил Тимур и снова зевнул.
    Майор посмотрел на него, как кот на мышь, и повернулся ко мне.
   -  Вы сказали, что вчера солдатики приезжали…
   -  А то вы не знаете, - ответил я, - солдатикито ваши были, верно?
   -  Верно. Ну, я для проформы еще раз спрошу - несколько дней назад ничего подозрительного не видели? Людей каких-нибудь…
   -  Ну, я вам для проформы и отвечу: нет, не видел. Мы, бедные дачники…
   -  Знаем-знаем, - майор засмеялся, - вчера мой старлей эту вашу присказку передал, так я долго смеялся.
    И майор выразительно покосился на мой дом.
   -  Бедные дачники… Нет, я не возражаю, просто такой домик… Сколько он по фундаменту?
   -  Двести восемьдесят метров, - небрежно ответил я, зная, что такая площадь постройки вызовет уважение у кого угодно.
   -  Ого, - майор сдвинул фуражку на затылок, а потом и вовсе снял ее и положил на скамью рядом с собой, - это серьезно.
   -  Нормально, - сказал я, тоже посмотрев на дом.
    Сказать по правде, я очень любил смотреть на него, и с каждым разом мой дом нравился мне все больше и больше.
   -  Обидно будет, если на такой дом нападут беглые зеки, - сочувственно сказал майор.
    Ах, вот оно как…
    Ты, подонок, решил меня попугать! Ну ладно, посмотрим, кто кого испугает.
   -  А что бы им нападать-то? - я сделал вид, что удивился.
   -  Ну, как что… Психология обреченного преступника непонятна нормальному человеку.
    Эту фразу майор наверняка вычитал в какой-нибудь книжке. Это было просто написано на его тупой, хитрой и жестокой морде. Он посмотрел на меня, чтобы увидеть, какое впечатление произвело столь «умное» высказывание, и я с пониманием кивнул.
   -  Им что нужно, - авторитетно сказал майор, - во-первых, еда. В тайге жрать нечего, так что первым делом - пища. Потом - одежда. Нужно сменить внешний вид. Потом - деньги, чтобы иметь возможность нормально передвигаться. И они не просят об этом хозяев. Они отбирают. А хозяев, между прочим, убивают, чтобы не оставалось свидетелей.
    Майор посмотрел на меня особым взглядом, который у него, наверное, считался проницательным, и спросил:
   -  Точно никого не видели?
    Ах ты тварь! Хочешь меня на такую дешевку взять…
   -  Нет, никого, - твердо ответил я.
   -  А то ведь как оно бывает еще… Они, например, сидят сейчас в доме и держат нас на мушке. А если что не так - сразу начнут стрелять.
   -  Но я-то ведь тоже при оружии, - усмехнулся я и с лязгом передернул затвор «моссберга», который до сих пор задумчиво держал в руках.
    Патрон выскочил на землю, и было видно, как на его место встал другой. Помповик при этом случайно оказался направлен прямо в грудь майору. Я положил палец на спуск и, сказал:
   -  Вот так! Нажимаешь, и злодея как не было.
    Майор кашлянул и с усилием отвел взгляд от ствола «моссберга», смотревшего прямо на него.
   -  Ну, это я к примеру сказал.
   -  А… Ну, если к примеру, тогда другое дело.
    Я отвел ствол в сторону и сказал:
   -  А вообще, если говорить о примерах, то… Ну, скажем, сообщник беглецов специально построил этот дом, чтобы обеспечить укрытие. И они, как вы сказали, сидят сейчас там, за занавесками, и посмеиваются. Такой вариант вы рассматривали?
    Майор покосился на «моссберг» и, криво улыбнувшись, ответил:
   -  Такой… Ну, что вам сказать…
    Он посмотрел мне в глаза, и его взгляд так и лучился искренностью.
   -  И такой рассматривали, что греха таить, - решительно ответил он с интонацией, типа «где наша не пропадала», - но, понимаете, это ведь нерентабельно. Вряд ли те пятеро беглых того стоят.
   -  Не скажите, - возразил я и поставил дробовик на землю, прислонив его стволом в скамье.
    Майор вздохнул с явным облегчением и даже не попытался скрыть этого.
   -  Не скажите, - повторил я, - все зависит от того, насколько ценными для преступного сообщества являются беглецы. Я слышал разные истории. Да вы и сами знаете, что на освобождение некоторых людей их преступные коллеги, находящиеся на свободе, иногда тратят сотни тысяч, а то и миллионы долларов.
   -  А вы умный человек, - майор выдал фразу из специального разговорника, предназначенного для завоевания доверия.
    Знаем, проходили.
   -  Да, я не дурак, - ответил я, в это время из дома вышел Тимур, и я повысил голос, - не то что мой работник.
   -  Что вы все - дурак да идиот, - пробурчал Тимур, заглядывая в топку самовара, - не нравлюсь, так и скажите. Могу и уйти, а кто вам тогда будет судно выносить?
    Вот сволочь, подловил-таки!
    Я чуть не заржал, как последний кретин, но сдержался и ответил:
   -  Ладно, не обижайся. Ты извини, но у нас с господином майором важный разговор.
   -  Секретный, что ли? - тупо спросил Тимур.
   -  Да, секретный, - серьезно ответил я.
   -  Ну, так бы и сказали, что секретный, что ж мы не понимаем, что ли… - сказал Тимур и поканал в дом.
    И где он только такую походочку подцепил?
    Натуральный недоумок!
    Я посмотрел ему вслед и сказал майору:
   -  Я вообще-то американец, так что информирован о многих вещах.
   -  Американец? - майор удивился, - а здесь-то откуда?
   -  Устал от бизнеса, - коротко ответил я.
    И тут же увидел, как в глазах майора завертелись колесики арифмометра, и считал этот арифмометр мои деньги. Понятное дело - американец, бизнесмен, дом в триста метров на берегу Оби - может, и ему что отломится… А может быть, он просчитывал другие варианты, гораздо более неприятные для меня? Нужно держать ухо востро.
   -  Борис Тимофеевич помог мне с подрядчиком, и вот, - я показал на дом, - представляете, за тридцать два дня построили!
   -  Борис Тимофеевич Вертяков? - уточнил майор.
   -  Он самый, - подтвердил я, - а вы знакомы?
    Это был контрольный вопрос, и я внимательно смотрел на майора.
   -  Обязательно, - ответил он, - по долгу, так сказать, службы. С главой администрации района у нас прямая связь.
    По его глазам было видно, что у них имеется и обратная связь, и еще кое-какая, о которой он будет молчать, как партизан.
    За оградой послышался веселый собачий лай, и во двор ворвались Кусай и Жучка. Увидев незнакомого человека, они притормозили и осторожно подошли к майору. Обнюхав его брюки, обе собаки заворчали, а у Кусая на загривке поднялась шерсть.
   -  Не любят посторонних, - сказал я.
    Собаки отошли, оглядываясь на майора, а я подумал: они ведь наверняка его казенную вонь почуяли, поэтому и недовольны.
    В воротах показались Афанасий с Макаром, и майор, увидев их, удивленно воскликнул:
   -  Какая встреча!
    Афанасий замедлил шаг, и на его сморщенном лице появилась подобострастная улыбка. Вот это номер! Интересно…
   -  Здрасьте, товарищ майор, - вежливо сказал Афанасий и - вот дела - поклонился!
    Не в пояс, конечно, но слегка согнул спину, не сводя глаз с майора. Это что-то новенькое… Что же будет дальше? А дальше майор посмотрел на него взглядом, в котором я увидел власть. Власть майора над Афанасием. Их что-то связывало, но что?
    Это было интересно и наверняка важно, но я изобразил радостное удивление:
   -  Так вы знакомы? Ну, тогда, значит, правду говорят, что мир тесен!
   -  Да, мир тесен, - сказал майор, - не знаешь, где и встретишь старого знакомца. Как живешь, Афанасий?
    Тот сморщился в улыбке еще больше и с готовностью ответил:
   -  Хорошо живу, товарищ майор, хорошо! Вот Майклу помогаю в тайге бывать, - он кивнул на меня, не сводя, впрочем, глаз с майора.
    Да что же это такое!
    Что тут еще за тайны мадридского двора?
    Ну ладно, подумал я, вот майор уберется, я из тебя всю душу вытрясу. Понятное дело, я не собирался делать Афанасию ничего плохого, но нужно было узнать у него все, что касается этого подонка в форме.
    Самовар закипел, и я с неудовольствием подумал о том, что сейчас мне предстоит вести задушевные беседы с майором, но один из солдат, сидевших в лодке, встал и крикнул:
   -  Товарищ майор! На связь!
    Майор чертыхнулся и, выбравшись из-за стола, поспешил к катеру.
    Несколько минут он разговаривал с кем-то по рации, затем вернулся и расстроенно развел руки:
   -  Не получится с чаем. Вызывают.
    У меня прямо камень с души свалился, но, выразив лицом сожаление, я встал и, заложив руки за спину, чтобы избежать прощального рукопожатия, сказал:
   -  Понимаю. Служба.
    Майор кивнул, потом бросил на Афанасия многозначительный и даже, как мне показалось, угрожающий взгляд, затем снова посмотрел на меня и, сладко улыбнувшись, сказал:
   -  Очень жаль… Ну, как-нибудь в другой раз.
    Потом он решительно повернулся к нам спиной и пошел к причалу.
    Через несколько минут катер скрылся за поворотом.
    Я еще постоял немного, глядя на реку, затем сел на место и крикнул:
   -  Отбой, вылезайте!
    Дверь дома открылась, и на пороге показался Тимур, который тупо огляделся и скучным голосом спросил:
   -  Звали, хозяин?
    Я рассмеялся и ответил:
   -  Так что ты там про судно говорил? Иди сюда, разберемся!
    Тимур спустился с крыльца и подошел к самоварному столу, а Афанасий, который так и стоял на том месте, где его застала короткая и непонятная для меня беседа с майором, сказал:
   -  Я для Семена палку вырезал.
    И показал нам корявую и сучковатую палку, которая, впрочем, выглядела, как экспонат выставки предметов народного творчества. Вкус у него был - ничего не скажешь.
    Тимур взял у него палку и направился в дом. Через минуту на крыльцо вышел Семен, который опирался на палку и вроде бы не так уж и хромал. Видать, помогла ему народная медицина.
    Мы уселись вокруг стола и стали наливать себе чай.
    Насыпав себе сахару, я размешал его и, повернулся к Афанасию:
   -  Ну, давай, Афанасий, рассказывай.
    Он даже не поинтересовался, о чем рассказывать, а только нахмурился и уставился в чашку. Было видно, что в его остякской голове так и бродят таежные мысли. Побродив там несколько минут, они, видимо, собрались в какую-то ясную конструкцию, потому что Афанасий вздохнул, поднял голову и сказал Макару какое-то короткое непонятное слово.
    Макар, ничего не ответив, встал и скрылся в сарае.
    Афанасий долго смотрел ему вслед, затем произнес, глядя прищуренными глазами куда-то вдаль:
   -  Ты, Майкл, про майора узнать хочешь, увидел, как он на меня смотрел. Хорошие у тебя глаза, однако, все видят…
    Он помолчал и начал свой рассказ, который прерывался долгими паузами, иногда принимал форму народного эпоса и был обильно уснащен магическим словом «однако». Слушать Афанасия было трудно, он явно не говорил всего, но из того, что он счел нужным сообщить, сложилась не очень приятная картина.
    Когда-то Афанасий совершил что-то противозаконное, и этот самый майор, фамилия которого была, кстати, Ловушко, поймал его. А поймав, пошевелил своими вертухайскими мозгами и решил, что от Афанасия будет гораздо больше пользы, если вместо того, чтобы сидеть на зоне, он будет докладывать майору о том, что происходит в здешних местах. Выхода у Афанасия не было, и он стал майорским агентом. Шпионом. Стукачом, короче.
    За все время, а прошло около пяти лет, Афанасию удалось ни разу не взять греха на душу. Он действительно время от времени сдавал майору Ловушко кого-нибудь, но это были люди, которые на самом деле заслуживали наказания. Некоторых из них, судя по рассказу Афанасия, нужно было просто грохнуть на месте. Например, одного томского деятеля, который стрелял в оленей обездвиживающим шприцом, а затем вырезал у них один глаз. Второй он оставлял из своеобразной гуманности, чтобы зверь мог жить дальше. Эти оленьи глаза он продавал доверчивым идиотам, убеждая их в том, что это самое лучшее народное средство для борьбы с близорукостью. Дескать, у местных охотников такое хорошее зрение именно потому, что они постоянно поедают оленьи глаза.
    Он изуродовал около двухсот пятидесяти оленей, прежде чем Афанасий вычислил его и сдал майору. Вообще-то сдавать его нужно было ментам, а не майору с зоны, но не зря ведь у Ловушко была такая фамилия. Наверное, он не мог жить без того, чтобы кого-нибудь не поймать. Потом он все-таки передал этого таежного окулиста ментам, но перед этим потешился вдосталь. Тому дали срок, а майор от всего своего вертухайского сердца подарил Афанасию бутылку водки, которую тот выкинул в Обь.
    Собственно, в том, что Афанасий сдал майору этого урода, не было ничего предосудительного. Нормальное действие нормального человека. Но майор хотел, чтобы Афанасий доносил на своих друзей, которые от голодухи да от бедности браконьерили помаленьку, а вот этого Афанасий сделать не мог из простой человеческой порядочности.
    Майор грозил Афанасию, но тот только разводил руками и притворялся тупым хантом. Хантомто он, конечно, был, это медицинский факт, но тупым я его назвать никак не мог. За месяц знакомства я понял, что этот молчаливый лесной человек со сморщенным лицом обладает незаурядной природной смекалкой, и, если бы его жизнь в свое время повернулась иначе и он поступил бы в какой-нибудь институт, то, глядишь, через сколько-то лет появился бы очередной академик. Но, как говорится, что выросло, то выросло.
    Примерно так и проходило сотрудничество следопыта с майором, но майору хотелось другого. Он мечтал поймать кого-нибудь из богатых, чтобы потом доить их, но такие не попадались. Подозревая, что они откупаются от Афанасия, и таким образом деньги проходят мимо его кармана, Ловушко обещал несчастному охотнику, что даст ход тому уже почти забытому делу, стращал его тем, что, дескать, у него до сих пор лежат какие-то вещественные доказательства, что он может посадить Афанасия в любой момент, но следопыт оставался тверд и, тупо глядя в землю, пожимал плечами и обещал поймать всех. Кого именно, он не говорил, но - всех.
    Майор в очередной раз плевался, матерился и отпускал Афанасия восвояси.
    А когда разговор дошел до момента, касавшегося пребывания в моем доме беглого зека, я понял, что на Афанасия можно положиться во всем. Он ведь мог моргнуть майору, и Семену пришел бы конец, но он этого не сделал.