Аарон промолчал. Он решил, что любая ответная реакция может поощрить полковничью инсценировку сумасшествия – чем еще, кроме этого, можно было объяснить нелепое отрицание того факта, что полковнику известно о родственных отношениях между ним и Сьюзен.
А полковник со все возрастающей настойчивостью повторял свой вопрос: откуда он мог это знать? как могло случиться, что он этого не знал? Поскольку Аарон хранил молчание, полковник попытался шире сформулировать вопрос: что здесь вообще, черт возьми, происходит? Опять не добившись ответа, он перешел к угрозам:
– Ко мне едут друзья, они будут здесь с минуты на минуту. Эти люди вооружены и, могу вас уверить, без колебаний пустят оружие в ход.
– У вас нет друзей, – сказал Аарон. – Есть только подхалимы, лакеи или карьеристы, ищущие протекции. Сомневаюсь, чтобы они решились предпринять серьезные усилия ради вашего спасения.
Растерянное выражение, промелькнув на лице полковника, вновь сменилось маской самоуверенности.
– Возможно, в эту самую секунду Рэнди держит вас на мушке. Он может показаться недотепой, но стрелок он первоклассный.
– Неужели? – Аарон поднялся, сунул кольт в карман и, зайдя за кресло полковника, развернул его так, чтобы он мог увидеть кушетку, на которой покоился его слуга. – Боюсь, его глаз утратил былую меткость.
Полковнику потребовалось несколько мгновений, чтобы переварить это зрелище, после чего он вывернул шею, пытаясь заглянуть в лицо Аарона.
– Чего вы хотите? – произнес он с интонацией, резко отличной от той, с какой та же фраза прозвучала в самом начале беседы.
Аарон развернул его кресло к камину.
– Как я уже говорил, я хочу услышать объяснение ваших поступков.
– Если вы о том, что она называет насилием, я... – Полковник прервался и продолжил после того, как Аарон, выйдя у него из-за спины, стал рядом с камином. – Я должен заметить, что ваша кузина не совсем точна в описании данного инцидента. Эта, безусловно, порядочная и искренняя, женщина в то же время склонна выдумывать истории, своего рода ложные воспоминания, предохраняющие ее от чувства вины – на мой взгляд, совершенно необоснованного – из-за не освященной браком физической близости с мужчиной.
– Я не вижу, каким образом ее внебрачная связь могла отразиться на воспоминаниях о ваших поступках.
– В тот вечер мы слишком разгорячились, – сказал полковник. – У нее возникли ко мне претензии по одному вопросу, и мы поспорили, но дальнейшее происходило по обоюдному согласию. Во всяком случае, она не дала мне повода в этом усомниться.
Аарон помешал угли кочергой, которую обнаружил на подставке рядом с камином, а когда огонь вновь разгорелся, подбросил в него большое полено.
– Это истинная правда... Клянусь! – сказал полковник.
– А угрозы? – спросил Аарон, продолжая возиться с дровами. – Ограничение свободы действий? Это все тоже ложные воспоминания?
– Я был вне себя. Совсем потерял голову. Мой бог, я был в нее влюблен! И я до сих пор ее люблю! Случалось, я вел себя не лучшим образом, я это признаю. Люди часто ведут себя неразумно, когда они влюблены... особенно, если у них не ладятся отношения с любимым человеком.
– В письмах ко мне кузина рассказывала о нескончаемых притеснениях, о муже-тиране, чья бесчувственность разнообразится лишь приступами жестокого самодурства. И вы предлагаете мне считать это все продуктами ее воображения? Право же, я не настолько глуп, сэр. И я не принадлежу к числу голодных псов, которые вертятся у вашего стола в надежде поймать случайно упавший кусок. Кузина не стала бы мне лгать.
– Постойте! – вскричал полковник. – О каком муже идет речь?
Аарон проигнорировал этот возглас. Последние из его собственных слов неожиданно посеяли в нем сомнения. А что если все, о чем писала Сьюзен, было такой же выдумкой, как и ее нежные чувства к нему?
Нет, он не мог в это поверить! Она солгала о своих чувствах, потому что не видела иного способа вырваться из удушающей атмосферы ненавистного брака; сама эта ложь стала возможной лишь потому, что ее нравственные устои были подорваны пагубным влиянием полковника.
– Расскажите мне о Карраскеле, – сказал Аарон. – Интересно будет услышать, как вы интерпретируете этот свой поступок.
– О чем вы говорите? – Полковник в очередной раз изобразил удивление.
– Должен ли я понимать это так, что вам ничего не известно о любовнике моей кузины и о его убийстве?
Полковник, похоже, начал впадать в истерику.
– Что вы несете? Да что с вами, черт побери?!
В глубине дома раздался телефонный звонок; полковник бросил быстрый взгляд в направлении звука.
– Это мои друзья, – сказал он. – Вероятно, хотят сообщить, что едут сюда.
– В таком случае пора заканчивать нашу беседу. – Аарон поднял кольт.
– Нет, подождите! Никто не должен приехать. Телефон умолк.
– Допустим, что так, – сказал Аарон. – Но звонивший может подумать, что с вами что-то случилось, и решит проверить. – Он взял лежавшие на полу рядом с креслом обрывки электрошнуров. – Пожалуй, мне пора.
– Послушайте! – крикнул полковник громовым голосом – тем самым, что наводил страх на служанок в его гаванском особняке. – Вся эта ерунда насчет любовника... и насчет убийства: если она сказала вам, будто я замешан в чем-то подобном, – это чистейшей воды ложь!
– Сейчас я свяжу вам ноги, – сказал Аарон. – Если начнете брыкаться, я вас застрелю. Вы меня поняли?
– Понял, – сказал полковник.
Связывая ноги полковника, Аарон внезапно испытал страх, не имевший отношения ни к будущему – то есть к тому, что он готовился совершить, – ни к каким-либо конкретным обстоятельствам прошлого. Это был страх сам по себе, Страх Собственной Персоной, склонившийся над его плечом с намерением оказать посильную помощь; фантом, который принял его облик и пародировал его движения, напоминая о том, что скоро он должен вступить в сумрачные сферы, где очень многие бывали до него, но лишь немногим удавалось преуспеть. Он засунул свободные концы шнура под петли, стягивавшие лодыжки полковника, и вернулся к камину, пламя в котором набрало силу, с аппетитом поглощая свежую пищу.
– Вы не хотите меня слушать? – Полковник попытался приподняться в кресле, глаза его были широко открыты, губы дрожали. – Вы должны меня выслушать! Вы совершаете ошибку!
– Ошибку в свое время совершила Сьюзен, – Аарон пошевелил дрова кочергой, – и сейчас я ее исправляю.
– Сьюзен?! Какая Сьюзен?! – завопил полковник. – Что еще за Сьюзен?
– Не трудитесь, полковник. Эта жалкая уловка не сработает.
Возникшая после этих слов пауза завершилась вопросом полковника:
– Скажите, кто я, по-вашему, такой?
Аарон был занят дровами. От камина исходил сильный жар, но сердце его было сковано льдом. Языки пламени вздымались и опадали в завораживающем ритме, притягивая к себе его взор.
– Я майор, – сказал полковник. – Майор. Рэймонд Борчард. Так меня зовут. За кого вы меня принимаете?
– Как вы скромны, понижая себя в звании! Не ожидал от вас такого самоуничижения. – Он повернулся к полковнику: – Вы хотите знать, за кого я вас принимаю? Я принимаю вас за чудовище самой распространенной, но при том самой опасной разновидности. Чудовище, неспособное осознать свою собственную гнусную сущность.
– Послушайте, что я вам скажу. Ради бога, попытайтесь меня понять! – Полковник, подавшись вперед, заговорил медленно и отчетливо. – С вами творится что-то неладное. У вас изменилась манера речи, и потом эта путаница с именами... Вы не реагируете на мои слова! У вас, должно быть, помрачение рассудка!
Аарон рассмеялся:
– Моя кузина лгунья, а сам я... Как, по-вашему, выходит? Психический больной? Сумасшедший? Столь примитивный тактический ход недостоин выпускника военной академии.
– Я не учился в академии! – воскликнул полковник. – Я окончил военный колледж в Чарлстоне! Неужели не понимаете? Я не тот, за кого вы меня приняли!
– И вам ничего не известно о Сьюзен? О ее семье: Лайлах из округа Бекингем, штат Виргиния? О ее кузене Аароне?
– Нет, – тупо пробормотал полковник, а затем повторил уже громче: – Нет!
– Однако совсем недавно вы меня узнали, разве не так?
Аарон подумал, что если бы руки полковника не были связаны, он сейчас схватился бы за голову в отчаянии, не имея возможности предъявить встречный аргумент. Полковник откинулся в кресле и простонал:
– Да ты совсем свихнулся, черт тебя дери!
Неожиданно в разговор вступил, сразу завладев вниманием Аарона, еще один голос, не принадлежавший полковнику. Он зазвучал в голове Аарона, который сперва принял его за голос совести, – впечатление было такое, будто к нему обращается некий призрак, выплывший из-за кулис его сознания с требованием немедленно отречься от персонажа этой драмы и признать свою роль неудачной. Обладатель голоса, кто бы он ни был, проявлял чрезвычайную настойчивость, и Аарон почувствовал: еще немного, и он будет сметен этим мощным натиском. Затем он услышал и собственный голос, говоривший с вульгарным акцентом, столь непохожим на речь, свойственную людям его круга:
– Держись от нее подальше – иначе твое дело хана!
– Согласен! – с готовностью отозвался полковник. – Богом клянусь, я оставлю ее в покое!
– А с какой стати я должен тебе верить? – спросил голос. – Где гарантии, что это не блеф из-под пушки?
– Я готов дать письменные гарантии. Составьте текст, который вас устроит, я его подпишу!
– Так не пойдет. Ты наверняка скажешь своим дружкам-копам, что расписался под принуждением.
Некоторое время оба молчали, а затем голос спросил:
– У тебя есть видеокамера?
На сей раз полковник откликнулся с меньшей охотой:
– Есть, цифровая. Она в кабинете, лежит рядом с компьютером... А для чего она вам?
– Я вроде придумал, как взять тебя в оборот. Окружающий мир поплыл в глазах Аарона; туманная пелена накрыла пятна света и тьмы, преобразовав их в череду неясных образов и незнакомых предметов. Аарону казалось, что он стремительно уменьшается в размерах, проваливаясь в бездонную пропасть собственного сознания. Неимоверным напряжением воли он попытался вытеснить из себя чужеродный призрак, и после короткой схватки внутренний голос начал отступать, слабея и опускаясь до шепота, а мир вновь обрел четкие узнаваемые очертания. Теперь он чувствовал сильнейшую усталость, по телу пробегала дрожь, словно он только что очнулся от кошмарного сна, однако вид пляшущего в камине пламени оказал на него благотворное действие.
– Для чего вам нужна камера? – повторил свой вопрос полковник.
– Она мне не нужна. – Аарон прислушивался к себе, еще не до конца уверенный в том, что приступ миновал.
– Я не знаю, что у вас на уме, – сказал полковник, – но я готов выслушать ваши предложения. Я согласен на...
Без всякой цели, единственно с намерением как-то прервать излияния полковника, Аарон подцепил кочергой одно из пылающих поленьев и выкатил его из камина на дощатый пол комнаты. Доски были покрыты лаком, и пламя тут же приобрело красивый голубоватый оттенок.
– Что вы делаете? – Полковник уставился на полено с изумлением и ужасом, словно его присутствие на полу было невиданным кощунством.
– Поддерживаю огонь, – сказал Аарон, вполне довольный содеянным. – Я что-то продрог.
Он вытащил из камина второе полено и проволок его по периметру комнаты, одну за другой поджигая портьеры. Полковник негодовал, умолял и сыпал проклятиями. Пол перед камином уже горел вовсю, пламя по портьерам поднялось к потолку, и в комнате наступило подобие адского рассвета, сопровождаемого жадными чавкающими звуками, с которыми огонь пожирал свою добычу. Предприняв яростное усилие, полковник вывалился из кресла и попытался, извиваясь на манер червяка, ползти по гладким доскам, однако этот способ передвижения оказался малоэффективным. Капли горящей смолы падали с потолка; некоторые из них попали на вязаный коврик, и тот в мгновение ока превратился в магический огненный круг. Дым плотными слоями скапливался в углах. Полковник приподнял голову, посмотрел на Аарона, стоявшего неподалеку от входной двери, и закричал, причем с каждой последующей фразой в голосе его нарастало отчаяние:
– Чего ты хочешь? Я сделаю все... все, только скажи! Чего ты хочешь?!
Робкий побег милосердия пробился сквозь каменную кору, покрывшую сердце Аарона, но тотчас завял в окружающем его безвоздушном пространстве.
– Задайте свои вопросы той, кто меня прислал. Задайте их Сьюзен.
Полковник снова начал извиваться на полу, в результате продвинувшись всего на несколько дюймов, а потом заговорил, торопливо выплевывая слова:
– Я расскажу тебе о Сьюзен... расскажу всю правду. Только вытащи меня отсюда!
– Вы признаете свою вину? Запинаясь, полковник выдавил из себя:
– Да... да! Я готов рассказать все.
– Тогда говорите быстрее. Пламя не ждет. Надежда покинула полковника, как и остаток сил.
– Пристрели меня! – попросил он.
С умоляющим взором и печально повисшими усами, в клетчатом купальном халате, он выглядел жалким клоуном – нелепая фигура, намертво застрявшая на сцене во время первого и последнего представления апокалипсической оперы, чья веселая трескучая музыка все увереннее перекрывала стенания полковничьего тенора. Огонь слизывал смолу с потолочных балок; два кожаных кресла рядом с полковником начали тлеть. Он напрягся и прополз еще несколько дюймов.
– Ради бога, пристрели меня! Не оставляй меня так! Уже выходя из дома, Аарон услышал последние слова полковника, обращенные к инстанциям этого мира.
– Вернись! – крикнул он. – О боже! Вернись! Аарон быстро шел по тропе под гору, не смея остановиться и взглянуть со стороны на дело своих рук. С каждым шагом, с каждым взглядом на темный настороженный лес, с каждым вдохом сырого холодного воздуха он ощущал, как укореняется внутри него паразит: убийство темной крабообразной тенью повисло на его плечах, постепенно просачиваясь в плоть, пока эта тень целиком не угнездилась в груди, сдавив клешнями сердце. Когда же пламя за его спиной издало торжествующий рев и залило светом тропу впереди, он все-таки не устоял и оглянулся – огненные языки приняли форму указующей в небеса гигантской руки в красно-золотой перчатке, рванулись ввысь из бревенчато-смоляного черепа, в котором они так долго были заключены, словно призывая Всевышнего обратить взор на предсмертную агонию этого нечестивого обиталища. Искры кружили над пожаром, опускались на землю, на ветви кустов и деревьев. Оконные и дверные проемы дьявольски-мрачно глядели из-под желтых гирлянд огней; все детали конструкции здания четко выделялись на пламенеющем фоне. Это была та самая картина, которую видела Сьюзен из окна своей спальни в безумную ночь их последней встречи; и это видение она заставила Аарона воспроизвести в реальности. Он выполнил ее волю, но это его нисколько не радовало. Теперь им владела болезнь. Болезнь сердца. Прогрессирующий распад личности. Аарон сошел с тропы, присел на один из множества валунов, торчавших из влажной рыхлой земли и, не думая о самоуничтожении, а действуя чисто рефлекторно или под влиянием неведомой силы, извлек из кармана кольт полковника Резерфорда и приставил его к своему виску. Одно движение пальца – и это ничтожное существо, некогда претендовавшее на бессмертие, пойдет прахом. Это было нереально; все было нереально – весь процесс творения, всякая жизнь, державшаяся на хрупких подпорках насилия и страха, придуманная только с целью соблюсти жалкие условности очередного безумного повествования. Ни одна из историй не завершилась правильно. С их героями расправлялись самым бесцеремонным образом, им резали глотки, сворачивали головы, ломали хребты, выпускали кишки, их морили голодом и забивали камнями, сажали на кол, душили, травили ядом, рубили на куски, заражали болезнями, преследовали судебным порядком, взрывали, топили и сжигали живьем... и ни один читатель не скорбел по этому поводу. Не исключено также, подумал он, что такая история явилась результатом грандиозного умственного упражнения, предпринятого неким галактическим демиургом с целью развлечь одно-единственное существо – свою возлюбленную, порождение звезд и космической тьмы, скучающую вдали от него, где-то в другом секторе Вселенной...
Механическим движением – подобным тому, что минуту назад поставило его на грань самоубийства, – Аарон убрал кольт в карман и двинулся дальше по тропе. Становилось все холоднее, сырость пробирала его до костей. Он ссутулился, сунув руки под мышки; мысли его взметались и опадали в унисон с языками пламени, а походка обрела живость, как будто теперь он точно знал, куда направляется, и очень спешил туда попасть.
– Не знаю. Мэгги отвезла ее домой. Я сделала все, чтобы ее успокоить.
– Если это так, – ухмыльнулась Рита, – то она должна сейчас цвести и пахнуть от счастья.
Ди покраснела и шлепнула ее по руке:
– Серьезный разговор с Джанин, даже когда она не на взводе, обязательно превращается в какую-то пародию. Она начала в таком духе... – Ди стала в позу и заговорила страдальческим голосом: – «О-о, я все-все понимаю. Ты почувствовала к ней внезапное и непреодолимое влечение...» – Она сделала отторгающий жест. – Кончилось тем, что я послала ее к чертовой матери. Завтра наверняка будет мне трезвонить.
К стойке неподалеку от них протолкался охранник и с озабоченным видом сообщил что-то барменше – пухлой крашеной брюнетке с колечком в ноздре и губной помадой цвета «изабелла». Барменша заметно встревожилась. Когда охранник удалился, Рита окликнула ее и поинтересовалась, что случилось.
– Байкер порезал одного парня на автостоянке, – сказала барменша. – Раньше на этом месте была байкерская тусовка, и они считают нас как бы захватчиками. Все время крутятся поблизости. Похоже, у них нет других занятий, кроме как оскорблять людей и затевать драки.
– Для иных это норма жизни, – сказала Рита.
– Будете что-то заказывать, леди? – вспомнила о своих служебных обязанностях барменша.
– Пожалуй... – Рита взглянула на Ди, и они хором воскликнули: – Текилу!
– Две текилы? – уточнила барменша.
– Лучше сразу шесть, – сказала Рита. Барменша поджала губы:
– Надеюсь, вы не за рулем?
– За мной должны заехать, – пояснила Рита. – А если с этим не получится, возьмем такси.
Ди выглядела разочарованной.
– Ты кого-то ждешь?
– Один мой друг хотел сегодня составить мне компанию, но он слишком занят – заканчивает одну историю. Обещал заехать попозже и подбросить меня до мотеля в Иссакуахе.
– Он что, сценарист?
– Скорее автор сюжетов.
Двое мужчин лет тридцати – судя по внешности, преуспевающие коммивояжеры – попытались разбить их пару. Первый начал со слов: «Девушки, кто-нибудь из вас не поможет найти мой “феррари”, а то я боюсь темноты», а второй добавил: «Это я подучил его так говорить», после чего оба рассмеялись, видимо полагая это славной шуткой. Рита в нескольких словах объяснила им, кто они есть и кем могут очень скоро стать, и шутников как ветром сдуло. Ди положила голову на плечо Рите и дотянулась поцелуем до уголка ее губ.
– Я хочу, чтобы ты научила меня всему, – сказала она.
– Тебе надо усвоить лишь одно: всегда знай, что тебе нужно, и бери что хочешь.
– Я, собственно... – Ди замялась, – о сексе.
– Как раз о сексе я и говорю. Когда занимаешься любовью, ты что-то берешь от партнера и что-то отдаешь взамен. Если ты получаешь именно то, что тебе хотели дать, и наоборот – все здорово. Иногда бывает здорово даже при неполном совпадении.
В ответ на непонимающий взгляд Ди она развила мысль:
– Ты не знаешь, что и как нужно брать? Да ты же совсем недавно брала это у меня! Помнишь, я просила тебя не спешить, но ты не послушалась и сделала то, что хотела.
– Я ненамеренно. – Ди расстроилась. – Я думала, тебе это нравится.
– Еще бы! Это был полный улёт! В тот раз я дала то, что тебе было нужно. – Она пощекотала Ди под подбородком. – Но в другой раз я, может быть, попрошу тебя быть поактивней, а ты, напротив, замедлишься. В этом деле не помешает тренировка. Давай-ка устроим ее этой ночью.
Еще одна двуногая муха мужского пола попыталась им надоедать; на сей раз ухажера отшила Ди.
– Бери то, что ты хочешь, – Рита приступила ко второй порции, взглянув на Ди сквозь бокал с текилой, – вот главное правило, которому ты должна следовать... особенно если думаешь стать актрисой.
Зрачки Ди настороженно сузились.
– Совет похож на холодный душ, да? – спросила Рита.
– Есть немного.
– Так оно и должно быть. Конечно, тобой не всегда должен править холодный расчет. Меняйся по обстоятельствам: будь холодной с чужими и горячо люби своих. Я имею в виду близких друзей... таких бывает один-два, не более.
– И ты будешь в их числе?
Рита почувствовала ожидание и надежду, скрытые за этим вроде бы игривым вопросом. Не будь Джимми, она, пожалуй, рискнула бы ответить «да»... несмотря на то что Ди грозила обернуться сильнейшей головной болью.
– Я могу тебя кое-чему научить, – сказала она. – Подскажу, как принимать верные решения, если хочешь всегда брать свое. Как отключать мозг от лишних мыслей, когда нужно просто быть собой и действовать. – Она прервалась, чтобы опрокинуть стопку текилы и проследить за ее обжигающим нисхождением в желудок. – Немало лет может уйти на то, чтобы я стала твоим настоящим другом. Такие вот дела.
– Значит, сейчас мы не друзья?
– Все не так просто... У каждой из нас своя дорога, и ты это знаешь.
Ди плотно сжала губы и начала обводить указательным пальцем название бара на салфетке для коктейлей.
Рита подтолкнула ее локтем:
– Ну как, ты согласна учиться?
Ди вздрогнула и тут же превратила это движение в полноценный кивок:
– Если ты меня сначала поцелуешь.
– Это можно устроить, – сказала Рита. Поцелуй вдохновил ее на третью, а затем и четвертую порцию текилы. Теперь она ощущала себя достаточно пьяной для того, чтобы продолжить игру. Глядя на эту очаровательную девушку с расколотым бриллиантом в душе, которая считала ее какой-то таинственной кинозвездой, а может быть, даже угадывала за этой маскировкой ее истинную сущность, ибо она, Рита, и впрямь была прирожденной актрисой... глядя на нее, она начала всерьез подумывать о том, чтобы оставить Джимми, закрутить любовь с Ди и втянуть ее в долгую неистовую гонку на пределе сил, пока обе они – безумная монахиня и доверившаяся ей послушница – не растают, как две падающие звезды в небе где-нибудь над Северной Дакотой, Айдахо или Нью-Мексико. Видеть рядом с собой это нежное лицо, просыпаясь на фоне голубых гор Таоса или серого тумана и криков чаек на острове Сан-Хуан... Возможно, ради этого стоило пойти навстречу неминуемой катастрофе. Рита позволила этой идее обустроиться в сознании, представив, что они с Ди уже сейчас ведут такую жизнь. Они сидели на табуретах вполоборота друг к другу, как парочка влюбленных на двухместном диванчике. Рита провела рукой по талии и бедру Ди, затем поцеловала ее, шепча ласковые слова, постепенно перешедшие в начало лекции.
– В жизни полным-полно всякого дерьма, – сказала она. – Несчастная любовь, обман, насилие... бедность, наконец. Я прошла через все это. Иногда ты знаешь, кто в этом виновен, а порой не знаешь даже этого. Случалось, люди мимоходом вытирали об меня ноги, плевали мне в лицо и шли дальше по своим делам, а я ничем не могла им ответить.
– И как ты поступала потом? – Ди перешла на шепот, соблюдая некую формальность действа, как будто ее устами вещал хор ангелов в античном театре.
– Как я поступала? Первое время лезла вон из кожи, пытаясь дать сдачи. Иногда мне это удавалось, но реванш только отбрасывал меня назад. Вот почему, если кто-то помешает тебе взять, что ты хочешь, или возьмет то, что ты не хочешь отдавать, запомни обиду, но не позволяй этой обиде тобою управлять. Просто сделай шаг в сторону и продолжай двигаться своим путем. Это непросто, но, когда ты научишься использовать свои разочарования и свою боль себе же на пользу, тебя уже ничто не сможет остановить.
Ди молчала, дыша ей в щеку. Рита чуть отстранилась, чтобы взглянуть на нее – Ди была погружена в раздумья.
– Ты должна меня понять. Я знаю, ты поймешь.
– Мне кажется... – Ди подняла голову, внезапно воодушевляясь. – Мне кажется, ты хочешь с меня кое-что получить.
Можно подумать, она только сейчас с удивлением обнаружила в себе нечто, что хотелось бы получить другим. Такая реакция несколько обеспокоила Риту – общение с этой девчонкой все больше напоминало плавание по неизведанным водам. Одновременно она еще раз подумала, стоит ли ей раз и навсегда порвать с Джимми. Конечно, от Ди следовало ожидать чего-то новенького, но если «новенькое» будет попадаться чуть не на каждом шагу...
А полковник со все возрастающей настойчивостью повторял свой вопрос: откуда он мог это знать? как могло случиться, что он этого не знал? Поскольку Аарон хранил молчание, полковник попытался шире сформулировать вопрос: что здесь вообще, черт возьми, происходит? Опять не добившись ответа, он перешел к угрозам:
– Ко мне едут друзья, они будут здесь с минуты на минуту. Эти люди вооружены и, могу вас уверить, без колебаний пустят оружие в ход.
– У вас нет друзей, – сказал Аарон. – Есть только подхалимы, лакеи или карьеристы, ищущие протекции. Сомневаюсь, чтобы они решились предпринять серьезные усилия ради вашего спасения.
Растерянное выражение, промелькнув на лице полковника, вновь сменилось маской самоуверенности.
– Возможно, в эту самую секунду Рэнди держит вас на мушке. Он может показаться недотепой, но стрелок он первоклассный.
– Неужели? – Аарон поднялся, сунул кольт в карман и, зайдя за кресло полковника, развернул его так, чтобы он мог увидеть кушетку, на которой покоился его слуга. – Боюсь, его глаз утратил былую меткость.
Полковнику потребовалось несколько мгновений, чтобы переварить это зрелище, после чего он вывернул шею, пытаясь заглянуть в лицо Аарона.
– Чего вы хотите? – произнес он с интонацией, резко отличной от той, с какой та же фраза прозвучала в самом начале беседы.
Аарон развернул его кресло к камину.
– Как я уже говорил, я хочу услышать объяснение ваших поступков.
– Если вы о том, что она называет насилием, я... – Полковник прервался и продолжил после того, как Аарон, выйдя у него из-за спины, стал рядом с камином. – Я должен заметить, что ваша кузина не совсем точна в описании данного инцидента. Эта, безусловно, порядочная и искренняя, женщина в то же время склонна выдумывать истории, своего рода ложные воспоминания, предохраняющие ее от чувства вины – на мой взгляд, совершенно необоснованного – из-за не освященной браком физической близости с мужчиной.
– Я не вижу, каким образом ее внебрачная связь могла отразиться на воспоминаниях о ваших поступках.
– В тот вечер мы слишком разгорячились, – сказал полковник. – У нее возникли ко мне претензии по одному вопросу, и мы поспорили, но дальнейшее происходило по обоюдному согласию. Во всяком случае, она не дала мне повода в этом усомниться.
Аарон помешал угли кочергой, которую обнаружил на подставке рядом с камином, а когда огонь вновь разгорелся, подбросил в него большое полено.
– Это истинная правда... Клянусь! – сказал полковник.
– А угрозы? – спросил Аарон, продолжая возиться с дровами. – Ограничение свободы действий? Это все тоже ложные воспоминания?
– Я был вне себя. Совсем потерял голову. Мой бог, я был в нее влюблен! И я до сих пор ее люблю! Случалось, я вел себя не лучшим образом, я это признаю. Люди часто ведут себя неразумно, когда они влюблены... особенно, если у них не ладятся отношения с любимым человеком.
– В письмах ко мне кузина рассказывала о нескончаемых притеснениях, о муже-тиране, чья бесчувственность разнообразится лишь приступами жестокого самодурства. И вы предлагаете мне считать это все продуктами ее воображения? Право же, я не настолько глуп, сэр. И я не принадлежу к числу голодных псов, которые вертятся у вашего стола в надежде поймать случайно упавший кусок. Кузина не стала бы мне лгать.
– Постойте! – вскричал полковник. – О каком муже идет речь?
Аарон проигнорировал этот возглас. Последние из его собственных слов неожиданно посеяли в нем сомнения. А что если все, о чем писала Сьюзен, было такой же выдумкой, как и ее нежные чувства к нему?
Нет, он не мог в это поверить! Она солгала о своих чувствах, потому что не видела иного способа вырваться из удушающей атмосферы ненавистного брака; сама эта ложь стала возможной лишь потому, что ее нравственные устои были подорваны пагубным влиянием полковника.
– Расскажите мне о Карраскеле, – сказал Аарон. – Интересно будет услышать, как вы интерпретируете этот свой поступок.
– О чем вы говорите? – Полковник в очередной раз изобразил удивление.
– Должен ли я понимать это так, что вам ничего не известно о любовнике моей кузины и о его убийстве?
Полковник, похоже, начал впадать в истерику.
– Что вы несете? Да что с вами, черт побери?!
В глубине дома раздался телефонный звонок; полковник бросил быстрый взгляд в направлении звука.
– Это мои друзья, – сказал он. – Вероятно, хотят сообщить, что едут сюда.
– В таком случае пора заканчивать нашу беседу. – Аарон поднял кольт.
– Нет, подождите! Никто не должен приехать. Телефон умолк.
– Допустим, что так, – сказал Аарон. – Но звонивший может подумать, что с вами что-то случилось, и решит проверить. – Он взял лежавшие на полу рядом с креслом обрывки электрошнуров. – Пожалуй, мне пора.
– Послушайте! – крикнул полковник громовым голосом – тем самым, что наводил страх на служанок в его гаванском особняке. – Вся эта ерунда насчет любовника... и насчет убийства: если она сказала вам, будто я замешан в чем-то подобном, – это чистейшей воды ложь!
– Сейчас я свяжу вам ноги, – сказал Аарон. – Если начнете брыкаться, я вас застрелю. Вы меня поняли?
– Понял, – сказал полковник.
Связывая ноги полковника, Аарон внезапно испытал страх, не имевший отношения ни к будущему – то есть к тому, что он готовился совершить, – ни к каким-либо конкретным обстоятельствам прошлого. Это был страх сам по себе, Страх Собственной Персоной, склонившийся над его плечом с намерением оказать посильную помощь; фантом, который принял его облик и пародировал его движения, напоминая о том, что скоро он должен вступить в сумрачные сферы, где очень многие бывали до него, но лишь немногим удавалось преуспеть. Он засунул свободные концы шнура под петли, стягивавшие лодыжки полковника, и вернулся к камину, пламя в котором набрало силу, с аппетитом поглощая свежую пищу.
– Вы не хотите меня слушать? – Полковник попытался приподняться в кресле, глаза его были широко открыты, губы дрожали. – Вы должны меня выслушать! Вы совершаете ошибку!
– Ошибку в свое время совершила Сьюзен, – Аарон пошевелил дрова кочергой, – и сейчас я ее исправляю.
– Сьюзен?! Какая Сьюзен?! – завопил полковник. – Что еще за Сьюзен?
– Не трудитесь, полковник. Эта жалкая уловка не сработает.
Возникшая после этих слов пауза завершилась вопросом полковника:
– Скажите, кто я, по-вашему, такой?
Аарон был занят дровами. От камина исходил сильный жар, но сердце его было сковано льдом. Языки пламени вздымались и опадали в завораживающем ритме, притягивая к себе его взор.
– Я майор, – сказал полковник. – Майор. Рэймонд Борчард. Так меня зовут. За кого вы меня принимаете?
– Как вы скромны, понижая себя в звании! Не ожидал от вас такого самоуничижения. – Он повернулся к полковнику: – Вы хотите знать, за кого я вас принимаю? Я принимаю вас за чудовище самой распространенной, но при том самой опасной разновидности. Чудовище, неспособное осознать свою собственную гнусную сущность.
– Послушайте, что я вам скажу. Ради бога, попытайтесь меня понять! – Полковник, подавшись вперед, заговорил медленно и отчетливо. – С вами творится что-то неладное. У вас изменилась манера речи, и потом эта путаница с именами... Вы не реагируете на мои слова! У вас, должно быть, помрачение рассудка!
Аарон рассмеялся:
– Моя кузина лгунья, а сам я... Как, по-вашему, выходит? Психический больной? Сумасшедший? Столь примитивный тактический ход недостоин выпускника военной академии.
– Я не учился в академии! – воскликнул полковник. – Я окончил военный колледж в Чарлстоне! Неужели не понимаете? Я не тот, за кого вы меня приняли!
– И вам ничего не известно о Сьюзен? О ее семье: Лайлах из округа Бекингем, штат Виргиния? О ее кузене Аароне?
– Нет, – тупо пробормотал полковник, а затем повторил уже громче: – Нет!
– Однако совсем недавно вы меня узнали, разве не так?
Аарон подумал, что если бы руки полковника не были связаны, он сейчас схватился бы за голову в отчаянии, не имея возможности предъявить встречный аргумент. Полковник откинулся в кресле и простонал:
– Да ты совсем свихнулся, черт тебя дери!
Неожиданно в разговор вступил, сразу завладев вниманием Аарона, еще один голос, не принадлежавший полковнику. Он зазвучал в голове Аарона, который сперва принял его за голос совести, – впечатление было такое, будто к нему обращается некий призрак, выплывший из-за кулис его сознания с требованием немедленно отречься от персонажа этой драмы и признать свою роль неудачной. Обладатель голоса, кто бы он ни был, проявлял чрезвычайную настойчивость, и Аарон почувствовал: еще немного, и он будет сметен этим мощным натиском. Затем он услышал и собственный голос, говоривший с вульгарным акцентом, столь непохожим на речь, свойственную людям его круга:
– Держись от нее подальше – иначе твое дело хана!
– Согласен! – с готовностью отозвался полковник. – Богом клянусь, я оставлю ее в покое!
– А с какой стати я должен тебе верить? – спросил голос. – Где гарантии, что это не блеф из-под пушки?
– Я готов дать письменные гарантии. Составьте текст, который вас устроит, я его подпишу!
– Так не пойдет. Ты наверняка скажешь своим дружкам-копам, что расписался под принуждением.
Некоторое время оба молчали, а затем голос спросил:
– У тебя есть видеокамера?
На сей раз полковник откликнулся с меньшей охотой:
– Есть, цифровая. Она в кабинете, лежит рядом с компьютером... А для чего она вам?
– Я вроде придумал, как взять тебя в оборот. Окружающий мир поплыл в глазах Аарона; туманная пелена накрыла пятна света и тьмы, преобразовав их в череду неясных образов и незнакомых предметов. Аарону казалось, что он стремительно уменьшается в размерах, проваливаясь в бездонную пропасть собственного сознания. Неимоверным напряжением воли он попытался вытеснить из себя чужеродный призрак, и после короткой схватки внутренний голос начал отступать, слабея и опускаясь до шепота, а мир вновь обрел четкие узнаваемые очертания. Теперь он чувствовал сильнейшую усталость, по телу пробегала дрожь, словно он только что очнулся от кошмарного сна, однако вид пляшущего в камине пламени оказал на него благотворное действие.
– Для чего вам нужна камера? – повторил свой вопрос полковник.
– Она мне не нужна. – Аарон прислушивался к себе, еще не до конца уверенный в том, что приступ миновал.
– Я не знаю, что у вас на уме, – сказал полковник, – но я готов выслушать ваши предложения. Я согласен на...
Без всякой цели, единственно с намерением как-то прервать излияния полковника, Аарон подцепил кочергой одно из пылающих поленьев и выкатил его из камина на дощатый пол комнаты. Доски были покрыты лаком, и пламя тут же приобрело красивый голубоватый оттенок.
– Что вы делаете? – Полковник уставился на полено с изумлением и ужасом, словно его присутствие на полу было невиданным кощунством.
– Поддерживаю огонь, – сказал Аарон, вполне довольный содеянным. – Я что-то продрог.
Он вытащил из камина второе полено и проволок его по периметру комнаты, одну за другой поджигая портьеры. Полковник негодовал, умолял и сыпал проклятиями. Пол перед камином уже горел вовсю, пламя по портьерам поднялось к потолку, и в комнате наступило подобие адского рассвета, сопровождаемого жадными чавкающими звуками, с которыми огонь пожирал свою добычу. Предприняв яростное усилие, полковник вывалился из кресла и попытался, извиваясь на манер червяка, ползти по гладким доскам, однако этот способ передвижения оказался малоэффективным. Капли горящей смолы падали с потолка; некоторые из них попали на вязаный коврик, и тот в мгновение ока превратился в магический огненный круг. Дым плотными слоями скапливался в углах. Полковник приподнял голову, посмотрел на Аарона, стоявшего неподалеку от входной двери, и закричал, причем с каждой последующей фразой в голосе его нарастало отчаяние:
– Чего ты хочешь? Я сделаю все... все, только скажи! Чего ты хочешь?!
Робкий побег милосердия пробился сквозь каменную кору, покрывшую сердце Аарона, но тотчас завял в окружающем его безвоздушном пространстве.
– Задайте свои вопросы той, кто меня прислал. Задайте их Сьюзен.
Полковник снова начал извиваться на полу, в результате продвинувшись всего на несколько дюймов, а потом заговорил, торопливо выплевывая слова:
– Я расскажу тебе о Сьюзен... расскажу всю правду. Только вытащи меня отсюда!
– Вы признаете свою вину? Запинаясь, полковник выдавил из себя:
– Да... да! Я готов рассказать все.
– Тогда говорите быстрее. Пламя не ждет. Надежда покинула полковника, как и остаток сил.
– Пристрели меня! – попросил он.
С умоляющим взором и печально повисшими усами, в клетчатом купальном халате, он выглядел жалким клоуном – нелепая фигура, намертво застрявшая на сцене во время первого и последнего представления апокалипсической оперы, чья веселая трескучая музыка все увереннее перекрывала стенания полковничьего тенора. Огонь слизывал смолу с потолочных балок; два кожаных кресла рядом с полковником начали тлеть. Он напрягся и прополз еще несколько дюймов.
– Ради бога, пристрели меня! Не оставляй меня так! Уже выходя из дома, Аарон услышал последние слова полковника, обращенные к инстанциям этого мира.
– Вернись! – крикнул он. – О боже! Вернись! Аарон быстро шел по тропе под гору, не смея остановиться и взглянуть со стороны на дело своих рук. С каждым шагом, с каждым взглядом на темный настороженный лес, с каждым вдохом сырого холодного воздуха он ощущал, как укореняется внутри него паразит: убийство темной крабообразной тенью повисло на его плечах, постепенно просачиваясь в плоть, пока эта тень целиком не угнездилась в груди, сдавив клешнями сердце. Когда же пламя за его спиной издало торжествующий рев и залило светом тропу впереди, он все-таки не устоял и оглянулся – огненные языки приняли форму указующей в небеса гигантской руки в красно-золотой перчатке, рванулись ввысь из бревенчато-смоляного черепа, в котором они так долго были заключены, словно призывая Всевышнего обратить взор на предсмертную агонию этого нечестивого обиталища. Искры кружили над пожаром, опускались на землю, на ветви кустов и деревьев. Оконные и дверные проемы дьявольски-мрачно глядели из-под желтых гирлянд огней; все детали конструкции здания четко выделялись на пламенеющем фоне. Это была та самая картина, которую видела Сьюзен из окна своей спальни в безумную ночь их последней встречи; и это видение она заставила Аарона воспроизвести в реальности. Он выполнил ее волю, но это его нисколько не радовало. Теперь им владела болезнь. Болезнь сердца. Прогрессирующий распад личности. Аарон сошел с тропы, присел на один из множества валунов, торчавших из влажной рыхлой земли и, не думая о самоуничтожении, а действуя чисто рефлекторно или под влиянием неведомой силы, извлек из кармана кольт полковника Резерфорда и приставил его к своему виску. Одно движение пальца – и это ничтожное существо, некогда претендовавшее на бессмертие, пойдет прахом. Это было нереально; все было нереально – весь процесс творения, всякая жизнь, державшаяся на хрупких подпорках насилия и страха, придуманная только с целью соблюсти жалкие условности очередного безумного повествования. Ни одна из историй не завершилась правильно. С их героями расправлялись самым бесцеремонным образом, им резали глотки, сворачивали головы, ломали хребты, выпускали кишки, их морили голодом и забивали камнями, сажали на кол, душили, травили ядом, рубили на куски, заражали болезнями, преследовали судебным порядком, взрывали, топили и сжигали живьем... и ни один читатель не скорбел по этому поводу. Не исключено также, подумал он, что такая история явилась результатом грандиозного умственного упражнения, предпринятого неким галактическим демиургом с целью развлечь одно-единственное существо – свою возлюбленную, порождение звезд и космической тьмы, скучающую вдали от него, где-то в другом секторе Вселенной...
Механическим движением – подобным тому, что минуту назад поставило его на грань самоубийства, – Аарон убрал кольт в карман и двинулся дальше по тропе. Становилось все холоднее, сырость пробирала его до костей. Он ссутулился, сунув руки под мышки; мысли его взметались и опадали в унисон с языками пламени, а походка обрела живость, как будто теперь он точно знал, куда направляется, и очень спешил туда попасть.
* * *
К тому времени как Рита отыскала Ди в дальнем конце бара, музыкальная программа уже закончилась. Они обнялись, поцеловались, по очереди отпили из бокала и повторили поцелуй-объятие. Одинокие мужчины описывали круги по залу, ловя последний шанс; парочки тянулись к выходу; опустевшая танцплощадка подставляла лучам сценических огней многочисленные шрамы, оставленные каблуками гостей. Джукбокс еще издавал негромкие звуки, но на него никто не обращал внимание. До закрытия оставалось менее часа, и публика сгрудилась у столов и стойки бара, дабы успеть напиться до состояния, в котором было не страшно сесть за руль. Рита поинтересовалась, как дела у Джанин; Ди скорчила кислую мину:– Не знаю. Мэгги отвезла ее домой. Я сделала все, чтобы ее успокоить.
– Если это так, – ухмыльнулась Рита, – то она должна сейчас цвести и пахнуть от счастья.
Ди покраснела и шлепнула ее по руке:
– Серьезный разговор с Джанин, даже когда она не на взводе, обязательно превращается в какую-то пародию. Она начала в таком духе... – Ди стала в позу и заговорила страдальческим голосом: – «О-о, я все-все понимаю. Ты почувствовала к ней внезапное и непреодолимое влечение...» – Она сделала отторгающий жест. – Кончилось тем, что я послала ее к чертовой матери. Завтра наверняка будет мне трезвонить.
К стойке неподалеку от них протолкался охранник и с озабоченным видом сообщил что-то барменше – пухлой крашеной брюнетке с колечком в ноздре и губной помадой цвета «изабелла». Барменша заметно встревожилась. Когда охранник удалился, Рита окликнула ее и поинтересовалась, что случилось.
– Байкер порезал одного парня на автостоянке, – сказала барменша. – Раньше на этом месте была байкерская тусовка, и они считают нас как бы захватчиками. Все время крутятся поблизости. Похоже, у них нет других занятий, кроме как оскорблять людей и затевать драки.
– Для иных это норма жизни, – сказала Рита.
– Будете что-то заказывать, леди? – вспомнила о своих служебных обязанностях барменша.
– Пожалуй... – Рита взглянула на Ди, и они хором воскликнули: – Текилу!
– Две текилы? – уточнила барменша.
– Лучше сразу шесть, – сказала Рита. Барменша поджала губы:
– Надеюсь, вы не за рулем?
– За мной должны заехать, – пояснила Рита. – А если с этим не получится, возьмем такси.
Ди выглядела разочарованной.
– Ты кого-то ждешь?
– Один мой друг хотел сегодня составить мне компанию, но он слишком занят – заканчивает одну историю. Обещал заехать попозже и подбросить меня до мотеля в Иссакуахе.
– Он что, сценарист?
– Скорее автор сюжетов.
Двое мужчин лет тридцати – судя по внешности, преуспевающие коммивояжеры – попытались разбить их пару. Первый начал со слов: «Девушки, кто-нибудь из вас не поможет найти мой “феррари”, а то я боюсь темноты», а второй добавил: «Это я подучил его так говорить», после чего оба рассмеялись, видимо полагая это славной шуткой. Рита в нескольких словах объяснила им, кто они есть и кем могут очень скоро стать, и шутников как ветром сдуло. Ди положила голову на плечо Рите и дотянулась поцелуем до уголка ее губ.
– Я хочу, чтобы ты научила меня всему, – сказала она.
– Тебе надо усвоить лишь одно: всегда знай, что тебе нужно, и бери что хочешь.
– Я, собственно... – Ди замялась, – о сексе.
– Как раз о сексе я и говорю. Когда занимаешься любовью, ты что-то берешь от партнера и что-то отдаешь взамен. Если ты получаешь именно то, что тебе хотели дать, и наоборот – все здорово. Иногда бывает здорово даже при неполном совпадении.
В ответ на непонимающий взгляд Ди она развила мысль:
– Ты не знаешь, что и как нужно брать? Да ты же совсем недавно брала это у меня! Помнишь, я просила тебя не спешить, но ты не послушалась и сделала то, что хотела.
– Я ненамеренно. – Ди расстроилась. – Я думала, тебе это нравится.
– Еще бы! Это был полный улёт! В тот раз я дала то, что тебе было нужно. – Она пощекотала Ди под подбородком. – Но в другой раз я, может быть, попрошу тебя быть поактивней, а ты, напротив, замедлишься. В этом деле не помешает тренировка. Давай-ка устроим ее этой ночью.
Еще одна двуногая муха мужского пола попыталась им надоедать; на сей раз ухажера отшила Ди.
– Бери то, что ты хочешь, – Рита приступила ко второй порции, взглянув на Ди сквозь бокал с текилой, – вот главное правило, которому ты должна следовать... особенно если думаешь стать актрисой.
Зрачки Ди настороженно сузились.
– Совет похож на холодный душ, да? – спросила Рита.
– Есть немного.
– Так оно и должно быть. Конечно, тобой не всегда должен править холодный расчет. Меняйся по обстоятельствам: будь холодной с чужими и горячо люби своих. Я имею в виду близких друзей... таких бывает один-два, не более.
– И ты будешь в их числе?
Рита почувствовала ожидание и надежду, скрытые за этим вроде бы игривым вопросом. Не будь Джимми, она, пожалуй, рискнула бы ответить «да»... несмотря на то что Ди грозила обернуться сильнейшей головной болью.
– Я могу тебя кое-чему научить, – сказала она. – Подскажу, как принимать верные решения, если хочешь всегда брать свое. Как отключать мозг от лишних мыслей, когда нужно просто быть собой и действовать. – Она прервалась, чтобы опрокинуть стопку текилы и проследить за ее обжигающим нисхождением в желудок. – Немало лет может уйти на то, чтобы я стала твоим настоящим другом. Такие вот дела.
– Значит, сейчас мы не друзья?
– Все не так просто... У каждой из нас своя дорога, и ты это знаешь.
Ди плотно сжала губы и начала обводить указательным пальцем название бара на салфетке для коктейлей.
Рита подтолкнула ее локтем:
– Ну как, ты согласна учиться?
Ди вздрогнула и тут же превратила это движение в полноценный кивок:
– Если ты меня сначала поцелуешь.
– Это можно устроить, – сказала Рита. Поцелуй вдохновил ее на третью, а затем и четвертую порцию текилы. Теперь она ощущала себя достаточно пьяной для того, чтобы продолжить игру. Глядя на эту очаровательную девушку с расколотым бриллиантом в душе, которая считала ее какой-то таинственной кинозвездой, а может быть, даже угадывала за этой маскировкой ее истинную сущность, ибо она, Рита, и впрямь была прирожденной актрисой... глядя на нее, она начала всерьез подумывать о том, чтобы оставить Джимми, закрутить любовь с Ди и втянуть ее в долгую неистовую гонку на пределе сил, пока обе они – безумная монахиня и доверившаяся ей послушница – не растают, как две падающие звезды в небе где-нибудь над Северной Дакотой, Айдахо или Нью-Мексико. Видеть рядом с собой это нежное лицо, просыпаясь на фоне голубых гор Таоса или серого тумана и криков чаек на острове Сан-Хуан... Возможно, ради этого стоило пойти навстречу неминуемой катастрофе. Рита позволила этой идее обустроиться в сознании, представив, что они с Ди уже сейчас ведут такую жизнь. Они сидели на табуретах вполоборота друг к другу, как парочка влюбленных на двухместном диванчике. Рита провела рукой по талии и бедру Ди, затем поцеловала ее, шепча ласковые слова, постепенно перешедшие в начало лекции.
– В жизни полным-полно всякого дерьма, – сказала она. – Несчастная любовь, обман, насилие... бедность, наконец. Я прошла через все это. Иногда ты знаешь, кто в этом виновен, а порой не знаешь даже этого. Случалось, люди мимоходом вытирали об меня ноги, плевали мне в лицо и шли дальше по своим делам, а я ничем не могла им ответить.
– И как ты поступала потом? – Ди перешла на шепот, соблюдая некую формальность действа, как будто ее устами вещал хор ангелов в античном театре.
– Как я поступала? Первое время лезла вон из кожи, пытаясь дать сдачи. Иногда мне это удавалось, но реванш только отбрасывал меня назад. Вот почему, если кто-то помешает тебе взять, что ты хочешь, или возьмет то, что ты не хочешь отдавать, запомни обиду, но не позволяй этой обиде тобою управлять. Просто сделай шаг в сторону и продолжай двигаться своим путем. Это непросто, но, когда ты научишься использовать свои разочарования и свою боль себе же на пользу, тебя уже ничто не сможет остановить.
Ди молчала, дыша ей в щеку. Рита чуть отстранилась, чтобы взглянуть на нее – Ди была погружена в раздумья.
– Ты должна меня понять. Я знаю, ты поймешь.
– Мне кажется... – Ди подняла голову, внезапно воодушевляясь. – Мне кажется, ты хочешь с меня кое-что получить.
Можно подумать, она только сейчас с удивлением обнаружила в себе нечто, что хотелось бы получить другим. Такая реакция несколько обеспокоила Риту – общение с этой девчонкой все больше напоминало плавание по неизведанным водам. Одновременно она еще раз подумала, стоит ли ей раз и навсегда порвать с Джимми. Конечно, от Ди следовало ожидать чего-то новенького, но если «новенькое» будет попадаться чуть не на каждом шагу...