Страница:
Развлекался вовсю.
Две проститутки в потертых крашеных шубках нетвердо шли по обледенелому тротуару, напоминая попугайчиков, с трудом удерживающих равновесие на жердочке. Парни поманили девиц рукой; проститутки посовещались; потом две группы на мгновение смешались – деньги, товар, деньги, – и проститутки, взяв две дозы, направились в страну грез. Парни на углу по-прежнему месили воздух руками. Все походило на главу романа, который никто никогда не станет читать. Порой отец Демпси пускался в воспоминания о старых добрых временах в Нью-Йорке. Город Удачи. Мэр Джон Как-там-его... Если верить обитателям Манхэттена или Бруклина, Нью-Йорк действительно превращался в Город Удачи, покруче Лас-Вегаса. Возможно, это и есть будущее. Но Демпси считал, что в таком мире еще больше зла, чем в старом. Раньше оно просто скрывалось за дверьми директорских кабинетов и пряталось по углам. Каждый год он проводил отпуск в Гондурасе, в настоящем медвежьем углу. Никому не известном, никому не интересном. И каждый год находил страну все более и более выпотрошенной преступлениями, секс-туризмом, СПИДом, наркотиками, хулиганством. Мы привыкли думать о глобальной угрозе, а зло – рядом, за дверью. Возможно, все дело в республиканцах, а возможно, в воле Божьей. Или так устроен мир. Зло прилично одето, ходит с поднятой головой и раздает визитные карточки на светских приемах. Если не верите, спросите людей, которые живут в Истсайде, Джорджтауне, Форт-Вашингтоне. Детективов и уличных мальчишек. Какое бы зло ни сулило пришествие черного солнца, Демпси считал, что намного хуже, чем сейчас, не будет.
Он отвернулся от окна и огляделся по сторонам, прочитал названия на корешках книг, внимательно рассмотрел одну из программок танцевального вечера, с удовольствием обнаружив на ней имя Марины. На сердце у него было удивительно легко. Всякий раз, когда он возвращался мыслями к Саре Пичардо или Пинеро, они словно ускользали прочь. Демпси совершенно не чувствовал страха и задался вопросом, не означает ли это, что он, сам того не ведая, принял решение. Он не собирался бежать. В конце концов, куда бежать-то? Джерси не далеко, а «далеко» не вариант. Демпси прилег на диван и полистал журнал. Удивительно, какое применение можно найти картонным трубкам, на которые наматывается туалетная бумага. В моду снова входили испанские кружева на подвенечных платьях. Он прочитал половину статьи под названием «Девять способов доставить себе удовольствие». Способ номер четыре показался довольно сложным. Он услышал телефонный звонок и узнал свой мобильник, оставшийся в кармане куртки. Он схватил трубку после третьего звонка и сказал:
– Да, Демпси.
– Фил Паоли, приятель. Мне пора валить домой. Тебя интересуют результаты?
– Ох, черт! Да. Извини. Совсем забыл.
– Забыл? А я тут вкалывал, чтобы успеть все сделать сегодня.
– Молодец! Ну, что там?
– Ничего неожиданного. Экстази и марихуана. Амфетамины и одна странная трава... пиония.
Демпси попытался увязать этот факт с остальными.
– Ты меня слушаешь? – спросил Паоли.
– Да.
– Это спазмолитик.
– Я знаю.
– Она была загружена под завязку. Должно быть, съела целый куст.
– Речь идет о смертельной дозе?
– Нет, но девушка находилась в страшно расслабленном состоянии.
– Понятно. Ладно, спасибо. Я твой должник.
– В который раз. Будь я за стойкой, закрыл бы твой счет еще с Рождества.
– Тебе воздастся на небесах, Фил.
– Только на это и уповаю.
Демпси бросил трубку на диван и вернулся к окну. Трое парней все еще стояли на углу. К ним подошли еще двое, остановились поболтать. Мысль, что он сам наглотался пионии и оттого совершенно спокоен, бередила Демпси, но не настолько, чтобы вызвать у него желание что-нибудь предпринять по этому поводу.
В гостиную вошла Марина, одетая в шорты и темно-бордовый свитер, со стаканом яблочного сока в руке.
– Кто-то звонил?
– Да, по работе.
Она уселась на диван, поджала под себя ноги и внимательно посмотрела на Демпси.
– Мне понравилось любить тебя.
– Честно?
Она шутливо замахнулась на него журналом, валявшимся на диване.
– Мне тоже, – сказал Демпси. – Это было здорово.
– Здорово? – задумчиво повторила она, словно не понимая значения слова.
– Да, я чувствовал себя... ну... здорово, спокойно. Не думал обо всей этой дикой истории.
Марина отпила пару глотков из стакана.
– Полагаю, именно это и определяется словом «здорово»?
– Может, я неверно выразился.
Она вытянула вперед ноги, пошевелила пальцами.
– А ты помнишь, что ты мне говорил тогда, в лодочном домике?
– Наверное, я слишком долго не вспоминал тот день. – Демпси присел на ручку дивана, погладил Марину по ноге.
Она отпила еще глоток и поставила стакан на столик.
– Я тоже считаю, что все было здорово.
– Ты думаешь, я нарочно не хочу вспомнить?
– Нет, но нужно удерживать равновесие. Я не хочу отдавать больше, чем беру. В любом случае... – Она снова поставила стакан на столик. – Для подобных разговоров еще слишком рано. Я просто проверяю температуру.
– В твоем журнале есть статья на эту тему. «Как измерить температуру любви вашего партнера».
– Ты даже не вздрогнул, когда сказал «любовь».
– А почему я должен вздрагивать?
– Смотри! – Она порывисто подалась к нему, вытянув вперед руки; на лице у нее отразилось разочарование, когда он не отреагировал.
– Ты меня напугала, правда, – сказал Демпси. – Просто, когда я такой усталый, у меня рефлексы заторможены.
– Это хорошо. Я хочу, чтобы ты меня немножко побаивался.
Тесная связь, установившаяся между ними раньше, упрочилась, и несколько мгновений в словах не было необходимости. Марина подтянула колени к груди, положила на них подбородок и сказала:
– Я собираюсь приготовить жареный бекон с сыром. Хочешь?
– Ужасно.
– Побольше?
– Еще лучше.
Марина допила сок, встала с дивана и направилась на кухню. Демпси еще с минуту смотрел на улицу, но, когда увидел, как между парнями на углу и пассажиром в черном «SUV» завязывается перебранка, тоже ушел на кухню, где Марина жарила бекон, и встал за ней, обняв обеими руками за талию. Она игриво потерлась о него и велела сесть, иначе она обожжется. Демпси сел на стул у кухонного стола. Над плитой висели часы с котятами на циферблате. Марина принялась рассказывать про свою школу танцев, о предстоящем выпускном спектакле по аристофановским «Облакам». Окутанный мерно тикающим кухонным теплом, Демпси отвечал односложно, время от времени подкрепляя свои слова взмахом руки и глядя на стройные ноги подружки. Ему понравилось, что она сказала «любовь». Элиза обычно говорила «секс», словно желая таким образом доказать свою зрелость.
Марина поставила на стол бутерброды и молоко. Памятуя о ее словах насчет необходимости соблюдать равновесие, Демпси почувствовал желание нарушить его и, забыв об обычной своей сдержанности, сказал:
– Знаешь, что меня поразило в тебе? Сила, которую я в тебе увидел, когда ты танцевала. Она словно изливалась из тебя.
– Как по-твоему, что это было... что ты видел?
– Не знаю. Нечто желающее дать знать о своем присутствии.
– Странно, что нам приходится говорить, – сказала она после непродолжительной паузы. – Мне кажется, мы узнали бы друг о друге больше, если бы молчали сейчас. Людям всегда приходится говорить, и это хорошо... мне приятно тебя слушать. Возможно даже, иногда слова необходимы. Но когда ты говоришь, тебе постоянно нужно думать, что и как сказать, и ты отчасти теряешь связь с другим человеком.
– Ты всегда все так анализируешь?
Марина едва заметно улыбнулась.
– Я помню, что мне больше всего понравилось в тебе. Ты самым милым образом поддразнивал меня. Я терпеть не могу, когда меня поддразнивают, но у тебя это здорово получалось.
– Ну и кто теперь облекает чувства в слова?
– Надо полагать, я. Ты меня понимаешь? Кончиком указательного пальца она легко провела по костяшкам его пальцев. Котенок на часах жалобно промяукал пять раз. Они оба разом взглянули на часы, в явном смущении, словно чувствуя необходимость отдохнуть друг от друга.
– Думаю, я должен пойти в церковь сегодня, – сказал Демпси. – Я не уеду из Нью-Йорка, и я не стану доставать Пинеро. Я не хочу проходить через еще одно расследование. Эти полгода меня просто вымотали. Пресса. Юристы. Хватит!
– Если бы я была рядом, тебе было бы легче? Демпси сжал ее руку:
– Я не верю во все эти ритуалы. В конце концов, выбор за мной.
– Ты ведь знаешь, что Пинеро попытается убить тебя.
– Ну, это не так просто. Я сижу в одном месте, он находится где-то в другом – и мы собираемся убить друг друга? Так, что ли? Возможно, этот номер и пройдет. Коли так... – Демпси вытер губы, смял салфетку, – ... ну и ладно. Я не хотел убивать Лару. Я никогда не хотел никого убивать. Но я могу. Тем более Пинеро. Он не из тех, на кого у меня не поднимется рука.
Демпси снова почувствовал тяжесть на сердце. Казалось, привкус слов осел у него в горле, отчего и голос зазвучал хрипло.
– Я не изображаю тут крутого парня... крутого полицейского. Просто говорю как есть.
Он попытался прочитать мысли Марины; они мелькали у нее в глазах и исчезали, словно рыбки в стремительном потоке. Однако он почти физически ощущал исходящие от нее волны тревоги и знал, что сейчас тревога является бурным потоком, в котором носятся ее мысли.
– Это слишком опасно, – еле слышно проговорила она и погладила Демпси по руке, пристально глядя на свои пальцы, словно приводя их в движение взглядом. – Лучше уйти.
Он почувствовал желание признаться во всем, рассказать, какие вещи ему приходилось делать; как Пинеро заморочил ему голову, заставив поверить в необходимость подобных вещей, и как это исподволь изменило его; объяснить, что, возможно, он должен поквитаться с Пинеро, что это единственный способ освободиться от прошлого, – но обвинить во всем Пинеро было слишком легко, и он не хотел вдаваться в вопрос о своей личной ответственности. Демпси положил ладонь Марине на затылок и притянул ее к себе. На душе у него стало легко и спокойно. – Мне нужно остаться, – сказал он.
Зажатая между мелочной лавкой и бакалейным магазинчиком на углу Сто шестьдесят пятой улицы, церковь Лукуми Бабалу Ай, с затемненными окнами и желтым оштукатуренным фасадом, в синих, красных и коричневых арабесках, напоминала скорее дешевый бар, нежели место, куда стянуты силы, призванные решить судьбу богов вуду, судьбу города, мира и, если следовать логике, – всей вселенной. Несколько заведений в квартале еще оставались открытыми, и, несмотря на холод, мужчины, лениво прохаживались у машин, стояли под навесами в островках света, курили, поддразнивали двух молоденьких продавщиц, торопливым шагом проходивших по улице, и всем своим видом являли картину жизнерадостного деревенского добродушия; но двумя кварталами дальше вздымались грязно-желтые шестнадцатиэтажные здания с осыпавшейся с фасадов плиткой и провалами окон. Фонари там не горели, автомобили не ездили, прохожие не ходили, и окутанная тьмой улица, казалось, уводила прямиком в царство забвения. Глядя в темноту, Демпси испытал такое ощущение, будто у него перед глазами поставили экран с видом унылого городского пейзажа, заслонив от взора нечто важное.
Сгорбленный чернокожий старичок, ростом с ребенка, одетый в белые штаны и поношенный старомодный пиджак, под которым виднелась голая костлявая грудь, приветствовал Демпси и Марину у дверей церкви на таком ломаном английском, что они не могли понять, чего ему от них нужно, пока он не взял Демпси за руку и не провел за собой в просторное помещение в глубине здания. Побеленные стены, потолок и пол здесь были украшены сотнями символических изображений, похожих на нарисованные на обрывках пергамента в кабинете Рэнди. Красные, зеленые и черные фигуры, порой не более сложные, чем след куриной лапы. Демпси с Мариной словно оказались в коробке, обернутой вывернутой наизнанку подарочной бумагой, так что весь узор можно было рассмотреть изнутри. Вдоль стен стояло с полсотни стульев, половина которых была занята мужчинами и женщинами испанского происхождения, сидевшими небольшими группами. Женщины – в большинстве средних лет, полные – были в белых платьях, а мужчины в рубахах и темных широких штанах. Они проявили неподдельный интерес к Демпси, бросая на него взгляды и перешептываясь. Несколько мужчин сидели на полу, зажав коленями барабаны. Среди них был и Рэнди. Он поприветствовал Марину и Демпси взмахом руки; три средних пальца у него на обеих руках были связаны вместе. В центре помещения стоял длинный стол, покрытый красной скатертью, а на нем – окруженная блюдами с курицей и рисом, дольками апельсина, ломтиками манго, ананаса и ворохами красных цветов – возвышалась установленная на пьедестале белоглазая деревянная статуя, которую Демпси видел в лавке лекарственных трав. Из-под стола доносился сильный неприятный запах, и Демпси заметил тараканов, суетливо бегающих по пище.
Вскоре в зал вошла Сара Пичардо – в белом платье и наброшенном на волосы белом платке, испещренном теми же символическими знаками; она кивнула Демпси и показала им с Мариной место у стола. Старик торопливо протянул Демпси чашку с темной жидкостью. Слегка помешкав, Демпси взял у него из рук чашку с тепловатым отваром пионии. Старик жестом велел выпить и довольно хмыкнул, когда Демпси сделал несколько глотков. Через несколько минут в душе у него стало нарастать смирение. Порожденное не унынием и не испугом, а просто сознанием, что он совершенно не контролирует ситуацию и потому вполне может прогнать все свои страхи. Живая испанская речь; барабанщики, выстукивающие пальцами нервную дробь на своих барабанах; нахмуренный бог на своем усыпанном цветами постаменте; Сара Пичардо, похожая в своем белом, украшенном символическими изображениями платье на существо, созданное из той же материи, что и храм, в котором она исполняла обязанности верховной жрицы, – все это словно обволакивало Демпси, неумолимо растворяло в своей субстанции, и вскоре он почувствовал себя спокойно, будто задремал в горячей ванне. Он вспомнил упоминание Паоли о действии большой дозы пионии и решил, что чувство блаженной расслабленности вызвано выпитым настоем. Его внимание привлекла статуя Олукуна. Он представил такую же статую, только высотой в несколько сотен футов, возвышающуюся над сказочным городом, и себя самого, бродящего по улицам, затененным огромными цветами. Представил медную лампу над кованым трактирным столиком, блюдо риса с цыпленком. Сара Пичардо подошла к нему и спросила:
– Не страшно? – Демпси улыбнулся. – Слушай меня, – сказала она. Слова отдавались эхом, постепенно замирающим вдали. Слушай меня, слушай меня, слушай меня...
– Слушаю, – сказал он.
– Через меня ты воссоединишься с Олукуном, – сказала она. – Ты исчезнешь, а потом вновь вернешься к действительности. Олукун будет дремать в тебе. Наполнять тебя своей силой. Но победу ты одержишь не силой бога. Ты должен соблюдать осторожность. Ты понял?
Демпси слышал барабаны. Ритмичный барабанный бой. Тихий шум дождевых капель в голове.
– Да, – сказал он. – Я понял.
– Твой противник знает больше, чем ты, но мы будем наблюдать за тобой и помогать тебе.
– Помогать... да. – Демпси с трудом ворочал языком.
Сара Пичардо сняла повязку у него с глаза, и он увидел мушку – вытянутую в одну тонкую нить с выпуклым шаром посередине, который скользил по ней медленно, словно спутник по орбите, и исчез за пределами поля зрения, в то время как в центре нить задрожала, раздулась, отдельные клетки, группируясь, начали сливаться друг с другом. При виде этого зрелища Демпси на миг испытал удовольствие, какое доставляет мужчине вид собственного шрама, который нравится трогать женщинам.
– Но у тебя есть преимущество, – продолжала Сара Пичардо. – Ты знаешь, какими приемами пользуется твой соперник. Ты его понимаешь.
Демпси ждал, когда мушка распадется на линии, сложится в некий рисунок, предвещающий последующие события; но она просто маячила перед ним, похожая на растекшееся по сковородке яйцо с дрожащими краями.
– Он думает, что изучил тебя, но он не знает, что именно Олукун прозрел в твоем сердце. Он будет самоуверен. Воспользуйся этим.
Лицо Сары Пичардо выражало напряженную волю, не окрашенную ни тревогой, ни сочувствием. Пристальный, немигающий взгляд животного. Когда женщина резко повернулась, белая узорчатая юбка вихрем завилась вокруг ее ног, и показалось, будто она поднимается в стремительном вращении над разрисованным белым полом, обретая новую форму, словно глина на гончарном кругу.
Марина взяла Демпси за подбородок, повернула его лицо к себе:
– Как ты себя чувствуешь?
– Неважно. Настой здорово дал по мозгам. – Он не мог сосредоточить взгляд. Черты Марины расплывались, распадались, и он видел то утолок рта, то зрачок, то кончик подбородка.
– Все в порядке, – сказала она. – Ты в полном порядке.
– Уверена?
Она наклонилась, кивая, и прижалась лбом ко лбу Демпси.
Ритм барабанного боя становился все настойчивее, и Сара Пичардо вышагивала по кругу, время от времени встряхивая головой и останавливаясь, чтобы выкрикнуть несколько слов по-испански, на разные голоса; и Демпси внезапно осознал, что ритуал уже совершается, что он возник из простых разговоров примерно таким же непостижимым образом, как завивающаяся вокруг коленей юбка Сары вдруг словно выросла из пола подобием глиняного сосуда на гончарном кругу, как барабанный бой, который вдруг зазвучал громко, настойчиво, властно. И он подумал, как это должно быть естественно, когда жизнь сама собой претворяется в ритуал, вместо того чтобы оставаться замкнутой в каменном храме мыслей о боге, словно бог в своем величии настолько от вас далек, что вам требуется космических размеров церковь, чтобы соприкоснуться с ним.
Толстый усатый мужчина с лысиной вдруг резко вскочил на ноги, словно марионетка, приведенная в движение рывком незримой нити. Остальные последовали его примеру. Кресло, на котором сидел Демпси, казалось, меняет размеры, становится то слишком низким, то слишком высоким. На лбу у него выступил пот, грудь болезненно стеснилась. Барабаны выбивали дикие ритмы: то удары слоновьего сердца, то прыжок обезьяны; и Демпси никак не мог сосредоточиться. Голова у него резко дернулась в сторону, словно от электрического разряда, и комната предстала перед ним в виде ряда разрозненных, быстро сменяющих друг друга кадров. Ворох цветов; белый потолок; ручка кресла; смуглая пуэрториканка, вразвалку идущая на полусогнутых ногах и мерно выбрасывающая перед собой руки с растопыренными пальцами; Сара Пичардо, обнаженная по пояс, с блестящей от пота кожей, подхватывающая снизу ладонями свои груди и выставляющая их навстречу довольному божку на усыпанном цветами столе, резко прыгающая вперед и снова отскакивающая назад, в попытке соблазнить и возбудить идола. Пот заливал Демпси глаза. Очертания мушки дрожали, как паутина под тяжестью слишком большого паука. Он вдруг понял, что ходит по комнате. Сгорбленный чернокожий старичок нацепил котелок, раскурил сигару и стучал каблуками в пол. Стройная бледнокожая женщина налетела на Демпси и отпрянула с искаженным от страха лицом. Марина? Он снова увидел ее. Она танцевала, но не с обычной своей грациозностью. Шатко ходила кругами, порывисто хватала воздух скрюченными пальцами. Ну и местечко, подумал он. Сумасшедший дом. Больных не лечат, лекарств нет. Ему нужен воздух, решил он. Свежий воздух и тишина. Демпси резко развернулся, ища взглядом дверь. Никакой двери позади не было. Только белые стены, разрисованные замысловатыми извилистыми линиями. Горячая волна, вдруг возникшая в области таза, прокатилась вдоль позвоночника, и у него подкосились ноги. Он покачнулся и схватился за край стола. Затуманенным взором он увидел таракана, торопливо ползущего между цветов по уводящей во тьму улице. Демпси хотел пойти за ним в трактир, посидеть там с рассудительными насекомыми, которые курят кальяны, обсуждая населенный всевозможными демонами внешний мир. Еще одна мощная волна накатила на него. Он судорожно вцепился в край стола, нависая над ним всем телом. Перламутровые глаза статуи быстро вращались, источая белую струю тумана, тесно обволакивающую Демпси. Барабаны громко застучали в одном навязчивом ритме, своим грохотом подавляя все мысли, увлекая его все глубже в беспросветную бездну. Туман клубился, становился плотнее. Что-то плохое должно было вот-вот произойти. Демпси физически ощущал, как туман сгущается вокруг него. Белое облако сжималось, норовя войти в его тело. Чудовищным усилием он заставил себя выпрямиться, потом резко подался вперед и увидел свои руки, судорожно хватающие тарелку. Ослабевшей рукой он попытался отстранить статую, полагая, что именно она является источником таинственной силы, убивающей его. Пальцы Демпси бессильно скользнули по пьедесталу. Его поглотила белая тьма.
Когда Демпси вышел из дверей церкви в зимнюю ночь, он внезапно припомнил тот момент, когда, будто отделившись от своего тела и сильно сжавшись, он смотрел снизу вверх на себя самого, с искаженным от ужаса лицом, с усыпанными бисеринками пота лбом, с налитыми кровью стеклянными глазами. Если это было воспоминанием, то сейчас он чувствовал себя значительно лучше, чем несколько минут назад. Никакой слабости в ногах, никакой боли в глазу. Барабаны продолжали греметь в церкви, и Демпси решил немного размяться. Он взглянул на желтые массивы высотных зданий и испытал острое желание шагнуть в неведомое, бросить вызов опасности.
– Небольшая прогулка по дикой местности, – пробормотал он с блаженной улыбкой, вынимая из кобуры пистолет и проверяя обойму. – Обход заброшенной территории.
Он неторопливо двинулся вперед, но стал постепенно набирать шаг и к тому времени, когда достиг конца квартала, уже энергично размахивал руками, словно совершал пробежку по набережной. Было приятно снова двигаться. Испытывать силы. Демпси влетел в проулок между зданиями. Уличные фонари с разбитыми лампами, приглушенная музыка, доносившаяся из-за разбитых, заколоченных фанерой окон. Он подошел к нише в стене, где сидели двое мужчин в куртках с капюшонами; густо изрисованные ступеньки у них под ногами походили на китайские субтитры их шепота.
– Эй, козел! – сказал один. – Тебе чего?
– Героина не найдется? – Демпси остановился.
– Героина? – Они рассмеялись, и их лица частично выступили из тени капюшонов. – По-твоему, ты куда попал?
Демпси услышал вызывающие нотки, но похоже, вопрос про наркотики здорово удивил парней.
– А куда, по-вашему? – сказал он.
Парни посовещались, снова шепотом, а потом один сказал:
– Послушай, шеф...
– Вы, ребятки, смотрите слишком много старого кино по телику. Никто больше не говорит «шеф».
– Нет, до него не дошло, – сказал парень, а второй поднялся на ноги и кивнул:
– Ну, не дошло, так дойдет. – Он засунул руки в карманы и поглядел на Демпси. – Пройди вперед пару кварталов. Там найдешь чего тебе нужно.
Неприятный тревожный холодок разлился у Демпси между лопатками, но приподнятое настроение не позволило страху угнездиться в сердце. Он обратил внимание, что улица на удивление чисто убрана. Никаких расплющенных пивных банок, битых бутылок, замерзших кошек. Асфальт, бетон и снег. Снег казался девственно-чистым по сравнению с привычным городским снегом. «Сделаем город чище»? Школьники соревнуются за поездку в Диснейленд? Он прошел мимо другой ниши. На ступеньках целовались две женщины, лаская друг друга. Они даже не взглянули на него. Такая неосторожность показалась Демпси странной, как всякая демонстрация лесбийских утех, которые обычно не приветствовались в бандитских районах. Но может статься, подумал Демпси, он просто отстал от жизни?
На перекрестке он увидел по левую руку ярко освещенный участок улицы кварталом дальше. Люди толпились на тротуарах, несмотря на холод. На самом деле, было даже не очень холодно. Свежо, но в воздухе чувствовалось тепло, как ранней осенью. Когда Демпси двинулся к огням, он заметил огромную тень, медленно скользящую по желтому фасаду здания, словно черный луч прожектора. Он остановился. Тень в точности повторяла татуировку Марины. Извилистые линии пульсировали вместе с расплющенным черным овалом, который заворачивал за угол, слабо подрагивая, слегка меняя очертания бесцельной зыбкой клеточной жизни. Как мушка, решил Демпси. Он вытащил пистолет, зажал его в опущенной руке и спросил себя, почему он не испытывает страха. Черное солнце поднялось чуть выше по стене, частично заползло на крышу – и Демпси представилась огромная ящерица, со свешенным вниз хвостом. Он обвел взглядом толпу в поисках Пинеро.
– Эй! – сказал он, надеясь, что его услышат. – Помогите мне немного, ладно? Вы обещали.
Продемонстрировав неожиданную резвость, черное солнце соскользнуло с крыши и замерло точно посередине фасада. Овал казался темнее, чем прежде, и заслонял примерно треть окон.
– Вот теперь порядок, – сказал Демпси. Переходя через улицу, он почувствовал какое-то движение у себя внутри – плавное, непроизвольное, словно организм естественным образом приспосабливался к смене давления или воздействию некой силы; и взглянув наверх, он увидел, что небо исчерчено полосами огня. Демпси вспомнил странную местность, в которой он побывал во время рейва: грязно-желтые монолиты зданий, окружающие черный провал глаза, и кометы, стремительно пролетающие в небе. На сей раз он не особо встревожился, понял, что находится недалеко от цели; на самом деле, это место начинало ему нравиться: напоминало курортный район.
Две проститутки в потертых крашеных шубках нетвердо шли по обледенелому тротуару, напоминая попугайчиков, с трудом удерживающих равновесие на жердочке. Парни поманили девиц рукой; проститутки посовещались; потом две группы на мгновение смешались – деньги, товар, деньги, – и проститутки, взяв две дозы, направились в страну грез. Парни на углу по-прежнему месили воздух руками. Все походило на главу романа, который никто никогда не станет читать. Порой отец Демпси пускался в воспоминания о старых добрых временах в Нью-Йорке. Город Удачи. Мэр Джон Как-там-его... Если верить обитателям Манхэттена или Бруклина, Нью-Йорк действительно превращался в Город Удачи, покруче Лас-Вегаса. Возможно, это и есть будущее. Но Демпси считал, что в таком мире еще больше зла, чем в старом. Раньше оно просто скрывалось за дверьми директорских кабинетов и пряталось по углам. Каждый год он проводил отпуск в Гондурасе, в настоящем медвежьем углу. Никому не известном, никому не интересном. И каждый год находил страну все более и более выпотрошенной преступлениями, секс-туризмом, СПИДом, наркотиками, хулиганством. Мы привыкли думать о глобальной угрозе, а зло – рядом, за дверью. Возможно, все дело в республиканцах, а возможно, в воле Божьей. Или так устроен мир. Зло прилично одето, ходит с поднятой головой и раздает визитные карточки на светских приемах. Если не верите, спросите людей, которые живут в Истсайде, Джорджтауне, Форт-Вашингтоне. Детективов и уличных мальчишек. Какое бы зло ни сулило пришествие черного солнца, Демпси считал, что намного хуже, чем сейчас, не будет.
Он отвернулся от окна и огляделся по сторонам, прочитал названия на корешках книг, внимательно рассмотрел одну из программок танцевального вечера, с удовольствием обнаружив на ней имя Марины. На сердце у него было удивительно легко. Всякий раз, когда он возвращался мыслями к Саре Пичардо или Пинеро, они словно ускользали прочь. Демпси совершенно не чувствовал страха и задался вопросом, не означает ли это, что он, сам того не ведая, принял решение. Он не собирался бежать. В конце концов, куда бежать-то? Джерси не далеко, а «далеко» не вариант. Демпси прилег на диван и полистал журнал. Удивительно, какое применение можно найти картонным трубкам, на которые наматывается туалетная бумага. В моду снова входили испанские кружева на подвенечных платьях. Он прочитал половину статьи под названием «Девять способов доставить себе удовольствие». Способ номер четыре показался довольно сложным. Он услышал телефонный звонок и узнал свой мобильник, оставшийся в кармане куртки. Он схватил трубку после третьего звонка и сказал:
– Да, Демпси.
– Фил Паоли, приятель. Мне пора валить домой. Тебя интересуют результаты?
– Ох, черт! Да. Извини. Совсем забыл.
– Забыл? А я тут вкалывал, чтобы успеть все сделать сегодня.
– Молодец! Ну, что там?
– Ничего неожиданного. Экстази и марихуана. Амфетамины и одна странная трава... пиония.
Демпси попытался увязать этот факт с остальными.
– Ты меня слушаешь? – спросил Паоли.
– Да.
– Это спазмолитик.
– Я знаю.
– Она была загружена под завязку. Должно быть, съела целый куст.
– Речь идет о смертельной дозе?
– Нет, но девушка находилась в страшно расслабленном состоянии.
– Понятно. Ладно, спасибо. Я твой должник.
– В который раз. Будь я за стойкой, закрыл бы твой счет еще с Рождества.
– Тебе воздастся на небесах, Фил.
– Только на это и уповаю.
Демпси бросил трубку на диван и вернулся к окну. Трое парней все еще стояли на углу. К ним подошли еще двое, остановились поболтать. Мысль, что он сам наглотался пионии и оттого совершенно спокоен, бередила Демпси, но не настолько, чтобы вызвать у него желание что-нибудь предпринять по этому поводу.
В гостиную вошла Марина, одетая в шорты и темно-бордовый свитер, со стаканом яблочного сока в руке.
– Кто-то звонил?
– Да, по работе.
Она уселась на диван, поджала под себя ноги и внимательно посмотрела на Демпси.
– Мне понравилось любить тебя.
– Честно?
Она шутливо замахнулась на него журналом, валявшимся на диване.
– Мне тоже, – сказал Демпси. – Это было здорово.
– Здорово? – задумчиво повторила она, словно не понимая значения слова.
– Да, я чувствовал себя... ну... здорово, спокойно. Не думал обо всей этой дикой истории.
Марина отпила пару глотков из стакана.
– Полагаю, именно это и определяется словом «здорово»?
– Может, я неверно выразился.
Она вытянула вперед ноги, пошевелила пальцами.
– А ты помнишь, что ты мне говорил тогда, в лодочном домике?
– Наверное, я слишком долго не вспоминал тот день. – Демпси присел на ручку дивана, погладил Марину по ноге.
Она отпила еще глоток и поставила стакан на столик.
– Я тоже считаю, что все было здорово.
– Ты думаешь, я нарочно не хочу вспомнить?
– Нет, но нужно удерживать равновесие. Я не хочу отдавать больше, чем беру. В любом случае... – Она снова поставила стакан на столик. – Для подобных разговоров еще слишком рано. Я просто проверяю температуру.
– В твоем журнале есть статья на эту тему. «Как измерить температуру любви вашего партнера».
– Ты даже не вздрогнул, когда сказал «любовь».
– А почему я должен вздрагивать?
– Смотри! – Она порывисто подалась к нему, вытянув вперед руки; на лице у нее отразилось разочарование, когда он не отреагировал.
– Ты меня напугала, правда, – сказал Демпси. – Просто, когда я такой усталый, у меня рефлексы заторможены.
– Это хорошо. Я хочу, чтобы ты меня немножко побаивался.
Тесная связь, установившаяся между ними раньше, упрочилась, и несколько мгновений в словах не было необходимости. Марина подтянула колени к груди, положила на них подбородок и сказала:
– Я собираюсь приготовить жареный бекон с сыром. Хочешь?
– Ужасно.
– Побольше?
– Еще лучше.
Марина допила сок, встала с дивана и направилась на кухню. Демпси еще с минуту смотрел на улицу, но, когда увидел, как между парнями на углу и пассажиром в черном «SUV» завязывается перебранка, тоже ушел на кухню, где Марина жарила бекон, и встал за ней, обняв обеими руками за талию. Она игриво потерлась о него и велела сесть, иначе она обожжется. Демпси сел на стул у кухонного стола. Над плитой висели часы с котятами на циферблате. Марина принялась рассказывать про свою школу танцев, о предстоящем выпускном спектакле по аристофановским «Облакам». Окутанный мерно тикающим кухонным теплом, Демпси отвечал односложно, время от времени подкрепляя свои слова взмахом руки и глядя на стройные ноги подружки. Ему понравилось, что она сказала «любовь». Элиза обычно говорила «секс», словно желая таким образом доказать свою зрелость.
Марина поставила на стол бутерброды и молоко. Памятуя о ее словах насчет необходимости соблюдать равновесие, Демпси почувствовал желание нарушить его и, забыв об обычной своей сдержанности, сказал:
– Знаешь, что меня поразило в тебе? Сила, которую я в тебе увидел, когда ты танцевала. Она словно изливалась из тебя.
– Как по-твоему, что это было... что ты видел?
– Не знаю. Нечто желающее дать знать о своем присутствии.
– Странно, что нам приходится говорить, – сказала она после непродолжительной паузы. – Мне кажется, мы узнали бы друг о друге больше, если бы молчали сейчас. Людям всегда приходится говорить, и это хорошо... мне приятно тебя слушать. Возможно даже, иногда слова необходимы. Но когда ты говоришь, тебе постоянно нужно думать, что и как сказать, и ты отчасти теряешь связь с другим человеком.
– Ты всегда все так анализируешь?
Марина едва заметно улыбнулась.
– Я помню, что мне больше всего понравилось в тебе. Ты самым милым образом поддразнивал меня. Я терпеть не могу, когда меня поддразнивают, но у тебя это здорово получалось.
– Ну и кто теперь облекает чувства в слова?
– Надо полагать, я. Ты меня понимаешь? Кончиком указательного пальца она легко провела по костяшкам его пальцев. Котенок на часах жалобно промяукал пять раз. Они оба разом взглянули на часы, в явном смущении, словно чувствуя необходимость отдохнуть друг от друга.
– Думаю, я должен пойти в церковь сегодня, – сказал Демпси. – Я не уеду из Нью-Йорка, и я не стану доставать Пинеро. Я не хочу проходить через еще одно расследование. Эти полгода меня просто вымотали. Пресса. Юристы. Хватит!
– Если бы я была рядом, тебе было бы легче? Демпси сжал ее руку:
– Я не верю во все эти ритуалы. В конце концов, выбор за мной.
– Ты ведь знаешь, что Пинеро попытается убить тебя.
– Ну, это не так просто. Я сижу в одном месте, он находится где-то в другом – и мы собираемся убить друг друга? Так, что ли? Возможно, этот номер и пройдет. Коли так... – Демпси вытер губы, смял салфетку, – ... ну и ладно. Я не хотел убивать Лару. Я никогда не хотел никого убивать. Но я могу. Тем более Пинеро. Он не из тех, на кого у меня не поднимется рука.
Демпси снова почувствовал тяжесть на сердце. Казалось, привкус слов осел у него в горле, отчего и голос зазвучал хрипло.
– Я не изображаю тут крутого парня... крутого полицейского. Просто говорю как есть.
Он попытался прочитать мысли Марины; они мелькали у нее в глазах и исчезали, словно рыбки в стремительном потоке. Однако он почти физически ощущал исходящие от нее волны тревоги и знал, что сейчас тревога является бурным потоком, в котором носятся ее мысли.
– Это слишком опасно, – еле слышно проговорила она и погладила Демпси по руке, пристально глядя на свои пальцы, словно приводя их в движение взглядом. – Лучше уйти.
Он почувствовал желание признаться во всем, рассказать, какие вещи ему приходилось делать; как Пинеро заморочил ему голову, заставив поверить в необходимость подобных вещей, и как это исподволь изменило его; объяснить, что, возможно, он должен поквитаться с Пинеро, что это единственный способ освободиться от прошлого, – но обвинить во всем Пинеро было слишком легко, и он не хотел вдаваться в вопрос о своей личной ответственности. Демпси положил ладонь Марине на затылок и притянул ее к себе. На душе у него стало легко и спокойно. – Мне нужно остаться, – сказал он.
Зажатая между мелочной лавкой и бакалейным магазинчиком на углу Сто шестьдесят пятой улицы, церковь Лукуми Бабалу Ай, с затемненными окнами и желтым оштукатуренным фасадом, в синих, красных и коричневых арабесках, напоминала скорее дешевый бар, нежели место, куда стянуты силы, призванные решить судьбу богов вуду, судьбу города, мира и, если следовать логике, – всей вселенной. Несколько заведений в квартале еще оставались открытыми, и, несмотря на холод, мужчины, лениво прохаживались у машин, стояли под навесами в островках света, курили, поддразнивали двух молоденьких продавщиц, торопливым шагом проходивших по улице, и всем своим видом являли картину жизнерадостного деревенского добродушия; но двумя кварталами дальше вздымались грязно-желтые шестнадцатиэтажные здания с осыпавшейся с фасадов плиткой и провалами окон. Фонари там не горели, автомобили не ездили, прохожие не ходили, и окутанная тьмой улица, казалось, уводила прямиком в царство забвения. Глядя в темноту, Демпси испытал такое ощущение, будто у него перед глазами поставили экран с видом унылого городского пейзажа, заслонив от взора нечто важное.
Сгорбленный чернокожий старичок, ростом с ребенка, одетый в белые штаны и поношенный старомодный пиджак, под которым виднелась голая костлявая грудь, приветствовал Демпси и Марину у дверей церкви на таком ломаном английском, что они не могли понять, чего ему от них нужно, пока он не взял Демпси за руку и не провел за собой в просторное помещение в глубине здания. Побеленные стены, потолок и пол здесь были украшены сотнями символических изображений, похожих на нарисованные на обрывках пергамента в кабинете Рэнди. Красные, зеленые и черные фигуры, порой не более сложные, чем след куриной лапы. Демпси с Мариной словно оказались в коробке, обернутой вывернутой наизнанку подарочной бумагой, так что весь узор можно было рассмотреть изнутри. Вдоль стен стояло с полсотни стульев, половина которых была занята мужчинами и женщинами испанского происхождения, сидевшими небольшими группами. Женщины – в большинстве средних лет, полные – были в белых платьях, а мужчины в рубахах и темных широких штанах. Они проявили неподдельный интерес к Демпси, бросая на него взгляды и перешептываясь. Несколько мужчин сидели на полу, зажав коленями барабаны. Среди них был и Рэнди. Он поприветствовал Марину и Демпси взмахом руки; три средних пальца у него на обеих руках были связаны вместе. В центре помещения стоял длинный стол, покрытый красной скатертью, а на нем – окруженная блюдами с курицей и рисом, дольками апельсина, ломтиками манго, ананаса и ворохами красных цветов – возвышалась установленная на пьедестале белоглазая деревянная статуя, которую Демпси видел в лавке лекарственных трав. Из-под стола доносился сильный неприятный запах, и Демпси заметил тараканов, суетливо бегающих по пище.
Вскоре в зал вошла Сара Пичардо – в белом платье и наброшенном на волосы белом платке, испещренном теми же символическими знаками; она кивнула Демпси и показала им с Мариной место у стола. Старик торопливо протянул Демпси чашку с темной жидкостью. Слегка помешкав, Демпси взял у него из рук чашку с тепловатым отваром пионии. Старик жестом велел выпить и довольно хмыкнул, когда Демпси сделал несколько глотков. Через несколько минут в душе у него стало нарастать смирение. Порожденное не унынием и не испугом, а просто сознанием, что он совершенно не контролирует ситуацию и потому вполне может прогнать все свои страхи. Живая испанская речь; барабанщики, выстукивающие пальцами нервную дробь на своих барабанах; нахмуренный бог на своем усыпанном цветами постаменте; Сара Пичардо, похожая в своем белом, украшенном символическими изображениями платье на существо, созданное из той же материи, что и храм, в котором она исполняла обязанности верховной жрицы, – все это словно обволакивало Демпси, неумолимо растворяло в своей субстанции, и вскоре он почувствовал себя спокойно, будто задремал в горячей ванне. Он вспомнил упоминание Паоли о действии большой дозы пионии и решил, что чувство блаженной расслабленности вызвано выпитым настоем. Его внимание привлекла статуя Олукуна. Он представил такую же статую, только высотой в несколько сотен футов, возвышающуюся над сказочным городом, и себя самого, бродящего по улицам, затененным огромными цветами. Представил медную лампу над кованым трактирным столиком, блюдо риса с цыпленком. Сара Пичардо подошла к нему и спросила:
– Не страшно? – Демпси улыбнулся. – Слушай меня, – сказала она. Слова отдавались эхом, постепенно замирающим вдали. Слушай меня, слушай меня, слушай меня...
– Слушаю, – сказал он.
– Через меня ты воссоединишься с Олукуном, – сказала она. – Ты исчезнешь, а потом вновь вернешься к действительности. Олукун будет дремать в тебе. Наполнять тебя своей силой. Но победу ты одержишь не силой бога. Ты должен соблюдать осторожность. Ты понял?
Демпси слышал барабаны. Ритмичный барабанный бой. Тихий шум дождевых капель в голове.
– Да, – сказал он. – Я понял.
– Твой противник знает больше, чем ты, но мы будем наблюдать за тобой и помогать тебе.
– Помогать... да. – Демпси с трудом ворочал языком.
Сара Пичардо сняла повязку у него с глаза, и он увидел мушку – вытянутую в одну тонкую нить с выпуклым шаром посередине, который скользил по ней медленно, словно спутник по орбите, и исчез за пределами поля зрения, в то время как в центре нить задрожала, раздулась, отдельные клетки, группируясь, начали сливаться друг с другом. При виде этого зрелища Демпси на миг испытал удовольствие, какое доставляет мужчине вид собственного шрама, который нравится трогать женщинам.
– Но у тебя есть преимущество, – продолжала Сара Пичардо. – Ты знаешь, какими приемами пользуется твой соперник. Ты его понимаешь.
Демпси ждал, когда мушка распадется на линии, сложится в некий рисунок, предвещающий последующие события; но она просто маячила перед ним, похожая на растекшееся по сковородке яйцо с дрожащими краями.
– Он думает, что изучил тебя, но он не знает, что именно Олукун прозрел в твоем сердце. Он будет самоуверен. Воспользуйся этим.
Лицо Сары Пичардо выражало напряженную волю, не окрашенную ни тревогой, ни сочувствием. Пристальный, немигающий взгляд животного. Когда женщина резко повернулась, белая узорчатая юбка вихрем завилась вокруг ее ног, и показалось, будто она поднимается в стремительном вращении над разрисованным белым полом, обретая новую форму, словно глина на гончарном кругу.
Марина взяла Демпси за подбородок, повернула его лицо к себе:
– Как ты себя чувствуешь?
– Неважно. Настой здорово дал по мозгам. – Он не мог сосредоточить взгляд. Черты Марины расплывались, распадались, и он видел то утолок рта, то зрачок, то кончик подбородка.
– Все в порядке, – сказала она. – Ты в полном порядке.
– Уверена?
Она наклонилась, кивая, и прижалась лбом ко лбу Демпси.
Ритм барабанного боя становился все настойчивее, и Сара Пичардо вышагивала по кругу, время от времени встряхивая головой и останавливаясь, чтобы выкрикнуть несколько слов по-испански, на разные голоса; и Демпси внезапно осознал, что ритуал уже совершается, что он возник из простых разговоров примерно таким же непостижимым образом, как завивающаяся вокруг коленей юбка Сары вдруг словно выросла из пола подобием глиняного сосуда на гончарном кругу, как барабанный бой, который вдруг зазвучал громко, настойчиво, властно. И он подумал, как это должно быть естественно, когда жизнь сама собой претворяется в ритуал, вместо того чтобы оставаться замкнутой в каменном храме мыслей о боге, словно бог в своем величии настолько от вас далек, что вам требуется космических размеров церковь, чтобы соприкоснуться с ним.
Толстый усатый мужчина с лысиной вдруг резко вскочил на ноги, словно марионетка, приведенная в движение рывком незримой нити. Остальные последовали его примеру. Кресло, на котором сидел Демпси, казалось, меняет размеры, становится то слишком низким, то слишком высоким. На лбу у него выступил пот, грудь болезненно стеснилась. Барабаны выбивали дикие ритмы: то удары слоновьего сердца, то прыжок обезьяны; и Демпси никак не мог сосредоточиться. Голова у него резко дернулась в сторону, словно от электрического разряда, и комната предстала перед ним в виде ряда разрозненных, быстро сменяющих друг друга кадров. Ворох цветов; белый потолок; ручка кресла; смуглая пуэрториканка, вразвалку идущая на полусогнутых ногах и мерно выбрасывающая перед собой руки с растопыренными пальцами; Сара Пичардо, обнаженная по пояс, с блестящей от пота кожей, подхватывающая снизу ладонями свои груди и выставляющая их навстречу довольному божку на усыпанном цветами столе, резко прыгающая вперед и снова отскакивающая назад, в попытке соблазнить и возбудить идола. Пот заливал Демпси глаза. Очертания мушки дрожали, как паутина под тяжестью слишком большого паука. Он вдруг понял, что ходит по комнате. Сгорбленный чернокожий старичок нацепил котелок, раскурил сигару и стучал каблуками в пол. Стройная бледнокожая женщина налетела на Демпси и отпрянула с искаженным от страха лицом. Марина? Он снова увидел ее. Она танцевала, но не с обычной своей грациозностью. Шатко ходила кругами, порывисто хватала воздух скрюченными пальцами. Ну и местечко, подумал он. Сумасшедший дом. Больных не лечат, лекарств нет. Ему нужен воздух, решил он. Свежий воздух и тишина. Демпси резко развернулся, ища взглядом дверь. Никакой двери позади не было. Только белые стены, разрисованные замысловатыми извилистыми линиями. Горячая волна, вдруг возникшая в области таза, прокатилась вдоль позвоночника, и у него подкосились ноги. Он покачнулся и схватился за край стола. Затуманенным взором он увидел таракана, торопливо ползущего между цветов по уводящей во тьму улице. Демпси хотел пойти за ним в трактир, посидеть там с рассудительными насекомыми, которые курят кальяны, обсуждая населенный всевозможными демонами внешний мир. Еще одна мощная волна накатила на него. Он судорожно вцепился в край стола, нависая над ним всем телом. Перламутровые глаза статуи быстро вращались, источая белую струю тумана, тесно обволакивающую Демпси. Барабаны громко застучали в одном навязчивом ритме, своим грохотом подавляя все мысли, увлекая его все глубже в беспросветную бездну. Туман клубился, становился плотнее. Что-то плохое должно было вот-вот произойти. Демпси физически ощущал, как туман сгущается вокруг него. Белое облако сжималось, норовя войти в его тело. Чудовищным усилием он заставил себя выпрямиться, потом резко подался вперед и увидел свои руки, судорожно хватающие тарелку. Ослабевшей рукой он попытался отстранить статую, полагая, что именно она является источником таинственной силы, убивающей его. Пальцы Демпси бессильно скользнули по пьедесталу. Его поглотила белая тьма.
Когда Демпси вышел из дверей церкви в зимнюю ночь, он внезапно припомнил тот момент, когда, будто отделившись от своего тела и сильно сжавшись, он смотрел снизу вверх на себя самого, с искаженным от ужаса лицом, с усыпанными бисеринками пота лбом, с налитыми кровью стеклянными глазами. Если это было воспоминанием, то сейчас он чувствовал себя значительно лучше, чем несколько минут назад. Никакой слабости в ногах, никакой боли в глазу. Барабаны продолжали греметь в церкви, и Демпси решил немного размяться. Он взглянул на желтые массивы высотных зданий и испытал острое желание шагнуть в неведомое, бросить вызов опасности.
– Небольшая прогулка по дикой местности, – пробормотал он с блаженной улыбкой, вынимая из кобуры пистолет и проверяя обойму. – Обход заброшенной территории.
Он неторопливо двинулся вперед, но стал постепенно набирать шаг и к тому времени, когда достиг конца квартала, уже энергично размахивал руками, словно совершал пробежку по набережной. Было приятно снова двигаться. Испытывать силы. Демпси влетел в проулок между зданиями. Уличные фонари с разбитыми лампами, приглушенная музыка, доносившаяся из-за разбитых, заколоченных фанерой окон. Он подошел к нише в стене, где сидели двое мужчин в куртках с капюшонами; густо изрисованные ступеньки у них под ногами походили на китайские субтитры их шепота.
– Эй, козел! – сказал один. – Тебе чего?
– Героина не найдется? – Демпси остановился.
– Героина? – Они рассмеялись, и их лица частично выступили из тени капюшонов. – По-твоему, ты куда попал?
Демпси услышал вызывающие нотки, но похоже, вопрос про наркотики здорово удивил парней.
– А куда, по-вашему? – сказал он.
Парни посовещались, снова шепотом, а потом один сказал:
– Послушай, шеф...
– Вы, ребятки, смотрите слишком много старого кино по телику. Никто больше не говорит «шеф».
– Нет, до него не дошло, – сказал парень, а второй поднялся на ноги и кивнул:
– Ну, не дошло, так дойдет. – Он засунул руки в карманы и поглядел на Демпси. – Пройди вперед пару кварталов. Там найдешь чего тебе нужно.
Неприятный тревожный холодок разлился у Демпси между лопатками, но приподнятое настроение не позволило страху угнездиться в сердце. Он обратил внимание, что улица на удивление чисто убрана. Никаких расплющенных пивных банок, битых бутылок, замерзших кошек. Асфальт, бетон и снег. Снег казался девственно-чистым по сравнению с привычным городским снегом. «Сделаем город чище»? Школьники соревнуются за поездку в Диснейленд? Он прошел мимо другой ниши. На ступеньках целовались две женщины, лаская друг друга. Они даже не взглянули на него. Такая неосторожность показалась Демпси странной, как всякая демонстрация лесбийских утех, которые обычно не приветствовались в бандитских районах. Но может статься, подумал Демпси, он просто отстал от жизни?
На перекрестке он увидел по левую руку ярко освещенный участок улицы кварталом дальше. Люди толпились на тротуарах, несмотря на холод. На самом деле, было даже не очень холодно. Свежо, но в воздухе чувствовалось тепло, как ранней осенью. Когда Демпси двинулся к огням, он заметил огромную тень, медленно скользящую по желтому фасаду здания, словно черный луч прожектора. Он остановился. Тень в точности повторяла татуировку Марины. Извилистые линии пульсировали вместе с расплющенным черным овалом, который заворачивал за угол, слабо подрагивая, слегка меняя очертания бесцельной зыбкой клеточной жизни. Как мушка, решил Демпси. Он вытащил пистолет, зажал его в опущенной руке и спросил себя, почему он не испытывает страха. Черное солнце поднялось чуть выше по стене, частично заползло на крышу – и Демпси представилась огромная ящерица, со свешенным вниз хвостом. Он обвел взглядом толпу в поисках Пинеро.
– Эй! – сказал он, надеясь, что его услышат. – Помогите мне немного, ладно? Вы обещали.
Продемонстрировав неожиданную резвость, черное солнце соскользнуло с крыши и замерло точно посередине фасада. Овал казался темнее, чем прежде, и заслонял примерно треть окон.
– Вот теперь порядок, – сказал Демпси. Переходя через улицу, он почувствовал какое-то движение у себя внутри – плавное, непроизвольное, словно организм естественным образом приспосабливался к смене давления или воздействию некой силы; и взглянув наверх, он увидел, что небо исчерчено полосами огня. Демпси вспомнил странную местность, в которой он побывал во время рейва: грязно-желтые монолиты зданий, окружающие черный провал глаза, и кометы, стремительно пролетающие в небе. На сей раз он не особо встревожился, понял, что находится недалеко от цели; на самом деле, это место начинало ему нравиться: напоминало курортный район.