Страница:
Улица наполнилась людьми. Проститутками, подростками, школьницами-латинос, выставляющими напоказ свои молоденькие груди, худыми парнями с тонкими усиками. Однако все они производили непривычное впечатление. Здесь начисто не было болезненной тоски, обычно излучаемой подобными сборищами. Зато чувствовалась энергия, необъяснимая здоровая атмосфера жизненной силы. О ней ясно свидетельствовала доброжелательность, с какой люди улыбались, отступали в сторону, давая пройти другим. Проститутки, консервативно одетые в джинсы и топы, не приставали к мужчинам, а ненавязчиво заигрывали с ними, словно школьницы, ожидающие автобуса на остановке. Ребятишки гонялись друг за другом в толпе, играя, а не выясняя отношения друг с другом. Продавцы вели себя пристойно. Молодые люди курили, шутливо подталкивали приятелей, провожая взглядом проходящих девушек, но Демпси не видел никакого обмена денег на товар, товара на деньги, никаких целлофановых пакетиков, никаких хулиганов. Несмотря на гремевшие из окон домов ритмы, несмотря на афишку Шакиры в витрине музыкального магазина, несмотря на современную рекламу и одежду, здесь стояло другое время: пятидесятые годы. Время неблагополучное, но еще не отягощенное ни Вьетнамом, ни Кубой, ни Панамой и прочими кармическими бедами нации. Демпси перестал глазеть по сторонам, напомнив себе, что должен заняться делом. Он внимательно рассмотрел здание, посреди фасада которого замерло черное солнце. Надо обойти квартал кругом, сказал он себе. Проверить пути к отступлению. Это была мера предосторожности, а Сара Пичардо советовала соблюдать осторожность. Но возможно, в данном случае требуется известная доля отваги. Отваги взвешенной. Преступное действие ради предотвращения преступления. Последовать примеру Пинеро. Спуститься по пожарной лестнице с затененной стороны здания и ворваться в квартиру на третьем или четвертом этаже. Там живут какие-нибудь беспомощные люди. Женщина с ребенком, чета стариков. Задать несколько вопросов. Пинеро жил ради таких моментов.
– Билли?
Демпси оглянулся на голос и через несколько секунд увидел Марину, которая пробиралась к нему сквозь толпу, на ходу засовывая что-то в карман. Она была одета как проститутка: черные джинсы в обтяжку, черный топ. Губы накрашены ярко-красной помадой, а глаза подведены черной тушью с зелеными тенями. Прежде чем он успел открыть рот, Марина схватила его за руку и со словами «сюда!» потащила по улице, мимо черного солнца, лавируя среди прохожих.
– Ты с ума сошел? – Она резко свернула в сторону, огибая группу мужчин, стоящую посреди тротуара. – Ты должен был встретиться со мной в центре!
– Что? – спросил Демпси.
Она раздраженно фыркнула и пошла быстрее, таща Демпси к входу в подземку, а потом вниз по ступенькам. На платформе никого не было, кроме усталых мужчин и женщин в рабочей одежде, вероятно возвращающихся домой после смены. На стене рядом с Демпси висел потрепанный бейсбольный плакат, но он не узнал никого из игроков. Марина зажгла сигарету – табличек «Не курить» поблизости не было – и принялась расхаживать взад-вперед по краю платформы.
– Нам предстоит иметь дело с этими уродами, – сказала она, не глядя на Демпси. – Тебе следует настроиться на серьезный лад.
– С уродами? О чем ты говоришь?
Марина взглянула на него с удивлением, потом скривилась.
– Не валяй дурака! – сказала она. – Если ты будешь валять дурака, мы можем вообще не дергаться.
По смежному тоннелю прогрохотал поезд, оставив за собой завихрения тонкой пыли и запах горячего масла.
– Мы отправимся к краю Пятна, – решительно сказала Марина. – Теперь, когда тебя заметили, нам нужно...
– Вряд ли меня кто-нибудь заметил. Двое парней на Сто шестьдесят пятой прицепились ко мне, но и только.
Марина яростно сверкнула глазами.
– Если тебе не нужна помощь, продолжай в прежнем духе! Ясно?
Она стояла спиной к нему и часто, нервно затягивалась сигаретой. Такое впечатление, подумал Демпси, будто начинается новая история, не та, где он играл роль полицейского, а она попеременно разыгрывала то официантку, то танцовщицу. Если это и была обещанная помощь, он надеялся побороть замешательство и разобраться в происходящем. Он хотел спросить Марину, что она имела в виду под словом «Пятно», но потом решил не приставать к ней с вопросами: скоро он сам все узнает.
Пассажиры вагона, пока Демпси и Марина ехали в центр, весело болтали, смеялись, стреляли друг у друга сигареты. Никаких хмурых взглядов, враждебных жестов, никаких пьяных попутчиков, спящих бродяг. Все новые входящие в вагон встречали прием вежливый и уважительный. Это «Сумеречная зона»[3], подумал Демпси. Манхэттен на «экстази». Что самое странное, вскоре состав поднялся на поверхность, – Демпси не помнил ни одного открытого участка дороги в центре города, – и они направились в Вест-Виллидж; за окном Демпси увидел крыши домов, накрытые плотной тенью, тянувшейся поперек острова. Пятно, предположил он. От краев Пятна отделялись крохотные тени в форме черных солнц, которые рассыпались в разные стороны, словно проникшие во вражеский город лазутчики, и скользили по стенам зданий. Возможно, подумал он, темное Пятно вторит границам глазной повязки. Это вполне вписалось бы в картину бреда. Демпси беспокоила логическая выверенность иллюзии. Он задался вопросом, не искажают ли крохотные сгустки у него в глазу находящиеся в поле зрения предметы? Не является ли реальность более причудливой, чем кажется?
– Не обращай внимания, – сказала Марина. – Разберись с Тико. Тогда вся эта дрянь исчезнет.
– А где Тико?
Она снова пришла в раздражение, но, прежде чем успела обвинить его в несерьезном отношении к делу, он сказал:
– Здесь происходят вещи, о которых ты не имеешь понятия. Перестань ломаться и ответь на вопрос.
– В скверике на Божьей улице. – Марина отстранилась от него, словно желая рассмотреть получше. – О каких вещах я не имею понятия?
– Я не хочу сбивать тебя. Достаточно того, что у меня голова пухнет. Какое у Тико полное имя?
– У Тико?
– Не Мэнни Пинеро?
– Никогда о таком не слыхала.
– Тико служит в полиции?
Марина рассмеялась.
– Скажешь тоже!
– Иными словами – нет.
– Да что с тобой, черт возьми, происходит?
– Ничего особенного.
– Неужели? Мне сказали, что послали человека разобраться с Тико. Они что – ошиблись?
– Кто «они»?
Она вытащила из кармана фотографию и показала ему:
– Это ведь ты? Билли Демпси?
На фотографии он был с трехдневной щетиной.
– Ты что, меня не помнишь? – спросил он.
– Но ведь ты похож на человека на снимке. Это ты должен разобраться с Тико.
– Ты что, первый раз меня видишь?
– Похоже, мы с тобой как-то перепихнулись, но я не уверена. Где же всех сосчитать. – После непродолжительной паузы она сказала: – Не смотри на меня так!
– Как?
– Будто я отняла у тебя сладкую булочку.
За окном, на здании с куполом развевался флаг с изображением черного солнца.
– Я в том смысле, что ты выглядишь расстроенным, – сказала Марина, когда Демпси промолчал.
– Я не расстроен.
– Тогда не сиди с таким лицом. Ты действуешь мне на нервы.
– Мне нужно знать еще что-нибудь?
– Ты знаешь, что это Нью-Йорк? Человеческая раса? Планета Земля? И прочее?
– Верю на слово.
– Парень, да ты с приветом!
– Расскажи мне о том, что должно произойти в сквере.
Она пожала плечами:
– Кто знает, что у Тико на уме? Выясним по ходу дела.
– Ты пойдешь со мной?
– Иззи и я – мы твое прикрытие. Разве они ничего тебе не сказали?
Демпси подавил желание снова спросить: кто «они»? Похоже, это не имело значения. Взамен он спросил:
– А почему ты думаешь, что сумеешь прикрыть меня? У тебя что, богатый опыт?
– Сумею, не сомневайся.
Несколько мгновений они пристально смотрели друг на друга, потом Марина сказала:
– У нас еще есть время. Можем снять номер и расслабиться.
– Ты серьезно? – спросил Демпси. – Мне предстоит сражаться с Тико, а ты предлагаешь мне покувыркаться с тобой в постели?
– А чем еще ты собираешься заняться? Писать завещание? Я сама работаю лучше, когда сниму напряжение.
– Я и так спокоен, – сказал Демпси и с удивлением понял, что он и в самом деле совершенно спокоен, живет настоящим моментом и не беспокоится о предстоящих событиях.
– Может, дать тебе хорошего пинка?
До сих пор он видел лишь внешнее сходство между своей Мариной и этой; но сейчас – когда она стояла перед ним в вызывающей позе, скрестив руки на груди, с сердитым обиженным лицом, – Демпси увидел свойственную им обеим жесткость и одновременно уязвимость.
Но если его Марина была не такой уязвимой, как казалась, то и новая Марина была не такой крутой, как хотела выглядеть. Если не считать манеры держаться, они вполне могли быть одним и тем же человеком. Интересно, подумал Демпси, если он переспит с ней, будет это считаться изменой?
– Не обижайся, – сказал он. – Просто у меня голова занята другим.
Она попыталась смутить его пристальным взглядом, заставить опустить глаза. Демпси выдержал ее взгляд и сказал:
– Ты что, действительно хочешь трахнуться прямо сейчас?
– Да, напряжение снять.
– Я не хочу снимать напряжение. У меня реакции острее, когда я на взводе.
Марина разочарованно фыркнула, потом ухмыльнулась:
– Тебе же хуже, приятель. Не знаешь, чего теряешь.
– Ну, положим, знаю, – сказал он.
Когда поезд начал спускаться с эстакады в тоннель, взору Демпси открылась картина будущего – Пятно растаяло, и он увидел правду, за ним сокрытую. Крыши домов исчезли, и вместо них материализовался гладкий черный купол. Огромный. Диаметром во многие мили. Гигантский черный пузырь поднялся из недр Манхэттена столь стремительно и с такой силой, что стряхнул со своей поверхности здания и разбросал обломки бетонных стен – порой с рядами окон и остатками лепнины – по простиравшейся вокруг равнине, загромоздив руинами искрещенную извилистыми тропами местность. Черный купол пульсировал, мерно сокращая и раздувая плазменное тело, а потом – буквально за секунду до того, как поезд снова вошел в тоннель, – вспыхнул ослепительным белым светом, заполнившим весь объем, и стал похож на стеклянную, выступившую из-под земли сферу. Внутри сферы, почти растворенное в ярком сиянии, висело сплетение черных линий и пятен – тоже, похоже, огромное, – которое имело форму веретена, стоящего вертикально, и еле заметно меняло очертания, в точности повторяя, как Демпси вдруг понял, движения мушки у него в глазу. Марина либо ничего не видела, либо не сочла зрелище из ряда вон выходящим. Она оставалась совершенно невозмутимой, когда поезд с грохотом понесся вниз по тоннелю. Демпси погрузился в размышления об этом городе, который еще не существовал или существовал единственно в виде возможности. Он задался вопросом, есть ли у города прошлое или пространство является просто театральной декорацией, сценой, на которую, в случае победы черного солнца, выступит готовое прошлое ложных воспоминаний, таких же фальшивых, как воспоминания Демпси, сотканные из той же нереальной субстанции. Из субстанции мушки, лежащей в основе иллюзорного мира. Болезненное образование у него в глазу являлось уменьшенной моделью... чего? Сплошная метафизика. Даже в свете всех произошедших с ним событий Демпси не мог принять такое объяснение.
Божья улица, о которой Демпси никогда раньше не слышал, была застроена невысокими домами, вдоль тротуаров тянулись ряды саженцев. Маленькие бистро, ресторанчики, хорошо одетые прохожие, идущие прогулочным шагом. Обычный вечер в Вест-Виллидж, если не считать теней черных солнц, проворно снующих по фасадам зданий. В атмосфере веяло бодрящим, сложным ароматом подлинной жизни. Это заинтересовало Демпси так же, как и здоровая энергетика квартала, из которого они приехали. Он вспомнил слова Рэнди насчет того, что новая ипостась Олукуна потенциально более неистова и деятельна, чем старая. Знакомый Нью-Йорк – даже кварталы Манхэттена с относительно низким уровнем преступности – сохранял неприятную, гнетущую атмосферу упадка и вырождения, а здесь чувствовалось сильное, здоровое начало. У него вдруг возникло подозрение, будто он не видит всей картины, будто информационный ряд искажается; однако при этой мысли он исполнился еще большей решимости убить Пинеро, словно сомнение вызвало химическую реакцию, направленную против самой возможности сомневаться.
По мере того как он шагал по улице, держась позади Марины, окружение стало казаться более привычным. Застройка была прежней – магазины, клубы, бары, но кое-где требовался ремонт. Прохожие имели враждебное выражение лиц, часто встречались люди с физическими уродствами. Безобразной формы уши, выпученные глаза, длинные костлявые лица. Человек, прислонившийся к стене, широко улыбнулся, и Демпси мог поклясться, что видел растущие в два ряда зубы. Населенная гротескными персонажами, испещренная разлитыми на тротуарах лужицами красного неонового света, похожая на коридор, все двери которого ведут в одно озаренное отблесками адского пламени место, улица казалась порождением темных колдовских чар и излучала тяжелые вибрации, диссонирующие с атмосферой остального города. Надежда здесь еще пребывала, но надежда с изрядной примесью болезненного лихорадочного возбуждения. Направленные в их сторону взгляды в большинстве своем были откровенно вызывающими, прочие выражали опаску. Люди боязливо расступались перед ними, шарахались в стороны. Прямо как дома, подумал Демпси; хотя в Нью-Йорке таких уродов не встретишь. Демпси решил, что в центре Пятна уровень патологии, возможно, повысится на пару пунктов. Интересно, насколько это будет ощутимо?
Пройдя кварталов десять, Демпси вдруг осознал, что чем глубже на территорию Пятна они заходят, тем ужаснее становятся физические уродства прохожих. У приземистой женщины, везущей на тележке продукты, рот тянулся от уха до уха. У двух симпатичных девушек в атласных курточках и джинсах глаза представляли собой овальные пятна воспаленной багровой кожи, вздрагивавшей при каждом шаге. На лбу у мужчины, выходящего из машины, темнела татуировка из линий, постоянно менявших расположение и словно выражавших его мысли. За людьми, которые проходили мимо слишком быстро, чтобы Демпси успел рассмотреть их толком, тянулись причудливые тени, наводившие на мысль о диковинных уродствах; здания тоже имели деформированные очертания. Они наклонялись друг к другу под самыми невероятными углами, двери перекошены, а неоновые рекламы – в виде загадочных замысловатых знаков, закорючек и завитушек. Крыша ночного клуба провисла над сплющенными оконными проемами, и доносившаяся изнутри музыка завывала пронзительно и нервно. Увиденное заставляло предположить, что в конце Божьей улицы находится источник злотворной заразы, постепенно превращающей Вест-Виллидж в жуткую галлюцинацию, похожую на образ Нью-Йорка во власти вуду. Демпси снова усомнился в реальности мира и подумал, что, возможно, гигантская копия мушки является всего лишь наглядной моделью, что они просто идут вдоль отрезка тонкой черной нити в затейливом клубке, подвешенном в ослепительном свете, пребывают в иллюзорном мире, сгустившемся в глазе божества. В уме у него роилось множество вопросов, начинавшихся словами «почему» и «как», но казалось, их задает не он сам, а его бесправный двойник. Он отмел в сторону все вопросы как несущественные. В любом случае Демпси интересовал не столько диковинный вид прохожих, сколько царящая здесь зловещая атмосфера. Он чувствовал, что схватка будет серьезной и борьба пойдет не на жизнь, а на смерть.
Последние несколько кварталов оказались безлюдными, фонари по большей части не горели, здания находились в ветхом состоянии. Они вышли к густо заросшему деревьями участку земли, окруженному кованой решеткой. Сквер походил на лабиринт с извилистыми асфальтовыми дорожками и растениями, просовывавшими сквозь решетку ветви, словно в попытке вырваться на свободу. Такие деревья Демпси видел впервые, но самые крупные чем-то напоминали дубы и клены. У них были белые стволы и тускло мерцающие во мраке ветви. Тонкие, гибкие листья напоминали волосатые щупальца. С ветвей кленов свисали гроздья раздутых серых плодов. Среди деревьев Демпси разглядел несколько сельских крыш, крытых ржавой жестью и соломой. При виде сквера он еще сильнее уверился в правильности своей недавней догадки: перед ним находился своего рода аналог черного купола, а вьющиеся между деревьев тропинки являлись подобием переплетенных нитей мушки. Это место было нереальным, хотя Демпси понимал, что погибнуть здесь можно на самом деле.
Когда они остановились на углу улицы, прямо напротив сквера, из тени соседнего здания вышел невысокого росточка чернокожий мужчина в зеленой ветровке и мешковатых штанах и приблизился к Марине. Демпси, стоявший в нескольких шагах от Марины, которая загораживала от него подошедшего человека, потянулся за пистолетом, но она оживленно заговорила с парнем. Потом она повернулась, сказала Демпси: «Это Иззи», – и отступила в сторону, чтобы они познакомились. При виде худощавого лица мужчины Демпси показалось, будто в сердце ему вогнали раскаленную пулю.
Иззи был вылитый Лара.
Лара Израель.
– Это Билли Демпси, – сказала Марина. – Он пришел разобраться с Тико.
– Очень приятно, – произнес Лара, протягивая руку.
Демпси отпрянул назад и резко взмахнул рукой. Охваченный паникой, он отказывался верить в происходящее. Белки глаз у Лары блестели так же ярко, как в полутемном коридоре почти год назад.
– Вам нехорошо? – Внимательный взгляд Лары выражал искреннее беспокойство. Демпси не видел в нем ни тени притворства. Он отступил еще на шаг, с бешено колотящимся сердцем.
– Я в порядке... все нормально.
Лара продолжал всматриваться в него.
– Вы уверены?
– Да... да. В полном порядке.
Демпси испытывал желание сорваться с места, убежать от этого призрака, но ноги у него словно приросли к земле, не повиновались ему. Он попытался отыскать во внешности мужчины деталь, выдающую подделку, но небольшие залысины, складки в уголках рта, обвислые щеки, золотой зуб... Это был Лара. Другой Лара, сказал себе Демпси. Лара этого мира, а не тот человек, которого он убил.
Возможно.
А что если его первоначальные интуитивные подозрения были верными? Что если вся история с черным солнцем, Сарой Пичардо и Мариной являлась частью замысловатого плана мщения? Сначала умер Хейли, а теперь он и Пинеро начнут палить друг в друга. И все подстроено духом Лары. Паранойя? Он до боли остро почувствовал присутствие темной фигуры, стоящей у стены здания; сладковатый запах какого-то химического вещества, на мгновение перекрывший вонь выхлопных газов; неверный, тусклый свет уличного фонаря, словно притушенный окружающей тьмой. Мушка задрожала у него в глазу, как поплавок на неспокойной поверхности пруда.
– Кто вы такие, черт возьми? – спросил Демпси.
Марина бросила на него удрученный взгляд, а Лара сказал с легким недоумением:
– Мы здесь, чтобы помочь тебе.
– Да неужели? И кто же послал вас?
– Он выступает в таком духе с тех пор, как я его отыскала, – сообщила Марина Ларе.
– Церковь, – ответил Лара, по-прежнему несколько растерянно.
– Лукуми Бабалу Ай? – Демпси не мог отвести от него взгляда, припоминая алую кровь, сочившуюся из дыры в рубашке прямо под ключицей, и другую, темнее, из пулевых отверстий в груди.
Лара сделал неопределенный жест.
– А твоя так называется?
– Гм... да, – сказал Демпси и подумал, что последователи сантерии, по-видимому, пытаются решить проблему в обоих мирах Нью-Йорка и здесь выступают в качестве фронта сопротивления и, возможно, Лара один из них. Да, возможно, дело обстоит именно так.
– Похоже, тебе трудно нести в себе бога, – сказал Лара.
– А разве бывает легко? – Демпси нервно рассмеялся, стараясь овладеть собой, прогнать страхи. Призрак – это же просто бред. Как вуду. Разумнее предположить, что Лара не призрак, а некая разновидность нереального существа. И что это за существо такое? Снарк? Персонаж Толкина? Демпси почувствовал, что теряет ориентацию, что мысли у него путаются, туманятся и холодок ужаса пробегает вдоль позвоночника, растекаясь в паху. Он уцепился за одну мысль, как утопающий хватается за соломинку, и попытался сформулировать вопрос, дающий Ларе возможность доказать реальность своего существования, когда Лара вдруг подступил к нему вплотную, и – прежде чем Демпси успел отреагировать – положил руку ему на плечо, и произнес единственное слово: Олукун.
Имя бога вызвало у Демпси ощущение приятного тепла, словно спящий рядом человек придвинулся ближе. Тепло разлилось по всему телу, погасив подозрительность, вернув чувство спокойствия, и вопрос, который он собирался задать, пусть по-прежнему тревожный, уже казался не таким важным. Мысль, что Лара вернул его в сознание, несколько смущала Демпси, но он вздохнул с огромным облегчением, когда вновь обрел способность ориентироваться в ситуации. Внезапно полыхнувшее в душе пламя решимости начисто смело все сомнения. Демпси практически не чувствовал своего тела – вернее, ощущал только жар, химию бешенства и гнева, вскипающих в недрах его существа. Лара и Марина начали разговаривать между собой, а Демпси двинулся вдоль решетки. Сквер манил его, притягивал с непреодолимой силой. Где-то там, в серо-зеленых зарослях, затаился в предвкушении легкой жертвы Пинеро. Вспомнив Пинеро, как он тогда входил в дом Лары: втянутые рябые щеки, напряженное и одновременно сладострастно-возбужденное выражение лица, – Демпси почувствовал, что гнев в нем становится жестоким, жаждущим крови. Если Пинеро полагает, что он, Демпси, испугается или растеряется... Такого не будет. Все уроки, в свое время преподанные напарником, помогут ему застать противника врасплох, расправиться с ним. Тяжесть гнева внезапно показалась противоестественной, не имеющей ничего общего с обычными вспышками негодования. Сейчас Демпси владело твердое всепоглощающее желание. Потом он подумал, что за минувший год он стал именно таким: жестоким и твердым.
Марина и Лара прервали свой разговор, и Лара спросил Демпси, готов ли он.
Демпси предпочел промолчать.
– Когда мы войдем в ограду, – сказал Лара, – вполне вероятно, на тебя нападут еще по дороге в деревню. Если мы отстанем от тебя, не беспокойся. Мы будем рядом.
– Прикрывать твой тыл, Билли, – сказала Марина. – Ты просто разбирайся с Тико.
Ничего не ответив, Демпси направился твердым шагом к кованым воротам ограды, навстречу своей судьбе.
В саду слышались тихие шорохи, но ни малейшее дуновение ветерка не шевелило листву и не качало ветви деревьев. Шорохи походили на затаенное дыхание и судорожные вздохи тайных желаний или смешанных со страхом восторгов; и Демпси вообразил огромных существ, припавших к замочным скважинам, – существ, которые своими голосами могли бы сотрясти небо, но сейчас старались держаться тихо, осторожно подглядывая сверху, желая узнать, как идут дела у божественного собрата. Несмотря на отсутствие фонарей, в саду царил пепельный полумрак, и эти фальшивые сумерки наполнял сладковатый аромат растений. По обеим сторонам дорожки тянулась густая листва. Заросли папоротника и кустов. Гирлянды листьев, казавшихся слишком темными, чтобы быть зелеными, змеились по извилистым белым ветвям. Демпси держал пистолет стволом вверх, у плеча. Лара нес в правой руке небольшой кожаный мешочек. Марина шла за ним по пятам. Помимо странных шепотов, тишину не нарушал ни единый звук, даже приглушенный шум транспорта, словно город остался далеко позади. Через несколько минут Демпси понял, что дорожка, хоть и уходящая от ворот в глубину сада, постепенно заворачивает петлей, снова вспомнил о мушке и увидел, что заросли становятся реже. Сквозь разрывы в листве он заметил темные фигуры, которые походили на человеческие, но при внимательном рассмотрении оказались искривленными стволами деревьев. Один раз Демпси послышался шорох, но он не сумел определить источник звука. Тем не менее он чувствовал рядом загадочное присутствие, следящий на ним внимательный взгляд, но вместо страха испытывал сильное возбуждение, сродни возбуждению игрока на футбольном поле, когда с трибун слышится нарастающий рев толпы. Там, где дорожка повернула, Демпси заметил дерево, сходство которого с человеческой фигурой представлялось неслучайным. Казалось, в дерево чудесным образом вросло тело молодой негритянки. Грудь, живот и ноги слились со стволом, поднятые руки превратились в ветви, а опущенная голова выступила из ствола подобием крупного нароста. Ни о какой иллюзии не могло идти и речи: Демпси видел фигуру совершенно явственно, во всех подробностях. Соски, пупок, выбритый лобок. Полные губы, широкие ноздри, прикрытые веками глаза, которые резко распахнулись, когда он подошел ближе. Без зрачков, горящие желтым пламенем. Стоявший у него за спиной Лара раздраженно проворчал что-то и запустил пальцы в кожаный мешочек. Женщина начала отделяться от ствола, подняв голову, с усилием двигая бедрами, опуская ветки судорожными рывками, словно пытаясь выбраться из трясины, и с каждой секундой ее движения становились все легче, все свободнее. Свет от глаз ложился веером на щеки. Лара бросил в нее щепотку белого порошка. Там, где порошок попал на кожу, вспыхнули ослепительно яркие точки, похожие на следы уколов, такие же желтые, как глаза. Раскрыв рот в беззвучном крике, женщина забилась в конвульсиях, и ветви над ней тоже забились, громко зашелестели; потом, на глазах у Демпси, хранившего спокойствие, крохотные отверстия стали увеличиваться, разъедая кожу, она превратилась в изрешеченную оболочку, неспособную удерживать в себе объем света, составлявшего существо женщины. Фигура бессильно обмякла, усохла, сморщилась. В считанные секунды сияние померкло, и от нее остались лишь похожие на хлопья пепла невесомые лохмотья, плавно осевшие на траву.
– Билли?
Демпси оглянулся на голос и через несколько секунд увидел Марину, которая пробиралась к нему сквозь толпу, на ходу засовывая что-то в карман. Она была одета как проститутка: черные джинсы в обтяжку, черный топ. Губы накрашены ярко-красной помадой, а глаза подведены черной тушью с зелеными тенями. Прежде чем он успел открыть рот, Марина схватила его за руку и со словами «сюда!» потащила по улице, мимо черного солнца, лавируя среди прохожих.
– Ты с ума сошел? – Она резко свернула в сторону, огибая группу мужчин, стоящую посреди тротуара. – Ты должен был встретиться со мной в центре!
– Что? – спросил Демпси.
Она раздраженно фыркнула и пошла быстрее, таща Демпси к входу в подземку, а потом вниз по ступенькам. На платформе никого не было, кроме усталых мужчин и женщин в рабочей одежде, вероятно возвращающихся домой после смены. На стене рядом с Демпси висел потрепанный бейсбольный плакат, но он не узнал никого из игроков. Марина зажгла сигарету – табличек «Не курить» поблизости не было – и принялась расхаживать взад-вперед по краю платформы.
– Нам предстоит иметь дело с этими уродами, – сказала она, не глядя на Демпси. – Тебе следует настроиться на серьезный лад.
– С уродами? О чем ты говоришь?
Марина взглянула на него с удивлением, потом скривилась.
– Не валяй дурака! – сказала она. – Если ты будешь валять дурака, мы можем вообще не дергаться.
По смежному тоннелю прогрохотал поезд, оставив за собой завихрения тонкой пыли и запах горячего масла.
– Мы отправимся к краю Пятна, – решительно сказала Марина. – Теперь, когда тебя заметили, нам нужно...
– Вряд ли меня кто-нибудь заметил. Двое парней на Сто шестьдесят пятой прицепились ко мне, но и только.
Марина яростно сверкнула глазами.
– Если тебе не нужна помощь, продолжай в прежнем духе! Ясно?
Она стояла спиной к нему и часто, нервно затягивалась сигаретой. Такое впечатление, подумал Демпси, будто начинается новая история, не та, где он играл роль полицейского, а она попеременно разыгрывала то официантку, то танцовщицу. Если это и была обещанная помощь, он надеялся побороть замешательство и разобраться в происходящем. Он хотел спросить Марину, что она имела в виду под словом «Пятно», но потом решил не приставать к ней с вопросами: скоро он сам все узнает.
Пассажиры вагона, пока Демпси и Марина ехали в центр, весело болтали, смеялись, стреляли друг у друга сигареты. Никаких хмурых взглядов, враждебных жестов, никаких пьяных попутчиков, спящих бродяг. Все новые входящие в вагон встречали прием вежливый и уважительный. Это «Сумеречная зона»[3], подумал Демпси. Манхэттен на «экстази». Что самое странное, вскоре состав поднялся на поверхность, – Демпси не помнил ни одного открытого участка дороги в центре города, – и они направились в Вест-Виллидж; за окном Демпси увидел крыши домов, накрытые плотной тенью, тянувшейся поперек острова. Пятно, предположил он. От краев Пятна отделялись крохотные тени в форме черных солнц, которые рассыпались в разные стороны, словно проникшие во вражеский город лазутчики, и скользили по стенам зданий. Возможно, подумал он, темное Пятно вторит границам глазной повязки. Это вполне вписалось бы в картину бреда. Демпси беспокоила логическая выверенность иллюзии. Он задался вопросом, не искажают ли крохотные сгустки у него в глазу находящиеся в поле зрения предметы? Не является ли реальность более причудливой, чем кажется?
– Не обращай внимания, – сказала Марина. – Разберись с Тико. Тогда вся эта дрянь исчезнет.
– А где Тико?
Она снова пришла в раздражение, но, прежде чем успела обвинить его в несерьезном отношении к делу, он сказал:
– Здесь происходят вещи, о которых ты не имеешь понятия. Перестань ломаться и ответь на вопрос.
– В скверике на Божьей улице. – Марина отстранилась от него, словно желая рассмотреть получше. – О каких вещах я не имею понятия?
– Я не хочу сбивать тебя. Достаточно того, что у меня голова пухнет. Какое у Тико полное имя?
– У Тико?
– Не Мэнни Пинеро?
– Никогда о таком не слыхала.
– Тико служит в полиции?
Марина рассмеялась.
– Скажешь тоже!
– Иными словами – нет.
– Да что с тобой, черт возьми, происходит?
– Ничего особенного.
– Неужели? Мне сказали, что послали человека разобраться с Тико. Они что – ошиблись?
– Кто «они»?
Она вытащила из кармана фотографию и показала ему:
– Это ведь ты? Билли Демпси?
На фотографии он был с трехдневной щетиной.
– Ты что, меня не помнишь? – спросил он.
– Но ведь ты похож на человека на снимке. Это ты должен разобраться с Тико.
– Ты что, первый раз меня видишь?
– Похоже, мы с тобой как-то перепихнулись, но я не уверена. Где же всех сосчитать. – После непродолжительной паузы она сказала: – Не смотри на меня так!
– Как?
– Будто я отняла у тебя сладкую булочку.
За окном, на здании с куполом развевался флаг с изображением черного солнца.
– Я в том смысле, что ты выглядишь расстроенным, – сказала Марина, когда Демпси промолчал.
– Я не расстроен.
– Тогда не сиди с таким лицом. Ты действуешь мне на нервы.
– Мне нужно знать еще что-нибудь?
– Ты знаешь, что это Нью-Йорк? Человеческая раса? Планета Земля? И прочее?
– Верю на слово.
– Парень, да ты с приветом!
– Расскажи мне о том, что должно произойти в сквере.
Она пожала плечами:
– Кто знает, что у Тико на уме? Выясним по ходу дела.
– Ты пойдешь со мной?
– Иззи и я – мы твое прикрытие. Разве они ничего тебе не сказали?
Демпси подавил желание снова спросить: кто «они»? Похоже, это не имело значения. Взамен он спросил:
– А почему ты думаешь, что сумеешь прикрыть меня? У тебя что, богатый опыт?
– Сумею, не сомневайся.
Несколько мгновений они пристально смотрели друг на друга, потом Марина сказала:
– У нас еще есть время. Можем снять номер и расслабиться.
– Ты серьезно? – спросил Демпси. – Мне предстоит сражаться с Тико, а ты предлагаешь мне покувыркаться с тобой в постели?
– А чем еще ты собираешься заняться? Писать завещание? Я сама работаю лучше, когда сниму напряжение.
– Я и так спокоен, – сказал Демпси и с удивлением понял, что он и в самом деле совершенно спокоен, живет настоящим моментом и не беспокоится о предстоящих событиях.
– Может, дать тебе хорошего пинка?
До сих пор он видел лишь внешнее сходство между своей Мариной и этой; но сейчас – когда она стояла перед ним в вызывающей позе, скрестив руки на груди, с сердитым обиженным лицом, – Демпси увидел свойственную им обеим жесткость и одновременно уязвимость.
Но если его Марина была не такой уязвимой, как казалась, то и новая Марина была не такой крутой, как хотела выглядеть. Если не считать манеры держаться, они вполне могли быть одним и тем же человеком. Интересно, подумал Демпси, если он переспит с ней, будет это считаться изменой?
– Не обижайся, – сказал он. – Просто у меня голова занята другим.
Она попыталась смутить его пристальным взглядом, заставить опустить глаза. Демпси выдержал ее взгляд и сказал:
– Ты что, действительно хочешь трахнуться прямо сейчас?
– Да, напряжение снять.
– Я не хочу снимать напряжение. У меня реакции острее, когда я на взводе.
Марина разочарованно фыркнула, потом ухмыльнулась:
– Тебе же хуже, приятель. Не знаешь, чего теряешь.
– Ну, положим, знаю, – сказал он.
Когда поезд начал спускаться с эстакады в тоннель, взору Демпси открылась картина будущего – Пятно растаяло, и он увидел правду, за ним сокрытую. Крыши домов исчезли, и вместо них материализовался гладкий черный купол. Огромный. Диаметром во многие мили. Гигантский черный пузырь поднялся из недр Манхэттена столь стремительно и с такой силой, что стряхнул со своей поверхности здания и разбросал обломки бетонных стен – порой с рядами окон и остатками лепнины – по простиравшейся вокруг равнине, загромоздив руинами искрещенную извилистыми тропами местность. Черный купол пульсировал, мерно сокращая и раздувая плазменное тело, а потом – буквально за секунду до того, как поезд снова вошел в тоннель, – вспыхнул ослепительным белым светом, заполнившим весь объем, и стал похож на стеклянную, выступившую из-под земли сферу. Внутри сферы, почти растворенное в ярком сиянии, висело сплетение черных линий и пятен – тоже, похоже, огромное, – которое имело форму веретена, стоящего вертикально, и еле заметно меняло очертания, в точности повторяя, как Демпси вдруг понял, движения мушки у него в глазу. Марина либо ничего не видела, либо не сочла зрелище из ряда вон выходящим. Она оставалась совершенно невозмутимой, когда поезд с грохотом понесся вниз по тоннелю. Демпси погрузился в размышления об этом городе, который еще не существовал или существовал единственно в виде возможности. Он задался вопросом, есть ли у города прошлое или пространство является просто театральной декорацией, сценой, на которую, в случае победы черного солнца, выступит готовое прошлое ложных воспоминаний, таких же фальшивых, как воспоминания Демпси, сотканные из той же нереальной субстанции. Из субстанции мушки, лежащей в основе иллюзорного мира. Болезненное образование у него в глазу являлось уменьшенной моделью... чего? Сплошная метафизика. Даже в свете всех произошедших с ним событий Демпси не мог принять такое объяснение.
Божья улица, о которой Демпси никогда раньше не слышал, была застроена невысокими домами, вдоль тротуаров тянулись ряды саженцев. Маленькие бистро, ресторанчики, хорошо одетые прохожие, идущие прогулочным шагом. Обычный вечер в Вест-Виллидж, если не считать теней черных солнц, проворно снующих по фасадам зданий. В атмосфере веяло бодрящим, сложным ароматом подлинной жизни. Это заинтересовало Демпси так же, как и здоровая энергетика квартала, из которого они приехали. Он вспомнил слова Рэнди насчет того, что новая ипостась Олукуна потенциально более неистова и деятельна, чем старая. Знакомый Нью-Йорк – даже кварталы Манхэттена с относительно низким уровнем преступности – сохранял неприятную, гнетущую атмосферу упадка и вырождения, а здесь чувствовалось сильное, здоровое начало. У него вдруг возникло подозрение, будто он не видит всей картины, будто информационный ряд искажается; однако при этой мысли он исполнился еще большей решимости убить Пинеро, словно сомнение вызвало химическую реакцию, направленную против самой возможности сомневаться.
По мере того как он шагал по улице, держась позади Марины, окружение стало казаться более привычным. Застройка была прежней – магазины, клубы, бары, но кое-где требовался ремонт. Прохожие имели враждебное выражение лиц, часто встречались люди с физическими уродствами. Безобразной формы уши, выпученные глаза, длинные костлявые лица. Человек, прислонившийся к стене, широко улыбнулся, и Демпси мог поклясться, что видел растущие в два ряда зубы. Населенная гротескными персонажами, испещренная разлитыми на тротуарах лужицами красного неонового света, похожая на коридор, все двери которого ведут в одно озаренное отблесками адского пламени место, улица казалась порождением темных колдовских чар и излучала тяжелые вибрации, диссонирующие с атмосферой остального города. Надежда здесь еще пребывала, но надежда с изрядной примесью болезненного лихорадочного возбуждения. Направленные в их сторону взгляды в большинстве своем были откровенно вызывающими, прочие выражали опаску. Люди боязливо расступались перед ними, шарахались в стороны. Прямо как дома, подумал Демпси; хотя в Нью-Йорке таких уродов не встретишь. Демпси решил, что в центре Пятна уровень патологии, возможно, повысится на пару пунктов. Интересно, насколько это будет ощутимо?
Пройдя кварталов десять, Демпси вдруг осознал, что чем глубже на территорию Пятна они заходят, тем ужаснее становятся физические уродства прохожих. У приземистой женщины, везущей на тележке продукты, рот тянулся от уха до уха. У двух симпатичных девушек в атласных курточках и джинсах глаза представляли собой овальные пятна воспаленной багровой кожи, вздрагивавшей при каждом шаге. На лбу у мужчины, выходящего из машины, темнела татуировка из линий, постоянно менявших расположение и словно выражавших его мысли. За людьми, которые проходили мимо слишком быстро, чтобы Демпси успел рассмотреть их толком, тянулись причудливые тени, наводившие на мысль о диковинных уродствах; здания тоже имели деформированные очертания. Они наклонялись друг к другу под самыми невероятными углами, двери перекошены, а неоновые рекламы – в виде загадочных замысловатых знаков, закорючек и завитушек. Крыша ночного клуба провисла над сплющенными оконными проемами, и доносившаяся изнутри музыка завывала пронзительно и нервно. Увиденное заставляло предположить, что в конце Божьей улицы находится источник злотворной заразы, постепенно превращающей Вест-Виллидж в жуткую галлюцинацию, похожую на образ Нью-Йорка во власти вуду. Демпси снова усомнился в реальности мира и подумал, что, возможно, гигантская копия мушки является всего лишь наглядной моделью, что они просто идут вдоль отрезка тонкой черной нити в затейливом клубке, подвешенном в ослепительном свете, пребывают в иллюзорном мире, сгустившемся в глазе божества. В уме у него роилось множество вопросов, начинавшихся словами «почему» и «как», но казалось, их задает не он сам, а его бесправный двойник. Он отмел в сторону все вопросы как несущественные. В любом случае Демпси интересовал не столько диковинный вид прохожих, сколько царящая здесь зловещая атмосфера. Он чувствовал, что схватка будет серьезной и борьба пойдет не на жизнь, а на смерть.
Последние несколько кварталов оказались безлюдными, фонари по большей части не горели, здания находились в ветхом состоянии. Они вышли к густо заросшему деревьями участку земли, окруженному кованой решеткой. Сквер походил на лабиринт с извилистыми асфальтовыми дорожками и растениями, просовывавшими сквозь решетку ветви, словно в попытке вырваться на свободу. Такие деревья Демпси видел впервые, но самые крупные чем-то напоминали дубы и клены. У них были белые стволы и тускло мерцающие во мраке ветви. Тонкие, гибкие листья напоминали волосатые щупальца. С ветвей кленов свисали гроздья раздутых серых плодов. Среди деревьев Демпси разглядел несколько сельских крыш, крытых ржавой жестью и соломой. При виде сквера он еще сильнее уверился в правильности своей недавней догадки: перед ним находился своего рода аналог черного купола, а вьющиеся между деревьев тропинки являлись подобием переплетенных нитей мушки. Это место было нереальным, хотя Демпси понимал, что погибнуть здесь можно на самом деле.
Когда они остановились на углу улицы, прямо напротив сквера, из тени соседнего здания вышел невысокого росточка чернокожий мужчина в зеленой ветровке и мешковатых штанах и приблизился к Марине. Демпси, стоявший в нескольких шагах от Марины, которая загораживала от него подошедшего человека, потянулся за пистолетом, но она оживленно заговорила с парнем. Потом она повернулась, сказала Демпси: «Это Иззи», – и отступила в сторону, чтобы они познакомились. При виде худощавого лица мужчины Демпси показалось, будто в сердце ему вогнали раскаленную пулю.
Иззи был вылитый Лара.
Лара Израель.
– Это Билли Демпси, – сказала Марина. – Он пришел разобраться с Тико.
– Очень приятно, – произнес Лара, протягивая руку.
Демпси отпрянул назад и резко взмахнул рукой. Охваченный паникой, он отказывался верить в происходящее. Белки глаз у Лары блестели так же ярко, как в полутемном коридоре почти год назад.
– Вам нехорошо? – Внимательный взгляд Лары выражал искреннее беспокойство. Демпси не видел в нем ни тени притворства. Он отступил еще на шаг, с бешено колотящимся сердцем.
– Я в порядке... все нормально.
Лара продолжал всматриваться в него.
– Вы уверены?
– Да... да. В полном порядке.
Демпси испытывал желание сорваться с места, убежать от этого призрака, но ноги у него словно приросли к земле, не повиновались ему. Он попытался отыскать во внешности мужчины деталь, выдающую подделку, но небольшие залысины, складки в уголках рта, обвислые щеки, золотой зуб... Это был Лара. Другой Лара, сказал себе Демпси. Лара этого мира, а не тот человек, которого он убил.
Возможно.
А что если его первоначальные интуитивные подозрения были верными? Что если вся история с черным солнцем, Сарой Пичардо и Мариной являлась частью замысловатого плана мщения? Сначала умер Хейли, а теперь он и Пинеро начнут палить друг в друга. И все подстроено духом Лары. Паранойя? Он до боли остро почувствовал присутствие темной фигуры, стоящей у стены здания; сладковатый запах какого-то химического вещества, на мгновение перекрывший вонь выхлопных газов; неверный, тусклый свет уличного фонаря, словно притушенный окружающей тьмой. Мушка задрожала у него в глазу, как поплавок на неспокойной поверхности пруда.
– Кто вы такие, черт возьми? – спросил Демпси.
Марина бросила на него удрученный взгляд, а Лара сказал с легким недоумением:
– Мы здесь, чтобы помочь тебе.
– Да неужели? И кто же послал вас?
– Он выступает в таком духе с тех пор, как я его отыскала, – сообщила Марина Ларе.
– Церковь, – ответил Лара, по-прежнему несколько растерянно.
– Лукуми Бабалу Ай? – Демпси не мог отвести от него взгляда, припоминая алую кровь, сочившуюся из дыры в рубашке прямо под ключицей, и другую, темнее, из пулевых отверстий в груди.
Лара сделал неопределенный жест.
– А твоя так называется?
– Гм... да, – сказал Демпси и подумал, что последователи сантерии, по-видимому, пытаются решить проблему в обоих мирах Нью-Йорка и здесь выступают в качестве фронта сопротивления и, возможно, Лара один из них. Да, возможно, дело обстоит именно так.
– Похоже, тебе трудно нести в себе бога, – сказал Лара.
– А разве бывает легко? – Демпси нервно рассмеялся, стараясь овладеть собой, прогнать страхи. Призрак – это же просто бред. Как вуду. Разумнее предположить, что Лара не призрак, а некая разновидность нереального существа. И что это за существо такое? Снарк? Персонаж Толкина? Демпси почувствовал, что теряет ориентацию, что мысли у него путаются, туманятся и холодок ужаса пробегает вдоль позвоночника, растекаясь в паху. Он уцепился за одну мысль, как утопающий хватается за соломинку, и попытался сформулировать вопрос, дающий Ларе возможность доказать реальность своего существования, когда Лара вдруг подступил к нему вплотную, и – прежде чем Демпси успел отреагировать – положил руку ему на плечо, и произнес единственное слово: Олукун.
Имя бога вызвало у Демпси ощущение приятного тепла, словно спящий рядом человек придвинулся ближе. Тепло разлилось по всему телу, погасив подозрительность, вернув чувство спокойствия, и вопрос, который он собирался задать, пусть по-прежнему тревожный, уже казался не таким важным. Мысль, что Лара вернул его в сознание, несколько смущала Демпси, но он вздохнул с огромным облегчением, когда вновь обрел способность ориентироваться в ситуации. Внезапно полыхнувшее в душе пламя решимости начисто смело все сомнения. Демпси практически не чувствовал своего тела – вернее, ощущал только жар, химию бешенства и гнева, вскипающих в недрах его существа. Лара и Марина начали разговаривать между собой, а Демпси двинулся вдоль решетки. Сквер манил его, притягивал с непреодолимой силой. Где-то там, в серо-зеленых зарослях, затаился в предвкушении легкой жертвы Пинеро. Вспомнив Пинеро, как он тогда входил в дом Лары: втянутые рябые щеки, напряженное и одновременно сладострастно-возбужденное выражение лица, – Демпси почувствовал, что гнев в нем становится жестоким, жаждущим крови. Если Пинеро полагает, что он, Демпси, испугается или растеряется... Такого не будет. Все уроки, в свое время преподанные напарником, помогут ему застать противника врасплох, расправиться с ним. Тяжесть гнева внезапно показалась противоестественной, не имеющей ничего общего с обычными вспышками негодования. Сейчас Демпси владело твердое всепоглощающее желание. Потом он подумал, что за минувший год он стал именно таким: жестоким и твердым.
Марина и Лара прервали свой разговор, и Лара спросил Демпси, готов ли он.
Демпси предпочел промолчать.
– Когда мы войдем в ограду, – сказал Лара, – вполне вероятно, на тебя нападут еще по дороге в деревню. Если мы отстанем от тебя, не беспокойся. Мы будем рядом.
– Прикрывать твой тыл, Билли, – сказала Марина. – Ты просто разбирайся с Тико.
Ничего не ответив, Демпси направился твердым шагом к кованым воротам ограды, навстречу своей судьбе.
В саду слышались тихие шорохи, но ни малейшее дуновение ветерка не шевелило листву и не качало ветви деревьев. Шорохи походили на затаенное дыхание и судорожные вздохи тайных желаний или смешанных со страхом восторгов; и Демпси вообразил огромных существ, припавших к замочным скважинам, – существ, которые своими голосами могли бы сотрясти небо, но сейчас старались держаться тихо, осторожно подглядывая сверху, желая узнать, как идут дела у божественного собрата. Несмотря на отсутствие фонарей, в саду царил пепельный полумрак, и эти фальшивые сумерки наполнял сладковатый аромат растений. По обеим сторонам дорожки тянулась густая листва. Заросли папоротника и кустов. Гирлянды листьев, казавшихся слишком темными, чтобы быть зелеными, змеились по извилистым белым ветвям. Демпси держал пистолет стволом вверх, у плеча. Лара нес в правой руке небольшой кожаный мешочек. Марина шла за ним по пятам. Помимо странных шепотов, тишину не нарушал ни единый звук, даже приглушенный шум транспорта, словно город остался далеко позади. Через несколько минут Демпси понял, что дорожка, хоть и уходящая от ворот в глубину сада, постепенно заворачивает петлей, снова вспомнил о мушке и увидел, что заросли становятся реже. Сквозь разрывы в листве он заметил темные фигуры, которые походили на человеческие, но при внимательном рассмотрении оказались искривленными стволами деревьев. Один раз Демпси послышался шорох, но он не сумел определить источник звука. Тем не менее он чувствовал рядом загадочное присутствие, следящий на ним внимательный взгляд, но вместо страха испытывал сильное возбуждение, сродни возбуждению игрока на футбольном поле, когда с трибун слышится нарастающий рев толпы. Там, где дорожка повернула, Демпси заметил дерево, сходство которого с человеческой фигурой представлялось неслучайным. Казалось, в дерево чудесным образом вросло тело молодой негритянки. Грудь, живот и ноги слились со стволом, поднятые руки превратились в ветви, а опущенная голова выступила из ствола подобием крупного нароста. Ни о какой иллюзии не могло идти и речи: Демпси видел фигуру совершенно явственно, во всех подробностях. Соски, пупок, выбритый лобок. Полные губы, широкие ноздри, прикрытые веками глаза, которые резко распахнулись, когда он подошел ближе. Без зрачков, горящие желтым пламенем. Стоявший у него за спиной Лара раздраженно проворчал что-то и запустил пальцы в кожаный мешочек. Женщина начала отделяться от ствола, подняв голову, с усилием двигая бедрами, опуская ветки судорожными рывками, словно пытаясь выбраться из трясины, и с каждой секундой ее движения становились все легче, все свободнее. Свет от глаз ложился веером на щеки. Лара бросил в нее щепотку белого порошка. Там, где порошок попал на кожу, вспыхнули ослепительно яркие точки, похожие на следы уколов, такие же желтые, как глаза. Раскрыв рот в беззвучном крике, женщина забилась в конвульсиях, и ветви над ней тоже забились, громко зашелестели; потом, на глазах у Демпси, хранившего спокойствие, крохотные отверстия стали увеличиваться, разъедая кожу, она превратилась в изрешеченную оболочку, неспособную удерживать в себе объем света, составлявшего существо женщины. Фигура бессильно обмякла, усохла, сморщилась. В считанные секунды сияние померкло, и от нее остались лишь похожие на хлопья пепла невесомые лохмотья, плавно осевшие на траву.