Шепард Люциус

Прогулка по Саду


   Люциус Шепард
   Прогулка по Саду
   Гужов Е., перевод
   Четверг, 14:35
   Рай ожидал.
   Он начинался у подножья горы, кусок которой был срезан бомбардировкой, чтобы обнаружить под собой поле желтых цветов- казалось, весь ее фундамент полый, безмерная пещера, употребленная именно с этой целью. Нереальная. Словно лужа желтой крови, пролитая с бока раненой горы, и разлившаяся на клочке мертвой земли. Уилсону, который был родом из Колорадо, где у гор снег на склонах, эта гора была просто большим уродливым холмом. Он вообще не уверен, что определил бы это поле цветов, как врата в Рай. Похоже, мнения насчет того, что это за поле, разделились. Бомба, что они применили, чтобы открыть пещеру, была чем-то новым. Никому не было ясно, что произошло. Если верить приятелю Уилсона, капралу Бакстеру Тисдейлу, который дружил с техническими спецами, мозгокруты говорили о сдвигах парадигмы, об изменении квантового уровня. Когда Уилсон спросил, что это на хрен такое, Бакстер сказал, чтобы он вколол себе чуток IQ, что он не хочет даже пытаться объяснять Уилсону с его неусиленным интеллектом то, что он едва ли воспримет. Уилсона подмывало сделать, как говорил Бакстер. Ему нравились IQ, нравился напор, когда вдруг становишься умным, когда весь мир вокруг складывается по-иному. Но, чтобы делать свою работу, он не хотел становиться слишком умным. Утром они перейдут поле цветов в тенистые места за ними. Были шансы, что он примет IQ незадолго до миссии, но прямо сейчас он не желает слишком глубоко задумываться об этой прогулке.
   Уилсон сидел скрестив ноги на верхушке валуна на окраине горного селения в северном Ираке, глядя через голую долину на запад, занимая позицию прямо напротив поля цветов. Он был без рубашки, одетый в пустынный камуфляжные брюки и шлем, оптика лицевой пластины была с увеличением, поэтому казалось, что он смотрит на цветы с расстояния в пятнадцать футов, а не как на самом деле более чем с мили. Уилсон полюбил свой шлем навечно и навсегда. Шлем выглядел опасно роботоподобным, с блестящими тигровыми полосками, что он нарисовал на боках. Над визором был смонтирован TV, так что он может смотреть свои любимые передачи. Шлем кормил его, усыплял, поддерживал прохладу, играл любимые мелодии, говорил, когда стрелять и где прятаться. Часом раньше он напомнил, что надо записать сообщения для семьи и друзей. Он послал любовь своим родителям, грязно-сексуальное письмо подружке Лауре Визерспун, а своему лучшему другу назад в Грили он сказал: "Эй, Макки! Я маг! Мои ботинки запасают энергию - я могу подпрыгнуть на двадцать пять футов с места, приятель! Завтра мы надерем кое-какую зверскую задницу. Поговорю с тобой потом!" Сейчас он был в более раздумчивом настроении. Мысль о вторжении в Рай была свежей, но он не так уж уверен, понимаете. Intel выдвинул идею, что цветы, это гидропонный эксперимент террористов. Уилсону это казалось ерундой. Несомненно, оборванцы верят в то, что это Рай. Если б деревушку не обнесли кордоном, то все население побежало бы в темноту под гору, хотя ни один из тех, кто это сделал до прибытия американцев, не вернулся назад.
   Там и сям среди цветов лежали куски скал, некоторые здоровые, как бронетранспортеры. Уилсон сказал шлему привязаться к одному из цветков рядом с большим камнем. Он длинный и желобчатый, вроде лилии, его внутренние лепестки согнуты, как у розы. Он никогда не видел похожего цветка. Не то, чтобы он был эксперт. Жуть в том, что нет насекомых. Он сканировал цветок за цветком. Ни муравья, ни тли, ни пчелы. Может, Intel не порет чепуху, может оборванцы вывели породу цветов, которым не нужны насекомые для оплодотворения. Может они похожи на новый крутой источник наркоты. Лучше, чем опиумный мак. Уилсон слегка пофантазировал. Он снова в Грили на вечеринке, в комнате с Макки и парой девушек, и они вот-вот накрутят одну, когда он достает мешочек, полный сухих желтых лепестков, и говорит: "Время магии", И через несколько минут он и Лаура Визерспун трахаются на потолке, стены превращаются в зеленовато-голубую музыку, ковер является поверхностью шершавой планеты далеко внизу. Он желает того, чего не имеет. Чтобы Лаура была с ним, что он никогда не ... . Более всего он желает, чтобы он никогда не записывался добровольцем в СпецОп. Подавленный, он инструктирует шлем скормить ему тройной уровень успокоителя с помощью окулярного тумана. Минута сочится с губы времени. Он чувствует, что голова полна сиропа, теплой тины мыслей. У него китайские глаза, он кивает, как желтый цветок на ветерке... Они так близко, что кажется, он может дотянуться и сорвать цветок, поднять его к губам и выпить тайный нектар из садов Аллаха.
   20:18
   Закаты с перспективы уступа стали красивыми из-за пыльных штормов, бушующих на юге. Необъятные воронки ярко-алого и золотого изрисовали небо, превратив его в развевающийся боевой флаг. Уилсон следил, как цветы покраснели, стали пурпурными в сумерках, и в конце концов пропали в темноте. Он снял шлем, подобрал оружие и пошел по деревне. Узкие каменистые улочки; беленые домики, освещенные керосиновыми лампами; крошечная мечеть с бело-голубым изразцовым куполом. На дальнем конце поселка на каменной полке, с которой тропа вилась вниз к американскому компаунду, три иракских подростка готовились сжечь карикатуру на Джорджа Буша, нарисованного почти в натуральную величину на листе картона и подвешенного на ветке безлиственного дерева. Буш был нарисован с телом танцующей обезьяны. Голова - улыбающаяся фотография из журнала. Ребята одеты в джинсы и майки. Они курили сигареты, и перешучивались, очевидно мотивированные не столько политическими страстями, сколько желанием сотворить пакость. Один подкладывал хворост в небольшой костерок под листом картона. Долговязый черный, держа под мышкой такой же, как у Уилсона, шлем стоял неподалеку и наблюдал.
   "Эй, Баксман!" Уилсон обменялся с другом сложным рукопожатием. "Как дела?"
   "Контролирую местных повстанцев." Лицо Бакстера, подсвеченное пламенем, было полированной маской. В глазах мелькали отражения язычков пламени.
   "Нам надо бы информировать этих ребят, что сейчас новый президент", сказал Уилсон, и Бакстер ответил: "Они знают. Но не забудут о старике Джордже, пока он не уйдет гораздо дальше, чем сейчас. Для этих долбое... мужик воплощает великого Сатану."
   Уилсон отметил использование слова "воплощает" и подумал, что, может Бакстер работает на IQ. Трудно сказать, потому что Бакстер весьма острый парень даже в естественной форме.
   "Жгите эту обезьянью задницу!" Бакстер сделал жест двумя руками, имитируя прыгающее пламя. Ребята смотрели озадаченно и со страхом. "Давайте! Я вас не потревожу! Жгите его задницу!"
   "Что у них против Буша?"
   "А что тебе до него? Мужик был таким уродом!"
   "Он наехал на Саддама, парень."
   Бакстер посмотрел с жалостью. "Где, ты думаешь, Саддам? Он не умер, парень. Некоторые поговаривают, что цветы отмечают фасад его тайного убежища. Я думаю, это бредятина. Мужик, наверное, сделал операцию, превратил себя в женщину и прямо сейчас трахается до упаду на пляже в Бразилии. Моя точка зрения, все, что сделал Буш, так дал Саддаму чертов золотой парашют."
   Уилсон понимал, что Бакстер просто старается отвлечь его; он отгоняет демонов завтрашнего утра как только может дальше. "Значит цветы это не его тайный дворец, или еще какая хреновина?"
   Бакстер достал листок распечатки из заднего кармана. Заголовок на первой странице гласил: "Рай и Ад: В Свете Священного Корана". Это была часть библиотеки, посвященной исламской культуре и религии, что им насильно скормили на борту транспорта, который привез их в Ирак. Уилсон помнил материал довольно смутно. "По этому вопросу я на стороне оборванцев", сказал Бакстер.
   "Ты считаешь, это Рай, да?" Уилсон просмотрел распечатку. "Здесь что-нибудь говориться о желтых цветах?"
   "Не-а, но ты не слышал, что слышал я. То, как мозгокруты говорят о бомбе, как она, возможно, проломилась в какую-то другую плоскость. Они говорят, весь район нестабилен, но когда я спросил: "Нестабилен как?", они промолчали." Бакстер хлопнул листом по ладони. "Рай звучит так же разумно, как и все остальное. Вот почему я это читаю."
   Внимание Уилсона ослабло, и видя, что Бакстер ждет реакции, он почувствовал то, что чувствовал часто, когда его вызывали к доске в школе. Неготовый, однако вынуждаемый что-то сказать. "Мы не воюем с Саддамом", сказал он. "Мы воюем с террором."
   "Чего, чего?"
   "Мы воюем с террором. Не Саддам является нашей целью, парень."
   Бакстер печально покачал головой. "Парень, ну у тебя и каша!"
   Низ картонки занялся огнем. Пламя поползло вверх, пожирая Обезьяну Джорджа. Подростки продолжали испускать неуверенные вопли и яростно смотреть на американцев; потом они тоже впали в молчание и смотрели, как картон съеживается и превращается в пепел.
   Когда они пошли вниз по тропе, пользуясь шлемами в режиме ночного видения, чтобы отыскивать дорогу, зеленоватые огни компаунда виднелись внизу, освещая палатки и ряды бронированных машин, Бакстер сказал: "У оборванцев жуткие идеи насчет ада."
   Голос Бакстера глухо звучал под шлемом. Уилсон попросил повторить, потом сказал: "Да? И какие?"
   "Говорят, что большинство в аду это женщины. Ха, да назови это как хочешь. Ад. Небеса. Мне плевать. Если там леди, то меня можно кинуть туда в любое время!"
   "Что еще они говорят?"
   "Обычное дерьмо. Пьешь расплавленную медь, весь горишь. Урабатывают твою задницу до смерти, но ты никогда не умираешь. Но одна жутковатая подробность: оттуда выпускают."
   "Из ада?"
   "Ага. Люди на небесах вступаются за людей в аду и тогда им позволяют выйти. В книгах сильно трактуется о том, как последний человек попадет на небеса. Ему придется выползти из ада, потом он увидит тенистое дерево, а после того, как он пройдет сквозь массу другой чепухи, его приветствует сам Аллах." Бакстер перепрыгнул ненадежный кусочек тропинки, косо стоявший над обрывом в сотню футов. "Но окажись он на небесах, он узнает, что стал парнем самого нижнего статуса."
   "Вероятность все еще быть счастливым", сказал Уилсон. "Вероятность все-таки победить ад."
   "Рано или поздно он станет думать, как подняться по лестнице. Такова хренова природа человека."
   Они остановились перекурить, присев на валун всего в двадцати футах над военной палаткой. Небо беззвездно, воздух плотный от жары. До них доносились слабые крики и громыхание. Бакстер сплюнул вниз на палатку и сказал: "Это дерьмо там, мужик, это не то, на что я подписывался. Я наполовину думаю, не отправиться ли в дальнюю прогулку на восток еще до завтра."
   "Я не слышал эту чепуху!", сказал Уилсон, а когда Бакстер начал снова говорить о том же, он прервал его: "Э-гей, мужик. Я не хочу подниматься даже на такой уровень дискуссии. Ты понял?"
   Бакстер затянулся сигаретой, яркий уголек бросил на его лицо оранжевый свет и тени, заставив выглядеть опасным и одновременно потерпевшим поражение.
   "Завтра мы надерем террористам задницу", сказал Уилсон.
   "Ну-ну."
   "У папочки палка динамита, а у мамы дракон на тряпке."
   Бакстер щелчком швырнул сигарету через палатку и проследил за ее искрящийся аркой. "В эти игры я с тобой не играю. На такое я не пойду."
   "Как ты произносишь слово демократия?"
   "Ты слышал, что я сказал. Это я с тобой делать не буду."
   "Но я хочу знать. Как ты его произносишь?"
   "Да пошел ты..."
   "Я истинно невежественный сукин сын! У меня глубоко сидящая в душе необходимость знать, как произносится слово демократия." Уилсон протянул руку Бакстеру ладонью вверх. "И я хочу знать это от тебя, Бакстер. Утром мы пойдем охотиться вместе. Мне надо быть мотивированным."
   Бакстер сказал: "Дерьмо", и засмеялся, вроде как, ладно, окей, я стану играть в твою идиотскую игру, но когда он шлепнул по руке Уилсона, то сделал это с пушечной силой. Их ладони сцепились в мощном гладиаторском захвате.
   "Как ты произносишь демократия?", спросил Уилсон, и Бакстер, сейчас совершенно серьезный, по-бойцовски и глядя прямо в глаза, ответил: "Пулями, мужик. Пулями."
   Пятница, 05:25
   Посаженный в бронетранспортер с Бакстером и шестью другими солдатами, одетыми в камуфляжные скафандры, Уилсон слушал музыку, пока шлем не попросил его пересмотреть свой наградной файл. Используя компьютер, встроенный в левую руку скафандра, он вызвал его на лобовой экран. Файл состоял из биографических данных, из того, что ему нравится и не нравится, из личных высказываний, цитат, в общем, из той информации, которой они обеспечат прессу, ежели он исполнит блестящий акт храбрости и инициативы, особенно ежели помрет при его исполнении, и в этом случае в цветистых выражениях шлюшка в новостях объявит его имя по телевизору, печально вздохнет, потом наугад выберет кусочек из этого файла, чтобы придать немного цвета его жизни, информируя публику, что спец четвертого ранга Чарльз Ньюфилд Уилсон научил свою маленькую сестру крутить хула-хуп и что он любил апельсиновый лимонад. Последняя страница в файле была озаглавлена: "10 Вещей, Которые Специалист Четвертого Класса Чарльз Н. Уилсон Желает, Чтобы Вы Знали." Уилсон не смог вспомнить, когда в последний раз он исправлял этот список, но кое-что в нем казалось несоответствующим. Ясно, что он был с другой головой в то время, оседлав мощную химическую волну, или - и на это больше похоже список есть продукт нескольких вариантных химических состояний. Он посидел с пальцем, зависшим на клавише удаления, но подумал, что, возможно, знал больше, когда изменял этот список, чем знает теперь, и закрыл файл без исправлений.
   Все то, что он узнал от Бакстера и других о бомбе и поле цветов, о том, что случилось и почему, проплыло в его голове. Вероятно, ничего из этого не является правдой. Они распускали слухи вместо настоящего объяснения, позволяя людям и прессе тасовать их и комбинировать в некую всеобще принимаемую ложь. Но так далеко на севере в Ираке нет прессы, сказал он себе. Та что, может быть, все это правда, может, все обрывки несвязных разговоров, это кусочки правды, которую он, как не весьма смышленый, не может сшить вместе. Он подумал, что скажут жители поселка, если их спросить: как они думают, является ли поле цветов входом в Рай? Он задумался, почему ответы, которые они давали следователям, были засекречены? Наверное, жители знают что-то такое, что командование не хочет, чтобы услышали все остальные. Лучше не задумываться над такими вещами, лучше уколоть немного боевого раствора и стать слюнявым и красноглазым. Тем не менее, он об этом думает. О том, что знает, о том, что слышал. Сложить все вместе - это Вызов Сегодняшней Новой Армии. Он выключил музыку и включил внутренний канал, услышав, как Бакстер говорит: "...живут в выдолбленных жемчужных раковинах. Каждый мужчина получит два сада из золота и два сада из серебра."
   "Я не слышала, что женщинам предполагается туда входить", сказала Джанет Пердью. "Хотя думаю, что смогу послать их на фиг." Она засмеялась, и другая женщина патруля, Гей Робан, ГРоб, присоединилась к ней.
   Транспортер остановился и огни стали красными. Уилсон понял, что они на краю поля. Время раствор вколоть, пряжку подтянуть, вставить ружье в компьютер, все обезопасить. Бакстер продолжал жужжать, толкуя теперь о многообразии демонов и ангелов, и как люди приходят из ада все обгорелые, кроме лиц, и ложатся на берега реки, чтобы поправиться. Как в судный день ад вытащат из-под земли на семидесяти тысячах веревок. Уилсон настучал на компьютере смесь наркотиков, готовя себе сухой мартини для Божьего удела, чуть пошептавшись с IQ. Игла шприца уколола предплечье. За несколько секунд его охватило патологически ровной ощущение компетентности и уверенности, подчеркнутое потоком возмущения и преданности долгу. Клаустрофобное окружение транспортера казалось стручком, который вскоре лопнет и выбросит их, развернув так, словно идет посев демократии на новом грунте. Хоть и заглушенная скафандрами и шлемами, свирепость его товарищей по оружию излучалась вокруг. Выражения лиц, частью скрытые красными отражениями, были одинаково мрачными. Кроме ДеНово, который включил свой скрывающий экран. Вместо глаз, носа и рта его лицевая пластина демонстрировала видеокадр из домашнего кино, какие-то ребята - один из них, вероятно, сам ДеНово - играли на чьем-то заднем дворе, плескаясь в пластиковом бассейне. Свой скрывающий экран Уилсон запрограммировал показывать фотографии Скалистых гор, но подумывает, не поменять ли его.
   Голос полковника Риза зазвучал по внутреннему каналу. Уилсон никогда не встречался с полковником, ни разу не обменивался с ним взглядом. Он подозревал, что Риз не существует, что он просто компьютерная программа, но он слушал слова и позволял их созданию контролировать себя. Он рисовал Риза башнеподобной воинственной фигурой, а не рыхлым капелланом. Стоящим в хрустящей парадной форме, глядящим на них строго, однако дружески и любовно.
   "Идея, за которую вы сражаетесь, слишком велика, чтобы держать ее в памяти", говорил полковник. "Если б она была видимой, то была бы слишком велика для обозрения. Как ширина неба или форма вселенной. Здесь, в этом месте страха и беззакония, вы являетесь единственным выражением этой идеи. Вы представляете ее огненный край, вы несете ее пламя, вы носители ее очищающего огня. Вы самые опасные мужчины и женщины мира. Вы убиваете, чтобы не надо было убивать другим, и лучше вас в этом деле нет никого. И если вы погибнете, вы будете в какой-то форме продолжать это делать, потому что то, что живет в вас и через вас, никогда не умирает. Даже ваша смерть будет освещать путь."
   Полковник говорил о доме, о Боге, о стране, в чьих национальных интересах была создана эта красиво скроенная, корпоративно спонсируемая проповедь военной религии, произносимая, чтобы воодушевить в них пылкость, сравнимую с пылкостью Врага. Он упомянул каждого солдата по имени и ссылался на элементы их частной жизни, на особые моменты, на знакомых им людей и знакомые места. Слова Уилсону казались проповедью, и он заткнул уши.
   06:37
   Было три патруля, в команде каждого по восемь, еще две подобные патрульные группы должны были последовать за ними по расписанию. Всего семьдесят два солдата. Время от времени Уилсон проверял экран шлема, где показывалась цифровая анимация их продвижения, маленькие коричневые фигурки по колена в желтых цветах. Он мог управлять экраном, чтобы тот давал ему картинку под любым желаемым углом, даже крупные планы шлемов, которые открывали выражения лиц каждого солдата в каждый момент времени, нанесенные на очертания, хотя и индивидуализированные, но прорисованные, как у супергероев комиксов. Иногда он приказывал экрану дать ему вид снизу вверх, то на одного солдата, то на другого, крутая точка зрения, заставляющая их казаться гигантами, двигающимися под пустым серо-голубым небом. Он смотрел так на Бакстера, когда игрушечный вертолет появился на цифровом небе над образом Бакстера. Мигающие красные слова материализовались на экране, приказывая продвигаться быстрее, патрули в тылу готовы к высадке.
   Жерло пещеры, вырытой бомбой, шириной в четыреста шестьдесят семь футов, но его глубина на инструментах Уилсона читалась как бесконечность. Даже еще более огорчительно, казалось, что пещера занимает весь фундамент горы - невероятный тоннаж по существу парит в воздухе, поддерживаемый на высоте от сорока одного до семидесяти семи футов только тонкими каменными стенками. Думая, что шлем, наверное, грохнулся, Уилсон проверил показания у других. Везде показывалось то же самое. Красные слова продолжали мигать, приказывая продвигаться. Бакстер, возглавлявший патруль, попросил подтверждения от командира и получил его. Мысль, что он близок к гибели, на нервы Уилсону не действовала. Смерть будет быстрой, его растворы хороши, а слова полковника Риза были ножом, который порезал его страхи так тонко, что они растворились в нем, как горячее масло в бисквите. Он двинулся вперед, передвинув винтовку, чтобы лучше покрывать свой сектор. Проходя под зубом нависающей скалы у входа в пещеру, он переключился на частный канал и вызвал Бакстера.
   "Эй, пес!", сказал Уилсон. "Есть еще добрые советы, как вести себя в послежизни?"
   Бакстер пару секунд не отзывался, потом сказал: "Ага. Будь готов."
   "Хреново командование это и так знает, мужик. Они знают, что все грохнется."
   "Думаешь?", спросил Бакстер слегка заторможенным голосом. "Вколи малость IQ, мужик. А то идиотизм проклевывается."
   "Здесь нет времени клеваться", сказал Уилсон. "Время смотреть прямо вперед. Время мыслить только по карте."
   "IQ хорош в любое время. Ты выбрал смесь, от которой слишком думаешь, мужик. Эту хреновину дома потом жги."
   Несколько секунд они шли молча.
   "Олл райт. Я отключаюсь", сказал Бакстер.
   "Эй, Бакстер!"
   "Чего?"
   Уилсону хотелось сказать что-то, чтобы подкрепить их союз, признать его, потому что в центре его львиного пыла, его сверхъестественного чувства направления, была незащищенная часть, которая нуждалась в человеческом приятии; но он не мог найти слов. Наконец, он произнес: "Мы крутые, а, мужик?"
   "Только так, мужик. Ты это знаешь. Только так."
   "Окей... крутые."
   Они тащились вперед, круша под ногами желтые цветы, а потом Бакстер сказал: "Знаешь, что говорит эта книга о Рае? Говорит, ты войдешь в Рай в самой красивой и совершенной из форм... в форме Адама."
   "Адам, который Адам и Ева?"
   "Ага, ты войдешь в Рай, и станешь в точности, как он. Будешь высокий, как пальма. Ростом в шестьдесят кубитов."
   "Хренов Рай, должно быть, серьезное хреновое местечко", сказал Уилсон, а Бакстер отозвался: "Не может быть намного больше, чем эта пещера, правда? Это последнее, что я прочитал."
   Они оставались вместе в молчании.
   "Олл райт, мужик", сказал Бакстер. "Отключаюсь."
   07:42
   Цветы, очевидно, не кончались, чем глубже они заходили в пещеру, и свет оставался все таким же без видимых его источников, словно они двигались внутри пузыря бледного рассветного сияния, неся его вперед с собой. Уилсон думал, что если пещера и вправду Рай, тогда весь Рай это, должно быть, только этот свет и эти цветы. Они больше не могли видеть стены пещеры, только ее каменистый потолок. Под конец его цифровой экран зарегистрировал на краю дисплея что-то круглое и белое. Массивный белый шар, размером более двухсот футов в диаметре. Однако, когда они подходили ближе к сюрреально выглядящему объекту, он понял, что хотя шар достаточно велик, чтобы забраться внутрь и обойти кругом - для такой цели была открыта дверь - он и близко не такой большой, как говорят приборы. Поверхность его глянцевая и блестящая, как у жемчужины. Вместо того, чтобы стоять на уровне грунта, дверь располагалась на высоте, наверное, восемнадцати-двадцати футов над головой. От нее отходили следы раздавленных желтых цветов, заставляя думать, что эта штука брошена беззаботной рукой и что она катилась до полного останова. Дверную раму полосками окрашивали пятна яркой крови.
   По внутреннему каналу забубнили голоса. Бакстер приказал всем, кроме Уилсона, заткнуться, и быть настороже. Уилсон настучал укол IQ. Время быть мудрым. Он благоговейно рассматривал жемчужину, пока Бакстер контактировал с командованием, и, когда укол возымел эффект, он подумал, что жемчужина вполне могла быть две сотни футов в диаметре. Если они в самом деле вошли в Рай, то их тела, в соответствии с Кораном, ростом в двадцать кубитов, и это ставит жемчужину в совершенно иную перспективу. Конечно, это бредятина, но сама их миссия - бредятина. Бредятина может оказаться критически важной для выживания.
   "Не могу достучаться", по частному каналу Бакстер сказал Уилсону. "Командный канал сдох."
   Уилсон ждал приказа.
   "Давай-ка загляни туда", указал Бакстер на дверь. "Оставайся на частном, когда рапортуешь."
   Уилсон проверил энергохранилище на своих волшебных ботинках. Он согнулся, высоко подпрыгнул, схватился за край двери и затащил себя на порог, там закрепился, и посмотрел вниз в жемчужину. То, что он увидел, называется роскошью. Занавеси из персикового и бирюзового шелка, гобелены на стенах; посуда из серебра и золота; оббитые шелком диваны и подушки; витиеватые ковры, инкрустированные столы и кресла. Но все порванное, разбросанное, сломанное, как после жестокого вторжения грабителей. Арочный проем вел в другую роскошную примыкающую комнату. Странная штука, пол соответственно расположению двери - был сильно скошен, мебель должна была вся соскользнуть в сторону; но, хотя опрокинутая и побитая, мебель не подчинялась закону тяготения, и если бы Уилсон упал вниз, на таком склоне он не смог бы стоять. Это дезориентировало.
   Он отрапортовал Бакстеру и тот сказал: "Я поднимаюсь."
   Бакстер прыгнул, схватился за дверь. Уилсон протянул руку в боевой перчатке, помог перевалить порог. Они скорчились вместе в дверном проеме, неуклюже балансируя, цепляясь друг за друга.
   "Выглядит чисто", сказал Бакстер, обозрев все. "Может, это и есть путь."
   "Путь? Путь куда, мать-перемать?", спросил Уилсон. "Это не по протоколу, мужик. Нам поручено разведать пещеру и сообщить, что мы нашли. Не предполагается, что мы полезем внутрь того говна, которое найдем."
   "Я не так понял приказ."
   Равнодушие Бакстера, его отрывистый солдафонский тон, вывели Уилсона из себя. "Я на хрен почтительно не согласен. Я думаю, что чертов капрал держит голову выше жопы."
   "Проверь свой дисплей, мужик. Видишь размеры пещеры?"
   Размеры показывались бесконечными во всех направлениях, кроме потолка.
   "Командный канал сдох", сказал Бакстер. "Направления нет никуда. Мы можем бродить по трахнутым цветам пока не завоняем в своих скафандрах, а можем исследовать апартаменты этого чертова обиталища. И я скажу, каким путем мы пойдем."