Жил юный Пойга Корелянин. Жил житьем у вершины реки. Наехала на него
шведка Кулимана [Кулимана, шведка Кулимана - В преданиях карелов сохранилась
память о "свейских нагонах" (шведских набегах), которые бывали на Севере в
XVI веке. Отсюда сказочная "шведка Кулимана".] , дом и оленей схватила.
Пойга и пошел вниз по реке. У Лисьей горы изготовил ловушку и пошел умыться.
Видит - на воде карбас, в нем спят. На берегу девица, не спит. Ночь летняя,
сияющая.
Пойга испугался красоты этой девицы:
- Ты не звезда ли утренница?
Она засмеялась:
- Если я звезда, ты, должно быть, месяц молодой. По сказкам, он
гоняется за утренней звездой.
- Чья же ты?
- Я дочь вдовы Устьянки. В карбасе моя дружина, пять уверенных старух.
Плавали по ягоды по мамкину указу.
Пойга взмолился к ней:
- Девица, подожди здесь! Я тебе гостинец принесу, лисичку.
Он к ловушкам поспешил к своим - туда залезли Лисьи дети. Он
обрадовался: "Не худой будет подарок для девицы".
И тут прибежала Лисья мать. Стала бить челом и плакаться:
- Пойга, милый, отдай мне моих детей!
Он говорит:
- На что много плачешь, Лиса? Мне твое горе внятно. Меня самого
шведская Кулимана обидела. Возьми детей.
Пока Лиса да Пойга разговаривали, старух на карбасе заели комары.
Устьянкина дочь и уплыла домой...
Пойга опять идет вниз по реке.
На новый месяц догоняет его Лисья мать. Пойга удивился:
- Ты на кого детей-то бросила?
Лисица говорит:
- Есть у меня родни-то. Это ты один, как месяц в небе. Я тебя женю на
дочери вдовы Устьянки. За твое добро тебе добро доспею.
Вот они дошли до Устья. Тут сделали шатер из белого моху. Лисица
говорит:
- Пойга, нет ли у тебя хоть медной денежки?
- У меня серебряных копеек пять.
Лисица прибежала в дом к Устьянке и говорит:
- Государыня Устьянка, Пойга, мой сынок, просит мерку-четверик: хочет
жито мерить.
- Возьми.
Лисина принесла мерку в шатер, запихала в заклеп две серебряные денежки
и несет мерку обратно:
- Государыня Устьянка, дай меру побольше - четвериком мерить долго.
Вдова дала Лисе полмеру и говорит дочери:
- Гляди, в четверике-то серебро застряло. Вот какое "жито" меряют,
хитряги!
Лиса опять там в полмеру за обруч влепила три серебряных копейцы и
несет обратно. Устьянка опять приметила серебро, однако виду не подала,
спрашивает:
- Для какого случая зерно-то меряли?
- Жениться собирается.
- Пожиточному человеку что собираться? Посватался - и все.
- Государыня Устьянка, я ведь и пришла твою дочку сватать.
Вдова говорит:
- Надобно жениха-то в лицо поглядеть.
Ведет Лисица Пойгу на смотрины и думает: "Не гораздо ты, жених, одет. В
чем зверя промышляем, в том и свататься идем". А идут они через болото, по
жерди ступают. Лиса и подвернулась Пойге под ноги, он и слетел в болото.
На сухое место выбрался, заплакал:
- Испугается меня теперь невеста. Скажет, черт из болота вылез...
А Лиса над ним впокаточку хохочет:
- Сохни тут, тетеря косолапая! Я хорошую одежу принесу.
Лисица к Устьянке прилетела:
- Как быть, государыня? С женихом-то смех и горе! К вам на смотрины
торопился, на болоте подопнулся и ляпнул в грязь. Обиделся, назад пошел.
Вдова зашумела на Лису:
- Как это назад пошел?! Глупая ты сватья! Возьми вот мужа моего одежу.
Пусть переоденется да к нам, к горячим пирогам.
Вот Пойга в дом заходит. Невеста шепнула ему украдкой в сенях:
- Ты виду не показывай, что мы встречались.
Пойга за столом сидит, ни на кого не глядит, только на себя: глянется
ему кафтан василькового сукна, с серебряными пуговками.
Вдова и шепчет Лисе:
- Что это жених-то только на себя и смотрит?
Лисица отвечает:
- Он в соболях, в куницах ведь привык ходить. Ему неловко в смирном-то
кафтанчике.
Вдова и говорит Пойге:
- Ну, добрый молодец, сидишь ты - как свеча горишь. Не слышно от тебя
ни вздора, ни пустого разговора. Ты и мне и дочке по уму, по сердцу, Однако,
по обычаю, надо съездить посмотреть твой дом, твое житье- бытье.
Пойга смутился: как быть? Ведь дом-то шведка схватила.
А Лиса ему глазком мигает, чтобы помалкивал, и говорит:
- Обряжай, Устьянка, карбас. Возьми в товарищи уверенных людей, и
поплывем смотреть житье женихово. Не забудь взять в карбас корабельный рог.
Вот плывет дружина в карбасе: Устьянка с дочкой, Пойга, да Лиса, да
пять уверенных старух. Подвигались мешкотно: по реке пороги каменные; однако
до вершины добрались.
На заре на утренней Лисица говорит:
- Теперь до нашего житья рукой подать. Я побегу по берегу, встречу
приготовлю. А вы, как только солнышко взойдет, что есть силы в рог трубите.
Гребите к нашему двору и в рог трубите неумолчно.
Лисица добежала до Пойгина двора и залезла в дом. Шведка Кулимана еще
спит-храпит. По стенам висит и по углам лежит Пойгино добро: шкуры лисьи,
куньи, беличьи, оленьи.
В эту пору из-за лесу выглянуло солнце. И по речке будто гром сгремел -
затрубили в рог. Кулимана с постели ссыпалась, ничего понять не может.
А Лисица верещит:
- Дождалась беды, кикимора? Это Русь трубит!
Кулимана по избе бегает, из угла в угол суется, лисиц, куниц под печку
прячет:
- Ох, беда! Я-то куда? Я-то куда?
Лиса говорит:
- Твои слуги-кнехты где?
Кулимана вопит:
- Кнехты мне не оборона! У стада были, у оленей, а теперь, как русский
звук учуяли, побежали в запад. Так летят, что пуля не догонит.
Лиса говорит:
- Тебе, чертовка, надо спрятаться. Я при дороге бочку видела. Лезь в
эту бочку.
Кулимана толста была, еле запихалась в бочку. Лисица сверху крышку
вбила:
- Хранись тут, Кулимана, в бочку поймана. Не пыши и не дыши. Я потом
велю тебя в сторонку откатить.
А Пойга с гостями уж по берегу идет и невесту свою за руку ведет. Лиса
к нему бежит:
- Гостей ведешь почетных, а на дороге бочка брошена. Ну- ка,
гостьюшки-голубушки, спихнем эту бочку в воду, чтоб не рассохлась.
Пять уверенных старух мигом подкатили бочку к берегу и бухнули с
обрыва.
Кулимана ко дну пошла. Больше никого пугать не будет.
Устьянка с Пойгой по дому ходит, дом хвалит:
- Дом у тебя как город! И стоит на месте на прекрасном. Моя дочка будет
здесь хозяюшка и тебе помощница.
Вот сколько добра доспела Пойге Лисья мать за то, что он ее детей
помиловал.




3