Страница:
Идея проекта
МИХАИЛ САПЕГО
Авторы проекта
ВЛАДИМИР ШИНКАРЕВ
МИХАИЛ САПЕГО
ЮРИЙ МОЛОДКОВЕЦ
Фото
ЮРИЙ МОЛОДКОВЕЦ
Дизайн
ВЛАДИМИР ШИНКАРЕВ
Предпечатная подготовка
«ТАВULA RASA»
«Красный матрос» благодарит
ИРИНУ ВАСИЛЬЕВУ
ДМИТРИЯ ДРОЗДЕЦКОГО (МИТРИЧА)
Особая благодарность «Красного матроса»
фирме «ИПРИС» и Алексею Кучинскому,
дружеское участие которого ускорило выход
данной книги
Благодарю Михаила Сапего за то,
что он заставил меня написать это руководство
и за саму идею этого издания
Общая теория митьковской пляски
1. НЕДАЛЕКИЕ ИСТОЛКОВАТЕЛИ
Ни для кого уже не секрет, что танцы, а, точнее, пляски являются наиболее широко распространенным видом творчества у митьков; это бесспорно. Спорны истолкования феномена митьковской пляски.
Недалекие недоброжелатели митьков поговаривают, что митьки научились плясать для телевидения. Раньше, мол, митьки привлекали средства массовой информации пересказом книги «Митьки» и изображением из себя ее персонажей – да уже всю пересказали. Картины свои показывать по телевидению не удалось, неинтересны телевидению картины. Вот и пришлось научиться выплясывать.
Недалекие доброжелатели, со справедливым возмущением отвергая корыстный характер пляски, обращают внимание на ее элементарную полезность: любой танец, а митьковский особенно, сжигает в организме более 500 килокалорий в час, помогает сохранять бодрость и юношеский задор. Отсюда подтянутый внешний вид и, не побоюсь сказать, данные спортсмена-разрядника [01].
Оба эти мнения выдвигают в качестве объяснения феномена митьковской пляски утилитарные соображения, по определению природе митька не то, чтобы чуждые, но безразличные: вот и все возражения. Уж куда ближе к истине подчеркнуто неутилитарное истолкование: отчего ж не сплясать веселым людям?
Настоящее объяснение феномена лежит глубоко. В самой сердцевине смысла движения митьков.
Недалекие недоброжелатели митьков поговаривают, что митьки научились плясать для телевидения. Раньше, мол, митьки привлекали средства массовой информации пересказом книги «Митьки» и изображением из себя ее персонажей – да уже всю пересказали. Картины свои показывать по телевидению не удалось, неинтересны телевидению картины. Вот и пришлось научиться выплясывать.
Недалекие доброжелатели, со справедливым возмущением отвергая корыстный характер пляски, обращают внимание на ее элементарную полезность: любой танец, а митьковский особенно, сжигает в организме более 500 килокалорий в час, помогает сохранять бодрость и юношеский задор. Отсюда подтянутый внешний вид и, не побоюсь сказать, данные спортсмена-разрядника [01].
Оба эти мнения выдвигают в качестве объяснения феномена митьковской пляски утилитарные соображения, по определению природе митька не то, чтобы чуждые, но безразличные: вот и все возражения. Уж куда ближе к истине подчеркнуто неутилитарное истолкование: отчего ж не сплясать веселым людям?
Настоящее объяснение феномена лежит глубоко. В самой сердцевине смысла движения митьков.
2. НЕОБХОДИМОЕ ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ
Небольшое отступление: ложные истолкования не обязательно следствие недалекого ума, но часто следствие доверчивости. Меня поразило такое объяснение феномена митьковского танца: это инициатива низовых и региональных организаций митьков, странно интерпретировавших следующий отрывок из 8 части «Митьков»: «Заратустра, как известно, избавлялся от духа тяжести танцуя. Митьки избавляются от пороков танцуя – они пародируют и утрируют пороки, доводя их до абсурда и т. д.» Отсюда низовые митьки сделали вывод, что раз сказано танцевать – значит, надо танцевать. Русский читатель (и американский, кстати) необыкновенно доверчив и склонен художественный вымысел принимать за факт, о чем с горькой тревогой предупреждали Розанов («…нет никакого сомнения, что Россию погубила литература»), Чехов («…мир литературных образов условен и его ни в коем случае нельзя использовать как описание реальной жизни…»), да многие. С русским читателем следует быть ответственнее. Француз прочитает, к примеру, маркиза де Сада, ухмыльнется дико и пойдет дальше. А у русского читателя чердак поедет: вон оно как умные-то люди, оказывается… Русский читатель принимает им прочитанное не за частный художественный вымысел безумного «божественного маркиза», а за некий ужасный факт, сообщатель которого, собственно, не важен.
Еще пример: однажды на открытие моей выставки приехало телевидение. Корреспондентка взяла в руки микрофон, приятно улыбнулась и задала вопрос: когда и откуда появились митьки. Я монотонно отбарабанил, что 23 сентября 1984 года, дежуря в котельной, я написал первую часть книги «Митьки», где описал гипотетическое, т. е. в реальной действительности (еще) не существующее массовое молодежное движение. С этого книга и начинается: «Участников движения предлагаю называть митьками…» и т. д. Вечером включаю телевизор и вижу, как я мрачно что-то вкручиваю корреспондентке, у той вид радостного понимания. Звуковым сопровождением этому зрительному ряду служит исполненный светлой грусти закадровый голос этой самой корреспондентки: «Никто не знает, и теперь, наверное, уже никогда не узнает, откуда и когда появились митьки…»
Еще пример: однажды на открытие моей выставки приехало телевидение. Корреспондентка взяла в руки микрофон, приятно улыбнулась и задала вопрос: когда и откуда появились митьки. Я монотонно отбарабанил, что 23 сентября 1984 года, дежуря в котельной, я написал первую часть книги «Митьки», где описал гипотетическое, т. е. в реальной действительности (еще) не существующее массовое молодежное движение. С этого книга и начинается: «Участников движения предлагаю называть митьками…» и т. д. Вечером включаю телевизор и вижу, как я мрачно что-то вкручиваю корреспондентке, у той вид радостного понимания. Звуковым сопровождением этому зрительному ряду служит исполненный светлой грусти закадровый голос этой самой корреспондентки: «Никто не знает, и теперь, наверное, уже никогда не узнает, откуда и когда появились митьки…»
3. ПРАВДА О МИТЬКАХ
Так вот, памятуя о страшной доверчивости читателя, на этот раз я изложу только голые факты, без всяких художественных двусмысленностей и описаний природы. А факт вот он: митьки вовсе не среднестатистический срез нашего общества, как они декларируют в каждом интервью. Да и за что любить среднестатистический срез? Положа руку на сердце: мало кто его любит. Разве возможны у митьков процессы, происходящие в этом срезе, например, немыслимо быстрое и необоснованное обогащение меньшинства? Приходится признать, что митьки – это уже не срез общества, это уже идеальная Россия. За это любят митьков. За то, что они братки, товарищи дорогие, домен и община, воплощение идеи о безусловном товариществе, взаимопомощи и взаимовыручке, когда интересно жить «за други своя», а неинтересно оттяпать себе в обход товарищей каких-либо благ – денег, славы, мастерских, выставок: да без всяких раздумий откажется митек от участия в престижной выставке, если не приглашены его товарищи. Было бы абсурдно предположить, что ему интереснее идти в будущее одному, расталкивая менее поворотливых.
4. КОГО ВОЗЬМУТ В БУДУЩЕЕ
Всех ли, как думают митьки? По-разному бывает. Есть мнение, что в будущее возьмут не всех, а только особо нажористых. Чтобы не быть голословным, а излагать, как я обещал, голые факты, придется прибегнуть к обильному цитированию. По общепринятой ныне терминологии Карла Поппера общества подразделяются только на два типа: открытые и закрытые. Одна «из важнейших характеристик открытого общества – конкуренция за статус его членов» (К.Поппер), так как все в будущее не влезут, не поместятся. Закрытое же общество «в его лучших образцах можно сравнить с организмом» (К.Поппер), где, например, левая нога не конкурирует за статус с правым ухом, а живет себе, как живется.
Нужно ли упоминать, что открытые общества, где общественным императивом является конкуренция – передовые, а закрытые, где общественным императивом является взаимопомощь и взаимодополнение – традиционные и отсталые. И дети малые научены, что открытое общество свободно, а закрытое – тоталитарно, затурканно и бесправно. От чего умер Пушкин, как писал классик [02], этого они не знают (и, добавим, теперь, наверное, уже никогда не узнают…), а про нажористость открытого общества они усвоили с той секунды, как впервые увидели телевизор. (Заметим, что тоталитарность закрытого общества действительно имеет место – в случае, если объединение членов происходит недобровольно – какой уж тут организм, какая взаимопомощь…)
Еще разок, другими словами: в основании открытого общества лежит та идея, что «хотя блага этой жизни могут быть увеличены благодаря взаимной помощи, они достигаются гораздо успешнее подавляя других, чем объединяясь с ними» (Томас Гоббс), а современные разработки всякую сентиментальность отбросили: «Для существования либерального общества необходимо, чтобы люди освободились от некоторых природных инстинктов, в частности инстинктов солидарности и сострадания» (Фридрих фон Хайек).
Однако есть еще вполне современные мыслители, считающие инстинкт взаимопомощи «вершиной эволюции человека» (Петр Кропоткин), и с сомнением относящиеся к принципу конкуренции: «…существует обширный ряд доказанных случаев, когда конкуренция между себе подобными, то есть внутривидовой отбор, вызывала крайне неблагоприятную ситуацию… только конкуренция, а не естественная необходимость, заставляет нас работать в ритме, ведущем к инфаркту и нервному срыву. В этом видно, насколько глупа лихорадочная суета западной цивилизации» (Конрад Лоренц). Мой любимый Г. К. Честертон, описывая открытое общество, по существу перефразирует фон Хайека, но звучит это несколько обидно: «Умен там тот, кто жесток, но даже дурак лучше умного, если достаточно подл».
Неприятие конкуренции членами закрытого общества кажется передовому наблюдателю комичным: «Насколько глубоко могут быть укоренены в сознании установки, совершенно отличные от установок западного мира, показывают недавние наблюдения в Новой Гвинее. Эти аборигены научились у миссионеров играть в футбол, но вместо того, чтобы добиваться победы одной из команд, они продолжают играть до того момента, когда число побед и поражений сравняется. Игра не кончается, как у нас, когда определяется победитель, а кончается, когда с полной уверенностью показано, что нет проигравшего.
…Важно отметить, что почти во всех абсолютно обществах, называемых примитивными, немыслима сама идея принятия решения большинством голосов, поскольку социальная консолидация и доброе взаимопонимание между членами группы считаются более важными, чем любая новация. Поэтому принимаются лишь единодушные решения» (К. Леви-Стросс).
Кстати, если аборигены открытого общества сыграют в футбол столь же последовательно, строго придерживаясь установок своего общества, – победителя тоже не будет. Когда каждый из игроков заинтересован только в личном успехе, дать пас товарищу по команде будет такой же грубой ошибкой, как отдать мяч противнику; чтобы хоть немного продвинуться от центра поля к воротам, игрок должен единолично обыграть всех остальных, имеющихся на поле, чужих и своих, двадцать одного человека. Что маловероятно.
Следует упомянуть, что закрытое, традиционное общество в целом не так уж, извиняюсь, неконкурентоспособно. Когда одно из монгольских племен приняло Ясу – свод законов Чингис-хана, парадигмой которого был принцип взаимопомощи – оно в течение жизни одного поколения всему миру «встань, хряк» устроило.
Россия, основой которой была община, много столетий развивалась вполне успешно.
И, наконец, митьки, модель и ядро традиционного общества, никого не хотят победить. И этим они завоюют мир.
Нужно ли упоминать, что открытые общества, где общественным императивом является конкуренция – передовые, а закрытые, где общественным императивом является взаимопомощь и взаимодополнение – традиционные и отсталые. И дети малые научены, что открытое общество свободно, а закрытое – тоталитарно, затурканно и бесправно. От чего умер Пушкин, как писал классик [02], этого они не знают (и, добавим, теперь, наверное, уже никогда не узнают…), а про нажористость открытого общества они усвоили с той секунды, как впервые увидели телевизор. (Заметим, что тоталитарность закрытого общества действительно имеет место – в случае, если объединение членов происходит недобровольно – какой уж тут организм, какая взаимопомощь…)
Еще разок, другими словами: в основании открытого общества лежит та идея, что «хотя блага этой жизни могут быть увеличены благодаря взаимной помощи, они достигаются гораздо успешнее подавляя других, чем объединяясь с ними» (Томас Гоббс), а современные разработки всякую сентиментальность отбросили: «Для существования либерального общества необходимо, чтобы люди освободились от некоторых природных инстинктов, в частности инстинктов солидарности и сострадания» (Фридрих фон Хайек).
Однако есть еще вполне современные мыслители, считающие инстинкт взаимопомощи «вершиной эволюции человека» (Петр Кропоткин), и с сомнением относящиеся к принципу конкуренции: «…существует обширный ряд доказанных случаев, когда конкуренция между себе подобными, то есть внутривидовой отбор, вызывала крайне неблагоприятную ситуацию… только конкуренция, а не естественная необходимость, заставляет нас работать в ритме, ведущем к инфаркту и нервному срыву. В этом видно, насколько глупа лихорадочная суета западной цивилизации» (Конрад Лоренц). Мой любимый Г. К. Честертон, описывая открытое общество, по существу перефразирует фон Хайека, но звучит это несколько обидно: «Умен там тот, кто жесток, но даже дурак лучше умного, если достаточно подл».
Неприятие конкуренции членами закрытого общества кажется передовому наблюдателю комичным: «Насколько глубоко могут быть укоренены в сознании установки, совершенно отличные от установок западного мира, показывают недавние наблюдения в Новой Гвинее. Эти аборигены научились у миссионеров играть в футбол, но вместо того, чтобы добиваться победы одной из команд, они продолжают играть до того момента, когда число побед и поражений сравняется. Игра не кончается, как у нас, когда определяется победитель, а кончается, когда с полной уверенностью показано, что нет проигравшего.
…Важно отметить, что почти во всех абсолютно обществах, называемых примитивными, немыслима сама идея принятия решения большинством голосов, поскольку социальная консолидация и доброе взаимопонимание между членами группы считаются более важными, чем любая новация. Поэтому принимаются лишь единодушные решения» (К. Леви-Стросс).
Кстати, если аборигены открытого общества сыграют в футбол столь же последовательно, строго придерживаясь установок своего общества, – победителя тоже не будет. Когда каждый из игроков заинтересован только в личном успехе, дать пас товарищу по команде будет такой же грубой ошибкой, как отдать мяч противнику; чтобы хоть немного продвинуться от центра поля к воротам, игрок должен единолично обыграть всех остальных, имеющихся на поле, чужих и своих, двадцать одного человека. Что маловероятно.
Следует упомянуть, что закрытое, традиционное общество в целом не так уж, извиняюсь, неконкурентоспособно. Когда одно из монгольских племен приняло Ясу – свод законов Чингис-хана, парадигмой которого был принцип взаимопомощи – оно в течение жизни одного поколения всему миру «встань, хряк» устроило.
Россия, основой которой была община, много столетий развивалась вполне успешно.
И, наконец, митьки, модель и ядро традиционного общества, никого не хотят победить. И этим они завоюют мир.
5. ПЛЯСКИ ЗАКРЫТОГО ОБЩЕСТВА
В закрытом обществе пляшут много и упорно. Древний историк (Рашид-ад-Дин) описывает танец поколения Чингис-хана: «Так пляшут, что выбоины образуются по бедро, а кучи пыли по колено».
В первых человеческих общинах танец был, возможно, главной составляющей общественной жизни, и уж, конечно, важнейшим из искусств.
До сих пор в племенах аборигенов вместо вопроса «из какого ты племени?» спрашивают «какой танец ты исполняешь?». То есть получается, танец – центральный пункт идентичности человека. Не «ты откуда будешь?», не «во что веруешь?», не «сколько у тебя денег?», а: «какой танец ты исполняешь?».
После этого не удивляешься, что в индуизме, наиболее развитой традиционной метафизической системе, танец – способ создания, а, возможно, и причина мира – бог Шива, танцуя, создал из хаоса Вселенную.
В архаическом танце мы видим единство биологического, психологического, социокультурного и философско-культурного аспектов, а проще говоря, наши предки танцевали, когда хотели слиться с природой, энергетически подпитаться от нее, испытать полноту и естественность жизни, и в то же время танец – способ сонастройки членов племени, объединение и вдохновление их на достижение общей цели, и, наконец, в танце посредством движений исполнитель рассказывает об основах мироздания.
В заключение, хоть и не люблю я мудреные речи, приведу обширную цитату из Максимилиана Волошина, который, несмотря на свое эстетство и кашу в голове, воистину предвидел появление феномена митьковской пляски, синтеза канона и импровизации, архаичного и современного: «Танец – самое высокое и самое древнее из искусств. Оно выше музыки, оно выше поэзии, потому что в танце вне посредства слова и вне посредства инструмента человек сам становится инструментом, песнью и творцом…
Танец – это искусство всенародное. Пока мы лишь зрители танца – танец еще не приобрел своего культурного, очистительного значения. Это не то искусство, которым можно любоваться со стороны: надо быть им захваченным, надо самим творить его. Римляне лишь смотрели на танцы; эллины танцевали сами – вот разница двух культур: солдатской и художественной. Первая создает балет, вторая – очистительное таинство».
Да, верно, культура митьков не создает балет. Танец митьков – не форма элитного искусства, а выражение сокровенного в человеке. Может, иной митек пляшет и хуже Барышникова (о чем еще сильно поспорить можно!), но ни один митек за свою пляску денег, слава Богу, не получил! И не получит!
В первых человеческих общинах танец был, возможно, главной составляющей общественной жизни, и уж, конечно, важнейшим из искусств.
До сих пор в племенах аборигенов вместо вопроса «из какого ты племени?» спрашивают «какой танец ты исполняешь?». То есть получается, танец – центральный пункт идентичности человека. Не «ты откуда будешь?», не «во что веруешь?», не «сколько у тебя денег?», а: «какой танец ты исполняешь?».
После этого не удивляешься, что в индуизме, наиболее развитой традиционной метафизической системе, танец – способ создания, а, возможно, и причина мира – бог Шива, танцуя, создал из хаоса Вселенную.
В архаическом танце мы видим единство биологического, психологического, социокультурного и философско-культурного аспектов, а проще говоря, наши предки танцевали, когда хотели слиться с природой, энергетически подпитаться от нее, испытать полноту и естественность жизни, и в то же время танец – способ сонастройки членов племени, объединение и вдохновление их на достижение общей цели, и, наконец, в танце посредством движений исполнитель рассказывает об основах мироздания.
В заключение, хоть и не люблю я мудреные речи, приведу обширную цитату из Максимилиана Волошина, который, несмотря на свое эстетство и кашу в голове, воистину предвидел появление феномена митьковской пляски, синтеза канона и импровизации, архаичного и современного: «Танец – самое высокое и самое древнее из искусств. Оно выше музыки, оно выше поэзии, потому что в танце вне посредства слова и вне посредства инструмента человек сам становится инструментом, песнью и творцом…
Танец – это искусство всенародное. Пока мы лишь зрители танца – танец еще не приобрел своего культурного, очистительного значения. Это не то искусство, которым можно любоваться со стороны: надо быть им захваченным, надо самим творить его. Римляне лишь смотрели на танцы; эллины танцевали сами – вот разница двух культур: солдатской и художественной. Первая создает балет, вторая – очистительное таинство».
Да, верно, культура митьков не создает балет. Танец митьков – не форма элитного искусства, а выражение сокровенного в человеке. Может, иной митек пляшет и хуже Барышникова (о чем еще сильно поспорить можно!), но ни один митек за свою пляску денег, слава Богу, не получил! И не получит!
6. ИСКУССТВО ОТКРЫТОГО ОБЩЕСТВА
Вопрос «какой танец ты танцуешь?» можно перефразировать: «каков канон твоего танца?». (Я тут упомянул про синтез канона и импровизации в митьковской пляске – замечу, что без синтеза эти два необходимые компонента и нежизнеспособны. Канон без импровизации не материализует бессознательные стороны личности, а импровизация без канона вообще не танец, а эдакие спонтанные движения, лишенные магического и космологического характера.)
Однако в открытом обществе вопрос начинает утрачивать свой смысл. Серьезное искусство открытого общества отказалось от канона, от структуры и формы, оно освободилось от многих несвобод (см. выше рекомендацию фон Хайека по освобождению от остатков несвобод).
Я пишу краткое руководство для хореографических кружков художественной самодеятельности, а не полемическую статью, я ничего обидного про свободное искусство открытого общества сказать не хочу, я к нему со всей душой. Поэтому извиняюсь, если нижеследующая метафора покажется обидной:
«Функция всех структур – сохранять форму и служить опорой – требует, по определению, в известной мере пожертвовать свободой. Можно привести такой пример: червяк может согнуть свое тело в любом месте, где пожелает, в то время как мы, люди, можем совершать движения только в суставах. Но мы можем выпрямиться, встать на ноги – а червяк не может». (Конрад Лоренц).
Зато червяк может саму способность встать на ноги объявить несерьезным делом и дорогой к рабству.
Трагичны, но справедливы комментарии к этой ситуации крупного исследователя культуры открытого общества Дмитрия Александровича Пригова. В серии статей и интервью он описывает такое положение вещей:
1. Высокая культура и высокие идеи в обществе непосресдвенно зависят от его характера, а оно в открытом обществе рыночное («…все высокие идеи и утопии переместились в новые нынешние слои и зоны культуры, т.е. в нынешние рынок и масс-культуру»).
2. Высокая культура и высокие идеи приватизированы рынком и масс-культурой, и вот тут не совсем понятно: то ли серьезным художникам теперь считается западно с высокой культурой связываться, то ли они права не имеют чужую приватизированную вещь трогать («…Объявление или обнаружение этих идей и утопий в произведениях искусства ныне моментально определяет их как произведение масс-культуры, независимо от личных мотивов и иллюзий автора… Как только серьезный художник начинает высказывать что-то высокое, он выпадает в зону поп или Голливуда… как только обнаружены высокие идеи и социокультурные утопии – это уже не серьезное искусство»).
3. Серьезным художникам теперь позволено заниматься только всякой хуйней [03](«…серьезная культура работает с некими сложноследующими друг за другом саморефлектирующими операциями, порождая столь нынче популярные симулякры, смысле– и агрегатоподобия масс-искусства»).
И если кто-то из этого говнища высунет голову и возопит: «К идеалу!», то на него смеются и пальцем показывают.
Просто не хочется уже никаким искусством заниматься. Так митьки, художники общего профиля, базовым искусством которых была живопись, выбрали базовым искусством «самое высокое и самое древнее из искусств», пляску. Ведь до плясок «серьезные художники» еще не добрались, пляшет только молодежь на дискотеках.
Однако в открытом обществе вопрос начинает утрачивать свой смысл. Серьезное искусство открытого общества отказалось от канона, от структуры и формы, оно освободилось от многих несвобод (см. выше рекомендацию фон Хайека по освобождению от остатков несвобод).
Я пишу краткое руководство для хореографических кружков художественной самодеятельности, а не полемическую статью, я ничего обидного про свободное искусство открытого общества сказать не хочу, я к нему со всей душой. Поэтому извиняюсь, если нижеследующая метафора покажется обидной:
«Функция всех структур – сохранять форму и служить опорой – требует, по определению, в известной мере пожертвовать свободой. Можно привести такой пример: червяк может согнуть свое тело в любом месте, где пожелает, в то время как мы, люди, можем совершать движения только в суставах. Но мы можем выпрямиться, встать на ноги – а червяк не может». (Конрад Лоренц).
Зато червяк может саму способность встать на ноги объявить несерьезным делом и дорогой к рабству.
Трагичны, но справедливы комментарии к этой ситуации крупного исследователя культуры открытого общества Дмитрия Александровича Пригова. В серии статей и интервью он описывает такое положение вещей:
1. Высокая культура и высокие идеи в обществе непосресдвенно зависят от его характера, а оно в открытом обществе рыночное («…все высокие идеи и утопии переместились в новые нынешние слои и зоны культуры, т.е. в нынешние рынок и масс-культуру»).
2. Высокая культура и высокие идеи приватизированы рынком и масс-культурой, и вот тут не совсем понятно: то ли серьезным художникам теперь считается западно с высокой культурой связываться, то ли они права не имеют чужую приватизированную вещь трогать («…Объявление или обнаружение этих идей и утопий в произведениях искусства ныне моментально определяет их как произведение масс-культуры, независимо от личных мотивов и иллюзий автора… Как только серьезный художник начинает высказывать что-то высокое, он выпадает в зону поп или Голливуда… как только обнаружены высокие идеи и социокультурные утопии – это уже не серьезное искусство»).
3. Серьезным художникам теперь позволено заниматься только всякой хуйней [03](«…серьезная культура работает с некими сложноследующими друг за другом саморефлектирующими операциями, порождая столь нынче популярные симулякры, смысле– и агрегатоподобия масс-искусства»).
И если кто-то из этого говнища высунет голову и возопит: «К идеалу!», то на него смеются и пальцем показывают.
Просто не хочется уже никаким искусством заниматься. Так митьки, художники общего профиля, базовым искусством которых была живопись, выбрали базовым искусством «самое высокое и самое древнее из искусств», пляску. Ведь до плясок «серьезные художники» еще не добрались, пляшет только молодежь на дискотеках.
7. ПЛЯСКИ ОТКРЫТОГО ОБЩЕСТВА
Один грамотный, но пессимистически настроенный мастер исполнения «ковырялочки с притопом» повадился ходить на дискотеки наблюдать, как под рэп танцует молодежь.
– Что ты испытываешь там? – спросил я его.
– Американский этнолог Кольер так пишет про это: «Индейский вождь в резервации испытывает горечь более глубокую, чем воображение может вместить; горечь человека, с полной ясностью видящего разрушение своего мира презренными врагами, которым нет числа».
– Заковыристо ты объясняешь, прямо как индейский вождь… Как же называется танец, на который так горько глядеть?
– Никак не называется; говорят про себя: рейверы или колбасёры, или танцую под рэп. Отличают друг друга только по предпочтению того или иного наркотика. В основном нажрутся спида и колбасят.
– А пробовал ты с ними сплясать ковырялочку с притопом?
– Пробовал.
– Проняло их?
– Смеются, пальцем показывают. Острят по Фрейду.
– Это как же: приводят фрейдистские толкования ковырялочки с притопом?
– Нет, у Фрейда описан их сорт остроумия: «Остроты служат оружием атаки на великое, достойное и могущественное, внешне и внутренне защищенное от открытого пренебрежения им».
– Ну, стало быть, их культурная доминанта другая, предпочитают рэп, американскую культуру. Верно сказал Збигнев Бжезинский, не понаслышке знающий, в чем тут дело: «В области культуры, несмотря на ее некую примитивность, Америка пользуется беспрецедентной притягательностью». Ну, такая культура: рэп, «Техасская резня бензопилой»…
– Пронять их ковырялочкой с притопом! О чем ты говоришь?!! Светлый наш гений, Михаил Ларионов, большую часть жизни проживший на Западе, предупреждал на старости лет: «Запад потерял аппарат особой человеческой чувствительности, благодаря которому можно воспринимать многие ощущения, что заставляет западных людей не понимать и оставаться совершенно холодными перед изумительными явлениями артистическими, происходящими перед их глазами…» Но даже и западная, даже и американская культура недоступна этим рейверам и колбасёрам: Леви-Стросс неоднократно указывал, что попытка скопировать привлекательные черты иной цивилизации и перенести их на свою почву обычно кончаются хаосом и разрушением собственных структур! Ибо даже в самом лучшем случае на свою почву переносятся лишь верхушечные, нежизнеспособные плоды имитируемой цивилизации!
Тяжелый разговор с этим глубоко пессимистически настроенным мастером ковырялочки с притопом показателен. В таких разговорах мы видим, как невладение принципом «митьки никого не хотят победить» приводит здорового, грамотного и трезво мыслящего человека к мазохизму и последовательному унынию.
Да не все, не все только под рэп танцуют! Не разучился еще аргентинец танцевать танго, а лезгин – лезгинку. И сейчас вопрос «какой танец ты танцуешь?» скажет о человеке все, чужеродные телодвижения не могут быть спонтанными. Самый частый ответ: «ничего не танцую» означает, что перед нами физический или неврологический инвалид, ответ «танцую ковырялочку с притопом» означает, что данный субъект здоров и сумел сохранить этнокультурную доминанту [04]. Да много ответов мы можем получить: от пассеистского «хороводы вожу» до гедонистического «топчусь в обнимку с бабой».
Пусть всяк танцует как хочет, перефразируем все того же классика: нет ложных танцев, надо уважать всякие танцы.
Пусть глобалист танцует свой рэп, а поляк – полонез, «пусть подавится Италия своим дурацким бельканто, пусть!…»
А мы, повторяю, займемся ковырялочкой с притопом.
– Что ты испытываешь там? – спросил я его.
– Американский этнолог Кольер так пишет про это: «Индейский вождь в резервации испытывает горечь более глубокую, чем воображение может вместить; горечь человека, с полной ясностью видящего разрушение своего мира презренными врагами, которым нет числа».
– Заковыристо ты объясняешь, прямо как индейский вождь… Как же называется танец, на который так горько глядеть?
– Никак не называется; говорят про себя: рейверы или колбасёры, или танцую под рэп. Отличают друг друга только по предпочтению того или иного наркотика. В основном нажрутся спида и колбасят.
– А пробовал ты с ними сплясать ковырялочку с притопом?
– Пробовал.
– Проняло их?
– Смеются, пальцем показывают. Острят по Фрейду.
– Это как же: приводят фрейдистские толкования ковырялочки с притопом?
– Нет, у Фрейда описан их сорт остроумия: «Остроты служат оружием атаки на великое, достойное и могущественное, внешне и внутренне защищенное от открытого пренебрежения им».
– Ну, стало быть, их культурная доминанта другая, предпочитают рэп, американскую культуру. Верно сказал Збигнев Бжезинский, не понаслышке знающий, в чем тут дело: «В области культуры, несмотря на ее некую примитивность, Америка пользуется беспрецедентной притягательностью». Ну, такая культура: рэп, «Техасская резня бензопилой»…
– Пронять их ковырялочкой с притопом! О чем ты говоришь?!! Светлый наш гений, Михаил Ларионов, большую часть жизни проживший на Западе, предупреждал на старости лет: «Запад потерял аппарат особой человеческой чувствительности, благодаря которому можно воспринимать многие ощущения, что заставляет западных людей не понимать и оставаться совершенно холодными перед изумительными явлениями артистическими, происходящими перед их глазами…» Но даже и западная, даже и американская культура недоступна этим рейверам и колбасёрам: Леви-Стросс неоднократно указывал, что попытка скопировать привлекательные черты иной цивилизации и перенести их на свою почву обычно кончаются хаосом и разрушением собственных структур! Ибо даже в самом лучшем случае на свою почву переносятся лишь верхушечные, нежизнеспособные плоды имитируемой цивилизации!
Тяжелый разговор с этим глубоко пессимистически настроенным мастером ковырялочки с притопом показателен. В таких разговорах мы видим, как невладение принципом «митьки никого не хотят победить» приводит здорового, грамотного и трезво мыслящего человека к мазохизму и последовательному унынию.
Да не все, не все только под рэп танцуют! Не разучился еще аргентинец танцевать танго, а лезгин – лезгинку. И сейчас вопрос «какой танец ты танцуешь?» скажет о человеке все, чужеродные телодвижения не могут быть спонтанными. Самый частый ответ: «ничего не танцую» означает, что перед нами физический или неврологический инвалид, ответ «танцую ковырялочку с притопом» означает, что данный субъект здоров и сумел сохранить этнокультурную доминанту [04]. Да много ответов мы можем получить: от пассеистского «хороводы вожу» до гедонистического «топчусь в обнимку с бабой».
Пусть всяк танцует как хочет, перефразируем все того же классика: нет ложных танцев, надо уважать всякие танцы.
Пусть глобалист танцует свой рэп, а поляк – полонез, «пусть подавится Италия своим дурацким бельканто, пусть!…»
А мы, повторяю, займемся ковырялочкой с притопом.
8. МИТЬКОВСКИЕ ПЛЯСКИ
Митьковские пляски бесконечно далеки от поверхностного фольклорного стиля, лубочных псевдопатриархальных стилизации «а ля рюс», это единственное конкретное замечание, которое можно сделать, а просто на разные лады восхвалять красоту, богатство форм, удаль и силу, затейливость, ловкость, динамичность и изящество митьковской пляски – это все лирика, художественная двусмысленность и описание природы. Всякий, кто видел митьковскую пляску, в этих восхвалениях не нуждается.
Перейду непосредственно к практической части руководства, звучащей для всякого митька как волшебная музыка.
(Большую пользу в работе по описанию движений митьковской пляски оказала работа Н. Суханова «Русские пляски» [05].)
Перейду непосредственно к практической части руководства, звучащей для всякого митька как волшебная музыка.
(Большую пользу в работе по описанию движений митьковской пляски оказала работа Н. Суханова «Русские пляски» [05].)
Описание движений митьковской пляски
В митьковской пляске нет строгих правил относительно того, как следует держать голову, руки, корпус. Важно понять, что ничто не придает танцу такую красоту, как живая игра рук, непринужденность их движений, выразительная, осмысленная и митьковская мимика.
В настоящее время едва ли не самую распространенную форму митьковской пляски представляет так называемый перепляс. Тут каждый митек старается как бы переплясать другого, перещеголять его мастерством исполнения, количеством танцевальных движений. Перепляс представляет собой пародийное обыгрывание и ритуальное посрамление принципа конкуренции; многие помнят, как в середине 80-х эту же функцию выполнял иронический хэппенинг, в котором митьки якобы пытались обожрать друг друга, якобы суметь выпить больше собутыльников (См. «Митьки», часть 3).
Митьковская пляска обычно начинается с притопа на месте.
В настоящее время едва ли не самую распространенную форму митьковской пляски представляет так называемый перепляс. Тут каждый митек старается как бы переплясать другого, перещеголять его мастерством исполнения, количеством танцевальных движений. Перепляс представляет собой пародийное обыгрывание и ритуальное посрамление принципа конкуренции; многие помнят, как в середине 80-х эту же функцию выполнял иронический хэппенинг, в котором митьки якобы пытались обожрать друг друга, якобы суметь выпить больше собутыльников (См. «Митьки», часть 3).
Митьковская пляска обычно начинается с притопа на месте.
ПРИТОПЫ
1. ПРИТОП С ОДНОЙ НОГИ
Исходное положение: Митек стоит лицом к зрителю. Ноги поставлены вместе.
Затакт: Чуть присесть на левой ноге.
1-я четверть: Вынести правую ногу по диагонали налево и ударить всей подошвой в пол, выпрямив в момент удара левую ногу и повернув корпус налево примерно на 30 градусов.
2-я четверть: На первую восьмую чуть присесть на левой ноге, правая отрывается от земли; на вторую восьмую правая нога и корпус возвращаются в исходное положение, левая нога выпрямляется [фото 1].
Можно сопровождать притоп прихлопыванием в ладоши [фото 2].
Затакт: Чуть присесть на левой ноге.
1-я четверть: Вынести правую ногу по диагонали налево и ударить всей подошвой в пол, выпрямив в момент удара левую ногу и повернув корпус налево примерно на 30 градусов.
2-я четверть: На первую восьмую чуть присесть на левой ноге, правая отрывается от земли; на вторую восьмую правая нога и корпус возвращаются в исходное положение, левая нога выпрямляется [фото 1].
Можно сопровождать притоп прихлопыванием в ладоши [фото 2].
2. ПРИТОП С ОБЕИХ НОГ
ходы
3. РУССКИЙ ХОД С БРОСКОМ НОГИ ВПЕРЕД
Затакт: полуприседание.
1 –я четверть: На первую восьмую скользящий шаг вперед правой ногой; на вторую восьмую такой же шаг левой ногой.
2-я четверть: На первую восьмую опять шаг правой ногой; на вторую восьмую выбросить вперед и вверх выпрямленную левую ногу, носок вытянут, корпус слегка повернут с незначительным наклоном в сторону работающей ноги; затем ход продолжается с левой ноги [фото 5]; можно добавить хлопок по голени [фото 6].
1 –я четверть: На первую восьмую скользящий шаг вперед правой ногой; на вторую восьмую такой же шаг левой ногой.
2-я четверть: На первую восьмую опять шаг правой ногой; на вторую восьмую выбросить вперед и вверх выпрямленную левую ногу, носок вытянут, корпус слегка повернут с незначительным наклоном в сторону работающей ноги; затем ход продолжается с левой ноги [фото 5]; можно добавить хлопок по голени [фото 6].
4. ЕЛОЧКА
Исходное положение: Носки врозь, пятки вместе. Митек плавно скользит вбок, не отрывая ног от земли и соединяя вместе то носки, то пятки.
1-я четверть: На полусогнутых коленях, чуть приподняв от полу каблук правой ноги и носок левой, повернуть их вправо и опустить на пол в положении: носки вместе, каблуки врозь.
2-я четверть: Слегка приподняв от полу каблук левой и носок правой ноги, повернуть их вправо, опустив на пол в положении: каблуки вместе, носки в стороны. Это движение можно делать вдвое быстрее, то есть не по четвертям, а по восьмым такта, а также чередуя движения по четвертям с движениями по восьмым, например: четверть, четверть, восьмая, восьмая, четверть и т.д. ( [фото 7]и [8]).
1-я четверть: На полусогнутых коленях, чуть приподняв от полу каблук правой ноги и носок левой, повернуть их вправо и опустить на пол в положении: носки вместе, каблуки врозь.
2-я четверть: Слегка приподняв от полу каблук левой и носок правой ноги, повернуть их вправо, опустив на пол в положении: каблуки вместе, носки в стороны. Это движение можно делать вдвое быстрее, то есть не по четвертям, а по восьмым такта, а также чередуя движения по четвертям с движениями по восьмым, например: четверть, четверть, восьмая, восьмая, четверть и т.д. ( [фото 7]и [8]).
5. ПРИПАДАНИЕ
Исходное положение: Митек становится, соединив] ступни ног так, что пятка стоящей впереди правой ноги | прижата к середине ступни левой (третья позиция).
Затакт: Полуприседание.
1-четверть: Шаг правой ногой вправо.
2-четверть: Левая, согнутая в колене нога, становится сзади правой на полупальцы. Этим движением танцор обычно идет вбок. Но можно делать припадание и с поворотом. Обе руки могут быть разведены в стороны, либо упираться в бока [фото 9]; или же одна рука может быть отведена в сторону, а другая – находиться на бедре. Припадание можно соединить с дробью.
Затакт: Полуприседание.
1-четверть: Шаг правой ногой вправо.
2-четверть: Левая, согнутая в колене нога, становится сзади правой на полупальцы. Этим движением танцор обычно идет вбок. Но можно делать припадание и с поворотом. Обе руки могут быть разведены в стороны, либо упираться в бока [фото 9]; или же одна рука может быть отведена в сторону, а другая – находиться на бедре. Припадание можно соединить с дробью.
6. ПРИПАДАНИЕ НА КАБЛУК
Исходное положение: третья позиция.
Затакт: полуприседание.
1-я четверть: Шаг правой ноги вправо, опуская ее на пол на каблук (носок вверх).
2-я четверть: левая, согнутая в колене нога становится сзади правой на полупальцы [фото 10].
Затакт: полуприседание.
1-я четверть: Шаг правой ноги вправо, опуская ее на пол на каблук (носок вверх).
2-я четверть: левая, согнутая в колене нога становится сзади правой на полупальцы [фото 10].
ВЕРЕВОЧКИ
Веревочками называется группа таких движений, когда митек быстро закидывает ноги назад, одну за другую, как бы свивая веревочку из двух нитей. Чаще всего митек при этом подается назад, но можно делать это движение и на месте и даже идти вперед.
7. ПРОСТАЯ ВЕРЕВОЧКА
Затакт: С полуприседания подскок на левой ноге с незначительным продвижением ноги вперед, скользя ею по