— Держись, сынок, это не Страшно! Скоро все кончится…
   — Северный космодром вызывает борт «Сахара Танго 4299», — ожил динамик. — Говорит коммодор флота Киган. Прием.
   — Не отвечайте, — приказал капитан. Тиканье внутреннего секундомера резко оборвалось.
   — Это же сам Киган! Не иначе, вы впутались во что-то серьезное, капитан.
   — Достаточно серьезное. — Гарамонд быстро соображал, пока хриплый голос повторял позывные. — Сбейте настройку и свяжитесь с моим старпомом Нейпиром. — Он назвал пилоту частоту прямой связи с мостиком «Биссендорфа», минуя радиорубку.
   — Но…
   — Никаких «но»! — Гарамонд поднял многократно потяжелевший пистолет.
   — У этого ветерана, знаете ли, от дряхлости ослаб спусковой крючок, а на мой палец давит перегрузка в несколько «же».
   — Ладно, вызываю «Биссендорф». — Пилот покрутил верньер на подлокотнике своего кресла и спустя несколько секунд вышел на связь.
   — Старший помощник Нейпир.
   Узнав осторожность, с которой Нейпир всегда отзывался, не зная, кому понадобился, Гарамонд облегченно вздохнул.
   — Клифф, это я. Крайне срочное дело. Тебе передавали что-нибудь из «Старфлайта»?
   — Хм… Нет. А должны?
   — Теперь это неважно. Слушай чрезвычайный приказ и прошу тебя сразу выполнить его, все вопросы потом.
   — Хорошо, Вэнс. — Голос старпома звучал озадаченно и только.
   — Я на катере, через несколько минут увидимся. Но ты, не дожидаясь меня, должен немедленно — слышишь, немедленно! — вырубить главный переключатель внешней связи.
   Последовало короткое молчание. Видимо, Нейпир размышлял об уставе «Старфлайта», согласно которому подчиненный не обязан следовать незаконному приказу. Потом динамик заглох.
   Гарамонд знал, что Нейпир тоже вспомнил дальние походы на «Биссендорфе», оставленные за кормой световые годы космических дорог, чужие солнца и мертвые планеты. Вспомнил, наверное, общую несбыточную мечту стать первооткрывателями новых миров, вспомнил бутылки горькой, совместно приконченные на орбитах вокруг затерянных в глубинах Вселенной светил, чтобы хоть временно расслабиться и залить тоску перед следующим безнадежным рывком.
   Космический корабль — это еле заметный островок жизни в мертвой ледяной бездне. На него не распространяется абсолютная власть Элизабет. Лишь благодаря этой относительной независимости у Гарамонда оставалась крохотная надежда на спасение. Правда, пока корабль стоит на орбитальном рейде, его офицеры обязаны подчиняться любому приказу командования Звездного флота и руководства «Старфлайта», но капитану удалось блокировать каналы связи…
   Мысли Гарамонда оборвал зуммер компьютера.
   — Капитан, у нас сложная траектория, придется корректировать скорость, — сообщил второй пилот. — Может, имеет смысл предупредить вашу супругу?
   Гарамонд благодарно взглянул на него и медленно пошел в салон. Небо на обзорном экране превратилось из густо-синего в черное, значит, челнок миновал плотные слои атмосферы. Когда корабль, набирая первую космическую скорость, вылетает на орбиту, бортовой компьютер, чтобы сгладить погрешности и случайные отклонения от расчетного курса, подвергает экипаж максимально допустимым перегрузкам. Но они рассчитаны на сильных мужчин.
   Капитан добрался до Эйлин и Криса.
   — Приготовьтесь, сейчас начнется нечто вроде американских горок, — сказал он. — Вас начнет тошнить. Не пытайтесь сохранять равновесие или как-то бороться, просто отдайтесь на волю корабля, и поле-ограничитель само удержит вас на месте.
   Оба закивали головами, со страхом глядя на него. Гарамонд почувствовал груз ответственности и вины.
   Едва он договорил, как серия поворотов словно искривила пространство. Капитана сначала бросило влево, потом, отрывая от пола, вверх и, наконец, прижало спиной к переборке. Демпфирующее поле позволило ему удержаться, а вот Крис и Эйлин едва не вылетели из кресел. Их стоны подтвердили, что ощущения они испытывают не из приятных.
   — Держитесь, болтанка не продлится долго! — крикнул Гарамонд.
   Во мраке перед челноком засияли звезды. Среди хаотично разбросанных точек выделялась-полоса более крупных и ярких световых пятен неправильной формы. Это сверкал бриллиантовый браслет Первой полярной. Прямо по курсу желтовато вспыхивала станция восьмого сектора. Разная освещенность искусственных объектов и фона удаленных солнц придавали картине трехмерную глубину и позволяли чувствовать грандиозные масштабы, что редко удавалось в дальнем космосе.
   Вернувшись в кабину, Гарамонд остался в узком проходе между переборкой и спинками пилотских кресел. Челнок приблизился к веренице космических кораблей и произвел серию коррекций курса и скорости. Командование, скорее всего, уже отказалось от попыток связаться с «Биссендорфом» и принимает другие меры.
   — Вижу ваш корабль, — произнес старший пилот, и его злорадная интонация заставила Гарамонда насторожиться. — Похоже, вы слегка опоздали, капитан. К нему уже швартуются другие. Вон они, смотрите, дрейфуют в самую середку.
 
   Гарамонду, потерявшему ориентацию в мельтешении огней Первой полярной зоны, потребовалось несколько секунд, чтобы отыскать «Биссендорф». К пересадочному узлу большого корабля приближалась серебристая пулька чужого челнока. Лоб капитана покрылся холодной испариной. Это невозможно! Никто не успел бы опередить их, стартуя с Земли. Значит, командование перенацелило один из челноков, уже находящихся на орбите, и теперь собирается блокировать единственный свободный стыковочный узел «Биссендорфа».
   — Ну-с, каковы будут дальнейшие распоряжения, капитан? — ехидно полюбопытствовал старший пилот. — Не желаете ли пригрозить пушкой вон тем парням?
   — Они идут, — медленно ответил Гарамонд, — на штатную стыковку, с отключенными двигателями. Мы проскочим у них под носом.
   — Слишком поздно.
   Гарамонд ткнул стволом в шею офицера.
   — А ты попробуй, дружище!
   — Вы спятили… Ладно, это даже интересно.
   Он впился глазами в растущий силуэт «Биссендорфа», покрутил ручку настройки, совмещая перекрестье окуляра с красным шлюзом переходной палубы, уже частично заслоненным вторым челноком. Тем временем тормозные дюзы начали плеваться огнем, скорость резко снизилась.
   — Говорю вам, чересчур поздно.
   — Плевать на компьютер! — рявкнул Гарамонд. — Вырубай тормозные!
   — Вам что, жить надоело?
   — А вам? — Капитан приставил пистолет к его спине и заставил отключить автопилот.
   Изображения шлюза и челнока стремительно заслоняли экран переднего обзора. Офицер непроизвольно вобрал голову в плечи.
   — Господи, сейчас врежемся!
   — Знаю, — спокойно произнес Гарамонд. — И после этого у вас останется две секунды на то, чтобы снова нацелиться на стыковочный узел. Покажите же ваше мастерство.
   Чужой челнок впереди и выше разбух до угрожающих размеров, и наконец в верхней части экрана остались лишь главные сопла его двигателя: Раздался оглушительный лязг и скрежет металла. Чужой катер исчез с экрана, а ворота шлюза пересадочной палубы дернулись и сместились в сторону.
   Дальнейшие события Гарамонд воспринимал в замедленном темпе. Ему хватило времени отметить каждое действие пилотов. Сначала они ударили аварийной реактивной струей, и нос суденышка выровнялся. Потом корпус завибрировал от мощного выброса тормозных дюз, Гарамонд успел среагировать и устоял на ногах. Ему хватило времени даже на то, чтобы мысленно поблагодарить пилота, оказавшегося настоящим асом.
   Потом челнок со скоростью, пятикратно превышающей безопасную, вонзился в стыковочный узел и, смяв арретир и собственную обшивку, замер.
   Гарамонда бросило вперед, и только поле, компенсирующее любые резкие движения, спасло его от увечья. Смолкло эхо страшного удара, и сразу с кормы послышался свистящий вой. У капитана заложило уши, значит, воздух из катера устремился в какую-то пробоину, уравновешивая давление с наружным на причальной палубе «Биссендорфа», где все еще царил космический вакуум.
   Тихо заплакал Крис. Гарамонд, пошатываясь, добрался до салона, опустился перед сыном на колени и начал его утешать.
   — Что случилось, Вэнс? — Только сейчас Гарамонд заметил, насколько нелепо выглядят в этой обстановке яркие шелка Эйлин.
   — Всего-навсего нештатное докование. Мы теряем воздух, но сейчас должен закрыться шлюз, нас загерметизируют… — Он прислушался к трели сигнала, зазвучавшего из кабины. — Ну, вот, все уже в порядке, слышишь? Этот звонок оповещает, что давление выровнено. Все позади, можно выходить.
   — Но мы же падаем!
   — Нет, мы не падаем, дорогая. Вернее, падаем, но не вниз… Это невесомость. — Гарамонду сейчас было недосуг объяснять жене законы небесной механики. — Посидите здесь с Крисом еще несколько минут, ладно?
   Он встал, открыл входной люк и оглядел офицеров и техников, сгрудившихся на стальном пирсе перед катером. Среди них выделялась дюжая фигура старпома. Капитан оттолкнулся от порога, и его выбросило, словно из катапульты. Слабое демпфирующее поле корабля слегка искривило траекторию полета, и он приземлился на платформу, где его ботинки надежно примагнитились к полу. Нейпир поддержал его за локоть, а остальные отдали честь.
   — Как дела, Вэнс? Никогда не видел такой жути. Вы прошли на волосок…
   — Со мной все в порядке. Об остальном позже, Клифф. Свяжись с машинным отделением, пусть немедленно запускают реактор на полную мощность.
   — Немедленно?
   — Да. Я хочу захватить язык пыли, отставший от основного фронта. Курс, надеюсь, уже вычислен?
   — Разумеется. Но как быть с этим катером?
   — Придется взять с собой. Вместе со всеми, кто на борту.
   — Ясно. — Нейпир поднес к губам наручный микрофон и приказал механикам: — Полный вперед!
   Старпом отличался могучим телосложением, его бычья шея распирала воротник, а руки напоминали черпаки парового экскаватора. Однако в глазах светился недюжинный ум.
   — Кажется, мы отправляемся в последний поиск под флагом «Старфлайта».
   — Уж я-то наверняка. — Гарамонд убедился, что экипаж их не слышит. — Я увяз, Клифф, по самое горло. А теперь вот и тебя тяну за собой.
   — Я сам так решил. Иначе бы не вырубил систему связи. Погоня намечается?
   — Всем Звездным флотом.
   — Не догонят, — уверенно сказал Нейпир. Палуба под ногами накренилась. «Биссендорф» покинул орбиту и начал разгон. — Оседлаем этот поток и, считай, мы уже возле Урана. Там захватим стабильное течение, только они нас и видели… Припасов хватит на год.
   — Спасибо, Клифф. — Они обменялись рукопожатием.
   Этот простой жест успокоил Гарамонда, хотя он понимал, что пройдет время, и кто-то из них первым открыто выскажет известную обоим горькую истину.
   Да, у них великолепный корабль. Но вся огромная армада Звездного флота, сто лет исследовавшая космос, непреложно доказала: бежать некуда.

4

   Решение можно было отложить всего на три дня.
   В течение этого времени «Биссендорф» будет лететь только к югу Галактики, гонясь за единственным блуждающим ионным пучком, отставшим от погодного фронта. Как только он его перехватит, магнитные поля корабельных реакторов сразу заработают на полную мощность. Корабль, выплевывая реактивные струи, начнет набирать скорость, которая затем достигнет световой и будет расти.
   Лет сто назад прадедушки звездолетов типа «Биссендорфа» едва не опровергли бедного Эйнштейна. Первые испытательные полеты сначала подтвердили предсказанное увеличение массы движущихся тел, однако растяжения времени не произошло. Не оказалось также никакого непреодолимого барьера скорости света. Физикам пришлось создать новую теорию, основанную, главным образом, на работах канадского математика Артура, где были учтены свежие эмпирические данные. Согласно Артуру, применимость старой физики для массивных тел, окруженных ощутимым гравитационным полем, ограничивалась скоростями порядка двух десятых световой. Выше этой границы движение материальных объектов следовало рассматривать в рамках новой теории относительности. Корабль, преодолевший порог, создавал вокруг себя собственную локальную вселенную, в которой действовали локальные законы. Например, великой универсальной постоянной там оказалась не скорость света, а время.
   Прежде, отправляясь в полет, капитан радовался ограниченности физики Эйнштейна, согласно которой собственное время космического путешественника должно замедляться относительно времени неподвижного наблюдателя. Гарамонда ничуть не привлекала перспектива через год вернуться к жене, состарившейся на десять лет, и к сыну, обогнавшему по возрасту отца. Но теперь, последний раз стартовав в качестве капитана Звездного флота и взяв с собой семью, он пожалел об ошибочности теории Эйнштейна. Будь она верна, ему стоило бы описать гигантский круг по Галактике и вернуться на Землю, когда Элизабет Линдстром сойдет со сцены. Это устранило бы многие трудности, но артуровская физика наложила запрет на парадокс близнецов, перекрыла лазейку, поэтому предстояло решить: где провести этот год, украденный у судьбы?
   На выбор Гарамонда повлияли два соображения. Во-первых, капитан не считал себя вправе приговаривать четыреста пятьдесят человек команды к медленной смерти в неизведанной части Галактики. Кораблю необходимо вернуться на Землю, следовательно, область доступного пространства ограничивалась сферой радиуса шестимесячного полета. Значит, даже двигаясь по прямой к заранее выбранной цели, корабль не выйдет за пределы неплохо исследованной области. Вероятность того, что этот отчаянный полет приведет к открытию обитаемого мира, где можно скрыться, была и так ничтожно мала, с поправкой же на фактор расстояния она и вовсе становилась фантазией.
   Второе соображение касалось самого капитана: он давно хотел слетать в определенное место, но не сумел убедить чиновников в плодотворности своей идеи.
   — По-моему, лучше всего отправиться в скопление 803, — сказал Клиффорд Нейпир. Развалясь в капитанском кресле, он покачивал в огромной лапище стакан виски с ликером, оценивая его цвет и аромат. Полуприкрытые набрякшими веками, карие глаза старпома ничего не выражали. — Если тебя ждет удача, то лишь там. Времени хватите избытком. Среднее расстояние между тамошними солнцами — всего половина светового года, и мы успеем обследовать большинство систем. Ты ведь сам знаешь, Вэнс, это очень многообещающее скопление. Недаром начальство рекомендовало разведать его в первую очередь.
   Гарамонд отпил виски, наслаждаясь теплом и букетом забытого лета.
   — Верно, смысл в этом есть.
   Некоторое время друзья сидели молча, прислушиваясь к гулу насосов, нагнетавших охлаждающую смесь в систему сверхпроводящих обмоток. Гул никогда не прекращался и был слышен даже в звукоизолированных апартаментах капитана.
   — Смысл есть, но идти туда ты не хочешь, правильно? — нарушил молчание Нейпир.
   — Вот именно. Чересчур много смысла. Штабным крысам не хуже нас известно, что такое восемьсот третье скопление; им достанет ума послать в те края сотню, а то и тысячу кораблей-перехватчиков.
   — Думаешь, нас засекут?
   — Вполне возможно, — ответил Гарамонд. — А дальше — дело техники. Ведь доказано, что четверка фликервингов, пристроившихся впереди пятого, может, согласуя свои скорости, управлять им успешнее собственного капитана. Достаточно попросту дозировать плотность потока ионов, пропускаемых к перехваченному кораблю.
   Нейпир пожал плечами.
   — Ну, ладно, Вэнс, убедил. Доставай свою карту.
   — Какую карту?
   — Ту, на которой отмечена звезда Пенгелли. Ты ведь к ней собрался, признайся?
   Гарамонд почувствовал досаду на Нейпира, который столь точно угадал его сокровенные мысли.
   — Ты прав. Видишь ли, мой отец был некогда знаком с Руфусом Пенгелли,
   — произнес он, словно оправдываясь. — Он говорил, будто не встречал человека, менее способного на мошенничество. В чем-чем, а уж в человеческом характере отец… — Капитан оборвал свою речь, потому что Нейпир громко рассмеялся.
   — Ты меня агитируешь, Вэнс? Какая разница, куда лететь, раз вероятность найти то, что надо, везде одинаково ничтожна?
   Досада Гарамонда сменилась облегчением. Подойдя к письменному столу, он выдвинул ящик и вынул четыре большие фотогравюры, изображавшие сероватые поверхности с металлическим отливом и разбросанными по ним темными пятнышками. Расположение пятен наводило на мысль о созвездиях, а их размытость и зернистость фона свидетельствовала о том, что кадры реконструированы с помощью компьютера.
   Ведь подлинные карты звездного неба, снимки которых хранил Гарамонд, давным-давно уничтожил пожар. «Не простой пожар, — подумал он. — Пожар, отнявший у землян соседей».
   Люди открыли Саганию в эпоху ранних исследовательских полетов. Планета обращалась вокруг звезды, удаленной от Солнца меньше, чем на сто световых лет. Именитые теоретики на основе статистических расчетов утверждали, будто среднее расстояние между техническими цивилизациями должно быть вчетверо большим. Еще более удивительным казалось совпадение во времени. По геологическим меркам период зарождения и развития разумной жизни на Сагании и на Земле — все равно, что час в жизни человека. И все же этот «час» на одной планете частично перекрыл тот же «час» на другой. Вопреки любым законам вероятности, цивилизации людей и саганцев существовали одновременно и в пределах досягаемости. Родное светило саганцев можно было наблюдать в ночном небе Земли невооруженным глазом. Развитие обеих цивилизаций шло по пути применения машин и достигло уровня овладения ядерной энергией. Оба мира стремились к освоению космоса и планировали постройку звездолетов. Их солнца мерцали в черноте пространства, словно трепещущее пламя свечи в далеком окне. Саганцы неизбежно должны были когда-нибудь встретиться с людьми.
   Но кто-то ошибся. Случилось это, когда земляне основали первые государства Междуречья. Неважно, по чьей вине — зарвавшихся политиков или недобросовестных ученых — наступила роковая развязка. Неуправляемая ядерная реакция затопила Саганию океаном белого пламени. Планета потеряла атмосферу, и жизнь на ней пресеклась.
 
   Понаехавшим семь тысяч лет спустя землянам-археологам удалось выяснить немногое. Существа, достигшие наивысшего расцвета, уничтожили все следы своего обитания на планете. А то, что осталось и было обнаружено с помощью электронного зондирования, относилось к более древней и не столь высокоразвитой культуре. Среди найденных предметов искусственного происхождения попалось несколько фрагментов изображения звездного неба. Довольно точных, хотя некоторые исследователи обратили внимание на один из участков карты, где была отмечена несуществующая звезда.
   — Это самый ранний фрагмент, — сказал Гарамонд, выкладывая на стол первый снимок, и ткнул пальцем в туманное пятнышко. — А это звезда, которую мы окрестили в честь Пенгелли. Вот вторая карта, датированная более поздним периодом. Как видишь, через пять веков никакой звезды Пенгелли уже нет. Напрашивается вывод, что звезда за этот промежуток каким-то образом исчезла.
   — Ее могли пропустить по ошибке, — подсказал старпом, поняв, что его капитан хочет вновь перебрать все доводы «за» и «против».
   — Исключено, поскольку у нас есть еще более поздняя карта того же участка, сделанная тоже спустя несколько столетий, и звезда здесь также отсутствует. Кроме того, ее не видно в современные телескопы.
   — Что доказывает ее гибель.
   — Такое объяснение напрашивается в первую очередь. Короткая яркая вспышка, медленное угасание — один из вариантов звездной эволюции. Однако у нас есть снимок четвертой карты, найденной доктором Пенгелли. Здесь, как видишь, наша звезда появилась снова.
   — Что свидетельствует о более древнем происхождении четвертой карты по сравнению со второй и третьей.
   — Пенгелли утверждал, будто откопал ее в самом верхнем культурном слое, то есть, она — самая поздняя.
   — Что наводит на подозрение в недобросовестности доктора. — Нейпир постучал толстым пальцем по глянцевым отпечаткам. — Ученые, Вэнс, тоже люди и во все времена не гнушались фальсификаций. Помнится, я читал, как несколько веков назад разразился грандиозный скандал из-за раскопок на Крите. Археологи зачастую…
   — Да-да, намеренно устраивают шумиху. Только Пенгелли шумиха не сулила никакой выгоды, ему было незачем лгать. Лично я верю, что эта карта составлена всего за десять лет перед Великим взрывом, уже в саганскую космическую эру. — В голосе Гарамонда крепла убежденность, не поколебленная давно выдвинутыми возражениями. — Но заметь: на последней карте звезда Пенгелли изображена не просто точкой. Она заключена, если приглядеться, в какой-то еле различимый кружок.
   Нейпир пожал плечами и, наконец, принялся за виски.
   — Видимо, карта отмечала положение всех, в том числе и погасших, звезд.
   — Возможно. Звучит довольно правдоподобно. Только я готов поспорить, что саганская космическая техника была гораздо более совершенной, чем принято считать, и что кружком звезда Пенгелли обведена неспроста. Мне кажется, она представляла для саганцев какую-то особую ценность. Например, тем, что они открыли возле нее обитаемую планету.
   — После того, как солнце погасло, планета не могла остаться обитаемой.
   — Разумеется. Но на ней могли остаться какие-то сооружения, подземные укрытия, да мало ли что еще? Хотя бы другие карты звездного неба. — Внезапно Гарамонд будто услышал себя со стороны и осознал всю шаткость логических построений. Он непроизвольно оглянулся на дверь, за которой спали Эйлин с Крисом.
   Чуткий, как-всегда, Нейпир не спешил с ответом, и оба астронавта долго пили в молчании. По каюте плавали декоративные объемные фигуры, создаваемые стереоустановкой. Они пересекались, проникали друг в друга и сливались в случайные разноцветные узоры. Изменчивые отражения словно оживили золотую улитку на столе Гарамонда.
   — Не найдено ни единого саганского звездолета.
   — Это не означает, что их не было. Мы искали только около сожженной планеты. — Снова наступило молчание. Цветные полупрозрачные призмы, похожие на невесомое желе, продолжали дрейфовать по комнате.
   Нейпир покончил со своим коктейлем и встал, чтобы наполнить стакан.
   — Ты уже приводил все эти доводы, пытаясь отстоять свою точку зрения. Почему же Разведывательный корпус не согласился с ними?
   — Давай говорить начистоту. Неужели ты до сих пор веришь, будто «Старфлайт» заинтересован в открытии обитаемых миров?
   — Хм…
   — Он заполучил Терранову и распродает ее клочками по гектару, словно какой-нибудь Лонг-Айленд в незапамятном прошлом. «Старфлайт» — единственный владелец космолетов, а на Земле людям стало уже совсем невмоготу, поэтому многие готовы полжизни вкалывать на корпорацию, лишь бы заработать на билет, и хоть вторую половину провести сносно, возделывая собственный участок. Такое положение дел устраивает «Старфлайт» по всем статьям, и новые планеты для него нежелательны. Потому-то, Клифф, в Разведкорпусе так мало исследовательских судов.
   — Однако…
   — Погоди, я не договорил. Эта система действует тоньше, чем железнодорожные и горнорудные компании в Штатах, когда те строили городишки для собственных трудяг, но суть методики — прежняя. Что ты хотел сказать?
   — Я пытаюсь согласиться с тобой. — Нейпир пихнул кулаком сияющий лимонно-желтый куб, который никак не отреагировав, проплыл мимо. — Скорее всего, неважно, куда мы подадимся в ближайший год, поэтому я готов поохотиться вместе с тобой за звездой Пенгелли. Какие имеются соображения насчет ее местонахождения?
   — Кое-какие есть. — У Гарамонда гора свалилась с плеч. Согласие Нейпира придавало затее видимость здравого смысла. Он встал и двинулся к универсальному компьютеру, стоящему в углу каюты. Войдя в зону звукоприема, приказал спроектировать заготовленную карту. — Взгляни сюда.
   В воздухе над консолью возникло трехмерное изображение звездного неба. За каждой звездой тянулся искривленный зеленый след галактического дрейфа, и только одна оставляла за собой красный пунктир.
   — Разумеется, прямых указаний на удаленность звезды Пенгелли от Сагании не существует, — продолжал Гарамонд. — Но можно оценить ее светимость, исходя из предположения, что это была звезда типа нашего Солнца. Диаметр пятнышка на самой ранней саганской карте приблизительно соответствует размерам известных звезд первой величины. Отсюда получаем возможное расстояние.
   — Слишком много допущений, — с сомнением произнес Нейпир.
   — Не так уж много. Все звезды в этой части Галактики движутся с близкими скоростями и примерно в одном направлении. Поэтому, несмотря на долгий семитысячелетний путь, можно довольно уверенно утверждать, что звезда Пенгелли находится в пределах этой пунктирной линии.
   — Утверждать-то можно… А каково расчетное время полета? Месяцев пять?
   — Даже меньше, если поймаем облако пыли погуще.
   — Ну, за этим дело не станет, — задумчиво высказался Нейпир. — Должно же в этом мире хоть кому-то повезти.
   Позже, когда старший помощник отправился на боковую, Гарамонд приказал компьютеру превратить целую стену в один большой экран переднего обзора и, не прикасаясь к выпивке, надолго замер в глубоком кресле перед звездной бесконечностью.