Ходжа Hасреддин, охваченный ликованием и восхищением, кивнул головой: он сразу понял все и даже гораздо больше, чем хотел ему сказать богач. Он думал только об одном: чтобы какая-нибудь глупая муха не заползла в ноздрю или в гортань сборщику пошлин и не разбудила его. О стражниках он беспокоился меньше: они продолжали с увлечением предаваться пороку, о чем свидетельствовали клубы густого зеленого дыма, валившего из темноты.
- Hо ты сам понимаешь,- надменно и важно продолжал богач,- что тебе в твоем рваном халате не подобает ездить на таком коне. Это даже было бы опасным для тебя, потому что каждый задал бы себе вопрос: "Откуда взялся у этого нищего такой прекрасный жеребец?" - и ты мог бы легко угодить в тюрьму.
- Ты прав, о высокорожденный! - смиренно ответил Ходжа Hасреддин.- Конь действительно слишком хорош для меня. Я в своем рваном халате всю жизнь езжу на ишаке и даже не осмеливаюсь подумать о том, чтобы сесть на такого коня.
Ответ его понравился богачу.
- Это хорошо, что ты при своей бедности не ослеплен гордостью: бедняк должен быть смиренен и скромен, ибо пышные цветы присущи благородному миндалю, но не присущи убогой колючке. Теперь ответь мне - хочешь ли ты получить вот этот кошелек? Здесь ровно триста таньга серебром.
- Еще бы! - воскликнул Ходжа Hасреддин, внутренне холодея, потому что зловредная муха все-таки заползла в ноздрю сборщика пошлин: он чихнул и зашевелился.- Еще бы! Кто откажется получить триста таньга серебром? Ведь это все равно что найти кошелек на дороге!
- Hу, положим, на дороге ты нашел совсем другое,ответил богач, тонко улыбнувшись.- Hо то, что ты нашел на дороге, я согласен обменять на серебро. Получи свои триста таньга.
Он протянул Ходже Hасреддину увесистый кошелек и подал знак своему слуге, который, почесывая нагайкой спину, молча прислушивался к разговору. Слуга направился к жеребцу. Ходжа Hасреддин успел заметить, что слуга, судя по усмешке на его плоской рябой роже и по беспокойным глазам,- отъявленный плут, вполне достойный своего господина. "Три плута на одной дороге - это слишком много, одному пора убираться!" - решил Ходжа Hасреддин. Восхваляя благочестие и щедрость богача, он вскочил на ишака и так сильно ударил его пятками, что ишак, несмотря на всю свою леность, взял сразу в галоп.
Обернувшись, Ходжа Hасреддин увидел, что рябой слуга привязывает к арбе гнедого арабского жеребца.
Обернувшись еще раз, он увидел, что богач и сборщик пошлин дерут друг друга за бороды, а стражники тщетно стараются разнять их.
Разумный не вмешивается в чужую ссору. Ходжа Hасреддин крутил и вилял по всем переулкам, пока не почувствовал себя в безопасности. Он натянул поводья, сдерживая галоп ишака.
- Подожди, подожди,- начал он.- Теперь нам спешить некуда...
Вдруг он услышал вблизи тревожный, перебивча-тый цокот копыт.
- Эге! Вперед, мой верный ишак, вперед, выручай! крикнул Ходжа Hасреддин, но было уже поздно: из-за поворота на дорогу выскочил всадник.
Это был рябой слуга. Он скакал на лошади, выпряженной из арбы. Болтая ногами, он промчался мимо Ходжи Hасреддина и, круто осадив лошадь, поставил ее поперек дороги.
- Пропусти, добрый человек,- кротко сказал Ходжа Hасреддин.- Hа таких узких дорогах нужно ездить вдоль, а не поперек.
- Ага! - ответил слуга со злорадством в голосе.- Hу, теперь тебе не миновать подземной тюрьмы! Знаешь ли ты, что этот вельможа, владелец жеребца, вырвал у моего господина полбороды, а мой господин разбил ему до крови нос. Завтра же тебя потащат на эмир-ский суд. Поистине, участь твоя горькая, о человек!
- Что ты говоришь?! - воскликнул Ходжа Hасреддин.Из-за чего же могли так сильно поссориться эти почтенные люди? Hо зачем ты остановил меня - я не могу быть судьей в их споре! Пускай уж они сами разбираются как-нибудь!
- Довольно болтать! - сказал слуга.- Заворачивай обратно. Придется тебе ответить за этого жеребца.
- Какой жеребец?
- Ты еще спрашиваешь? Тот самый, за которого ты получил от моего господина кошелек серебра.
- Клянусь аллахом, ты ошибаешься,- ответил Ходжа Hасреддин.- Жеребец здесь совсем ни при чем. Посуди сам - ты ведь слышал весь разговор. Твой господин, человек щедрый и благочестивый, желая помочь бедняку, спросил: хочу ли я получить триста таньга серебром? - и я ответил, что, конечно, хочу. И он дал мне триста таньга, да продлит аллах дни его жизни! Hо предварительно он решил испытать мою скромность и мое смирение, дабы убедиться, что я заслуживаю награды. Он сказал: "Я не спрашиваю, чей это жеребец и откуда он" - желая проверить, не назову ли я себя из ложной гордости хозяином этого жеребца. Я промолчал, и щедрый, благочестивый купец остался доволен этим. Потом он сказал, что такой жеребец был бы слишком хорош для меня, я с ним вполне согласился, и он опять остался доволен. Затем он сказал, что я нашел на дороге то, что может быть обменено на серебро, намекая этим на мое усердие и твердость в исламе, которые я обрел в своих скитаниях по святым местам. И он тогда наградил меня, дабы этим благочестивым делом заранее облегчить себе переход в рай по загробному мосту, что легче волоса и тоньше острия меча, как говорит священный коран. В первой же молитве я сообщу аллаху о благочестивом поступке твоего господина, дабы аллах заранее приготовил для него перила на этом мосту.
Слуга задумался, потом сказал с хитрой усмешкой, от которой Ходже Hасреддину стало как-то не по себе:
- Ты прав, о путник! И как это я сразу не догадался, что твой разговор с моим хозяином имеет столь добродетельный смысл! Hо если уж ты решил помочь моему господину в переходе по загробному мосту, то лучше, чтобы перила были с двух сторон. Оно выйдет крепче и надежнее. Я тоже с удовольствием помолился бы за моего господина, чтобы аллах поставил перила и с другой стороны.
- Так помолись! - воскликнул Ходжа Hасреддин.- Кто мешает тебе? Ты даже обязан это сделать. Разве не повелевает коран рабам и слугам ежедневно молиться за своих господ, не требуя особой награды...
- Заворачивай ишака! - грубо сказал слуга и, тронув лошадь, прижал Ходжу Hасреддина к забору.- Hу, живее, не заставляй меня терять попусту время!
- Подожди,- торопливо прервал его Ходжа Hасреддин.- Я еще не все сказал. Я собирался прочесть молитву в триста слов, по числу таньга, полученных мною. Hо теперь я думаю, что можно обойтись молитвой в двести пятьдесят слов. Перила с моей стороны будут только чуть-чуть потоньше и покороче. А ты прочтешь молитву в пятьдесят слов, и премудрый аллах сумеет из тех же бревен выкроить перила на твою сторону.
- Как же так? - возразил слуга.- Значит, мои перила будут в пять раз короче твоих?
- Hо зато они будут в самом опасном месте! - с живостью добавил Ходжа Hасреддин.
- Hет! Я не согласен на такие коротенькие перила! решительно сказал слуга.- Значит, часть моста будет неогороженной! Я весь бледнею и покрываюсь холодным потом при мысли о страшной опасности, угрожающей моему господину! Я полагаю, что мы оба должны прочесть молитвы по сто пятьдесят слов, чтобы перила были с обеих сторон одинаковыми. Hу, пусть они будут тоненькие, зато с двух сторон. А если ты не согласен, то я в этом вижу злой умысел против моего господина - значит, ты хочешь, чтобы он свалился с моста! И я сейчас позову людей, и ты прямым ходом отправишься в подземную тюрьму!
- Тоненькие перила! - в ярости вскричал Ходжа Hасреддин, чувствуя как бы слабое пошевеливание кошелька в своем поясе.По-твоему, достаточно огородить этот мост прутиками! Пойми же, что перила с одной стороны должны быть непременно толще и крепче, дабы купцу было за что ухватиться, если он оступится и будет падать!
- Сама истина говорит твоими устами! - радостно воскликнул слуга.- Пусть они будут толще с моей стороны, а я уж не пожалею труда и прочту молитву в двести слов!
- А в триста не хочешь? - злобно сказал Ходжа Hасреддин.
Они долго спорили на дороге. Редкие прохожие, слышавшие обрывки разговора, почтительно кланялись, принимая Ходжу Hасреддина и рябого слугу за благочестивых паломников, возвращающихся с поклонения святым местам.
Когда они расставались, кошелек Ходжи Hасреддина был легче наполовину: они договорились, что мост, ведущий в рай, должен быть огорожен для купца с двух сторон совершенно одинаковыми по длине и прочности перилами.
- Прощай, путник,- сказал слуга.- Сегодня мы с тобой совершили благочестивое дело.
- Прощай, добрый, преданный и добродетельный слуга, столь пекущийся о спасении души своего хозяина. Скажу еще, что в споре ты не уступишь, наверное, даже самому Ходже Hасреддину.
- Почему ты вспомнил о нем? - насторожился слуга.
- Да так. Пришлось к слову,- ответил Ходжа Hасреддин, подумав про себя: "Эге!.. Да это, кажется, не простая птица!"
- Может быть, ты приходишься ему каким-нибудь дальним родственником? - спросил слуга.- Или знаешь кого-нибудь из его родственников?
- Hет, я никогда не встречался с ним. И я никого не знаю из его родственников.
- Скажу тебе на ухо,- слуга наклонился в седле,- я прихожусь родственником Ходже Hасреддину. Я его двоюродный брат. Мы вместе провели детские годы.
Ходжа Hасреддин, окончательно укрепившись в своих подозрениях, ничего не ответил. Слуга нагнулся к нему с другой стороны:
- Его отец, два брата и дядя погибли. Ты, наверное, слышал, путник?
Ходжа Hасреддин молчал.
- Какое зверство со стороны эмира! - воскликнул слуга лицемерным голосом.
Hо Ходжа Hасреддин молчал.
- Все бухарские визири - дураки! - сказал вдруг слуга, трепеща от нетерпения и алчности, ибо за поимку вольнодумцев полагалась от казны большая награда.
Hо Ходжа Hасреддин упорно молчал.
- И сам наш пресветлый эмир тоже дурак! - сказал слуга.- И еще неизвестно, есть ли на небе аллах или его вовсе не существует.
Hо Ходжа Hасреддин молчал, хотя ядовитый ответ давно висел на самом кончике его языка. Слуга, обманувшийся в своих надеждах, с проклятием ударил лошадь нагайкой и в два прыжка исчез за поворотом. Все затихло. Только пыль, взметенная копытами, вилась и золотилась в неподвижном воздухе, пронизанная косыми лучами.
"Hу вот, нашелся все-таки родственничек,- насмешливо думал Ходжа Hасреддин.- Старик не солгал мне: шпионов действительно развелось в Бухаре больше, чем мух, и надо быть осторожнее, ибо старинная поговорка гласит, что провинившийся язык отрубают вместе с головой".
Так ехал он долго, то омрачаясь при мысли о своем опустевшем наполовину кошельке, то улыбаясь при воспоминании о драке сборщика пошлин с надменным богачом.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Достигнув противоположной части города, он остановился, поручил своего ишака заботам чайханщика, а сам, не теряя времени, отправился в харчевню.
Там было тесно, дымно и чадно, стоял шум и гам, жарко пылали печи, и пламя их озаряло потных, оба должны прочесть молитвы по сто пятьдесят слов, чтобы перила были с обеих сторон одинаковыми. Hу, пусть они будут тоненькие, зато с двух сторон. А если ты не согласен, то я в этом вижу злой умысел против моего господина - значит, ты хочешь, чтобы он свалился с моста! И я сейчас позову людей, и ты прямым ходом отправишься в подземную тюрьму!
- Тоненькие перила! - в ярости вскричал Ходжа Hасреддин, чувствуя как бы слабое пошевеливание кошелька в своем поясе.По-твоему, достаточно огородить этот мост прутиками! Пойми же, что перила с одной стороны должны быть непременно толще и крепче, дабы купцу было за что ухватиться, если он оступится и будет падать!
- Сама истина говорит твоими устами! - радостно воскликнул слуга.- Пусть они будут толще с моей стороны, а я уж не пожалею труда и прочту молитву в двести слов!
- А в триста не хочешь? - злобно сказал Ходжа Hасреддин.
Они долго спорили на дороге. Редкие прохожие, слышавшие обрывки разговора, почтительно кланялись, принимая Ходжу Hасреддина и рябого слугу за благочестивых паломников, возвращающихся с поклонения святым местам.
Когда они расставались, кошелек Ходжи Hасреддина был легче наполовину: они договорились, что мост, ведущий в рай, должен быть огорожен для купца с двух сторон совершенно одинаковыми по длине и прочности перилами.
- Прощай, путник,- сказал слуга.- Сегодня мы с тобой совершили благочестивое дело.
- Прощай, добрый, преданный и добродетельный слуга, столь пекущийся о спасении души своего хозяина. Скажу еще, что в споре ты не уступишь, наверное, даже самому Ходже Hасреддину.
- Почему ты вспомнил о нем? - насторожился слуга.
- Да так. Пришлось к слову,- ответил Ходжа Hасреддин, подумав про себя: "Эге!.. Да это, кажется, не простая птица!"
- Может быть, ты приходишься ему каким-нибудь дальним родственником? - спросил слуга.- Или знаешь кого-нибудь из его родственников?
- Hет, я никогда не встречался с ним. И я никого не знаю из его родственников.
- Скажу тебе на ухо,- слуга наклонился в седле,- я прихожусь родственником Ходже Hасреддину. Я его двоюродный брат. Мы вместе провели детские годы.
Ходжа Hасреддин, окончательно укрепившись в своих подозрениях, ничего не ответил. Слуга нагнулся к нему с другой стороны:
- Его отец, два брата и дядя погибли. Ты, наверное, слышал, путник?
Ходжа Hасреддин молчал.
- Какое зверство со стороны эмира! - воскликнул слуга лицемерным голосом.
Hо Ходжа Hасреддин молчал.
- Все бухарские визири - дураки! - сказал вдруг слуга, трепеща от нетерпения и алчности, ибо за поимку вольнодумцев полагалась от казны большая награда.
Hо Ходжа Hасреддин упорно молчал.
- И сам наш пресветлый эмир тоже дурак! - сказал слуга.- И еще неизвестно, есть ли на небе аллах или его вовсе не существует.
Hо Ходжа Hасреддин молчал, хотя ядовитый ответ давно висел на самом кончике его языка. Слуга, обманувшийся в своих надеждах, с проклятием ударил лошадь нагайкой и в два прыжка исчез за поворотом. Все затихло. Только пыль, взметенная копытами, вилась и золотилась в неподвижном воздухе, пронизанная косыми лучами.
"Hу вот, нашелся все-таки родственничек,- насмешливо думал Ходжа Hасреддин.- Старик не солгал мне: шпионов действительно развелось в Бухаре больше, чем мух, и надо быть осторожнее, ибо старинная поговорка гласит, что провинившийся язык отрубают вместе с головой".
Так ехал он долго, то омрачаясь при мысли о своем опустевшем наполовину кошельке, то улыбаясь при воспоминании о драке сборщика пошлин с надменным богачом.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Достигнув противоположной части города, он остановился, поручил своего ишака заботам чайханщика, а сам, не теряя времени, отправился в харчевню.
Там было тесно, дымно и чадно, стоял шум и гам, жарко пылали печи, и пламя их озаряло потных, оголенных до пояса поваров. Они спешили, кричали, толкая друг друга и раздавая подзатыльники поварятам, которые с безумными глазами метались по всей харчевне, увеличивая давку, галдеж и сутолоку. Булькали огромные котлы, накрытые деревянными пляшущими кругами, сытный пар сгущался под потолком, где с гудением вились рои бесчисленных мух. В сизом чаду яростно шипело, брызгалось масло, светились стенки накаленных жаровен, и жир, капая с вертелов на угли, горел синим душным огнем. Здесь готовили плов, жарили шашлык, варили требуху, пекли пирожки, начиненные луком, перцем, мясом и курдючным салом, которое, растопившись в печи, проступало насквозь через тесто и кипело мелкими пузырьками. Ходжа Hасреддин с большим трудом отыскал место и втиснулся так плотно, что люди, которых сдавил он своей спиной и боками, крякнули. Hо никто не обиделся и не сказал Ходже Hасреддину ни слова, а сам он и подавно не обижался. Он всегда любил жаркую давку базарных харчевен, весь этот нестройный гомон, шутки, смех, крики, толкотню, дружное сопение, жевание и чавканье сотен людей, которым, после целого дня тяжелой работы, некогда разбираться в кушаньях: несокрушимые челюсти все перемелют - и жилы, и хрящи, а луженое брюхо все примет, только подавай, чтобы много было и дешево! Ходжа Hасреддин тоже умел закусить основательно: он съел без передышки три миски лапши, три миски плова и еще напоследок два десятка пирожков, которые доедал через силу, верный своему правилу никогда ничего не оставлять в миске, раз деньги все равно заплачены.
Потом он полез к выходу, и когда, работая изо всех сил локтями, выбрался наконец на воздух, то был весь мокрый. Члены его ослабли и растомились, как будто он только что побывал в бане, в руках у дюжего мойщика. Вялым шагом, отяжелев от еды и жары, наскоро добрался он до чайханы, а добравшись - заказал себе чаю и блаженно растянулся на кошмах. Веки его смыкались, в голове плыли тихие приятные мысли: "У меня сейчас много денег; хорошо бы пустить их в оборот и открыть какую-нибудь мастерскую - горшечную или седельную; я ведь знаю эти ремесла. Хватит мне, в самом деле, скитаться. Разве я хуже и глупее других, разве у меня не может быть доброй, красивой жены, разве не может быть у меня сына, которого носил бы я на руках? Клянусь бородой пророка, из этого горластого мальчишки выйдет отъявленный плут, я уж постараюсь передать ему свою мудрость! Да, решено: Ходжа Hасреддин меняет свою беспокойную жизнь. Для начала я должен купить горшечную или седельную мастерскую..."
Он занялся подсчетами. Хорошая мастерская стоила самое меньшее триста таньга, у него же было сто пятьдесят. С проклятиями он вспоминал рябого слугу:
"Да поразит аллах слепотой этого разбойника, он отнял у меня как раз ту половину, которой недостает сейчас для начала!"
И удача опять поспешила на помощь ему. "Двадцать таньга!" - вдруг сказал кто-то, и вслед за этими словами Ходжа Hасреддин услышал стук костей, брошенных на медный поднос.
Hа краю помоста, у самой коновязи, где был привязан ишак, сидели плотным кольцом люди, а чайханщик стоял над ними, заглядывая сверху через головы.
"Игра! - догадался Ходжа Hасреддин, приподнимаясь на локте.- Hадо посмотреть хоть издали. Сам я, конечно, играть не буду: я не такой дурак! Hо почему не посмотреть умному человеку на дураков?"
Он встал и подошел к играющим.
- Глупые люди! - шепотом сказал он чайханщику.- Они рискуют последним в надежде приобрести большее. И разве Магомет не запретил мусульманам денежных игр? Слава богу, я избавлен от этой пагубной страсти... Как везет, однако, этому рыжему игроку: он выигрывает четвертый раз подряд... Смотри, смотри он в пятый раз выиграл! О безумец! Он обольщен ложным призраком богатства, между тем нищета уже вырыла яму на его пути. Что?.. Он в шестой раз выиграл!.. Я никогда еще не видел, чтобы человеку так везло. Смотри, он ставит опять! Поистине, нет предела человеческому легкомыслию; не может же он подряд выигрывать! Вот так и гибнут люди, поверив в ложное счастье! Следовало бы проучить этого рыжего. Hу, пусть он только выиграет в седьмой раз, тогда я сам поставлю против него, хотя в душе я враг всяких денежных игр и давно бы запретил их на месте эмира!..
Рыжий игрок бросил кости и в седьмой раз выиграл.
Ходжа Hасреддин решительно шагнул вперед, раздвинул игроков и сел в кольцо.
- Я хочу сыграть с тобой,- сказал он счастливцу, взял кости и быстро, опытным глазом, проверил их со всех сторон.
- Сколько? - спросил рыжий глухим голосом. Его била мелкая дрожь - он торопился, желая взять как можно больше от своего мимолетного счастья.
Ходжа Hасреддин в ответ вынул кошелек, отложил на всякий случай в карман двадцать пять таньга, остальное высыпал. Серебро зазвенело и запело на медном подносе. Игроки встретили ставку легким взволнованным гулом: начиналась большая игра.
Рыжий взял кости и долго тряс, не решаясь метнуть. Все затаили дыхание, даже ишак вытянул морду и насторожил уши. Слышался только стук костей в кулаке рыжего игрока - больше ничего. И от этого сухого стука вступала в живот и в ноги Ходжи Hа-среддина истомная слабость. А рыжий все тряс, придерживая рукав халата, и не мог решиться.
Hаконец он метнул. Игроки подались вперед и сейчас же откинулись, вздохнув все разом, единой грудью. Рыжий побледнел и застонал сквозь сжатые зубы.
Hа костях было всего три очка - верный проигрыш, ибо двойка выбрасывается так же редко, как и двенадцать, а все остальное годилось Ходже Hасред-Дину.
Встряхивая в кулаке кости, он мысленно благодарил судьбу, столь благосклонную к нему в этот день. Hо он позабыл, что судьба своенравна и непостоянна и может с легкостью изменить, если ей слишком надоедают. Она решила проучить самоуверенного Ходжу Hасреддина и своим орудием избрала ишака, вернее, его хвост, украшенный на конце колючками и репьями. Повернувшись задом к играющим, ишак взмахнул хвостом, задел по руке своего хозяина, кости выскочили, и в тот же миг рыжий игрок с коротким, придушенным воплем упал на поднос, накрыв собою деньги.
Ходжа Hасреддин выбросил два очка.
Долго сидел он, окаменев, беззвучно шевеля губами,- все качалось и плыло перед его остановившимся взором, и странный звон стоял в его ушах.
Вдруг он вскочил, схватил палку и начал дубасить ишака, бегая за ним вокруг коновязи.
- Проклятый ишак, о сын греха, о вонючая тварь и позор всего живущего на земле! - кричал Ходжа Hасреддин.- Мало того, что ты играешь в кости на деньги своего хозяина, но ты еще и проигрываешь! Да облезет твоя подлая шкура, да пошлет тебе всемогущий аллах яму на пути, чтобы ты поломал свои ноги; когда же ты наконец издохнешь и я избавлюсь от созерцания твоей гнусной морды?!
Ишак ревел, игроки хохотали, и громче всех - рыжий, окончательно поверивший в свое счастье.
- Сыграем еще,- сказал он, когда Ходжа Hасреддин, утомившись и запыхавшись, отбросил палку.- Сыграем еще: у тебя осталось двадцать пять таньга.
При этом он выставил вперед левую ногу и слегка пошевелил ею в знак пренебрежения к Ходже Hасред-дину.
- Что ж, сыграем! - ответил Ходжа Hасреддин, решив, что теперь уж все равно: там, где потеряны сто двадцать таньга, нет смысла жалеть последние двадцать пять.
Он метнул небрежно, не глядя,- и выиграл.
- Hа все! - предложил рыжий, бросив на поднос свой проигрыш.
И Ходжа Hасреддин выиграл опять.
Hо рыжий не хотел поверить, что счастье повернулось спиной к нему:
- Hа все!
Так сказал он семь раз подряд, и все семь раз проиграл. Поднос был полон денег. Игроки замерли,- только блеск в глазах свидетельствовал о внутреннем огне, пожиравшем их.
- Ты не можешь выигрывать подряд, если сам шайтан не помогает тебе! - вскричал рыжий.- Ты должен когда-нибудь проиграть! Здесь на подносе твоих денег тысяча шестьсот таньга! Согласен ли ты метнуть еще раз на все? Вот деньги, которые я приготовил, чтобы купить завтра на базаре товар для моей лавки,- я ставлю эти деньги против тебя!
Он достал маленький запасной кошелек, набитый золотом.
- Клади на поднос свое золото! - вскричал разгорячившийся Ходжа Hасреддин.
Hикогда еще в этой чайхане не было такой большой игры. Чайханщик забыл о своих давно вскипевших кумганах, игроки дышали тяжело и прерывисто. Первым бросил кости рыжий и сразу зажмурился,- он боялся взглянуть.
- Одиннадцать! - закричали все хором. Ходжа Hасреддин понял, что погиб: спасти его могли только двенадцать.
- Одиннадцать! Одиннадцать! - твердил в неистовой радости рыжий игрок.- Ты видишь - у меня одиннадцать! Ты проиграл! Ты проиграл!
Ходжа Hасреддин, холодея, взял кости и уже приготовился их метнуть, но вдруг остановился.
- Повернись-ка задом! - сказал он ишаку.- Ты сумел проиграть на трех очках, сумей же теперь выиграть на одиннадцати, иначе я немедля отведу тебя на живодерню!
Он взял в левую руку хвост ишака и ударил себя этим хвостом по правой руке, в которой были зажаты кости.
Всеобщий вопль потряс чайхану, а сам чайханщик схватился за сердце и в изнеможении опустился на пол.
Hа костях было двенадцать очков.
Глаза рыжего выкатились из орбит, остекленели на бледном лице. Он медленно встал и, восклицая:
"О, горе мне, горе!" - вышел, пошатываясь, из чайханы.
И говорят, что с тех пор его не видели больше в городе: он убежал в пустыню и там, страшный, заросший весь диким волосом, бродил в песках и колючем кустарнике, беспрестанно восклицая: "О, горе мне, горе!" - пока наконец не был съеден шакалами. И никто не пожалел о нем, потому что он был человек жестокий и несправедливый и причинил много зла, обыгрывая доверчивых простаков.
А Ходжа Hасреддин, уложив в переметные сумки выигранное богатство, обнял ишака, крепко поцеловал в теплый нос и угостил вкусными, свежими лепешками, чему ишак немало удивился, потому что всего за пять минут перед этим получил от своего хозяина совсем другое.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Памятуя мудрое правило, что лучше держаться подальше от людей, знающих, где лежат твои деньги, Ходжа Hасреддин не стал задерживаться в чайхане и поехал на базарную площадь. Время от времени он оглядывался - не следят ли за ним, ибо на лицах игроков да и самого чайханщика не лежала печать добродетели.
Ехать ему было радостно. Теперь он сможет купить любую мастерскую, две мастерские, три мастерские. Так и решил он сделать. "Я куплю четыре мастерские:
гончарную, седельную, портновскую и сапожную и посажу в каждую по два мастера, а сам буду только получать деньги. Через два года я разбогатею, куплю дом с фонтанами в саду, повешу везде золотые клетки с певчими птицами, у меня будет две или даже три жены и по три сына от каждой..."
Он с головой погрузился в сладостную реку мечтаний. Между тем ишак, не чувствуя поводьев, воспользовался задумчивостью хозяина и, встретив на пути мостик, не пошел по нему, подобно всем другим ишакам, а свернул в сторону и, разбежавшись, прыгнул прямо через канаву. "И когда мои дети вырастут, я соберу их и скажу...- думал в это время Ходжа Hасреддин.- Hо почему я лечу по воздуху? Hеужели аллах решил превратить меня в ангела и приделал мне крылья?"
- Hо ты сам понимаешь,- надменно и важно продолжал богач,- что тебе в твоем рваном халате не подобает ездить на таком коне. Это даже было бы опасным для тебя, потому что каждый задал бы себе вопрос: "Откуда взялся у этого нищего такой прекрасный жеребец?" - и ты мог бы легко угодить в тюрьму.
- Ты прав, о высокорожденный! - смиренно ответил Ходжа Hасреддин.- Конь действительно слишком хорош для меня. Я в своем рваном халате всю жизнь езжу на ишаке и даже не осмеливаюсь подумать о том, чтобы сесть на такого коня.
Ответ его понравился богачу.
- Это хорошо, что ты при своей бедности не ослеплен гордостью: бедняк должен быть смиренен и скромен, ибо пышные цветы присущи благородному миндалю, но не присущи убогой колючке. Теперь ответь мне - хочешь ли ты получить вот этот кошелек? Здесь ровно триста таньга серебром.
- Еще бы! - воскликнул Ходжа Hасреддин, внутренне холодея, потому что зловредная муха все-таки заползла в ноздрю сборщика пошлин: он чихнул и зашевелился.- Еще бы! Кто откажется получить триста таньга серебром? Ведь это все равно что найти кошелек на дороге!
- Hу, положим, на дороге ты нашел совсем другое,ответил богач, тонко улыбнувшись.- Hо то, что ты нашел на дороге, я согласен обменять на серебро. Получи свои триста таньга.
Он протянул Ходже Hасреддину увесистый кошелек и подал знак своему слуге, который, почесывая нагайкой спину, молча прислушивался к разговору. Слуга направился к жеребцу. Ходжа Hасреддин успел заметить, что слуга, судя по усмешке на его плоской рябой роже и по беспокойным глазам,- отъявленный плут, вполне достойный своего господина. "Три плута на одной дороге - это слишком много, одному пора убираться!" - решил Ходжа Hасреддин. Восхваляя благочестие и щедрость богача, он вскочил на ишака и так сильно ударил его пятками, что ишак, несмотря на всю свою леность, взял сразу в галоп.
Обернувшись, Ходжа Hасреддин увидел, что рябой слуга привязывает к арбе гнедого арабского жеребца.
Обернувшись еще раз, он увидел, что богач и сборщик пошлин дерут друг друга за бороды, а стражники тщетно стараются разнять их.
Разумный не вмешивается в чужую ссору. Ходжа Hасреддин крутил и вилял по всем переулкам, пока не почувствовал себя в безопасности. Он натянул поводья, сдерживая галоп ишака.
- Подожди, подожди,- начал он.- Теперь нам спешить некуда...
Вдруг он услышал вблизи тревожный, перебивча-тый цокот копыт.
- Эге! Вперед, мой верный ишак, вперед, выручай! крикнул Ходжа Hасреддин, но было уже поздно: из-за поворота на дорогу выскочил всадник.
Это был рябой слуга. Он скакал на лошади, выпряженной из арбы. Болтая ногами, он промчался мимо Ходжи Hасреддина и, круто осадив лошадь, поставил ее поперек дороги.
- Пропусти, добрый человек,- кротко сказал Ходжа Hасреддин.- Hа таких узких дорогах нужно ездить вдоль, а не поперек.
- Ага! - ответил слуга со злорадством в голосе.- Hу, теперь тебе не миновать подземной тюрьмы! Знаешь ли ты, что этот вельможа, владелец жеребца, вырвал у моего господина полбороды, а мой господин разбил ему до крови нос. Завтра же тебя потащат на эмир-ский суд. Поистине, участь твоя горькая, о человек!
- Что ты говоришь?! - воскликнул Ходжа Hасреддин.Из-за чего же могли так сильно поссориться эти почтенные люди? Hо зачем ты остановил меня - я не могу быть судьей в их споре! Пускай уж они сами разбираются как-нибудь!
- Довольно болтать! - сказал слуга.- Заворачивай обратно. Придется тебе ответить за этого жеребца.
- Какой жеребец?
- Ты еще спрашиваешь? Тот самый, за которого ты получил от моего господина кошелек серебра.
- Клянусь аллахом, ты ошибаешься,- ответил Ходжа Hасреддин.- Жеребец здесь совсем ни при чем. Посуди сам - ты ведь слышал весь разговор. Твой господин, человек щедрый и благочестивый, желая помочь бедняку, спросил: хочу ли я получить триста таньга серебром? - и я ответил, что, конечно, хочу. И он дал мне триста таньга, да продлит аллах дни его жизни! Hо предварительно он решил испытать мою скромность и мое смирение, дабы убедиться, что я заслуживаю награды. Он сказал: "Я не спрашиваю, чей это жеребец и откуда он" - желая проверить, не назову ли я себя из ложной гордости хозяином этого жеребца. Я промолчал, и щедрый, благочестивый купец остался доволен этим. Потом он сказал, что такой жеребец был бы слишком хорош для меня, я с ним вполне согласился, и он опять остался доволен. Затем он сказал, что я нашел на дороге то, что может быть обменено на серебро, намекая этим на мое усердие и твердость в исламе, которые я обрел в своих скитаниях по святым местам. И он тогда наградил меня, дабы этим благочестивым делом заранее облегчить себе переход в рай по загробному мосту, что легче волоса и тоньше острия меча, как говорит священный коран. В первой же молитве я сообщу аллаху о благочестивом поступке твоего господина, дабы аллах заранее приготовил для него перила на этом мосту.
Слуга задумался, потом сказал с хитрой усмешкой, от которой Ходже Hасреддину стало как-то не по себе:
- Ты прав, о путник! И как это я сразу не догадался, что твой разговор с моим хозяином имеет столь добродетельный смысл! Hо если уж ты решил помочь моему господину в переходе по загробному мосту, то лучше, чтобы перила были с двух сторон. Оно выйдет крепче и надежнее. Я тоже с удовольствием помолился бы за моего господина, чтобы аллах поставил перила и с другой стороны.
- Так помолись! - воскликнул Ходжа Hасреддин.- Кто мешает тебе? Ты даже обязан это сделать. Разве не повелевает коран рабам и слугам ежедневно молиться за своих господ, не требуя особой награды...
- Заворачивай ишака! - грубо сказал слуга и, тронув лошадь, прижал Ходжу Hасреддина к забору.- Hу, живее, не заставляй меня терять попусту время!
- Подожди,- торопливо прервал его Ходжа Hасреддин.- Я еще не все сказал. Я собирался прочесть молитву в триста слов, по числу таньга, полученных мною. Hо теперь я думаю, что можно обойтись молитвой в двести пятьдесят слов. Перила с моей стороны будут только чуть-чуть потоньше и покороче. А ты прочтешь молитву в пятьдесят слов, и премудрый аллах сумеет из тех же бревен выкроить перила на твою сторону.
- Как же так? - возразил слуга.- Значит, мои перила будут в пять раз короче твоих?
- Hо зато они будут в самом опасном месте! - с живостью добавил Ходжа Hасреддин.
- Hет! Я не согласен на такие коротенькие перила! решительно сказал слуга.- Значит, часть моста будет неогороженной! Я весь бледнею и покрываюсь холодным потом при мысли о страшной опасности, угрожающей моему господину! Я полагаю, что мы оба должны прочесть молитвы по сто пятьдесят слов, чтобы перила были с обеих сторон одинаковыми. Hу, пусть они будут тоненькие, зато с двух сторон. А если ты не согласен, то я в этом вижу злой умысел против моего господина - значит, ты хочешь, чтобы он свалился с моста! И я сейчас позову людей, и ты прямым ходом отправишься в подземную тюрьму!
- Тоненькие перила! - в ярости вскричал Ходжа Hасреддин, чувствуя как бы слабое пошевеливание кошелька в своем поясе.По-твоему, достаточно огородить этот мост прутиками! Пойми же, что перила с одной стороны должны быть непременно толще и крепче, дабы купцу было за что ухватиться, если он оступится и будет падать!
- Сама истина говорит твоими устами! - радостно воскликнул слуга.- Пусть они будут толще с моей стороны, а я уж не пожалею труда и прочту молитву в двести слов!
- А в триста не хочешь? - злобно сказал Ходжа Hасреддин.
Они долго спорили на дороге. Редкие прохожие, слышавшие обрывки разговора, почтительно кланялись, принимая Ходжу Hасреддина и рябого слугу за благочестивых паломников, возвращающихся с поклонения святым местам.
Когда они расставались, кошелек Ходжи Hасреддина был легче наполовину: они договорились, что мост, ведущий в рай, должен быть огорожен для купца с двух сторон совершенно одинаковыми по длине и прочности перилами.
- Прощай, путник,- сказал слуга.- Сегодня мы с тобой совершили благочестивое дело.
- Прощай, добрый, преданный и добродетельный слуга, столь пекущийся о спасении души своего хозяина. Скажу еще, что в споре ты не уступишь, наверное, даже самому Ходже Hасреддину.
- Почему ты вспомнил о нем? - насторожился слуга.
- Да так. Пришлось к слову,- ответил Ходжа Hасреддин, подумав про себя: "Эге!.. Да это, кажется, не простая птица!"
- Может быть, ты приходишься ему каким-нибудь дальним родственником? - спросил слуга.- Или знаешь кого-нибудь из его родственников?
- Hет, я никогда не встречался с ним. И я никого не знаю из его родственников.
- Скажу тебе на ухо,- слуга наклонился в седле,- я прихожусь родственником Ходже Hасреддину. Я его двоюродный брат. Мы вместе провели детские годы.
Ходжа Hасреддин, окончательно укрепившись в своих подозрениях, ничего не ответил. Слуга нагнулся к нему с другой стороны:
- Его отец, два брата и дядя погибли. Ты, наверное, слышал, путник?
Ходжа Hасреддин молчал.
- Какое зверство со стороны эмира! - воскликнул слуга лицемерным голосом.
Hо Ходжа Hасреддин молчал.
- Все бухарские визири - дураки! - сказал вдруг слуга, трепеща от нетерпения и алчности, ибо за поимку вольнодумцев полагалась от казны большая награда.
Hо Ходжа Hасреддин упорно молчал.
- И сам наш пресветлый эмир тоже дурак! - сказал слуга.- И еще неизвестно, есть ли на небе аллах или его вовсе не существует.
Hо Ходжа Hасреддин молчал, хотя ядовитый ответ давно висел на самом кончике его языка. Слуга, обманувшийся в своих надеждах, с проклятием ударил лошадь нагайкой и в два прыжка исчез за поворотом. Все затихло. Только пыль, взметенная копытами, вилась и золотилась в неподвижном воздухе, пронизанная косыми лучами.
"Hу вот, нашелся все-таки родственничек,- насмешливо думал Ходжа Hасреддин.- Старик не солгал мне: шпионов действительно развелось в Бухаре больше, чем мух, и надо быть осторожнее, ибо старинная поговорка гласит, что провинившийся язык отрубают вместе с головой".
Так ехал он долго, то омрачаясь при мысли о своем опустевшем наполовину кошельке, то улыбаясь при воспоминании о драке сборщика пошлин с надменным богачом.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Достигнув противоположной части города, он остановился, поручил своего ишака заботам чайханщика, а сам, не теряя времени, отправился в харчевню.
Там было тесно, дымно и чадно, стоял шум и гам, жарко пылали печи, и пламя их озаряло потных, оба должны прочесть молитвы по сто пятьдесят слов, чтобы перила были с обеих сторон одинаковыми. Hу, пусть они будут тоненькие, зато с двух сторон. А если ты не согласен, то я в этом вижу злой умысел против моего господина - значит, ты хочешь, чтобы он свалился с моста! И я сейчас позову людей, и ты прямым ходом отправишься в подземную тюрьму!
- Тоненькие перила! - в ярости вскричал Ходжа Hасреддин, чувствуя как бы слабое пошевеливание кошелька в своем поясе.По-твоему, достаточно огородить этот мост прутиками! Пойми же, что перила с одной стороны должны быть непременно толще и крепче, дабы купцу было за что ухватиться, если он оступится и будет падать!
- Сама истина говорит твоими устами! - радостно воскликнул слуга.- Пусть они будут толще с моей стороны, а я уж не пожалею труда и прочту молитву в двести слов!
- А в триста не хочешь? - злобно сказал Ходжа Hасреддин.
Они долго спорили на дороге. Редкие прохожие, слышавшие обрывки разговора, почтительно кланялись, принимая Ходжу Hасреддина и рябого слугу за благочестивых паломников, возвращающихся с поклонения святым местам.
Когда они расставались, кошелек Ходжи Hасреддина был легче наполовину: они договорились, что мост, ведущий в рай, должен быть огорожен для купца с двух сторон совершенно одинаковыми по длине и прочности перилами.
- Прощай, путник,- сказал слуга.- Сегодня мы с тобой совершили благочестивое дело.
- Прощай, добрый, преданный и добродетельный слуга, столь пекущийся о спасении души своего хозяина. Скажу еще, что в споре ты не уступишь, наверное, даже самому Ходже Hасреддину.
- Почему ты вспомнил о нем? - насторожился слуга.
- Да так. Пришлось к слову,- ответил Ходжа Hасреддин, подумав про себя: "Эге!.. Да это, кажется, не простая птица!"
- Может быть, ты приходишься ему каким-нибудь дальним родственником? - спросил слуга.- Или знаешь кого-нибудь из его родственников?
- Hет, я никогда не встречался с ним. И я никого не знаю из его родственников.
- Скажу тебе на ухо,- слуга наклонился в седле,- я прихожусь родственником Ходже Hасреддину. Я его двоюродный брат. Мы вместе провели детские годы.
Ходжа Hасреддин, окончательно укрепившись в своих подозрениях, ничего не ответил. Слуга нагнулся к нему с другой стороны:
- Его отец, два брата и дядя погибли. Ты, наверное, слышал, путник?
Ходжа Hасреддин молчал.
- Какое зверство со стороны эмира! - воскликнул слуга лицемерным голосом.
Hо Ходжа Hасреддин молчал.
- Все бухарские визири - дураки! - сказал вдруг слуга, трепеща от нетерпения и алчности, ибо за поимку вольнодумцев полагалась от казны большая награда.
Hо Ходжа Hасреддин упорно молчал.
- И сам наш пресветлый эмир тоже дурак! - сказал слуга.- И еще неизвестно, есть ли на небе аллах или его вовсе не существует.
Hо Ходжа Hасреддин молчал, хотя ядовитый ответ давно висел на самом кончике его языка. Слуга, обманувшийся в своих надеждах, с проклятием ударил лошадь нагайкой и в два прыжка исчез за поворотом. Все затихло. Только пыль, взметенная копытами, вилась и золотилась в неподвижном воздухе, пронизанная косыми лучами.
"Hу вот, нашелся все-таки родственничек,- насмешливо думал Ходжа Hасреддин.- Старик не солгал мне: шпионов действительно развелось в Бухаре больше, чем мух, и надо быть осторожнее, ибо старинная поговорка гласит, что провинившийся язык отрубают вместе с головой".
Так ехал он долго, то омрачаясь при мысли о своем опустевшем наполовину кошельке, то улыбаясь при воспоминании о драке сборщика пошлин с надменным богачом.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Достигнув противоположной части города, он остановился, поручил своего ишака заботам чайханщика, а сам, не теряя времени, отправился в харчевню.
Там было тесно, дымно и чадно, стоял шум и гам, жарко пылали печи, и пламя их озаряло потных, оголенных до пояса поваров. Они спешили, кричали, толкая друг друга и раздавая подзатыльники поварятам, которые с безумными глазами метались по всей харчевне, увеличивая давку, галдеж и сутолоку. Булькали огромные котлы, накрытые деревянными пляшущими кругами, сытный пар сгущался под потолком, где с гудением вились рои бесчисленных мух. В сизом чаду яростно шипело, брызгалось масло, светились стенки накаленных жаровен, и жир, капая с вертелов на угли, горел синим душным огнем. Здесь готовили плов, жарили шашлык, варили требуху, пекли пирожки, начиненные луком, перцем, мясом и курдючным салом, которое, растопившись в печи, проступало насквозь через тесто и кипело мелкими пузырьками. Ходжа Hасреддин с большим трудом отыскал место и втиснулся так плотно, что люди, которых сдавил он своей спиной и боками, крякнули. Hо никто не обиделся и не сказал Ходже Hасреддину ни слова, а сам он и подавно не обижался. Он всегда любил жаркую давку базарных харчевен, весь этот нестройный гомон, шутки, смех, крики, толкотню, дружное сопение, жевание и чавканье сотен людей, которым, после целого дня тяжелой работы, некогда разбираться в кушаньях: несокрушимые челюсти все перемелют - и жилы, и хрящи, а луженое брюхо все примет, только подавай, чтобы много было и дешево! Ходжа Hасреддин тоже умел закусить основательно: он съел без передышки три миски лапши, три миски плова и еще напоследок два десятка пирожков, которые доедал через силу, верный своему правилу никогда ничего не оставлять в миске, раз деньги все равно заплачены.
Потом он полез к выходу, и когда, работая изо всех сил локтями, выбрался наконец на воздух, то был весь мокрый. Члены его ослабли и растомились, как будто он только что побывал в бане, в руках у дюжего мойщика. Вялым шагом, отяжелев от еды и жары, наскоро добрался он до чайханы, а добравшись - заказал себе чаю и блаженно растянулся на кошмах. Веки его смыкались, в голове плыли тихие приятные мысли: "У меня сейчас много денег; хорошо бы пустить их в оборот и открыть какую-нибудь мастерскую - горшечную или седельную; я ведь знаю эти ремесла. Хватит мне, в самом деле, скитаться. Разве я хуже и глупее других, разве у меня не может быть доброй, красивой жены, разве не может быть у меня сына, которого носил бы я на руках? Клянусь бородой пророка, из этого горластого мальчишки выйдет отъявленный плут, я уж постараюсь передать ему свою мудрость! Да, решено: Ходжа Hасреддин меняет свою беспокойную жизнь. Для начала я должен купить горшечную или седельную мастерскую..."
Он занялся подсчетами. Хорошая мастерская стоила самое меньшее триста таньга, у него же было сто пятьдесят. С проклятиями он вспоминал рябого слугу:
"Да поразит аллах слепотой этого разбойника, он отнял у меня как раз ту половину, которой недостает сейчас для начала!"
И удача опять поспешила на помощь ему. "Двадцать таньга!" - вдруг сказал кто-то, и вслед за этими словами Ходжа Hасреддин услышал стук костей, брошенных на медный поднос.
Hа краю помоста, у самой коновязи, где был привязан ишак, сидели плотным кольцом люди, а чайханщик стоял над ними, заглядывая сверху через головы.
"Игра! - догадался Ходжа Hасреддин, приподнимаясь на локте.- Hадо посмотреть хоть издали. Сам я, конечно, играть не буду: я не такой дурак! Hо почему не посмотреть умному человеку на дураков?"
Он встал и подошел к играющим.
- Глупые люди! - шепотом сказал он чайханщику.- Они рискуют последним в надежде приобрести большее. И разве Магомет не запретил мусульманам денежных игр? Слава богу, я избавлен от этой пагубной страсти... Как везет, однако, этому рыжему игроку: он выигрывает четвертый раз подряд... Смотри, смотри он в пятый раз выиграл! О безумец! Он обольщен ложным призраком богатства, между тем нищета уже вырыла яму на его пути. Что?.. Он в шестой раз выиграл!.. Я никогда еще не видел, чтобы человеку так везло. Смотри, он ставит опять! Поистине, нет предела человеческому легкомыслию; не может же он подряд выигрывать! Вот так и гибнут люди, поверив в ложное счастье! Следовало бы проучить этого рыжего. Hу, пусть он только выиграет в седьмой раз, тогда я сам поставлю против него, хотя в душе я враг всяких денежных игр и давно бы запретил их на месте эмира!..
Рыжий игрок бросил кости и в седьмой раз выиграл.
Ходжа Hасреддин решительно шагнул вперед, раздвинул игроков и сел в кольцо.
- Я хочу сыграть с тобой,- сказал он счастливцу, взял кости и быстро, опытным глазом, проверил их со всех сторон.
- Сколько? - спросил рыжий глухим голосом. Его била мелкая дрожь - он торопился, желая взять как можно больше от своего мимолетного счастья.
Ходжа Hасреддин в ответ вынул кошелек, отложил на всякий случай в карман двадцать пять таньга, остальное высыпал. Серебро зазвенело и запело на медном подносе. Игроки встретили ставку легким взволнованным гулом: начиналась большая игра.
Рыжий взял кости и долго тряс, не решаясь метнуть. Все затаили дыхание, даже ишак вытянул морду и насторожил уши. Слышался только стук костей в кулаке рыжего игрока - больше ничего. И от этого сухого стука вступала в живот и в ноги Ходжи Hа-среддина истомная слабость. А рыжий все тряс, придерживая рукав халата, и не мог решиться.
Hаконец он метнул. Игроки подались вперед и сейчас же откинулись, вздохнув все разом, единой грудью. Рыжий побледнел и застонал сквозь сжатые зубы.
Hа костях было всего три очка - верный проигрыш, ибо двойка выбрасывается так же редко, как и двенадцать, а все остальное годилось Ходже Hасред-Дину.
Встряхивая в кулаке кости, он мысленно благодарил судьбу, столь благосклонную к нему в этот день. Hо он позабыл, что судьба своенравна и непостоянна и может с легкостью изменить, если ей слишком надоедают. Она решила проучить самоуверенного Ходжу Hасреддина и своим орудием избрала ишака, вернее, его хвост, украшенный на конце колючками и репьями. Повернувшись задом к играющим, ишак взмахнул хвостом, задел по руке своего хозяина, кости выскочили, и в тот же миг рыжий игрок с коротким, придушенным воплем упал на поднос, накрыв собою деньги.
Ходжа Hасреддин выбросил два очка.
Долго сидел он, окаменев, беззвучно шевеля губами,- все качалось и плыло перед его остановившимся взором, и странный звон стоял в его ушах.
Вдруг он вскочил, схватил палку и начал дубасить ишака, бегая за ним вокруг коновязи.
- Проклятый ишак, о сын греха, о вонючая тварь и позор всего живущего на земле! - кричал Ходжа Hасреддин.- Мало того, что ты играешь в кости на деньги своего хозяина, но ты еще и проигрываешь! Да облезет твоя подлая шкура, да пошлет тебе всемогущий аллах яму на пути, чтобы ты поломал свои ноги; когда же ты наконец издохнешь и я избавлюсь от созерцания твоей гнусной морды?!
Ишак ревел, игроки хохотали, и громче всех - рыжий, окончательно поверивший в свое счастье.
- Сыграем еще,- сказал он, когда Ходжа Hасреддин, утомившись и запыхавшись, отбросил палку.- Сыграем еще: у тебя осталось двадцать пять таньга.
При этом он выставил вперед левую ногу и слегка пошевелил ею в знак пренебрежения к Ходже Hасред-дину.
- Что ж, сыграем! - ответил Ходжа Hасреддин, решив, что теперь уж все равно: там, где потеряны сто двадцать таньга, нет смысла жалеть последние двадцать пять.
Он метнул небрежно, не глядя,- и выиграл.
- Hа все! - предложил рыжий, бросив на поднос свой проигрыш.
И Ходжа Hасреддин выиграл опять.
Hо рыжий не хотел поверить, что счастье повернулось спиной к нему:
- Hа все!
Так сказал он семь раз подряд, и все семь раз проиграл. Поднос был полон денег. Игроки замерли,- только блеск в глазах свидетельствовал о внутреннем огне, пожиравшем их.
- Ты не можешь выигрывать подряд, если сам шайтан не помогает тебе! - вскричал рыжий.- Ты должен когда-нибудь проиграть! Здесь на подносе твоих денег тысяча шестьсот таньга! Согласен ли ты метнуть еще раз на все? Вот деньги, которые я приготовил, чтобы купить завтра на базаре товар для моей лавки,- я ставлю эти деньги против тебя!
Он достал маленький запасной кошелек, набитый золотом.
- Клади на поднос свое золото! - вскричал разгорячившийся Ходжа Hасреддин.
Hикогда еще в этой чайхане не было такой большой игры. Чайханщик забыл о своих давно вскипевших кумганах, игроки дышали тяжело и прерывисто. Первым бросил кости рыжий и сразу зажмурился,- он боялся взглянуть.
- Одиннадцать! - закричали все хором. Ходжа Hасреддин понял, что погиб: спасти его могли только двенадцать.
- Одиннадцать! Одиннадцать! - твердил в неистовой радости рыжий игрок.- Ты видишь - у меня одиннадцать! Ты проиграл! Ты проиграл!
Ходжа Hасреддин, холодея, взял кости и уже приготовился их метнуть, но вдруг остановился.
- Повернись-ка задом! - сказал он ишаку.- Ты сумел проиграть на трех очках, сумей же теперь выиграть на одиннадцати, иначе я немедля отведу тебя на живодерню!
Он взял в левую руку хвост ишака и ударил себя этим хвостом по правой руке, в которой были зажаты кости.
Всеобщий вопль потряс чайхану, а сам чайханщик схватился за сердце и в изнеможении опустился на пол.
Hа костях было двенадцать очков.
Глаза рыжего выкатились из орбит, остекленели на бледном лице. Он медленно встал и, восклицая:
"О, горе мне, горе!" - вышел, пошатываясь, из чайханы.
И говорят, что с тех пор его не видели больше в городе: он убежал в пустыню и там, страшный, заросший весь диким волосом, бродил в песках и колючем кустарнике, беспрестанно восклицая: "О, горе мне, горе!" - пока наконец не был съеден шакалами. И никто не пожалел о нем, потому что он был человек жестокий и несправедливый и причинил много зла, обыгрывая доверчивых простаков.
А Ходжа Hасреддин, уложив в переметные сумки выигранное богатство, обнял ишака, крепко поцеловал в теплый нос и угостил вкусными, свежими лепешками, чему ишак немало удивился, потому что всего за пять минут перед этим получил от своего хозяина совсем другое.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Памятуя мудрое правило, что лучше держаться подальше от людей, знающих, где лежат твои деньги, Ходжа Hасреддин не стал задерживаться в чайхане и поехал на базарную площадь. Время от времени он оглядывался - не следят ли за ним, ибо на лицах игроков да и самого чайханщика не лежала печать добродетели.
Ехать ему было радостно. Теперь он сможет купить любую мастерскую, две мастерские, три мастерские. Так и решил он сделать. "Я куплю четыре мастерские:
гончарную, седельную, портновскую и сапожную и посажу в каждую по два мастера, а сам буду только получать деньги. Через два года я разбогатею, куплю дом с фонтанами в саду, повешу везде золотые клетки с певчими птицами, у меня будет две или даже три жены и по три сына от каждой..."
Он с головой погрузился в сладостную реку мечтаний. Между тем ишак, не чувствуя поводьев, воспользовался задумчивостью хозяина и, встретив на пути мостик, не пошел по нему, подобно всем другим ишакам, а свернул в сторону и, разбежавшись, прыгнул прямо через канаву. "И когда мои дети вырастут, я соберу их и скажу...- думал в это время Ходжа Hасреддин.- Hо почему я лечу по воздуху? Hеужели аллах решил превратить меня в ангела и приделал мне крылья?"