Стаут Тим
Мальчик, который замучил своего ужа

   Тим Стаут
   МАЛЬЧИК, КОТОРЫЙ ЗАМУЧИЛ СВОЕГО УЖА
   пер. Н.Куликовой
   Пожалуйста, не поймите меня превратно. Мне очень нравятся змеи. Впрочем, как и все другие ретилии. В доме у меня в стеклянных банках постоянно живут несколько таких штучек, и я ни за что не променяю их на традиционных собаку или кошку. Все эти Рексы, Бобики, пожалуйста, - это для вас, я же лично предпочитаю тех, кто в чешуе.
   Возможно, именно по этой причине я испытываю некоторое чувство вины, рассказывая эту историю. Нет, я отнюдь не тревожусь насчет того, что может найтись хотя бы один здравомыслящий человек, которому вздумается обвинить меня в этой истории со змеей, тем более, что уж мне-то известно, кто именно повинен во всем случившемся. Чувство неловкости, которое я испытываю, скорее происходит из поистине чудного отношения большинства людей к змеям. Им никак не удается избавиться от предубеждения по отношению к этим скользким и якобы смертельно опасным существам, а стоит в разговоре обмолвиться про змею, как у слушающих немедленно встает перед глазами весьма реальная угроза. Это стереотип, и никто, пожалуй, не думает иначе.
   В данном же случае я вынужден признать, что человек, о котором я намерен вам рассказать, действительно вел себя крайне непорядочно. Это видно с самого первого взгляда. А потому все, о чем я хочу попросить вас, быть по возможности объективными в оценке случившегося. Тогда вы сами убедитесь, что маленькая змея была отнюдь не кровожадным злодеем, а сама стала жертвой бездушного обращения, и все, на что она решилась, было лишь актом справедливого отмщения.
   Впрочем, вернусь к своему рассказу. Рискуя показаться нескромным, все же скажу, что начать его можно с меня самого. Разумеется, было бы нелепо отрицать мою, хотя и косвенную, но все же причастность к случившемуся. Зовут меня Родни Драммонд, и я, как вы уже знаете, увлекаюсь рептилиями. Не профессионально - работаю я страховым агентом, да и змей в наших краях водится не так уж много; нет, я просто любитель-герпетолог, и если вы не поленитесь обратиться к словарю греческого языка, то обнаружите, что дословно это означает "исследователь пресмыкающихся".
   Ящерицы, крокодилы, черепахи и тому подобное. Змеи, разумеется, тоже. Естественно также предположить, что поскольку я интересуюсь этими животными, некоторым из них нашелся уголок и в моем доме. Пустующая спальня на первом этаже оказалась прекрасным местом, где я разместил всевозможные емкости и клетки с осветителями и обогревателями, призванными создать необходимый комфорт для их обитателей. Все это выстроилось вдоль одной стены комнаты, в которой, если не считать письменного стола и вращающегося кресла, больше ничего нет.
   Рептилии жили у меня уже несколько лет, когда на одной из вечеринок я познакомился с Биллом Картером. Сейчас не время описывать ни тот мальчишник, на который мы были с ним приглашены, ни нашу последующую езду наперегонки с полицейской машиной. Достаточно сказать, что мы довольно хорошо узнали друг друга, и в более зрелые годы, чтобы вместе скоротать время, часто обменивались взаимными визитами.
   Когда Билл женился на своей учительнице-француженке, а мой собственный роман завершился полной неудачей, я ожидал, что дружба наша пойдет на спад, однако этого не произошло. Действительно, какое-то время мы встречались довольно редко, но потом, когда его сын чуть подрос, он снова стал навещать меня. Одним словом, наша дружба возобновилась.
   Впрочем, рассказать я хотел не столько о самом Билле, сколько о его сыне Треворе. Этот самодовольный мальчишка всегда сильно раздражал меня, и даже несмотря на то, что с ним произошло, я должен признать, что едва ли испытал удовольствие от новой встречи с ним. Билл боготворил сына и, как мне кажется, именно в этом заключалась вся загвоздка. Когда мальчик подрос, Билл стал таскать его с собой почти на все наши встречи. Думаю, несколько слов о том, как произошло мое знакомство с ним, дадут вам некоторое представление об этом подрастающем негодяе.
   Был ранний вечер, пятница, и я только что вернулся из Лондона, где приобрел южноамериканского каймана, являющегося близким родственником аллигатора, весьма похожим на него. Разумеется, между ними есть некоторая разница, однако здесь я опускаю эти подробности, тем более, что в молодом возрасте оба животных внешне почти не отличаются друг от друга. Мой же образец едва достигал в длину тридцати сантиметров. В своем террариуме я устроил для него удлиненный бассейн, куда налил немного воды и соорудил из песчаника нечто вроде островка с гротом. Сверху над бассейном я разместил двухсотваттную лампу, тепло от которой поддерживало в бассейне нужную температуру. В тот день я сидел у себя за письменным столом, что-то жевал и просматривал справочную литературу, желая найти в ней ответ на вопрос: следует ли кормить каймана ежедневно или раз в два дня. Само животное неподвижно лежало в своем бассейне, не выказывая ни малейших признаков зарождающегося аппетита.
   Раздался звонок у входной двери, и я пошел открывать. У порога стояли двое гостей. В принципе, я и не исключал возможности прихода Билла, но вот то, что он привезет с собой сына, оказалось для меня полной неожиданностью. Серые брюки туго обтягивали мясистые ляжки мальчишки, а пуловер достаточно явно обозначал его пухлый живот. Округлые розовые щеки и солидный двойной подбородок словно подпирали маленькие надменные глазки, на мгновение скользнувшие по мне и снова юркнувшие в сторону. Билл положил ладони на толстые плечи сына.
   - Познакомься, - сказал он. - Это Тревор. Поздоровайся с дядей Родни.
   По его тону я понял, что он считает сына по меньшей мере восьмым чудом света. Тревор поздоровался.
   - Рад тебя видеть, Тревор, - сказал я, думая, правда, несколько иное. Затем я проводил гостей в комнату и успел услышать за спиной нетерпеливое: "Па, а когда мы уйдем отсюда?".
   Билл проявил живой интерес к моим новым приобретениям; Тревор же молча уставился на бассейн, и я не без удовольствия отметил про себя, что его тяжелые черты несколько утратили свою угрюмость. Кайман продолжал лежать прямо под лампой - недвижимый, но явно настороженный.
   - Что это? - прямо спросил Тревор.
   - Это детеныш аллигатора, - ответил я, посчитав, что едва ли стоит вдаваться в биологические подробности ради какогo-то напыщенного сопляка. Я привез его только сегодня, и он, похоже, чувствует себя не вполне уверенно на новом месте. Поэтому постарайся не говорить слишком громко и вообще не беспокоить его.
   - Где ты его раздобыл? - с интересом спросил Билл.
   -У одного торговца живностью возле лондонского зоопарка. Там же, где ящериц покупал.
   Билл знал это место, потому что нередко сопровождал меня. Увлекшись описанием других приобретений, я совсем забыл про Тревора, когда неожиданно раздался его голос.
   - Это не аллигатор, а кайман, - резко проговорил он.- Почему вы сказали, что это аллигатор? Если вы действительно так считаете, то явно ошибаетесь.
   Тревор стоял рядом с письменным столом, и я с досадой заметил, что он заглядывает в мои справочники. Один из них был раскрыт как раз на цветной иллюстрации, на которой были особенно заметны различия между обоими животными. Парень оказался достаточно смекалистым и смог по одной лишь картинке установить, что я сказал неправду.
   - Я знаю, что это не аллигатор, но решил не вдаваться в технические детали их различий.
   Тревор ничего не ответил, но из-за его осуждающего молчания я почувствовал себя в дурацком положении и продолжал действовать соответственно.
   - Череп каймана, - напыщенно сказал я, - отличается от аллигатора...
   - Это я уже знаю, - перебил он меня. - Успел прочитать.
   Билл заметил, что его сыну, очевидно, понравилось уличать меня в маленьких хитростях, и потому поспешил увести его к другим клеткам и банкам. Наконец парень уселся и принялся разглядывать цветные фотографии, которые я привез в прошлом году из Африки, тогда как мы с Биллом стали болтать о всяких пустяках.
   Спустя некоторое время до меня донесся весьма характерный всплеск, за ним еще один. Звуки исходили из угла, в котором располагался бассейн с кайманом. Я резко обернулся и увидел, как юный негодяй засунул в него руку и терзает бедное животное, которое судорожно выпрыгивало из воды и дергалось из стороны в сторону, стараясь укусить толстые, надоедливые пальцы.
   - Прекрати! - резко бросил я.
   Его рука дрогнула, взметнулась ввысь и задела свисавшую с потолка лампочку, которая свалилась и, ударившись об один из камней, взорвалась. Я бросился к бассейну и стал его внимательно осматривать. Кайман же укрылся в искусственной пещерке.
   -Глупая выходка, ты не находишь? - сердито спросил я. - Ведь я же просил не беспокоить его.
   К моему удовлетворению, Билл, как и я, был разгневан поступком мальчишки. Вернувшись в комнату с ведром и тряпками, чтобы собрать осколки, я застал обоих поспешно натягивающими плащи.
   - Извини, пожалуйста, Род, - сказал Билл. - Все будет в порядке, так ведь?
   Ну не ругать же мне друга за глупую выходку его сына.
   - Не беспокойся. Думаю, пару дней не станет принимать пищу, но потом все образуется, - заверил его я. - По крайней мере, теперь я точно знаю, что он вполне здоров и достаточно активен. Обратил внимание, как он пытался ухватить его палец?
   Уже на следующее утро кайман почти оправился от потрясения, стал довольно бойко бегать по вольеру, съел дохлую мышь и даже поцарапал меня, когда я собирался чуть приподнять его.
   Рассказал я все это с единственной целью - показать, каким безжалостным, даже жестоким юнцом был этот мальчишка, который, как мне казалось, должен был непременно когда-нибудь плохо кончить. Если бы я позднее вспомнил об этом инциденте, возможно, тягостная развязка не наступила бы, по крайней мере, так скоро. Кто знает... Впрочем, едва ли есть смысл долго распространяться относительно этого маленького негодяя.
   - Помню, как-то раз я ходил с ними в зоопарк, где Тревор без умолку болтал несусветную чушь про содержащихся в клетках животных и буквально вывел меня из себя беспрестанными хлопками и ударами по клеткам террариума - ему хотелось, чтобы животные двигались! В другой раз он вздумал таскать кошку за хвост... И все это время - просто поразительно, ведь Билл не мог не замечать, как действует мне на нервы его сын, - он упорно продолжал таскать его на все наши встречи.
   События, о которых я собираюсь рассказать, начались вскоре после того, как у меня появился маленький уж. Пустячная забава на фоне каймана, подумаете вы, но дело в том, что в течение нескольких месяцев у меня дома вообще не было змей. Как-то раз мой приятель-фермер пришел ко мне и спросил, не заинтересует ли меня змея, случайно попавшая под зубья его комбайна. Я и сам видел, что животное сильно пострадало, и сделал все, что мог: промыл раны, обеспечил ей тепло, приготовил еду. На этом мое врачевание завершилось. Не исключая возможности визита Билла и его мерзкого чада, я положил змею в ящик и поставил его в кухню, где никто не мог побеспокоить животное.
   Отец с сыном действительно приходили, и не раз, но я так и не заикнулся о новом обитателе дома. Лишь спустя полтора месяца, когда змея окончательно оправилась, я перенес ее в вольер и решил не скрывать факта ее присутствия.
   Тревор прореагировал незамедлительно.
   - Что это, папа?
   С первого дня нашего знакомства он старался по возможности избегать обращения лично ко мне. Я все же ответил ему. Кук я уже сказал, змей у меня долго не было, так что это оказался первый случай, когда Тревор получил возможность наблюдать рептилию вне стен зоопарка.
   - Папочка, а можно мне ее посмотреть? - заклянчил он. Поскольку змея практически выздоровела, я вытащил ее из ящика, гибкое тело быстро скользнуло между пальцами, и блестящая треугольная головка лукаво выглянула из-под моего запястья. Темные, с желтым ободком глаза сияли, тонкий кончик хвоста элегантно свисал с ладони.
   Тревор внимательно всматривался в животное, и мне даже польстила столь неожиданная заинтересованность со стороны бесчувственного мальца.
   - А подержать ее можно?
   - Только не делай резких движений, - предупредил я и положил змею на ладонь Тревора.
   Он действительно проявил интерес, и мне пришлось ответить на кучу его вопросов. В частности, я объяснил, что язык змеи представляет собой уникальный орган обоняния и одновременно вкуса, рассказал про два желтых пятна на голове, которые позволяют отличить безопасного ужа от его смертоносных сородичей. Потом я описал строение змеиного тела и растолковал, каким образом это животное может без видимых мышечных сокращений передвигаться с довольно большой скоростью. Ему захотелось посмотреть те места на теле ужа, где были порезы, и я указал на неровные полоски, кое-где нарушавшие симметричный узор. Затем, во избежание появления у него неуместной сентиментальности по поводу одного из самых совершенных орудий убийства, когда-либо сотворенных природой, я позволил ему заглянуть в бесчувственные, лишенные малейшей жалости глаза змеи, и разрешил самому оценить силу беспрестанно сокращающихся мышц длинного тела. Я объяснил, что, охотясь, змея лежит совершенно неподвижно в ожидании появления добычи, и на примере собственной чуть подрагивающей руки продемонстрировал несовершенство мускульного контроля человека. Тревор спросил о том, как змея питается, и я рассказал, что она может целиком заглатывать крупные объекты, после чего начинается долгий процесс переваривания пищи. По его заверешнии змея снова испытывает острое чувство голода, провоцирующее ее на очередную холодную и безжалостную охоту за добычей.
   Наконец я водрузил змeю на ее обычное место, хотя и заметил, что интерес Тревора к ней не угас. Я показал ему некоторые иллюстрации и объяснил, что особое строение змеиных зубов позволяет животному буквально мертвой хваткой вцепиться в тело жертвы.
   После некоторого раздумья я принес несколько довольнотаки жутких фотографий, на который были запечатлен процесс заглатывания лягушки большим ужом.
   - Видишь, - сказал я, указывая на большие безжизненные глаза лягушки. - Она уже смирилась со своей участью.
   Змеиные жертвы, как правило, не оказывают долгого сопротивления.
   Тревор выслушивал все это с неожиданным интересом, и на этот раз я простился с ним гораздо теплее, чем раньше. В конце концов, решил я, возвращаясь в террариум и включая на ночь свет, та неподдельная заинтересованность, которую Тревор продемонстрировал в отношении змей, отчасти нейтрализует все негативное, что можно сказать об этом пареньке.
   Спустя несколько дней мы встретились с Биллом в городе.
   Он хотел посоветоваться со мной относительно подарка Тревору ко дню рождения. Я быстро понял, куда он клонит - ему хотелось, чтобы я уступил ему того самого ужа. Билл сказал, что парень и слышать не хочет ни о чем другом, и они с женой, в принципе, не возражали бы угодить мальчугану, естественно, если я объясню ему, как ухаживать за змеей.
   Что и говорить, мне польстил такой интерес к моему хобби. Но в своей искренней готовности удружить приятелю я забыл про многое другое, о чем он не раз говорил мне; о заброшенном под кровать сломанном игрушечном поезде его прошлогоднем подарке, об испорченной яхте, к которой парень охладел на второй день после ее покупки, о щенке, которого во избежание дальнейших мучений в руках безжалостного "хозяина" пришлось отдать на усыпление. Я почему-то забыл тогда обо всем это и с готовностью пообещал Биллу помочь со змеей.
   Это оказалось нетрудной задачей. Выбрав теплый солнечный субботний день, я отправился за город. Примерно в пяти-шести милях от города располагались три небольших озера, достаточно богатых рыбой и лягушками, чтобы привлечь всех обитавших в округе ужей. Минут через пятнадцать я заметил приличных размеров змею, медленно проползавшую вдоль борта вытащенной на берег заброшенной лодки. Пару минут она заставила погоняться за ней, но в конце концов пала жертвой своего же любопытства, и я смог подцепить ее. Это была толстая, блестящая красавица примерно шестидесяти сантиметров в длину. Через пару дней мы с Биллом пошли в зоомагазин, где купили небольшой напольный ящиктеррариум и дюжину маленьких лягушат, которых змее хватило бы на первые пару месяцев жизни, пока Тревор сам не научится добывать корм для своей питомицы. Иными словами, я постарался сделать все необходимое.
   На следующий день после праздника Билл пришел ко мне и рассказал, что, насколько он может судить, Тревор выполнил все данные ему рекомендации и даже заслужил своеобразную благодарность своей питомицы - змея чувствовала себя великолепно и съела одну лягушку.
   - Хороший знак, - удовлетворенно сказал я. - Если змея питается, значит с ней все в порядке.
   И я не волновался. В последующие две недели у меня было много работы, и я с головой ушел в написание годового отчета. За это время я ни разу не видел ни Билла, ни его сына, поскольку каждый день возвращался омой поздно вечером и сразу же заваливался спать. Я полагал, что змее хорошо живется у ее нового хозяина, хотя, по правде говоря, не так уж часто вспоминал о ней.
   Но вот как-то раз я встретил Билла на Хай-стриг. Он сказал, что несколько раз пытался найти меня, но не заставал дома. Я объяснил, чем занимался все это время, после чего мой друг как бы между прочим обмолвился, что змее, как ему кажется, нездоровится и ему бы хотелось, чтобы я зашел и посмотрел в чем дело. Тревор, по его словам, очень беспокоится и буквально не находит себе места... "Это ты сам не находишь себе места, тогда как Тревору на все наплевать", - подумал тогда я. Мы договорились, что на следующий день я зайду.
   По пути к Биллу я, предчувствуя, в чем там дело, зашел в магазин электротоваров и купил стоваттную лампочку. Я знал, что лишь редкие змеиные недуги нельзя вылечить при помощи дополнительного света и тепла. Когда мы пришли, Тревора дома не было, и я не стал спрашивать, где он.
   Едва переступив порог детской, я понял, что зря помог Биллу с этим подарком. Воды в террариуме почти не было, а оставшаяся позеленела от старости, грунт основательно засорился, а стенки террариума покрылись грязно-желтым налетом. Температура в ящике едва достигала шестнадцати градусов, так что было не удивительно, что змея сникла. Я мгновенно понял, что искренний энтузиазм Тревора был не более чем сиюминутным увлечением избалованного мальчишки.
   Сама змея, свившись в кольцо, лежала рядом с чашкой для воды. Вид у нее был самый плачевный.
   - Ты не знаешь, - спросил я Билла, - когда он в последний раз кормил ее?
   - Нет, по-моему, он давал ей лягушек, которых мы с тобой тогда купили. Я, правда, сам не видел, но, возможно. Мери...
   Пока я вворачивал лампочку, меня не покидала надежда, что тепло восстановит аппетит змеи, хотя поддержать его удастся лишь в том случае, если рядом окажется хоть какая-нибудь подходящая еда. Билл тем временем прошел на кухню к жене и вернулся с садком, в котором жили лягушки. Крышки на бачке не было.
   - Похоже, они разбежались... - растерянно проговорил Билл. - Наверное, после того как Тревор в первый раз покормил змею, он неплотно закрыл крышку, и она где-то затерялась.
   Заглянув в бачок, я убедился в том, что он пуст.
   - Так он что, только один раз кормил змею? - я вздохнул. - Билл, животное таких размеров не может жить несколько недель, имея в желудке одну-единственную лягушку, тем более такую протечную.
   Не отрицаю, мне все это было безразлично и потому, видимо, отразилось в моем тоне. В самом деле, Биллу следовало контролировать, как его сын обращается с живым существом.
   Я почувствовал, что мой друг искренне расстроился.
   - Я не знал, что они все разбежались, - проговорил он.
   - Билл, - продолжал я, - это самое элементарное бездушие со стороны Тревора. Дело в том, что змея принципиально отличается от нас, людей. Она не может заставить себя забыть про голод тем, что почитает книжку или пойдет прогуляться. У нее организм хищника, почти постоянно нацеленный на поиск пищи. Без нее она будет чувствовать себя очень плохо. Постарайся, пожалуйста, объяснить Тревору столь простую истину, если, конечно, хочешь, чтобы змея прожила у вас достаточно долго.
   В общем, наговорил я ему немало, о чем лозже и сам сожалел, поскольку ругать в данном случае следовало исключительно Тревора. Перед уходом ядал ему адрес зоомагазина, где почти всегда можно купить тритонов и лягушек. На сей раз я не стал выполнять за Тревора эту работу, поскольку тот вполне был в состоянии самостоятельно справиться с этой задачей.
   Последующие события пересказать несложно, примерно через неделю после нашего последнего разговора я, не дождавшись звонка от Билла, сам решил наведаться к нему, чтобы посмотреть, поправилась ли змея. Идя по саду мимо окон комнаты Тревора, располагавшейся на первом этаже, я заметил, что свет в террариуме не горит. Как и в прошлый раз, мальчишки дома не было.
   Через минуту после прихода я понял, что беспокоиться больше не о ком и не о чем. Билл сказал, что Тревор даже не подумал сходить в магазин за кормом для змеи. В общем, произошло неизбежное, и в итоге безжизненное тело дохлой змеи выбросили в мусорный бак. На сей раз я решил не жалеть чувств Билла и прямо высказал ему все, что думал о его сыне. Сначала он покорно выслушивал меня, но затем, видимо, взыграли отцовские чувства и он стал огрызаться. В общем, распроащилсь мы как никогда холодно.
   Концовку этой истории я объяснить не могу. Когда все это случилось, я старался как можно меньше думать о происшедшем, а сейчас и подавно собираюсь переехать в другой район. По-моему, вполне логичный поступок, тем более, что к мысли о нем меня подтолкнула полиция. К счастью, мне никогда раньше не предъявлялись какого-либо рода обвинения, так что не могу судить, насколько убедительными показались мои объяснения и доводы. Одним словом, все прошло довольно гладко и ни у кого не возникло никаких вопросов.
   Но про свою находку, раскрывшую правду о случившемся, я не смогу забыть никогда. Кроме того, насколько мне известно, никто о ней так ничего и не узнал.
   У меня нет никаких доказательств в подтверждение моей теории. Возможно, вы, как и я, подумаете, что она вполне обоснована, хотя можете и не согласиться со мной, или даже посчитаете, что у меня просто разыгралось воображение, и в итоге посмеетесь над моим рассказом. Пусть так. Упрекать вас я не стану, а может, это даже и к лучшему. Мне самому змеи нравятся, и я бы хотел, чтобы и другие также разделяли это чувство. Но я одновременно не хочу, чтобы оно помешало мне объяснить вам, что же произошло с мальчиком по имени Тревор после того, как уж умер с голоду.
   Змея погибла утром того самого дня, когда я приходил к Биллу справиться насчет ее здоровья. Подобно дряблой оливково-зеленой веревке уж лежал на устилавшем дно террариума песке рядом с чашкой с водой - возможно, в последний раз перед смертью он попытался найти спасительную пищу. Первой умершую змею обнаружила Мери, мать Тревора, пришедшая убирать его постель. Вернувшись домой к обеду, мальчишка проявил едва заметный интерес к случившемуся и явно не чувствовал за собой никакой вины. За обедом отец велел ему закопать змею в саду, но в ответ Тревор лишь промычал что-то нечленораздельное. Аналогичным образом он отреагировал и на несколько повторных напоминаний. В конце концов юнец выскочил из комнаты с дохлой змеей в вытянутой руке, швырнул ее в мусорный бак и до вечера не появлялся дома. Придя наконец, он тут же устроился перед телевизором. Билл попытался было пристыдить сына, но ему помешала какая-то шумная передача. Вся семья просидела перед экраном часов до одиннадцати, когда Тревор наконец насмотрелся всего, чего хотел, и милостиво разрешил родителям отправить его спать.
   С этого момента я могу лишь приблизительно обрисовать вам последовательность происшедших событий. Все, на что я способен при этом опираться, это мои научные познания, на основании которых я сделал некоторые дедуктивные, чисто умозрительные выводы. Между тем, я практически уверен, что то или почти то, что я представил себе, действительно произошло ночью в спальне Тревора. Эта ужасная картана с трудом умещается в моем сознании, хотя, повторяю, мне представляется, что все было именно так.
   По внешнему виду Тревора можно было предположить, что сон у него достаточно крепкий. И в тот вечер он, видимо, улегся и быстро заснул, свободный от каких бы то ни было переживаний и чувства вины за смерть животного. Плотный, даже толстоватый, он лежал в своей пижаме под темным одеялом, выставив наружу лишь пухлое, гладкое лицо.
   Никто не знает, сколько показывали часы, когда все началось. Если судить по тому, что Билл и Мери не проснулись, значит, где-то после полуночи, хотя они вообще могли ничего не слышать. В конце концов, все происшедшее имело отношение к одному лишь Тревору и, естественно, переживалось им самим. В любом случае, в ту ночь в его комнате происходили невероятные, даже неестественные события.
   Я, кажется, догадываюсь, что именно разбудило Тревора.
   Во всяком случае, не громкий стук крышки мусорного бака, чуть приоткрывшейся, съехавшей и грохнувшейся об асфальт. Если бы он понимал истинное значение этого стука, то, наверняка, как ошпаренный соскочил бы с кровати и с полоумным криком бросился бы из комнаты, спасаю собственную жизнь. Но он этого не сделал. Возможно, сквозь сон он услышал какой-то шум, но потом лишь повернулся на другой и тут же снова уснул.
   Вы помните, я как-то говорил, что бывал в комнате Тревора и заметил тогда, что все ее окна выходят на одну сторону. Над большими оконными проемами были сделаны два вентиляционных отверстия, которые всегдаоставались закрытыми на защелку, оставляя между вентилятором и рамой зазор в несколько дюймов. Тревор проснулся от неясного, скребущего звука, как будто кто-то пытался проникнуть внутрь комнаты через этот зазор.
   Подобно надсадному мяуканью кошки, домогающейся, чтобы ее впустили в дом, этот звук с настойчивой монотонностью продолжался в течение нескольких минут. Парень оторвал сонную голову от подушки, пытаясь разглядеть в темноте источник шума.
   Удалось ли ему это сделать сразу - трудно сказать. А может, он продолжал лежать, скованный страхом, до тех пор, пока защелка не соскочила и окно не распахнулось, вслед за чем в нем показалась голова ночного визитера - громадная клинообразная тень, заполнившая собой все вентиляционное отверстие.
   Я как сейчас вижу перед собой эту картину: голова протискивается в комнату, надежно поддерживаемая мускулистым оливково-зеленым телом, которое тугими кольцами сжимается и разжимается чуть поодаль. Затем этому телу понадобилась новая опора, и оно соскользнуло на высокую книжную полку, стоявшую в ногах кровати.
   Кричал ли Тревор? Возможно, хотя и маловероятно. Думаю, он оставался там, ще и был, обливаясь от страха потом и не издавая ни звука. А может, он просто схватил одеяло, натянул себе на голову, словно надеясь, что найдет в этой пуховой пелене надежную защиту от надвигающейся опасности.
   Тело продолжало вползать через вентиляционное окошко, скользить по раме наподобие зловещего гибкого кабеля, поворачиваясь из стороны в сторону и обследуя незнакомые предметы блестящим, почти метровой длины языком.
   Оказавшись целиком в комнате и свалившись на пол, оно скрутилось кольцами в углу, высматривая то, зачем сюда явилось. Теперь все его чувства были максимально обострены и воспринимали любой шорох, доносившийся с кровати обезумевшего от ужаса мальчишки.
   Я вижу перед собой эти громадные темные, с желтым ободком глаза, большие как мужской кулак, наполненные безграничным Голодом и готовые на все ради куска пищи. И вот тело приходит в движение, кольца ритмично сокращаются, и голова, рассекая ночную тишину, приближается к постели.
   Как правило, охотящаяся змея некоторое время внимательно рассматривает свою жертву и лишь потом делает решительный бросoк. Но эта, похожая на привидение дьявольская змея, и без того слишком долго ждала, а укутанный в одеяло подросток оказался пленником в своей собственной постели. Я вижу, как громадная голова склоняется над изголовьем кровати, подобно матери, собирающейся поцеловать своего ребенка. Тревор делает одно-единственное судорожное движение и... Я стараюсь больше не думать об этом.
   Масса нервной чепухи, подумаете вы? Посоветуете к психиатру обратиться? Но ведь я до вас никому об этом не рассказывал...
   Да и сейчас ни одна живая душа кроме меня не знает, что на дне мусорного бака, в котором они нашли тело Тревора, лежат раздувшиеся останки ужа, до этого обвивавшего мальчика так, будто когда-то эта шестидесятисантиметровая рептилия действительно могла вместить в себя его тело.