Вот почему Джеред и Кристина так развеселились. Им нечего стыдиться и не о чем беспокоиться.
   Но Лили, похоже, было не до смеха. Она начала собирать ноты и приводить гостиную в порядок.
   Прежде Лили нравилось поддразнивать меня и наблюдать, как я краснею. Я удивленно уставился на нее: неужели у нас общая тайна?
   Неторопливо убирая гитару в футляр, я дождался, когда Джеред и Кристина уйдут, а потом надел куртку и бейсболку и направился к двери.
   На веранде я обернулся к Лили, которая вышла проводить меня.
   – Лили, скажи правду, – попросил я, глядя ей в глаза. – У тебя растет черная шерсть на ладонях и коленях?
   Она закусила нижнюю губу.
   – Я не хочу об этом говорить, – прошептала она и захлопнула дверь.
   Я застыл на веранде, вспоминая встревоженное выражение на лице Лили. Ее шепот отдавался у меня в ушах.
   Что с ней стряслось? Если то же самое, что и со мной, почему она не признается? Неужели ей стыдно? Может, она стесняется меня?
   Или у нее все в порядке и она просто думает, что я спятил? Скорее всего, ей неловко за меня, потому что я веду себя как сумасшедший.
   Окончательно растерявшись, я вышел на улицу. Солнце стояло еще высоко, но воздух стал холоднее. Резкий ветер дул мне в лицо.
   Я надвинул бейсболку поглубже на лоб, чтобы ветер не сорвал ее. Но, к моему удивлению, бейсболка вдруг показалась мне слишком тесной. Она стала мне мала.
   Я снял ее и внимательно оглядел. Может, кто-то застегнул ее сзади потуже?
   Нет.
   Холодок пробежал у меня по спине, едва я поднес руку ко лбу и понял, почему бейсболка вдруг показалась мне тесной.
   Весь лоб зарос густой колючей шерстью.

18

   Я ворвался в дом, громко стукнув дверью.
   – Мама, смотри! – кричал я. – Взгляни на мой лоб!
   Я обвел взглядом кухню.
   – Мама, где ты?
   В кухне было пусто.
   Я побежал по дому, окликая родителей. Пора объяснить им, что со мной случилось. Теперь-то они наверняка мне поверят!
   Густая шерсть на лбу убедит их в том, что я не сошел с ума.
   – Мама, папа! Есть кто-нибудь дома? Тишина.
   Вернувшись в кухню, я нашел на холодильнике записку: «Мы уехали за покупками в Бруксдейл. Вернемся поздно. Не забудь поужинать».
   Закричав от отчаяния, я сорвал с головы бейсболку, стащил куртку и швырнул ее на пол.
   С гулко бьющимся сердцем подошел к зеркалу в прихожей и оглядел себя. Я был похож на мутанта из комиксов!
   Из зеркала на меня смотрело бледное лицо. Оно ничуть не изменилось. Но лоб покрылся черной шерстью!
   Как будто я повязал бандану. Такие повязки носят лыжники – только из ткани, а не из уродливой шерсти.
   Трясущейся рукой я провел по колючим волосам.
   У меня тяжело вздымалась грудь. Мне хотелось плакать и в то же время рычать от бешенства или вырвать всю шерсть – волосок за волоском.
   Смотреть на себя было невыносимо. Шерсть выглядела омерзительно.
   Я решил не ждать, когда вернутся родители. Жить с таким волосатым лбом я не мог. Я бросился наверх, чтобы сбрить шерсть.
   Полосу шерсти я густо намазал кремом для бритья. Крепко зажал в пальцах папину бритву.
   – Ой! – Я сразу же порезался, но мне было наплевать. Надо сбрить шерсть во что бы то ни стало! Так, чтобы на лбу не осталось ни единого волоска!
   Глядя, как клочья шерсти падают в раковину, я вдруг понял, что надо делать. Я должен найти флакон из-под «Мгновенного загара» и показать его доктору Меркину.
   «Если я принесу флакон, он мне наверняка поверит! – убеждал я себя. – Пусть доктор Меркин выяснит, что это за средство. И почему от него у меня начала расти шерсть».
   Доктор Меркин сумеет вылечить меня – в этом я не сомневался.
   Но куда же мы зашвырнули флакон?
   Зажмурившись, я стал вспоминать.
   Когда я нашел флакон, мы бросились в дом Лили и натерлись жидкостью для загара. Затем снова выбежали во двор, чтобы поиграть в снегу.
   Неужели мы выкинули пустой флакон в соседский мусорный бак? Надо проверить…
   Я нацарапал записку родителям, сообщил, что забыл кое-что у Лили и скоро вернусь. Затем набросил куртку и выбежал из дома.
   На улице стало еще холоднее. Небо затянули тучи, оно стало по-вечернему серым. Я застегнул молнию на куртке и надел капюшон. Лоб все еще саднило после бритья.
   Три квартала до дома Лили показались мне длинными, как три мили. Наконец я свернул за угол и увидел впереди ее дом.
   И тут я остановился. Не хватало только, чтобы Лили увидела, как я роюсь в мусорном баке! Она наверняка пристанет с расспросами, а я еще не готов рассказать ей всю правду.
   Тем более что сама она что-то скрывает, с горечью подумал я. Оборвав разговор, она захлопнула дверь у меня перед носом.
   Ладно, я тоже буду молчать.
   Хорошо, что уже почти стемнело. Может, Лили меня не заметит.
   Приближаясь к дому Лили, я наблюдал за тем, что происходит вокруг. В столовой горел свет, – наверное, семья Лили ужинает.
   Вот и хорошо. Я покопаюсь в баке, разыщу флакон и исчезну, прежде чем меня заметят.
   Но, подойдя поближе, я обнаружил, что мусорный бак исчез. Наверное, рабочие увезли его.
   Я глубоко вздохнул, боясь лишиться чувств.
   – Как же быть? – пробормотал я вслух. Как доказать доктору Меркину, что шерсть у меня начала расти от «Мгновенного загара»?
   Налетел холодный ветер. Я смотрел на то место, где еще совсем недавно стоял мусорный бак. Ветер подхватывал с земли бурые листья, бросал их мне под ноги.
   Я поежился.
   Но когда я уже собрался уходить, меня вдруг осенило.
   Нет, мы не выбросили флакон из-под «Мгновенного загара» в мусорный бак! Мы швырнули его в другую сторону, туда, где росло несколько деревьев.
   – Ура! – вырвалось у меня. Я вспомнил, как, прежде чем присоединиться к играющим в снежки друзьям, я бросил флакон в снег.
   Наверное, он до сих пор лежит там. Иначе и быть не может.
   Я пулей пролетел мимо дома Лили, опасливо поглядывая на окна. Но никто не выглянул из них.
   В соседнем доме было темно и пусто, – видно, ремонт еще не закончился.
   Наконец я оказался в небольшой рощице, возле которой мы недавно играли в снежки. Ноги скользили по мокрым прошлогодним листьям. Голые ветви раскачивались на ветру и поскрипывали.
   Куда же упал флакон? Где он?
   Наверное, совсем рядом, под деревьями.
   Он просто не мог отлететь далеко – ведь я бросал его с середины двора.
   От деревьев на землю ложились черные тени. Я поддел ногой кучу опавших листьев, и ботинок ударился обо что-то твердое.
   Наклонившись, я принялся разгребать листья обеими руками. Но нашел только кривую ветку.
   Я углубился в рощу, раздвигая ветви и длинные стебли сухих растений.
   Флакон должен быть где-то здесь. Я огляделся.
   Вот он!.. Нет, это просто гладкий камень.
   С досады я пнул камень и медленно повернулся на месте, внимательно оглядывая землю.
   Где же этот чертов флакон?
   Внезапно я услышал странный звук и вздрогнул. Хруст ветки.
   Я прислушался. Где-то рядом зашуршал кустарник.
   Снова хрустнула ветка.
   С трудом сглотнув, я понял, что рядом кто-то есть.
   – Кто здесь? – робко спросил я.

19

   – Кто здесь? Тишина.
   Застыв, словно статуя, я прислушался. Совсем рядом раздались торопливые шаги. Кто-то тяжело дышал.
   – Эй, есть здесь кто-нибудь?! – крикнул я, обернулся и вдруг увидел флакон. Он лежал прямо передо мной на куче листьев.
   Я порывисто нагнулся, протягивая к флакону обе руки. И отпрянул: из темноты навстречу мне выскочил большой пес.
   Он с трудом переводил дыхание, длинный язык свешивался из полуоткрытой пасти.
   Большой бурый пес! Даже в полутьме я разглядел, что шерсть у него свалялась. В тяжело вздымающиеся бока вцепились репьи.
   Я попятился.
   – Ты один? – испуганно прошептал я. – Откуда ты, песик?
   Пес опустил голову и заскулил.
   Я огляделся в поисках остальных собак. Может, он привел за собой всю стаю? Тех самых бродячих псов, которые вечно гоняются за мной, пугая своим рычанием.
   Но собак нигде не было видно.
   – Хороший песик, – произнес я, стараясь говорить негромко и спокойно.
   Он уставился на меня, по-прежнему отдуваясь, и помахал облезлым хвостом.
   Я медленно наклонился, не спуская глаз с собаки, и поднял флакон. Он показался мне ледяным. Я попытался разглядеть, осталось ли внутри хоть немного жидкости.
   Но ничего не увидел в темноте.
   Не может быть, чтобы я вылил из него все до последней капли, рассуждал я, напрягая память. Того, что осталось во флаконе, наверняка хватит доктору Меркину для анализа.
   Я потряс флакон, приложил его к уху и прислушался, надеясь уловить плеск. Только бы там осталось несколько капель, мысленно молил я.
   На рощу налетел дикий порыв ветра. Листья зашуршали.
   Пес снова заскулил.
   Я крепко сжал флакон в руке и собрался уходить.
   – Пока, песик.
   Пес склонил голову набок и заглянул мне в глаза.
   Я шагнул в сторону.
   – Пока, пес, – тихо повторил я. – Иди домой.
   Пес не шевельнулся. Он снова заскулил и завилял хвостом.
   Я двинулся прочь, крепко прижимая к себе флакон. И вдруг увидел то, чего опасался.
   Из-за деревьев стремительно выскочили собаки. Их было пять или шесть, и у всех злобно горели глаза. В следующее мгновение к ним присоединилось еще несколько больших псов.
   Они неумолимо приближались, зловеще рыча и скаля острые зубы.
   Я похолодел, в ужасе уставившись в их горящие глаза и вслушиваясь в злобное рычание.
   Собрав всю свою волю, я повернулся и бросился наутек.
   – Ой! – пронзительно взвизгнул я, споткнувшись о толстую ветку.
   Флакон вылетел у меня из рук.
   Я попытался подхватить его на лету, но безуспешно.
   Флакон ударился об острый камень и разбился, разлетевшись на мелкие осколки. На камне заблестело влажное пятно.
   Я упал на четвереньки, острая боль пронзила все тело. Не обращая на нее внимания, я приподнялся и обернулся к собакам.
   Но к моему удивлению, они неслись совсем в другую сторону. Между деревьев я разглядел перепуганного кролика. Собаки гнались за ним.
   У меня колотилось сердце, колени дрожали. Я подошел к камню, вокруг которого лежали осколки оранжевого стекла, поднял один и повертел в руках.
   – Что же мне теперь делать? – спросил я вслух. Издалека еще слышался возбужденный собачий лай. – Что?
   Флакон разбился вдребезги. Мне больше нечего показать доктору Меркину.
   Со злостью я швырнул осколок стекла в сторону и устало побрел домой.
   После ужина мама с папой ушли в школу на собрание, а я поднялся к себе и сел за уроки.
   С недавних пор одиночество стало меня тяготить.
   Я взял к себе на колени Джеспер и начал гладить ее, но кошка была не в настроении. Сначала она сердито смотрела на меня ярко-желтыми глазами, а потом царапнула мне руку, вырвалась и убежала из комнаты.
   Я позвонил Лили, но у нее никто не подходил к телефону.
   На улице завывал ветер, дребезжало оконное стекло.
   По моей спине пробежал холодок.
   Положив локти на стол, я склонился над учебником истории, но никак не мог сосредоточиться. Слова расплывались у меня перед глазами.
   Пройдясь по комнате, я вынул из футляра гитару, наклонился и подключил ее к усилителю.
   Когда я нервничаю, игра на гитаре успокаивает меня.
   Настроив гитару, я громко заиграл блюз. Дома никого нет, никто не заставит меня убавить громкость. Я могу играть, как захочу, лишь бы прогнать тревожные мысли.
   Но через несколько минут я понял: со мной творится неладное.
   Я безбожно фальшивил и путал аккорды.
   Да что это со мной? Эту мелодию я играл тысячу раз. Я мог бы сыграть ее, даже проснувшись среди ночи.
   Случайно взглянув на свои пальцы, я вдруг понял, в чем дело. Из моей груди вырвался горестный стон.
   Между пальцами опять появилась омерзительная шерсть. Все пальцы поросли густыми черными волосами.
   Я поднес руку к лицу. И ладонь была покрыта шерстью.
   Я вскочил, уронив гитару на пол. Мои руки начали зудеть.
   Дрожащими пальцами я расстегнул манжеты рубашки и закатал рукава.
   Руки сплошь были покрыты шерстью – густой, жесткой и черной!
   Я долго стоял, растерянно переводя взгляд с одной волосатой руки на другую. Ноги тряслись, от слабости кружилась голова. Во рту пересохло.
   Я попытался сглотнуть.
   Неужели мерзкая шерсть растет и на языке?
   Подавляя тошноту, я метнулся в ванную, включил свет, приблизил лицо к зеркалу и высунул язык.
   Нет, он остался прежним.
   Но щеки и подбородок заросли черной шерстью.
   Как быстро она выросла! Зеркало отразило гримасу страха на моем лице.
   С каждым днем шерсть росла все быстрее, покрывая тело целиком. Что же мне делать? Есть ли у меня выход?

20

   В понедельник я пришел в школу пораньше и решил дождаться Лили возле шкафчиков.
   Чтобы сбрить колючие клочки волос, понадобилось несколько часов, но я справился.
   Утром я надел свитер с очень длинными рукавами и надвинул на лоб бейсболку – на случай, если днем опять начнут расти волосы.
   – Где же ты, Лили? – нетерпеливо бормотал я, вышагивая туда-сюда вдоль ряда зеленых шкафчиков.
   Надо поделиться с Лили своей бедой, решил я, вспомнив, каким испуганным стало ее лицо, когда я заговорил о шерсти.
   Теперь-то я точно знал, что с Лили происходит то же самое. Просто знал, и все.
   Должно быть, Лили стыдно, как и мне, – стыдно признаться в случившемся, заговорить об этом.
   Но вдвоем мы обязательно найдем выход.
   Если мы вместе придем к доктору Меркину и расскажем о «Мгновенном загаре» и шерсти, он непременно нам поверит.
   Но где же Лили?
   В коридоре толпились ребята, хлопали дверцами шкафчиков, пересмеивались и болтали.
   Я взглянул на часы. До звонка осталось всего три минуты.
   – Как дела, Ларри? – окликнул меня кто-то. Я обернулся и увидел усмехающегося Хью Хервина. Рядом стояла его сестра Марисса, вытаскивая косу из-под лямки рюкзака.
   – Привет, Хью, – со вздохом откликнулся я. Только этой встречи мне сегодня не хватало!
   – Готов к завтрашнему дню? – спросил он. Почему Хью всегда так ехидно ухмыляется?
   Так бы и ударил его кулаком в живот!
   – К завтрашнему дню? – рассеянно повторил я, отыскивая взглядом Лили.
   Хью засмеялся.
   – Ты что, забыл о конкурсе рок-групп?
   – фу-y-y – шумно выдохнула Марисса, наконец-то высвободив косу. – Твоя группа все-таки будет участвовать в конкурсе? Мы слышали, Мэнни уехал…
   – Да, мы будем выступать, – перебил я. – Мы здорово играем.
   – И мы тоже! – широко ухмыльнулся Хью. – Нас наверняка пригласят на телевидение. Мой дядя знаком с режиссером программы «Будущие звезды». Он устроит нам прослушивание.
   – Прекрасно, – без энтузиазма отозвался я. Да где же Лили?
   – Мы наверняка выиграем конкурс, – добавила Марисса, которая по-прежнему возилась со своей длинной косой. – И станем знаменитыми.
   – Нам уже предложили выступить в соседней школе, – сообщил Хью. – А твою группу еще никуда не приглашали.
   – Да, – подтвердил я, – не приглашали. Хью буквально расплылся в довольной улыбке.
   – Очень жаль, – заметил он. Прозвенел звонок.
   – Мне пора, – сказал я и побежал в класс.
   – Увидимся на конкурсе! – крикнула вслед Марисса.
   – Мы будем выступать первыми, – добавил Хью. – А вам ничего не светит!
   Слыша, как они смеются у меня за спиной, я вошел в класс, сел на свое место и поискал глазами Лили. Неужели она проскочила мимо, пока я болтал с Хью и Мариссой?
   Нет, Лили в классе не оказалось.
   Меня охватило беспокойство. Может, она заболела? Вот это был бы номер! Лишиться солистки перед самым конкурсом! Нет, этого просто не могло быть.
   – Ларри, раздай контрольные задания, – попросила мисс Шиндлинг, подавая мне стопку бумаг.
   – Контрольные?!
   Я совсем забыл про них.
   Лили так и не пришла в школу. В обеденный перерыв я попытался позвонить ей, но к телефону никто не подошел.
   После уроков я направился прямиком к Лили, чтобы узнать, что с ней случилось. Но, сделав несколько шагов, я вдруг вспомнил, что мама просила меня прийти домой сразу после уроков и помочь в каких-то делах.
   Стоял ясный холодный день. Высоко в небе плыли пушистые белые облака. Снег давно растаял, обнажилась рыхлая сырая земля.
   Дождавшись, когда мимо проедут несколько машин, я пересек улицу и направился к дому.
   Пройдя квартал, я почувствовал, что за мной кто-то идет.
   О мою ногу потерся незнакомый пес. Удивившись, я остановился и уставился на него сверху вниз.
   Шерсть у пса была светло-рыжей, почти: красной, на шее виднелось белое треугольное; пятно. Он был средних размеров, чуть больше; коккер-спаниеля, с висячими большими углами и длинным мохнатым хвостом, которым пес: медленно повиливал, не сводя с меня глаз.
   – Кто ты? – спросил я. – Я вижу тебя в первый раз.
   Я огляделся, желая убедиться, что поблизости не прячется еще десяток собак, готовых броситься на меня.
   И пошел своей дорогой.
   Пес не отставал. Потеревшись о мою ногу, он опередил меня и оглянулся, словно проверяя, иду ли я за ним.
   – Так кто за кем идет – ты за мной или я за тобой? – улыбнулся я.
   Пес завилял хвостом. Он проводил меня до самого дома.
   Мама ждала меня на подъездной дорожке. На ней был длинный зеленый свитер и джинсы.
   – Славный денек, – заметила она, глядя на небо.
   – Привет, мама, – произнес я. – Этот пес проводил меня домой.
   Пес принялся обнюхивать вечнозеленые кустарники перед крыльцом.
   – Симпатичный, – откликнулась мама. – Впервые вижу такую странную масть. Чей он?
   Я пожал плечами:
   – Понятия не имею. Сегодня я увидел его впервые.
   Пес подошел и уставился на маму.
   – По крайней мере, он не злой. – Я поставил возле крыльца тяжелый рюкзак. – Может, оставим его у себя?
   – Ни в коем случае! – отрезала мама. – Пока в доме Джеспер, никаких собак!
   Я наклонился и потрепал пса по голове.
   – Смотри-ка, у него на ошейнике жетон, – вдруг заметила мама. – Взгляни, что там написано, – наверное, имя и адрес хозяина.
   Пес неистово замахал хвостом, толкая голову мне под ладонь.
   – Хороший песик… – ласково произнес я.
   – Ларри, посмотри, что там на жетоне, – повторила мама.
   – Сейчас. – Я взялся за круглый золотистый жетон, висящий на ошейнике пса, встал на колени и наклонился, чтобы как следует рассмотреть его.
   Я узнал эту вещицу мгновенно.
   Это был вовсе не собачий жетон, а золотая пиратская монетка Лили.

21

   Я чуть не вскрикнул. Казалось, кто-то изо всех сил двинул меня ногой в живот.
   – Мама! – испуганно ахнул я.
   – В чем дело, Ларри? – откликнулась мама. Она уже успела отойти в сторону и начала с корнями выдергивать из земли прошлогодние сорняки. – Что написано на жетоне?
   – Это не жетон… – еле выговорил я. Мама не расслышала.
   – Что ты сказал?
   – Это не собачий жетон, – повторил я, сжимая в кулаке монетку, – а пиратская монетка Лили.
   Мама засмеялась:
   – С какой стати Лили отдала собаке свою монетку? Ты же говорил, Лили ее подарил дедушка.
   – Ничего не понимаю, – совсем растерялся я.
   Горячее дыхание пса овеяло мне руку. Собака отошла в сторонку, села и принялась чесать за ухом задней лапой.
   – А ты уверен, что это монета? – спросила мама, подходя поближе.
   Я кивнул и указал на монетку:
   – Да, это золотая монетка Лили.
   – На свете много одинаковых монет, – возразила мама. – Откуда ты знаешь, что это та же самая?
   Пожалуй, мама права, рассудил я.
   Я протянул руку, чтобы погладить пса по голове.
   Но моя рука замерла на полпути, когда я увидел его глаза.
   Один был голубой, а второй – зеленый.

22

   – Это Лили! Лили! – закричал я и вскочил.
   Мой крик испугал собаку. Завизжав, она понеслась прочь.
   – Лили, вернись! – позвал я. – Вернись ко мне!
   – Постой, Ларри, – послышался мамин голос, – прошу тебя, не…
   Остального я не расслышал. Перепрыгнув через рюкзак, я выбежал на улицу и понесся к дому Лили, не разбирая дороги.
   Это была Лили, мысленно повторял я. У собаки один глаз зеленый, а другой голубой. И на ошейнике золотая монетка!
   Конечно, это Лили. Кто же еще?
   Я слышал, как мама звала меня домой, но не оглянулся и не остановился.
   До дома Лили было всего три квартала. Все расстояние я преодолел в считанные минуты. К тому времени, как впереди показался дом Лили, я задыхался, у меня кололо в боку.
   Но какое это имело значение!
   Надо увидеть Лили и убедиться, что она не превратилась в собаку.
   Какая нелепая мысль! Только теперь я понял, что рассуждаю как сумасшедший.
   Лили – собака?!
   «Ларри, неужто ты свихнулся? – спрашивал я себя. – Должно быть, ты до смерти перепугал маму!»
   Лили – собака?!
   Я сбавил скорость, схватился за бок и попытался пересилить боль.
   На дорожке возле дома я увидел родителей Лили. Багажник их синего «шевроле» был открыт. Мистер Бонн укладывал в него чемоданы.
   – Здравствуйте! – задыхаясь, выпалил я.
   – Привет, Ларри, – отозвалась миссис Бонн.
   Я подошел поближе и увидел, что возле машины стоят еще два чемодана и несколько дорожных сумок.
   – Собираетесь в отпуск? – спросил я, стараясь отдышаться. Боль в боку постепенно утихала.
   Мне никто не ответил. Мистер Бонн крякнул, поднимая с земли тяжелый чемодан.
   – А где Лили? – спросил я и подтащил к багажнику одну из сумок. – Ее сегодня не было в школе.
   – Мы уезжаем, – негромко проговорила миссис Бонн, встав у меня за спиной.
   – А где Лили? – повторил я. – Она дома? Миссис Бонн нахмурилась, но промолчала.
   – Можно зайти к ней? – нетерпеливо допытывался я. – Лили у себя в комнате?
   – Ты что-то перепутал, – произнесла миссис Бонн.
   У меня отвисла челюсть.
   – Перепутал? О чем это вы, миссис Бонн?
   – Здесь нет никакой Лили, – объяснила она.

23

   Неизвестно почему, но я вдруг расхохотался.
   Но, заметив печальное выражение на лице миссис Вонн, я замолчал. По спине побежали мурашки.
   – Неужели Лили?.. – начал я.
   Миссис Вонн крепко взяла меня за плечо и наклонилась, глядя на меня в упор.
   – Послушай, что я тебе скажу, Ларри, – процедила она сквозь зубы. – Никакой Лили здесь нет. – Миссис Вонн еще сильнее сжала пальцы. – Забудь про Лили раз и навсегда. – У нее на глаза навернулись слезы.
   Мистер Вонн захлопнул багажник машины. С лихорадочно бьющимся сердцем я вырвался из рук миссис Вонн.
   – Нам пора, – решительно заявил мистер Вонн, подходя к жене.
   Я попятился, у меня ослабели и задрожали ноги.
   – А как же Лили?
   – Нам пора, – повторил мистер Вонн. Возле гаража я заметил рыжую собаку. Она тоскливо скулила, опустив голову.
   Развернувшись, я со всех ног бросился бежать…
   За ужином мама с папой вели себя как-то странно. Они наотрез отказались говорить о собаке, о Лили и ее родителях.
   Они многозначительно переглядывались, думая, что я ничего не замечаю.
   Родители решили, что я спятил, вдруг дошло до меня. Вот почему со мной отказались говорить. Они просто не желали ничего слышать, пока не придумают, как со мной поступить.
   – Я не сумасшедший! – выкрикнул я, бросив на стол нож и вилку.
   К спагетти и тефтелям я даже не притронулся. Разве я мог спокойно сидеть и есть?
   – Я не псих и ничего не выдумываю!
   – Может, поговорим об этом в другой раз? – предложила мама, взглянув на отца.
   – А пока давайте поужинаем, – добавил папа, глядя в свою тарелку.
   После ужина я позвонил Джереду и Кристине и позвал их к себе, чтобы сообщить им плохую новость. Но чтобы они не приняли меня за помешанного, я просто сказал, что Лили уехала.
   – А как же нам быть завтра?! – воскликнул Джеред.
   – Да, как насчет конкурса рок-групп? – подхватила Кристина. – Как Лили могла бросить нас накануне конкурса?
   Я пожал плечами.
   Мы устроились в гостиной: я и Кристина сидели на диване, а Джеред развалился напротив в кресле.
   Джеспер потерлась о мою ногу. Я наклонился, подхватил ее и усадил к себе на колени. Кошка уставилась на меня желтыми глазами, зажмурилась, свернулась клубком и тихо замурлыкала.
   – Куда уехала Лили? – сердито спросила Кристина, барабаня пальцами по подлокотнику дивана. – В отпуск с родителями? Почему же она не предупредила нас?
   – Хью Хервин запрыгает от радости, когда узнает об этом, – мрачно пробормотал Джеред, качая головой.
   – Я не знаю, где она теперь, – сказал я. – Я видел, как ее родители грузили чемоданы в машину. Они собрали вещи и сразу же уехали – вот и все, что мне известно. По-моему, Лили была сама не своя. Она наверняка хотела остаться с нами, но у нее не было выбора.
   Внезапно меня охватило желание рассказать друзьям обо всем, что я знаю. Но я не хотел, чтобы надо мной посмеялись. Или забеспокоились.
   Я растерялся, не зная, как мне быть.
   Я хотел, чтобы вернулись Лили и Мэнни – вот это я знал точно.
   А еще – чтобы у меня перестала расти гадкая черная шерсть.
   Зачем я только подобрал этот проклятый флакон с «Мгновенным загаром»!
   Сам во всем виноват. Только я один.
   – Значит, от участия в завтрашнем конкурсе «Циркачам» придется отказаться, – хмуро произнес я.
   – Пожалуй, – согласился Джеред.
   – Еще чего! – воскликнула Кристина, удивив нас обоих. Она вскочила и встала передо мной и Джередом, стиснув кулаки. – Ни в коем случае!
   – Но ведь у нас нет вокалистки… – запротестовал Джеред.