"Как сообщают, в округе Винги близ местечка
Мюр опустился летательный аппарат, из которого
вышли желто-зеленые человечки о трех ногах и
восьми глазах каждый. Падкая на сенсации
бульварная пресса поспешила объявить их
пришельцами из Космоса..."
(Из газет)

По обоим сторонам дороги тянулась нетронутая снежная долина,
стиснутая отвесными скалами, - сизые, жуткого вида иззубренные гребни
казались нарисованными на сочно-синей поверхности неба. Впереди уже был
виден отель - приземистое двухэтажное здание с плоской крышей. Уютный
дымок белой свечкой упирался в небо.
Солнце било в ветровое стекло, весело отражалось от приборов и
наполняло машину душным зноем. Водитель открыл ветровик, и сейчас же стал
слышен трескучий рев, словно шел на посадку спортивный биплан. Водитель
едва успел подать машину вправо, как огромный мотоцикл с ревом пролетел
мимо, залепив стекла ошметками снега, так что водитель успел разглядеть
только тощую, согнутую в седле фигуру, развевающиеся черные волосы,
торчащий, как доска, конец красного шарфа и еще одну фигуру - лыжника, в
ярком свитере, несущегося следом на туго натянутом блестящем тросе.
Искрящееся снежное облако поднялось над дорогой, заволакивая солнце.
Перед зданием отеля водитель остановил машину, вылез и снял темные
очки. Отель был уютный, старый, желтый с зеленым. Над крыльцом красовалась
траурная вывеска "У Погибшего Альпиниста".
С крыши свисали мутные гофрированные сосульки толщиной в руку.
Огромный мотоцикл остывал у крыльца, рядом, на снегу, валялись кожаные
перчатки с раструбами.
Водитель извлек из машины тяжелый портфель и направился к крыльцу.
Высокие ноздреватые сугробы вокруг крыльца были утыканы разноцветными
лыжами. Одна лыжа была с ботинком. Водитель остановился, внимательно
оглядел лыжи, выдернул одну из сугроба, подержал на весу и воткнул обратно
в снег. Потом он повернулся к двери и остолбенел.
В дверном проеме у самой притолоки, упираясь ногами в одну филенку, а
спиной - в другую, висел невесть откуда взявшийся молодой человек. Поза
его при всей неестественности казалась вполне непринужденной. Он глядел на
водителя сверху вниз, скалил длинные желтоватые зубы и отдавал по-военному
честь.
- Здравствуйте, - сказал водитель, помолчав. - Вам помочь?
Незнакомец мягко спрыгнул вниз и, продолжая отдавать честь, стал во
фрунт.
- Честь имею, - сказал он. - Разрешите представиться: старший
лейтенант от кибернетики Симон Симоне.
- Вольно, - сказал водитель.
Они пожали друг другу руки.
- Собственно, я физик, - сказал Симоне. - Но "от кибернетики" звучит
почти так же плавно, как "от инфантерии". Получается смешно!.. - И он
неожиданно разразился ужасным рыдающим хохотом, в котором чудились сырые
подземелья, невыводимые кровавые пятна и звон ржавых цепей на прикованных
скелетах.
- Что вы делали там, наверху? - осведомился водитель, преодолевая
некоторую оторопь.
- Тренировался, - объяснил Симоне, любезно распахивая перед водителем
дверь. - Я ведь альпинист...
- Погибший? - сострил водитель и сейчас же пожалел об этом: на него
вновь обрушилась лавина замогильного хохота.
Они вошли в холл.
- Неплохо, неплохо для начала, - проговорил Симоне, вытирая глаза. -
Я чувствую, мы с вами подружимся...
В сумрачном холле тускло отсвечивали лаком модные низкие столики, на
одном негромко мурлыкал транзистор, а рядом, развалившись в креслах,
неподвижно застыли давешний мотоциклист и лыжник; Лыжник оказался румяным
гигантом, этаким белокурым викингом, а что касается мотоциклиста, то это
было на редкость тощее гибкое существо, то ли мальчик, то ли девочка.
Маленькое бледное личико было наполовину скрыто черными очками. К губе
прилипла потухшая сигарета.
- Тс-с-с! - сказал Симоне, понизив голос и подмигивая. - Вам сюда...
Жду в бильярдной. Играете?..
И Симоне на цыпочках вышел из холла.
Инспектор отогнул портьеру, вышел в коридор и толкнул дверь с
табличкой "Контора". В залитой солнцем комнате, небрежно опираясь на
тяжелый сейф, стоял с дымящейся сигарой невообразимо длинный, очень
сутулый человек в черном фраке с фалдами до пят. У него был галстук
бабочкой и благороднейших очертаний лицо с печальными водянистыми глазами
и аристократическими брыльями. Рядом с сейфом, положив морду на лапы,
лежал великолепный сенбернар, могучее животное ростом с теленка.
А за столом сидел лысый коренастый человек в меховом жилете поверх
ослепительной нейлоновой рубашки. У него была грубая красная физиономия и
шея борца-тяжеловеса.
- Разрешите представиться, - сказал человек в жилете. - Алек Сневар -
владелец этого отеля, этой долины, близлежащих гор и ущелий... Господин
Мозес - наш гость.
Господин Мозес улыбнулся и покивал, тряхнув брыльями.
- Очень рад, - сказал водитель сухо.
Господин Мозес понимающе развел руками, и сигара вдруг исчезла из
пальцев его левой руки и оказалась в пальцах правой. Водитель растерянно
мигнул, но тут же решил, что это ему показалось.
- Не буду вам мешать, - сказал господин Мозес, направляясь к дверям.
- Боже! - воскликнул вдруг он, и взгляд его просветлел. - Какая прелесть!
Где вы это взяли, сударь? - Он схватил водителя за лацкан, и в пальцах у
него вдруг оказалась маленькая фиалка. Он посмотрел на водителя,
удовлетворенно рассмеялся и вышел.
- У вас занятные постояльцы, - заметил водитель, усаживаясь в кресло.
- О, да! - сказал хозяин многозначительно. - За обедом вы их всех
увидите. - Он раскрыл громоздкий гроссбух и принялся сосредоточенно
оскабливать ногтями кончик пера. - Итак?
- Я инспектор полиции Петер Глебски, - сказал водитель. - Что тут у
вас случилось?
Хозяин поднял на него удивленные глаза.
- Простите?..
- Вы вызывали полицию?
- Я?! - пораженный хозяин даже приподнялся со стула.
- Та-ак... - протянул инспектор. - Понятно... Лыжи у вас никто
топором не рубил и шины у автомобилей не протыкал?
- Помилуйте, инспектор! - вскричал потрясенный хозяин. - Это какая-то
ошибка!..
- Ясно. - Инспектор поглядел на часы и подтянул к себе телефонный
аппарат. - Вижу, что ошибка. - Он набрал номер. - Капитан? Это инспектор
Глебски. Я прибыл на место и рад сообщить, что здесь ничего не
произошло... Да, ложный вызов... Слушайте, дружище, я охотно верю, что вы
проверяли, и тем не менее... Что? Да, это было бы неплохо, но для того
чтобы этого типа оштрафовать, надо его сначала выловить... Что? - Он снова
посмотрел на часы. - Нет, скоро стемнеет, а дорога дрянь. Завтра? Часам к
двум... Хорошо... Какая-какая настойка? Ах, вот как... Ладно. Привет.
Он повесил трубку и откинулся в кресле, с наслаждением вытянув ноги.
- Насколько я понимаю, - сказал хозяин с достоинством, - кто-то из
моих гостей...
- Увы, - сказал инспектор.
- Я приношу глубочайшие извинения, господин инспектор, - сказал
хозяин, прижимая руку к жилету. - У меня нет слов...
- И не надо, - сказал инспектор добродушно. - Я, знаете ли, давно уже
вышел из того возраста, когда огорчаются ложному вызову. С удовольствием
проведу у вас вечер и ночь за казенный счет. Что это у вас тут за
знаменитая эдельвейсовая настойка?
- Господин инспектор! - торжественно произнес просиявший хозяин. -
Мои подвалы - к вашим услугам! - Он захлопнул гроссбух и приказал: - Лель!
В шестой номер багаж господина инспектора!
Сенбернар поднялся, цокая когтями по линолеуму, подошел к портфелю,
взял его в зубы и вынес в коридор.


У себя в номере инспектор симметрично расположил на лакированной
поверхности стола чернильный прибор и пепельницу, рассеянно огляделся,
подошел к окну и закурил сигарету. За окном расстилалась долина, снежный
покров был чист и нетронут, как новенькая накрахмаленная простыня. Солнце
стояло еще высоко, синяя тень отеля лежала на снегу, и видны были тени
двух людей на крыше - один сидел, а другой неподвижно стоял рядом. Потом
тень сидящего шевельнулась - человек поднял руку с бутылкой, основательно
присосался, запрокинув голову, и вдруг сделал резкое движение. Пустая
бутылка пролетела мимо окна и бесшумно канула в сугроб. Инспектор
усмехнулся, раздавил в пепельнице окурок и прошел в спальню.
Там он оглядел себя в зеркало, поправил галстук, причесался и
опробовал несколько выражений лица, как-то: рассеянное любезное внимание,
мужественная замкнутость профессионала, простодушная готовность к
решительно любым знакомствам и ухмылка типа "гы-ы". Ни одно выражение не
локазалось ему подходящим, поэтому он не стал далее утруждать себя, сунул
в карман сигареты и вышел в коридор.
В коридоре было пусто. Откуда-то доносилась музыка, резкие щелчки
бильярдных шаров и рыдающий хохот лейтенанта от кибернетики.
На лестничной площадке инспектор столкнулся с незнакомым человеком,
который по железной чердачной лестнице спускался, по-видимому, с крыши. Он
был гол до пояса и лоснился от пота, лицо у него было бледное до зелени,
обеими руками он прижимал к груди ком смятой одежды.
- Неужели до сих пор загорали? - удивился инспектор. - Этак и
простудиться недолго....
Не дожидаясь ответа, он пошел вниз. Странный человек топал по
ступенькам следом.
- Да ничего! - проговорил он хрипловато. - Выпью вот, и ничего.
- Вы бы оделись, - посоветовал инспектор. - Вдруг там дамы...
- Да. Натурально. Совсем забыл.
Странный человек остановился и принялся напяливать рубашку, а
инспектор прошел в буфетную, где пышная горничная, с лицом миловидным и
порядком глупым, подала ему кофе и тарелку с холодным ростбифом. Странный
человек, уже одетый и уже не такой зеленый, присоединился к нему.
- Бренди, господин Хинкус? - спросила горничная.
- Да, - сказал господин Хинкус.
- Ваш приятель не убьет? - осведомился инспектор из вежливости.
- Какой приятель? - спросил господин Хинкус, наливая себе рюмку.
- Ну, вы же там не один?..
- Где? - отрывисто сказал Хинкус, осторожно поднося ко рту полную
рюмку.
- На крыше.
Рука у Хинкуса дрогнула, бренди потекло по пальцам. Он торопливо
выпил, потянул носом воздух и, вытирая рот ладонью, сказал:
- Почему не один? Один...
Инспектор с удивлением посмотрел на него.
- Странно, - сказал он. - Мне показалось, что там вас двое.
- А вы перекреститесь, чтоб не казалось, - грубо сказал Хинкус,
наливая себе вторую рюмку.
- Что это с вами? - холодно спросил инспектор.
Некоторое время Хинкус молча смотрел на полную рюмку, потом сказал:
- Так. Неприятности. Могут бить у человека неприятности?
- Да, конечно, - сказал инспектор смягчаясь. - Прошу прощения.
Хинкус хлопнул вторую рюмку.
- Послушайте, - сказал он. - А вы не хотите позагорать?
- Какое там - загорать! Солнце вот-вот сядет...
- Воздух там хорош, - сказал Хинкус как-то жалобно. - И вид
прекрасный. Вся долина как на ладони... Горы... А?
- Я лучше сыграю в бильярд, - сказал инспектор.
Хинкус впервые посмотрел ему прямо в лицо маленькими больными
глазками, потом завинтил колпачок, взял бутылку под мышку и направился к
двери.
- Смотрите не свалитесь с крыши, - сказал инспектор через плечо.
Хинкус задержался в дверях, оглянулся, молча покачал головой и вышел.


Ориентируясь по стуку бильярдных шаров, инспектор прошел по мягкому
ковру коридора и оказался в столовой. Там было темно, только из бильярдной
через приоткрытую дверь падала узкая полоска света. В этой полоске стоял
хозяин. Лицо его выражало какое-то недоумение, нижняя челюсть отвисла,
мохнатые брови были высоко задраны. Он с таким увлечением рассматривал
что-то в бильярдной, что даже не услышал, как инспектор подошел вплотную к
нему. Инспектор кашлянул. Хозяин быстро повернул голову, закрыл рот и
несколько смущенно улыбнулся.
- Феноменально... - пробормотал он. - Я... я о господине Олафе...
Никогда не видел таких игроков...
Не переставая смущенно улыбаться, он боком отошел от инспектора,
пересек столовую и скрылся в коридоре. Из бильярдной доносились хлесткие
трески удачных клапштосов и досадливые возгласы Симоне. Инспектор тоже
заглянул в щель. Ни Олафа, ни Симоне видно не было. У стены стояло кресло,
а в кресле уютно расположилась женщина ослепительной и странной красоты.
Ей было лет тридцать, у нее были нежные, смугло-голубоватые открытые плечи
и огромные томно полузакрытые глаза. В высоко взбитых роскошных волосах
сверкала диадема. Инспектор приосанился и вошел в бильярдную.
В бильярдной было полно народу. Красный и взъерошенный Симоне жадно
пил содовую. Румяный викинг Олаф, добродушно улыбаясь, неторопливо собирал
шары в треугольники. На подоконнике, поставив рядом с собой бутылку с
яркой наклейкой, сидело с ногами давешнее существо - не то мальчик, не то
девочка - странное чадо ХХ века. Устроившись в кресле неподалеку от
прекрасной дамы, господин Мозес рассеянно развлекался колодою карт -
пускал ее веером из руки в руку. Завидев инспектора, он благосклонно
покивал и сказал роскошной женщине:
- Ольга, позволь представить тебе нашего нового друга - господина
инспектора полиции Петера Глебски.
Инспектор поклонился сначала госпоже Ольге, а потом всем прочим.
- Какая прелесть! - пропела Ольга, широко раскрывая глаза. - Я обожаю
полицию! Этих героев, этих смельчаков... Вы ведь смельчак, инспектор?
Повинуясь приглашающему жесту Олафа и стараясь держаться
непринужденно, инспектор взял кий и принялся мелить наклейку.
- Увы, мадам, - сказал он. - Я обыкновенный полицейский чиновник...
- Не верю, - сказала мадам, закатывая глаза. - Человек с такой
внешностью не может не быть героем и смельчаком!..
- А вы знаете анекдот про полицейского инспектора, который сел на
кактус? - ревниво спросил Симоне. - Он тоже приехал по ложному вызову...
- Ах, Симоне, перестаньте, - сказала мадам, не поворачивая головы. -
Все равно вы не знаете ни одного приличного анекдота... Инспектор,
покажите, что вы настоящий мужчина - разбейте наконец этого противного
Олафа.
- Ольга, - сказал господин Мозес, - с твоего позволения я
откланяюсь... Господа, пусть победит сильнейший!
Он вышел. Инспектор улыбнулся Олафу в ответ на его приветливую улыбку
и разбил пирамиду. Тут Симоне вдруг улегся на пол в неглубокой, но широкой
нише и, упираясь руками и ногами в края ниши, полез к потолку.
- Симоне! - в ужасе воскликнула госпожа Мозес. - Что вы делаете! Вы
убьетесь!
В ответ Симоне заклекотал, повисел некоторое время, все больше
наливаясь кровью, потом легко спрыгнул на пол и отдал ей честь.
- Ну, Олаф, - сказал он, чуть задыхаясь, - молитесь! Вот теперь я
сделаю из вас бифштекс.
- Трепло, - кратко сообщило с подоконника чадо ХХ века, а Олаф,
внимательно рассматривая наклейку на своем кие, заметил:
- Бифштекс - это еда.
- Вот я и сделаю из вас еду! - заявил Симоне, бросая страстные
взгляды на госпожу Мозес.
- Зачем? - спросил Олаф.
- Чтобы съесть! - гаркнул Симоне.
- Обед через два часа, - заметил Олаф, посмотрев на часы.
- Я не могу больше разговаривать с этой игральной машиной! - жалобно
заревел Симоне, хватаясь за голову.
Госпожа Мозес залилась серебристым смехом, чадо на подоконнике
бросило окурок на пол и закурило новую сигарету, а Олаф улыбнулся и, почти
не целясь, с треском залепил шар в лузу через все поле.
- А по-моему, мы очень хорошо с вами беседуем, - сказал он. - Вы
очень хороший собеседник, Симоне. - Он прицелился и закатил еще один шар.
- Но бифштекс - это все-таки еда. И сделать из меня зайца вы не можете,
хотя и обещали. И разукрасить меня, как бог черепаху, тоже нельзя. Бог
вообще не красил черепах. Они серые...
Он неторопливо шел вокруг стола и, не переставая говорить, забивал
шар за шаром - тихие, аккуратные шары, и шары стремительные, как выстрел,
и шары, влетающие в лузы по каким-то фантастическим траекториям. С каждым
ударом лицо инспектора все больше вытягивалось, госпожа Мозес ахала и
ужасалась, а Симоне застонал и, обхватив руками голову, уселся в углу.


- С ума сойти, какая женщина! - заявил Симоне, отряхивая рукава. - Вы
заметили, как она на меня смотрела?
- Никак она на вас не смотрела, - возразил инспектор.
Они шли по коридору из бильярдной, направляясь по своим номерам. Оба
были возбуждены игрой и перепачканы мелом.
- Что вы понимаете! Вы старый полицейский тюфяк! Вы приходите с
работы и идете гулять с собачкой... У вас есть собачка?
- У меня есть собачка. Но госпожа Мозес смотрела все-таки на меня и
говорила, что я герой.
- Э, нет, - сказал Симоне. - Так у нас не пойдет! Не хватало мне еще
конкурента в виде престарелого полицейского инспектора! Учтите, я четыре
года без отпуска, и врачи прописали мне курс чувственных удовольствий!..
Навстречу им из пустого номера вышла пухленькая Кайса, держа в охапке
кучу простынь и наволочек. Симоне замер.
- Пардон! - воскликнул он и, не говоря более ни слова, устремился
вперед. Кайса взвизгнула не без приятности и скрылась в номере. Симоне
исчез там же, и через секунду оттуда донесся новый взвизг и раскат
леденящего душу хохота. Инспектор усмехнулся и, вытирая испачканные мелом
руки, вошел в свой номер.
В номере было нехорошо.
Кресло опрокинуто. Письменный стол залит уже застывшим клеем -
поливали прямо из бутылки, бутылка валялась тут же, - и в центре этой
засохшей лужи красовался листок бумаги. На листке корявыми печатными
буквами было написано: "Инспектора Глебски извещают, что в отеле под
именем Хинкус находится опасный гангстер, маньяк и убийца, известный в
преступных кругах под кличкой Филин. Он вооружен и грозит смертью одному
из клиентов отеля. Примите меры".
Не отрывая глаз от листка, инспектор вытащил сигарету, закурил, потом
подошел к окну. Тень отеля синела на снегу. На крыше по-прежнему торчал
опасный гангстер, маньяк и убийца господин Хинкус. Он был не один. Кто-то
опять стоял рядом, в нескольких шагах от него.


К обеду в столовой собрались все, кроме Хинкуса. Столовая была
большая, посредине стоял огромный овальный стол персон на двадцать.
Роскошный, почерневший от времени буфет сверкал серебряными кубками,
многочисленными зеркалами и разноцветными бутылками. Скатерть на столе
была крахмальная, посуда - прекрасного фарфора, приборы - серебряные, с
благородной чернью. Было весело. Симоне рассказывал анекдоты. Олаф и мадам
Мозес их не понимали.
- Приезжает как-то один штабс-капитан в незнакомый город, - говорил
Симоне. - Останавливается он в гостинице и велит позвать хозяина... - Тут
он замолчал и огляделся. - Впрочем, пардон... - произнес он. - Я не
уверен, что в присутствии дам... - Он поклонился в сторону госпожи Мозес,
- а также юно... э-э... юношества... - он посмотрел на чадо. - Э-э-э...
- А, дурацкий анекдот, - сказало чадо с пренебрежением. - "Все
прекрасно, но не делится пополам" - этот, что ли?
- Именно! - воскликнул Симоне и разразился хохотом.
- Делится пополам? - добродушно улыбаясь, осведомился Олаф.
- Не делится, - сердито поправило чадо.
- Не делится? - удивился Олаф. - А что именно не делится?
Чадо открыло было рот, но господин Мозес сделал неуловимое движение,
и рот оказался заткнут большим румяным яблоком, от которого чадо тут же
сочно откусило.
- Не делится пополам, - очаровательно улыбаясь, объяснила госпожа
Мозес. - Как вы не понимаете, Олаф! Это - из алгебры. Ах, алгебра! Алгебра
- это царица наук!..
Симоне зарычал, схватил свою тарелку и пересел к инспектору. Тут в
столовой объявилась Кайса и принялась тарахтеть, обращаясь к хозяину:
- Он не желает идти. Он говорит: раз не все собрались, говорит, так и
он не пойдет. А когда все соберутся, говорит, тогда и он спустится. И две
бутылки у него там пустые...
- Так пойди и скажи, что все уже давным-давно собрались, - приказал
хозяин.
- Я так и сказала, что все собрались, что кончают уже, а он мне не
верит...
Инспектор встал.
- Я его приведу, - сказал он.
Хозяин всполошился.
- Ни в коем случае, - вскричал он. - Кайса, быстро!
- Ничего, ничего, - сказал инспектор, направляясь к двери. - Я
сейчас.
Выходя из столовой, он услышал, как Симоне провозгласил: "Правильно!
Пусть-ка полиция займется своим делом", после чего залился кладбищенским
хохотом.
Инспектор поднялся по лестнице, толкнул грубую деревянную дверь и
оказался в круглом, сплошь застекленном павильончике с узкими скамейками
вдоль стен. Фанерная дверь, ведущая на крышу, была закрыта. Инспектор
осторожно потянул за ручку, раздался пронзительный скрип несмазанных
петель. Инспектор открыл дверь и увидел Хинкуса. Лицо Хинкуса было ужасно
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента