Страница:
Когтистая лапа вновь разорвала воздух, но не смогла достать его. Оглядевшись по сторонам, Мордред увидел шест с рогатиной на конце, похожий на те, которыми на сборе урожая ловят гадюк. С помощью этого шеста он вновь поднял клетку в оконную нишу и развернул ее так, чтобы дверца глядела наружу. Клетка заняла собой весь проем. Мордред завел шест в петлю и осторожно поднял плетеную дверцу. С дверцей поднялся и трупик крысы, и кот ударил опять, грозно шипя на новую цель. И обнаружил, что бьет лапой воздух. Две долгие минуты зверь оставался совершенно недвижим, Мордред не заметил ни одного движенья, если не считать колыханья шерсти и легкого подергиванья хвоста, потом, охотясь на свободу, как охотился бы на добычу, кот подполз к краю клетки, к краю подоконника и глянул вниз.
Мордред не увидел прыжка. Только что кот, еще узник, сидел на окне, а мгновение спустя он уже растворился в вольной ночи.
Другой узник, оттащив клетку от слишком узкого для него окна, бросил ее на пол и со всем тщанием поставил шест в то же место, откуда его взял.
У дверей покоя оркнейских принцев уже стоял стражник. Он схватился было за копье, но увидев, кто приближается к нему, нерешительно переступил с ноги на ногу и вновь опустил оружие, стукнув древком копья о камень.
Мордред, ожидавший такого приема, заранее завернулся в коричневый плащ, а под ним прижимал к себе немногие пожитки, скрывая заодно и пораненную руку. На лице его стражник не увидел ничего, кроме холодного удивления.
— Стража? В чем дело, что случилось?
— Приказ короля, господин, — деревянно ответил стражник.
— Приказ не впускать меня? Или не выпускать?
— М-м-м, не выпускать, то есть, я хотел сказать, присматривать за вами, м-м… мой господин. — Стражник прочистил горло, явно чувствуя себя неуверенно, и попытался загладить свои слова: — Я думал, вы все спите в покое, молодой господин. Так ты, вероятно, был у своей госпожи королевы?
— А, выходит, еще и королевский приказ докладывать о наших передвижениях? — Мордред дал повиснуть молчанию, глядя, как переминается с ноги на ногу стражник, потом улыбнулся. — Нет, я был не у королевы Моргаузы. Ты всегда спрашиваешь гостей короля, где они проводят ночь?
Рот стражника медленно приоткрылся. Мордред без труда прочитал его мысли, ясно отразившиеся на лице солдата: удивленье, веселье, соучастье. Запустив свободную руку в кошель у пояса, он достал монету. До того они и так говорили вполголоса, но теперь он заговорил еще тише:
— Ты никому не скажешь?
Лицо стражника расплылось в ухмылке.
— И впрямь никому, господин. Прошу прощения, господин. Спасибо, господин. Доброй ночи, господин.
Проскользнув мимо него, Мордред крадучись вошел в спальный покой.
Сколь тихо он ни старался двигаться, Гавейн, проснувшись, приподнялся на локте и тут же потянулся за кинжалом.
— Кто здесь?
— Мордред. Говори тише. Все спокойно.
— Где ты был? Я думал, ты преспокойно спишь в своей постели.
Мордред не ответил. В его привычке было молчать, как свечу гася дальнейшую беседу. Он обнаружил, что если не давать ответа на неловкий вопрос, собеседник почти никогда не задает его снова. Он не знал, что такое открытие делают обычно в зрелые годы и что люди, слабые духом, не делают его вовсе. А потому, не сказав ни слова, он подошел к своей постели и только тогда, будучи скрытый контрфорсом, бросил на постель свой узел, а поверх него плащ. Гавейну не следует знать, что под плащом он был одет по-дорожному.
— Мне показалось, я слышал голоса, — прошептал Гавейн.
— У дверей поставили стражников. Я говорил с одним из них.
— А… — Как и рассчитывал Мордред, стража не особенно заинтересовала Гавейна. Гавейну, вероятно, просто не пришло в голову, что в Регеде такую стражу выставляли впервые. Он скорее решил, что Мордред просто выходил до ветру. Он снова лег. — Это, наверно, меня и разбудило. Который час?
— Должно быть, далеко за полночь, — мягко произнес Мордред, заматывая пораненную руку тряпицей. — А выезжаем мы рано поутру. Лучше сейчас выспаться перед дорогой. Доброй ночи.
Некоторое время спустя Мордред заснул. В полулиге от замка, на краю обширной лесистой земли, что звалась Диким лесом, молодой дикий кот уселся у корней огромной сосны и принялся чистить свой жесткий мех, слизывая с него запах неволи.
12
13
Мордред не увидел прыжка. Только что кот, еще узник, сидел на окне, а мгновение спустя он уже растворился в вольной ночи.
Другой узник, оттащив клетку от слишком узкого для него окна, бросил ее на пол и со всем тщанием поставил шест в то же место, откуда его взял.
У дверей покоя оркнейских принцев уже стоял стражник. Он схватился было за копье, но увидев, кто приближается к нему, нерешительно переступил с ноги на ногу и вновь опустил оружие, стукнув древком копья о камень.
Мордред, ожидавший такого приема, заранее завернулся в коричневый плащ, а под ним прижимал к себе немногие пожитки, скрывая заодно и пораненную руку. На лице его стражник не увидел ничего, кроме холодного удивления.
— Стража? В чем дело, что случилось?
— Приказ короля, господин, — деревянно ответил стражник.
— Приказ не впускать меня? Или не выпускать?
— М-м-м, не выпускать, то есть, я хотел сказать, присматривать за вами, м-м… мой господин. — Стражник прочистил горло, явно чувствуя себя неуверенно, и попытался загладить свои слова: — Я думал, вы все спите в покое, молодой господин. Так ты, вероятно, был у своей госпожи королевы?
— А, выходит, еще и королевский приказ докладывать о наших передвижениях? — Мордред дал повиснуть молчанию, глядя, как переминается с ноги на ногу стражник, потом улыбнулся. — Нет, я был не у королевы Моргаузы. Ты всегда спрашиваешь гостей короля, где они проводят ночь?
Рот стражника медленно приоткрылся. Мордред без труда прочитал его мысли, ясно отразившиеся на лице солдата: удивленье, веселье, соучастье. Запустив свободную руку в кошель у пояса, он достал монету. До того они и так говорили вполголоса, но теперь он заговорил еще тише:
— Ты никому не скажешь?
Лицо стражника расплылось в ухмылке.
— И впрямь никому, господин. Прошу прощения, господин. Спасибо, господин. Доброй ночи, господин.
Проскользнув мимо него, Мордред крадучись вошел в спальный покой.
Сколь тихо он ни старался двигаться, Гавейн, проснувшись, приподнялся на локте и тут же потянулся за кинжалом.
— Кто здесь?
— Мордред. Говори тише. Все спокойно.
— Где ты был? Я думал, ты преспокойно спишь в своей постели.
Мордред не ответил. В его привычке было молчать, как свечу гася дальнейшую беседу. Он обнаружил, что если не давать ответа на неловкий вопрос, собеседник почти никогда не задает его снова. Он не знал, что такое открытие делают обычно в зрелые годы и что люди, слабые духом, не делают его вовсе. А потому, не сказав ни слова, он подошел к своей постели и только тогда, будучи скрытый контрфорсом, бросил на постель свой узел, а поверх него плащ. Гавейну не следует знать, что под плащом он был одет по-дорожному.
— Мне показалось, я слышал голоса, — прошептал Гавейн.
— У дверей поставили стражников. Я говорил с одним из них.
— А… — Как и рассчитывал Мордред, стража не особенно заинтересовала Гавейна. Гавейну, вероятно, просто не пришло в голову, что в Регеде такую стражу выставляли впервые. Он скорее решил, что Мордред просто выходил до ветру. Он снова лег. — Это, наверно, меня и разбудило. Который час?
— Должно быть, далеко за полночь, — мягко произнес Мордред, заматывая пораненную руку тряпицей. — А выезжаем мы рано поутру. Лучше сейчас выспаться перед дорогой. Доброй ночи.
Некоторое время спустя Мордред заснул. В полулиге от замка, на краю обширной лесистой земли, что звалась Диким лесом, молодой дикий кот уселся у корней огромной сосны и принялся чистить свой жесткий мех, слизывая с него запах неволи.
12
К утру стало очевидно, что предостереженье Нимуэ дошло и до ратников Артурова эскорта. В дороге стражники бдительно следили за тем, чтобы никто из оркнейцев не отставал и чтобы все они держались поближе друг к другу, но делали это со всевозможным тактом и уваженьем, словно такое обращение со свитой королевы превращало их из тюремщиков в почетную стражу. Моргауза так и восприняла их повеленье. Так же приняли его и четверо младших принцев, которые ехали не спеша и болтали и смеялись со стражником, но Мордред, верхом на добром коне, глядя на открытые всем ветрам вересковые пустоши, маняще раскинувшиеся по обе стороны тракта, беспокойно перебирал поводья и молчал.
Они достигли гавани слишком скоро. И первое, что бросилось им в глаза, был “Орк”, одиноко стоявший у пристани. Буря, как объяснил им капитан эскорта, лишь слегка потрепала “Морской дракон”, а потому королевский корабль продолжил свой путь на юг; ему и его ратникам придется теперь плыть вместе с королевой и ее свитой на “Орке”. Моргауза была раздосадована, но, поскольку ее уже начали одолевать недобрые предчувствия, которые она боялась выказать, она подчинилась давлению обстоятельств и вместе со свитой и ратниками поднялась на борт. На корабле теперь стало тесновато, но ветер спал, и плаванье к эстуарию Итуны, а оттуда на юг вдоль побережья Регеда было спокойное и даже приятное.
Мальчики проводили все время на палубе, глядя, как проплывают мимо поросшие лесом холмы. За кормой корабля с криками носились чайки. Однажды “Орку” пришлось прокладывать себе путь через флотилию рыбацких лодок, а как-то раз, в крохотной бухточке на холмистом берегу, они видели, как какие-то люди верхом на пони сгоняют в стадо скот (очевидно, краденый, заметил Агравейн скорее с одобрением, чем с порицаньем), но помимо этого им не встречалось никаких признаков человеческого жилья. Моргауза не покидала своей каюты. Матросы учили мальчиков вязать узлы, а Гарет пытался играть на дудочке, которую один из матросов вырезал из камыша. Все до единого принцы смастерили себе удочки и не без успеха занимались рыбалкой, а потому поглощали обильные трапезы из свежезапеченной рыбы. Мальчики были преисполнены бурной жажды приключений и предвкушения ослепительного будущего, которое, по их мнению, их ожидало. Даже Мордреду временами удавалось позабыть о страхе, нависшем над ним черной тучей. Единственной ложкой дегтя было молчание эскорта. Мальчики пытались расспрашивать ратников — младшие принцы с невинным любопытством, Мордред с осторожной хитростью, — но солдаты и их капитаны готовы были поведать не больше, чем королевский посланник. О приказах Верховного короля или о планах на их будущее они не узнали ничего.
Так промелькнули три дня. Затем, ведомый твердой рукой шкипера, то и дело тревожно поглядывавшего на парус, то провисавший, то надувавшийся под прихотливым ветром, “Орк” пристал в Сегонтиуме на побережье Уэльса прямо против острова Мона.
Гавань здесь была много больше маленького порта в Регеде. В Каэр-ин-ар-Воне, или Сегонтиуме, как он назывался при римлянах, стоял крупный военный гарнизон, восстановленный недавно по меньшей мере в половину былого числа. Крепость располагалась на каменистом склоне холма над городом, а за ней поднимались предгорья, коронованные белоснежными высотами Маэль-и-Виддфы, или Снежной горы. За узким проливом, сияющим на солнце синевой словно сапфир, лежали золотые поля и магические камни Моны, острова друидов.
Мальчики сгрудились у борта, во все глаза всматриваясь в открывающуюся им картину. Наконец из своей каюты поднялась сама Моргауза. Даже несмотря на спокойное и гладкое плаванье, выглядела она больной и бледной. (“Это потому, что она ведьма”, — с гордостью объяснил капитану эскорта Гавейн. ) Когда шкипер “Орка” объявил королеве, что им придется переждать в гавани, пока не переменится ветер, Моргауза с благодарностью ответила, что несколько дней сможет спать не на корабле, и тут же на берег был послан распорядитель двора, чтобы договориться о комнатах на постоялом дворе у пристани. Это было процветающее и добропорядочное заведенье, и предложенные покои обещали быть теплыми и удобными. Королева и ее свита сошли на берег в превосходном настроении.
В Сегонтиуме они провели четыре дня. Королева и ее дамы не покидали своих комнат. Мальчикам дозволили гулять в городе или, все еще под бдительным оком королевской стражи, спускаться на берег искать моллюсков. Во вторую подобную вылазку Мордред повернул назад под видом того, что заскучал. Хотя он не говорил этого в пределах слышимости остальных принцев, он дал понять стражникам, что для юноши, который всего несколько лет назад делал это ради пропитания, поиск ракушек на берегу — малоинтересное занятие. А потому он оставил принцев рыскать среди камней и один направился в город, а потом, скрывая свое нетерпенье, легким шагом, словно гуляя, неспешно двинулся по дороге, взбиравшейся на склон позади домов и ведшей мимо крепостных стен к дальним высотам Маэль-и-Виддфы.
После ночного заморозка воздух был ослепительно ясен, но солнце уже успело нагреть камни. Мордред присел на валун. Увидев такую картину, любой наблюдатель решил бы, что юноша наслаждается открывшимся перед ним видом и последним осенним солнцем. На деле Мордред внимательно оглядывался по сторонам, выискивая пути к бегству.
Вдалеке на полянке мальчик пас отару овец. Их следы бороздили склон горы. Выше, позади каменистого пастбища, лежала роща, опушка густого леса, словно темное покрывало укутавшего бока Снежной горы. Просека меж деревьев показывала, где начинается дорога, что шла на восток страны.
Вот какой ему следует выбрать путь. Несомненно, вскоре выйдет дорога к знаменитому Сарн Элену, перешейку, ведущему к реке Дэва и другим британским королевствам. А там он без труда затеряется. Все его деньги были при нем и, использовав как предлог то, что ночью подморозило, он прихватил с собой теплый плащ.
По тропинке со стуком прокатился камешек. Оглянувшись, Мордред увидел, что в каком-то десятке шагов от него стоят два стражника, якобы лениво глядя вдаль на пляж за городом. Но их осанка и поза выдавали напряженное вниманье, и время от времени взгляды их обращались на сидевшего на камне юношу.
Это были те самые стражники, что сопровождали принцев на пляж. Теперь внизу он видел своих сводных братьев, на таком расстоянии крохотных, но вполне узнаваемых среди других охотников за раковинами. Мордред поискал глазами их сопровождающих и не нашел никого.
Вывод напрашивался сам собой: стражники предоставили мальчиков их забавам и потихоньку последовали за ним на гору. Солдаты сторожили его одного.
Чувство, которое без труда распознал бы запертый в клетку дикий кот, было готово разорвать ему грудь, хрипом вырваться из горла. Ему хотелось закричать, разразиться бранью, убежать.
Бежать. Он вскочил на ноги. И тут же пришли в движенье еще две фигуры: с деланной небрежностью стражники направились в его сторону. Оба они были молоды и крепки телом. Ему ни за что не скрыться от них. Он застыл неподвижно.
— Пора возвращаться, молодой господин, — любезно обратился к нему один из стражников. — Уже скоро пора обедать, полагаю.
— И братья твои возвращаются, — указал вниз другой. — Посмотри, господин, их отсюда видно. Не спуститься ли нам?
Мордред словно окаменел. Даже во взгляде не отразились обуревавшие его чувства. Нечто, чего не понять ни одному дикому зверю — да и мало кто из людей такое бы понял, — принуждало его молчать и хранить безразличное внешне выраженье. Два глубоких вздоха потребовалось ему, чтобы овладеть собой, подавить страх и готовое выплеснуться наружу яростное разочарованье. Он почти чувствовал, как разочарованье, словно кровь, стекает в землю с кончиков его пальцев. А вместо него пришла едва заметная дрожь, что бывает после того, как спадет напряженье, а затем вновь образовавшуюся пустоту заполнило обычное его спокойное самообладанье.
Он кивнул стражникам, отстранение произнес пустые вежливые слова и спустился к постоялому двору. Не отставая ни на шаг, стражники вышагивали по обе стороны от него.
На следующий день он попытал счастья снова.
Принцы, которым наскучили берег и город, жаждали посетить могучую крепость на склоне горы, но королева запретила им даже помышлять об этом. И действительно, капитан эскорта решительно объявил, что даже принцев Оркнейских не пустят за ворота. Цитадель укреплена и во все времена содержится в боевой готовности.
— Зачем? — спросил Гавейн.
Капитан молча мотнул головой в сторону моря.
— Ирландцы?
— Пикты, ирландцы, саксы. Кто угодно.
— А сам король Маэлгон там?
— Нет.
— Которое из укреплений башня Максена? — Этот заданный скучным голосом вопрос исходил от Мордреда.
— Чья башня? — решительно вмешался Агравейн.
— Максена. Кто-то говорил вчера о ней.
Этот “кто-то” был один из приставленных к нему стражников, который заметил, что башня находится высоко на склоне горы, недалеко от опушки леса.
— Она вон там, — указал на гору капитан. — Только теперь вы ее не увидите, она в развалинах.
— Кто такой был этот Максен? — поинтересовался Гахерис.
— Они что, ничему вас на Оркнеях не учат? — спросил было капитан, но решил проявить снисхожденье: — Это был император Британии, Магнус Максимус, испанец по рожденью…
— Разумеется, это мы знаем, — прервал его Гавейн. — Мы с ним в родстве. Он был императором в Риме, и это его меч Мерлин поднял из озера ради Верховного короля; Калибурн, Королевский меч Британии. Это всем известно! Он предок нашей матери через короля Утера!
— Тогда почему бы нам не посетить башню? — спросил Мордред. — Она за пределами крепости, так что, конечно, кто угодно может туда пойти? Даже если она в развалинах…
— Прошу простить меня, — покачал головой капитан. — Слишком далеко. Мне были даны распоряжения.
— Распоряжения? — ощетинился было Гавейн, но, не слушая ни его, ни капитана, Агравейн довольно грубо бросил Мордреду:
— И вообще, тебе-то зачем туда идти? Ты не родня Максену! Это мы с ним в родстве! И мы королевской крови и по линии матери!
— Тогда если я бастард из рода Лота, то можешь считать себя бастардом из рода Максена, — отрезал Мордред, в душе которого страх и напряженье внезапно обратились в ярость, а потому он не задумывался о сказанных словах.
Ему ничего не грозило. Близнецам, верным мальчишескому закону молчанья во всем, что касалось их матери, и в голову не пришло бы передать королеве это оскорбление. Их приемы были намного проще. После удивленного промедленья, вызванного лишь неожиданностью, они завопили от ярости и бросились на Мордреда, и вся энергия, скопившаяся за дни вынужденного бездействия на борту корабля, вылилась в изрядную потасовку по всему двору харчевни. После того как их растащили, принцев высекли за драку, а королева была к тому же в таком гневе, что кто-то посмел нарушить ее покой, что вообще запретила мальчикам покидать постоялый двор. И потому развалины Максеновой башни не довелось увидеть никому, и мальчикам пришлось довольствоваться игрой в костяшки и рассказыванием друг другу баек. Детские игры, отозвался об этих занятиях Мордред, на сей раз с открытым презреньем, поскольку обида и разочарованье его были еще свежи и живы; он держался поодаль от остальных.
На следующий день под вечер ветер внезапно переменился и снова ровно и сильно задул с севера. Под бдительным оком эскорта королева со свитой снова взошли на корабль, и, повинуясь ровному ветру, “Орк” полетел на юг, пока наконец не свернул с открытого моря в тихие воды Севернского моря. Неподвижная вода стояла здесь словно стекло.
— И так будет до самого Стеклянного острова, — заверил королеву и принцев шкипер.
И низко сидящий “Орк” действительно плавно заскользил по зеркалу эстуария; матросы налегли на весла лишь на последнем участке пути, чтобы подвести корабль к пристани Инис Витрина, Стеклянного острова, которая располагалась под самыми стенами дворца Мельваса, короля этой земли.
Дворец Мельваса, скорее просторная усадьба, располагался на лугу, лентой окаймлявшем крупнейший из трех островов, называемых все вместе Инис Витрин. Два острова представляли собой пологие зеленые холмы, плавно поднимавшиеся из окружавшей их воды. Третьим был Тор, высокий, размером с небольшую гору, конический холм столь совершенной формы, что казался твореньем рук человека или богов. Словно пояс на теле гиганта тянулись вдоль его основанья яблоневые сады, над которыми вился дымок из поселка, служившего Мельвасу столицей. Подобно огромному маяку сигнальной башни возвышался Тор над затопленной равниной Летних земель. Артур сам повелел использовать его для этой цели: сигнальная башня высилась на самой вершине холма, ближайшая сторожевая и сигнальная башня к столице Верховного королевства — Камелоту. Со смотровой площадки, сказали принцам, стены и сияющие башни Артуровой цитадели, стоявшей за Озером, были видны как на ладони.
Собственная крепость короля Мельваса лежала чуть ниже вершины холма. Под стены крепости вела крутая, присыпанная гравием дорога, петляющая по склону. Зимой, так говорили местные жители, дорогу совсем развозит от грязи и добраться наверх почти невозможно. Но сраженья зимой не ведутся. Король и его двор проводили все времена года в довольстве и роскоши в усадьбе на берегу, заполняя свои дни охотой, которая в насквозь пропитанных водой Летних землях заключалась в основном в охоте на диких птиц, гнездившихся на болотах. Болота, пока хватало глаз, тянулись на юг, и над их отражавшими солнечный свет заводями лишь изредка вставали купы плакучих ив и ольхи, которые окружали поросшие камышами островки, где на сваях строили свои хижины обитатели болот.
Король Мельвас принял оркнейцев любезно. Это был крупный мужчина с русой бородой, румяными щеками и красными полными губами. Король и не подумал скрыть своего восхищенья Моргаузой. Он встретил ее церемонным поцелуем приветствия — и если этот поцелуй несколько затянулся, то Моргауза не высказала возражений. Когда она представила своих сыновей, король встретил их тепло и был еще более сердечен в своих похвалах женщине, произведшей на свет столь красивую ватагу. Мордреда, как обычно, представили последним. Если во время обмена приветственными речами взгляд короля слишком часто возвращался к высокому юноше, стоявшему позади остальных принцев, никто, кроме самого юноши, похоже, этого не заметил. Затем Мельвас, снова окинув Мордреда долгим взглядом, повернулся к Моргаузе, чтобы рассказать ей об ожидающем ее курьере Верховного короля.
— Курьер? — резко переспросила Моргауза. — Ко мне, сестре короля? Ты, должно быть, имеешь в виду одного из рыцарей? С положенным нам эскортом?
Но нет: похоже, посредник был всего лишь одним из королевских курьеров, который, должным образом явившись пред очи Моргаузы, кратко и без особых церемоний передал королеве посланье своего повелителя. Моргаузе и ее свите приказано остаться на Инис Витрине до завтрашнего дня, а наутро с эскортом, который пошлет за ней Артур, она выедет в Камелот. Там король примет ее с сыновьями в Круглом зале. Младшие мальчики, вне себя от возбужденья, не заметили ничего дурного, но Мордред и Гавейн прекрасно видели, как боролись на лице королевы страх и дурные предчувствия, пока она расспрашивала курьера.
— Он не сказал ничего больше, госпожа, — повторил курьер. — Только то, что желает видеть тебя завтра в Круглом зале. А до того времени ты останешься здесь. Дама Нимуэ. госпожа? Нет, она еще не вернулась с севера. Это все, что мне известно.
На том он с поклоном удалился. Гавейн, озадаченный и склонный проявить королевский гнев, начал было что-то говорить, но его мать, жестом велев ему умолкнуть, некоторое время стояла, кусая губы и размышляя. Потом она стремительно повернулась к Габрану.
— Прикажи позвать моих женщин. Пусть они распакуют наши одежды и выложат для меня белое платье и алый плащ. Сейчас, да, сейчас же, шевелись! Неужели ты думаешь, что я послушно останусь тут на ночь, а завтра, как он распорядился, явлюсь в Круглый зал? Ты что, не знаешь, что это за место? Это зал Совета Артура, где выносят приговоры. О да, я слышала об этом зале и о его Погибельном сиденье, предназначенном для преступивших закон Верховного короля или для тех, у кого есть жалобы на этот закон!
— Но какая тебя может ждать там “погибель”? Ты не преступала его закона, — поспешил ответить Габран.
— Разумеется, нет! — отрезала Моргауза. — Вот почему я не желаю появляться там как преступница или просительница, не желаю, чтобы мой собственный брат принимал меня перед Советом! Я поеду немедленно, сегодня же вечером, пока он сидит за ужином с королевой и всем своим двором. Посмотрим тогда, намерен ли он отказать в почете, какой положен матери его… — Тут она осеклась и продолжила, явно изменив слова, готовые сорваться с ее языка: — Его сестре и сыновьям его сестры.
— Госпожа, а тебя отпустят?
— Я не пленница. Как могут меня не пустить, не открыв всему свету, что со мной обращаются дурно? А кроме того, отряд короля ведь вернулся в Камелот?
— Да, госпожа, но король Мельвас…
— После того, как меня оденут, можешь сказать королю, чтоб пришел повидаться со мной.
Довольно неохотно Габран повернулся уходить.
— Габран. — Он остановился, обернулся. — Возьми с собой мальчиков. Скажи женщинам, чтоб их подготовили. Пусть их оденут в придворные одежды. Я позабочусь о том, чтобы Мельвас дал нам лошадей и сопровождающих. — Губы ее сжались в тонкую линию. — Если мы прибудем под охраной, Артур ни в чем не сможет его обвинить. Во всяком случае, опасность грозить будет Мельвасу, а не нам. А теперь иди. Ты с нами не поедешь. Ты поедешь завтра со всеми остальными.
Габран помедлил, но поймал взгляд королевы и, понурив голову, вышел из покоя.
Нетрудно догадаться, к каким средствам убежденья прибегла Моргауза в своей беседе с Мельвасом. Как бы то ни было, она получила желаемое. На коротком осеннем закате небольшая кавалькада поскакала по перешейку, ведшему через Озеро на восток. Моргауза ехала на хорошенькой мышастой кобыле, упряжь которой была расцвечена зеленым и алым и украшена бубенцами. Мордреду, к немалому его удивлению, подвели красивого гнедого жеребца, в точности такого же, на котором бок о бок с ним скакал теперь Гавейн. Посланный Мельвасом вооруженный эскорт ехал в топоте копыт и бряцанье оружия следом за принцами, вытянувшись в цепочку на узком перешейке. За спиной у них в горниле расплавленной меди садилось солнце, закат постепенно увял до выжженной зелени и пурпура. В воздухе веяло холодком, и в синих тенях надвигавшихся сумерек чувствовалось предвестье ночных заморозков.
Под копытами лошадей скрипел гравий, но вскоре впереди показался большой тракт, блеклая полоса дороги, уводящая через залитые водой пустоши, поросшие камышом и ольшаником. Вспугнутые шумом кавалькады, взлетали болотные птицы, и потревоженная ими вода, расходясь кругами, походила на расплавленный металл. Конь Мордреда тряхнул головой, зазвенела серебром уздечка. Несмотря на все его опасенья, на душе у него внезапно посветлело. Потом раздался резкий возглас, кто-то указал вперед.
Впереди, на вершине поросшего густым лесом холма, ловя шпилями с развевающимися на них знаменами лучи умирающего заката и подобно факелам пылая на фоне вечернего неба, перед принцами предстали величественные башни Камелота.
Они достигли гавани слишком скоро. И первое, что бросилось им в глаза, был “Орк”, одиноко стоявший у пристани. Буря, как объяснил им капитан эскорта, лишь слегка потрепала “Морской дракон”, а потому королевский корабль продолжил свой путь на юг; ему и его ратникам придется теперь плыть вместе с королевой и ее свитой на “Орке”. Моргауза была раздосадована, но, поскольку ее уже начали одолевать недобрые предчувствия, которые она боялась выказать, она подчинилась давлению обстоятельств и вместе со свитой и ратниками поднялась на борт. На корабле теперь стало тесновато, но ветер спал, и плаванье к эстуарию Итуны, а оттуда на юг вдоль побережья Регеда было спокойное и даже приятное.
Мальчики проводили все время на палубе, глядя, как проплывают мимо поросшие лесом холмы. За кормой корабля с криками носились чайки. Однажды “Орку” пришлось прокладывать себе путь через флотилию рыбацких лодок, а как-то раз, в крохотной бухточке на холмистом берегу, они видели, как какие-то люди верхом на пони сгоняют в стадо скот (очевидно, краденый, заметил Агравейн скорее с одобрением, чем с порицаньем), но помимо этого им не встречалось никаких признаков человеческого жилья. Моргауза не покидала своей каюты. Матросы учили мальчиков вязать узлы, а Гарет пытался играть на дудочке, которую один из матросов вырезал из камыша. Все до единого принцы смастерили себе удочки и не без успеха занимались рыбалкой, а потому поглощали обильные трапезы из свежезапеченной рыбы. Мальчики были преисполнены бурной жажды приключений и предвкушения ослепительного будущего, которое, по их мнению, их ожидало. Даже Мордреду временами удавалось позабыть о страхе, нависшем над ним черной тучей. Единственной ложкой дегтя было молчание эскорта. Мальчики пытались расспрашивать ратников — младшие принцы с невинным любопытством, Мордред с осторожной хитростью, — но солдаты и их капитаны готовы были поведать не больше, чем королевский посланник. О приказах Верховного короля или о планах на их будущее они не узнали ничего.
Так промелькнули три дня. Затем, ведомый твердой рукой шкипера, то и дело тревожно поглядывавшего на парус, то провисавший, то надувавшийся под прихотливым ветром, “Орк” пристал в Сегонтиуме на побережье Уэльса прямо против острова Мона.
Гавань здесь была много больше маленького порта в Регеде. В Каэр-ин-ар-Воне, или Сегонтиуме, как он назывался при римлянах, стоял крупный военный гарнизон, восстановленный недавно по меньшей мере в половину былого числа. Крепость располагалась на каменистом склоне холма над городом, а за ней поднимались предгорья, коронованные белоснежными высотами Маэль-и-Виддфы, или Снежной горы. За узким проливом, сияющим на солнце синевой словно сапфир, лежали золотые поля и магические камни Моны, острова друидов.
Мальчики сгрудились у борта, во все глаза всматриваясь в открывающуюся им картину. Наконец из своей каюты поднялась сама Моргауза. Даже несмотря на спокойное и гладкое плаванье, выглядела она больной и бледной. (“Это потому, что она ведьма”, — с гордостью объяснил капитану эскорта Гавейн. ) Когда шкипер “Орка” объявил королеве, что им придется переждать в гавани, пока не переменится ветер, Моргауза с благодарностью ответила, что несколько дней сможет спать не на корабле, и тут же на берег был послан распорядитель двора, чтобы договориться о комнатах на постоялом дворе у пристани. Это было процветающее и добропорядочное заведенье, и предложенные покои обещали быть теплыми и удобными. Королева и ее свита сошли на берег в превосходном настроении.
В Сегонтиуме они провели четыре дня. Королева и ее дамы не покидали своих комнат. Мальчикам дозволили гулять в городе или, все еще под бдительным оком королевской стражи, спускаться на берег искать моллюсков. Во вторую подобную вылазку Мордред повернул назад под видом того, что заскучал. Хотя он не говорил этого в пределах слышимости остальных принцев, он дал понять стражникам, что для юноши, который всего несколько лет назад делал это ради пропитания, поиск ракушек на берегу — малоинтересное занятие. А потому он оставил принцев рыскать среди камней и один направился в город, а потом, скрывая свое нетерпенье, легким шагом, словно гуляя, неспешно двинулся по дороге, взбиравшейся на склон позади домов и ведшей мимо крепостных стен к дальним высотам Маэль-и-Виддфы.
После ночного заморозка воздух был ослепительно ясен, но солнце уже успело нагреть камни. Мордред присел на валун. Увидев такую картину, любой наблюдатель решил бы, что юноша наслаждается открывшимся перед ним видом и последним осенним солнцем. На деле Мордред внимательно оглядывался по сторонам, выискивая пути к бегству.
Вдалеке на полянке мальчик пас отару овец. Их следы бороздили склон горы. Выше, позади каменистого пастбища, лежала роща, опушка густого леса, словно темное покрывало укутавшего бока Снежной горы. Просека меж деревьев показывала, где начинается дорога, что шла на восток страны.
Вот какой ему следует выбрать путь. Несомненно, вскоре выйдет дорога к знаменитому Сарн Элену, перешейку, ведущему к реке Дэва и другим британским королевствам. А там он без труда затеряется. Все его деньги были при нем и, использовав как предлог то, что ночью подморозило, он прихватил с собой теплый плащ.
По тропинке со стуком прокатился камешек. Оглянувшись, Мордред увидел, что в каком-то десятке шагов от него стоят два стражника, якобы лениво глядя вдаль на пляж за городом. Но их осанка и поза выдавали напряженное вниманье, и время от времени взгляды их обращались на сидевшего на камне юношу.
Это были те самые стражники, что сопровождали принцев на пляж. Теперь внизу он видел своих сводных братьев, на таком расстоянии крохотных, но вполне узнаваемых среди других охотников за раковинами. Мордред поискал глазами их сопровождающих и не нашел никого.
Вывод напрашивался сам собой: стражники предоставили мальчиков их забавам и потихоньку последовали за ним на гору. Солдаты сторожили его одного.
Чувство, которое без труда распознал бы запертый в клетку дикий кот, было готово разорвать ему грудь, хрипом вырваться из горла. Ему хотелось закричать, разразиться бранью, убежать.
Бежать. Он вскочил на ноги. И тут же пришли в движенье еще две фигуры: с деланной небрежностью стражники направились в его сторону. Оба они были молоды и крепки телом. Ему ни за что не скрыться от них. Он застыл неподвижно.
— Пора возвращаться, молодой господин, — любезно обратился к нему один из стражников. — Уже скоро пора обедать, полагаю.
— И братья твои возвращаются, — указал вниз другой. — Посмотри, господин, их отсюда видно. Не спуститься ли нам?
Мордред словно окаменел. Даже во взгляде не отразились обуревавшие его чувства. Нечто, чего не понять ни одному дикому зверю — да и мало кто из людей такое бы понял, — принуждало его молчать и хранить безразличное внешне выраженье. Два глубоких вздоха потребовалось ему, чтобы овладеть собой, подавить страх и готовое выплеснуться наружу яростное разочарованье. Он почти чувствовал, как разочарованье, словно кровь, стекает в землю с кончиков его пальцев. А вместо него пришла едва заметная дрожь, что бывает после того, как спадет напряженье, а затем вновь образовавшуюся пустоту заполнило обычное его спокойное самообладанье.
Он кивнул стражникам, отстранение произнес пустые вежливые слова и спустился к постоялому двору. Не отставая ни на шаг, стражники вышагивали по обе стороны от него.
На следующий день он попытал счастья снова.
Принцы, которым наскучили берег и город, жаждали посетить могучую крепость на склоне горы, но королева запретила им даже помышлять об этом. И действительно, капитан эскорта решительно объявил, что даже принцев Оркнейских не пустят за ворота. Цитадель укреплена и во все времена содержится в боевой готовности.
— Зачем? — спросил Гавейн.
Капитан молча мотнул головой в сторону моря.
— Ирландцы?
— Пикты, ирландцы, саксы. Кто угодно.
— А сам король Маэлгон там?
— Нет.
— Которое из укреплений башня Максена? — Этот заданный скучным голосом вопрос исходил от Мордреда.
— Чья башня? — решительно вмешался Агравейн.
— Максена. Кто-то говорил вчера о ней.
Этот “кто-то” был один из приставленных к нему стражников, который заметил, что башня находится высоко на склоне горы, недалеко от опушки леса.
— Она вон там, — указал на гору капитан. — Только теперь вы ее не увидите, она в развалинах.
— Кто такой был этот Максен? — поинтересовался Гахерис.
— Они что, ничему вас на Оркнеях не учат? — спросил было капитан, но решил проявить снисхожденье: — Это был император Британии, Магнус Максимус, испанец по рожденью…
— Разумеется, это мы знаем, — прервал его Гавейн. — Мы с ним в родстве. Он был императором в Риме, и это его меч Мерлин поднял из озера ради Верховного короля; Калибурн, Королевский меч Британии. Это всем известно! Он предок нашей матери через короля Утера!
— Тогда почему бы нам не посетить башню? — спросил Мордред. — Она за пределами крепости, так что, конечно, кто угодно может туда пойти? Даже если она в развалинах…
— Прошу простить меня, — покачал головой капитан. — Слишком далеко. Мне были даны распоряжения.
— Распоряжения? — ощетинился было Гавейн, но, не слушая ни его, ни капитана, Агравейн довольно грубо бросил Мордреду:
— И вообще, тебе-то зачем туда идти? Ты не родня Максену! Это мы с ним в родстве! И мы королевской крови и по линии матери!
— Тогда если я бастард из рода Лота, то можешь считать себя бастардом из рода Максена, — отрезал Мордред, в душе которого страх и напряженье внезапно обратились в ярость, а потому он не задумывался о сказанных словах.
Ему ничего не грозило. Близнецам, верным мальчишескому закону молчанья во всем, что касалось их матери, и в голову не пришло бы передать королеве это оскорбление. Их приемы были намного проще. После удивленного промедленья, вызванного лишь неожиданностью, они завопили от ярости и бросились на Мордреда, и вся энергия, скопившаяся за дни вынужденного бездействия на борту корабля, вылилась в изрядную потасовку по всему двору харчевни. После того как их растащили, принцев высекли за драку, а королева была к тому же в таком гневе, что кто-то посмел нарушить ее покой, что вообще запретила мальчикам покидать постоялый двор. И потому развалины Максеновой башни не довелось увидеть никому, и мальчикам пришлось довольствоваться игрой в костяшки и рассказыванием друг другу баек. Детские игры, отозвался об этих занятиях Мордред, на сей раз с открытым презреньем, поскольку обида и разочарованье его были еще свежи и живы; он держался поодаль от остальных.
На следующий день под вечер ветер внезапно переменился и снова ровно и сильно задул с севера. Под бдительным оком эскорта королева со свитой снова взошли на корабль, и, повинуясь ровному ветру, “Орк” полетел на юг, пока наконец не свернул с открытого моря в тихие воды Севернского моря. Неподвижная вода стояла здесь словно стекло.
— И так будет до самого Стеклянного острова, — заверил королеву и принцев шкипер.
И низко сидящий “Орк” действительно плавно заскользил по зеркалу эстуария; матросы налегли на весла лишь на последнем участке пути, чтобы подвести корабль к пристани Инис Витрина, Стеклянного острова, которая располагалась под самыми стенами дворца Мельваса, короля этой земли.
Дворец Мельваса, скорее просторная усадьба, располагался на лугу, лентой окаймлявшем крупнейший из трех островов, называемых все вместе Инис Витрин. Два острова представляли собой пологие зеленые холмы, плавно поднимавшиеся из окружавшей их воды. Третьим был Тор, высокий, размером с небольшую гору, конический холм столь совершенной формы, что казался твореньем рук человека или богов. Словно пояс на теле гиганта тянулись вдоль его основанья яблоневые сады, над которыми вился дымок из поселка, служившего Мельвасу столицей. Подобно огромному маяку сигнальной башни возвышался Тор над затопленной равниной Летних земель. Артур сам повелел использовать его для этой цели: сигнальная башня высилась на самой вершине холма, ближайшая сторожевая и сигнальная башня к столице Верховного королевства — Камелоту. Со смотровой площадки, сказали принцам, стены и сияющие башни Артуровой цитадели, стоявшей за Озером, были видны как на ладони.
Собственная крепость короля Мельваса лежала чуть ниже вершины холма. Под стены крепости вела крутая, присыпанная гравием дорога, петляющая по склону. Зимой, так говорили местные жители, дорогу совсем развозит от грязи и добраться наверх почти невозможно. Но сраженья зимой не ведутся. Король и его двор проводили все времена года в довольстве и роскоши в усадьбе на берегу, заполняя свои дни охотой, которая в насквозь пропитанных водой Летних землях заключалась в основном в охоте на диких птиц, гнездившихся на болотах. Болота, пока хватало глаз, тянулись на юг, и над их отражавшими солнечный свет заводями лишь изредка вставали купы плакучих ив и ольхи, которые окружали поросшие камышами островки, где на сваях строили свои хижины обитатели болот.
Король Мельвас принял оркнейцев любезно. Это был крупный мужчина с русой бородой, румяными щеками и красными полными губами. Король и не подумал скрыть своего восхищенья Моргаузой. Он встретил ее церемонным поцелуем приветствия — и если этот поцелуй несколько затянулся, то Моргауза не высказала возражений. Когда она представила своих сыновей, король встретил их тепло и был еще более сердечен в своих похвалах женщине, произведшей на свет столь красивую ватагу. Мордреда, как обычно, представили последним. Если во время обмена приветственными речами взгляд короля слишком часто возвращался к высокому юноше, стоявшему позади остальных принцев, никто, кроме самого юноши, похоже, этого не заметил. Затем Мельвас, снова окинув Мордреда долгим взглядом, повернулся к Моргаузе, чтобы рассказать ей об ожидающем ее курьере Верховного короля.
— Курьер? — резко переспросила Моргауза. — Ко мне, сестре короля? Ты, должно быть, имеешь в виду одного из рыцарей? С положенным нам эскортом?
Но нет: похоже, посредник был всего лишь одним из королевских курьеров, который, должным образом явившись пред очи Моргаузы, кратко и без особых церемоний передал королеве посланье своего повелителя. Моргаузе и ее свите приказано остаться на Инис Витрине до завтрашнего дня, а наутро с эскортом, который пошлет за ней Артур, она выедет в Камелот. Там король примет ее с сыновьями в Круглом зале. Младшие мальчики, вне себя от возбужденья, не заметили ничего дурного, но Мордред и Гавейн прекрасно видели, как боролись на лице королевы страх и дурные предчувствия, пока она расспрашивала курьера.
— Он не сказал ничего больше, госпожа, — повторил курьер. — Только то, что желает видеть тебя завтра в Круглом зале. А до того времени ты останешься здесь. Дама Нимуэ. госпожа? Нет, она еще не вернулась с севера. Это все, что мне известно.
На том он с поклоном удалился. Гавейн, озадаченный и склонный проявить королевский гнев, начал было что-то говорить, но его мать, жестом велев ему умолкнуть, некоторое время стояла, кусая губы и размышляя. Потом она стремительно повернулась к Габрану.
— Прикажи позвать моих женщин. Пусть они распакуют наши одежды и выложат для меня белое платье и алый плащ. Сейчас, да, сейчас же, шевелись! Неужели ты думаешь, что я послушно останусь тут на ночь, а завтра, как он распорядился, явлюсь в Круглый зал? Ты что, не знаешь, что это за место? Это зал Совета Артура, где выносят приговоры. О да, я слышала об этом зале и о его Погибельном сиденье, предназначенном для преступивших закон Верховного короля или для тех, у кого есть жалобы на этот закон!
— Но какая тебя может ждать там “погибель”? Ты не преступала его закона, — поспешил ответить Габран.
— Разумеется, нет! — отрезала Моргауза. — Вот почему я не желаю появляться там как преступница или просительница, не желаю, чтобы мой собственный брат принимал меня перед Советом! Я поеду немедленно, сегодня же вечером, пока он сидит за ужином с королевой и всем своим двором. Посмотрим тогда, намерен ли он отказать в почете, какой положен матери его… — Тут она осеклась и продолжила, явно изменив слова, готовые сорваться с ее языка: — Его сестре и сыновьям его сестры.
— Госпожа, а тебя отпустят?
— Я не пленница. Как могут меня не пустить, не открыв всему свету, что со мной обращаются дурно? А кроме того, отряд короля ведь вернулся в Камелот?
— Да, госпожа, но король Мельвас…
— После того, как меня оденут, можешь сказать королю, чтоб пришел повидаться со мной.
Довольно неохотно Габран повернулся уходить.
— Габран. — Он остановился, обернулся. — Возьми с собой мальчиков. Скажи женщинам, чтоб их подготовили. Пусть их оденут в придворные одежды. Я позабочусь о том, чтобы Мельвас дал нам лошадей и сопровождающих. — Губы ее сжались в тонкую линию. — Если мы прибудем под охраной, Артур ни в чем не сможет его обвинить. Во всяком случае, опасность грозить будет Мельвасу, а не нам. А теперь иди. Ты с нами не поедешь. Ты поедешь завтра со всеми остальными.
Габран помедлил, но поймал взгляд королевы и, понурив голову, вышел из покоя.
Нетрудно догадаться, к каким средствам убежденья прибегла Моргауза в своей беседе с Мельвасом. Как бы то ни было, она получила желаемое. На коротком осеннем закате небольшая кавалькада поскакала по перешейку, ведшему через Озеро на восток. Моргауза ехала на хорошенькой мышастой кобыле, упряжь которой была расцвечена зеленым и алым и украшена бубенцами. Мордреду, к немалому его удивлению, подвели красивого гнедого жеребца, в точности такого же, на котором бок о бок с ним скакал теперь Гавейн. Посланный Мельвасом вооруженный эскорт ехал в топоте копыт и бряцанье оружия следом за принцами, вытянувшись в цепочку на узком перешейке. За спиной у них в горниле расплавленной меди садилось солнце, закат постепенно увял до выжженной зелени и пурпура. В воздухе веяло холодком, и в синих тенях надвигавшихся сумерек чувствовалось предвестье ночных заморозков.
Под копытами лошадей скрипел гравий, но вскоре впереди показался большой тракт, блеклая полоса дороги, уводящая через залитые водой пустоши, поросшие камышом и ольшаником. Вспугнутые шумом кавалькады, взлетали болотные птицы, и потревоженная ими вода, расходясь кругами, походила на расплавленный металл. Конь Мордреда тряхнул головой, зазвенела серебром уздечка. Несмотря на все его опасенья, на душе у него внезапно посветлело. Потом раздался резкий возглас, кто-то указал вперед.
Впереди, на вершине поросшего густым лесом холма, ловя шпилями с развевающимися на них знаменами лучи умирающего заката и подобно факелам пылая на фоне вечернего неба, перед принцами предстали величественные башни Камелота.
13
Город распростерся на холме. Очень широкий и с плоской вершиной — почти плато — холм Каэр Кэмел высился над ровным с рябью взгорков полем так же гордо, как вставал среди болот Тор. Его крутые склоны были испещрены морщинами и складками, словно по ним прошелся гигантский плуг. При ближайшем рассмотрении эти складки оказались системой земляных насыпей и рвов, спланированных так, чтобы перекрыть врагу подступы к вершине. Над земляными укреплениями на гребне холма вершину венчали крепостные стены словно корона — вельможную главу. В двух местах — на северо-востоке и на юго-западе — ворота прорезали внушительные бульварки и стены.
Моргауза со свитой подъехала с юго-запада, к воротам, известным как Королевские врата. Переехав мост через мелкую речушку, петлявшую у подножья холма, кавалькада выехала на дорогу, извивавшуюся через лес по крутому склону. Вверху, в кругу внешних стен Камелота стояли массивные двойные врата, охраняемые солдатами королевской армии, но еще не запертые. Свита королевы натянула поводья в десятке шагов от них, а капитан эскорта выехал вперед, чтобы переговорить с начальником стражи.
Наконец оба они вернулись туда, где ожидала Моргауза.
— Госпожа, — начальник стражи с церемонной любезностью склонил голову, — никто не ожидал увидеть тебя здесь в такой час, нас уведомили, что ты прибудешь лишь завтра. У меня нет никаких распоряжений относительно тебя и твоей свиты. Если ты соизволишь обождать, я пошлю гонца…
Моргауза со свитой подъехала с юго-запада, к воротам, известным как Королевские врата. Переехав мост через мелкую речушку, петлявшую у подножья холма, кавалькада выехала на дорогу, извивавшуюся через лес по крутому склону. Вверху, в кругу внешних стен Камелота стояли массивные двойные врата, охраняемые солдатами королевской армии, но еще не запертые. Свита королевы натянула поводья в десятке шагов от них, а капитан эскорта выехал вперед, чтобы переговорить с начальником стражи.
Наконец оба они вернулись туда, где ожидала Моргауза.
— Госпожа, — начальник стражи с церемонной любезностью склонил голову, — никто не ожидал увидеть тебя здесь в такой час, нас уведомили, что ты прибудешь лишь завтра. У меня нет никаких распоряжений относительно тебя и твоей свиты. Если ты соизволишь обождать, я пошлю гонца…