В каком?то безумно дорогом салоне коротко постригся, в парфюмерном бутике купил модную туалетную воду. На этом мои фантазии по поводу смены облика исчерпались.
   Последние дни дали много пищи для размышлений. Но размышлять, анализировать и планировать желания не было, так что я просто набрал в видеопрокате кассет и провел остаток выходных у телевизора. Угрызения совести по поводу того, что я ничего не делаю, гасились твердым желанием начать с понедельника новую жизнь.
   Новая жизнь подразумевала ранний подъём, бег и контрастный душ по утрам, тренажерный зал и бассейн, автошколу и курсы английского языка. В отношениях с окружающими – четкая установка на «не дать себя в обиду», при этом подчеркнутая вежливость и доброжелательность. С последним?то проблем не будет, это уже в крови, а вот не давать себя в обиду, над этим еще работать и работать.
   В воскресенье вечером собрал старые шмотки, закинул их в мешок и понес на мусорку.
   На выходе критически оглядел свою обшарпанную входную дверь, мимолетно отметил, что давно пора сделать дома ремонт, а то даже привести кого?то к себе стыдно.
   В подъезде нашем грязно. Исписанные стены, потолок в черных пятнах с уродливо загнутыми прилипшими обгоревшими спичками, в углу стыдливо темнеет какая?то лужа. Пахнет мочой. Жильцы перестали следить за чистотой и порядком после неудавшейся акции с заменой подъездной двери на металлическую с кодовым замком.
   Местные хулиганы успешно замок поломали, а на самой двери написали потрясающую глубоко вложенным смыслом фразу «Хуй вам!». Это значило, ставьте замки – не ставьте, убирайтесь в подъезде – не убирайтесь, все равно будет по?нашему.
   Мысль успешно воплощал в жизнь спавший на нижней площадке бомж. В прошлой жизни этот уважаемый человек точно был человеком интеллигентным: лег он так, чтобы никому не загораживать проход, а под головой у него синела обложка томика Булгакова.
   Спускаясь, встретил Васю. Он сделал вид, что не заметил меня, и попытался прошмыгнуть мимо.
   – Василий, тебя здороваться не учили?
   – Ну, здорово, сосед, – недружелюбно ответил Вася. – Куда направляешься?
   – Мусор выкидывать, – сказал я, приоткрыв мешок.
   – Сосед, ты что, совсем? – удивленно спросил Вася, заглянув внутрь. – Вещи то новые совсем, а ты выкидывать.
   – А че с ними делать? Я их носить не буду.
   – Ну, мне отдай!
   – Забирай, – с радостью согласился я.
   До мусорки далековато, а предложение Васи упростило задачу и сэкономило время.
   – С обновкой что ли, сосед? – не удержался я.
   Вася как?то косо посмотрел на меня, хотел что?то ответить, но сдержался. Взвалил мешок на плечи, сухо попрощался и пошел к себе.
***
   В шесть утра я проснулся от неприятного попискиванья будильника. Вставать не хотелось. Кругом – темень, а в комнате – жестокий колотун. Отопления пока не дали.
   Поеживаясь от холода, я сел.
   В голову пришла спасительная мысль, что можно поспать еще полчаса, полутора часов на все хватит. В темноте нашарил будильник, с ненавистью выключил, перезавел его на полчаса вперед и снова включил. Потом со спокойной душой отрубился.
   В полседьмого вновь в мой сон ворвался писк. На этот раз я уже решил было вставать, но тут услышал, что за окном льет дождь. «Ё?моё, да кто же в дождь бегает?то?», – подумал я, и ни капли не сомневаясь в верности решения, вновь перевел будильник на семь часов. «Ограничусь на сегодня душем», – подумал я.
   К моему удивлению, в семь утра будильник не зазвонил. Он вообще не включился, потому что я его выключил в предыдущее просыпание. А проснулся я от стука за окном. Какая?то ворона упорно долбила мой карниз.
   – Червей там нет, – лениво сказал я вороне и офигел.
   На часах без пятнадцати девять. О, нет! На девять утра назначена планерка с генеральным во главе. Очень быстро вскочил, наспех почистил зубы и умылся, оделся в новый костюм и бегом на улицу. Так торопился, что даже забыл про новый парфюм. И лишь на улице вспомнил, что оставил дома папку с документами.
   Пришлось вернуться. Пользуясь случаем, опрыскал себя туалетной водой и вновь, перескакивая через ступеньки, помчался вниз.
   На улице я на секунду задумался, как добираться, на метро или на такси. Такси – это пробки, но гарантия того, что доеду я чистым и не мятым. Метро – быстрее, но ко всему это еще и давки, так что на работу могу явиться абсолютно непрезентабельным. Еще раз пожалел об отсутствии своей машины. И выбрал такси.
***
   Таксист, усатый седой бывалый мужичок в лужковской кепке, ехал как образцовый водитель. Мечта и недостижимая цель преподавателей автошколы. Правила не нарушал, ехал не торопясь, бубнил себе под нос какие?то свои водительские байки. Лишь однажды встрепенулся, когда какой?то нахальный пацан на бэхе лихо нас подрезал.
   – Что за времена настали, а? – сказал он, показывая глазами на лихача. – Никакого уважения, ни к своей жизни, ни к чужой.
   – Да, – поддержал я его, – куда только гаишники смотрят?
   – Да что те гаишники… Тьфу! – выразительно сплюнул таксист. – Им же наоборот на пользу такие горе?водители. Оштрафуют, да и отпустят с Богом! Хорошо, если оштрафуют…
   – Вряд ли оштрафуют, – заметил я.
   – А то. По?своему оштрафуют, по своему разумению, так сказать. Вон какие хари отъели, – кивнул он в сторону гибддшников. – Идет такой, пузо еле волочет.
   – Ну, кушать, батя, всем хочется. Вот и крутится каждый как может. Эти могут так.
   – Вон значит как ты считаешь… А я вот, милок, могу сейчас дать тебе монтировкой по башке и, значит, ограбить.
   Я напрягся.
   – Тоже кушать хочется, понимаешь? – продолжил таксист. – Да расслабься, ишь как вспотел сразу. Это я к примеру, так сказать.
   – Пример некорректный, – облегченно сказал я.
   – Это чем же некорректный?то пример? А? Они, гаишники твои, закон нарушают? Нарушают. Преступают, так сказать, закон?то. И я, вот если дам тебе по башке, да деньги отберу, тоже считай, нарушаю закон. Получается и я преступник, и они преступники. Только я предполагаю, а они, так сказать, претворяют в жизнь.
   – В целом, логика верная, – сказал я, – но ведь гаишники никого не убивают.
   – Ну, так и я не убиваю. Я же тебе монтировку покажу, ты мне сам деньги и отдашь. Да не волнуйся, – сказал он, кинув на меня взгляд. – Это ж я так, опять же ради примера.
   – А если не отдам я сам? – возмутился я.
   – А чего ж не отдашь?то, милок? Отдашь как миленький! Парень ты не боевой, это сразу в глаза бросается. Да и я не дурак, чтобы цеплять к тем, кто ответить может. Зачем мне проблемы лишние?
   Минут пять ехали молча. Потом таксист прокашлялся, закурил папироску, затянулся и продолжил:
   – А насчет того, что инспектора дорожные не убивают никого… Это, милок, еще как посмотреть. Сами?то они, руками своими, так сказать, может и не убивают никого. Но то, что своими действиями потакают нарушителям правил, это, значится так, факт.
   – Это как?
   – Уж поверь мне, милок, если правила нарушаются, то и аварии случаются. Сядет пьяный за руль, едет как умалишенный, на красный ли, на зеленый ли – ему фиолетово. Либо собьет кого, либо сам убьется, это как пить дать. А знал бы он, что за езду такую лихаческую права у него отберут – разве сел бы он пьяным за руль? И уж тем более, не гонял бы так, как это пацан на БМВ.
   Остаток пути таксист молчал. Видимо, молчун по природе, он наговорился со мной на день вперед. Следующие пассажиры будут ехать в тишине.
***
   На работу я опоздал почти на час. Как назло, на вахте сегодня сидит Жорик.
   – Здорово!
   – Здорово, Резвей. Опаздываем? – взглянув на часы, спросил Жора. – Так и запишем.
   – Пиши?пиши. Планерка началась?
   – А то! Уже час как началась, – нехорошо улыбнулся Жора. – Да ты не волнуйся, ты же у нас нынче борзый, тебе все с рук сойдет.
   Препираться времени нет. Бегом поднялся к себе, снял пальто, схватил папку с планами и отчетами, перекрестился и рванул к генеральному.
   В приемной сидела Маргаритка, секретарша шефа. Милая девушка, которая, наверное, единственная в офисе относилась ко мне по?человечески.
   – Ой, Сережа, что же ты так опаздываешь? – защебетала Ритка. – Шеф сказал тебе домой звонить, я звоню – никто не берет. Звоню на сотовый, а тут ты сам объявляешься.
   – Пробки, Ритуля, пробки, – успокаивая дыхание, ответил я. – Все там?
   – Все! Без тебя начали.
   Подошел к двери, отдышался, поправил галстук, и постучавшись, вошел.
   – Здравствуйте, Станислав Евгеньевич! Прошу прощения за задержку.
   – Сергей, здравствуй, – сухо сказал шеф.
   Наш шеф, генеральный директор и учредитель фирмы, Станислав Евгеньевич Кацюба, на директора абсолютно не похож. Тем более, на директора рекламного агентства. Кацюба похож на борца, на штангиста, на братка, но не на директора рекламного агентства. Впечатление усиливали лысая бугристая голова и густые заросли бровей.
   Он и был когда?то штангистом, наш Стас, как мы его за глаза называли. Штангистом успешным, победителем союзных чемпионатов. Но пришли новые времена, и Стас решил попробовать себя в бизнесе, что в принципе не удивительно. В девяностые многие пришли в бизнес. Не все смогли выжить, не все смогли пробиться. Стас смог.
   Шеф обладает живым умом, рассудительностью, любовью ко всему новому. Выделенка у нас появилась одной из первых в городе, а сотовые телефоны были выданы сотрудникам, когда цены на них достигали заоблачных высот. Стас никогда не жалел денег на семинары, на наше обучение, на новейшую технику. Да и вообще, к нам шеф относился как к партнерам по команде, а не как к наемным сотрудникам.
   Так что я удивился, когда он сказал:
   – Сергей, думаю нужды в твоем присутствии на сегодня нет. По вашим проектам уже отчиталась Лидия Романовна. Ты можешь идти.
   Фрайбергер победно улыбалась. Во рту у меня пересохло, но я нашел в себе силы попрощаться. Ни на кого не глядя, вышел из кабинета.
   Понедельник, конечно, день тяжелый, но жизнь я сам себе осложнил, это факт.

Кирпич шестой

   После того, как меня с позором попросили уйти с планерки, я с тяжелым камнем на сердце подходил к нашему кабинету. Ватные ноги, пересохшее горло, руки дрожат. Перед дверью выронил папку, и из нее посыпались отчеты и графики. Когда я аккуратно, стараясь не помять страницы, собирал все обратно в папку, услышал за дверью оживленный разговор. Обо мне.
   Первая мысль – как ни в чем не бывало, войти в кабинет. Ведь подслушивать нехорошо. Нехорошо так же, как и читать чужие письма. Подло. Но потом стало любопытно. Никогда не помешает узнать истинное отношение окружающих к тебе. А потому, я очень тихо подкрался на корточках к двери и стал слушать. Пару выпавших страниц оставил на полу, на случай, если кто?то увидит меня в таком положении, будет возможность объяснить свое положение. За дверью слышался голос Панченко:
   – … обнаглел он совсем! Заметили, как он разговаривает теперь? А ходит? Ходит, словно кол проглотил.
   – Костя, ну зачем ты так, – перебил Панченко мягкий вкрадчивый голос Гараяна. – Все люди меняются, и Сергей не исключение.
   – Да он же чмо, Левон, – поддержал Костю Саня Бородаенко. – Чмо, оно и в Африке чмо. Ты видел, как он оделся сегодня? Ну, когда перед планеркой забегал? Вырядился, как на свадьбу, лопух.
   Я слушал, и чувствовал, как лицо заливает краской. Сердце сильно колотилось, и я боялся, что его стук услышат за дверью. Я старался успокоить дыхание, но ничего не получалось.
   – Точно, Александр Витальевич! Еще и одеколоном набрызгался, несет он него как от парфюмерной фабрики, – с нескрываемой ненавистью в голосе сказал Панченко. – Он что, думает нарядился как клоун, духами побрызгался и крутой стал? Лох он, и относиться к нему надо как к лоху.
   – Да может просто влюбился парень, – предположил Гараян. – Вспомни себя, Саша, когда ты за Маргаритой ухаживал. Я тебя тогда еще первый раз побритым увидел.
   – Кстати, Саня, – встрепенулся Панченко, – так ты переспал с ней?
   – Конечно, стажер. А хули ты думал? Что я как Резвей буду годами вокруг Лидки виться? Цветы, ресторан, пару раз переспал и ну ее нах, надоела она мне.
   – Подонок ты, Саша, – радостно сказал Панченко.
   – Да, стажер, я – такой! – удовлетворенно подтвердил Саня.
   И все трое заржали.
   – Помню как?то бухали мы… Где?то полгода назад, помните? Тебя, Панченко, тогда еще не было у нас, можешь не тужиться, не вспоминать. Ну, Резвей еще тогда был с нами, Левон, ты то должен помнить. Потом он упился в хлам, ползал вокруг Фрайбергер на коленях и шептал «Я люблю тебя, Лида!».
   Радостный гогот ударил по ушам. Я помнил ту историю смутно, уже почти забыл, поскольку действительно выпил тогда сверхмеры.
   – А Лидка че? – спросил Панченко.
   – Лидка? Лидка сказала ему что?то типа, повторишь это, Резвей, когда будешь трезвей. Резвей стал рубаху на груди рвать, копытом бить, что типа трезвый он, как стеклышко, а потом проблевался, лошара, прямо ей под ноги… Короче, лох – это судьба… Ха?ха!
   Я и не заметил, как сзади подошла вернувшаяся с планерки Лидка.
   – Резвей, ты что тут делаешь?
   – Я? – севшим голосом пробормотал я. – Ничего. Отдыхаю.
   Я и забыл про выдуманную версию о подбирании выпавших отчетов. Лидка насмешливо посмотрела на меня и сказала:
   – Ну, отдыхай, отдыхай. Пройти дай только.
   – Проходи, – прошептал я, собрал выпавшие страницы и ничего не видя, двинулся по направлению к туалету.
   Еле передвигая ноги, шел, шаркая как старик. Передвигался медленно. Из кабинета донесся строгий голос Лиды.
   – Над чем веселитесь так, ребята? – строго спросила она. – Работы нет, что ли?
   – Да, поведение Резвея в последнее время обсуждаем, Лидия Романовна! – сказал Панченко. – Кстати, а где он?
   – Сидит под дверью, отдыхает, как он мне сам сказал. Судя по всему, заодно греет уши…
***
   К счастью в туалете пусто. Дрожащими руками закурил сигарету, открыл окно.
   «Я – чмо и лох, лох и чмо», – думал я. В голове звучала песня «Лох – это судьба».
   Каких?то три дня назад я стоял здесь же, так же курил, но мысли были гораздо радужнее. Тогда мне казалось, что все будет просто. Изменить линию поведения, имидж и все сразу станет хорошо. Как в сказке. Хрен там.
   Из всего подслушанного разговора коллег о себе я не узнал ничего нового. Кроме одной вещи. О том, что Лидка просила повторить признание в любви, когда я буду трезвым.
   Я честно забыл это. Или не услышал ее слова, потрясенный фактом своего признания в любви. В памяти отложилось лишь признание и то, как меня внезапно стошнило Лидке под ноги. Полгода прошло, человеческая память, заботясь о душевном равновесии, потихоньку стирает все неприятное, что было в прошлом. Хорошо, что для Бородаенко это не неприятное воспоминание, а веселый эпизод из офисной жизни. Хорошо, что он мне его напомнил…
   Ё?моё, да о чем я думаю? Стою на грани увольнения, отношения с коллективом безнадежно испорчены, все окружающие считают меня лохом и держат за чмо. Тут не о Лидке надо думать.
   Я?то, дурачок, поверил в себя. Раньше меня принимали за тихого, безотказного, приятного парня. Да, раньше на мне ездили. Использовали. Но относились хорошо. А сейчас? Сейчас все думают, что у меня произошло помутнение рассудка. Что я оборзел. Что я съехал с катушек и позволяю себе вещи, недопустимые для обычного лоха.
   К деревенским дурачкам относятся хорошо ровно до тех пор, пока они окончательно не свихнутся. Я и был таким местным дурачком. От смены одежды и поведения я для них дурачком быть не перестал. Но стал дурачком агрессивным, странным. Оставаясь при этом таким же лохом.
   А значит, для меня остается два варианта. Либо сдаться, извиниться перед Панченко, Николаичем, Жориком и соседом Васей, и стать прежним Резвеем. Либо уволиться и начать все заново на новой работе. С чистого листа.
   Становится прежним не хотелось. Да и вряд ли я смогу вернуться к прежнему. Значит остается одно, уволиться по собственному желанию, пока не уволили за нарушение трудовой дисциплины.
   Выйдя из туалета, я направился прямиком к Кацюбе.
***
   – Выпиваешь в рабочее время, разлагаешь коллектив, плохо влияешь на атмосферу в офисе… Игорь Николаевич на тебя жаловался, говорил что ты грозился уволить его. Георгий Иванович рассказал, как ты его грубо обложил матом. Костя Панченко сообщил, что ты ему непристойную картинку на скринсейвер поставил, да запаролил компьютер. Сегодня на планерку опоздал. Я тебя не узнаю, Сергей.
   Кацюба перечислял мои грехи, а я думал, что стучит, оказывается, не только Панченко. Стучат все. Это я, воспитанный в духе героев Жюля Верна и Фенимора Купера, считаю ниже собственного достоинства «сдавать» товарищей. А товарищи?то, никакие не товарищи. И скринсейвер менял Панченке не я, а Бородаенко.
   – В общем, я хочу, чтобы ты хорошо подумал над собственным поведением. Штрафных санкций пока применять не будем, но если и дальше все будет продолжаться в таком духе…
   – Станислав Евгеньевич, – перебил я его, – я увольняюсь.
   Стас как будто окаменел. Обычно, когда он говорит, он раскачивается как Лобановский, взад?вперед. Сейчас он раскачиваться перестал. Я не без удовольствия наблюдал, как в его лысой бугристой голове ворочаются мозги, пытаясь осмыслить сказанное мною.
   Логику Стаса понять можно. Работает уже не один год хороший сотрудник. Очень хорошо зарабатывает, на условия труда не жалуется. Не без перспектив. Критику в свой адрес воспринимает спокойно. И вдруг заявляет об увольнении.
   Наконец, мозги Стаса успокоились. Стас вновь начал раскачиваться и спросил:
   – А позволь поинтересоваться, почему?
   – Зовут в другое агентство. На ту же должность, но с большим окладом, – не задумываясь, сказал я первое пришедшее в голову.
   – Куда конкретно тебя зовут, спрашивать не буду. И уговаривать остаться не буду. Парень ты серьезный, раз решил, значит решил твердо. Но об одном все же попрошу. Сергей, подумай до завтра. Хорошо подумай. Золотых гор обещать не буду, но твое повышение в должности в ближайшее время я планировал. Подумай. От добра добра не ищут.
   Теперь пришла моя очередь удивиться. Но удивлялся я, не показывая этого, а Стасу сказал:
   – Хорошо, Станислав Евгеньевич, я подумаю. Всего доброго.
   – До свиданья, Сергей. И это… Уверенности в себе побольше.
   – Постараюсь, – я встал и вышел в приемную
   Посетителей в приемной нет, Ритка сидит одна.
   – Хорошо выглядишь, Рит.
   – Спасибо, Сережа, – Рита удивленно вскинула на меня синие?синие глаза. – Слушай, а я тебя и не узнала сперва! Ты такой… такой… другой! Ты тоже хорошо выглядишь!
   – Спасибо, – смутился я.
   Я не импульсивен, но в этой ситуации, после неудачного утра, когда мое самомнение опустилось далеко за пределы той самой линии плинтуса, мне очень захотелось проверить себя. А заодно, отношение Риты ко мне.
   – Рит, ты что сегодня вечером делаешь? – деланно бодрым голосом спросил я.
   – Я? – деловито спросила она. – Я не знаю пока. А что, есть предложения?
   – А давай сходим куда?нибудь? В ресторан может или в кино? Куда ты хочешь?
   – Мне все равно, честно, давай в кино.
   – Ну, до вечера тогда. – Я не удержался и расплылся в улыбке.
   – До вечера, – улыбнулась она. – Только я не могу уйти, пока шеф тут. Так что вечером созвонимся.
   И вновь погрузилась в какие?то бумаги. А я вспомнил рассказ Бородаенко, и моя радость что?то быстро улетучилась.
***
   Когда я зашел в отдел, Гараян поглощал бутерброды. Панченко, наверное, опять убивал время у девчонок?дизайнеров, его рабочее место пустовало. Бородаенко сидел в наушниках и судя по тупому застывшему взгляду и вздрагиваниям, играл в «Doom 3». Лидка посмотрела на меня, покачала головой и вновь уткнулась в монитор.
   Остаток дня прошел спокойно. Панченко избегал встречаться со мной взглядом, да и я не пылал желанием общаться с ним. С обыденной рабочей суетой совсем забыл о вечернем свидании с Ритой.
   Ближе к вечеру позвонил Лёха.
   – Здорово, старик. Как ты? Все нормально?
   – Привет, Лёха. Ты откуда?
   – Да я сегодня только прилетел. Устал как собака. Че вечером делаешь? Может по пиву?
   – Легко.
   – Легко, – передразнил меня Лёха. – А че голос такой кислый?
   – Нормальный голос.
   – Не, меня не проведешь. Ладно, не кисни там, вечером поговорим. До связи.
   – До связи.
   Отключился, а потом вспомнил о Ритке. Ёпрст! Ладно, что?нибудь придумаем. Главное, дожить до конца это рабочего дня. А там будет проще, эмоции утихнут, да и Лёха что?нибудь подскажет. А подскажет ли? Зачем ему это надо вообще?
   Выстроенную кирпичную стенку снесло ураганом враждебности коллег. Уверенность в себе, в собственной правоте – все рухнуло от одного подслушанного разговора. Старые ошибки висели мертвым грузом и не давали идти вперед.
   А ведь еще предстояло решить вопрос с увольнением. Вечер обещал быть насыщенным.

Кирпич седьмой

   После работы заехал в «Оптику» за контактными линзами. Строгий консультант магазина Лиза – милая девушка в очках, которые ее нисколько не портили – долго и терпеливо разъясняла мне особенности различных видов линз. Наконец я остановил выбор на самых дорогих, сверхкислородопроницаемых, с антибактериальным покрытием. Самые дорогие линзы обошлись мне дешевле очков, которые из?за досадных случайностей я менял раз в полгода.
   И только дома вспомнил про встречу с Ритой. Блин, что делать? Очень хотелось встретиться с Лёхой, рассказать ему обо всём, что произошло, посоветоваться, что делать дальше, стоит ли увольняться.
   С Ритой встретиться хотелось не меньше. Я никогда не думал, что у меня хватит смелости пригласить Ритку на свидание. Тем более, боялся даже предположить, согласится ли она. Еще бы, представьте себе классическую секретаршу наших времен: Маргарита Егорова, двадцать четыре года, ноги от ушей, белозубая улыбка, стройная фигура. Добавьте симпатичное личико с синими глазами, строгий костюм с короткой юбкой под цвет глаз, приятный поставленный голос. И ко всему этому великолепию – собранные длинные каштановые волосы.
   Старый, думающий стереотипами Резвей, представлял себе Риту не иначе как недоступную для него любовницу шефа. Шефа, и никого больше. Самоуверенный Бородаенко так не считал и своего добился. А хочу ли я того же, чего и Бородаенко? У меня лет пять нет постоянной девушки, да и была то постоянной за всю жизнь всего одна. Мы жили вместе два года, пока я не понял, что любовь давно прошла, а чем жить с такой девушкой, лучше уж вообще жить одному.
   Пять лет одиночества – это долгий срок даже для меня. Кто знает, может свидание с Риткой – это не просто схема Бородаенко «цветы?ресторан?постель?прощай». По крайней мере она мне нравится.
   В общем, я решил отменить встречу с Лёхой. Но сначала надо позвонить Ритке.
   – Рита, привет! Это Сергей Резвей.
   – А, привет! – радостно защебетала Ритка. – Я как раз только домой зашла. Ну что, у нас на сегодня все в силе?
   – Да, в кино идем. «Чужой против Хищника» сегодня в «Кристалл Паласе». Полдесятого. Фантастику любишь?
   – Я, нет, не очень, – сказала Рита. – Но мне все равно, в кино сто лет не ходила. Заедешь за мной? Или в Гостинке встретимся?
   Я чертыхнулся про себя. Все, завтра в автошколу!
   – Блин, у меня машины нет, Рит. Но могу на такси заехать.
   – Да не парься, давай в девять встретимся в Гостинке. Все, я побежала марафет наводить. До встречи.
   – До встречи.
   Блин. Тачка нужна по?любому.
   Набрал номер Лёхи.
   – О, здорова, – от него так и веяло бодростью и радостью к жизни, даже по телефону. – Освободился? Я сейчас тоже освобожусь, одна встреча осталась…
   – Лёх, я не смогу сегодня, – перебил я его, – я девчонке одной пообещал в кино сходить. Ритой зовут.
   – Кино? Кино – это здорово. Куда и на какой фильм?
   – В «Кристалл Палас», на «Чужой против Хищника», на полдесятого, – машинально сказал я, немного ошеломленный тем, что Лёха тоже собрался с нами в кино.
   – Чужой? Хищник? Это же разные фильмы вроде… – Лёха задумался. – Вроде неплохие фильмы были, может и этот ничего так будет.
   – Да, наверное, – скучным голосом предположил я.
   – Эй! Да ты не думай, я отдельно от вас пойду. Что думаешь, мне и в кино сходить не с кем? А насчет пивка… У тебя насчет Риты на ночь какие?то планы есть? Или все серьезнее?
   – Планы? Это как попрет, я пока не думал.
   В трубке раздался радостный гогот Лёхи.
   – Блин, Серега, тебе еще учиться и учиться жизни. Не думал он! Чему учиться? Расскажу при встрече. А я вот к чему, если тебе именно сегодня переспать с Ритой… Ритой? Погодь, а что с заразой Лидкой? Почему ты не с Лидой в кино идешь?
   – Эээ… Я тебе тоже при встрече расскажу, – промычал я, надеясь к встрече с Лёхой придумать что?нибудь правдоподобное.
   – Ладно. Так вот, если тебе именно сегодня с Ритой хочется переспать, то вопросов нет, встретимся в другой раз. Если же это не горит, и переспать тебе пофигу с кем, то предлагаю классический вариант: пиво?сауна?девчонки.
   – А кино?
   – Все продумано! Смотри, я тебе звоню после кино, мы имитируем деловой разговор, потом ты строишь расстроенное озабоченное лицо и говоришь ей: «Риточка, милая, извини, очень важная встреча» и в таком духе. Ну, не глупый, сообразишь. Донельзя заинтригованная Рита едет восвояси, а мы едем пить пиво. Идет?
   – Идет.
   На этом мы распрощались, довольные друг другом. А я, быстро перекусив, начал собираться.