Джеймс Сваллоу
Эффект Икара

Глава первая

   Особняк де Бирса, Женева, Швейцария
   В хорошую погоду, когда небо ярко-голубое, из окна величественного особняка можно было рассмотреть вершину Монблана. Иногда выпадали такие ясные дни. Однако они становились все реже; не часто расходились грязные тряпки туч, позволяя тусклому солнцу ненадолго озарить женевские улицы. Обычно город лежал в полумраке, под моросящим дождем; лето стало таким явлением, о котором детям, не ведавшим тепла и солнечного света, рассказывали отцы и деды.
   Дом был построен в пятнадцатом веке, и он видел, как над городом впервые собрались эти серые тучи, так же как видел дни Жана Кальвина, восстание католиков, фашистские бунты, первое объединение наций… Подобно голубому небу, дом был обломком давно минувших дней, настолько прочно забытых, что сам казался мифологическим существом. Особняку не повредили кислотные дожди, источившие останки его соседей. Кирпичи и известка этого здания выдержали натиск времени и загрязненной атмосферы; их защищало покрытие из технических алмазов толщиной в несколько молекул.
   Человеку, который здесь жил, нравилось думать, что через тысячу лет, когда Женева превратится в пыль, особняк останется на прежнем месте. Когда у хозяина бывало хорошее настроение, он даже представлял себе, что дом станет чем-то вроде памятника. Хозяин особняка не считал подобные мысли пустыми или самонадеянными. Он был уверен, что это правильно, так же как всегда был уверен в правильности своего выбора и своих действий.
   Это был крепко сложенный мужчина в хорошей физической форме; внешне он напоминал промышленного магната, потомка аристократов, миллионера – и он являлся и первым, и вторым, и третьим. Своему породистому лицу он умел придавать покровительственное, отеческое выражение, но его портила гримаса высокомерия. Мужчина шел по коридорам огромного дома так же, как шествовал по всем коридорам в мире – с таким видом, словно все вокруг принадлежало ему.
   Когда он пересекал вестибюль, помощница – одна из дюжины девушек, появлявшихся по мановению его руки и молниеносно выполнявших все приказания, – возникла сбоку. Все они были на одно лицо, все легко заменяли друг друга. На девушке были блестящие черные туфли, черный деловой костюм простого кроя, выгодно подчеркивавший формы, по плечам рассыпались черные, модно постриженные волосы. Ее каблуки застучали по мозаичному полу.
   – Сэр, – начала девушка, – безопасное соединение установлено. Галерея готова.
   Он удостоил ее лишь кивком. Иного он и не ожидал.
   Девушка слегка нахмурилась:
   – И еще… Доктор Роман подтвердил, что приедет в назначенное время, чтобы…
   – Я знаю, зачем он приедет. – В голосе его прозвучала нотка раздражения – она была едва различима, но даже намек на недовольство приводил подчиненных в ужас.
   Ему не хотелось ни думать, ни разговаривать о маленьком докторе с вкрадчивыми манерами и унизительных процедурах, которым приходилось подвергаться каждый раз; но время неумолимо, и годы уже начинали брать свое. Если хочешь оставаться в игре и, что еще более важно, сохранять ведущую роль, необходимо заботиться о здоровье. И эти постыдные моменты были расплатой за высокое положение. Он был достаточно умен, чтобы понимать: остальные, и в первую очередь его протеже в Париже, словно ястребы, ищут на его лице и в действиях признаки слабости. И сегодня будет то же самое.
   Когда они подошли к обшитым панелями дверям галереи, он впервые взглянул на молодую женщину и улыбнулся, прощая ее промах.
   – Спасибо, дорогая моя, – произнес он с протяжным, мягким южным акцентом. – Вы можете идти.
   Она кивнула, створки сомкнулись, и мужчина услышал негромкий металлический щелчок – это сработал замок, скрытый в толще двери. Галерея была отделана темным деревом, поблескивавшим в сумеречном свете, лившемся в сводчатые окна. Стены украшали акварели – несколько портретов, но в основном пейзажи и натюрморты. В центре были расставлены широкие кресла, обитые темно-красной кожей; мужчина заметил, что его ждет серебряный поднос с чашками и кофейник. Он налил полную чашку и вдохнул аромат своего любимого кофе с острова Святой Елены; в это время лампы над семью картинами одновременно зажглись.
   Перед каждой картиной возник мерцающий разноцветный прямоугольник, и из интерференционных полос постепенно вырисовывалось нечто отдаленно напоминавшее человеческое лицо. Вскоре призрачные бюсты пятерых мужчин и двух женщин обрели форму и мнимую материальность, но это были лишь голографические изображения, порождаемые генераторами в медных лампах. Он приветствовал их, приподняв чашку с кофе, и люди закивали в ответ, хотя ни один из них не видел его настоящего лица. Сенсор, улавливавший изображение, с помощью специальной программы создавал виртуальный портрет, который лицезрели собеседники. Это был целый набор сложных программ, устранявших морщины с лица и протяжные гласные из его речи. Он позволял другим видеть только определенную часть своего существа.
   В углу каждого изображения виднелась табличка с местоположением людей: Хэнша, Париж, Дубай, Вашингтон, Сингапур, Гонконг, Нью-Йорк. Среди них были его протеже, политик, ученый и бизнесмен – люди, которым он не доверял, люди, которым он лгал. Он отпил глоток кофе, посмаковал, поджал губы, отставил чашку.
   – Добро пожаловать, леди и джентльмены. Начнем?
   Как он и ожидал, первым заговорил его протеже:
   – Текущая работа продвигается в соответствии с планом. Рад сообщить, что затруднение с материалами для проекта «Хирон» успешно преодолено.
   – Отлично, – пробормотал он. – Что насчет внедрения провокаторов и подготовки к активной фазе?
   – Агенты размещены и ждут сигнала, – сообщил политик по линии, соединявшей Женеву с американской столицей; в голосе его слышалась легкая хрипота. – Мы опережаем график. – Он откашлялся. – Хочу добавить, что все каналы распространения готовы к работе.
   Он взглянул на бизнесмена:
   – Средства массовой информации?
   Человек из Гонконга кивнул:
   – Мы сохраняем полный контроль. Мы уже помещаем определенные пороговые схемы в информационные потоки. Я не буду утомлять вас деталями.
   Он кивнул. Демонстрации и конфронтации, которые они разжигали и поощряли, стали неизменным пунктом в мировых выпусках новостей. Он слегка развернулся и взглянул на изображение, передававшееся из Хэнша.
   – Что с производством?
   Лицо азиатки напряглось.
   – Во время испытаний мы столкнулись с… некоторыми проблемами. Я зашла так далеко, как только смогла, но до тех пор, пока не будет модернизирована схема…
   Она не успела закончить: из Сингапура донесся голос ученого, говорившего с сильным британским акцентом:
   – Такое уже случалось. Неужели мне нужно объяснять еще раз? Это не точная наука. Я с самого начала говорил, что задержки неизбежны. Это повторяющийся процесс. Но это не имеет значения; скоро в моем распоряжении будут новые… ресурсы, которые помогут ускорить дело.
   Женщина собралась было возразить, но лидер поднял руку:
   – Мы все понимаем ваши трудности. Но мы также понимаем и важность этого проекта. Я уверен, никто не хочет стать именно тем человеком, который испортит результаты тяжелой работы всех остальных. – Прищурившись, он взглянул на женщину и ученого. – Решайте проблемы, с которыми вы столкнулись, и двигайтесь дальше. Мы потратили слишком много времени и ресурсов, чтобы в конце пути нас постигла неудача.
   – Разумеется, – произнесла женщина.
   Ученый молча кивнул.
   Он почувствовал, что сейчас нужно что-то сказать, и поднялся.
   – Друзья мои. Мои собратья-перфектибилисты[1]. – Он снова улыбнулся: его забавляло это древнее слово. – Никто из нас не сомневается в исключительной важности нашей работы. Бремя власти, бремя ответственности, лежащее на нас, велико, особенно сейчас, в один из переломных моментов истории. Человечество становится податливым, и мы видим, как общество делится на враждующие группы… Только мы обладаем прозорливостью там, где другие слепы. И поэтому мы должны вместе идти к цели.
   Он смолк, и остальные закивали. Все понимали, что поставлено на карту. Их группа находилась на пороге следующего гигантского витка, у одной из величайших вех, отмечавших их путь со дня основания общества в Ингольштадтском университете к тому лучезарному будущему, что ожидало человечество через тысячу лет. Он почувствовал редкую дрожь возбуждения. Общество действовало медленно, осторожно, незаметно, словно легкий бриз, надувающий паруса человеческого корабля. Они изменяли курс этого корабля на считаные градусы; это была бесконечно долгая работа, и сроки ее исчислялись годами, десятилетиями, поколениями.
   Но раз в несколько столетий они приближались к поворотной точке. К важному, ключевому моменту, который определял будущее.
   Падение Константинополя. Солнечное июньское утро в Сараево. Взрыв первой атомной бомбы. Две пылающие башни. Эти моменты и многие другие. Для тех, кто обладал даром предвидения и волей действовать во имя общего блага, для элиты, способной провести человечество сквозь темные века, в эти моменты представлялись долгожданные возможности. Само общество было основано в переломную эпоху. И если подобные критические моменты не наступали в результате естественного хода вещей, то долгом иллюминатов было способствовать их наступлению.
   Он кивнул своим мыслям. Да, они были дыханием бриза в парусах. Но они были также и рукой, державшей штурвал.
   Он взглянул на призрачное лицо, висевшее в воздухе перед «Алым закатом» Тёрнера; женщина, сидевшая в одном из небоскребов Дубая, настороженно смотрела на него.
   – Эти… помехи, – начал он, фыркнув. – Я уверен, нам не нужно упоминать имен и прочего. Детали оставим вам, хорошо?
   Женщина с оливковой кожей кивнула.
   – У меня все под контролем, Люций, – произнесла она, демонстрируя остальным свое особое положение – только она могла называть его по имени. – В данный момент последние детали грузят на борт. – Она улыбнулась, но в этой улыбке не было и тени тепла. – Кони уже на своих местах и готовы взять слонов и ладей.
   На несколько мгновений воцарилось молчание, и он снова взглянул в окно. Солнечные лучи отчаянно пытались пробиться сквозь отвратительный серый туман, окутывавший Женеву; будь он верующим, он, возможно, счел бы это добрым предзнаменованием. Он давно уже перестал думать о том, что может случиться, если когда-нибудь светские или духовные власти призовут его к ответу. Он приказывал убивать людей, разжигать войны, он способствовал возвышению и падению отдельных личностей, и каждый человек являлся орудием для достижения высшей цели. Они являлись просто инструментом; таковы были его методы, и на этот раз исключений не будет.
   Они заставят историю идти по тому пути, который выбрали, как это происходило последние двести пятьдесят лет.
 
   Логан-Сёркл, Вашингтон, США
   В подземной парковке отеля «Дорнье» было прохладно; жар вашингтонского летнего дня не задерживался здесь, за толстыми бетонными стенами, изгоняемый кондиционерами, работавшими день и ночь. Белые каменные стены оживляли декоративные дорические колонны. В цокольном этаже пахло машинами – резиной, бензином, к этому запаху примешивался металлический запах аккумуляторов.
   Анна Келсо оглянулась на светлый прямоугольник входной двери. Пьезополимерные тумбы, загораживавшие выезд из гаража, еще не скрылись в своих гнездах. Агент, стоявший на краю пандуса, который вел на Логан-Сёркл, кивнул, и она кивнула в ответ. Он скрестил руки на груди, чтобы не расходились полы пиджака, скрывавшего тактический пистолет-пулемет «Харрикейн» в плечевой кобуре. Форма Секретной службы США маскировала спрятанное под мышкой оружие, но на худощавой, похожей на тростинку, Анне такие пиджаки сидели плохо. Она уже давно решила, что лучше потратить на одежду лишние деньги, и носила пиджак-трапецию из магазина готовой одежды в Росслине. Бывали дни, когда, глядя в зеркало, она видела там лишь несколько острых углов в мелкую черно-белую клетку. Темные волосы обрамляли суровое лицо, но эта суровость была лишь маской, скрывавшей неуверенность.
   Оружие Анны, компактный автоматический пистолет производства «Мустанг Армз», был спрятан в поясной кобуре на спине вместе с двумя запасными магазинами. Кроме этого, единственным предметом, выдававшим ее принадлежность к правительственной службе, был небольшой значок с государственным гербом на правом лацкане. Чип радиочастотной идентификации, скрытый в значке, мгновенно связался с такими же чипами в значках людей, стоявших у дверей лифтов. Если бы на Келсо был поддельный значок или если бы он выдал устаревший код доступа, каждый из этих людей получил бы сигнал опасности.
   Она кивнула агентам. Самый высокий из них провел рукой по ежику седых волос и нахмурился. У старшего агента Мэтта Райана было грубое лицо боксера, с которого никогда не сходило напряженное, деловитое выражение.
   – Ты опоздала, Анна, – упрекнул он женщину, хотя в тоне его не хватало суровости. – Она может появиться в любую секунду.
   – В таком случае я пришла вовремя, Мэтт, – ответила она и заметила ухмылку на лице одного из агентов. Репутация Келсо позволяла ей многое.
   Райан скрестил руки на груди:
   – Значит, ты в состоянии еще раз кратко разъяснить ситуацию вместо меня.
   – Но мы можем получить установку из общего фонда, сэр, – произнес Бирн, самый молодой агент в отряде. С этими словами он постучал себя по виску – из-под волос выглядывал небольшой шестиугольный имплант. – Все данные на нашем узле.
   Райан покачал головой:
   – Я хочу, чтобы кто-то произнес все это вслух. Я в этих делах старомоден. – Он бросил взгляд в сторону Анны. – Давай.
   Она пожала плечами. Старший агент явно хочет заставить ее совершить промах; не дождется.
   – Стандартная группа на трех машинах, – начала она, махнув в сторону темно-синего лимузина, ожидавшего снаружи у тротуара, и мощного внедорожника, припаркованного рядом. Третий автомобиль – неприметный седан – стоял дальше по улице, ожидая сигнала. – Наш объект – сенатор Джейн Скайлер, сегодня мы сопровождаем ее в Джорджтаун, в ресторан «Кукс Роу». За ланчем у сенатора встреча, затем она едет в офис, где состоится несколько брифингов. – Анна перевела дыхание. – Мы приставлены к ней потому, что она расстроила неких нехороших людей.
   Райан кивнул:
   – Угроза вполне реальна, парни. Скайлер разворошила осиное гнездо – группу триад с Западного побережья, и те ясно дали понять, что она уже у них на прицеле.
   – От Калифорнии до Вашингтона далековато, – вступил другой агент, смуглый парень по фамилии Коннор. – Неужели вы думаете, что китайские бандюги могут дойти до такого – расстрелять ее на улицах столицы?
   – То, что я думаю, – ответил Райан, сделав ударение на этом слове, – не имеет никакого значения. У нас есть работа, и мы ее выполним, ясно? Просто будьте внимательны, тогда все ограничится небольшой прогулкой.
   – Так точно, сэр, – кивнул Коннор и смолк.
   Анна в душе была согласна с Коннором. Угроза жизни Скайлер действительно существовала, но ей не хуже Райана было известно, что группа агентов была лишь любезностью, оказанной женщине близким другом – президентом де Сильвио.
   Райан на миг закрыл глаза, и в мозгу Анны зазвучал его голос:
   «Проверка связи. Всем постам доложить обстановку».
   Губы его не шевелились, но Анна заметила едва заметное движение мышц на шее – он произносил слова беззвучно, а специальный имплант на височной кости улавливал колебания связок, кодировал их и передавал всем членам отряда.
   Один за другим подчиненные передавали ему сообщения. Последним был агент Лейкер, который доложил, что вошел в лифт и спускается. Райан на миг застыл, глядя в пространство, – с помощью беспроводной связи он подключился к оптическому сенсору Лейкера и смотрел на сенатора глазами другого человека. Затем он моргнул и вернулся в гараж.
   – По коням! Выдвигаемся! Всем оставаться на связи.
   Коннор скользнул на водительское сиденье внедорожника, Бирн забрался назад. Анна не двигалась; вопросительно взглянув на Райана, она надела солнцезащитные очки военного образца. Лифт прибыл с мелодичным звоном, и ее босс кивнул в сторону лимузина:
   – Поедешь с Лейкером. Я – сразу за вами.
   – Но ведь я на самом деле не опоздала, – произнесла она, внезапно ощутив необходимость в извинениях.
   Анна вспомнила о потертой медной монете, лежащей в кармане, и нахмурилась.
   – Я знаю, – не оглядываясь, бросил он.
   Анна открыла дверцу лимузина в тот момент, когда из лифта появилась сенатор Скайлер в сопровождении агента Лейкера и какого-то незнакомого мужчины. Прищурившись, Келсо заговорила с Лейкером по беззвучной связи:
   «Это что еще за тип?»
   Лейкер взглянул ей в глаза.
   «Телохранитель».
   «Мы ее телохранители. Она знает, как это делается, – никаких изменений в составе команды в последнюю минуту».
   «Все уже согласовано с начальством. Наверное, она любит подстраховываться».
   Человек сел в машину первым, и Анна увидела то, что и ожидала: ассистент, он же телохранитель, из тех, что работают на богачей; тощий, внимательный, хмурое лицо. За долю секунды, когда человек садился в машину, оптические сенсоры Анны уловили какой-то блеск под темным пиджаком в тонкую золотистую полоску – рукоять новейшего оружия нелетального действия. К лацкану была приколота небольшая булавка с логотипом в виде стилизованного бычьего черепа.
   «Беллтауэр». Мало того что американские налогоплательщики раскошеливались на охрану Скайлер во время ее визита в Вашингтон, она еще потратила немалые деньги на телохранителя из крупнейшей в мире частной военной компании.
   На ходу сенатор твердым тоном говорила по мобильному телефону:
   – Мне безразлично, чего хочет Фил Мид, Рути. Мне не нравится этот человек и не нравится его политика. Скажи губернатору, что он может отправляться искать поддержку к кому-нибудь другому.
   Она с резким щелчком захлопнула телефон, скупо улыбнулась Анне и забралась в машину.
   Келсо села в лимузин последней, после Лейкера, дверца с глухим стуком закрылась, и автомобиль тронулся с места. Ей не нужно было смотреть на дорогу – она знала, что седан уже едет впереди, а внедорожник следует вплотную сзади.
   Анна быстро осмотрела салон и встретилась взглядом со Скайлер. Сенатор напомнила школьную учительницу истории – она была плотно сложена, но без лишнего веса, с вытянутым лицом и ястребиным взглядом.
   – Редко увидишь в Секретной службе агентов-женщин, – произнесла Скайлер, когда колонна пересекла Кью-стрит и повернула на запад.
   – Да, нас немного, – согласилась Анна. – Однако теперь это не мужской клуб, как прежде, мэм.
   – Как вас зовут?
   – Агент Анна Келсо, сенатор.
   Скайлер несколько покровительственно улыбнулась:
   – Вас включили в мою команду потому, что я женщина, агент Келсо?
   – Нет, мэм, – возразила Анна. – Меня включили в эту команду потому, что я, как и мои коллеги, очень хорошо делаю свою работу.
   Ей показалось, что она услышала, как поморщился Райан в другой машине.
   Оперативник из «Беллтауэра», который как раз наливал воду, быстро взглянул на нее.
   – Очень рада, – ответила Скайлер, принимая у него стакан. – Вам наверняка приходится охранять множество людей, и я очень ценю ваш труд. – Она отпила глоток и наклонилась вперед. – Вы не возражаете, если я задам вам личный вопрос?
   Слова женщины на миг выбили Анну из колеи, но она быстро взяла себя в руки:
   – Думаю, нет.
   Скайлер сделала жест в сторону ее лица:
   – Могу я увидеть ваши глаза?
   Лейкер взглянул на нее с загадочным выражением, но Анна исполнила просьбу сенатора – сняла очки и посмотрела ей прямо в глаза. На самом деле очки были ей не нужны – кибероптические импланты были полностью защищены от ультрафиолетового излучения и солнечного света, – но очки были такой же частью униформы Секретной службы, как черный пиджак и брюки.
   Скайлер наклонилась, внимательно рассматривая Анну.
   – Ваши глаза… Оптика фирмы «Каден», верно? Если не ошибаюсь, ваше агентство также требует имплантации некоторых киберсистем связи и увеличения физических возможностей?
   Анна представления не имела, куда клонит сенатор.
   – Да, мэм.
   – И как вы к этому относитесь? – продолжала та. – У меня нет имплантов, и я не прошу своих сотрудников вживлять их. Как вам нравится то, что правительство ставит подобные условия, принимая вас на работу?
   – Не все агенты Секретной службы подвергаются модификации, – произнесла Анна. – Это было бы дискриминацией.
   Скайлер откинулась на спинку сиденья:
   – Правда? Скажите, скольких оперативных агентов без имплантов вы знаете?
   Анна нахмурилась:
   – Я не совсем понимаю, что вы хотите этим сказать, сенатор.
   Но на самом деле она прекрасно понимала.
   – Вы знаете, зачем я приехала, верно? – продолжала женщина. – Президент попросил меня председательствовать в сенатском подкомитете, объединенном с Национальным научным советом. Дело касается вовлечения Америки в научные разработки и производство технологий модификации человека. Именно из-за этого я стала мишенью некоторых преступных группировок.
   Во время инструктажа им все это разъяснили. Скайлер занимала твердую пронаучную позицию по вопросу о контрабанде технологий; в Южной Калифорнии были проведены карательные операции против «жнецов», как пресса окрестила этот вид преступников. Это был современный эквивалент древних страшилок о людях, просыпавшихся утром в ванне со льдом без одной почки. Только сейчас жертвами становились злосчастные владельцы кибернетических имплантов для модификации; их убивали, устройства извлекали из тел. В США импланты стоили безумно дорого, и обычным людям они были не по карману; торговля так называемым вторичным кибер-оборудованием быстро становилась основным источником дохода триад и их соперников – сразу после торговли людьми и наркотиками. Родной штат Скайлер служил воротами в США для китайских контрабандистов из Пекина, Шанхая и Гонконга.
   А что касается всего прочего… что ж, Анна смотрела передачи Си-эн-эн и «Пик уорлд вью», как и все остальные. Люди всегда искали причины для раздоров, и различие между «модифицированными» и «обычными» было аналогично разделению по расе, религии, полу…
   Скайлер продолжала, и в голосе ее слышались менторские нотки:
   – Моя работа заключается в том, чтобы определить, какую позицию следует занять Америке по отношению к модификации, и выяснить, принесет ли эта новая технология прибыль нашей экономике.
   Машина замедлила ход – они приближались к мосту Буффало-Бридж.
   – Вы хотите узнать мое мнение об этом, мэм? – спросила Анна.
   Эти слова, казалось, позабавили сенатора.
   – Нет, агент Келсо. Но дело в том, что человек, с которым я встречаюсь за ланчем, руководит компанией, наделившей вас этими прекрасными глазами. Гарретт Дански, исполнительный директор «Каден Глобал». Скажите, они хорошо поработали?
   Анна подавила желание снова надеть темные очки.
   – Мне кажется, да.
   – И вы не чувствуете себя… хуже других после модификации?
   Анна поджала губы:
   – Я не похожа на бронированных девиц из шоу «Абсолютный модифицированный боец», если вы это имеете в виду. – Анна говорила бесстрастным тоном. Ее импланты были в основном нейтральными устройствами, не вторгавшимися в организм и не нарушавшими его естественные функции. – Я хорошо делаю свою работу. Импланты помогают мне делать ее еще лучше.
   Скайлер, казалось, была довольна ответом; она отпила еще воды.
   «Все нормально?» – раздался где-то в районе затылка Анны негромкий голос Райана.
   Индикатор на краю поля зрения указывал, что он говорит по каналу, закрытому для остальных членов команды.
   «Нормально». – Она уже знала, что он сейчас скажет, какой вопрос задаст, – насчет вчерашнего телефонного звонка; но она опередила его. – «Правда, Мэтт. Со мной все в порядке». – Это была ложь.
   Он ничего не ответил. Он просто перешел на другую частоту; машины замедляли ход, мимо промелькнула черная кованая ограда Монтроз-парка. До прибытия на место оставалось несколько минут.
   – Сенатор? – произнес охранник из «Беллтауэра» негромким, вежливым голосом.
   Скайлер кивнула и взглянула на свое отражение в окне лимузина.
   «Дански на месте, – услышала Анна голос из первой машины. – Занимаем позицию».
   – Принято. Следуем за вами, – вслух произнес Лейкер.
   Лимузин Скайлер остановился; первой вышла Анна. Она мгновенно забыла о личных проблемах. Она была на работе; она осматривала улицу и здания, быстро, но внимательно изучала окна, террасы. Анна услышала, как затормозил внедорожник, открылись дверцы.
   Сенатор вышла из машины и направилась к ресторану; Лейкер и охранник из «Беллтауэра» следовали по обе стороны от нее. К ней приближался Дански с улыбкой на лице, протягивая руку.
   Анна начала осматривать улицу во второй раз, и внутри у нее что-то сжалось. Это была непроизвольная, интуитивная реакция, и сначала она не поняла, в чем дело. Она взглянула на Райана. Тот вопросительно смотрел на нее.