Мохендро испытал горькое разочарование, и ему стало еще труднее прикидываться безразличным.
   Во время этого разговора пришел Бихари.
   – В чем дело, Мохим? – спросил он. – О чем вы спорите?
   – Видишь ли, Бихари, моей жене взбрело в голову подружиться с какой-то там Кумудини или Промодини, и они придумали себе ласкательное имя, – что-то вроде Веревочки или Рыбьей Косточки. Видно, и мне придется выдумать для себя и для жены какое-нибудь прозвище, ну Пепел Сигары или Спички или что-нибудь еще в этом роде, а то житья не будет.
   Аша была полна молчаливого негодования. Некоторое время Бихари молча смотрел на Мохендро.
   – Невестка, – улыбнулся он, – имейте в виду, это плохой признак. Мохендро говорит так, чтобы сбить всех с толку. Я видел вашу Песчинку. И могу поклясться, что ничего страшного со мной не случится, если я взгляну на нее еще раз. Но если Мохим так противится, дело становится подозрительным!
   Так Аша еще раз убедилась в том, насколько Мохендро отличается от Бихари – в лучшую сторону, разумеется.
   Неожиданно для всех Мохендро стал увлекаться фотографией. Когда-то он уже начинал заниматься этим, но вскоре бросил. Теперь он снова привел в порядок фотоаппарат, купил пленку и начал фотографировать. Вскоре он переснимал всех, вплоть до слуг. Аша стала просить, чтобы он непременно сфотографировал Песчинку. Мохендро коротко сказал: «Хорошо». Бинодини так же коротко ответила: «Нет». Аше опять пришлось прибегнуть к хитрости, но и эту хитрость Бинодини разгадала.
   Было условлено, что в полдень Аша как-нибудь уговорит подругу отдохнуть у себя в комнате. Когда она уснет, Мохендро сфотографирует ее и, таким образом, поймает упрямую Песчинку.
   Удивительное дело: обычно Бинодини никогда не спала днем, но на этот раз, когда она вошла в комнату к Аше, у нее уже слипались глаза. Набросив шаль, она повернулась лицом к раскрытому окну и, подложив под голову руки, заснула в такой красивой позе, что Мохендро, войдя, подумал: «А она будто и вправду приготовилась сниматься».
   Он вошел на цыпочках и стал устанавливать фотоаппарат. Ему нужно было долго и пристально рассматривать Бинодини, чтобы решить, с какой стороны лучше ее снимать; пришлось идти на все ради искусства и осторожно раскинуть по подушке ее распущенные волосы – получилось некрасиво, и нужно было снова подобрать их.
   – Подвинь немного влево шаль у ног, – шепнул он Аше.
   – Я не сумею, – так же тихо ответила Аша. – Боюсь разбудить, поправь сам.
   Наконец в тот момент, когда он вставил кассету, чтобы сделать снимок, Бинодини пошевелилась и, глубоко вздохнув, немного приподнялась. Аша громко расхохоталась. Бинодини же приняла рассерженный вид и, метнув в Мохендро огненную стрелу своих лучистых глаз, воскликнула:
   – Это нечестно!
   – Конечно, нечестно, – согласился Мохендро. – Но если я и украл, то не успел унести украденное. Разрешите уж мне сначала совершить нечестный поступок, а потом наказывайте!
   Аша тоже стала упрашивать Бинодини. Снимок был сделан, но оказался неудачным. Поэтому Мохендро не успокоился, пока на следующий день не сделал еще одного снимка. Потом он предложил сфотографировать обеих подруг вместе «на вечную память о дружбе». Не могла же Бинодини отказаться!
   – Но это последний! – заявила она.
   Приняв ее слова к сведению, Мохендро испортил снимок. Так благодаря занятиям фотографией знакомство их продолжалось.

Глава 15

   Стоит пошевелить угли, и пламя костра вспыхивает с новой силой. Любовь молодой четы, уже начавшая гаснуть, от вмешательства третьего человека опять разгорелась.
   Аша не умела поддерживать шутливый разговор, Бинодини могла вести его до бесконечности. Поэтому в Бинодини Аша нашла бесценного помощника. Теперь ей не нужно было прилагать мучительных усилий, чтобы постоянно поддерживать веселое настроение Мохендро. В течение того короткого времени, которое успело пройти со дня свадьбы, Мохендро и Аша вели себя так, словно задались целью истратить сразу то, что отпущено на всю жизнь. Их любовная песня началась с самой высокой ноты. Они как будто торопились израсходовать весь свой запас чувств, пока не пропала любовь. Как могли они вместить это безумное половодье чувств в спокойные берега будничной семейной жизни? После опьянения мужчина обычно чувствует себя разбитым и требует еще вина. Но откуда было взять его Аше? В этот момент Бинодини, наполнив новый кубок, вручила его своей подруге. И Чуни снова почувствовала себя счастливой, видя, что муж доволен. Ей самой не приходилось теперь прилагать ни малейших усилий: Мохендро и Бинодини перебрасывались шутками, а она только беззаботно вторила их смеху. Когда во время игры в карты Мохендро плутовал, Аша, избирая Бинодини судьей, требовала справедливости. Когда же муж подшучивал над Ашей или делал ей несправедливое замечание, она знала, что Бинодини должным образом ответит за нее. Так втроем они коротали время.
   Между тем Бинодини не забросила хозяйственных дел. Она по-прежнему присматривала за домом и стряпней, ухаживала за Раджлокхи и, только закончив все дела, принимала участие в развлечениях. Мохендро ворчал:
   – Я вижу, вы места себе не находите, пока не зададите работы слугам.
   – Это все же лучше, чем предаваться безделью и стать ничтожеством! – отвечала Бинодини. – Идите, вам пора на занятия.
   – Ох, сегодня такой приятный пасмурный день!
   – Ничего! Экипаж уже подан, отправляйтесь!
   – Я же отослал экипаж!
   – А я велела ему подождать, – спокойно говорила Бинодини и приносила ему одежду для колледжа.
   – Вам следовало родиться среди воинственных раджпутов[22], тогда бы вы снаряжали своих близких на битву.
   Отлыниванье от дел ради развлечений и пропуски занятий Бинодини не одобряла. При ее суровом правлении всякие развлечения в течение дня прекратились вовсе. Поэтому вечерние часы стали для Мохендро самым прекрасным и желанным временем. Уже с утра он с нетерпением ждал вечера.
   Прежде Мохендро часто пользовался тем, что завтрак не бывал готов вовремя, и с радостью пропускал занятия. Теперь же Бинодини заботилась обо всем, и, когда кончался завтрак, экипаж уже ждал. Раньше будничное платье Мохендро далеко не всегда бывало приведено в порядок. То оказывалось, что его не принесли от прачки, то оно пропадало где-то в неведомых уголках шкафа, и без длительных розысков его невозможно было обнаружить.
   Сначала Бинодини шутливо бранила Ашу за этот беспорядок, и Мохендро вместе с нею весело смеялся над нерасторопностью жены. В конце концов, из дружеского участия, Бинодини взяла на себя заботу о том, чтобы Мохендро всегда был вовремя накормлен и прилично одет. В комнате был наконец водворен порядок.
   Оторвется ли пуговица от куртки Мохендро и Аша сразу не сообразит, как помочь этому горю, – появляется Бинодини и, отобрав у растерянной Аши куртку, ловко пришивает пуговицу. Однажды кошка отведала блюдо, приготовленное для Мохендро. Аша растерялась. Бинодини сейчас же побежала на кухню и принесла другую еду.
   Постепенно Мохендро во всем стал ощущать заботливую руку Бинодини. Сделанные ею шерстяные туфли, связанный Бинодини шарф ласкали его, как нежное прикосновение. И когда умытая и благоухающая Аша, принаряженная подругой, появлялась перед Мохендро, в ней было что-то от Бинодини. Теперь обе женщины в сознании Мохендро сливались в одно очаровательное создание, как воды Ганги и Джамуны.
   Бихари был в немилости – его не звали. Однажды он написал Мохендро, что на следующий день, в воскресенье, придет обедать к Раджлокхи. Мохендро решил, что тогда воскресенье будет испорчено, и поспешил послать ему записку, сообщая, что в воскресенье его не будет дома, что он должен отлучиться по важному делу.
   В воскресенье, во второй половине дня, Бихари все же зашел, чтобы выяснить, куда отправился Мохендро. Но привратник сказал ему, что Мохендро дома. Бихари взбежал по лестнице и вошел в комнату друга. Мохендро, захваченный врасплох, простонал: «Ох, как у меня разболелась голова!» – и откинулся на подушки. Услышав это и увидев выражение лица Мохима, Аша испуганно вскочила и, не зная что делать, вопросительно взглянула на Бинодини. Бинодини понимала, что с Мохимом ничего серьезного не случилось, но тем не менее с тревогой сказала:
   – Вы очень много занимались сегодня, отдохните. Сейчас я принесу одеколон.
   – Зачем? Не надо, – запротестовал было Мохендро, но Бинодини не слушала его. Она мгновенно вернулась, неся одеколон, смешанный с холодной водой, намочила платок и отдала его Аше, чтобы та сделала компресс.
   Мохендро время от времени повторял «не надо», а Бинодини, сдерживая улыбку, молча наблюдала за этим представлением.
   «Пусть видит Бихари, как меня любят», – самодовольно думал Мохендро.
   У Аши в присутствии Бихари от смущения дрожали руки, и несколько капель одеколона попали Мохендро в глаз, когда она пыталась сделать компресс. Тогда Бинодини взяла из рук Аши платок, положила его на лоб Мохендро и стала осторожно смачивать одеколоном.
   Аша, закутавшись в покрывало, принялась обмахивать мужа веером.
   – Ну как, Мохендро-бабу, лучше вам? – спросила Бинодини. Она говорила нарочито встревоженно, но, кинув быстрый взгляд на Бихари, встретилась с его смеющимися глазами. Бихари отлично видел, что все происходящее – комедия. И Бинодини поняла, что этого человека нелегко провести, от него ничто не скроется.
   – Знаете, Биноди-ботхан, от такого внимательного ухода болезнь не пройдет, а скорее, наоборот, усилится! – смеясь, воскликнул Бихари.
   – Нам, глупым деревенским женщинам, это неизвестно. А что, разве в ваших медицинских книгах об этом написано?
   – Конечно. Вот я, например, увидел, как вы ухаживаете за этим больным, и у меня тоже разболелась голова. Но мне, бедному, придется поправляться без лекарства. Мохиму повезло.
   Бинодини отложила компресс.
   – Друга должен лечить друг, – заметила она.
   Все происходящее возмутило Бихари. Последние дни он был очень занят и не подозревал, что за это время между Мохендро, Бинодини и Ашей завязалась такая тесная дружба. Он пристально посмотрел на Бинодини. Молодая женщина спокойно встретила его взгляд.
   Бихари резко сказал:
   – Правильно! Только так – друга должен лечить друг. Я принес сюда головную боль, я же ее и унесу. Так что не расходуйте зря одеколон. А вообще, – продолжал он, глядя на Ашу, – чем лечить, лучше не доводить дело до болезни.

Глава 16

   «Нельзя, чтобы это зашло далеко, – думал Бихари. – Я не должен оставлять Мохендро. Правда, никто из них не желает меня видеть, но я обязан вмешаться».
   И Бихари стал без приглашения появляться в доме Мохендро.
   – Этого юнца, – говорил он Бинодини, – баловала мать, портил друг, а теперь его портит жена. Умоляю вас, Биноди-ботхан, портите лучше кого-нибудь другого!
   – Кого же? – смеялся Мохендро.
   – Да хотя бы такого, как я. На меня еще никому не удавалось влиять…
   – Такого, как ты! – проворчал Мохендро. – Эх, Бихари, не так-то легко быть достойным того, чтобы тебя портили! Попросить – мало!
   – Чтобы испортиться, надо еще обладать особым талантом, Бихари-бабу! – подхватила Бинодини.
   – Но если я лишен такого таланта, мне должно помочь ваше искусство. Попробуйте побаловать меня немного!
   – Если вы будете готовиться заранее, ничего не получится! – возразила Бинодини. – Нужно быть совершенно неподготовленным. Но как ты думаешь, дорогая Аша, может быть, лучше тебе взяться за Бихари?
   Аша легонько толкнула Бинодини. Бихари тоже не поддержал шутки. Бинодини поняла, что Бихари не потерпит насмешек над Ашей. Это больно кольнуло ее самолюбие. Вот как! Значит, Ашу Бихари уважает, а ее, Бинодини, он не принимает всерьез?!
   – Хоть этот попрошайка Бихари и обратился ко мне, – снова повернулась она к Аше, – но милостыню он жаждет получить именно от тебя. Удели ему что-нибудь, дорогая…
   Аша окончательно рассердилась. Бихари вспыхнул, но через мгновение сказал, смеясь:
   – Почему же вы предпочитаете Мохендро, а меня перепоручаете кому-то другому? Но ладно, торговаться из-за этого с Мохимом я не стану.
   От Бинодини не укрылось стремление Бихари разрушить все ее планы, и она сказала себе, что с ним нужно быть осторожной.
   От хорошего настроения Мохендро не осталось и следа. Ему казалось, что своей болтовней Бихари испортил все поэтическое очарование вечера.
   – Твой Мохим тоже не собирается торговаться, Бихари, – недовольно сказал Мохендро. – Он вполне доволен тем, что имеет.
   – Он-то, возможно, и не собирается, – ответил Бихари, – но это может произойти помимо его желания, раз ему так суждено…
   – Вам ли говорить о торговле, Бихари-бабу, ведь в ваших руках ничего нет! – вмешалась Бинодини. И с резким смехом она игриво ущипнула Ашу за щеку. Рассерженная Аша вышла из комнаты. Бихари, разбитый наголову, сердито молчал.
   Он уже собрался уходить, когда Бинодини вдруг сказала:
   – Не падайте духом, Бихари-бабу. Сейчас я пришлю Ашу.
   Бинодини вышла. Мохендро был раздосадован, что из-за Бихари их компания расстроилась. При виде его недовольного лица Бихари не выдержал.
   – Ты погубишь себя, Мохим! – воскликнул он.  – Но с собой делай что хочешь, только не губи ни в чем не повинную женщину, которая доверилась тебе всем сердцем! Я еще раз тебе говорю: не губи ее! – От волнения у Бихари прервался голос.
   Сдерживая раздражение, Мохендро ответил:
   – Я не понимаю тебя, Бихари. Не говори загадками, скажи прямо!
   – И скажу! – Бихари не заметил, как повысил голос. – Бинодини нарочно сбивает тебя с пути, а ты ничего не понимаешь и, как глупый осел, идешь вперед, не разбирая дороги!
   – Неправда! – загремел Мохендро. – Если ты будешь несправедливо подозревать уважаемую женщину, лучше тебе совсем не появляться в онтохпуре[23]!
   В комнату вошла улыбающаяся Бинодини с подносом сладостей и поставила его перед Бихари.
   – Это еще зачем? – воскликнул Бихари. – Я не голоден.
   – Ну как же так?! Неужели вы уйдете, ничего не попробовав?
   Бихари рассмеялся:
   – Понимаю, моя просьба принята! Теперь меня будут портить, началось ухаживание!
   Бинодини лукаво улыбнулась.
   – Вы же названый брат Мохендро. И поэтому можете пользоваться всеми родственными привилегиями. Зачем просить там, где можно требовать? Вы сами можете взять нашу любовь и внимание. Правда, Мохендро-бабу?
   Мохендро от возмущения лишился дара речи.
   – Бихари-бабу, – продолжала Бинодини, – вы что же это, стесняетесь есть или, может, сердитесь? Позвать вам кого-нибудь сюда?
   – Никого и ничего мне не нужно. С меня довольно…
   – Вы шутите? С вами просто невозможно справиться. Даже сладостями вас не подкупишь!
   Ночью Аша призналась мужу, что терпеть не может Бихари, но Мохендро, вопреки обыкновению, не стал высмеивать жену.
   Утром он отправился к другу.
   – Знаешь, Бихари, – сказал он, – Бинодини у нас все же чужая, и ей неприятно, что ты приходишь на женскую половину дома.
   – Неужели?! – удивился Бихари. – Ах, как нехорошо получилось! Что ж, если она против, я больше не покажусь ей на глаза.
   Мохендро успокоился. Он не ожидал, что это неприятное дело так просто уладится. По правде говоря, он побаивался Бихари.
   Но в тот же день Бихари явился на женскую половину дома.
   – Биноди-ботхан, – сказал он, – простите меня!
   – За что, Бихари-бабу?
   – Я слышал от Мохендро, будто вы сердитесь за то, что я прихожу сюда. Скажите, что вы прощаете меня, и я сейчас же уйду.
   – Что вы говорите, Бихари-бабу?! Я ведь здесь только гостья, зачем же вам уходить из-за меня! Знала бы я, что доставлю кому-то столько неприятностей, ни за что не приезжала бы. – Бинодини изобразила на лице глубокое страдание и, будто с трудом удерживая слезы, быстро вышла.
   У Бихари мелькнула мысль, что, может, он напрасно так плохо думает об этой женщине.
   В тот же день к Мохендро пришла взволнованная Раджлокхи.
   – Мохим, Бинодини просит отпустить ее домой, – сказала она.
   – Почему, ма, разве ей плохо здесь?
   – Нет, конечно. Но Бинодини говорит, что люди могут осудить ее за то, что она, молодая вдова, так долго живет в чужом доме.
   – Значит, этот дом уже стал ей чужим! – обиженно заметил Мохендро.
   Бихари сидел тут же, и Мохендро сердито взглянул на него. Бихари с раскаянием подумал о том, что вчера своими словами, очевидно, причинил боль Бинодини.
   Аша и Мохендро разыскали Бинодини и принялись дружески упрекать ее.
   – Как ты можешь считать нас чужими, сестра, – говорила Аша.
   – Столько времени жили как свои, и вдруг мы оказались чужими для тебя! – вторил ей Мохендро.
   – Но вы не можете держать меня здесь вечно…
   – Мы не посмели бы…
   – Зачем только мы так привязались к тебе! – воскликнула Аша.
   – Все равно через несколько дней я уеду, так стоит ли обманывать себя, – сказала Бинодини, при этом смущенно взглянув на Мохендро.
   В тот день так ничего и не решили.
   – Биноди-ботхан! Зачем вы говорите об отъезде? – сказал ей Бихари на следующий день. – Я немного виноват перед вами. Но не надо так наказывать меня!
   – Вы ни в чем не виноваты, – отвернувшись, проговорила Бинодини. – Во всем виновата моя судьба.
   – Если вы уедете, я буду думать, что вы сделали это из-за меня.
   В нежных глазах Бинодини появилось умоляющее выражение.
   – Ну скажите сами, разве должна я остаться?
   Бихари растерялся. Как мог он сказать, что она должна остаться?
   – Разумеется, когда-нибудь вам нужно будет уехать, но ничего страшного не случится, если вы еще немного задержитесь, – сказал он наконец.
   Бинодини опустила глаза.
   – Вы все так уговариваете меня, что мне трудно ослушаться. Но это очень жестоко с вашей стороны.
   Крупные слезы задрожали на ее густых длинных ресницах.
   Бихари совсем растерялся.
   – За это короткое время вы всех успели покорить своими редкими достоинствами, – заговорил он, – поэтому никто не желает расставаться с вами. Не подумайте ничего плохого, Биноди-ботхан, но кому захочется добровольно отпустить такую Лакшми!
   Закутанная в покрывало Аша, которая сидела тут же, принялась поспешно вытирать глаза краем своего сари.
   После этого разговора Бинодини больше не заводила речи об отъезде.

Глава 17

   Для того чтобы окончательно забыть о размолвке, Мохендро предложил в воскресенье устроить прогулку за город. Аша пришла в восторг от этой затеи, но Бинодини ни за что не соглашалась принять участие в прогулке. Аша и Мохим приуныли. Они недоумевали, почему Бинодини стала сторониться их.
   Вечером, когда пришел Бихари, Бинодини сразу же сказала ему:
   – Бихари-бабу, Мохим предлагает устроить пикник в Домдома́, а я не соглашаюсь ехать с ними. И вот из-за этого они оба сердятся на меня с самого утра.
   – И правильно делают, что сердятся, – ответил Бихари, – без вас из их прогулки такое получится, что и врагу не пожелаешь.
   – Поедемте с нами, Бихари-бабу, – вдруг оживилась Бинодини. – Тогда я тоже поеду.
   – Предложение заманчивое! Но ведь это затея Мохендро, а еще неизвестно, что он скажет!
   И муж и жена были очень недовольны непонятным единодушием Бихари и Бинодини. У Мохендро моментально испарился весь его энтузиазм. Ему так хотелось, чтобы Бихари раз и навсегда понял, как неприятен он Бинодини. Но вслух Мохендро сказал:
   – Что ж, хорошо, очень хорошо. Но послушай, Бихари, ни одна твоя поездка еще не обходилась без происшествий. Неизвестно, что взбредет тебе на ум. Ты можешь притащить к нам в компанию какого-нибудь местного князька или затеять ссору с европейцем!
   Заметив недовольство Мохендро, Бихари усмехнулся про себя.
   – Ну, это все невинные шутки – с кем такого не бывает, – сказал он. – Конечно, трудно знать заранее, какая может случиться неприятность. Биноди-ботхан, выезжать надо на рассвете, я приду точно в назначенный час.
   Когда в воскресенье рано утром Бихари явился с огромной тяжелой корзиной, двуколка для слуг и вещей и экипаж для хозяев уже стояли у ворот.
   – Что это ты притащил? – проворчал Мохендро. – В двуколке нет места.
   – Не волнуйся, дада, я все устрою, – отозвался Бихари.
   Бинодини и Аша сразу сели в экипаж, а Мохендро все медлил, не зная, куда усадить Бихари. Тем временем Бихари укрепил корзину на верху экипажа, а сам уселся на козлы. Мохендро облегченно вздохнул: «Хорошо, что он не сел в экипаж, а то выкинул бы еще какую-нибудь штуку».
   – Вы не свалитесь оттуда, Бихари-бабу? – забеспокоилась Бинодини.
   – Не волнуйтесь, падения и обмороки не в моих привычках!
   Едва экипаж тронулся, как Мохендро сказал:
   – Лучше я пересяду наверх, а Бихари пусть идет сюда.
   Аша испуганно ухватилась за чадор мужа:
   – Нет, нет! Не надо!
   – Зачем вам это? – поддержала ее Бинодини. – Вы ведь не привыкли ездить на козлах, еще упадете!
   – Упаду? – вспыхнул Мохендро. – Никогда!
   – Вы обвиняли Бихари, но теперь я вижу, что любите происшествия не меньше его!
   Мохендро обиделся.
   – Ладно, – сказал он, – не будем спорить. Пусть Бихари идет сюда, а я возьму себе другой экипаж.
   – Тогда и я с тобой! – заявила Аша.
   – А мне что прикажете, спрыгнуть на ходу? – спросила Бинодини.
   На этом разговор прекратился. Всю дорогу Мохендро сидел мрачный. Наконец экипаж прибыл в Домдома. Двуколка с вещами и слугами еще не прибыла, хотя ее отправили гораздо раньше.
   Стояло ясное осеннее утро. Солнце уже поднялось, и роса на траве высохла, но влажная листва деревьев еще блестела в солнечных лучах. Вдоль ограды тянулись ряды деревьев шефали, под ними расстилался ковер душистых цветов.
   Вырвавшись на простор из каменных оков Калькутты, Аша резвилась, как лань. Вместе с Бинодини они собирали цветы, рвали плоды и ели их, сидя под деревом. И мягкий солнечный свет, и тень деревьев, и цветущие кустарники – все вокруг, казалось, радостно встрепенулось от безудержной веселости двух молодых женщин. Подруги вернулись с купанья, а двуколки со слугами все еще не было. Мохендро сидел в кресле на веранде бунгало и с упрямым видом читал объявления какой-то иностранной фирмы.
   – А где же Бихари-бабу? – спросила Бинодини.
   – Не знаю! – буркнул Мохендро.
   – Пойдемте поищем его.
   – Никто его не похитит, будьте спокойны! Сам найдется.
   – А может, он разыскивает вас, боится, как бы не пропало такое сокровище. Надо пойти успокоить его.
   Они нашли Бихари под огромным баньяном, который рос у самого пруда. Под ним Бихари распаковал свою корзину, вынул оттуда таганок и вскипятил воду. Когда все подошли, он гостеприимно усадил их на плетеную скамью, подал чай и сладости на небольшом подносе.
   Бинодини то и дело повторяла:
   – Какое счастье, что Бихари-бабу обо всем позаботился. Что сталось бы с Мохендро-бабу без чая!
   Мохендро с удовольствием пил чай, однако не преминул сказать:
   – Вечно этот Бихари хочет отличиться. Мне хотелось устроить настоящий пикник, а у него, оказывается, уже готов завтрак, как в городе. Никакого удовольствия!
   – Тогда давай сюда свою чашку, Мохим, – откликнулся Бихари, – развлекайся голодный, мы не будем тебе мешать.
   Время шло, а слуг все не было. Из корзины Бихари стали появляться на свет различные припасы. Извлекли рис, горох, овощи и разные приправы в маленьких бутылочках. Бинодини удивилась:
   – Бихари-бабу, вы и нас, хозяек, превзошли. У вас ведь нет женщин в доме – где вы научились всему этому?
   – Жизнь научила, – ответил Бихари. – Приходится самому о себе заботиться, больше некому.
   Бихари сказал это шутя, но Бинодини вдруг загрустила и кинула на него взгляд, полный сочувствия.
   Бихари и Бинодини занялись стряпней. Когда Аша делала робкие попытки помочь, Бихари отстранял ее. Ничего не смысливший в хозяйстве Мохендро даже не пытался помогать. Он прислонился к дереву и, закинув ногу на ногу, следил за пляской солнечных зайчиков на трепетавшей листве баньяна.
   Когда стряпня подходила к концу, Бинодини сказала:
   – Мохендро-бабу, все равно вам не сосчитать всех листьев на дереве, идите искупайтесь.
   В это время прибыли наконец слуги с провизией. Оказывается, по дороге у двуколки сломалось колесо.
   Наступил полдень.
   После обеда решили расположиться под деревом и сыграть в карты. Но Мохендро наотрез отказался, сел в тени и задремал. Аша ушла отдохнуть в бунгало.
   – Что ж, я, пожалуй, тоже пойду, – натягивая на голову край сари, сказала Бинодини.
   – Не уходите, поболтаем немного, – предложил Бихари. – Расскажите мне о ваших родных местах.
   Жаркий полуденный ветер шелестел в ветвях деревьев, временами доносился крик кукушки. Бинодини стала рассказывать о своем детстве, о родителях, о подругах детских лет. Пока она говорила, сари постепенно соскользнуло с ее головы. Тень светлых воспоминаний детства легла на ее лицо, сделала черты его мягче, чуть притушила огонь молодости, сверкавший в ее глазах. Насмешливые и проницательные, эти глаза всегда вызывали у Бихари смутное недоверие. Но сейчас, когда их темное пламя померкло, превратившись в спокойное сияние, ему показалось, что перед ним не Бинодини, а другой человек. Под этой ослепительно сверкающей оболочкой билось нежное, чувствительное сердце; неудержимое желание нравиться не иссушило душу этой женщины.