Пикантность ситуации и в том, что у кого будет власть в варианте гибели Шеварднадзе - неизвестно. Вариант преемственности власти в Грузии в случае гибели президента или иной причины, не дающей ему руководить, не предусмотрен.
   Еще один возможный источник угрозы для Шеварднадзе - Ичкерия. Да, ее руководители сейчас ратуют за дружбу и сотрудничество "между братскими народами Грузии и Ичкерии". Во время визита президента Ичкерии Аслана Масхадова в Нью-Йорк он говорил об идее передачи чеченского трубопровода под контроль "Евразийского (Кавказского) общего рынка". То есть чеченцы, похоже, не против отсоединиться от российской трубы и гнать каспийскую нефть через Грузию к черноморским портам. Но ведь грузины могут обойтись и без них, транспортируя каспийскую нефть мимо Ичкерии. Они ведь прекрасно помнят, кто посылал особый чеченский батальон в Абхазию, который там очень рьяно сражался с войсками грузинского правительства под руководством Шамиля Басаева. Его там даже прозвали "героем Гагр" за то, что он успешно штурмовал этот город.
   В Ичкерии хватает горячих и злопамятных, мстительных людей, которые не прощают старых обид. Хватает там и тех, кто имеет огромные деньги на нефти. Этим людям невыгоден нефтепровод в Грузии, идущий в обход Чечни. А устранение Шеварднадзе и грузинская внутриусобица сделают этот нефтепровод нереальным.
   Надо помнить также, что на Кавказе, в той же Ичкерии например, объединяющая самостоятельная государственность только складывается. Дружить против кого-то и просто дружить - большая разница. На Кавказе у власти много людей, у которых зачастую психология удельных князей. Хорошо воюешь, умело грабишь врагов - хороший князь. Сил у них немного, тактика партизанская, значит, одним из главных их орудий является коварство. Есть чеченцы, которым кажется выгодной драка между Россией и Грузией.
   Устранение Шеварднадзе выгодно и абхазским "ультра", которым ненавистно даже то шаткое равновесие, которое обеспечивает в решении абхазского вопроса этот политик с мировым именем.
   Ссора Тбилиси и Москвы может быть чрезвычайно выгодна США, потому что она выводит Грузию из СНГ и отдает под контроль американцев нефтепровод Баку - грузинское побережье Черного моря. США помогают Грузии сотнями миллионов долларов в виде гуманитарной помощи. С пуском нефтепровода появятся дополнительные деньги, страна вздохнет свободнее и с благодарностью к тем, кто помог. Шеварднадзе уже высказывался в том духе, что проблемы с Абхазией нужно решать по примеру Боснии. Надо полагать, что появление в Грузии морской пехоты США ему нравится больше, чем пребывание российских войск. И тут, случись на него покушение с российской окраской, можно ускорить ввод первых и избавление от вторых.
   А там и до НАТО недалеко - при таком якобы агрессивном, как пишут газетчики, покрывающем террористов соседе, как Россия. Иными словами, покушение на Шеварднадзе сыграет на руку и ему самому. Если, разумеется, оно не удастся. Способен ли он рискнуть своей жизнью? А почему же нет? Воля у него есть, что он уже не раз доказывал. Такие люди в случае необходимости не боятся вызвать огонь на себя.
   Некоторым боком ситуация в Грузии затрагивает и Турцию. Есть вариант транспортировки каспийской нефти из Азербайджана через Грузию в турецкий порт Джейхан и далее. Но Грузия при Шеварднадзе склоняется за доставку нефти через Батуми и Одессу. В этом случае турки теряют около миллиарда долларов. Тоже достаточно большая сумма, чтобы помочь в случае чего расставить нужные акценты...
   Следовательно, убийство Шеварднадзе может быть выгодно не только тем, кто хотел бы нового переворота в Грузии. А и тем, кому не мешает именно Шеварднадзе, но кому очень хочется основательно поссорить Грузию с Россией, подлить бензинчика в кавказский котел. У меня все.
   Подполковник Синцов шумно выдохнул и вытер вспотевшую лысину большим ярко-оранжевым платком.
   - У тебя есть вопросы? - спросил Нифонтов у Голубкова.
   - Есть. Скажите: а ваше личное мнение каково?
   - Мое мнение о чем? - недоуменно переспросил подполковник.
   - О реальности покушения и о его организаторах? Каков ваш личный прогноз?
   - Прогноз? Шеварднадзе вот-вот попытаются убить. Исполнителями станут его грузинские враги, которым помогут конкуренты России на Кавказе - через продажных или оголтелых российских силовиков. Причем они постараются оставить два четких следа: чеченский и московский. И московский будет вести к той спецслужбе, которая слишком мешает тем, кто греет руки на кавказских проблемах.
   - А может спецслужбой, предназначенной для та кого заклания, оказаться наше управление? - спросил Голубков, чувствуя на себе неодобрительный взгляд Нифонтова.
   Подполковник Синцов аккуратно сложил ярко-оранжевый платок, убрал его в карман брюк, поправил китель и пожал плечами:
   - Не вижу никаких оснований исключать такой вариант...
   Глава двадцать первая. Вечная мечта о вечной весне
   Спецслужбам многие законы не писаны. В том числе и КЗоТ.
   Поэтому 3 января 1998 года, в субботу, коллеги старлея Ларисы Курбановой, в отличие от прочих трудящихся России, явились на службу. Они с похмельным тигриным сумраком в глазах тупо дремали за столами над разложенными для блезиру бумагами, вяло перекуривали на лестничных площадках и обменивались рассказами о вчерашнем. Зато начальство - как и не пило вовсе. Совещание за совещанием. Я тихо сидел рядом с Курбановой в приемной главного ее шефа и сочувственно смотрел, как вокруг курсируют с бумагами и папками адъютанты в форме и без.
   Дело происходило, как это нынче принято, в малозаметном двухэтажном особнячке во дворе большого жилого дома неподалеку от башни правительства Москвы. Чтобы залегендировать появление тут людей в форме и обилие скапливающихся днем шикарных иномарок и ядовито-зеленых "уазиков", на особняке висела скромная табличка. Под двуглавым орлом золотом по черному было начертано: "Министерство обороны РФ. Министерство внутренних дел РФ. Управление материально-технического снабжения. Отдел тендеров и контрактов на конкурсной основе".
   Наконец обо мне вспомнили. Вышедший от главного шефа лощеный, как отполированный сапог, адъютантик разлучил нас с Ларисой - ей он велел от имени шефа вернуться к своим обязанностям, а меня сопроводил к майору, который вел дело Шмелева.
   Увидев его, я сразу понял, почему моя авантюра имела шансы увенчаться успехом. Физиономию этого щекастого и бровастого "бычка" я видел в рамке под стеклом на серванте в квартире Ларисы. Людям, которые горят на службе, не остается ничего иного, как довольствоваться служебными романами. Поэтому баба в море - к несчастью.
   - Итак? - спросил щекастый майор, велевший называть его Юрием Юрьевичем. - Вы намерены противодействовать следствию? А ведь закон этого не любит!
   На что я, мекая и бекая, изображая смущение упрямого, но недалекого обывателя, возразил, что предотвратить преступление - святой долг каждого гражданина РФ. И если для этого надо всего лишь объяснить Евгению Шмелеву, что затеянные им дела с оружием попадают под статьи Уголовного кодекса, то чего ж в этом противозаконного? Наоборот! А то, что при этом у конторы уважаемого Юрия Юрьевича повиснет дело и останутся невыявленными потенциальные покупатели секретов, так это не моя забота.
   - И что же, вы хотите, чтобы это стало и вашей заботой? - постращав меня для порядка, все же спросил Юрий Юрьевич.
   Я сказал, что хотел бы, чтобы он вывел Шмелева из числа соучастников, признав его участие в преступной цепочке по купле-продаже секретного изделия чистосердечной помощью следствию.
   - Как это у вас просто выглядит! Но я же ни продавцу, ни покупателю на суде рот не заткну! Они ж сами вашего дружка обязательно назовут, когда для них запахнет жареным. И как я тогда объясню судье, что один из организаторов преступления на свободе?
   - Простите, господин майор, но ведь вы тоже, зная о преступных замыслах, не спешите их пресекать? Но вы ж судьи не боитесь!
   Это его взбеленило:
   - Ты, лейтенант, не путай жопу с пальцем! Слежка за преступниками с целью пресечь работу криминальной группировки на разведку потенциального противника - это одно. Потому как гадов надо брать с поличным. А вот сколачивание такой преступной группы для торговли государственными секретами с целью наживы - другое. Твой дружок вляпался в это дело по уши. Единственное, что могу тебе для него обещать, если он нам поможет, - это явку с повинной. И помощь следствию зафиксируем, если она еще будет. А там суд пусть разбирается. Пусть спасибо скажет, что мы тебе рисковать позволяем. Если что с тобой случится, кто будет отвечать? Я! Иду на это только из гуманизма. Без твоей помощи он бы себе верную вышку обеспечил.
   - Так у нас вроде мораторий...
   - Кому мораторий, а кому все равно вышка. Нет, не из гуманизма обрадовался майор моему предложению помочь. Просто на него возможность иметь своего человека в сердцевине преступной сделки свалилась как манна небесная. Нет слежки, от которой нельзя было бы уйти. Да и террористов столько развелось, что никакая слежка не помешает нажать кнопку на людном перекрестке. А тут я...
   - Да и вы ж меня поймите, - взмолился я. - Как я могу своими руками яму другу рыть?
   - А разве он не сам ее вырыл? А ты его как раз из нее вытаскиваешь! И потом, нужно, чтобы покупателя-то он нашел. По своей воле. Сам. Если ты, почти что наш сотрудник, этим будешь заниматься, то получается провокация. Его адвокат от обвинения камня на камне не оставит...
   В законах я не силен. И дело это такое, что не скоро найдешь, с кем можно проконсультироваться. Поэтому хоть и чуял я, что майор мухлюет, но возразить ему ничего не мог, а оттого просто уперся на том, что Шмелев не преступник. Юрий Юрьевич тоже не сдавался. Он еще не знал о моих планах в отношении своей службы. О том, что я рассчитываю потом спасти Принцессу и себя от САИП, я ему пока не сообщал. Вот когда я стану очень важным, ключевым свидетелем, тогда у нас совсем другая торговля пойдет. Пока же я изображал, что предел моих мечтаний вывести из-под статьи Женьку Шмелева. Что, в общем-то, тоже соответствовало правде. Как я ее понимаю.
   - Не обольщайся, парень. - В щекастом майоре впервые проглянуло что-то человеческое - какой-то не очень скрываемый отблеск самодовольства. - Мы и без тебя обойдемся. Не впервой. У тебя тоже, знаешь, репутация не безупречная. Так что хочешь помочь дружку - помоги. Подстрахуй. Его же и пришибить, кстати, могут. А не хочешь - обойдемся.
   Был момент, я заколебался. Как чаши весов качнулись в душе.
   С одной стороны - одуревший от жадности Шмелев, которому я уж все так разжевал, что дальше некуда. А с другой - будущее ни в чем не повинной сестры При, ее и моя жизни. На этих весах проблемы Женьки и его Веры были для меня явно менее весомы. И все-таки я упрямствовал. Не всегда даже самому себе это можно объяснить, но есть внутри нас некие "нельзя", которые посильнее любого здравого смысла. Вдруг я понял: если бы При сейчас участвовала в нашем разговоре с майором, пусть хотя бы молча рядом сидела, я бы сдался. Махнул бы на Шмелевых рукой... Неужели я из-за нее стал настолько уязвимее? Чепуха. Все, что делаю или не делаю в связи с ней, я делаю и ради себя тоже. А мне, для себя, жить предателем не хочется. Да и Ему такие фортели не нравятся.
   - А если что-то стрясется? - угрюмо спросил я. - Рванет, например, что-то или кого-то? Каково будет вам жить с таким грехом на совести?
   Уловив, что меня заклинило окончательно, майор со скрипом согласился забыть об участии Шмелевых в деле. Вернее, он пообещал перевести их в разряд невиновных свидетелей, как только Евгений выйдет на покупателя.
   Уходя из "Отдела тендеров", я прокручивал мысленно весь разговор с майором и дивился странному от него впечатлению. Я уже упоминал как-то филологиню, которая обожала читать в постели стихи. И прямо в то самое время, и после. Причем, подпрыгивая на мне, она несла обычно Маяковского. Так вот, однажды, поглаживая мой временно обожравшийся инструмент, она прочла длинное стихотворение Тарковского о том, как ей хорошо. Все содержание помню смутно, но крепко врезался самый конец. В общем, все так расчудесно и прекрасно вокруг, когда влюблен:
   _...и даже рыбы смеются, плывя вверх по реке!
   А судьба идет за нами следом,
   как сумасшедший с бритвою в руке..._
   Излагаю по памяти, может, и неточно. Но свихнутый с бритвою - очень меня впечатлил. Ведь ни ты, ни он сам, никто не знает, что он теперь выкинет. Судьба! То ли побреет, то ли солнечного зайчика от лезвия запустит, то ли глотку перережет. Очень мне этот Юрий Юрьевич такого, страшного в непредсказуемости, но с бритвою, человека напоминал. Следователи, привыкнув, что от того, как они бумажки составят, жизни людей зависят, от такой своей власти часто того, сдвиг по фазе имеют. Опять же они ведь нередко не истину ищут, а протоколы под заданный ответ подгоняют. А меня, если честно, пугают люди, из которых можно гвозди делать. Какие-то сплошь специфические эти гвозди, все для крышек гробов получаются.
   Но я постарался мысли обо всем этом из головы прогнать. И обстановка помогала. Райская жизнь настала: весь день сижу возле компьютера, разбираясь в записях Гнома и Девки - впереди торговля с Принцессиной Конторой предстоит, надо подготовиться. Сама При в это время по Москве рыщет, пытаясь с помощью подруг найти управу на САИП. Она говорит про подруг, и я предпочитаю верить. С ее помощью я послал письма Артисту и Боцману. Якобы от их сослуживца по Чечне, который нынче из Калининграда в моря ушел рыбу ловить. В письмах этих я понятным для них образом объяснил, что у меня - затишье перед бурей, но помощь их пока не требуется. Так что днем мы оба заняты под завязку. Зато вечерами, ночами или днем, когда При свободна, мы теперь все время с ней. Помимо секса у нас уже и разговоры начали получаться. Хотя порой я ловил себя на том, что слушаю ее, не понимая и даже не различая слов - как музыку, от которой по затылку бегут гипнотизирующие мурашки.
   Однажды, когда мы отужинали и я сонно, как удав в кустах, переваривал пищу и события дня, положив голову При на колени, она странно вздохнула. Я с трудом приоткрыл глаз и посмотрел в склоненное надо мной лицо: нет, не плачет вроде бы. Однако спросил сквозь дрему:
   - Ты чего?
   - Ничего, дорогой. Все хорошо.
   Теперь вздохнул я. Баба - она баба и есть. И у лучшей из них бывают приступы душевных мук в самый неподходящий момент. Потом опомнился.
   Можно подумать, что у меня самого душевная смута только по расписанию, когда это удобно окружающим.
   - Ну, лапка, расскажи?
   - "Постель была расстелена, но ты была растеряна и все твердила шепотом: "А что потом? А что - потом?"
   Я невольно засмеялся, снова вспомнив хорошо просветившую меня в области поэзии филологиню, которая часто читала пародию на вспомнившиеся сейчас При стихи. Но у меня хватило ума подавить так некстати напавший на меня хохотунчик.
   - Ты чего смеешься? - охотно улыбнулась моя милая.
   - Так просто... - Из книжек я знал, что нельзя, будучи с женщиной, вспоминать при ней о прежних связях. - Мне очень хорошо с тобой.
   - И мне, дорогой. Мне нравится, что ты зовешь меня "При". Я действительно теперь при тебе. Меня без тебя нет, понимаешь?
   - Понимаю и одобряю. Ну так что же тебя встревожило?
   При опять загрустила.
   - Просто я подумала, как в стихах: а потом-то что? Совсем после, понимаешь? Ну выскользнем мы на этот раз. Ну отказалась я ложиться под говнюков, чья подноготная интересна САИП. А - дальше?..
   - Будем жить долго и счастливо.
   - Как? И чем жить?
   - Ты знаешь, у меня скопились кое-какие деньги... И знаешь, что я хочу с ними сделать? Я хочу с тобой прожить несколько лет - весной. Понимаешь? Переезжать раз в два-три месяца, чтобы все время была весна. Сначала - на юге. Когда там весна закончится, подняться севернее... Или в другое полушарие. Чтобы у нас на глазах голые сучья покрывались почками и листвой. Чтобы сквозь отлежавшие под снегом скукоженные листья у нас на глазах пробивалась свежая трава... Чтобы птицы к нам прилетали. Чтобы лед на реках или морях таял и трескался. А, как тебе?
   Она почему-то очень удивилась:
   - Ты серьезно?
   - Что - серьезно? Про весну? - Теперь я удивился - ее удивлению.
   - Нет, что ты сам об этом думаешь?
   - ?..
   - Дорогой, я тебя обожаю. Извини... А ты... Ты не еврей, часом?
   - А что, не видно?
   - Видно. Но, может, ты какой-нибудь такой, ну необрезанный, неправильный еврей? Понимаешь, ты такое чудо! Но...
   - "Но"? - с подозрениями в своей принадлежности к избранному народу я и раньше сталкивался. Они бы мне даже и льстили, не случайся обычно эти подозрения тогда, когда я не соглашался надираться до свинского состояния. Даже как-то обидно, что такого мелкого совпадения хватало, чтобы причислить меня к тем, кто по расхожему мнению - самые мудрецы и хитрецы. Я еще, наверное, доживу до времени, когда в евреи будут принимать, как в партию. Самых достойных: по разнарядке, с рекомендациями и кандидатским стажем.
   - Дорогой, ты такой ласковый... Мне хотелось бы надеяться, что ты, едва я выйду за порог, не залезешь в кровать какой-нибудь?
   - Ну-у... Милая, твое мнение о моих возможностях, безусловно, меня радует, но... Вряд ли, милая, после тебя у меня при всем желании хватит сил на кого-то еще.
   Она чуть прищурилась, выдавая непроизвольное желание ударить, но, конечно, еще не созрела, чтобы сделать это. Сказала:
   - Я серьезно.
   - Да как можно об этом - и серьезно?! Ты как будто издеваешься. На меня если одна из тысячи просто внимание обратит, так и та - мымра...
   - Не кокетничай!
   - Лапонька... Мне, кроме тебя, просто никого не нужно. Понимаешь, это и есть верность. Если человек ходит, стиснув зубы: "Ни за что не изменю, потому что храню, храню свою верность!" - это... Ерунда какая-то. С тех пор как я тебя... Как мы с тобой, меня просто не интересуют другие женщины. Понимаешь? Мне скучна сама даже мысль за кем-нибудь... того.
   - Да? Ты уверен?
   Да, я был уверен. Но перспектива доказывать это всю оставшуюся жизнь на какое-то мгновение показалась мне нудноватой. Я и в самом деле верю в то, что ей сказал: или тебе не нужны другие, или нужны. Во втором случае никакие клятвы ничего не решают. Важно, что скоро ночь, которая даст тебе именно те аргументы, которые тебе самому более всего нравятся. А с При мне нравилось и то, что никакой ночи ждать не обязательно.
   - Конечно, милая...
   - Ладно, посмотрим, дорогой. А потом? Проживем мы один год весной, второй... А потом?
   - Ну мы же будем ездить, так? Найдется место, где нам захочется жить. Будем жить там.
   - Как?
   - Как будем жить? Регулярно и разнообразно.
   - Веч-ная вес-на, - тихо выговорила она по складам. И вздохнула.
   * * *
   Январь пролетел, как в сказке.
   САИП о себе не напоминала - мне хотелось верить, что на нее подействовал мой ультиматум: они не трогают нас с При, мы - их; если Гном хочет получить назад свои цацки - пусть сначала вылечит сестру При, Елену, чья психика надорвалась после перенесенного в Чечне. Хотя в общем-то смирение спецслужбы перед моей наглостью, разумеется, вызывало вполне понятные подозрения. Как бы то ни было, При даже дозволили пару раз встретиться с сестрой. При возвращалась от нее просветленная, замечая явные улучшения. Конечно, мы понимали, что рано или поздно САИП нам все припомнит. Но никогда еще до этого я не переживал столь радостного периода всеобъемлющего наплевательства. Понятно, что затишье может кончиться в любой момент. Понятно, что нахальство выйдет мне боком. Но сегодня я был счастлив, При была со мной и моей, а на все остальное мне было плевать.
   * * *
   3 февраля, во вторник, Шмелев сообщил мне на пейджер, что покупатели наконец готовы. Все это время мы с ним регулярно встречались, обсуждая детали предстоящей сделки. Но разговоры шли прохладные. Словно он во мне разочаровался. Но теперь мой выход. Я нужен ему конкретно: помочь забрать у продавца изделие и разобраться в нем до такой степени, чтобы можно было проинструктировать покупателя. Никто ж не станет выкладывать деньги за то, с чем неизвестно как обращаться. Почему я? Сам продавец не желал встречаться с покупателями ни в какую. А в себе Женька по части понимания убийственной техники сомневался. Вот этим, прежде всего, и определялась его нужда во мне. Разобравшись с техникой, я должен был сопроводить Шмелева на встречу с покупателями и не дать им его замочить.
   Короче, осталось начать да кончить. Я почуял неладное, уже когда я говорил со Шмелевым по телефону, договариваясь о встрече в среду с утра. А когда пришел, наткнулся на такую озлобленную настороженность, что даже не знал, с чего начать. Вера Ильинична даже ни разу глаз на меня не подняла. Но я все-таки рассказал - и об операции ведомства майора Юрия Юрьевича, и про то, что у Евгения с Верой есть возможность пройти по делу только свидетелями. Показал выданную мне отделом ФСБ бумагу, подтверждающую мое сотрудничество со следствием.
   - Ты свою долю принес? - хмуро спросил Женька. Он словно и не слышал ничего из мной сказанного, этот искалеченный здоровяк с умом жадного ребенка. Он бычился, как мясник перед забоем. Даже сел он от меня справа левым, закрытым замшевой блямбой глазом ко мне. Будто не только слышать, но и видеть меня не желал.
   - Долю? Деньги в смысле? - спросил я, уже зная, что меня ждут неприятные сюрпризы.
   - Нет, помидоры. Принес семь тысяч?
   - Принес.
   - Покажи.
   - Вот.
   Он тщательно пересчитал и осмотрел каждую купюру. Потом положил их в конверт к своим трем тысячам и вздохнул.
   - Ну и чего же ты хочешь?
   - Хочу? Помочь тебе выпутаться из этой катавасии.
   - Да уж, помощничек. Но что я-то, по-твоему, должен теперь сделать?
   - Сведешь меня сначала с продавцом, потом я отправлюсь к покупателям, а ты - свободен. Гэбэшники устроят засаду, возможна перестрелка. Без тебя обойдемся. Потом, когда их всех повяжут, выступишь на суде свидетелем. Ордена не обещаю, но срока не будет, и то хорошо.
   - Ну хватит! - рявкнул Шмелев, хватив по столу кулаком так, что в шкафчике над раковиной забрякали тарелки. - Ты уж меня совсем-то за идиота не принимай! Наплел-то, наплел! И разведка, и следствие... И бумажку себе смастерил! Мне внушали, что такие, как ты, за деньги, которые тут корячатся, мамашу родную заложить могут, да я не верил. Все ж таки от кого, от кого, а от тебя такого не ожидал. Неужели правда, что люди из-за денег с ума сходят?! Олег, мы ж с тобой столько вместе пережили, как же ты можешь?!
   Такая неподдельная смесь горечи, обиды и злости была в его голосе, что я растерялся:
   - Да ты чего, Жень? Я-то в чем виноват?
   - А ни в чем! Подумаешь, важность - кинуть он меня захотел. Решил, меня побоку, а весь навар - себе?! Хорош друг! Бизнес по-русски, да?
   - Какой навар, чудила? За тобой же следят! Тебя же микрофонами обложили!
   - Да? Ну и где они теперь, твои микрофоны? Где?!
   Действительно, детектор, когда я пришел, показал, что на этот раз в квартире было чисто.
   - Да откуда ж я знаю? Сняли их как-то.
   - Конечно, сняли. Родич вот Аверкин и снял... Он парень ушлый. Сначала перепугался, когда я ему твою версию изложил, а потом пришел и снял. Но не просто так! Не вышло тебе нас надурить, друг дорогой. Он с собой пленочку специальную прихватил и с микрофончиков снял отпечатки. И знаешь, чьи они оказались? Твои! Те же самые, которые ты в телефонной книжке у нас оставил.
   У меня челюсть отвисла.
   Вера Ильинична смотрела на меня с такой гадливостью, словно я на ее глазах дерьмо ел.
   Вот это подстава так подстава.
   Ничего в голову не приходило. Даже догадки не было, как такое могли организовать, откуда тут взялись мои отпечатки.
   Правда, я вернул Ларисе Курбановой тех жучков, которые забирал у нее и у ее напарника. На них, конечно, могли остаться мои пальчики, но как они сюда-то попали? А главное - зачем?
   - Погоди, Женя. Давай я тебе встречу с майором Юрием Юрьевичем устрою.
   - Да как хоть фамилия-то твоего майора?
   - Понимаешь, Жень, у них же тоже семьи, дети. Поэтому они своих настоящих фамилий и имен без крайней нужды стараются не афишировать. Можно ведь понять?
   - Еще как можно! - неприятно рассмеялся Шмелев. - Только чего уж на майоров размениваться? Ты мне еще про генералов расскажи! Расскажи еще, как меня в тюрьму посадят, как я Верку свою обездолю...
   Тут-то я и понял, что дело мое - безнадежное.
   Вышибло Шмелева из уверенной жизни, и ничего хорошего он от нее уже не ждет. Ни от жизни, ни от людей вообще, ни от друзей бывших. Всеми предан. Все хотят его обмануть. Вот она, повышенная тревожность, во всей красе. Ну и как мне это знание сейчас использовать? Как достучаться до этого болвана? Тем более после того, как некто, не мне чета по уму, его против меня настроил? Мои отпечатки на микрофонах - это круто, ничего не скажешь.
   - Слушай, - предположил я, зная подлючество спецслужб, включая контрразведку. - Может, они и этого вашего родича уже обработали? Может, и он с ними заодно?
   - Ну да! Он заранее знал, что я тебе позвоню, да? Поэтому специально к тебе залез - а где ты обретаешься, я сам не знаю, - выкрал у тебя микрофон и к нам притащил! Ты хоть думай, что мелешь-то? Он ни тебя, ни фамилии твоей даже не знает!
   Про то, как обдурить оппонента, я много чего знаю. А вот как правду доказать, если человек ничего слушать не желает, про это - нет. Женька-то оказался из упертых. Такому если что втемяшилось - объяснять бесполезно.