Тертлдав Гарри
Легион Видесса (Хроники пропавшего легиона - 3)

   Гарри ТЕРТЛДАВ
   ХРОНИКИ ПРОПАВШЕГО ЛЕГИОНА-3
   ЛЕГИОН ВИДЕССА
   Перевод Александра Вейцкина, 1997 г
   Глава первая
   - Очень уж жарко сегодня, - пожаловался Марк Амелий Скавр, вытирая ладонью лоб. Ближе к вечеру высокие башни Видесса уронят тени на тренировочное поле римлян, расположенное поблизости от мощной видессианской крепости. Но сейчас стены цитадели раскалились от нестерпимого жара.
   Военный трибун вложил меч в ножны.
   - С меня достаточно.
   - Вы, северяне, не знаете, что такое хорошая погода, - заявил Гай Филипп.
   Старший центурион обливался потом не хуже своего командира, однако такая жара вовсе не казалась ему невыносимой. Как и большинство римлян, он наслаждался климатом Империи. Но Марк родился и вырос в Медиолане, северном италийском городе, который был основан кельтами. В жилах военного трибуна, несомненно, текла кровь северян.
   - Ну да, волосы у меня светлые. Знаешь, тут уж я ничего не могу поделать, - сказал Марк устало. Гай Филипп упражнялся в остроумии по поводу его отнюдь не римского облика еще с тех пор, как они впервые встретились в легионе, - это было в Галлии.
   У старшего центуриона было широкое, почти квадратное лицо с мощным носом и крепким, выступающим вперед подбородком. Седеющие волосы он коротко стриг. Гай Филипп вполне мог бы служить моделью для портрета на римский динарий. И так же, как прочие его соплеменники, включая и Скавра, он продолжал брить бороду даже спустя два с половиной года жизни в Видессе, стране бородачей. Воистину, римляне - народ упрямый.
   - Посмотри-ка на солнце, - сказал Марк.
   Гай Филипп бросил быстрый взгляд на солнечный диск и присвистнул от удивления.
   - Неужели мы тренировались так долго? Лично я получил от этого большое удовольствие. - Он повернулся к легионерам и крикнул: - Эй, вы! Хватит! Построиться в колонну и марш к казарме!
   Солдаты - римляне, видессиане, а также васпуракане, присоединившиеся к легиону уже после того, как он прибыл в Империю, - со стонами облегчения положили на землю тяжелые деревянные мечи и увесистые полевые щиты. Гаю Филиппу перевалило уже за пятый десяток, что отнюдь не мешало ему оставаться куда более выносливым, чем многие, кто был моложе его на двадцать и даже на тридцать лет. Скавр завидовал этому.
   - Они поработали совсем неплохо, - вступился Марк за легионеров.
   - Могло быть и хуже, - снизошел Гай Филипп. В устах ветерана это была самая высокая похвала. Въедливый и придирчивый профессионал, он никогда не бывал удовлетворен до конца и не стал бы довольствоваться меньшим, чем непогрешимость.
   С ворчанием Гай Филипп сунул меч в ножны.
   - Мне не нравится этот проклятый клинок. Не гладий, а хрен знает что. И слишком длинный. Видессианское железо чересчур гибкое. Рукоять неудобно лежит в руке. Надо было отдать эту железку Горгиду, а свой старый меч держать при себе. Глупый грек все равно не заметил бы разницы.
   - Многие из легионеров с радостью поменялись бы с тобой мечами, - заметил Марк.
   Эти слова заставили старшего центуриона еще крепче схватиться за рукоять меча, инстинктивно защищая его. На самом деле этот меч был отличным оружием.
   - Что касается Горгида, то ты скучаешь по нему, как и я. И по Виридовиксу тоже, - добавил Марк.
   Как он и рассчитывал, старший центурион немедленно взъелся:
   - Чепуха! И насчет меча, и насчет этих двоих. Хитрый маленький грек и дикий галл? Чтобы я скучал по ним? Солнце, должно быть, окончательно расплавило твои мозги!
   Но трибун всегда знал, когда старший центурион говорит искренне, а когда притворяется.
   - Ты страдаешь, когда у тебя нет никого, с кем можно было бы поругаться.
   - И ты тоже, если только у тебя нет повода придраться к моим мозгам.
   Марк криво улыбнулся.
   Гай Филипп был более типичным римлянином, чем Марк, - практичным и прямолинейным, который не доверяет ничему, что не имеет под собой реальных оснований. Но вдвоем они были силой: жесткий тактик, ветеран Гай Филипп и стоик Скавр, искушенный в политике, человек широких взглядов, отличный стратег.
   Когда-то, еще до того, как зачарованный друидами меч трибуна забросил римлян в Видесс, Марк не собирался делать карьеры на военном поприще. Однако в Риме каждому молодому человеку, особенно даровитому и образованному, если он намеревался идти вверх по служебной лестнице, необходимо прослужить несколько лет в армии. Теперь же Скавр превратился в капитана наемников и со своим отрядом служил раздираемой фракциями Империи. Ему потребовался весь его политический опыт для того, чтобы просто выжить, лавируя между военными и придворными. В Видессе люди начинают плести интриги, думал Марк, еще в те дни, когда сосут грудь матери.
   - Эй, Флакк! Подтянись! - рявкнул Гай Филипп. Легионер на мгновение замешкался и вопросительно взглянул на командира. Гай Филипп одарил его в ответ гневным взглядом - больше по привычке, чем по-настоящему сердясь.
   У Серебряных Ворот видессианские часовые отсалютовали Марку, как если бы он был одним из их офицеров: опустив головы и прижав к сердцу сжатые кулаки. Скавр кивнул в ответ.
   Переведя глаза на громадные, окованные железом с острыми шипами ворота, Скавр вновь ощутил горечь: прошлым летом у этих ворот пало слишком много римлян - незаменимых римлян! - когда они безуспешно пытались пробиться в город. Только мятеж в столице дал Туризину Гавру возможность войти в Видесс и восстановить свою власть, узурпированную Ортайясом Сфранцезом. Впрочем, сам Ортайяс был весьма жалкой фигурой. Но защитникам цитадели едва ли требовались его полководческие таланты: мощные укрепления столицы действительно неприступны.
   Легионеры вошли в город, и Видесс радостно закипел вокруг колонны. Вступление в город всегда было чем-то вроде хорошего глотка крепкого вина. Каждый новичок в столице старался дышать глубже, втягивая ноздрями ее пьянящий воздух, а сделав второй глоток вслед за первым, восторженно распахивал глаза пошире.
   Срединную улицу, главную торговую магистраль Видесса, Марк знал довольно хорошо. Римляне прошли по ней в день своего первого вступления в столицу. По ней бежали они навстречу отчаянной схватке в тот день, когда Ортайяс был свергнут с престола. Много раз маршировали по ней, когда шли от казармы к тренировочному полю и возвращались назад, в казармы. Сегодня они двигались медленно: как обычно, Срединная улица была полна народу. Трибун с сожалением вспоминал герольда, который сопровождал их в день первого вступления в Видесс. Тогда его зычный глас расчищал улицу перед солдатами. Однако подобной роскоши легионеры не знали уже давно.
   Солдаты Скавра плелись за двумя тяжелыми, скрипящими на ходу телегами, которые везли золотисто-желтый песчаник. Каждую телегу тащила дюжина лошадей. Они ползли со скоростью улитки.
   Разносчики товаров, как стая мух, вились вокруг солдат, наперебой предлагая им вино и политый фруктовым сиропом лед - любимое зимнее лакомство видессиан. В теплую погоду лед привозили специальные посыльные, и потому он был слишком обременительной роскошью для солдатского кошелька. Торговцы совали солдатам изделия из кожи, замши, дерева, бронзы, меди, нахваливали любовные напитки и средства для усиления мужской силы.
   - Ты сможешь сделать семь кругов за ночь! - возглашал разносчик патетически. - Вот, господин, не угодно ли попробовать?
   Он протянул флакон Сексту Муницию, который был недавно произведен в младшие офицеры. Муниций, рослый парень с россыпью темных веснушек на щеках и подбородке, мускулистый и стройный, в офицерском шлеме с плюмажем из конского волоса и до блеска отполированной кольчуге, выглядел весьма внушительно. Молодой офицер взял маленький флакон из тонких рук видессианина, осмотрел со всех сторон как бы в раздумьях и протянул назад продавцу.
   - Да нет, забери, - молвил он наконец. - Семь кругов за ночь, говоришь? Зачем мне такой любовный напиток, от которого моя сила только уменьшится?
   Легионеры громко захохотали. Особенно они потешались потому, что Муниций срезал видессианина - имперцы всегда слыли краснобаями и жуликами. Продавец не нашелся, что ответить, и замер с раскрытым ртом.
   Казалось, на каждом втором перекрестке стоял храм Фоса. В Городе их насчитывалось несколько сотен. Облаченные в голубые плащи жрецы и монахи с обритыми головами - их макушки сверкали ярко, словно золотые шары на шпилях храмов, - составляли немалую часть прохожих. Проходя мимо солдат Марка, они обводили круг - знак Фоса-Солнца - на левой стороне груди, напротив сердца. Многие видессиане и некоторые римляне в колонне отвечали тем же знаком, отвращая от себя злого духа.
   Легионеры миновали площадь Ставракия, где возвышалась позолоченная статуя великого Императора-завоевателя. Затем путь их лежал по шумному кварталу, населенному кузнецами и медниками, мастерами по бронзе, серебру и золоту. Отсюда Срединная улица резко сворачивала на запад, к императорским дворцам. Римляне прошли через площадь, которую в столице именовали площадью Быка (Марк до сих пор не знал, почему она так странно называется), оставили позади громадное здание из красного гранита, где помещались архивы Видесса (а в подвалах этого же гиганта находилась тюрьма), и оказались на площади Паламы самой большой из площадей столицы,
   Если город Видесс был зеркалом Империи, то площадь Паламы, несомненно, заключала в себе весь город Видесс. Знатные горожане, одетые в широкие халаты и плащи, украшенные золотым и серебряным шитьем, смешивались в толпе с городскими бродягами, жуликами и бандитами, которых можно было узнать по туникам с пышными рукавами и ярким штанам. Подвыпившая потаскушка, привалившаяся к стене; наемник-намдалени с выбритым затылком (это делалось для того, чтобы шлем лучше сидел на голове), торгующийся с ювелиром из-за кольца; монах, проводящий время в теологическом споре с процветающим булочником (оба спорщика улыбаются друг другу), - все это людское многоцветье площади Паламы.
   Скавр бросил беглый взгляд на Веховой Камень - обелиск, высеченный из того же красного гранита, что и здание архива. Обелиск был точкой, от которой отсчитывалось расстояние от столицы до любого уголка Империи. Надпись у основания обелиска повествовала о том, как великий барон Дракс и его намдалени подавили в западных провинциях мятеж Баана Ономагула. Над надписью красовалась голова Ономагула, недавно доставленная в город. Мятежник был почти совершенно лыс, поэтому вместо того, чтобы подвесить голову за волосы, видессиане привязали ее за кожаный шнурок продетый через уши. Очень немногие из прохожих поглядывали на голову казненного. За последнее столетие несколько поколений видессиан стали свидетелями такого большого количества неудачных мятежей, что почти перестали обращать на них внимание.
   Гай Филипп проследил взгляд Марка.
   - По заслугам ублюдку, - сказал он.
   Трибун кивнул.
   - После того как Маврикий Гавр погиб, Баан возомнил, что Империя по праву принадлежит ему. Он даже на минуту не мог представить себе, что Туризин нечто большее, чем просто никчемный маленький братец Маврикия. Я полагаю, это самая большая ошибка Баана.
   Гай Филипп по-солдатски уважал Автократора Видессиан. Надо сказать, что Туризин отвечал ему тем же. После бурлящей площади Паламы тихая, почти безлюдная красота дворцового комплекса действовала почти ошеломляюще. Марк никогда не знал, как реагировать на этот резкий переход от шума к тишине Иногда это успокаивало его, но часто ему казалось, что он как бы уходит в сторону от живой жизни. Сегодня, решил трибун, площадь была все же слишком шумной. Спокойное послеполуденное время, проведенное в казарме в ничегонеделании, подходило к сегодняшнему настроению Марка куда лучше.
   - Командир, - окликнул Скавра часовой, поколебавшись.
   - Что тебе, Фостул? - Марк поднял голову, оторвавшись от документов о выплате жалованья солдатам. Он запомнил место, где остановился, и снова взглянул на легионера.
   - Там лысый... Он хочет поговорить с тобой.
   - Лысый? - моргнул трибун. - Ты хочешь сказать, жрец?
   - Кто же еще? - Фостул ухмыльнулся. Он не принадлежал к числу римлян, начавших поклоняться Фосу. - Большой, толстый. Лет, должно быть, пятидесяти, судя по седине в бороде. У него довольно грубое лицо, - добавил часовой.
   Марк почесал за ухом Он был знаком с несколькими жрецами, но это описание не подходило ни к одному из них. Однако трибун не собирался наносить оскорбление представителю официальной религиозной иерархии Видесса; зачастую Церковь Фоса бывала могущественнее даже Императора. Марк вздохнул и свернул пергамент, завязав свиток шелковым шнуром.
   - Что ж, пусть войдет
   Фостул отсалютовал по-римски, выбросив вперед правую руку, сжатую в кулак, затем, как на параде, повернулся и поспешил к посту у входа. Подбитые гвоздями сапоги застучали по полу.
   - Не слишком-то ты торопился, - услышал Марк ворчание жреца. Тот был явно недоволен Фостулом и изливал раздражение, пока часовой вел его к маленькому столу в углу казармы - Марк использовал этот уголок в качестве рабочего кабинета.
   Трибун поднялся со стула, здороваясь с гостем.
   Жрец действительно оказался почти одного роста со Скавром. Благодаря своим северным предкам трибун был выше, чем большинство римлян и видессиан. Когда он протянул руку посетителю, крепкое сухое рукопожатие жреца выдало немалую силу.
   - Можешь идти, Фостул, - сказал трибун.
   Отсалютовав, легионер вернулся на пост. Жрец тяжело опустился в кресло, скрипнувшее под его тяжестью. Пот темными пятнами проступал на плаще под мышками, сверкал на бритой голове.
   - Во имя света Фоса! Стоять на жарком солнце - тяжелый труд, - обвиняюще произнес жрец густым басом. - Не найдется ли у тебя винца для ближнего, изнуренного жаждой?
   - М-м... Да, конечно, - ответил трибун, несколько удивленный такой прямотой. Большинство видессиан предпочитало выражаться куда более витиевато.
   Марк принес кувшин вина и две глиняных кружки. Плеснув в одну вина, он передал ее жрецу. Вторую поднял приветственным жестом.
   - Твое здоровье, уважаемый... - он остановился, не зная имени гостя.
   - Стипий, - бросил тот коротко и грубо. Как все видессианские священнослужители, он опускал фамилию в знак того, что посвятил себя одному лишь Фосу. Прежде чем отпить, жрец воздел руки и прошептал:
   - Фос, Владыка Благой и Премудрый, милостью Твоей Заступник наш, пекущийся во благовремении, да разрешится великое искушение жизни нам во благодать.
   Затем сплюнул на пол в знак отрицания Скотоса - вечного антагониста Фоса. Жрец подождал немного, чтобы дать римлянину возможность присоединиться к ритуалу, но Скавр, хоть и уважал обычаи Видесса, не всегда подражал им и не придерживался их в тех случаях, когда не разделял веры имперцев.
   Стипий неприязненно глянул на трибуна.
   - Безбожник! - прошептал жрец.
   Марк понял, что имел в виду Фостул, когда говорил, что лицо у "лысого" грубое: узкие бескровные губы едва скрывали крепкие желтые зубы, черты казались рублеными.
   Стипий проглотил вино, и трибун еле сдержался, скрывая раздражение. Видессианин осушил кружку в одно мгновение, наполнил ее снова, не дожидаясь приглашения, снова выпил до дна и повторил процедуру в третий раз, опорожнив сосуд столь же стремительно, как и в первые два раза. Марк едва пригубил.
   Стипий начал было наливать себе четвертую, но кружка наполнилась лишь до половины - кувшин опустел. Жрец недовольно фыркнул и отодвинул кувшин в сторону.
   - Ты пришел сюда за выпивкой или тебе нужно что-нибудь еще? - резко спросил Скавр. И тут же почувствовал укол стыда: разве стоицизм не учит принимать каждого человека таким, каков он есть?
   Марк попробовал задать вопрос вторично, на этот раз без сарказма:
   - Чем мы можем быть тебе полезны?
   - Сомневаюсь, что такое вообще возможно, - ответствовал Стипий, в очередной раз разозлив трибуна. - Мне сказали, что, напротив, я должен помогать вам.
   Судя по кислому выражению лица, Стипий был отнюдь не в восторге от такого поручения.
   Жрец оказался пьяницей с солидным стажем. После возлияний речь его не стала менее внятной, и передвигался он прямо и уверенно. О количестве выпитого можно было догадаться лишь по легкой красноте, выступившей на его лбу и носу, хотя жрец успел немало погрузить на борт.
   Прихлебывая из кружки, Скавр пытался не давать волю раздражению.
   - Кто же поручил тебе помогать нам? - спросил он, желая сделать словесную дуэль более интересной. Чем скорее эта винная губка в голубом плаще уйдет, тем лучше. Кто же напустил на римлян этого пьяницу - Нейп или патриарх Бальзамон? И чем это их так прогневали несчастные легионеры, что бедным наемникам было ниспослано подобное наказание?..
   Стипий удивил Марка ответом.
   - Метрикий Зигабен сообщил мне, что врачеватель вас покинул.
   - Да, это так, - признал Марк и мельком подумал о том, что любопытно было бы узнать, что поделывает сейчас Горгид в Пардрайских степях.
   Зигабен был командиром императорских телохранителей. Марк вполне доверял опыту этого молодого офицера. Если Зигабен рекомендовал Стипия, то, возможно, в этом жреце было что-то полезное.
   - Так в чем же дело?
   - Он предложил мне, скромному слуге Фоса, помогать вам. Я обучен искусству заживлять раны. Ни один отряд армии Его Величества нельзя оставлять без такой помощи. Даже отряд, вроде твоего, полный язычников, - заключил Стипий не без отвращения.
   Последние слова Марк благоразумно пропустил мимо ушей.
   - Ты жрец-целитель? Прикомандирован к нам? - Скавр едва сдержал крик радости.
   Некоторые жрецы умели использовать себя как посредников между больными и энергией Фоса. Не раз уже они исцеляли людей, которых бессилен был спасти Горгид. Без их помощи те бы погибли. Грек пытался обучиться методам служителей Фоса, но безуспешно. Эта неудача, как и многое другое, послужила причиной, по которой Горгид оставил легион и отправился в степи.
   Год назад Нейп потратил немало времени, пытаясь передать Горгиду принципы искусства магического врачевания, - но тщетно. Сам Нейп, хотя и не был специалистом в этом искусстве, спас в свое время многих раненых легионеров.
   Если в легионе появится свой жрец-целитель, подумал Скавр, он будет драгоценнее рубинов.
   - Так ты прикомандирован к нам? - переспросил Марк, желая услышать это от Стипия еще раз.
   - Да. - Жрец был весьма далек от радости. Его талант оказался для римлян куда более приятной вещью, чем для него самого. Жрец оглядел ровные ряды коек в казарме. - Я буду жить здесь, я полагаю?
   - Как тебе угодно. Выбирай любую, какую захочешь.
   - Все, чего я сейчас хочу, - это побольше вина.
   Не желая настраивать жреца против себя или казаться несдержанным и злым, Марк достал еще один кувшин и протянул Стипию.
   - Хочешь хлебнуть? - спросил Стипий. Когда трибун отрицательно покачал головой, жрец, неприязненно глядя на кружку, осушил кувшин до дна. Все дурные предчувствия с новой силой набросились на Скавра.
   - А-ах!.. - выдохнул Стипий, отставляя кувшин. В его голосе прозвучало истинное наслаждение. Он поднялся и кое-как побрел к двери. Он влил в себя столько вина и к тому же с такой скоростью, что это могло бы свалить с ног и полубога.
   - С-скоро в-вернусь! - заплетающимся языком проговорил он. На этот раз выпитое сказалось и на его речи. - Н-нужно забрать из монастыря мои... шм-мотки и принести с-сюда.
   Передвигаясь осторожно, жрец двинулся к двери шагом человека, привыкшего ходить после изрядных возлияний. Но не успев сделать и пяти шагов, он вдруг опять повернулся к Марку. Несколько секунд жрец изучал трибуна, глядя неподвижно, как сова. Скавр уже собрался спросить, чего тот хочет, когда Стипий р-решительно в-вышел из казармы.
   Раздосадованный и раздраженный, Скавр вернулся к пергаментам.
   * * *
   В этот вечер Хелвис спросила его:
   - Ну, как тебе понравился этот Стипий?
   - Понравился? Мне он совсем не понравился, но есть ли у меня выбор, вот в чем вопрос. Какой угодно целитель лучше, чем никакого.
   Марк подумал о том, насколько откровенным может быть с Хелвис в этом щекотливом вопросе - жена трибуна была очень религиозна.
   Скавр откинулся на переборку, отделяющую их комнату от комнаты соседа; две римские казармы из четырех были разделены для семейных пар перегородками.
   Хелвис хмыкнула и нахмурилась, почувствовав его колебания. Но прежде чем она успела задать еще один вопрос, ее пятилетний сынишка Мальрик бросил деревянную тележку, с которой играл, и начал во все горло распевать грубую солдатскую песню: "Маленькая птичка с желтеньким крылом". Хелвис закатила глаза - голубые, как у многих намдалени.
   - Так, а теперь - хватит, молодой человек. Пора в постель.
   Мальрик не обратил на мать внимания и продолжал голосить, пока она не схватила его под коленки и не подняла вниз головой. Мальчишка весело засмеялся. Туника упала на пол, соскользнув с плеч. Хелвис уловила взгляд Марка.
   - Видишь, половина битвы уже выиграна.
   Трибун улыбнулся, наблюдая за тем, как она стаскивает с сына штанишки. Она была красива. Ему нравилось смотреть на нее. Кожа Хелвис была бледнее, а черты лица - менее острыми, чем у видессианок. Выступающие скулы и пышный рот придавали ее лицу особую красоту. Она была немного полновата, и под льняной блузой выступала ее высокая грудь. Фигура Хелвис привлекала взоры многих мужчин. Марк немного ревновал ее. Ранняя беременность еще не успела округлить ее живот.
   Хелвис легонько шлепнула Мальрика по попке.
   - Иди, поцелуй Марка перед сном, сбегай кое-куда - и спать.
   Марк любил ее голос - мягкое контральто.
   Мальрик жаловался и вздыхал, пытаясь выяснить, насколько серьезна сейчас мама, но следующий шлепок и грозный взгляд убедили его в том, что она не шутит.
   - Хорошо, мама, я уже иду, - сказал Мальрик и подбежал к Скавру. Спокойной ночи, папа.
   Ребенок разговаривал с Хелвис на диалекте намдалени, а с Марком по-латыни. Мальчик выучил этот язык с радостью ребенка, получившего новую игрушку. Впрочем, это было не удивительно: прошло уже почти два года с тех пор, как Марк и Хелвис начали жить вместе.
   - Спокойной ночи, сынок. Спи хорошо. - Скавр взъерошил светлые волосы мальчика, так похожие на волосы его покойного отца Хемонда. Мальрик обнял его и, юркнув под одеяло, закрыл глаза.
   Родной сын Марка, Дости, десятимесячный малыш, уже сопел в своей колыбельке. Он что-то забормотал во сне, но успокоился, когда мать закутала его теплым одеялом. Случается, подумал трибун с надеждой, он спит всю ночь напролет, не шелохнувшись.
   Когда Хелвис убедилась, что Мальрик тоже заснул, она повернулась к Скавру:
   - Так что же плохого в этом твоем жреце-целителе?
   Услышав прямой вопрос, Марк отбросил колебания.
   - Ничего, - сказал он, но прежде чем она успела удивленно поднять брови, добавил: - За исключением того, что он самоуверенный, наглый, жадный и вспыльчивый тип. Сейчас он рухнул, потеряв сознание от избытка вина, и храпит, как бык, к которому подвели корову. Я сомневаюсь в том, что он может исцелить укус блохи, не говоря уж о настоящей ране.
   Хелвис нервно засмеялась. Вспышка Скавра и позабавила ее, и рассердила. Хелвис была до фанатизма ярой последовательницей религии Фоса. Она чувствовала себя не в своей тарелке, слыша, как жрец подвергается оскорблениям и насмешкам. С другой стороны, урожденная намдалени, она считала видессиан еретиками. Двусмысленность ситуации привела ее в замешательство.
   Марк занозил себе плечо и, пока вытаскивал ногтем занозу, думал о том, что с тех пор, как они с Хелвис встретились, двусмысленность слишком часто сопутствовала их отношениям. Они были слишком разными, чтобы чувствовать себя совершенно свободно друг с другом. Каждый обладал чересчур сильной волей, чтобы уступать другому без спора и сопротивления. Религия, политика, даже любовь... Иногда казалось, что осталось слишком мало вещей, о которых они не спорят. Но когда у них все шло хорошо, сказал Марк самому себе, внутренне улыбнувшись, оно действительно шло хорошо.
   Все еще почесывая плечо, он наклонился и поцеловал жену. Она испытующе посмотрела на него:
   - Для чего это?
   - Так, без особой причины.
   Ее лицо осветилось.
   - Это и есть самая лучшая причина.
   Хелвис тесно прижалась к Марку. Подбородок жены, как влитой, помещался в ямке у него на плече. Хелвис была высокой для женщины - выше многих мужчин-видессиан. Марк снова поцеловал ее, на этот раз более долгим поцелуем. После этого он даже не понял, кто из них потушил лампу.
   * * *
   Марк завтракал перловой кашей, сдобренной кусочками мяса и лука, когда к нему подошел Юний Блез. Младший центурион был чем-то встревожен.
   Наскоро проглотив кашу, трибун спросил:
   - Что случилось?
   Длинное лицо Блеза вытянулось еще больше. Младший офицер, Блез недавно был произведен в звание центуриона и не любил признавать, что в его манипуле возникают проблемы, с которыми он не может справиться самостоятельно. Марк скосил на него глаза и стал ждать. Давить на младшего центуриона было бы сейчас неразумно, поскольку ситуация возникла неприятная. Наконец Блез выпалил:
   - Это Пулион и Ворен.
   Трибун кивнул, отнюдь не удивившись:
   - Опять?
   Марк нарочно хлебнул большой глоток вина и поморщился: почти все видессианские вина были, на его вкус, слишком терпкими и сладкими.
   - У Глабрио с ними то и дело возникали трудности, - сказал трибун. - Из-за чего они переругались на этот раз?
   - Из-за ерунды. Кто вчера бросил копье дальше. Пулион бросился с кулаками на Ворена, но их разняли прежде, чем они начали тузить друг друга.