Страница:
Гарри Тертлдав
Тьма надвигается
(Тьма — 1)
СПИСОК ДЕЙСТВУЮЩИХ ЛИЦ:
Альгарве
Алардо герцог Бари
Альцина садовница, Трикарико
Балозио обыватель каунианского происхождения, Трикарико
Балястро маркиз, посол Альгарве в Зувейзе
Бембо* жандарм, Трикарико
Борсо комендант дракошни из-под Трапани
Габрина потаскушка, Трикарико
Галафроне капитан, сменил Ларбино на его посту
Далинда садовница, Трикарико
Домициано капитан, командир звена в крыле Сабрино
Дюдоне предшественник короля Мезенцио
Ивоне великий герцог, командующий войсками Альгарве на территории Валмиеры
Иппалька благородная дама из Альгарве
Корбео драколетчик из крыла Сабрино
Ларбино капитан в полку Теальдо
Лурканио граф, полковник оккупационных войск, Приекуле
Майнардо брат Мезенцио, взошел на трон Елгавы
Мартусино вор, Трикарико
Мезенцио король Альгарве
Моско капитан, адъютант полковника Лурканио
Омбруно полковник, командир полка Теальдо
Орасте жандарм, Трикарико
Орозио старший лейтенант в крыле Сабрино
Панфило сержант в полку Теальдо
Пезаро сержант жандармерии, Трикарико
Прокла садовница, Трикарико
Сабрино* граф, полковник драколетчиков
Сассо начальник жандармерии, Трикарико
Саффа художница в жандармерии, Трикарико
Спинелло майор, командир оккупационных сил в Ойнгестуне
Теальдо* рядовой пехоты
Тразоне рядовой пехоты, приятель Теальдо
Чиландро полковник пехоты, Трикарико
Фальсироне каунианин из Трикарико, муж Эвадне
Фьяметта куртизанка, Трикарико
Фронтино охранник, Трикарико
Эвадне каунианка из Трикарико, жена Фальсироне
Элио лейтенант в полку Теальдо
Валмиера
Бауска служанка Красты
Вальню виконт, Приекуле
Ганибу король Валмиеры
Гедомину пожилой крестьянин из-под Павилосты, муж Меркели
Кесту герцог
Краста* маркиза, сестра Скарню, Приекуле
Меркеля молодая жена Гедомину
Марсталю герцог Клайпеда, командующий армией
Рауну старший сержант в роте Скарню
Руднинку капитан, южная Валмиера
Скарню* маркиз и капитан, брат Красты
Энкуру граф, южная Валмиера
Эрглю офицер, ответственный по связям с общественностью военного министерства
Дьёндьёш
Арпад экрекек (правитель) Дьёндьёша
Боршош лозоходец, остров Обуда
Дьердьели жена Боршоша
Иштван* рядовой, остров Обуда
Йокаи сержант во взводе Иштвана
Кишфалуди майор в батальоне Иштвана
Кун солдат, бывший ученик чародея, остров Обуда
Соньи солдат, остров Обуда
Турул смотритель на дракошне
Хорти посол Дьёндьёша в Зувейзе
Елгава
Адому полковник в полку Талсу, сменил Дзирнаву
Аушра младшая сестра Талсу
Баложу полковник в полку Талсу, сменил Адому
Варту слуга полковника Дзирнаву
Дзирнаву граф, полковник в полку Талсу
Доналиту король Елгавы
Лайцина мать Талсу
Смилшу приятель Талсу
Талсу* рядовой пехотинец, горы Братяну
Траку отец Талсу, портной
Зувейза
Джамиля дочь Хадджаджа
Колтхаум старшая жена Хадджаджа
Лалла младшая жена Хадджаджа
Миткал военный чародей второго ранга
Тевфик старый домоправитель Хадджаджа
Хадджадж* министр иностранных дел Зувейзы
Хассила средняя жена Хадджаджа
Шаддад секретарь Хадджаджа
Шазли царь Зувейзы
Куусамо
Алкио чародей-теоретик, муж Раахе
Ильмаринен выдающийся чародей-теоретик и старый блудник
Йоройнен один из Семи князей Куусамо
Лейно муж Пекки, практикующий чародей
Олавин муж Элимаки, банкир
Пекка* профессор теоретического чародейства в городском колледже Каяни
Пиилис чародей-теоретик
Раахе чародейка-теоретик, жена Алкио
Ристо адмирал, командующий флотов в Ботническом океане
Сиунтио выдающийся чародей-теоретик
Уто сын Пекки и Лейно
Элимаки сестра Пекки
Лагоаш
Бринко секретарь гроссмейстера лагоанской гильдии магов
Витор король Лагоаша
Фернао* чародей первого ранга
Пиньейро гроссмейстер лагоанской гильдии магов
Рамальо лейтенант военно-морского флота, Сетубал
Рибьейро командор военно-морского флота, Сетубал
Рохелио капитан «Пантеры»
Шеломит шпион
Эбаштьяо капитан военно-морского флота, Сетубал
Обитатели льдов
Доег караванщик
Сибиу
Буребисту король Сибиу
Дельфину командор сибианского флота
Корнелю* капитан третьего ранга сибианского флота, наездник на левиафане
Костаке жена Корнелю
Пропатриу капитан «Пронзающего»
Ункерлант
Аген крестьянин, Зоссен
Аннора жена Гаривальда
Ансовальд посол Ункерланта в Зувейзе
Бертар солдат во взводе Леудаста
Ваддо зоссенский староста
Верпин генерал, командующий наступлением на Вади-Укейка
Визгард солдат в роте Леудаста
Гаривальд* крестьянин из деревни Зоссен
Герка жена старосты Ваддо
Гернот солдат в роте Леудаста, Фортвег
Герпо коробейник
Гук солдат в роте Леудаста, Фортвег
Гурмун преемник Дроктульфа на посту командующего
Дагульф крестьянин из Зоссена, приятель Гаривальда
Дроктульф генерал, командующий наступлением на Зувейзу
Забан чиновник министерства иностранных дел
Иберт заместитель министра иностранных дел
Киот покойный брат-близнец Свеммеля
Лейба дочка Гаривальда и Анноры
Леудаст* рядовой пехотинец
Магнульф сержант в роте Леудаста
Меровек майор, адъютант маршала Ратаря
Нантвин солдат в роте Леудаста
Ратарь* маршал Ункерланта
Рофланц полковник, командующий полком в западном Фортвеге
Свеммель конунг Ункерланта
Сиривальд сын Гаривальда и Анноры
Трудульф солдат в роте Леудаста, западный Фортвег
Уоте старуха-крестьянка, Зоссен
Урган командир в роте Леудаста
Фортвег
Агмунд учитель альгарвейского, Громхеорт
Арнульф деревенский староста, восточный Фортвег
Беокка однополчанин Леофсига
Бривибас историк, дед Ванаи
Брорда эрл Громхеорт
Бургред рабочий в бригаде Леофсига
Бэда учитель классического каунианского, Громхеорт
Ванаи* молодая каунианка, Ойнгестун
Вомер торговец тканями, Громхеорт
Вульфгер дядя Эалстана
Гутаускас военнопленный каунианин
Конберга сестра Эалстана и Леофсига
Леофсиг* солдат в ополчении короля Пенды, старший брат Эалстана
Мервит военнопленный
Одда одноклассник Эалстана
Осгар учитель ботаники, Громхеорт
Пенда король Фортвега
Сидрок двоюродный брат Эалстана
Свитульф директор школы, Громхеорт
Сеолнот учитель чародейства в школе Эалстана и Сидрока
Синфрид бригадир, старший офицер в лагере для военнопленных
Тамулис каунианин, аптекарь, Ойнгестун
Фельгильда подруга Леофсига
Фристан профессор истории
Хенгист отец Сидрока и брат Хестана
Хестан счетовод, отец Эалстана, Леофсига и Конберги
Эалстан* школьник из Громхеорта, младший брат Леофсига
Эльфрида, мать Эалстана, Леофсига и Конберги
Эльфсиг отец Фельгильды
Янина
Варвакис торговец деликатесами
Гизис приказчик у Варвакиса
Коссос один из распорядителей во дворце Цавелласа
Цавеллас король Янины
* отмечены персонажи, от лица которых ведется повествование
Глава 1
Учитель ботаники нудно рассказывал о магических свойствах различных трав. Эалстан обращал на его бубнеж не больше внимания, чем приходилось, — то есть не больше, чем любой другой юноша пятнадцати лет от роду жарким летним полднем. Ему думалось о том, как бы хорошо было сорвать рубашку и сигануть в протекающую за околицей речку, о девушках, о том, что матушка сварит на ужин, о девушках, о хилом здравии дряхлого герцога Бари на другом краю мира, опять о девушках… короче говоря, обо всем на свете, кроме волшебного сена!
Вот о ботанике он не думал слишком уж явственно.
— Эалстан!
Голос учителя хлестнул бичом.
Юноша суматошно вскочил, едва не свалив табурет.
— Мастер Осгар! — выпалил он под сдержанные смешки остальных учеников в классе. Вольно же им хихикать — не их вызвали…
Седеющая борода Осгара трепетала от возмущения. Как большинство фортвежцев — да и сам Эалстан, — учитель был смугл, плечист, невысок и одарен от природы орлиным носом. Глаза его сейчас полыхали огнем, какого не постыдился бы и боевой дракон.
— Окажи мне честь, Эалстан, — произнес он язвительно, — и поведай, каковы же основные свойства змеиной травы?
Он звонко шлепнул линейкой по ладони, как бы напоминая, чем грозит школяру попытка отвертеться от указанной чести.
— Змеиной травы, мастер Осгар? — переспросил Эалстан.
Осгар жадно кивнул: если Эалстан не слышал вопроса, то пропустил мимо ушей и все остальное. Так оно, собственно, и было, но в прошлом году змеиную траву прописали дяде Вульфгеру, и Эалстан знал ответ:
— С вашего дозволения, мастер Осгар, если змеиную траву и трилистник, высушив, измельчить и порошок положить под изголовье, спящий на нем избавится от кошмаров навеки.
Судя по выражению лица, учителю ботаники ответ не понравился — именно потому, что оказался правильным.
— Садись, Эалстан, — неохотно кивнул Осгар, — только не устрой ненароком очередного землетрясения. И будь любезен хотя бы делать вид, что слушаешь.
— Да, мастер Осгар. Спасибо, мастер Осгар, — пробормотал Эалстан как мог вежливо.
Он действительно начал прислушиваться — до той поры, пока учитель не перестал бросать на него взгляды острые, словно рог единорога. В роду у него бывали травники, и юношу посещали порой фантазии самому заняться этим ремеслом. Но в мире столько всего интересного, и…
Шлеп ! Линейка опустилась не на спину Эалстана — пострадал Сидрок, его двоюродный брат, который тоже продремал большую часть урока, но попался на более сложном вопросе. Весь класс разом превратился в слух — взаправду или нет, трудно было определить.
Но наконец, когда истекла небольшая вечность, медный колокольчик возвестил об окончании каторги.
— Зубрите как следует, — напутствовал Осгар выходящих из класса. — Завтра после обеда встретимся снова.
В его устах это прозвучало как угроза.
Для Эалстана «завтра после обеда» означало примерно «лет через пятьсот». О том, что утро его будет занято уроками фортвежской литературы и арифметики, а нынешний вечер — домашними заданиями, он тоже не думал. Когда выбегаешь из темных коридоров школы на ясное солнце, кажется, будто весь мир у тебя в руках — ну, если не мир, то хотя бы весь городок Громхеорт.
Эалстан бросил через плечо взгляд на выбеленные известкой каменные стены замка, где обитал эрл Брорда. По мнению юноши, ни город, ни его эрл не получали заслуженных наград от короля Пенды или хотя бы его министров из Эофорвика. Для них Громхеорт был всего лишь небольшим поселением близ альгарвейской границы. Столичным пижонам не понять его исторической ценности и величавой стойкости.
Что именно так оценивает положение вещей сам эрл Брорда, старательно насаждая подобные взгляды среди своих подданных, в голову Эалстану не приходило.
И сейчас не пришло.
— Чтоб тебя разорвало! — Сидрок сделал вид, что вот-вот набросится на двоюродного брата с кулаками. — Как ты отвертелся с этой змеиной травой? Меня же в бане засмеют, как рубец завидят…
— Дядя Вульфгер ею себя пользовал, когда решил, что на него порчу навели — забыл? — отозвался Эалстан.
Сидрок фыркнул. Он нуждался не в ответе, а в сочувствии. Но Эалстан приходился ему кузеном, а не матушкой, и сочувствия от него дождаться было трудно.
Под добродушные шутки одноклассников они брели домой по улицам Громхеорта. Жаркое северное солнце било Эалстану в глаза, отражаясь от побелки стен и глянцево-алой черепицы крыш. Покуда глаза юноши не привыкли к свету, он вздыхал с облегчением всякий раз, когда удавалось нырнуть в тень оливы или миндального дерева. С каждым пройденным кварталом кучка школяров уменьшалась — то один, то другой, распрощавшись с товарищами, сворачивал к дому.
Эалстан с Сидроком не прошли и полдороги, когда жандарм в ливрее эрла Брорды взмахнул служебным мечом, останавливая возы и прохожих, осыпав попутно бранью не отскочившего вовремя бедолагу.
— Что за притча? — возмутился Сидрок, но до ушей Эалстана уже долетел ритмичный перестук копыт.
Мальчишки осыпали скачущих мимо кавалеристов восторженными кликами. Какой-то офицер поднял на дыбы своего скакуна. Окованный сталью рог сверкал, будто литое серебро, и слепила глаз безупречно белая единорожья шкура, рядом с которой свежая известка казалась тусклой. Большинство всадников, впрочем, благоразумно разукрасили скакунов. Бурые, песчаные или грязно-зеленые пятна хотя и смотрелись не столь впечатляюще, зато реже привлекали внимание противника, за которым следовали стремительные потоки огня.
Пара стройных светловолосых кауниан приветствовала всадников наравне с остальными прохожими. В своей ненависти к Альгарве они полностью поддерживали коренных жителей фортвежского королевства. Когда движение по указке жандарма возобновилось, Эалстан с тоской проводил взглядом обтянутые тугими панталонами бедра красотки и облизнулся. Фортвежки носили длинные, до земли платья свободного крою, самым приличным образом скрывавшие их формы. Неудивительно, что о каунианах чего только не наслушаешься… А все же красотка шла по улице, словно не замечая, какое впечатление производит, да еще болтала со своим спутником на звучном родном наречии.
Сидрок тоже проводил ее взглядом.
— Гадость какая… — пробормотал он, но, судя по плотоядному тону и вороватым взглядам, ему тоже было не совсем противно.
— Они полагают, им в таком виде шляться позволено, только потому, что так одевались во времена Каунианской империи, — согласился Эалстан. — Империя их тысячу лет как развалилась, если кто не заметил.
— Потому что они в своих похабных тряпках де-гра-ди-ро-ва-ли. — Сидрок с преувеличенной осторожностью выговорил длинное красивое слово, которое он в начале учебного года зазубрил под руководством учителя истории.
Они с Эалстаном не одолели и пары кварталов, когда позади кто-то промчался по улице с воплем:
— Помер! Помер!
— Кто помер?! — крикнул Эалстан, хотя боялся, что и сам знает.
— Дюк Алардо, вот кто! — ответил бегущий.
— Точно?! — разом произнесли Эалстан, Сидрок и еще несколько прохожих.
Алардо Барийский забирался одной ногой в могилу не раз за те без малого тридцать лет, что миновали с той поры, как его владения были силою отторгнуты от Альгарве на исходе Шестилетней войны — и всегда ему хватало сил отступить от ее края. «Если бы только, — мелькнуло в голове у Эалстана, — ему хватило сил зачать наследника…»
Но гонец решительно закивал.
— Так сказал мой шурин, а тому говорил секретарь эрла Брорды, а тот собственными ушами слышал, когда новость передали в замок по кристаллу!
Как всякий житель Громхеорта, Эалстан полагал себя великим знатоком слухов. Этот показался ему достоверным.
— Король Мезенцио заявит о своих правах на Бари, — мрачно заметил он.
— Если так, война будет. — Голос Сидрока прозвучал так же сурово, но не без потаенного восторга. — Не сдюжить ему против Фортвега, и Валмиеры, и Елгавы зараз. Даже у альгарвейца дури не хватит такое провернуть.
— На что у альгарвейца хватит дури, никогда заранее не догадаешься, — с убежденностью промолвил Эалстан. — Врагов у него побольше будет — Сибиу от Альгарве тоже не в восторге, а островитяне, говорят, ребята серьезные. Давай, побежали домой! Может, первыми с новостью успеем!
И оба припустили во всю прыть.
— Зуб даю, — выдохнул Сидрок на бегу, — твой брат только порадуется, что ему дали укокошить дюжину-другую поганых рыжиков!
— Я же не виноват, что Леофсиг родился первым! — пропыхтел Эалстан. — Вот если бы мне было девятнадцать и я бы попал в коронное ополчение… — Он сделал вид, будто поливает огнем все вокруг, столь отчаянно, что, будь у него в руках взаправдашний жезл — пылать бы половине Громхеорта.
В дом он ворвался с воплем, что герцог Алардо мертв.
— Что? — Оставив попытки вернуть к жизни загубленную безумной летней жарой клумбу, со дворика в дом заглянула Конберга, сестра Эалстана, на год его старше. — И что теперь станет делать Мезенцио?
— Захватит герцогство, — ответила вместо Эалстана его мать Эльфрида, выбежавшая из кухни. Она отерла руки льняным рушником. — Захватит… и начнется война. — В ее голосе восторга не было. Она готова была разрыдаться, но взяла себя в руки и, лишь чуть запнувшись, продолжила: — Когда кончилась Шестилетняя война, я была в твоих годах, Конберга. Я помню дядьев и двоюродных братьев, которых ты не увидела, потому что они не вернулись с войны. — Голос ее пресекся, и Эльфрида наконец заплакала.
— Леофсиг будет сражаться за родину, — проговорил Эалстан. — Его не заберут рекрутом в альгарвейскую армию или ункерлантскую, как стольких наших собратьев во время прошлой войны.
Мать воззрилась на него так, будто юноша заговорил на свистящем наречии лагоанцев, чей остров лежал за скалами Сибиу, далеко на юго-востоке от фортвежских границ.
— Мне все равно, под чьим знаменем он станет воевать, — ответила она. — Я не хочу, чтобы он уходил на войну, вовсе.
— Альгарвейцы проиграли в прошлый раз и ничему не научились, — возразил Эалстан. — Сейчас мы ударим первыми! — Он стукнул кулаком по ладони. — У них не будет и шанса выстоять!
Это должно было убедить мать: никто из школьных учителей не нашел бы ошибки в его рассуждениях. Но Эльфрида отчего-то не обрадовалась.
И отец, Хестан, когда вернулся домой от амбарных книг какого-то громхеортского купчины, — тоже. Он уже слышал новость. Должно быть, к этому часу о ней узнал весь город, да что там — вся страна, кроме, быть может, двоих-троих пастухов или пахарей. Хестан ничего не сказал. Он вообще был немногословен. Но молчание его казалось более суровым, чем обычно.
За ужином он, как повелось, выпил с Эльфридой по стакану вина, а потом налил себе еще один — такое случалось редко, и все поглядывал в окно не на восток, где лежала Альгарве, а на запад. Уже почти прикончив миску тушенных с бараниной и чесноком баклажанов, он, словно уже не мог сдерживаться, вскричал:
— Что же будет делать Ункерлант?!
Эалстан расхохотался, глядя на его смятение.
— Простите, сударь, — тут же осекся он: все же юноша был не так дурно воспитан. — Ункерлантцы до сих пор отходят от своей усобицы конунгов-близнецов и пытаются воевать с Дьёндьёшем на дальнем западе и грызутся с Зувейзой. Вам не кажется, что им довольно будет на ближайшее время?
— Если бы они не резали друг друга в Войне близнецов, то до сих пор владели бы доброй половиной Фортвега, — напомнил Хестан. Эалстан знал об этом, но времена порабощения казались ему столь же давними, как эпоха Каунианской империи.
— Какая разница, что кажется мне? — продолжил отец. — Важно, что думает об этом Свеммель, конунг ункерлантский — а он, как я слышал, сам через раз не знает, что думает…
Теальдо вгляделся в ручное зеркальце и пробормотал себе под нос что-то неласковое. Левый ус мог бы смотреться получше. Отщипнув крошку благоухающего апельсинами воска, солдат легонько подкрутил самый кончик и присмотрелся к результатам своих трудов. «Лучше», — решил он, но все равно не оставил в покое ни усов, ни бородки. Простого «лучше» в такой день явно не хватало. Даже полнейшее совершенство было бы его едва достойно.
По проходу пробирался сержант Панфило. Его огненно-рыжие, как у самого Теальдо, усищи торчали, словно бычьи рога. Бородке клинышком он предпочитал роскошные баки.
— Молодец, — снисходительно кивнул он, остановившись перед Теальдо. — Настоящий молодец. Все девицы в герцогстве станут вешаться тебе на шею.
— Да я не против, сержант, — ухмыльнулся Теальдо и подергал себя за рукав тускло-песочного мундира. — Еще бы натянуть на себя что поярче, как наши отцы и деды ходили.
— Тут и я соглашусь, — отозвался Панфило. — Да только отцы наши уходили на Шестилетнюю войну в шитых золотом мундирах и алых килтах. Шли, словно пламенем одетые… и горели потом… ох как они горели!
Сержант двинулся дальше, порыкивая на солдат, отнесшихся к своей внешности менее придирчиво, чем рядовой Теальдо.
А караван продолжал неторопливый ход на юг вдоль становой жилы. Спустя пару минут по вагону промчался лейтенант Элио, осыпав проклятиями пару солдат, укрывшихся от бдительного сержантского ока. Еще через несколько минут свою инспекцию провел капитан Ларбино и нарычал на тех, кого упустил Элио… и еще на пару-тройку уже пострадавших.
Теальдо никто не трогал. Солдат откинулся на спинку сиденья и, насвистывая что-то немузыкальное, поглядывал, как проплывают за окном альгарвейские пейзажи. Белые мазанки давно сменились красным кирпичом и бревнами: стылый, дождливый климат южных окраин королевства плохо сочетался с излюбленными на теплом севере легкими, продуваемыми насквозь строениями. В здешних местах можно быть уверенным, что не замерзнешь ночью… а большую часть года — и днем тоже.
Солнце давно перевалило за полдень, когда еле слышный гул каравана зазвенел в ушах. Все меньше и меньше энергии вытягивали вагоны из становой жилы, пока не замерли совсем. Капитан Ларбино распахнул дверь.
— На перроне в колонну — строй-ся! — скомандовал он. — Помните: король Мезенцио оказал большую честь нашему полку, позволив ему в числе прочих вернуть герцогство Бари законному сюзерену. Так что имейте в виду: всякий, кто окажется недостоин этой чести, ответит передо мной лично. — Капитан опустил руку на эфес офицерской шпаги; Теальдо ни на миг не усомнился в его словах. — И последнее, — закончил Ларбино. — Помните: мы входим не во вражескую страну. Мы приветствуем возвращение наших братьев и сестер.
— Пропади пропадом наши братья, — проворчал сосед Теальдо, крепко сбитый парень по имени Тразоне. — Я хочу, чтобы меня приветила с возвращением какая-нибудь барийская сестренка, да так, чтобы я потом два дня стоять не мог.
— Встречались мне идеи похуже, — заметил Теальдо, поднимаясь на ноги. — И немало, должен заметить.
Ему пришлось дождаться очереди, чтобы выпрыгнуть из болтавшегося в локте над землей вагона и занять место в строю.
Рота капитана Ларбино числилась в полку хотя и не первой, но второй, так что солдату хорошо видны были знаменосцы. Красочным парадным мундирам их, от позолоченных касок до начищенных башмаков, Теальдо завидовал черной завистью. Стоявший в центре солдат, выбранный явно за великанский рост, нес флаг королевства Альгарве — косые полосы красного, зеленого и белого. Стоявший слева поднимал полковое знамя: синяя молния на золоте.
Знаменосцы выстроились перед приземистым зданием красного кирпича, над которым тоже реял национальный флаг: таможней на границе — бывшей границе — между Альгарве и Бари. Шлагбаум был поднят, словно приглашая альгарвейских солдат. В нескольких шагах за ним, под другую сторону границы, стояло почти такое же здание, но на флагштоке перед ним развевался флаг независимого Бари — белый медведь на пламенном фоне. Второй шлагбаум все еще был опущен, будто тщился преградить дорогу на территорию герцогства.
Из дверей барийской таможни выкатился толстый человечек в форме. Его килт и мундир отличались от альгарвейских как покроем, так и цветом: не песочные, а бурые с прозеленью. Герцог Алардо, силы преисподние пожри его душу, любил править своим маленьким царством; это и сделало его идеальной пешкой для победителей в Шестилетней войне.
Но теперь Алардо мертв, и наследника у него не осталось. Что же до его подданных… Когда знаменосцы подошли к шлагбауму, толстяк в мундире цвета грязного мха поклонился альгарвейскому флагу. Потом, развернувшись, поклонился знамени барийскому, прежде чем спустить его с флагштока, где оно реяло не один десяток лет. А затем швырнул бело-оранжевое знамя наземь и попрал ногой.
— Добро пожаловать домой, братья! — вскричал он, поднимая шлагбаум.
Теальдо надорвал горло в приветственном вопле и все же сам себя не услышал, потому что горло рвал весь полк, до последнего солдата. Командир части полковник Омбруно, выбежав вперед, обнял барийского — бывшего барийского — таможенника и расцеловал в обе щеки.
— А теперь, сыны нашего боевого духа, — крикнул он, обернувшись к солдатам, — вступите на землю, вновь вернувшуюся к нам!
Капитаны затянули альгарвейский национальный гимн первыми, и бойцы один за другим подхватили его горделивым, радостным хором. Колонна двинулась мимо враз ставших ненужными мытен.
— Ну вот, — ткнув соседа локтем под ребра, пробормотал Теальдо, — в страну мы вошли, теперь осталось войти в здешних женщин, как ты и говорил.
Тразоне кивнул с ухмылкой.
Сержант Панфило пронзил обоих острым взглядом, но в таком гаме ему нипочем было не различить, чьи голоса выпали из хора. Теальдо поспешно запел вместе со всеми: во всех смыслах слова, страстно.
Ближайший к границе с Альгарве — нет, границе с остальной частью Альгарве — барийский городок Паренцо располагался в паре миль в югу от пограничного поста. Задолго до того, как полк подошел к околице, навстречу солдатам начали выбегать люди. Возможно, толстяк-таможенник воспользовался хрустальным шаром, чтобы сообщить местному барону, что воссоединение состоялось официально. А быть может, подобные новости распространялись при посредстве чар менее сложных, но от этого не менее эффективных, чем те, которыми пользовались кристалломанты.
Вот о ботанике он не думал слишком уж явственно.
— Эалстан!
Голос учителя хлестнул бичом.
Юноша суматошно вскочил, едва не свалив табурет.
— Мастер Осгар! — выпалил он под сдержанные смешки остальных учеников в классе. Вольно же им хихикать — не их вызвали…
Седеющая борода Осгара трепетала от возмущения. Как большинство фортвежцев — да и сам Эалстан, — учитель был смугл, плечист, невысок и одарен от природы орлиным носом. Глаза его сейчас полыхали огнем, какого не постыдился бы и боевой дракон.
— Окажи мне честь, Эалстан, — произнес он язвительно, — и поведай, каковы же основные свойства змеиной травы?
Он звонко шлепнул линейкой по ладони, как бы напоминая, чем грозит школяру попытка отвертеться от указанной чести.
— Змеиной травы, мастер Осгар? — переспросил Эалстан.
Осгар жадно кивнул: если Эалстан не слышал вопроса, то пропустил мимо ушей и все остальное. Так оно, собственно, и было, но в прошлом году змеиную траву прописали дяде Вульфгеру, и Эалстан знал ответ:
— С вашего дозволения, мастер Осгар, если змеиную траву и трилистник, высушив, измельчить и порошок положить под изголовье, спящий на нем избавится от кошмаров навеки.
Судя по выражению лица, учителю ботаники ответ не понравился — именно потому, что оказался правильным.
— Садись, Эалстан, — неохотно кивнул Осгар, — только не устрой ненароком очередного землетрясения. И будь любезен хотя бы делать вид, что слушаешь.
— Да, мастер Осгар. Спасибо, мастер Осгар, — пробормотал Эалстан как мог вежливо.
Он действительно начал прислушиваться — до той поры, пока учитель не перестал бросать на него взгляды острые, словно рог единорога. В роду у него бывали травники, и юношу посещали порой фантазии самому заняться этим ремеслом. Но в мире столько всего интересного, и…
Шлеп ! Линейка опустилась не на спину Эалстана — пострадал Сидрок, его двоюродный брат, который тоже продремал большую часть урока, но попался на более сложном вопросе. Весь класс разом превратился в слух — взаправду или нет, трудно было определить.
Но наконец, когда истекла небольшая вечность, медный колокольчик возвестил об окончании каторги.
— Зубрите как следует, — напутствовал Осгар выходящих из класса. — Завтра после обеда встретимся снова.
В его устах это прозвучало как угроза.
Для Эалстана «завтра после обеда» означало примерно «лет через пятьсот». О том, что утро его будет занято уроками фортвежской литературы и арифметики, а нынешний вечер — домашними заданиями, он тоже не думал. Когда выбегаешь из темных коридоров школы на ясное солнце, кажется, будто весь мир у тебя в руках — ну, если не мир, то хотя бы весь городок Громхеорт.
Эалстан бросил через плечо взгляд на выбеленные известкой каменные стены замка, где обитал эрл Брорда. По мнению юноши, ни город, ни его эрл не получали заслуженных наград от короля Пенды или хотя бы его министров из Эофорвика. Для них Громхеорт был всего лишь небольшим поселением близ альгарвейской границы. Столичным пижонам не понять его исторической ценности и величавой стойкости.
Что именно так оценивает положение вещей сам эрл Брорда, старательно насаждая подобные взгляды среди своих подданных, в голову Эалстану не приходило.
И сейчас не пришло.
— Чтоб тебя разорвало! — Сидрок сделал вид, что вот-вот набросится на двоюродного брата с кулаками. — Как ты отвертелся с этой змеиной травой? Меня же в бане засмеют, как рубец завидят…
— Дядя Вульфгер ею себя пользовал, когда решил, что на него порчу навели — забыл? — отозвался Эалстан.
Сидрок фыркнул. Он нуждался не в ответе, а в сочувствии. Но Эалстан приходился ему кузеном, а не матушкой, и сочувствия от него дождаться было трудно.
Под добродушные шутки одноклассников они брели домой по улицам Громхеорта. Жаркое северное солнце било Эалстану в глаза, отражаясь от побелки стен и глянцево-алой черепицы крыш. Покуда глаза юноши не привыкли к свету, он вздыхал с облегчением всякий раз, когда удавалось нырнуть в тень оливы или миндального дерева. С каждым пройденным кварталом кучка школяров уменьшалась — то один, то другой, распрощавшись с товарищами, сворачивал к дому.
Эалстан с Сидроком не прошли и полдороги, когда жандарм в ливрее эрла Брорды взмахнул служебным мечом, останавливая возы и прохожих, осыпав попутно бранью не отскочившего вовремя бедолагу.
— Что за притча? — возмутился Сидрок, но до ушей Эалстана уже долетел ритмичный перестук копыт.
Мальчишки осыпали скачущих мимо кавалеристов восторженными кликами. Какой-то офицер поднял на дыбы своего скакуна. Окованный сталью рог сверкал, будто литое серебро, и слепила глаз безупречно белая единорожья шкура, рядом с которой свежая известка казалась тусклой. Большинство всадников, впрочем, благоразумно разукрасили скакунов. Бурые, песчаные или грязно-зеленые пятна хотя и смотрелись не столь впечатляюще, зато реже привлекали внимание противника, за которым следовали стремительные потоки огня.
Пара стройных светловолосых кауниан приветствовала всадников наравне с остальными прохожими. В своей ненависти к Альгарве они полностью поддерживали коренных жителей фортвежского королевства. Когда движение по указке жандарма возобновилось, Эалстан с тоской проводил взглядом обтянутые тугими панталонами бедра красотки и облизнулся. Фортвежки носили длинные, до земли платья свободного крою, самым приличным образом скрывавшие их формы. Неудивительно, что о каунианах чего только не наслушаешься… А все же красотка шла по улице, словно не замечая, какое впечатление производит, да еще болтала со своим спутником на звучном родном наречии.
Сидрок тоже проводил ее взглядом.
— Гадость какая… — пробормотал он, но, судя по плотоядному тону и вороватым взглядам, ему тоже было не совсем противно.
— Они полагают, им в таком виде шляться позволено, только потому, что так одевались во времена Каунианской империи, — согласился Эалстан. — Империя их тысячу лет как развалилась, если кто не заметил.
— Потому что они в своих похабных тряпках де-гра-ди-ро-ва-ли. — Сидрок с преувеличенной осторожностью выговорил длинное красивое слово, которое он в начале учебного года зазубрил под руководством учителя истории.
Они с Эалстаном не одолели и пары кварталов, когда позади кто-то промчался по улице с воплем:
— Помер! Помер!
— Кто помер?! — крикнул Эалстан, хотя боялся, что и сам знает.
— Дюк Алардо, вот кто! — ответил бегущий.
— Точно?! — разом произнесли Эалстан, Сидрок и еще несколько прохожих.
Алардо Барийский забирался одной ногой в могилу не раз за те без малого тридцать лет, что миновали с той поры, как его владения были силою отторгнуты от Альгарве на исходе Шестилетней войны — и всегда ему хватало сил отступить от ее края. «Если бы только, — мелькнуло в голове у Эалстана, — ему хватило сил зачать наследника…»
Но гонец решительно закивал.
— Так сказал мой шурин, а тому говорил секретарь эрла Брорды, а тот собственными ушами слышал, когда новость передали в замок по кристаллу!
Как всякий житель Громхеорта, Эалстан полагал себя великим знатоком слухов. Этот показался ему достоверным.
— Король Мезенцио заявит о своих правах на Бари, — мрачно заметил он.
— Если так, война будет. — Голос Сидрока прозвучал так же сурово, но не без потаенного восторга. — Не сдюжить ему против Фортвега, и Валмиеры, и Елгавы зараз. Даже у альгарвейца дури не хватит такое провернуть.
— На что у альгарвейца хватит дури, никогда заранее не догадаешься, — с убежденностью промолвил Эалстан. — Врагов у него побольше будет — Сибиу от Альгарве тоже не в восторге, а островитяне, говорят, ребята серьезные. Давай, побежали домой! Может, первыми с новостью успеем!
И оба припустили во всю прыть.
— Зуб даю, — выдохнул Сидрок на бегу, — твой брат только порадуется, что ему дали укокошить дюжину-другую поганых рыжиков!
— Я же не виноват, что Леофсиг родился первым! — пропыхтел Эалстан. — Вот если бы мне было девятнадцать и я бы попал в коронное ополчение… — Он сделал вид, будто поливает огнем все вокруг, столь отчаянно, что, будь у него в руках взаправдашний жезл — пылать бы половине Громхеорта.
В дом он ворвался с воплем, что герцог Алардо мертв.
— Что? — Оставив попытки вернуть к жизни загубленную безумной летней жарой клумбу, со дворика в дом заглянула Конберга, сестра Эалстана, на год его старше. — И что теперь станет делать Мезенцио?
— Захватит герцогство, — ответила вместо Эалстана его мать Эльфрида, выбежавшая из кухни. Она отерла руки льняным рушником. — Захватит… и начнется война. — В ее голосе восторга не было. Она готова была разрыдаться, но взяла себя в руки и, лишь чуть запнувшись, продолжила: — Когда кончилась Шестилетняя война, я была в твоих годах, Конберга. Я помню дядьев и двоюродных братьев, которых ты не увидела, потому что они не вернулись с войны. — Голос ее пресекся, и Эльфрида наконец заплакала.
— Леофсиг будет сражаться за родину, — проговорил Эалстан. — Его не заберут рекрутом в альгарвейскую армию или ункерлантскую, как стольких наших собратьев во время прошлой войны.
Мать воззрилась на него так, будто юноша заговорил на свистящем наречии лагоанцев, чей остров лежал за скалами Сибиу, далеко на юго-востоке от фортвежских границ.
— Мне все равно, под чьим знаменем он станет воевать, — ответила она. — Я не хочу, чтобы он уходил на войну, вовсе.
— Альгарвейцы проиграли в прошлый раз и ничему не научились, — возразил Эалстан. — Сейчас мы ударим первыми! — Он стукнул кулаком по ладони. — У них не будет и шанса выстоять!
Это должно было убедить мать: никто из школьных учителей не нашел бы ошибки в его рассуждениях. Но Эльфрида отчего-то не обрадовалась.
И отец, Хестан, когда вернулся домой от амбарных книг какого-то громхеортского купчины, — тоже. Он уже слышал новость. Должно быть, к этому часу о ней узнал весь город, да что там — вся страна, кроме, быть может, двоих-троих пастухов или пахарей. Хестан ничего не сказал. Он вообще был немногословен. Но молчание его казалось более суровым, чем обычно.
За ужином он, как повелось, выпил с Эльфридой по стакану вина, а потом налил себе еще один — такое случалось редко, и все поглядывал в окно не на восток, где лежала Альгарве, а на запад. Уже почти прикончив миску тушенных с бараниной и чесноком баклажанов, он, словно уже не мог сдерживаться, вскричал:
— Что же будет делать Ункерлант?!
Эалстан расхохотался, глядя на его смятение.
— Простите, сударь, — тут же осекся он: все же юноша был не так дурно воспитан. — Ункерлантцы до сих пор отходят от своей усобицы конунгов-близнецов и пытаются воевать с Дьёндьёшем на дальнем западе и грызутся с Зувейзой. Вам не кажется, что им довольно будет на ближайшее время?
— Если бы они не резали друг друга в Войне близнецов, то до сих пор владели бы доброй половиной Фортвега, — напомнил Хестан. Эалстан знал об этом, но времена порабощения казались ему столь же давними, как эпоха Каунианской империи.
— Какая разница, что кажется мне? — продолжил отец. — Важно, что думает об этом Свеммель, конунг ункерлантский — а он, как я слышал, сам через раз не знает, что думает…
Теальдо вгляделся в ручное зеркальце и пробормотал себе под нос что-то неласковое. Левый ус мог бы смотреться получше. Отщипнув крошку благоухающего апельсинами воска, солдат легонько подкрутил самый кончик и присмотрелся к результатам своих трудов. «Лучше», — решил он, но все равно не оставил в покое ни усов, ни бородки. Простого «лучше» в такой день явно не хватало. Даже полнейшее совершенство было бы его едва достойно.
По проходу пробирался сержант Панфило. Его огненно-рыжие, как у самого Теальдо, усищи торчали, словно бычьи рога. Бородке клинышком он предпочитал роскошные баки.
— Молодец, — снисходительно кивнул он, остановившись перед Теальдо. — Настоящий молодец. Все девицы в герцогстве станут вешаться тебе на шею.
— Да я не против, сержант, — ухмыльнулся Теальдо и подергал себя за рукав тускло-песочного мундира. — Еще бы натянуть на себя что поярче, как наши отцы и деды ходили.
— Тут и я соглашусь, — отозвался Панфило. — Да только отцы наши уходили на Шестилетнюю войну в шитых золотом мундирах и алых килтах. Шли, словно пламенем одетые… и горели потом… ох как они горели!
Сержант двинулся дальше, порыкивая на солдат, отнесшихся к своей внешности менее придирчиво, чем рядовой Теальдо.
А караван продолжал неторопливый ход на юг вдоль становой жилы. Спустя пару минут по вагону промчался лейтенант Элио, осыпав проклятиями пару солдат, укрывшихся от бдительного сержантского ока. Еще через несколько минут свою инспекцию провел капитан Ларбино и нарычал на тех, кого упустил Элио… и еще на пару-тройку уже пострадавших.
Теальдо никто не трогал. Солдат откинулся на спинку сиденья и, насвистывая что-то немузыкальное, поглядывал, как проплывают за окном альгарвейские пейзажи. Белые мазанки давно сменились красным кирпичом и бревнами: стылый, дождливый климат южных окраин королевства плохо сочетался с излюбленными на теплом севере легкими, продуваемыми насквозь строениями. В здешних местах можно быть уверенным, что не замерзнешь ночью… а большую часть года — и днем тоже.
Солнце давно перевалило за полдень, когда еле слышный гул каравана зазвенел в ушах. Все меньше и меньше энергии вытягивали вагоны из становой жилы, пока не замерли совсем. Капитан Ларбино распахнул дверь.
— На перроне в колонну — строй-ся! — скомандовал он. — Помните: король Мезенцио оказал большую честь нашему полку, позволив ему в числе прочих вернуть герцогство Бари законному сюзерену. Так что имейте в виду: всякий, кто окажется недостоин этой чести, ответит передо мной лично. — Капитан опустил руку на эфес офицерской шпаги; Теальдо ни на миг не усомнился в его словах. — И последнее, — закончил Ларбино. — Помните: мы входим не во вражескую страну. Мы приветствуем возвращение наших братьев и сестер.
— Пропади пропадом наши братья, — проворчал сосед Теальдо, крепко сбитый парень по имени Тразоне. — Я хочу, чтобы меня приветила с возвращением какая-нибудь барийская сестренка, да так, чтобы я потом два дня стоять не мог.
— Встречались мне идеи похуже, — заметил Теальдо, поднимаясь на ноги. — И немало, должен заметить.
Ему пришлось дождаться очереди, чтобы выпрыгнуть из болтавшегося в локте над землей вагона и занять место в строю.
Рота капитана Ларбино числилась в полку хотя и не первой, но второй, так что солдату хорошо видны были знаменосцы. Красочным парадным мундирам их, от позолоченных касок до начищенных башмаков, Теальдо завидовал черной завистью. Стоявший в центре солдат, выбранный явно за великанский рост, нес флаг королевства Альгарве — косые полосы красного, зеленого и белого. Стоявший слева поднимал полковое знамя: синяя молния на золоте.
Знаменосцы выстроились перед приземистым зданием красного кирпича, над которым тоже реял национальный флаг: таможней на границе — бывшей границе — между Альгарве и Бари. Шлагбаум был поднят, словно приглашая альгарвейских солдат. В нескольких шагах за ним, под другую сторону границы, стояло почти такое же здание, но на флагштоке перед ним развевался флаг независимого Бари — белый медведь на пламенном фоне. Второй шлагбаум все еще был опущен, будто тщился преградить дорогу на территорию герцогства.
Из дверей барийской таможни выкатился толстый человечек в форме. Его килт и мундир отличались от альгарвейских как покроем, так и цветом: не песочные, а бурые с прозеленью. Герцог Алардо, силы преисподние пожри его душу, любил править своим маленьким царством; это и сделало его идеальной пешкой для победителей в Шестилетней войне.
Но теперь Алардо мертв, и наследника у него не осталось. Что же до его подданных… Когда знаменосцы подошли к шлагбауму, толстяк в мундире цвета грязного мха поклонился альгарвейскому флагу. Потом, развернувшись, поклонился знамени барийскому, прежде чем спустить его с флагштока, где оно реяло не один десяток лет. А затем швырнул бело-оранжевое знамя наземь и попрал ногой.
— Добро пожаловать домой, братья! — вскричал он, поднимая шлагбаум.
Теальдо надорвал горло в приветственном вопле и все же сам себя не услышал, потому что горло рвал весь полк, до последнего солдата. Командир части полковник Омбруно, выбежав вперед, обнял барийского — бывшего барийского — таможенника и расцеловал в обе щеки.
— А теперь, сыны нашего боевого духа, — крикнул он, обернувшись к солдатам, — вступите на землю, вновь вернувшуюся к нам!
Капитаны затянули альгарвейский национальный гимн первыми, и бойцы один за другим подхватили его горделивым, радостным хором. Колонна двинулась мимо враз ставших ненужными мытен.
— Ну вот, — ткнув соседа локтем под ребра, пробормотал Теальдо, — в страну мы вошли, теперь осталось войти в здешних женщин, как ты и говорил.
Тразоне кивнул с ухмылкой.
Сержант Панфило пронзил обоих острым взглядом, но в таком гаме ему нипочем было не различить, чьи голоса выпали из хора. Теальдо поспешно запел вместе со всеми: во всех смыслах слова, страстно.
Ближайший к границе с Альгарве — нет, границе с остальной частью Альгарве — барийский городок Паренцо располагался в паре миль в югу от пограничного поста. Задолго до того, как полк подошел к околице, навстречу солдатам начали выбегать люди. Возможно, толстяк-таможенник воспользовался хрустальным шаром, чтобы сообщить местному барону, что воссоединение состоялось официально. А быть может, подобные новости распространялись при посредстве чар менее сложных, но от этого не менее эффективных, чем те, которыми пользовались кристалломанты.