Его в числе двух десятков таких же жаждущих «забыть этот мир и все его проблемы» усадили за компьютеры и предложили пройти уровень какой-то новой игры про приключения майора НКВД в военной Москве. Играть нужно было не просто так, не на скорость, а на внимательность, вылавливая и занося на специальный лист все баги и недоработки создателей. Кто выполнит задание лучше и быстрее всех, получит контракт на бета-тестинг всей игры. Цена вопроса – пятьсот долларов наличными.
   До этого момента Глеб никогда не увлекался компьютерными играми. Нет, в соответствующем возрасте он, конечно же, отдал дань и «Думу», и «Фоллауту», и «Хай-лайфу», и «Контрстрайку», и второму «Варкрафту», и третьим «Героям», но потом как-то охладел к виртуальным мирам, а после смерти родителей и брата за компьютер садился только по необходимости – списаться с нужным человеком или найти какую-либо информацию.
   Лениво гоняя мышкой своего героя, Глеб постреливал в коварных агентов абвера, спускался в подвалы, бегал по улицам и откровенно скучал. Никаких ошибок, или, говоря сленгом программистов, багов, в игре он не замечал, впрочем, как и большинство соискателей, сидевших по обе стороны от Погодина.
   И вдруг что-то произошло. «Что-то» – потому что Глеб до сих пор не придумал, как называть это состояние погружения, вхождения в игру, когда то, что происходит на мониторе, становится вдруг для тебя реальностью. Еще несколько секунд назад он сидел на довольно неудобном офисном стуле, двигая мышкой, – и вот уже нет ни компьютера, ни клавиатуры, ни людей вокруг, а сам Глеб в диагоналевой гимнастерке защитного цвета крадется по коридору обшарпанной коммуналки с верным «ТТ» наготове к двери, за которой радист Штольц передает в Берлин данные о минных полях на западных рубежах Москвы, и счет идет на секунды. Глеб успел прервать передачу и понесся дальше, преследуя коварного Штольца – по крышам, чердакам, подвалам, пустырям, складам угрюмого прифронтового города. Все казалось абсолютно настоящим, реальным – запахи, звуки, предметы. Персонажи игры превратились в людей, обычных живых людей с родинками, небритостью, с разным цветом глаз. Но при этом сразу же стали видны баги и недочеты программеров, делавших игру. Не прописанные детали зияли как чернильные кляксы, иногда у персонажей не хватало конечностей, то и дело вылезали пикселеватые текстуры, заедали двери, не давалось в руки найденное оружие, сбоил звук. Тем не менее Глеб уверенно прошел уровень до конца, захватил резидента абвера барона Геммеля, сдал его во внутреннюю тюрьму НКВД и получил заслуженный орден Красной Звезды.
   Выход из игрового состояния оказался куда тяжелее. Несколько минут Глеб сидел перед монитором, очумело вертя головой, и не мог понять, где он и что тут делает. Постепенно его отпустило, все встало на свои места, память прояснилась. Быстро заполнив карточку, Глеб поднял руку, подзывая лысоватого менеджера, который раздавал геймерам задания.
   – Вы решили не участвовать? – сухо осведомился тот.
   – Почему? – не понял Глеб. – Просто я уже все. Вот результаты. Одиннадцать ошибок, тридцать шесть замечаний.
   – Сколько?! – Менеджер снял очки и близоруко поднес лист к глазам. – Невероятно! Ну-ка, посмотрим…
   Он достал из папки другой лист и принялся сличать два документа, бормоча:
   – За четырнадцать минут… И это, и это… Ого, даже прилипающие к стенам стреляные гильзы…
   Наконец он закончил и посмотрел на Глеба с плохо скрываемым удивлением.
   – У вас талант, молодой человек. Будьте добры, пройдите со мной к руководству.
   Так Глеб Погодин нашел себя. Он перестал быть вечно кайфанутым отморозком, перестал плыть по жизни, как плывет сломанная ветка в бурном речном потоке, превратившись в «Супер-бету», лучшего гейм-тестера, чья работа оплачивалась весьма и весьма неплохо. Разгульная жизнь осталась в прошлом. Глеб плотно ушел в виртуальный мир и два с лишним года выбирался оттуда, только чтобы поесть или поспать. Теперь, по прошествии лет, он понимал – судьба просто подсунула ему вместо одного наркотика другой, не такой убийственный, но дарующий более надежный способ ухода от реальности.
   Постепенно «отпали», растворились где-то в мегаполисе старые друзья и подруги. Кое-как окончив институт, Глеб положил диплом на полку и забыл о нем, как забываются сувениры или открытки, в которых нет никакой надобности, но выбросить жалко. Поднакопив денег, он сделал ремонт, полностью перестроив квартиру под себя. В родительской спальне теперь был мемориал семьи Погодиных, в гостиной – комната отдыха с телевизором, велотренажером и диваном. Сам Глеб жил в кабинете, где помещалась его кровать, стол, три компа и шкаф с вещами, а когда не работал и не спал, то проводил время на большой кухне, сияющей стеклом и никелем. В мемориальную комнату он заходил три раза в год, в дни рождения родителей и брата, в гостиную – чуть чаще.
   Мысли о квартире вернули его из страны воспоминаний в день сегодняшний.
   «Надо бы ковер пропылесосить и пыль вытереть с тренажера и телевизора, – напомнил себе Глеб. – Эх, и окна перед зимой я не помыл. Хозяин хренов».
   Прозаические размышления освежили, как холодный душ в жаркий июльский день. Он остановился посреди темной аллеи, закурил и осмотрелся.
   Вокруг шумел от ветра ночной парк. Над головой в разрывах облаков посверкивали звезды. Впереди угадывался прогал между деревьями – там аллея выходила на широкую просеку, освещенную фонарями.
   «Куда ж это я забрел? – удивился Глеб. – Большую поляну и Серебрянку я не пересекал, к окультуренной части парка и детской площадке не выходил. Значит, кружу в лесопарковой зоне. Наверное, где-то рядом Красный пруд. Точно, если пойти по аллее с фонарями направо, как раз выйду к нему. Дойду до пруда, еще раз покурю – и домой, в люлю. После такой прогулки здоровый сон мне гарантирован…»
   Пруд возник между деревьями, безмолвный и таинственный. Днем, в хорошую погоду, его берега были усыпаны отдыхающими – бездельниками с пивом, строгими бабушками с галдящими детьми, влюбленными парочками. Сейчас же лишь ночной ветер гнул ветви ив и морщинил непроглядное зеркало воды.
   «Как будто я не в Москве, а где-то за тысячи километров, в настоящем лесу», – подумал Глеб.
   Он хотел присесть на ствол поваленного клена, но тот оказался мокрым, и, постояв немного, Погодин двинулся в обход пруда, намереваясь выйти на одну из просек, ведущих к шоссе Энтузиастов. Одинокие фонари выхватывали из темноты куски асфальта, залепленные опавшими листьями. Снова начал накрапывать дождь. Где-то далеко провыла собака. В кустах шуршали то ли птицы, то ли мыши.
   Компанию молодых людей Глеб заметил издали. Пятеро или шестеро парней в коротких куртках и тренировочных штанах толпились под фонарем, что-то оживленно обсуждая. На асфальте вокруг стояло несколько пластиковых полуторалитровых баллонов с пивом. Грубый смех, мат, характерные движения, когда говорящему точно не хватает слов и он помогает себе руками и всем телом, – в жизни Глебу не раз приходилось сталкиваться с такими типами. Его передернуло от отвращения. Если продолжать идти по аллее, парни обязательно заметят одинокого прохожего. Что будет дальше, понятно: «Э, пацанчик, дай телефон, позвонить очень надо».
   Глеба больше всего бесило вот это «очень надо». Типа к тебе обращаются как к воспитанному, отзывчивому человеку. Мама с папой же учили в детстве – ближнему надо помогать. Вот и помоги. Далее события будут разворачиваться по похожему сценарию: «Братан, дай кепку поносить. Жалко тебе, что ли? Давай куртофанами махнемся. Да не жмись, у меня тоже классный, правда, рукав прожженный. О, кроссы у тебя крутые. Дай чисто погонять, на дискач сходить. Я потом отдам…» Ну а в завершение этого спектакля жертва гоп-стопа в лучшем случае огребет пару поджопников и под обидный смех и улюлюканье поплетется прочь, униженная и напуганная. Если же ломать сценарий гопников, сразу «идти в отмах», могут и ножом пырнуть, и череп кастетом проломить. В общем, куда ни кинь, везде засада.
   – Хрен вам по всей морде! – прошептал Глеб.
   Он давно и твердо уяснил: главное – не быть жертвой. А лучший бой – тот, который не состоялся, тем более что против пятерых гопников, бывалых уличных бойцов, у него даже с баллончиком нет никаких шансов. Ну, пшикнет он в рожу одному, зато остальные уделают его за эту выходку так, что потом всю оставшуюся жизнь придется быть спонсором фармацевтической промышленности. Баллончик вообще хорош только против собак да одиноких агрессивных бомжей, и то в случае, если успеешь выхватить и попасть струей жгучего кайенского перца куда надо.
   Еще раз с ненавистью посмотрев на потенциальных обидчиков, Глеб зло сплюнул в мокрую траву и быстро свернул с асфальтовой дорожки, растворившись в зарослях.
   Он буквально на ощупь пробирался между деревьями, поминутно запинаясь за упавшие ветки и оскальзываясь на мокрой глине. Впереди стеной встала молодая поросль, пришлось идти напролом. Глеб мгновенно промок до нитки, а в довершение всех бед не заметил под ногами глубокой канавы, упал, извозившись в грязи, и окончательно потерял направление.
   Теперь он брел наугад, твердя про себя: «Этот парк все равно когда-нибудь кончится». Раздражение и злость на гопников сменились усталостью. Замерзли руки. Остановившись перекурить, Глеб не удержал в окоченевших пальцах и обронил зажигалку. Потратив несколько минут, он так и не сумел найти ее в темноте. Это окончательно вывело его из себя. Глеб начал материться вслух, с треском ломая мешавшие идти ветки, потом побежал.
   Наконец впереди мелькнул оранжевый отсвет уличного фонаря. Сумасшедший офф-роуд марафон, в который превратилась обычная прогулка, похоже, близился к финалу. Глеб немного успокоился и пошел медленнее, восстанавливая дыхание.
   «Надо будет как-то почиститься, в таком виде менты загребут за милую душу, – подумал он, пытаясь сориентироваться, куда его занесло. – Да это же Главная аллея! Ничего себе я дал крюка!»
   Безумно хотелось курить. По улице, разделявшей Измайловский парк надвое, изредка проносились автомобили. Глеб не спеша приблизился к проезжей части и вдруг заметил в тени елей несколько темных фигур. Он тут же застыл, прижавшись щекой к стволу ближайшего дерева. Неизвестные люди прятались от кого-то и явно не хотели, чтобы их заметили. Внезапно Глебу стало страшно. От темных фигур веяло настоящей, смертельной опасностью. В голове паническим хороводом закружились мысли:
   «Надо валить отсюда! Быстро! И очень тихо».
   Глеб оттолкнулся от дерева, сделал шаг, другой. Дорогу осветил мертвенный свет ксеноновых фар, и из темноты появился низкий черный лимузин в сопровождении квадратного джипа охраны. Машины двигались на приличной скорости, в тонированных стеклах посверкивали огни проносящихся мимо фонарей.
   Прятавшиеся за елями люди зашевелились. Глеб, вместо того, чтобы сломя голову бежать прочь, неожиданно для себя самого замер, затаился. Какое-то извращенное любопытство удерживало его на месте. Это чувство было сродни тому интересу, что заставляет людей смотреть криминальную хронику, с замиранием сердца смакуя подробности убийств и грабежей.
   Стоя в тени деревьев, Глеб услышал несколько отчетливых металлических щелчков и похолодел, догадавшись, что это были за звуки. Он хотел броситься на землю, но не успел – автомобили поравнялись с ним, и тут же раздался слитный стрекот, точно заработало сразу несколько швейных машинок. На капоте лимузина заплясали искры, машина вильнула, сбрасывая скорость. Джип вырвался вперед, вспыхнули мощные прожекторы, на долю секунды выхватив из темноты силуэты стрелявших. Глеб успел заметить только, что они были в масках, а стволы оружия, издававшего тот самый мирный стрекот, венчали толстые глушители. Завизжали тормоза, джип на полном ходу будто споткнулся, резко повернул и опрокинулся.
   Взрыв ослепил и оглушил Глеба. Огненный клуб вырвался из корпуса джипа, осколки стекол и какие-то детали полетели во все стороны, сбивая листья с веток. Уже ничего не соображая, Глеб на четвереньках рванулся через кусты, стремясь убежать подальше от страшных стрелков, – и оказался на краю дороги. Он увидел лимузин, затормозивший буквально в двух шагах, и даже разглядел в просвете окна силуэт водителя. Снова застрекотали швейные машинки, пули с мерзким цоканьем били в стекло, крыло, дверцу автомобиля. Водитель осел и опустил голову на руль. Одновременно распахнулись задние дверцы, и наружу выскочило трое мужчин. Двое начали стрелять из пистолетов, а третий, пригибаясь, бросился к спасительным зарослям – прямо на Глеба.
   Дальше все произошло настолько стремительно, что потом, уже дома, успокоившись, Глеб так и не смог воссоздать всей картины событий.
   Вот один за другим падают под автоматным огнем телохранители, прикрывавшие бегство своего босса. Одному из них, невысокому крепышу, пуля пробивает лоб, и затылок бодигарда буквально взрывается кровавым фонтаном. Второй получает пулю в горло, падает у задней дверцы машины и начинает скрести по асфальту ногами, точно пытаясь убежать. Глеб слышит, как булькает и клокочет кровь в пробитой гортани.
   Их хозяину, высокому, грузному, плечистому мужчине в дорогом костюме, удается сделать несколько шагов, но это все, что позволили нападавшие. С простреленным бедром он падает на обочину дороги в полуметре от ошарашенного Глеба. Пожилой, с холеным лицом, крупным породистым носом, выразительными гневными глазами и полуседой гривой волос, он приподнимается на руках и видит стоящего на четвереньках в кустах Глеба. Еще одна пуля выбивает из плеча пиджака материал набивки. Мужчина кривит полные губы, быстро сует правую руку за пазуху. Швейные машинки стрекочут без умолку, высекая искры из асфальта. В руке хозяина лимузина появляется тускло блеснувший яйцеобразный предмет. Судорожным движением он бросает его прямо в лицо Глебу, и тут сразу несколько пуль дырявят его спину.
   – Он… сам найдет наследника! – непонятно прохрипел мужчина в агонии. Его слова утонули в грохоте нового взрыва – одна из пуль нападавших попала в бензобак лимузина.
   Глеб вскочил и наобум побежал в чащу – прочь от дороги. Когда спустя некоторое время он остановился в лесу, до него дошло, что именно этот взрыв спас ему жизнь – за вспышкой и грохотом люди в масках не разглядели случайного свидетеля убийства.
 
   Домой он приплелся только под утро. Консьержка мирно спала и никак не отреагировала на звук открывающейся двери подъезда. Глеб дождался лифта, ввалился в кабинку и съехал по стене на пол, оставив на пластике мокрый глинистый след. Его трясло, зубы выбивали барабанную дробь, в глазах плавали радужные пятна.
   Войдя в квартиру, он первым делом, как был в облепленных грязью кроссовках, прошел на кухню, рванул дверцу холодильника и достал «праздничную» бутылку «Хеннесси». И только потом вынул из кармана тот предмет, что бросил в него убитый хозяин лимузина…
   Это был довольно тяжелый футляр или даже маленькая шкатулка, сработанная из неизвестного Глебу металла. Сначала он подумал, что футляр сделан из серебра, но по мягкому блеску и отсутствию темной пленки окисла решил, что это платина. Вдоль тонкой линии, отделяющей крышку от футляра, вился растительный орнамент, у крохотной кнопочки замка распускавшийся цветочным букетом. В целом вещица производила впечатление очень старинной и очень дорогой.
   «Ох и вляпался я в историю», – тупо подумал Глеб и решил пока не открывать футляр. Осторожно, словно гранату на боевом взводе, он положил нечаянный подарок на кухонный стол и взялся за «Хеннесси», пробормотав:
 
Муху на лету съел воробей
И в гнездо помчался поскорей.
Долететь ему не суждено —
Сослепу разбился об окно.
 
   Двухсотграммовый стакан коньяка согрел тело, прояснил голову, но не успокоил душу. Пошатываясь, Глеб вернулся в прихожую, свалил на пол мокрую и грязную одежду. Наскоро вымывшись в ванной, он натянул пушистый махровый халат, босиком прошлепал в комнату и рухнул на кровать. Мысли в голове то ползли, как гусеницы, то вдруг начинали хаотично метаться, точно мотыльки у свечи:
   «В любой ситуации есть положительные и отрицательные стороны. Актив и пассив. Что у меня в активе? Меня не заметили. Вроде бы не заметили, тьфу-тьфу-тьфу! А что в пассиве? Я стал свидетелем массового убийства. Надо будет посмотреть криминальные сводки за сегодняшнюю ночь… Итак – я свидетель. Но что я видел? Несколько нечетких силуэтов. Я даже не разглядел, сколько было убийц… Будут они меня искать? Да они даже и не догадываются, что я там был! То есть если я сам не совершу какую-нибудь глупость, не пойду в милицию с чистосердечными признаниями – мне ничего не угрожает. Ни-че-го!»
   Глеб приободрился, обветренные губы его растянула пьяная улыбочка. В самом деле – все уже закончилось, никакого продолжения эта история иметь не будет. Ну, грохнули какого-то олигарха или криминального авторитета… Вспомнив лицо мужчины, выбравшегося из лимузина, Глеб решил, что человек с такой внешностью может быть и тем, и другим. Точнее, мог быть. Теперь его нет. Родственники, друзья, подельники, коллеги или еще кто-то там постараются найти убийц, отомстить, но и тут Глеб Погодин им не помощник – он ничего толком не видел и ничего не знает.
   Правда, есть одно «но». Это «но» лежит на кухонном столе, и оно, это самое «но», должно, по словам умирающего, само «найти наследника».
   «Ох, черт!» – Глеб вскочил с кровати.
   От эйфории, охватившей его несколько секунд назад, не осталось и следа. В отчаянии забегав по комнате, он ругал себя последними словами:
   «Тупица! Аналитик хренов! «Актив-пассив»… Все мои выводы не стоят выеденного яйца в том случае, если целью нападения было не убийство, а этот самый платиновый футляр и его содержимое. И тогда…»
   И тогда его жизнь в опасности. В большой опасности.
   «Люди это серьезные, хотя бы судя по оружию. Такие «швейные машинки», как у них, я где-то видел. В каком-то гейме. И даже звук знакомый… Ну-ка, ну-ка…»
   Метнувшись к компу, Глеб начал лихорадочно шерстить оружейные сайты. Поиски увенчались успехом довольно быстро. С монитора на побледневшего Погодина хищно смотрела снайперская винтовка-автомат ВСК-94. В свете фар на Главной аллее Глеб хорошо разглядел оружие убийц. Ошибки быть не могло – тот же толстый глушитель, маленький магазин, короткий ствол, приклад с прямоугольными вырезами. Пробежав глазами основные характеристики оружия, Глеб дрожащим голосом прочитал вслух:
   – «ВСК-94 состоит на вооружении и используется различными правоохранительными структурами России. Винтовка ВСК-94 может использоваться для малошумной стрельбы по целям на дальностях до 200–300 метров, в том числе и по целям в средствах индивидуальной защиты (бронежилетах). Из недостатков стоит отметить: винтовка не является абсолютно бесшумной. Ее лязгающий затвор (особенно при стрельбе очередями) далеко слышен, особенно в ночное время и при отсутствии достаточно сильных фоновых шумов…»
   Выключив комп, Глеб сунулся за сигаретами, вспомнил, что те промокли насквозь, и с досадой выругался.
   «ВСК-девяносто четыре состоит на вооружении и используется различными правоохранительными структурами России, – повторил он про себя. – Этого только не хватало. Выходит, я был свидетелем не убийства, а спецоперации? Хрен редьки не слаще. Впрочем, чего я психую? Даже если они найдут следы и запустят собаку – ночью шел дождь, все мокрое, утром тысячи людей отправятся на работу и все затопчут. Нет, меня не найдет никто! А все мои панические мысли просто от усталости. Надо махнуть еще коньяка, поглядеть, что за Кощеева смерть живет в платиновом яйце, и ложиться спать».
   Нетвердой походкой пройдя на кухню, Глеб налил «Хеннесси», выпил, закусил яблоком и дрожащими руками взял футляр. Надавив ногтем на кнопочку замка, он откинул крышку и замер, пораженный. Внутри, в ложе из черного бархата, лежал прозрачный зеленый камень величиной с перепелиное яйцо. Странно ограненный – по поверхности шли полосы из крохотных треугольников и квадратов – камень лучился чистым зеленым светом, будто внутри горела маленькая лампочка. Несомненно, это было настоящее сокровище, стоившее очень дорого. Страх снова сковал Глеба, в голове зашумело.
   – Убьют. Меня убьют… – По лицу Погодина потекли пьяные слезы. – Надо уничтожить все! Улики! Улики!
   Он бросился в прихожую, сгреб грязную одежду, потащил в ванную. Куртка, штаны, кроссовки… А где же?..
   – Бейсболка! – выдохнул Глеб, опускаясь на кафельный пол.
   Любимая, «счастливая» кожаная бейсболка, подарок все той же Милки Игнашевич! Ее нигде не было.
   «Обронил в лесу? Где? Когда? Когда ломился от гопников или… Или там, на Главной аллее?..»
   Он снова заплакал. Если кепка потеряна на месте убийства, то страшных гостей стоит ждать в любой момент. Дело в том, что на тканевой подкладке бейсболки рукой Милки, несмываемым, «вечным» фломастером было написано: «Глебу Погодину с любовью. Твое Солнышко»…
   Глеб заметался по квартире в поисках дорожной сумки. «Бежать, бежать, бежать!» – билась в голове единственная мысль. А куда бежать? Наобум, куда глаза глядят? Он остановился, посмотрел на отражение в полированной дверце шкафа. Там застыл нелепый человек с опухшим лицом и всклокоченными волосами. Из-под пушистого халата торчали худые волосатые ноги.
   – Соберись, раскис, как баба! – громко обратился Глеб к своему двойнику.
   Нарочито грубый тон подействовал. Дрожь прошла, голова прояснилась. Правда, в ней разливался обессиливающий коньячный звон, но он не мешал, скорее наоборот – «Хеннесси» сработал как транквилизатор, заглушив ненужные эмоции.
   Вытащив из заляпанного уже подсыхающей глиной кармана куртки телефон, Глеб набрал Милку.
   – Алло! Здесь Погодин. Слушай внимательно – мне придется…
   – Суперский, ну ты ва-аще! – перебила его Милка сонным голосом. – Ты времени зна-аешь скока? Восьми еще нет! А я легла только в четыре!
   – Да погоди ты! – рявкнул Глеб. – Мила! Я – уезжаю. Дней на десять. Это очень важно.
   Сработал таймер телевизора – Глеб использовал его вместо будильника, – и на экране появился диктор. Шел утренний выпуск новостей.
   – Куда-а? – не поняла Милка. – А работа? Ты ж только вчера вечером…
   – Так получилось. Обстоятельства, понимаешь? Я возьму диски с собой, постараюсь там… – Глеб замялся.
   Легко сказать «постараюсь», когда он даже не догадывается еще, где будет это самое «там».
   Диктор на экране вяло бубнил про успехи российской экономики на фоне мирового финансового кризиса.
   – Суперский! – Голос Милки посуровел. – Ты пьяный, что ли? А ну-ка, скажи «трансформаторная трансмутация»!
   Не удержавшись, Глеб глуповато хихикнул. Словосочетание «трансформаторная трансмутация» Милка придумала, еще когда они жили вместе. Глеб почему-то никогда не мог его выговорить правильно с первого раза, хоть пьяный, хоть трезвый.
   – Точно – выпил! – уверенно сказала Милка. – С утра! Алкаш! Выпил – и потянуло на подвиги. Но имей в виду, Суперский: я – это твой уже совершённый подвиг. И титул чемпиона передо мной защищать не надо…
   Между тем новости экономики сменил криминал. Вместо диктора на экране появилась крашеная корреспондентка-блондинка с микрофоном на фоне пожарной машины. Сбоку угадывалась «Скорая помощь», сновали какие-то люди.
   – Очередное громкое заказное убийство совершено нынешней ночью в столице, – весело, чуть не с дежурной улыбкой на силиконовых губах, сообщила блондинка. – Около двух часов ночи на машину, в которой ехал известный предприниматель Дмитрий Ксенофонтов, и джип с охраной было совершено вооруженное нападение. Неизвестные открыли массированный огонь из автоматического оружия. В перестрелке погибло семь человек – телохранители предпринимателя, двое водителей и сам консультант Правительства Российской Федерации по экономическим вопросам, глава холдинга «Гелиополь», владелец банка «Олимп-инвест» Дмитрий Георгиевич Ксенофонтов. Прокуратура возбудила уголовное дело, вести расследование будут работники Следственного Комитета, и один из них, следователь по особо важным делам Владимир Юрьев, согласился прокомментировать убийство бизнесмена…
   – Суперский! Алё, ты где? Глеб! – Милка едва не визжала от негодования.
   – Что? А… – С трудом оторвавшись от телевизора, Глеб зачем-то посмотрел на экранчик телефона и крикнул: – Милка, я позже перезвоню!
   Отбросив трубку, он сделал звук телевизора погромче. Следователь Юрьев, угрюмый плотный дядька с лицом никогда не высыпающегося человека, бухтел в микрофон:
   – Предварительный осмотр места преступления позволяет сделать вывод, что убийство тщательно планировалось. У следствия пока нет версий относительно мотивов преступления, хотя мы не исключаем, что оно связано с профессиональной деятельностью покойного. Обращает на себя внимание крайне удачно… кхм… крайне… кхм-кхм… В общем, преступники не случайно выбрали это место.