Еще Глеб заметил, даже не то чтобы заметил, а просто случайно зацепил боковым зрением красно-желтый микроавтобус службы доставки, распахнувший дверцы у крайнего подъезда. Несколько молодцов в форменных комбинезонах вытаскивали из недр машины коробки и ящики. Рядом прохаживался мужчина в плаще неопределенного цвета.
   «Живут же люди, – усмехнулся Глеб. – У всех кризис, а кому-то покупки коробками доставляют…»
   В супермаркете он набрал побольше полуфабрикатов, купил макароны, картошку, гречку, сахар, яйца. Не удержавшись, взял две упаковки «морского коктейля», мидий, васаби и соевый соус, решив: «Как-нибудь побалую себя блюдом а-ля японская кухня». Продуктовый набор дополнила литровая бутылка разливного «живого» пива – на вечер, в качестве снотворного.
   Пока Глеб стоял в очереди к кассе, его мысли снова и снова возвращались к изумруду.
   «Зачем оставил? Надо было с собой взять. Положить во внутренний карман куртки, он на «молнии», там надежнее, чем в сейфе. Мало ли что может случиться!»
   Квартирных воров Глеб не боялся – ну кто догадается залезть в вентиляционную отдушину, учитывая, что решетка со стороны выглядит как прикрученная намертво? А вот случись пожар или еще какое бедствие…
   «Интересно, что станет с изумрудом, если он попадет в огонь? Расплавится? Лопнет, как стекло? Надо будет посмотреть, из чего вообще, из каких химических элементов состоит этот камень. – Глеб не заметил, как начал нервничать. – Камень, камень! Надо быстрее возвращаться домой. Что ж очередь-то еле шевелится?»
   Неожиданно в голове зашумело, перед глазами замелькали какие-то искорки. Так бывает, когда резко встаешь. Мама в детстве объясняла, что это происходит из-за перепада давления. Глеб несколько раз крепко зажмурился, прогоняя неприятное ощущение, перехватил тяжелую корзину и случайно толкнул впереди стоящего человека, высокого мужчину с аккуратно подстриженным затылком. Обычно в таких случаях москвичи и гости столицы реагируют немедленно и в выражениях не стесняются. Мужчина же даже не обернулся.
   – Извините, – пробормотал Глеб.
   Где-то он уже видел этого человека. Где? Когда? Шум в голове усилился. Теперь он напоминал звуки морского прибоя, накатывая волнами. Постепенно из повторяющихся «в-ш-ш-ш-х!», «в-ш-ш-ш-х!» стали образовываться слова, точнее, одно слово: «Вос-с-звраш-ш-щайся!»
   «Меня будто бы кто-то зовет», – запаниковал Глеб.
   Он слышал о людях, у которых в голове звучали голоса. Обычно это были фигуранты кровавых уголовных дел, признанные невменяемыми и до конца дней своих обреченные сидеть в спецпсихушках.
   «Возвращайся!» – на этот раз слово прозвучало отчетливо.
   Стриженый затылок уже расплачивался. Глеб вывалил свои покупки на ленту транспортера, мельком глянул на удаляющегося мужчину и вдруг понял, что видел он его совсем недавно, во дворе, у машины доставки. Тот же плащ странного цвета – вроде и серый, а вроде и коричневый, та же чуть ссутуленная спина.
   «Ну и что? – прорываясь сквозь неумолчное «возвращайся», задал себе вопрос Глеб. – Пошел человек за бутылкой водки, чтобы расплатиться с грузчиками. Или просто еды зашел купить. Или еще зачем-то. Пить надо меньше, вот что. И больше спать».
   Домой Глеб почти бежал. Пакеты с покупками оттягивали руки. Несмотря на достаточно прохладный осенний день, ему было жарко. Вот и родной двор. Осталось пройти буквально сотню метров. Красно-оранжевого микроавтобуса нет и в помине, все спокойно, все в порядке.
   «Да что со мной такое? – разозлился Глеб. – Зачем я себя успокаиваю, ведь ничего же не произошло!»
   И тут он увидел, как мужчина со стриженым затылком выходит из его подъезда. Правда, он успел где-то снять плащ и сейчас был в пиджаке, но внутри у Глеба все оборвалось:
   «Это – тот самый!»
   Мужчина не спеша притворил за собой дверь и двинулся к машине, темно-синему «Шевроле». Хлопнула дверца, и автомобиль уехал.
   У Глеба от непонятного страха закружилась голова, ноги сделались ватными, в ушах зазвенело. Он едва сумел доковылять до скамейки у соседнего подъезда и плюхнулся на сырые крашеные брусья, опустив рядом пакеты с покупками.
   – Выпил, что ли? – с осуждением спросила старушка, выводящая на прогулку крохотного пекинеса. Во дворе все звали ее тетей Ядвигой, а за глаза – бабой-ягой. – Зря ты это, Глеб. Водка стольким людям жизнь поломала.
   – Да не… – задыхаясь, прохрипел Глеб. – Просто плохо что-то мне, тетя Ядвига… Погода меняется…
   – А ты посиди, посиди, – участливо затрясла седой головой старушка. – А как полегчает, иди домой, ляг. Да врача вызови, не забудь.
   Пройдя мимо хватающего воздух ртом Глеба, она потащила пекинеса на детскую площадку, бормоча себе под нос:
   – Надо же… Такой молодой… Семью схоронил и сам, видать, скоро к ним отправится… Надо же…
   Переждав накатившую обморочность, Глеб побрел домой. Войдя в подъезд, он, превозмогая дурноту, поинтересовался у консьержки – к кому приходил «стриженый затылок»? Оказалось – ни к кому, в смысле дежурная просто никого не видела.
   – Карга слепошарая! – выругался вполголоса Глеб, заходя в лифт.
   У себя на этаже, вставив ключ в замочную скважину, он вдруг остро ощутил, насколько одинок.
   «Вот так случись что – и никто не поможет. Да какое там поможет, воды некому подать, «Скорую» вызвать. Милке позвонить, что ли? Пусть приедет, чаю попьем, поболтаем».
   Но, свалив покупки на пол, первым делом Глеб бросился не к телефону, а на кухню. Как был в кроссовках, он взобрался на табуретку и дрожащими руками сдвинул вентиляционную решетку. Пальцы коснулись запыленных кирпичей ниши, вниз, на край мойки, посыпался песок.
   – Да где же? – взвизгнул Глеб, приподнялся на цыпочки и сунул руку дальше. – Нету?!
   Есть! Пальцы ощупали гладкий холодный бок футляра. Мгновение спустя Глеб уже разглядывал камень, катая его по ладони. И удивительное дело – исчезли страхи, исчез шум в ушах, организм перестал бунтовать, а настроение улучшилось настолько, что захотелось сделать какую-нибудь глупость – пройтись колесом, запеть во весь голос, устроить кому-нибудь веселый розыгрыш.
   – Ты всегда будешь со мной, – сказал Глеб изумруду, защелкнул футляр и убрал его в карман. – Ну, теперь можно и Милке звякнуть. Хотя…
   На самом деле Глеб знал, что звонить бывшей подруге он не будет. Их отношения расстроились именно по его вине, точнее, по его желанию.
   – Я не тот человек, который тебе нужен, – сказал Глеб в памятный вечер расстановки всех точек над «i», который неизбежно наступает на определенном этапе у всякой влюбленной пары. – Со мной тебе ничего не светит – ни достатка, ни детей, ни стабильности и спокойствия. Это во-первых. А во-вторых, я мизантроп и привык жить один. Твой темперамент, Солнышко, доведет меня до нервного истощения.
   – Су-уперский, ты дурак, – ответила ему тогда Милка. – Я же люблю тебя, понимаешь? Просто люблю. И какая мне разница…
   Глеб не дал ей договорить, почувствовав, что еще минута – и обратной дороги у него не будет.
   – Но я-то тебя не люблю! – довольно бесцеремонно прервал он девушку и, увидев слезы у нее на глазах, поспешно добавил: – Ты очень хорошая, красивая, веселая, добрая, но… Не могу же я заставить себя, понимаешь?
   – П-понимаю, – часто-часто закивала Милка, смахивая слезинки. – Но мы ведь все равно будем друзьями, правда?
   – Конечно, малыш, – с облегчением улыбнулся Глеб.
   И надо сказать, с тех пор он несколько раз пользовался этой странноватой «дружбой», хотя и чувствовал себя наутро после проведенной с Милкой ночи, мягко говоря, эгоистичной скотиной.
 
Быть может, я прав? А может быть, крив?
Быть может, урод? А может, красив?
Кто я? Какой я? Нет мне ответа.
Ночь, жара, бессонница, лето…
 
   Раздумывая над странностями отношений между мужчиной и женщиной, Глеб приготовил себе омлет с ветчиной, намазал ломтик черного хлеба маслом, уложил листик салата, а на него – пару копченых шпрот. Сверху этот маленький шедевр бутербродного искусства украсил зеленый лук и несколько маринованных каперсов.
   – Хм, – произнес Глеб, вертя бутерброд и так и эдак, – грех пускать такую красоту всухую. По-моему, там еще осталась капелька коньячка…
   Коньячок действительно остался, и отнюдь не капелька, а целых сто граммов. Употребив их, Глеб закусил бутербродом, с аппетитом умял омлет и решил, что можно попробовать пройти первый уровень игры. Ни о «стриженом затылке», ни о странных голосах в голове, ни об одиночестве и Милке он больше не думал. Изумруд был в кармане, в желудке тлел коньяк – что еще нужно человеку для счастья?
 
   Гюрза – Вепрю:
   Наш пропавший теленок обнаружен. В стойло пока не заходили. До связи.
 
   Вепрь – Гюрзе:
   Поторопитесь. Время дорого. Счет идет на дни.
 
   Базовый набор снаряжения, выданный Хранителем замков, разочаровывает Глеба. «Святые доспехи» оказываются громоздким и неудобным армейским бронежилетом Ж-86-2, устаревшим лет пятнадцать назад. Весят эти «доспехи» семь с лишним килограммов, и бегать в них можно только на очень короткие расстояния. «Меч Архангела Гавриила» оборачивается десантным штык-ножом. Лишь «Карающий жезл» – пистолет «стечкин» с пластиковой кобурой, которую можно прикреплять к оружию и использовать в качестве приклада при прицельной стрельбе на дальние дистанции, – несколько успокаивает Глеба. Три обоймы, рация, навигатор, противогаз и рюкзак десантника довершают экипировку.
   – Иди же, Избранный, и пусть Свет хранит тебя! – напутствует его Хранитель замков.
   Обещанные артефакты и заклинания нужно получить у Хранителя печатей, но оказывается, что, пока Глеб не достиг первого уровня мастерства, ему они не положены. Он получает только склянку с жизненной силой и пучок освященных листьев подорожника – останавливать кровотечения. Затем Глеба принимает Хранитель знаний, высокий, абсолютно лысый старик в белой мантии.
   – Тебе предстоит сразиться с армией Хозяина мертвых, демона Йамы, – тихим голосом книжника говорит он. – Йама невероятно силен, но не отличается мудростью. Зато он может поднимать мертвецов и отправлять их в бой, как воинов. Сейчас Йама в Марьино, создает отряды зомби для поисков Врат. Торопись, ибо каждая секунда промедления означает, что в ряды воинства Йамы встал новый боец. Хранитель ключей напутствует тебя. Свет с тобой, Избранный!
   Напутствие оказывается кратким.
   – Ты станешь тенью ветра и отблеском молнии, – торжественно произносит седой Хранитель. – Я наделяю тебя силой барса и быстротой змеи. Иди и убей порождений Йамы. Свет поможет тебе!
   И вновь уже знакомый Глебу мотоцикл мчит его по улицам столицы. В городе неспокойно. В тревожные закатные небеса поднимаются дымы пожаров, на обычно оживленных трассах пусто, в окнах домов не горят огни. Сводные армейско-милицейские патрули на перекрестах и бронетранспортеры, издали похожие на гробы, придают городскому пейзажу особый колорит. Слышатся завывания сирен «Скорой» и пожарных машин. Рация трещит, сквозь помехи то и дело прорываются сообщения групп спецназа, ведущих бои в разных районах города. Из отрывистых и скупых слов гибнущих в столкновениях с монстрами бойцов Глеб понимает – все еще хуже, чем он предполагал.
   – В Марьино мне не прорваться! – кричит через плечо байкер. – Я высажу тебя у метро «Люблино». Твоя задача – добраться до автомобильного кольца на пересечении улиц Братиславской и Перервы. Там группа спецназа попала в окружение, ее со всех сторон теснят отряды зомби. Поможешь им. Их командир, майор Егоров, должен знать, где найти Йаму.
   Глеб кивает, проверяет, заряжен ли «стечкин».
   – Зомби можно убить, только если попадешь в голову! – продолжает инструктаж байкер. – Береги патроны, пополнить боезапас ты сможешь только на кольце. Если тебе повезет, найдешь патроны, автомат или другое оружие погибших спецназовцев. Все, приехали! Удачи, Избранный! Храни тебя Свет!
   Мотоцикл взревывает и уносится прочь. Глеб остается один. Он стоит на пересечении улиц с названиями, которые в другой ситуации позабавили бы его, – Краснодарская и Совхозная. Но сейчас ему не до шуток. На проезжей части он замечает несколько брошенных машин. Дико видеть новенький джип «Фольксваген Туарег», абсолютно целый, с распахнутыми дверцами, с ключами зажигания в замке – и ни души вокруг.
   «Приметы сошествия тьмы, – думает Глеб. – Демон Йама. Зомби. Город вымер».
   По левую руку от Глеба расстилается обширный пустырь, справа уступами поднимаются многоэтажные, недавно отстроенные дома. Один из них горит – пламя бушует на верхних этажах; звонко лопаются стекла в окнах, густой дым плывет в вечернем небе.
   «Интересно все же, а куда делись жители? – размышляет Глеб, двигаясь по краю проезжей части и оглядываясь. – Здесь должны жить тысячи, десятки тысяч людей…»
   Первых зомби Глеб замечает, прошагав чуть менее квартала. Из двора на дорогу, пьяно покачиваясь, выходит группа мужчин и женщин. Очень бледные, с пустыми, широко раскрытыми глазами, они бредут вдоль по улице, не обращая на одинокого человека никакого внимания.
   «Кажется, теперь ясно, что случилось с обитателями этого района». – Глеб хмурится.
   Зомби он насчитывает не менее десятка. Самое время опробовать в деле оружие, пристрелять «Карающий жезл». Сняв «стечкин» с предохранителя, он готовится к стрельбе, но тут оживает рация.
   – Избранный, не отвлекайся, – советует Хранитель ключей. – Вступай в бой, только если враги преградят тебе дорогу. Торопись, Егоров теряет людей!
   Сверившись с навигатором, Глеб решает, что правильнее будет срезать путь к кольцу, и бежит через дворы. Это едва не стоит ему жизни. Между гаражей-ракушек и кирпичной трансформаторной будкой путь одинокому бойцу преграждает завал из автомобилей. Глеб разворачивается и видит, что оказался в ловушке – несколько зомби, вооруженных чем попало, от кусков арматуры до камней, на удивление быстро и слаженно отрезают ему все пути к отступлению. Издавая заунывные вопли, порождения Йамы бросаются в атаку.
   Три патрона Глеб тратит на пристрелку. У «стечкина» оказывается сильная отдача и слишком чувствительный спуск. Пули с мерзким чавканьем вонзаются в мертвую плоть зомби, оставляя рваные дыры, из которых немедленно начинает сочиться бурая слизь. Никакого вреда противникам эти ранения не наносят.
   «Зомби можно убить, только если попадешь в голову», – вспоминает Глеб слова байкера.
   Он начинает целиться более тщательно и едва не пропускает момент, когда зомби подбираются слишком близко. В воздухе свистят камни, и один из них попадает Глебу в голову. Перед глазами на несколько секунд возникает кровавая пелена, но времени на то, чтобы прийти в себя, уже не остается, и Глеб открывает огонь едва ли не наугад.
   Ему везет – со второго выстрела он попадает в голову здоровенному мужику с кувалдой в руках. Раздается треск, и голова зомби лопается, словно упавший на асфальт арбуз.
   – Один готов, – шепчет Глеб, переводя ствол «стечкина» на оскалившую желтые зубы толстуху, вооруженную кухонным ножом.
   Выстрел – и череп женщины разлетается брызгами.
   – Дело пошло! – азартно подбадривает себя Глеб, отбегая к стене трансформаторной будки.
   Оставшихся зомби он укладывает в четыре патрона. Теперь ловушка позади и можно продолжать выполнять задание. Все время шуршащая фоном рация неожиданно выдает ясно различимую фразу:
   – Улица Малые Каменщики, дом сорок один. Срочно требуется помощь…
   «С ума они посходили, что ли? – раздраженно косится на рацию Глеб. – Малые Каменщики – это же где-то в центре. Как я туда успею из Марьино?»
   Теперь он двигается осторожнее, далеко обходя группы зомби.
   «Ничего, вот прокачаю оружие – и вернусь. Тут-то и начнется потеха. Отстреляю все, что движется».
   Группа майора Егорова держит оборону за баррикадой из раскуроченных, перевернутых, нагроможденных друг на друга автомобилей. Зомби, числом не меньше сотни, идут в атаку с трех сторон. За спинами живых мертвецов дымят пожары. Где-то там, среди многоэтажек-муравейников, демон Йама убивает людей, чтобы сделать из мертвых тел новых бойцов своей армии.
   – А, Избранный. Пришел все-таки, – устало приветствует Глеба раненый Егоров.
   Майор сидит, привалясь спиной к изрешеченному пулями борту «Лады Калины», неловко бинтуя левой рукой правое предплечье. Рядом валяется окровавленный арматурный дрын.
   – Метров с двадцати залимонил, сука. Как из пушки, – поясняет майор. – Сила у них зверская. Не выстоим мы. У меня шестеро пацанов осталось и патронов с гулькин хрен. Но главное – башки не дают поднять, а их, тварей, только в голову, прицельно, можно завалить. Уходить надо, пока не окружили полностью.
   – Погоди, – останавливает его Глеб. – Сейчас поглядим, что к чему…
   По капотам, крышам, лобовым стеклам автомобилей барабанит частый дождь из камней, осколков бетона, кусков стекла, из железных штырей вроде того, что ранил Егорова.
   Зомби, стараясь не приближаться вплотную, пытаются поразить засевших за грудой металла спецназовцев. Те огрызаются редкими выстрелами. Глеб высовывается, осматривается и намечает для себя задачу – пробраться на правый фланг баррикады. На четвереньках он доползает до серебристого «каблука» «Рено Канго», со скрежетом отворяет заднюю дверцу и пролезает в салон. Отсюда до передового отряда зомби всего с десяток шагов. Оказывается, что у машины разбита вся водительская сторона – смято крыло, с мясом вырвана дверь, сорвано сиденье. Устроившись в полулежачем положении и стараясь не обращать внимания на липкие пятна крови, краснеющие повсюду, Глеб пристегивает кобуру, кладет ствол «стечкина» на согнутый локоть и открывает прицельный огонь. Расстреляв обойму в двадцать патронов, он громко объявляет неизвестно кому:
   – Восемнадцать – в минус!
   Противник обращает внимание на удачливого стрелка. Основная масса зомби собирается теперь напротив того места, где засел Глеб. Крышу «Канго» уже трижды пробивают арматурины, вокруг с грохотом разлетаются красной пылью куски кирпичей.
   – Молодчик, – шуршит рация голосом Егорова. – Потерпи еще минуту – теперь мы можем стрелять прицельно. Ну, пацаны, начали!
   Залп спецназовцев оглушает Глеба. Толпа зомби шевелится, пытаясь перестроиться, но тщетно – живые мертвецы начинают падать один за другим. Сменив обойму, Глеб подключается к отстрелу слуг Йамы, стараясь не обращать внимания на летящие в него камни и железяки. Он уже не считает уничтоженных врагов, да это теперь и невозможно сделать – началось побоище, зомби дрогнули и ринулись в последнюю атаку, пытаясь уничтожить людей в рукопашной схватке. Тут приходится стрелять на скорость – выстоять против могучих мертвяков в ближнем бою у спецназовцев попросту нет шансов.
   Последнего зомби Глеб уничтожает в двух шагах от своего укрытия и в азарте боя еще раз стреляет в уже падающего врага. «Стечкин» сухо щелкает – кончились патроны.
   – А ведь это была последняя обойма, – выбравшись из «Канго», сообщает Глеб подходящим спецназовцам. – Вот такая фигня, мужики…
   Тут он вспоминает, что байкер говорил об оружии и патронах погибших спецназовцев, которые можно подобрать и использовать против зомби.
   «Надо же, я так увлекся, что даже забыл об этом», – удивляется себе Глеб.
   – Ну, все, отбились! – майор Егоров размашисто крестится здоровой рукой. – Колонна вэвэшников на подходе. У них бэтээры, огнеметы, агээсы. Они закрепятся здесь и начнут зачистку района. Спасибо, Избранный, если бы не ты…
   – Все нормально, – скромно усмехается Глеб, отметив про себя классическую логическую нестыковку, характерную для шутеров, – герой-одиночка расчищает плацдарм для целой армии с тяжелым вооружением.
   Оживает рация. Хранитель ключей поздравляет Глеба с выполнением задания и приглашает на базу.
   – Перед боем с самим Йамой тебе надлежит укрепить тело, разум и получить новое оружие, способное совладать с демоном. На базу тебя доста…
   Рация неожиданно замолкает, а спустя несколько секунд уже знакомый голос произносит, раздельно выговаривая слова:
   – Улица Малые Каменщики, дом сорок один. Срочно требуется помощь… Срочно требуется помощь…
   Глеб записался и вышел из гейма. Похоже, он набрел на серьезный трабл в игре.
   – Если у них на первой локации такая ерунда, что дальше-то будет? – пробормотал Глеб, фиксируя ошибку. – Малые Каменщики… Что там за беда, на этих Каменщиках, случилась? Ключевой эпизод игры? Или просто глюк? Ладно, в свой черед доберемся и туда.

Глава 3

   В зале приемов недавно выстроенного неподалеку от станции метро «Партизанская» стеклянно-бетонного здания «Фонда Ксенофонтова» было людно. Под высоким потолком, отделанным голубым сиамским мрамором, фоном звучала «Песня Сольвейг». На возвышении, украшенном перевитыми виноградными лозами ветвями ели и лавра, стоял палисандровый гроб-ковчег с откинутой крышкой. Скорбная вереница облаченных в траурные одежды людей, пожелавших проститься с покойным, мерно двигалась от дверей, черной змеей извиваясь по залу. К зданию фонда то и дело подъезжали автомобили с правительственными номерами. Декатин, после смерти Ксенофонтова де-юре ставший исполняющим обязанности главы холдинга «Гелиополь», встречал высоких гостей у дверей, сокрушенно тряс головой, выслушивая слова соболезнований. Огромный Царев, застыв за его спиной, как изваяние античного титана, смотрел прямо перед собой, погруженный в тягостное раздумье.
   Смерть Ксенофонтова искренне переживали все его подчиненные. Секретаршу Елизавету Львовну Трубину увезли на «Скорой» – с ней случился сердечный приступ. Дело тут было, впрочем, не только в любви к погибшему патрону. Сын Елизаветы Львовны, офицер-десантник, служил в Чечне, и как раз накануне его жена родила сына. Ксенофонтов буквально за день до покушения обещал помочь с переводом капитана Трубина в Москву, а также выделить беспроцентную ссуду на покупку квартиры. Таких, как Елизавета Львовна, было немало. Но их человеческое, житейское горе, глубинность переживаний меркли на фоне до поры упрятанных под маску скорби, растерянности, злобы и даже ненависти, которые несли в себе хозяева высоких кабинетов, приехавшие проститься с Ксенофонтовым. Смерть главы «Гелиополя» рушила отлаженные бизнес-схемы, обрывала важные связи, миллиардные сделки оказывались под угрозой. Поджимая губы, опустив глаза долу, мимо гроба шли и шли те, кого журналисты именуют не иначе как «надеждой российской экономики», а обыватели – олигархами. Каждый из них сейчас думал о двух вещах: кто посмел поднять руку на Ксенофонтова и как сделать так, чтобы оказаться в числе избранных, допущенных к дележу активов погибшего бизнесмена.
   Церемония прощания закончилась в одиннадцать вечера. Панихида и похороны были назначены на завтра. Здание фонда погрузилось во тьму. Царев приказал охранникам дневной смены отдыхать, встретил бригаду «ночников», лично развел их по постам и обошел все помещения и постройки на территории, проверяя, не остались ли где люди. В половине двенадцатого он доложил Декатину, что «коричневых» в фонде нет. Тот, коротая время в теперь уже бывшем кабинете Ксенофонтова с бокалом виски, кивнул и взялся за мобильный телефон.
   Старинные напольные часы в кабинете пробили полночь, и к воротам начали прибывать новые гости. Это была уже совсем другая публика. Кто-то приехал на роскошной иномарке, кто-то – на стареньких «Жигулях», а некоторые и вовсе пришли пешком. Объединяло их всех, и мужчин, и женщин, только одно – довольно крепкое сложение и густые шапки волос. Многие мужчины носили усы, бороды и бакенбарды. Охранники из ночной смены неизменно низко кланялись каждому, кто входил в калитку, а Царев провожал к стеклянным дверям подъезда, где Декатин также встречал приехавших поклоном.
   В половине первого ночи поток иссяк. Странные гости безмолвно замерли вдоль стен зала приемов. Охрана заперла ворота, Царев привел в действие аппаратуру слежения и проверил посты. В зале, по сторонам от гроба, зажгли факелы. «Песня Сольвейг» затихла, и спустя мгновение одинокая скрипка заиграла «Реквием» Никколо Паганини. Казалось, что не музыкальный инструмент, а живое существо заплакало, зарыдало под каменными сводами. Музыка нарастала, билась о стены, точно запертая в клетку птица, – и вдруг стихла.
   Переодевшийся в зеленую бархатную мантию Декатин поднялся на несколько ступенек лестницы, с тем чтобы видеть всех присутствующих. Вперед выступил седой старик с длинной белой бородой и зычным голосом произнес:
   – О, Дэфтер, Стоящий у престола! Мы пришли.
   Декатин-Дэфтер склонил голову и ответил:
   – Настал час. Скорбь наша безгранична, как время. Горе наше необъятно, как океан. Слезы наши горьки, как сок растений. Ушел наш Владыка, Ксенф из Ксенфов. Простимся же с ним!
   Пламя факелов заметалось, точно под порывами сильного ветра. Единый вздох прошелестел над головами собравшихся. Если бы в этот момент случайный человек, оказавшийся в зале, сумел пронзить взглядом невидимую грань, что отделяет привычный мир от мира скрытого, доступного не каждому, он увидел бы истинный облик тех, кто пришел проститься с погибшим.