И Эля решила, что ничего не расскажет маме. Той и так достается. У неё свои сны... Если не думать, не вспоминать, то кошмарный сон не вернется. Он просто не может вернуться - она этого не переживет. Потому что это не сон. Волк был настоящим! Она знала это так же хорошо, как и то, что ей скоро предстоит пережить нечто жуткое, страшное. Волк обещал ей это. Он пришел, чтобы убить её.
   "Ох, что ж это с нами? В какую яму мы провалились - в какое пространство забрели? Разве жизнь бывает такой?! Нет, такое бывает только в книжках. Или в фильмах, которые иногда смотрит мама, а я не смотрю. Мне от них жутко... Что нам делать, чтобы выбраться из этой дыры? И что ждет МЕНЯ? Я знаю, мне будет так плохо... я почти перестану быть собой. Господи, помоги мне! Я боюсь! Я не хочу того, что меня ждет! Помоги мне... Ну почему нам так не везет?!"
   Если б знала она, как им везло! Если б знала, что страдания даны человеку свыше, чтоб испытать: слаб или силен он духом.
   Глава 7
   ЗАГОРЯНКА
   На следующий день встали ни свет, ни заря. Эля сдержала данное себе слово - ничего не сказала маме. Собрались моментально, тем более, что брать-то было особенно нечего. Кое-какие вещички, Сенечкину коляску, да связку книг, без которых Тася и дня не мыслила...
   К восьми утра Ермилов прислал за ними машину - джип. Шофер помог погрузить нехитрые пожитки в багажник, Эля с Сенечкой уселись позади, Тася - на переднем сиденье, дверцы хлопнули и понеслись! По ухабам и рытвинам микрорайона их джип скакал на зависть участникам Кэмэл Трофи, поливая грязью из-под колес ранних прохожих и несмелых частников, с опаской объезжавших неровные участки дороги. Вдогонку сыпались ругательства. Одна бабуся едва успела выскочить из-под колес этого дикого мустанга, но не удержалась на ногах и упала. И фонтан жидкой хляби окатил её с ног до головы.
   Дети с испугом приникли к стеклам, провожая взглядами упавшую старушку, кое-как пытавшуюся подняться на негнущихся ногах... Тася крикнула: "Остановитесь! Ей помочь нужно..." Но шофер, здоровенный детина по имени Саня, только весело глянул на неё и, ни слова не говоря, прибавил газу.
   - Послушайте, Саня! Ну, как же так можно? - Тася в растерянности обернулась, но они уже вывернули на магистраль, старушки и след простыл. Вы молодой, сильный, да ещё в этой крепости на колесах, а она... может быть, ногу сломала! Да, мало ли... - Тася впервые не находила слов - так ошеломил её этот разбой на большой дороге. - Что вы молчите?
   - А чего? Старушки - они живучие! Ничего вашей бабуле не сделается. А около всякого останавливаться - дня не хватит!
   Против такой логики нечего было возразить, и в салоне установилось тягостное молчание. Саня вскоре сунул в магнитофонную щель кассету, и по нервам ударил рваный ритм какой-то нечеловеческой музыки.
   Тася глянула на детей, увидела как Сеня весь сжался, вцепившись в Элину руку, и бросила коротко, но твердо: "Убавьте звук!"
   На этот раз Саня выполнил просьбу, музыка стихла, и скоро дети дремали, покачиваясь в такт мягкому колыханью рессор. Они выехали на кольцевую, потом на трассу. На Тасиных часах было половина десятого, когда машина въехала в старый дачный поселок. Загорянка!
   Лай собак, за заборами белый нетронутый снег, ни души... Только колонки вдоль дороги торчат, из которых воду качают, возле них желтоватые круги наледи. Таких уж нигде не увидишь! Дома изрядно изношенные, но ещё добротные, с резными балкончиками, широкими застекленными террасами. Обжитые, мирные, они не старались щегольнуть ни богатством отделки, ни вычурностью как многие современные особняки, кричащие о достатке хозяев. От всего этого веяло таким покоем, отдохновением... Сколько поколений находили здесь приют и отраду, сколько детей носилось по этим дорожкам!
   Саня уверенно переехал узенький мостик над оврагом, они миновали детскую площадку и впереди блеснула река.
   - А это какая речка? - оживилась Эля, выглядывая в окно.
   - Клязьма, - буркнул Саня и добавил. - Ну вот. Приехали.
   Остановились возле покосившихся ворот, повисших на прогнивших деревянных столбах. За кривым и щербатым штакетником зеленел настоящий лесок: несколько высоченных елей, две лиственницы и березка. Они полукругом обступали двухэтажный просторный дом, выкрашенный в салатовый цвет. За домом виднелись старые яблони, кусты, тоже старые - густые, разросшиеся, неухоженные... Перед домом качели чуть покачивались под свежим ветерком на толстых потемневших канатах.
   Дети выскочили из машины и кинулись к забору, стараясь заглянуть внутрь. Каково-то оно, новое их пристанище?
   Саня быстро отогнал машину под крытый навес, выгрузил вещи, отпер дом и показал Тасе отведенные для них комнаты. В детской на стене висел коврик с вытканными на нем козлятами, скакавшими возле уютного домика. Серый волк подстерегал их в диком глухом лесу. Тася улыбнулась - точно такой же коврик был над её детской кроваткой. И это совпадение сразу же отогрело ей сердце. Саня отпер кухоньку, объяснил как пользоваться плиткой, сообщил, что Тасиных подопечных - Мишу с Анечкой привезут ближе к вечеру и умчался.
   - Поехал старушек давить! - хмуро глядя ему вслед, процедила Эля.
   - Эльчик, не кипятись! - улыбнулась Тася. - Давай постараемся тут хоть чуть-чуть расслабиться. Не смотри на все в черном цвете, родная. Хорошо?
   Мамина улыбка была такая... молящая, что ли. Эля в жизни такой маму не видела! Та будто просила дочь помочь в самом главном - оттаять душой. И та с готовностью кинулась маме на помощь.
   - Сейчас потру кончик носа! - подмигнула она маме. - Давай я тебе помогу. Что сначала: поедим, вещи разберем или пойдем оглядимся? Ой, как же тут здорово! - Она запрокинула голову, глядя в бездонную весеннюю голубизну. - Ух, даже голова закружилась!
   - Это от воздуха, - улыбнулась ей мама, - у нас сейчас кислородное отравление будет. Привыкли выхлопами дышать...
   Они быстренько разобрали свой скарб, накормили Сенечку, прошлись по участку, обнаружив в дальнем углу деревянный скособоченный туалет.
   - Вот это Версаль! - рассмеялась Тася.
   Она радовалась как ребенок любой возможности пошутить. А Эля радовалась и за себя, и за мать, и за Сенечку, деловито топающему по расчищенным от снега дорожкам, - в свои двенадцать с небольшим Эля уже научилась чувствовать мысли и настроения близких. Про кошмарную прошедшую ночь старалась не думать.
   Когда сумерки стали укрывать тенями тихий поселок, у ворот послышалось легкое шуршание шин и громкие бодрые гудки: короткий, длинный... Тася поспешила к воротам. Эля было за ней, но мать жестом остановила ее: мол, погоди, не лезь поперед батьки...
   Из приземистой темно-вишневой "Ауди" выбрался плотный, на удивление загорелый мужчина, заметно начавший полнеть. Широко ставя ноги и слегка растопырив руки, он направился к ней. Протянул руку. Тася пожала её и взгляды их встретились. В улыбке его светилось что-то задорно-мальчишеское и на миг ей показалось, что Ермилов немного смутился.
   Эля, стоя на крыльце в отдалении, напряженно всматривалась в сторону ворот - ей мешало заходящее солнце, слепило глаза, и более или менее ясно она различала только фигуру матери со спины: стройную прямую спину, талию, перетянутую широким кожаным поясом, легкую куртку, накинутую на плечи, и густую волну темных волос, рассыпанных по плечам. Солнце просверкивало сквозь них, и Эле казалось, что в маминых волосах загорелся яркий искристый огонь.
   - Сергей! - Ермилов крепко пожал ей руку. - Очень рад! Нам очень вас не хватало. Сейчас мои выберутся укачало детвору, небось, едва шевелятся, раки зеленые!
   Тася в ответ только молча кивнула. Ей подумалось, что судя по первому впечатлению, все, вроде, должно сложиться удачно. Глава семейства не вызывал неприязни, скорее наоборот...
   К ним подошла женщина, которая только что выбралась из машины. Судя по первому взгляду, она была помоложе Таси, ей было около тридцати. Высокая, загорелая, длинноногая, в обтягивающих брюках стрейч, с гладкозачесанными аспидно-черными волосами и алыми пухлыми губками.
   "Капризная!" - отметила про себя Тася и невольно первая протянула руку.
   - Диана Павловна! - провозгласила Ермилова, даже не удосужившись изобразить подобие улыбки и вяло пожимая Тасину руку. - Дети, ну сколько можно копаться! - прикрикнула она, резко обернувшись к машине. И длинный завитый хвост её волос задел Тасю по лицу.
   Тася быстро вскинула руку, словно защищаясь. Ермилова, заметив свою оплошность, притворно обеспокоилась.
   - Ох, извините! Миша, Аня, идите сюда. Сейчас мы будем знакомиться. Она прищурилась. - Вы, кажется, Анастасия?
   - Анастасия Сергеевна, - очень раздельно, едва ли не по слогам выговорила Тася, резко повернулась и направилась к дому.
   "Ой, мамочка! - всполошилась Эля, наблюдавшая эту сцену. - Похоже вы с ЭТОЙ каши не сварите. Похоже, наша работодательница сущая мегера!"
   Она видела, что мама на взводе, надо было как-то разряжать обстановку и вприпрыжку устремилась к воротам, где стояла Диана Павловна. На лице Эли сияла улыбка, светлая как утренний сад на заре.
   - Здравствуйте, меня зовут Эля. Как вы доехали? Долго добирались? И устали наверное...
   - Спасибо, Эля, все хорошо. Дети устали, конечно...
   - Ой, здесь так чудесно, они сразу в себя придут! Миша, Аня, - звонко крикнула она, - посмотрите, какие тут шишечки!
   Маленькая, пухлая как пирожок, Аня сразу с охотой потопала вслед за Элей. Белобрысый Михаил не спешил и, засунув руки в карманы джинсов, внимательно разглядывал незнакомую девчонку.
   Перехватив его взгляд, Эля вся как-то внутренне сжалась. Никто ещё не рассматривал её так - пристально, без смига, в упор.
   Она отвернулась и занялась маленькой Аней. Та, похоже, обладала вполне покладистым характером, и, вздохнув, Эля подумала, что хоть с этой у мамы не будет особых хлопот. Но вот мальчишка! Ленивая походка вразвалочку, серые прищуренные глаза буравят насквозь, губы растянуты в презрительной гримаске. Это был малец избалованный, вредный и страшно самоуверенный, от которого, наверно, можно было ожидать всяких пакостей. Сердце забилось сильней - она поняла, что дурные предчувствия её оправдаются.
   Эля поглядела на себя глазами хозяйского сыночки: глаза, вроде бы, ничего себе, но все ж не такие выразительные как у мамы. Личико бледненькое, худенькое, плечи сутулые, походка какая-то неуклюжая коленками вперед... Серая мышка, привыкшая к сырому подвалу и с опаской выглядывающая на свет. Нет, она никак не могла произвести впечатления!
   Эля вдруг страшно на себя рассердилась: да что это такое! - какой-то пузырь надутый, сопляк вонючий глянул на нее... а она и давай! Разволновалась, расстроилась...
   - Тоже мне, фотомодель! - она в сердцах фыркнула. - Тьфу! Гадость какая!
   Она терпеть не могла эту модную профессию и девиц, которые хотят одного - подороже себя продать и чтобы все вокруг них охали и ахали от восхищения. Пустышки! Дешевки! Дуры набитые...
   Между тем хозяйка обошла дом и сад и, как дикая кошка, накинулась на мужа. Окрестности завибрировали от звуков её высокого резкого голоса.
   - Ты мне что говорил: дача прекрасная! А это? Развалюха! Сарай! Ты б меня ещё в курной избе поселил... с козлятами!!! Это просто черт знает что такое! Я тут и дня не выдержу. И это после райского отдыха в Греции. После Парижа... Нет, ты как хочешь, но ноги моей здесь не будет!
   "Вот-вот, - подумала Эля. - Вот она, взбалмошность-то. Во всей красе! А мама ещё говорила, что она - признак одаренных натур. Нет уж, спасибочки! Не надо мне никаких натур, если они такие... Помру, а такой не буду!"
   - Диночка, Дидуся, ну милая! - лебезил возле неё Ермилов, рокоча как морской прибой. - Мы тут все в один миг переделаем. Я уж и ребят предупредил, завтра Влад с Колей приедут. К восьмому марта мы тут все отделаем под щуче-рачий глаз! Ты ж меня знаешь, я когда-нибудь слов своих не держал? Все будет, рыбонька! Все как захочешь!
   За ужином атмосфера несколько разрядилась. Диана Павловна оживленно обсуждала с мужем проблемы семейного бизнеса. Тасе невольно вспомнилось, как начинал свое дело Николай, как мечтал о собственном супермаркете наподобие германского "Кауфхофф", где можно купить все от пары носков до компьютера, не позабыв и о самой разнообразной снеди... Конечно, она, Тася, была так от этого далека! Ей казалось, что с тех пор как пришлось бросить театральную студию, жизнь её повернула в какое-то ложное русло. Что душа её, поток сил, чувств, эмоций созданы для иной жизни. Но свежие краски на её холсте затерлись, смазались, и теперь сама она толком не помнила, что именно было на нем изображено.
   Ермилов с нею и с детьми вел себя обходительно и весьма вежливо. Похоже, ему было неловко перед ними за недавнюю выходку жены. Сама Диана Павловна упорно не замечала Тасю, тем самым указывая ей на её место прислуга! Эля мучилась, болея за маму, ей было больно видеть все это. Но мама держалась, ни словом, ни жестом не давая понять хозяйке, что задета и что ведет себя та не очень-то по-людски.
   Вскоре после ужина Ермиловы уехали. Сергей Валентинович попросил Тасю как можно больше гулять с детьми и с Мишей пока по учебной программе не заниматься - дескать, парень и так перегрузился за последнее время, пускай отдохнет. Предупредил, что назавтра появятся двое его ребят, которые немножечко постучат и кое-что переделают. А восьмого марта ожидаются гости - довольно много народу. Приедет даже специально приглашенный человек, который праздничный стол подготовит. Шашлыки там, кавказская кухня... Он пригласил Тасю на праздник и она, хоть и довольно уклончиво, но все ж согласилась. Понимала, что Ермиловы - люди ей совершенно чуждые, но что же букой в сторонке держаться? Заниматься детьми, не найдя общего языка с их родителями, дело гиблое...
   И в самом деле на другой день явились двое ражих парней, которые перевернули и дом и участок вверх дном. Тася подумала: а согласованы ли все эти перемены с хозяйкой Любашей? Ведь, как ни крути, это все-таки её дача... Но решила, что это не её дело, и все время посвящала готовке, прогулкам с детьми и разговорам. Разговаривали, в основном, они с Элей. Сеня с Аней, как два близнеца, чуть ли не взявшись за руки, топали позади. Завершал всю их живописную группу Михаил, предпочитавший с независимым видом шествовать в арьергарде. Весь его облик выражал раздражение и недовольство в сочетании с покорностью судьбе: раз родители захотели учинить над ним этот эксперимент, передать под присмотр какой-то безвестной тетке - что ж, он подчинится. Тася не усматривала в Мише каких-то скрытых пороков и, в отличие от дочери, не ждала от него злобных выходок. Но Эля прямо-таки возненавидела парня. И, похоже, он отвечал ей тем же...
   Как-то в порыве откровенности Элька призналась маме, что ненавидит богатых! И заявила, что хоть ей и самой это неприятно, но поделать с собой ничего не может, злится и все тут!
   - А может ты им просто завидуешь? - чуть прищурившись, поинтересовалась Тася. - Вспомни, что когда-то и нас можно было причислить к богатым. Как сейчас говорят, к новым русским... Значит, и тебя тоже кто-то мог тогда ненавидеть просто за то, что у твоих родителей деньги есть ...
   - Не знаю, мам, - мрачно бросила Эля и закусила губу. - Может и так. Только, понимаешь...
   - Понимаю, - подхватила Тася. - Только чувство это - плохое, недоброе. Плебейское чувство. Люди разные, и неважно есть у них деньги или нет. Ведь сам Ермилов не хам, так?
   - Не хам, - согласилась Эля.
   - А вот жена его... сама видишь. Знаешь, для меня деньги никогда не были самоцелью. Скорее, наоборот - их присутствие в кармане того или другого было как красный сигнал светофора: стоп, сюда хода нет! Стремление набить карман всегда значило для меня какую-то узость и одномерность души. И как правило богатство дается тем, чья система ценностей далека от моей. Ты меня понимаешь?
   Эля кивнула.
   - А сейчас я думаю, что все это чушь собачья! Важно, чем живет человек, как дело делает - если честно, хорошо, если он других колесами напропалую не давит, то... почему бы ему и не богатеть? Правда, такое редко бывает. Но бывает! Вот Некрасов - он ведь богатейший был человек. Заводы имел. Что, от этого его поэзия стала хуже?
   Эля посмотрела на маму как-то... недоверчиво, что ли. Но ничего не сказала.
   - Просто нам трудно сейчас, девочка моя, - Тася крепко обняла дочь, прижала к себе. - Но мы выкрутимся. Так ведь?
   Эля засопела носом, обломала ветку у березы, мимо которой они проходили, и швырнула её на дорогу.
   - Эй! - шутливо шлепнула её Тася. - Не потереть ли тебе кончик носа?!
   Глава 7
   СЛОМАННЫЙ ПРАЗДНИК
   - Мам, ты чего? Плохо себя чувствуешь?
   - Да нет, Эленька, все в порядке.
   - Но я же вижу! Ты вся какая-то перевернутая.
   - Не обращай внимания. Просто как-то... нехорошо на душе.
   - Что, мам, опять был сон?
   - Никаких снов. Спала как убитая!
   А Эля сегодняшней ночью опять видела тот же свой странный сон. Только плыла она теперь на поверхности... а вокруг плавали мертвецы. Мужчины и женщины. С белыми вытаращенными глазами. Колыхались на воде, точно отвязавшиеся лодки. Она проснулась в поту, ожидая того, что последовало вслед за тем её первым сном... но волка не было. Его не было в комнате. Но она знала, что он где-то рядом.
   С раннего утра восьмого марта Тася была сама не своя, места себе не находила. То ли близкая перспектива приезда толпы незнакомых людей, то ли ещё что... Да ещё этот снег! Он валом повалил с утра - и это восьмого-то марта! Скоро вся Загорянка была укрыта свежим пушистым покровом, сверкавшем при мягком свете неяркого солнца.
   Дети просились гулять, но она отказала: мол, в такую пургу и заблудиться недолго. Младшие во главе с Мишкой слонялись по саду и только Эля не отходила от матери.
   - Мамуль, может тебе принять что-нибудь?
   - Что? Сон-траву? - резко обернулась к ней мать.
   - Ну, не знаю... - смешалась девочка. - Может, что-нибудь успокоительное. Валерьянки там...
   - А, Элька! - Тася махнула рукой, зябко поежилась. - Сейчас приедут некогда будет кукситься.
   К ним вразвалочку, подражая походке отца, подошел Михаил. Руки в карманах, голова низко опущена и кажется вот-вот бодаться начнет. Взгляд изподлобья прищуренный. Нехороший взгляд.
   - Анастасия Сергеевна, надо снег разгрести. - Он кивком указал на полянку, окруженную елями, напротив веранды. - Отец сказал, мы на улице будем сидеть... шашлык, все такое... - он глядел на неё вызывающе, видно, страсть как хотелось позлить и довести "училку".
   - А ты сам что? Руки отсохли? Возьми лопату и разгребай! - выпалила вдруг Эля, с ненавистью глядя на этого маменькиного сынка.
   - А тебя ваще не спрашивают! - он сплюнул через зубы, повернулся на каблуках и пошел прочь, бросив Тасе через плечо. - Пойду пройдусь.
   - Миша! - окликнула его Тася.
   Никакого ответа. Он брел к калитке, не реагируя на её зов.
   - Миша, вернись!
   Даже малютка Анечка, почувствовав нараставшее напряжение, завертела головкой, глядя то на брата, то на свою няню. Эля вся напружинилась, готовая сорваться, догнать наглеца и сцепиться с ним...
   Между тем, он уж достиг калитки, постоял там с минуту и, точно раздумав, вернулся.
   - Если вы думаете, что можете мной командовать, - раздельно, зло проорал Мишка, - то...
   - А ну, заткнись! - гаркнула Эля, побелев от гнева. - Да, как ты смеешь говорить так с моей мамой?! Ты... - она сжала кулаки и стояла так, готовая броситься на мальчишку.
   Некоторое время они молча стояли друг против друга, сверкая глазами и задыхаясь от гнева. Было ясно: взаимная ненависть, возникшая как любовь с первого взгляда, должна привести к столкновению. На сердце у обоих полыхали молнии. И грозы было не миновать!
   Тася совершенно опешила. Она впервые видела свою дочь в такой ярости. Впервые услышала от неё грубо-презрительное: "заткнись"! Тася вдруг поняла, что её Эля, всегда такая сдержанная, ласковая и тихая, может быть совершенно иной. Что несчастья, свалившиеся на них, посеяли в её душе настоящую бурю. И что способна натворить эта буря, она, Тася, не знает...
   Эту сцену оборвал шум колес, шуршащих по свежему снегу. К воротам подъезжал мощный "Лендровер". Ярко-красный, как свежая кровь. Урчанье мотора стихло, дверца водителя распахнулась, и косо падавший снег тотчас осыпал фигуру спрыгнувшего в сугроб человека. Он был в светло-голубых джинсах и легкой куртке, без шапки. Строен, изящен, невысок. Запрокинул голову, подставляя лицо нежным пушистым цветам зимы, и рассмеялся. Потом тряхнул головой, толкнул калитку и быстрым пружинящим шагом направился к дому.
   - С праздником, милые дамы! - он приветливо улыбался, разглядывая женскую группу, застывшую вкруг единственного доселе представителя мужского пола, чей взгляд все ещё метал громы и молнии. ( Сенечка возился где-то в доме. ) Две женщины были маленькие и одна большая. Он шагнул к ней и повторил.
   - С праздником! Давайте знакомиться. Я - Ваня. Вано. Прислан к вам на подмогу. Сейчас будем тут колдовать.
   Вано протянул руку, Тася в ответ - свою. Но он не пожал её, а, низко склонившись, поцеловал. Выпрямился. Его блестящие голубые глаза смеялись.
   - Очень рада, Вано. Я - Анастасия. Можно коротко - Тася. Вы завтракали? - она с трудом заставила себя переключиться на светский тон сердце било тревогу.
   - Не беспокойтесь. Одну минуту, - кивнув ей, он вернулся к машине, открыл багажник и извлек оттуда два необъятных баула. Сумками такие торбы не назовешь...
   - Вот, тут все необходимое для колдовства!
   - Вы колдун? - очень серьезно вопросил появившийся Сенечка, во все глаза глядевший на нового их знакомца.
   - Будем считать, что да! - тот присел на корточки, расстегнул молнию одной из сумок и извлек оттуда букет кремовых роз.
   - Это вам, Тася!
   - Боже, какая прелесть! - она зарделась от радости, разглядывая букет.
   - А это... - Вано покопался в сумке, нахмурился. - Неужели забыл? все женщины глядели на него с нескрываемым интересом.
   Слегка вьющиеся светлые волосы падали ему на лоб, и только прямой нос с характерной горбинкой выдавал в нем южанина. В каждом движении сквозила уверенность, сила и прирожденная грация. Тася отметила про себя, что даже у музыкантов не доводилось ей видеть таких красивых и чутких рук.
   - А, нет - здесь! - Вано выдохнул с облегчением и протянул Эле коробочку "Рафаэллы", а Анечке - целую упаковку шоколадных яиц "Киндер сюрприз".
   Они заулыбались, Эля смущенно поблагодарила, а Вано повернулся к Мише.
   - А вам, молодой человек, по случаю женского праздника расчищать снег перед воротами. А то ни одна машина сюда не пройдет. Надо же, погода какая! - он оглядел небосвод, затянутый глухой сизоватой пеленой. - Не хотят нам сегодня дарить солнышко. Ну ничего, мы это дело поправим. Главное, чтоб солнце в душе светило!
   С приездом Вано у всех на душе полегчало. Мишка нехотя побрел исполнять приказание. Ясно было, что он далеко не в первый раз видит Вано. И что тот занимает отнюдь не последнее место в иерархии тех, кто окружает его отца...
   Тася помогла Вано разобрать сумищи; в них оказались горы съестного, зелени, выпивки. Этого запаса могло хватить на целый банкет! Вано развил бешеную деятельность - и вот уже через полчаса в жаровне пылали дрова, дым, смешиваясь с летящим снегом, образовывал причудливую завесу, розоватый сок, стекавший с аккуратно нарезанных кусочков мяса, насаженных на шампуры, стекал в таз, а из выставленного на перила веранды магнитофона, разносились бравурные звуки. Штраус! И вальсы, звенящие торжеством, согревали воздух он теплел, наполняя душу предвкушением счастья. Начинался день, суматошный, будоражащий. Поистине весенний день!
   Эля что-то мурлыкала, моя овощи и перебирая зелень, - похоже, непогода в её душе сменилась оттепелью. А Тася вначале никак не могла рассеять утреннюю тревогу, которую усугубила стычка между детьми, но потом... минуты летели, подхваченные ликованием вальсов, цветы на столе легонько подрагивали в такт шагам, их полураскрывшиеся бутоны кивали ей и улыбались! И Тася подчинилась ритму вальса, ритму праздника, она откинула груз забот и поверила, попыталась поверить в то, что жизнь не кончена. Что она продолжается!
   И когда к воротам, покачиваясь на рессорах, подъехала вереница машин, стол, который накрыли они на веранде, мог порадовать глаз самого пристрастного художника. Красное и черное - эти два цвета составляли центр композиции; четыре глубоких хрустальных сосуда, наподобие чаш, полнились красной и черной икрой. С ними перекликались крупные яркие помидоры, разложенные на овальных блюдах и окруженные огурчиками, свежими и солеными. Они тонули в зелени - эти блюда - и каждое, как солдатики, охраняли вазочки с влажными маслинами и оливками. Семга, копченая лососина, упругие крепенькие креветки, красавец-омар, окруженный служками-раками... Бесчисленные сорта ветчины и копченого мяса, тонкими ломтиками разложенные по тарелкам, сыр всех сортов и оттенков - от молочно-белого до смугло-оранжевого... И это были только закуски! Всей той снеди, что поджидала своего часа в бесчисленных кастрюльках с прозрачными крышками, было просто не перечесть! И все это громоздилось на кухне, возле новой суперсовременной плиты "Бош", которую накануне установили Влад с Олегом.