Джек Уильямсон
Судьба астероида

ПРОЛОГ

   Сооруженный внутри астероидной массы Фридонии цех по форме напоминал галерею. В мерцании холодного света виднелся высокий массивный стальной барьер с яркой красной предупредительной надписью:
 
   НЕ ПОДХОДИТЬ! СИТИ!
 
   За барьером молоты из сити-металла ковали слитки сити-железа — антиматерия, работающая над антиматерией, грозя в любой момент породить разрушительные волны неуправляемой энергии, если хоть одна частица материи случайно столкнется с антиматерией.
   Внезапно неизвестный метательный аппарат приблизился к Фридонии. Астероид задрожал. В безвоздушном пространстве не было слышно звука. Страшная вспышка света заполнила пространство бледным мертвенно-голубым светом.
   Ник Дженкинс посмотрел на счетчик радиоактивности и понял, что он умрет. Умрет от поражения сити!..
 
   Вот что сообщал о сити в своей статье «Антиматерия» ученый Мартин Бранд (Земля, Солнечный город, 2171 год):
   «Все это было старо как мир. Кратеры, образовавшиеся от падения метеоритов. Стремительные звезды, прошивающие ночное небо Земли. Рождение планет, взрывы старых звезд, космические лучи. Выщербленное лицо Луны и обломки, которые называли астероидами с планеты Адонис.
   Механизмы ядерных реакций были известны, потому что человек, который расщепил атом, создал и теорию антиматерии — вывернутых наизнанку атомов с отрицательно заряженными ядрами и орбитальными позитронами. Имея гораздо больше свойств, чем известно людям, это вещество находится в покое до тех пор, пока, не приходит в соприкосновение с земной материей.
   Контакт между двумя типами материи дает взрыв. Противоположные заряды притягивают друг друга, сталкиваются и взаимоуничтожаются, Эйнштейн вычислил силу выделяемой при этом энергии — около 25 миллионов джоулей на килограмм вещества, участвующего в реакции. Теория существовала давно, но впервые ее подтвердили на практике космические инженеры. Они построили космические корабли, которые свободно преодолевали межпланетные пространства. И, некоторые из них умирали превращая теорию в реальность. Антиматерия внешне ничем не отличается от земной. Узнать ее можно только при помощи контакта, но контакт всегда разрушителен.
   Бросая вызов смертоносной материи, космические инженеры назвали ее «сити». Они отважно стремятся завоевать ее. Самая мощная энергия, известная до сих пор, она может порождать новую свободу — свободу силы. Но будучи использованной во зло, она может раздавить любую человеческую свободу. Эта проблема, эта угроза стоит перед всеми нашими планетами сегодня».

1

   Пустота зияла. Неумолимая враждебность разбивалась о холодную темноту, выжидая, чтобы нанести удар. Опасность убегала от него в засасывающую пустоту, хитро дразнила, безжалостно возвращалась. Опасность глядела жестокими глазами холодных звезд.
   Никол Дженкинс, космический инженер, молча прокладывал себе дорогу. Его орудием был буксир. Сконструированный для сбора и перемещения сити-метеоритов, буксир представлял собой смесь механического чудовища, бульдозера и космического корабля. Он был полуземной-полусити. Кабина с сиденьем, на которое взгромоздился Дженкинс, маленький атомный реактор внизу и парагравитационная передача сзади были изготовлены из земного вещества, к которому космонавт мы безопасно прикасаться. Передняя же часть покрытая за толстым свинцовым противорадиационным щитом, — зияющие металлические челюсти и корзина для руды внизу — выплавлялась из антиземной стали. Остроумно задуманные соединения, не допускали контакта разнородных веществ.
   Дженкинс сосредоточенно управлял машиной, его гибкое тело приникло к бесчувственному механизму, серые глаза настороженно глядели вперед. Вцепившись в холодный руль занемевшими руками в неудобных бронированных перчатках, он вел тяжелый буксир сквозь злобное презрение безжалостного пространства.
   «Вперед, малыш!»
   Единственным звуком, который воспринимал его слух, было шипение кислорода из клапана, находящегося под подбородком. Его надежды и опасения превращали этот звук в голос, беспрерывно повторяющий в безмолвной космической ночи: «Лучше вернись!»
   Он пытался не слушать, потому что знал уже немало стариков, чьи пустые глаза будут вечно созерцать призраков долгого одиночества, чьи губы будут всегда шептать что-то существам, рожденными их собственным сознанием в мертвой и безжизненной пустоте. Но он был еще молодо и крепок. Ник хотел жить, хотел работать.
   «Назад, человек!»
   Он сжимал губы, чтобы не отвечать, потому что слишком многие сходили с ума, начиная разговаривать со своими кислородными трубками. Люди не были созданы для этого высокого порога пустоты, холода и летающих обломков камня. Марс, Венера и Юпитер были достаточно жестоки к колонизаторам, встречая их непривычной температурой, чужой атмосферой и новыми законами гравитации, но они, по крайней мере, были мирами, которые космические инженеры пытались превратить в обитаемые колонии Земли, где люди могли бы находиться без защитной брони, без кислородной трубки, от которой зависит их жизнь.
   «Ты чужой».
   Здесь все были чужие, и порой даже лучшие не выдерживали. Он подумал о Джино Лазарини, чей мозг работал быстро и эффективно, как прибор по проверке сити. Так вот, даже Лазарини не выдержал и начал разговаривать со своей трубкой. Несмотря на несколько месяцев отпуска в Палласпорте, этот инженер с холодным взглядом нервничал за рулем буксира, пасовал перед мертвой пустотой открытого космоса и, наконец, попросил Дрейка перевести его в специализированный цех со стенами, оббитыми железом.
   «Не поймаешь!» — издевалась трубка.
   Но Дженкинс не сдавался, сопротивляясь своим страхам и сомнениям, даже когда усталость, напряжение и гипнотизирующее свечение приборов давало волю этому тихому шуршанию. Он не собирался отвечать. Ему нужно было закончить работу.
   «Твое место на Земле, — дышала трубка. Ты не создан для космоса. Твоя дохлая порода слишком слаба для этих условий, которым вы стремитесь. Ни один человек не ступит на антиматериальную почву».
   Неуклюжий в громоздкой броне, Дженкинс раздраженно пытался стряхнуть с себя забытье. Он не хотел слушать. Но слишком долго пробыл Ник в космосе. Слишком много утомительных месяцев не видел зеленую землю, блестящие моря, не ощущал на своем лице дыхание земного ветра, не слышал голоса женщины.
   Когда-то у него была девушка. Долгое время, в борьбе с космической ночью, ему удавалось прогонять шепчущую опасность мыслями о ней. Раньше эти воспоминания служили драгоценной связью с человеческим миром, к которому он стремился. Но теперь он не мог даже вспомнить цвет ее глаз, манеру укладывать золотистые волосы.
   Ник попытался представить себе девушку вновь.
   Ее звали Джей Хардин. Они познакомились два года назад во время долгого полета. Оба были в космосе впервые. Вместе испытали они первый шок под действием темной бесконечности, ее нечеловеческой враждебности. Это сблизило их.
   Они стояли рядом на смотровой палубе, ощущая размах вызова, брошенного человеком необъятной сфере ночи и жестокому великолепию, окружающему огромный лайнер, казавшийся здесь пылинкой. Потом они сыграли в шафборд, пообедали и в разговоре с радостью обнаружили, что оба выросли в одном и том же тропическом пригороде Солнечного города. Но затем что-то произошло.
   Дженкинс так и не понял, что случилось. В ночь перед прибытием в Палласпорт он предложил ей встретиться снова. Девушка засветилась радостью, но сразу же сникла, как только он упомянул о том, что собирается работать на компанию «Сити инкорпорейтед». Все было испорчено, и Дженкинс до сих пор не знал почему.
   Как будто пряча затаенную боль, Джей вдруг стала настороженной и отчужденной. Надеясь пробить эту недоверчивую сдержанность, он показал драгоценный экземпляр книги своего дяди. Дженкинс с энтузиазмом рассказывал о великолепной мечте Мартина Бранда, о безграничной мощи сити. Он отчаянно молил ее объяснить, что произошло. Джей молча слушала. Лицо ее было бледным и чужим. Она не проронила ни слова.
   Дженкинс мельком видел ее еще раз, когда она сходила с корабля. Он болезненно содрогнулся от ее холодного и презрительного кивка. Дженкинс хотел было пойти следом, вымолить объяснение, узнать ее новый адрес, но уязвленная гордость сдержала его, и она исчезла в толпе. Он больше не видел ее, как не видел ни одну женщину за два долгих года одиночества на Фридонии.
   Однажды ему захотелось вернуться в Палласпорт и найти Джей. Как только во Фридонии заработает завод, он докажет, что не был глупым юнцом и что его дядя не болтливый мечтатель. Но грандиозный замысел Мартина Бранда все еще был далек от реальности, и время затуманило образ девушки. Он уже не надеялся найти ее, и его мечта о ней больше не могла заглушить тоскливое шипение кислорода, говорящего голосом его страхов и сомнений.
   «Ты слишком долго не был на Земле, — слышался издевательский шепот. — Твоя мелкая порода принадлежит здешнему миру, и ты не найдешь на этой высоте ничего, кроме разрушения и смерти. Ты слишком мал и слаб для космоса антиматерия убьет тебя».
   Дженкинс напряг мускулы, стараясь не слушать. Воображаемый голос предупреждал его. Пока он не представлял особенной опасности: ведь он понимал, что это всего лишь его воображение, симптом долгого одиночества, частых встреч со смертью, многочисленных вылазок на буксире за сити. Но если бы он слушал слишком долго, то забыл бы, чем в действительности являлся этот голос, и вскоре превратился бы в еще одну бесполезную развалину.
   Он пытался не слушать. Наклонясь над рулем, Ник наблюдал за бесстрастным радаром в центре контрольного пульта.
   Его худой заросший подбородок напрягся, твердые губы сжались. Он не мог остановить трубку, и навязчивые кошмары, говорящие ее голосом, не отступали. Но он не станет отвечать.
   «Вы, люди, не созданы для космоса, — насмешливо шипел голос. — Ваши слабые чувства и хрупкие водянистые тела приспособлены для щадящих условий. Ваше вторжение сюда — это блажь, и вы ничего не получите здесь кроме смерти».
   Он сжал губы и сосредоточился на поиске металла для цеха на безвоздушном астероиде по имени Фридония. Благодаря родству с Мартином Брандом он мы бы получить более легкую работу на Фридонии, но он не привык отступать перед трудностями, и сам вызвался управлять буксиром.
   На дисплее вспыхнул белый сигнал. Ник прицелился, неуклюже наклонившись, расчехлил пушку для сити-теста. Он выжидал, ведя машину к невидимому метеориту, чтобы повторный сигнал на шкале расстояния достиг десятикилометровой отметки.
   Сейчас!
   Напрягшись в броне, Ник нажал закованным в перчатку пальцем на курок. Обломки породы, показавшиеся на экране, все еще были чересчур малы для невооруженного глаза, но поисковый луч безошибочно нацелил на объект ствол. Мелкий парагравитационный соленоид выпустил в беззвучную ночь крохотную пулю из земного железа.
   Ожидая вспышки, Дженкинс повернул буксир. Это всегда было нелегко. Корзина для сбора породы, находящаяся перед ним, была закрыта свинцовым щитом, и он инстинктивно стремился отгородить им свое тело от вспышки.
   Пуля из маленькой пушки-тестера была лишь миллиграммом земного железа, маленьким ключиком к ослепительному буйству реакции ти-сити. При попадании в антиматериальную цель пуля перестает существовать как материя. Противоположные заряды встречаются и взаимоуничтожаются, сливаясь в чудовищном выбросе энергии.
   «Порода настигнет тебя, инженер, — тихо бормотала трубка. — Наверное, ты сможешь защитить свое слабое тело от холода и жары. Но все твои слабые усилия не смогут защитить тебя от радиации, — от сити-шока!»
   Это был голос его собственного глубинного страха. Потому что человеческий организм не создан для этих смертельных лучей, рождаемых при уничтожении ядер. Человек знаком с последствиями радиации еще со времен Хиросимы.
   Космонавты называют это сити-шоком.
   Дженкинс ждал, съежившись на сидении. Он отсчитал шесть секунд и вздрогнул от вспышки фиолетового света, проникшего через закрытые веки. Аналитический спектрограф, прикрепленный к пушке, бесшумно сработал, на записывающем устройстве мягко зажглась зеленая лампочка.
   Скованный жестким скафандром, Дженкинс наклонился, чтобы прочитать анализ. Силикон сорокачетырехпроцентный, кислород, алюминий, магний и следы железа. Силиконовая порода, останки бродяги, из антиматерии, который столкнулся с Адонисом, когда первый человек еще и не мечтал о путешествии в космос. Если завод когда-нибудь заработает, силикон станет бесценным горючим, а пока это бесполезная масса: земных элементов. Эта антиматерия была нужна Лазарини для машин в спеццехе. Ник покачал головой и повел тяжелый буксир прочь, не спуская глаз с экрана в ожидании следующих обломков.
   «Лучше бросить все это, — продолжала шипеть трубка. Ты знаешь, что можешь бросить, потому что теперь твой дядя богат. Ты должен попросить отпуск, и пусть он даст тебе спокойную бумажную работу в Палласпортском офисе. И ты снова займешься поисками Джей Хардин. В любом случае, ты не создан для космоса».
   Может быть, и не создан, но Дженкинс был космическим инженером, сыном инженера, который погиб в космосе, когда Нику исполнилось три года. Специалист, окончивший с отличием институт космической инженерии в Солнечном городе, он был готов бросить вызов враждебному космосу от лица наследников трехвековой традиции.
   Циолковский и Оберт были первыми космическими инженерами, но они никогда не покидали Землю. Затем появились Годдард и Ли. Максим-Горе обнаружил в солнечных вихрях парагравитацию — эту избирательную обратимую управляемую силу, которая заменила человеку ракету в космических полетах.
   Позже инженеры, отвоевывавшие планеты у слепой и бездушной враждебности космоса, создававшие богатства и мощь Межпланетной корпорации, заложили основы кодекса беззаветного служения человечеству. Эта традиция укреплялась, в постоянной и опасной борьбе человека космосом. Среди ее наследников был старина Джим Дрейк.
   Сейчас он уже старик. Его могучие плечи согнулись, рыжеватые волосы поредели и поблекли. Почти пятьдесят лет назад Дрейк пошел в наступление на спящую ярость антиматерии. Его первым изобретением был сити-маркер.
   Дрейковские маркеры представляли собой огромные вращающиеся паукообразные колеса. Их помещали в непосредственной близости от опасных обломков и масс сити-породы. Широкие зеркала улавливали лучи предзакатного солнца, а фильтрующие линзы и призмы давали предупредительные сигналы, что спасло от поражения сити многих космонавтов.
   Дженкинс поежился на холодном сидении буксира, вглядываясь в темноту, наполненную туманностями. Он нашел исчезнувшую красную искорку блинкера и пометил скопление метеоритов, край которого он сейчас исследовал. Он автоматически начал отсчитывать время.
   Оранжевая точка горела четыре секунды. Это означало, что масса этого скопления была порядка десяти тысяч тонн; десять тысяч тонн сокрушительной силы, бесценной энергии. Голубой сигнал мигал три секунды, сообщая, что средний диаметр скопления превышает тысячу километров. Красная лампочка помигала еще пять секунд, предупреждая, что данная масса сити содержит сто тысяч опасных обломков.
   «Мы доберемся до тебя, двуногий, — дразнила трубка. Ты слишком нежный, неуклюжий и медлительный, ты не выживешь в космосе. Ты забрался чересчур далеко от теплых морей, где зародилась жизнь тебе подобных. Ты нуждаешься в защите. Тебе не справиться с породой».
   Ориентируясь по блинкеру, Ник направил буксир к краю скопления. Он вглядывался в дисплей в поисках нового массива породы и пытался не слушать беспокойную болтовню собственного страха.
   «Мы убьем тебя, Дженкинс, — заурчала трубка. Однажды радиатор выйдет из строя, и мы заморозим тебя, ты станешь куском льда. Или случайно взорвется реактор, на котором ты сидишь. И ты сгоришь. От тебя останется только дым. Или в твоей броне появится трещинка, и ты превратишься в хрупкую мумию. Но вероятнее всего, мы уничтожим тебе сити-породой».
   Трубка сухо усмехнулась. Это закрылся и вновь открылся клапан.
   «Как бы ты предпочел умереть, маленький инженер? — издевалась она. — Хочешь осветить темноту, как новая звезда, когда твое земное тело столкнется с обломком сити? Или предпочтешь более медленную смерть, какой умирал твой отец — от сити-шока?»
   Дженкинс всматривался в пустоту экрана и старался не слушать. Он пытался оградить себя от навязчивых страхов традициями и кодексом космических инженеров. Это было близко ему. Его дядя, Мартин Бранд, без сомнения, был лучшим из них.
   «Подожди, дурак! — продолжала трубка. — Ну, предположим, твои инженеры освободят противоземную энергию — как вы сможете управлять ей? Как вы собираетесь использовать ее для блага человека, как спрячете ее от хитрых политиканов и хладнокровных дельцов и авантюристов?»
   Дженкинс пытался избавиться от беспокойного чувства, заставляя себя думать о Мартине Бранде.
   «Вспомни Хиросиму! — насмехалась трубка. — Вспомни третью мировую войну, Космическую войну. Инженеры, которые впервые расщепили атом, надеялись облагодетельствовать человечество, как и ты сейчас. Но в результате те немногие, кто контролировал энергию расщепления, захватили власть над остальными. Как можно предотвратить повторение этой ужасной истории, имея энергию сити, еще более сильную и опасную?»
   Мартин Бранд найдет выход, думал Дженкинс. Потому что Бранд был больше, чем выдающийся инженер. Он умел побеждать политиков в их прокуренных комнатах для секретных совещаний, он мог усмирять финансистов на биржах. Он мог все.
   Дженкинс изучал пустой экран, осторожно возвращаясь к окраинам скопления. Он пытался не обращать внимания на тихое дыхание трубки, но не мог справиться со своими тревогами. В его усталом мозгу это шуршание превращалось в голоса неизвестных существ, которые умерли, когда масса сити столкнулась с Адонисом.
   «Оставь нас в покое, — казалось, говорили эти невидимые духи. — Дай нам отдых. Иначе ты умрешь, как умерли мы, — ты и весь твой слабый род».
   Дрожа в негнущейся броне, Дженкинс отпил глоток горького чая из трубки внутри шлема. Он хотел стряхнуть с себя оцепенение. На Адонисе, должно быть, когда-то существовала жизнь. Но на осколках мертвых миров не было найдено ничего живого.
   «Что ты здесь ищешь, маленький чужеземец? — Это шептали его потаенные страхи, прятавшиеся в тонкой струйке воздуха. — Не секрет ли смерти для своих гордых планет, которые погубит буйство сити?»
   Ну нет, думал Дженкинс. Яркие рекламные проспекты его дяди обещали жаждущим энергии планетам новую жизнь, а не смерть.
   «Но посмотри вокруг — предупреждали печальные голоса в его мозгу. — Посмотри на обломки мертвых планет, раздавленных той самой мощью, которой ты стремишься!»
   Дженкинс в смущении пожал плечами и пригнулся к экрану. Конечно, порода таила в себе опасность, но такие как Мартин Бранд достаточно могущественны, чтобы противостоять ей.

2

   Внезапно Ник заметил на экране белое свечение и сразу перешел в режим тестирования, подготовив тестерную пушку к выстрелу. Анализ показал наличие железа и вольфрама — сырья для спеццеха Лазарини. Дженкинс с воодушевлением принялся собирать сити.
   Трубка под подбородком продолжала шипеть, но его это уже не трогало. Поглощенный работой, он не успевал прислушиваться к собственным страхам. Даже при наличии специальной машины сбор сити был делом трудным и опасным. Притормозив буксир, Ник не спускал глаз с экрана, пока не увидел впереди себя острые края большого куска смертельной материи. Он осторожно продвигался к нему, поглядывая на счетчик Гейгера на запястье.
   Температура вспышки при тестировании была не очень высокой. Ник не ошибся вскорости и расстоянии. Осторожно, чтобы обломок сити не задел земную часть буксира, он опустил его в корзину для сбора руды, находившуюся за свинцовым щитом. Он взглянул на весы. Около двух тонн, а нужно было еще восемь.
   Ник посмотрел на бледно-зеленое свечение приборов. Тринадцать — ноль две, мандатное время. У него было еще шесть часов, в течение которых он должен был собрать металл для следующей смены Лазарини. Дженкинс ориентировался по мигающему маркеру и известным ему звездам, избегая ослепляющего горячего диска Солнца. Он развернул буксир.
   — Ник Дженкинс!
   Его худощавое тело застыло в громоздкой броне. Слабое дыхание воздушной трубки не изменилось, но она вдруг заговорила с мягким акцентом капитана Роба Мак-Джи.
   — Слышишь меня, Ник? — казалось, шептал Мак-Джи. — Не загружай буксир. Возвращайся, если хочешь нарваться на неприятность.
   Неприятность?
   Какое-то мгновение Дженкинс был уверен, что это действительно говорил Мак-Джи — старый верный друг и незаменимый помощник Джима Дрейка. Приземистый крепыш, чьей обязанностью была доставка продовольствия на Фридонию из Палласпорта и Обании. Сначала Дженкинс подумал, что его ржавая посудина где-то рядом, и голос доносится фотофонным лучом.
   Но Ник вспомнил, что усилитель в шлеме отключен — ему надоело слушать монотонный гул фридонского маяка. Усмехнувшись, он склонился над экраном и начал насвистывать, чтобы заглушить шипение трубки.
   — Слышишь меня? — ему показалось, что он опять услышал призывный голос Роба Мак-Джи, увидел квадратное лицо странного маленького космонавта, его грубые черты, косящие глаза, темные и испуганные. — Вернись, Ник!
   Дженкинс моргнул и засвистел громче. Наверное, он слишком далеко заехал на буксире, слишком долго находился рядом со спящей яростью породы. Наверное, нужно пойти в отпуск. Ему не хотелось пользоваться своим родством с Мартином Брандом, но с сити могли справиться только здоровые люди.
   «Я настоящий, Ник! — настаивал голос. — Слушай меня.
   Дженкинс слушал, вспоминая слова Бранда, что Мак-Джи мутант, созданный специально для этой чуждой человеку среды. Он все еще не знал, верить ли этому. Застенчивый маленький инженер не блистал особыми талантами, а инженерное образование Ника воспитало в нем хладнокровный скептицизм по отношению к расплывчатой науке парапсихологии. И все же уверенная ловкость, с которой Мак-Джи вел свой старенький буксирчик через породу, без карт и приборов, казалась достаточным доказательством его сверхъестественного чувства времени, расстояния и скорости.
   — Ты нужен нам, Ник, — напев трубки стал каким-то тягучим, медленным, задыхающимся. — Что-то случилось. Я пытался уйти в космос, предупредить мистера Бранда, но я больше не могу.
   — А? — Дженкинс напрягся в сковывающей броне. Он знал, что нормальные люди не разговаривают со своими трубками, но не смог сдержать шепот. — Что случилось?
   — Не знаю. — Слабый голос говорил медленно, будто преодолевая что-то.
   — Я действительно могу чувствовать то, что не могут другие — однажды профессор мне сказал, что я обладаю особыми психическими способностями. Но всему есть предел…
   Дженкинс напряженно прислушивался, но голос словно растворялся в шипении трубки, как будто сознание покидало Роба Мак-Джи. Какое-то время было слышно только хлопанье клапана. Потом голос зазвучал опять.
   — …Трудно сказать, что не случилось, — казалось, Мак-Джи задохнулся. — Я долго не мог связаться с тобой. Я чувствую опасность — взрыв сити, который невозможно предотвратить. Я чувствую измену — человека, которому мы доверяли.
   Голос иссяк.
   — Нет! — прохрипел Дженкинс, — кто из нас способен предать Фридонию?
   Но трубка только вздыхала, тонкая струйка звука просачивалась через бесконечность космического пространства. Взволнованное лицо Роба Мак-Джи исчезло из его сознания и Дженкинс увидел две слабые вспышки, прорезавшие экран. Очередной металл, наверное, но он все еще находился во власти этого панического странного предостережения.
   Похолодев от тревоги, он повернул буксир туда, где должна была находиться Фридония. Крошечный астероид затерялся в звездной пыли. Ник включил усилитель и повернул фотофонное зеркало в поисках маяка.
   Луч Фридонии! Поисковый рефлектор поймал луч, и в шлеме зазвучал сигнал: «ХСМ Т-89АК-44».
   Вздрогнув от неожиданного взрыва звука, Дженкинс протянул руку, чтобы выключить динамик. Этот резкий всплеск заглушил шепот трубки и поколебал его уверенность в том, что Мак-Джи действительно разговаривал с ним.
   — Пора в отпуск, — устало пробормотал он и спохватился, что не должен разговаривать с собой.
   Ник хотел дотянуть до ввода нового реактора, но, наверное, он успеет вернуться, чтобы принять участие в его установке. Сити нужны были крепкие нервы. Старина Джим Дрейк поймет. Лазарини ведь получил внеочередной отпуск, и это не повредило его репутации.
   — Я буду следующим, — прошептал он, — когда начну бояться своего воображения.
   Его рука лежала на переключателе.
   «ХСМ Т-89АК-44! — обнадеживающе гремел автоматический сигнал. — Свободен…»
   Сигнал прекратился.
   Ух! Он затаил дыхание. Ведь он еще не повернул ручку выключателя. Озадаченный, Ник снова настроил поисковое зеркало. Ничего. Он вращал ручку приемника до тех пор, пока шуршание бродячих звезд не превратилось в пульсирующий грохот в шлеме. Опять ничего.
   — Итак, маяк отключен? — хрипло пробормотал он. — Что-то действительно произошло, и кто-то выключил маяк, чтобы я не пришел на помощь! — Он сглотнул, чтобы избавиться от неожиданной сухости в горле. — Кто же предатель, капитан Мак-Джи?