Мисс Эрдферн покачала головой.
   – Так! – заметил Карвер. – Разумеется, документы были в лакированной коробке. В ней – двойное дно? Мои догадки правильны?
   Мисс Эрдферн снова покачала головой.
   – Нет, – ответила она. – И Линг думал, что они там… Документ, который он искал, оказался в секретном ящике…
   – У вас есть ключ от Майфилда, – произнес Карвер после некоторого раздумья. – Мне думается, что лучше было бы, если бы вы передали его мне. Иначе у вас могут быть крупные неприятности…
   Не возразив ни слова, мисс Эрдферн вышла из комнаты и, вскоре вернувшись, передала сыщику небольшой ключ.
   Карвер посмотрел на него, положил в карман и заметил с усмешкой:
   – Если бы я был писателем, от чего Бог меня миловал, то я назвал бы убийство Трэнсмира «Тайной трех ключей». Одна из них только что разрешилась. Впрочем, она и не была очень загадочной. Остаются еще две… Из них третья – самая трудная.
   – Вы говорите о тайне ключа, найденного посреди стола в подвальной комнате? – быстро спросил Тэб.
   – Да, – коротко ответил сыщик.
   Мисс Эрдферн не задавала Карверу больше никаких вопросов. Молодой журналист глядел на своего друга с нескрываемым восхищением.
   Карвер усмехнулся и взглянул на часы.
   – Уже десять, – прошептал он, обращаясь к мисс Эрдферн, которая тотчас же встала и направилась к двери. – Нужно потушить здесь свет до вашего ухода. И вообще помните, что джентльмен в черном, вероятно, следит за каждым вашим шагом. Думаю, что лучше было бы также открыть портьеры.
   Молодая женщина невольно вздрогнула. Тэб потушил свет. Карвер отодвинул тяжелые плюшевые портьеры. Ночь была ясная и звездная. Весь сад был отчетливо виден с террасы.
   Карвер уселся у окна.
   – Если вы хотите курить, Тэб, то спрячьтесь за портьеру, чтобы из сада не было видно огня, – прошептал он.
   Через десять минут мисс Эрдферн вернулась на террасу.
   – Можно мне посидеть с вами? – тихим шепотом спросила она. – Я уже потушила огонь в моей спальне.
   Целый час они просидели на террасе, разговаривая шепотом. У Тэба, наконец, начали слипаться глаза.
   – Тише, – произнес вдруг Карвер еле слышно.
   Тэб вгляделся в темноту и явственно увидел около калитки в саду очертания фигуры в широкополой шляпе.
   Фигура начала приближаться к дому… Когда она была уже на полпути, перед ней появилась другая фигура, выросшая, казалось, прямо из-под земли.
   Человек в широкополой шляпе не сразу ее заметил… Через минуту они уже лежали на земле. Между ними, по-видимому, завязалась борьба.
   На террасе все были так изумлены, что не могли пошевельнуться. Карвер опомнился первым и бросился бежать по дорожке, Тэб тотчас последовал за ним.
   Когда они добежали до калитки, обе фигуры исчезли. Карвер распахнул калитку, бросился вперед и споткнулся о неподвижную, распростертую на земле человеческую фигуру.
   Он быстро вынул из кармана электрический фонарь и направил свет на лежавшего: перед ними был бесчувственный китаец И Линг.

Глава 18

   Карвер огляделся по сторонам в надежде увидеть таинственного человека в черном, но в одном и в другом направлении дорога была пустынна.
   Однако вглядевшись внимательнее во тьму ночи, он различил очертания фигуры, кравшейся вдоль ограды, и тотчас же бросился за ней.
   В ста ярдах от дома дорога пересекалась аллеей, в которую и свернул таинственный человек в черном. Добежав до поворота, сыщик услышал лишь шум мотора и увидел огни удалявшегося автомобиля.
   Раздосадованный, он вернулся обратно в дом. И Линг сидел в комнате мисс Эрдферн, положив голову на руку.
   – Как вы себя чувствуете, И Линг? – спросил Карвер. – Расскажите же нам, что произошло…
   – Я еще не совсем пришел в себя, – ответил китаец.
   К удивлению сыщика, он говорил на прекрасном английском языке, без малейшего иностранного акцента.
   И Линг укоризненно посмотрел на молодую женщину.
   – Отчего же вы не предупредили меня в своем письме, что к вам приедут эти господа? – спросил он.
   – Когда я писала вам, И Линг, я не знала, что они приедут, – ответила девушка.
   – Если бы я пришел сюда немного раньше, то увидел бы его, – задумчиво произнес китаец. – Теперь же я боюсь, что только напортил вам, господин Карвер.
   И китаец уставился своими темными невыразительными глазами на сыщика.
   – Разглядели ли вы хоть немного его лицо? – спросил Карвер.
   – Увы, нет… но… почувствовал его кулак, – улыбаясь, заметил И Линг и потер рукой ушибленную голову. – Мне кажется, что у него не было никакого оружия…
   – А лица его вы так и не видели? – настаивал Карвер.
   – Увы… нет! – Мне лишь показалось, что он бородат, – ответил китаец. – Боюсь, что я слишком понадеялся на свои силы, – прибавил он, обращаясь к хозяйке дома. – Во времена студенчества я слыл чемпионом… В то время студенты-китайцы были еще в диковинку…
   – Как, вы учились в университете?! – удивленно воскликнул Тэб. – А я думал…
   Он в замешательстве остановился.
   – Вы думали, что я – из рабочих, не так ли? – улыбаясь, промолвил И Линг. – Я, правда, одно время сильно нуждался… Мисс Эрдферн помнит эти тяжелые дни… Мы жили тогда с ней в одном доме, и ей я обязан спасением жизни моего сына…
   Тэб вспомнил рассказ молодой женщины о том, как она ухаживала за больным китайским мальчиком, когда сама была еще почти ребенком. И многое стало ему понятно.
   – Я не думала, что вы придете сегодня вечером, И Линг, – сказала мисс Эрдферн, как бы прося извинения у китайца. – Вы ведь просили меня известить вас, если у меня будут какие-то неприятности…
   – Да, я вижу, что только помешал, – с горькой улыбкой заметил китаец. – Вероятно, вы и не подозреваете, мисс Эрдферн, что я бдительно наблюдаю за вами… Вот уже семь лет, как я лично или кто-нибудь из моих слуг следит за каждым вашим шагом. Даже когда вы ездили…
   Тут он в нерешительности замолк и посмотрел на сыщика.
   – Даже когда мисс Эрдферн ездила к старику Трэнсмиру, вы дежурили около дома… Вы хотели это сказать, не так ли, И Линг? – промолвил Карвер. – Мне это отлично известно. И мисс Эрдферн осведомлена, что я знаю об этом…
   – Да, я именно это и хотел сказать, – признался китаец. – Обычно я следовал за мисс Эрдферн из театра в отель. Затем из отеля к дому Трэнсмира и снова в отель, когда она возвращалась домой.
   – Но ведь я и не знала, что вы меня так охраняли! – воскликнула молодая женщина. – Какой вы добрый, И Линг!
   В глазах ее показались слезы, и Тэб в душе позавидовал китайцу.
   – Доброта – понятие относительное, – заметил китаец, доставая папиросу.
   Он спросил глазами хозяйку дома разрешения закурить. Она молча кивнула, и в ловких руках китайца тотчас же неизвестно откуда появилась спичка.
   – Разве вы не спасли жизнь моему сыну? А ведь он – единственная моя отрада. Вам, как литератору, господин Холланд, это может показаться обычным восточным преувеличением, но для меня забота о мисс Эрдферн – долг всей моей жизни…
   И без дальнейшего предисловия И Линг рассказал историю, не вполне известную и мисс Эрдферн.
   – Я приехал в эту страну много лет назад, – начал свой рассказ китаец, – и работал в китайском ресторане. Теперь я владелец его. Я говорю не о «Золотой крыше», а о маленьком ресторане на Рид-стрит. Быть может, вас удивляет, почему образованный человек занялся таким презренным ремеслом, да еще в чужой стране? Но дело в том, что мне пришлось быстро и почти тайно покинуть родину из-за политических осложнений… Все это – воспоминания далекого прошлого…
   Он глубоко затянулся и некоторое время, поглощенный воспоминаниями, молча курил.
   – Дела мои шли хорошо, – продолжал китаец. – Однажды вечером в мой ресторан зашел Трэнсмир. Я его не сразу узнал. У нас в Китае мы его называли Ши Со. В ту пору это был здоровый, сильный человек, очень жестокий с подчиненными. Мне достоверно известно, что он подвергал жесточайшим мукам людей, чтобы выведать, кто и куда прятал золото, пропадавшее с его приисков… Мы разговорились с ним, и он спросил меня, выгодно ли затеянное мною дело. Я откровенно ответил ему, что если вести ресторан умело – можно нажить большие деньги… Этот разговор и положил начало нашему дальнейшему сотрудничеству. Оно продолжалось до самой его смерти…
   Снова наступило довольно продолжительное молчание. Все с напряженным вниманием ждали продолжения рассказа.
   – Мы с ним заключили соглашение, – продолжал И Линг, – по которому он получал три четверти дохода от нового ресторана «Золотая крыша». Старик приходил за деньгами еженедельно в понедельник. Кроме того, мы подписали соглашение о том, что в случае его смерти ресторан переходит в мою полную собственность. Это соглашение каждый из нас скрепил своей личной печатью, которая в Китае равносильна подписи…
   – «Печатью» называется у вас маленькая печатка из слоновой кости с китайской буквой? Обычно она помещается в небольшой коробочке, также из слоновой кости? Не правда ли? – перебил его Карвер.
   Китаец утвердительно кивнул головой.
   – Документ этот хранился у меня, но за несколько дней до смерти Трэнсмир попросил его, чтобы снять с него копию. Вы, вероятно, знаете, что старик говорил и писал по-китайски не хуже меня… Вы понимаете, что мне во что бы то ни стало нужно было найти этот документ после убийства старика: потеря его означала для меня просто разорение. Документ этот, насколько я помнил, находился в маленькой лакированной коробке…
   – Разве наследники Трэнсмира могли оспаривать право владения этим рестораном? – спросил Карвер. – Или существуют еще документы, утверждающие права наследников на «Золотую крышу»?
   Китаец удивленно посмотрел на сыщика.
   – Для этого не требуется документов, – спокойно возразил он. – Мы, китайцы, имеем свои представления о правах: если бы мне не удалось найти своего договора с Трэнсмиром и господин Лендер по возвращении из Италии сказал бы мне: «Этот ресторан принадлежал моему дяде», – то я ответил бы: «Да, это правда», – и даже пальцем не пошевельнул бы, чтобы оградить свои права.
   Китаец произнес последние слова с большим достоинством, и Тэб невольно проникся уважением к нему.
   – И вы… нашли договор? – быстро спросил Карвер.
   – Да, сэр, – ответил китаец. – Он был вынут из лакированной коробки, в которой я его передал Трэнсмиру, и лежал в другом месте. Я нашел и его, и еще некоторые документы, не имеющие сейчас особенного значения…
   – Ужасно досадно, что мне не удалось схватить этого человека в черном, – внезапно прибавил он, обращаясь к мисс Эрдферн. – Он уже довольно давно следит и за мной… Я уверен, что это он…
   Карвер быстро набросал несколько строк в своей записной книжке и спросил, глядя китайцу прямо в глаза:
   – И Линг, кто убил старика Трэнсмира?
   Китаец покачал головой.
   – Не знаю, – ответил он. – Я сам недоумеваю, каким образом могло быть совершено это убийство. По-моему, в подвальной комнате существует какой-то потайной ход. Иначе я отказываюсь понять, как мог туда проникнуть преступник и скрыться…
   – Если существует такой потайной ход, – с усмешкой промолвил Карвер, – то для меня его тайна совершенно необъяснима: как мог он остаться неизвестным архитектору, производившему работы, с которым я по этому поводу беседовал? Нет, потайного хода, по моему убеждению, не существует, И Линг, Мы раскроем тайну убийства лишь после того, как будет пойман преступник. И мне думается, что это Броун или Вальтерс…
   – Броун невиновен, – сказал уверенно И Линг. – Он был со мной, когда было совершено убийство.
   Все удивленно посмотрели на китайца. Даже мисс Эрдферн, казалось, была изумлена
   – Знаете ли вы, что ваше утверждение имеет громадное значение? – воскликнул Карвер.
   – Да, конечно, – спокойно ответил китаец. – Я сказал вам сущую правду: если убийство было совершено в субботу днем, то Броун в нем участия не принимал. Повторяю: он был все время со мной… Место мне не хотелось бы называть. Если же вы спросили бы меня, где он находится в настоящее время, то я ответил бы, что не знаю…
   – И сказали бы неправду, – заметил сыщик.
   – Да… сказал бы неправду, – тотчас же согласился китаец.
   Карвер бросил на собеседника быстрый взгляд.
   – А не можете ли вы мне сказать, как он был одет, когда явился к вам? – спросил сыщик.
   Китаец пожал плечами.
   – Как всегда, очень бедно, – сказал он.
   – А перчаток у него не было на руках?
   – Нет. Это было первое, что мне бросилось в глаза, – ответил И Линг. – Он даже в самые жаркие дни носил перчатки. По-видимому, вы придаете этому обстоятельству существенное значение?
   – Вы мне задали новую загадку, – не отвечая на его вопрос, заметил сыщик.
   Вскоре после этого разговора И Линг уехал.
   Карвер принялся раскладывать на террасе бесконечные пасьянсы, а Тэб с хозяйкой дома вышли в сад.
   Уже брезжил рассвет, и молодые люди прогуливались по дорожкам сада, разговаривая об искусстве и о природе.
   Когда окончательно рассвело, Карвер отправился в аллею, где видел ночью таинственный автомобиль. По следам на песке он решил, что это была весьма сильная машина и что шины на ней были совершенно новые.
   – Неизвестный человек в черном очень плохо управлял автомобилем, – заметил он, обращаясь к Тэбу. – Отъехав немного, он почти попал в пруд, а затем налетел на телеграфный столб… Вероятно, автомобиль его был сильно поврежден, ибо на столбе осталась краска… Если судить по ней – автомобиль был новый или свежевыкрашенный.
   Таким образом завершилось вторичное появление «джентльмена в черном».
   Третье его появление произошло при более драматических обстоятельствах.

Глава 19

   Уэллингтон Броун проснулся утром свежим и бодрым. Обычно он пробуждался с тяжелой головой и затуманенными мозгами, и первым его желанием было выкурить трубку…
   Он открыл глаза, осмотрелся кругом, и рот его искривился в презрительной усмешке.
   Он много дней курил почти беспрерывно и невольно подумал, что когда-нибудь совсем не очнется от такого запоя…
   Броун сел на матрасе и с удовольствием вдохнул свежий воздух, шедший из растворенного окна. Затем встал и, пошатываясь, начал ходить по комнате: ноги еще отказывались повиноваться ему.
   В комнату вошел Ио Ленгфу с подносом, на котором помещались неизменная бутылка виски и очередная трубка.
   – Можете убрать эту трубку к черту! – крикнул Броун слегка прерывающимся, но твердым голосом.
   – Трубка, выкуренная утром, заставит вас видеть все в ином свете, – вкрадчивым голосом произнес китаец.
   – Трубка, начатая утром, не кончается и со звездами, – проговорил Броун, отвечая китайцу восточной пословицей.
   – Может, ваше превосходительство разрешит мне прислать вам завтрак? – тем же вкрадчивым голосом продолжал китаец.
   – Я и так слишком долго оставался в этой проклятой курильне! – воскликнул Броун. – Какой сегодня день и какой месяц по иностранному летосчислению?
   – Я не знаю иностранного летосчисления, – ответил китаец. – Если же ваше превосходительство согласитесь остаться здесь еще несколько часов…
   – Я не останусь и часа в этой проклятой дыре! – воскликнул Броун. – Где И Линг?
   – Я сейчас пошлю за ним, – засуетился старик.
   – Не нужно! – приказал Броун и принялся шарить по карманам: к его удивлению, все деньги были целы.
   – Сколько я вам должен? – спросил он китайца.
   Ио Ленгфу покачал головой, что должно было означать: «ничего».
   – Значит, здесь – благотворительное учреждение? Я и не знал этого! – с иронической усмешкой заметил Броун.
   – Все расходы оплачены добрейшим И Лингом, – ответил старик.
   – Вероятно, старый черт Трэнсмир замешан во всем этом, – проворчал европеец по-китайски.
   Ио Ленгфу, очевидно, не понял его. Броун решительно прошел мимо него и, спустившись по шаткой лестнице, очутился на улице.
   Он чувствовал большую слабость во всем теле. Яркий дневной свет ослепил его. На душе стало веселее.
   В конце узкого переулка он простоял несколько секунд в нерешительности и затем повернул налево. Это спасло его от встречи с инспектором Карвером, который заходил в тот день к хозяину «Золотой крыши».
   Уэллингтон Броун направился в парк и устало опустился на скамью. Он с наслаждением вдыхал свежий воздух и даже не замечал сильной жары.
   Вскоре, почувствовав голод, он прошел в летний ресторанчик, напился чаю и закусил.
   После этого он снова сел на скамью и предался мечтам. Уэллингтон Броун по природе был лентяй и не любил утруждать себя работой.
   Когда стемнело и на небе показались первые звезды, Броун вздрогнул от холода и инстинктивно направился к освещенным улицам.
   На одной из главных аллей парка он заметил человека, медленно шедшего ему навстречу. Поравнявшись с Броуном, этот человек окинул его быстрым взглядом и мгновенно отвернулся.
   – Эй, погодите, я вас знаю! – крикнул Броун. – Чего же вы отворачиваетесь от меня? Ведь я не прокаженный…
   Человек остановился и опасливо огляделся по сторонам.
   – Я не знаю вас, – быстро ответил он.
   – Наглая ложь! – не унимался Броун. – Я вас где-то встречал, но сейчас не могу припомнить где. Быть может, это было в Китае?.. Меня зовут Броун… Уэллингтон Броун.
   – Да… быть может, это было и в Китае, – сказал незнакомец.
   Тон его голоса вдруг сделался необычайно ласковым. Он дружески взял Броуна под руку и, сойдя с аллеи, повел его по зеленой лужайке.
   Влюбленная парочка, сидевшая на скамейке неподалеку, слышала, как Броун с жаром сказал:
   – Я никому не позволю думать, что я был его приказчиком или служащим! Я был ровней ему – соучастником в деле!..
 
   В тот же час другой человек, также заинтересованный судьбою Трэнсмира, готовился к дальнему путешествию.
   Вальтерс нанялся лакеем на пароход, готовившийся отплыть в Южную Америку.
   Он с радостью думал об отъезде и считал минуты, оставшиеся до отхода парохода.
   У Вальтерса были довольно большие сбережения, и он мечтал начать в новой стране новую жизнь.
   Багаж его был уже на пароходе, он же сам решил отправиться на пристань с наступлением темноты.
   Он пошел пешком, стараясь держаться более людных улиц. Еще месяц тому назад он не решился бы идти по этим улицам, теперь же дело было уже забыто: даже самые ходкие газеты не посвящали ему больше ни одной строчки.
   Вальтерс незамеченным дошел до гавани и стал подниматься по лестнице на палубу парохода.
   – Явитесь к старшему лакею! – сказал ему дежурный служащий.
   Вальтерс прошел к конторе старшего лакея, где уже выстроилась длинная очередь младших служащих.
   Вальтерс не очень огорчился бы, если бы ему пришлось прождать весь вечер, до самого отхода парохода. Однако очередь двигалась быстро, и он вскоре очутился в маленькой конторе.
   – Честь имею явиться, сэр, – произнес он. – Джон Вилльямс, лакей…
   И вдруг остановился: за дальним концом стола сидел инспектор Карвер.
   Первым движением Вальтерса было броситься бежать. Но около двери уже стоял полицейский.
   – Вы можете арестовать меня, господин Карвер, – воскликнул Вальтерс, когда полицейский надел ему на руки наручники. – Но я не виновен в убийстве Трэнсмира…
   – Мне нравится ваше спокойствие и самоуверенность, – промолвил Карвер.
   Сыщик сделал знак двум полицейским, и они повели Вальтерса на пристань.
   Тэб, поджидавший внизу, подошел к Карверу.
   – Вы думаете, что действительно поймали его? – спросил он своего друга.
   – Кого? Вальтерса? – переспросил тот. – Да, я совершенно уверен в этом.
   – Нет… Я хочу сказать другое… – перебил его Тэб – Вы совершенно уверены, что задержали убийцу Трэнсмира?
   – Этого я еще не могу сказать, – ответил сыщик. – Во всяком случае ему трудно будет доказать, что он непричастен к этому, но прошу вас не говорить, что он обвиняется в убийстве. Мне нужно кой о чем еще осведомиться… Возможно, если вы придете… позже в участок, я сумею рассказать вам уже гораздо больше… Особенно, если Вальтерс будет настолько благоразумен, что не откажется сообщить все, что ему известно об убийстве. Впрочем, он славный малый и не станет напрасно запираться.
   Карвер не ошибся: Вальтерс не только устно, но и письменно изложил все, что знал о преступлении в Майфилде.
   «Показания Вальтерса Феллинга.
   Меня зовут Вальтер Джон Феллинг. Иногда я называл себя Вальтерсом, иногда – Маком Карти. Я трижды отбывал наказание в тюрьме за кражи. В июле 1913 года я был приговорен к пяти годам тюрьмы и заключен в Ньюкастл. В 1917 году я был выпущен из тюрьмы и служил в армии в качестве повара до 1920 года. После демобилизации я узнал от одного из приятелей, что господин Трэнсмир ищет лакея. Я знал, кто такой Трэнсмир, знал, что старик очень богат и скуп, и явился к нему с поддельной рекомендацией. Рекомендация была дана мне неким господином Колиби, который вообще занимается подобного рода делами. Когда старик Трэнсмир спросил меня, какое я желаю получить жалованье, я назвал сумму гораздо ниже той, какая обычно платится лакею, и он тотчас же принял меня на службу. Не думаю, чтобы он писал Колиби с целью навести обо мне справки. Но если бы даже он это сделал, я был совершенно спокоен на этот счет: мой друг Колиби ответил бы ему вполне положительно.
   Когда я поселился в Майфилде, там было еще двое слуг: миссис и мистер Грин. Сам Грин – австралиец, а жена его, насколько мне помнится, – уроженка Канады. Он служил у старика в качестве дворецкого. Между ним и стариком часто происходили недоразумения. Он не любил Трэнсмира, и старик также недолюбливал его.
   Приблизительно в эту пору мне удалось незаметно припрятать несколько ценных вещей: золотые часы и пару серебряных подсвечников. Тут произошел скандал с Гринами: хозяин заметил, что они отдают объедки своему зятю, и сразу же отказал им.
   Обнаружив пропажу часов и серебряных вещей, он обыскал их комнаты. Конечно, мне было очень досадно и обидно за Грина, но я не мог ничем ему помочь…
   После отъезда Гринов я должен был исполнять обязанности и лакея, и дворецкого. Очень скоро я обнаружил, что все ценности старик хранит в подвальной комнате. Я никогда не был в ней, но знаю, что к ней ведет коридор, начинающийся в столовой: я видел несколько раз дверь открытой и мог, нагнувшись, разглядеть коридор.
   Я надеялся, что рано или поздно мне удастся осмотреть более тщательно весь дом. Однако это оказалось не так легко. Но вот – за неделю или за две до убийства – с Трэнсмиром случился припадок; пока он лежал в полубессознательном состоянии, мне удалось снять с его шеи ключ и сделать отпечаток на куске мыла… Впрочем, припадок длился недолго: едва я успел надеть на шею старика цепочку с ключом, как он пришел в себя.
   С тех пор я начал работать над ключом. Вот и все, что я могу сказать про подвальную комнату, которой никогда не видел.
   Каждый день я ложился спать в десять часов. Старик сам запирал дверь, отделявшую мою комнату от всего дома. Поэтому я не знал, что происходит в доме по ночам.
   Однажды после ночного припадка, когда я не смог прийти ему на помощь, старик повесил запасной ключ от двери, отделявшей меня, в стеклянный ящик: в случае тревоги я имел право разбить его и вынуть ключ.
   Вскрыть стеклянный ящик для меня не представляло больших трудностей, и я часто пользовался впоследствии этим ключом.
   В первый раз я воспользовался им, когда услышал голоса в столовой. Я недоумевал, кто мог прийти к Трэнсмиру в такой поздний час. Однако я не решился спуститься вниз, так как передняя была освещена. В другой раз, когда в передней не было огня, я, набравшись храбрости, сошел вниз.
   Я увидел молодую женщину. Она сидела за столом и писала на пишущей машинке под диктовку старика, который ходил взад и вперед по комнате, заложив руки за спину. Это была самая красивая и изящная молодая женщина, какую я когда-нибудь видел… Почему-то лицо ее показалось мне знакомым. Однако я не знал, кто она, до тех пор, пока не увидел ее портрет в иллюстрированном журнале: это была известная артистка мисс Эрдферн.
   В следующий вечер я снова спустился; на этот раз старик не диктовал, а разговаривал с молодой женщиной.
   Она приезжала, таким образом, из театра каждый вечер и оставалась у старика иногда до двух часов ночи.
   Однажды старик строгим голосом спросил: «Урсула, где же булавка?» Молодая женщина тотчас же ответила: «Она же должна быть здесь!» Трэнсмир пробормотал что-то про себя, а затем воскликнул: «Да! Вот она!»
   В конце концов мне удалось таки кое-чем поживиться… (Тут Вальтерс подробно описал все присвоенные им вещи.)
   Когда старик оставался один, он обыкновенно усаживался за стол с кистью в руке. Перед ним стояло небольшое фарфоровое блюдо. Я не знаю, что он раскрашивал, ибо никогда не видел ни одной его картины. Я часто наблюдал за ним по ночам и неизменно заставал его за этим занятием. Он никогда не рисовал на полотне, а всегда на бумаге, и черными чернилами. Бумага была очень тонкая: окно как-то было раскрыто, и один из листов вылетел при порыве ветра…
   Я наблюдал за ним через стекло, находившееся над дверью: стоя на лестнице, можно было таким образом разглядеть часть комнаты. Когда старик сидел на определенном месте, мне его было отлично видно.