Поднимаясь все выше и выше, он время от времени бросал взгляды вниз, как орел, пытающийся поймать в поле зрения полевую мышь. Скоро тандзяны должны попасться ему на глаза - в этом он был уверен. Весь в белой пене, поток ревел в уши. Птицы кружились на одной высоте с ним, временами оказываясь даже ниже. Черная голова По Така то появлялась, то исчезала из виду: крохотный челн, пытающийся добраться до безопасной гавани в жестокий шторм.
   Со-Пенг остановился и, плотно прижавшись спиной к скале, закрыл глаза.
   Он так никогда и не понял, из страха ли перед тандзянами или из высокомерия забыл он наказ матери не полагаться чересчур на свой дар. Так или иначе, но он сосредоточил всю свою внутреннюю энергию, попытавшись установить телепатический контакт с матерью. И сам почувствовал исходящие от него, как из эпицентра, энергетические волны, которые он ощущал исходящими, от матери, когда она спасала тонущего ребенка.
   Ощущение было просто ни с чем не сравнимое. Со-Пенг чувствовал себя сопричастным воздушным потокам, ласкающим горные вершины, и соленым брызгам Южно-Китайского моря, бушующего внизу. Он видел звезды, сияющие в черном небе выше ослепительного диска солнца, чувствовал течение невидимых частиц, заполнивших межзвездные пространства.
   А потом он почувствовал, что упирается в стену. Безликая и мрачная, она возникла перед ним, закрыв сначала звезды, солнце и небо, а затем и беснующуюся водную стихию, даже саму скалу, к которой он теперь прилип, испуганный и дрожащий, закрыв лицо рукой.
   Он нарушил наказ матери: покинул сферу, в которой мог спокойно пользоваться своим даром. Раскрыв свой дух, он объявил о своем присутствии с такой же ясностью, как если бы крикнул во все горло: "Вот он я здесь!"
   Потому что контакт был установлен. Но не с Лианг - она была далеко - а с кем-то еще, обладающим тем же даром.
   В момент, когда их души соприкоснулись, Со-Пенг выдал себя с головой. Но кое-что и сам получил взамен. Прежде всего он теперь знал, что по их следам шел только один тандзян. Он знал, где в данный момент находится этот человек, и, что самое ужасное, он знал, кто этот человек.
   Услышав, что его окликают по имени, Со-Пенг отнял руку от лица и увидел тандзяна, появившегося из-за скалы всего в шести футах от того места, где он стоял.
   Со-Пенг смотрел в лицо Цзяо Сиа, своего друга детства.
   Прочитав его мысли, тот засмеялся:
   - Не только друга детства, но и единокровного брата. - Затем, улыбнувшись, добавил: - Ну, конечно же, Лианг тебе этого не говорила. Но она была замужем до того, как повстречалась с твоим отцом. Замужем за тандзяном-монахом, выбранным ей в мужья самим отцом.
   - Неужели это ты убил тех торговцев в Сингапуре? - спросил Со-Пенг. Он все еще пребывал в шоке, узнав, кем был на самом деле друг его детства.
   Цзяо Сиа покачал головой:
   - Я сюда прибыл еще с одним тандзяном. Мы хотели только припугнуть их, заставить работать на соперника По Така. И у моего друга не оказалось моей выдержки. Когда купцы отказались предать По Така, ситуация вышла из-под контроля. Я пытался помешать ему, но было уже поздно. Они были мертвы, о чем я искренне сожалею.
   Со-Пенгу хотелось бы ему верить.
   - Скажи мне, как поживает мать, - попросил Цзяо Сиа. - Я не видел ее много лет.
   - Нормально, - ответил Со-Пенг, все еще пытаясь понять, где правда, а где ложь. - Но присутствие тандзянов в Сингапуре и убийство выбили ее из колеи.
   - Надо поговорить с ней, - сказал Цзяо Сиа, - и развеять ее страхи. Он подошел на шаг ближе, - Скажи, ты видал коробочку?
   - Какую коробочку? - выдавал из себя. Со-Пенг. У него так стучало сердце, что он чуть не споткнулся на словах. Ложь выскочила из него, как косточка из переспелой сливы, которую сажали пальцами.
   - Ту, которая с изумрудами. - Следя за выражением лица Со-Пенга, Цзяо Сиа продолжал: - С шестнадцатью изумрудами, придурок. Наша священная история запечатлена в них, хотя прочесть ее могут лишь наши монахи. В этих камнях живая кровь нашего учения. Они спрятаны в бархатной коробке. Ты ее, часом, не, видал?
   - Нет.
   - Я все равно узнаю, если ты лжешь, - сказал Цзяо Сиа, и Со-Пенг вновь почувствовал, что уперся на мгновение в холодную, безликую стену.
   - Зачем мне лгать?
   На лице Цзяо Сиа появилось выражение презрения.
   - Затем, что ты истинный сын своей матери, хитрой и порочной. А я истинный сын своего отца, монаха-тандзяна, постигшего все тайны Тао-Тао.
   Со-Пенг с ужасом понял, что Цзяо Сиа нельзя обмануть. Это что, тоже часть их общего дара, унаследованного от их общей матери?
   - Ты обладаешь нашим даром, - сказал Со-Пенг. Ему показалось, что он обнаружил не полностью замурованный шов в той безликой стене, что разделяла их, и попытался пробиться сквозь стену в этом месте. - Это дар матери. Рад ты этому или не рад, но мы оба ее дети.
   Внезапно поведение Цзяо Сиа переменилось. Неподдельная ненависть проглянула сквозь маску дружелюбия, как сквозь театральный грим.
   - Я не хочу слышать о Лианг. Она враг моего отца, враг всего нашего образа жизни. Она убежала из монастыря. Она нарушила все наши законы.
   - Так, значит, это правда, - сказал Со-Пенг, пытаясь противостоять тому потоку ненависти, что обрушился на него сквозь незаделанный шов в стене, - так, значит, это правда, что ты пришел забрать ее назад в Дзудзи.
   Цзяо Сиа тряхнул головой и рассмеялся:
   - Не за ней, а за тобой!
   Со-Пенг стоял, как громом пораженный.
   - За мной?
   - Ты обладаешь даром, так же, как и я. Тандзяны ценят этот дар. Если его подчинить дисциплинирующему влиянию учения Тао-Тао, его возможности станут поистине безграничными.
   - Я не хочу подчиняться никому и ничему.
   Сознание Со-Пенга захлестнула горечь: как он мог быть, так слеп, что не усмотрел связи между его даром и учением Тао-Тао? И он спросил себя, зачем мать налгала ему, заверив, что никакой связи между ними нет? В чем еще она налгала ему? А что если все, в чем Цзяо Сиа обвинил ее, в самом деле правда?
   - Тогда ты просто глуп, - лицо Цзяо Сиа вытянулось в маску полнейшего презрения и разочарования. - Ты что, не понимаешь, что твои потенциальные возможности, так же, как и мои, не имеют пределов? Только твое сознание недисциплинированно, неразвито, несфокусировано. Изучение Тао-Тао может изменить все это, дав тебе силы, которые тебе и не снились!
   Со-Пенг понял, что мать не все ему сказала при расставании. Она прекрасно звала, чего надо тандзянам. И что карма Со-Пенга и карма Цзяо Сиа - встретится вот так. И она сделала все от нее зависящее, чтобы это произошло на нейтральной территории, где у Со-Пенга был хоть какой-то шанс устоять в схватке. Она, конечно, знала, что дар его неразвит, несфокусирован и недисциплинирован, в то время как дар Цзяо Сиа прошел огранку Тао-Тао.
   - Я не вернусь с тобой в Дзудзи, - твердо сказал Со-Пенг, закрывая свою карму, как и карму Цзяо Сиа.
   - Слабак! - воскликнул тот. - Вспомни, как мы воровали черепашьи яйца. Позднее учение Тао-Тао открыло мне всю греховность содеянного нами. Мы крали у черепах их будущее, Со-Пенг. То же самое сделала с нами Лианг, исчезнув из монастыря однажды ночью: она украла у нас будущее. У тебя она украла будущее: ты наждался в учении, а она лишила тебя возможности учиться. В ней все зло! И она за это поплатится!
   Как береговая линия, меняющая конфигурацию под ударами волн, мир Со-Пенга пошатнулся под влиянием слов Цзяо Сиа: ненависть Цзяо Сиа стала его ненавистью, ощущение брошенности собственной матерью, преследовавшее того всю жизнь, стало и его ощущением покинутости.
   - Она скрыла от тебя твое наследие, Со-Пенг! А ведь оно было твоим по праву рождения. Рассказать тебе о нем был ее долг. Но она не рассказала. А рассказала ли она тебе о том, что похитила у нашего деда священные изумруды? Полагаю, что тоже нет. А они нужны ему, Со-Пенг. В них - источник его могущества. Говорят, эти шестнадцать изумрудов когда-то принадлежали самому императору Чи, нашему с тобой общему предку. Говорят, что благодаря этим изумрудам император жил многие десятилетия после того, как все его ровесники умерли.
   Гнев закипел в груди Со-Пенга, и ему страшно захотелось дать выход этому гневу, бросить в лицо Цзяо. Сиа все эпитеты, которыми тот наградил мать. Но он ничего не сказал, понимая, что эти слова послужат Цзяо Сиа доказательством того, что изумруды действительно у Лианг. Нет, никогда Цзяо Сиа не получит этого доказательства.
   - Я думаю, что легенда не врет, - продолжал тем временем Цзяо Сиа. Сейчас, когда мы с тобой разговариваем, наш дед слабеет, силы оставляют его. Лианг знала об этом, похищая изумруды, но это ее не остановило. И возмездие уже близко.
   На мгновение души юношей сплелись, и Со-Пенг содрогнулся, увидев, какой монстр появился в результате этого слияния. Он почувствовал, что Цзяо Сиа скользит в его направлении, прижавшись спиной к скале. Он понял, что его чуть-чуть не захватили врасплох. Не владей он своим даром, лживая речь Цзяо Сиа оказала бы свое гипнотическое воздействие на его сознание, и он поверил бы, что их мать действительно воплощенное зло.
   И, будто получив божественное озарение, Со-Пенг понял, что только он один может остановить своего единокровного брата и предотвратить смерть Лианг.
   Выхватив из кармана восьмиконечную звезду, он метнул ее в Цзяо Сиа. Тот не отодвинулся ни на миллиметр, но, мгновенно вскинув руку, поймал ее на лету.
   - Этим надо уметь пользоваться, братец, - сказал он, вертя пойманное оружие между пальцами с ловкостью фокусника. - Эта штучка не может причинить мне вреда. И ты не можешь повредить мне. - Мгновенно звезда замерла в его пальцах, готовая сорваться в полет. Солнечные лучи ослепительно сияли на отточенных, как бритва, лезвиях, будто это смертоносное оружие впитывало в себя солнечную энергию.
   - Ты не оставляешь мне выбора, брат, - сказал Цзяо Сиа. - Так пусть же исполнится твоя карма!
   В этот момент Со-Пенг почувствовал, что у него за спиной кто-то стоит. Усилием воли он подавил желание обернуться. По Так знал свое дело. Используя шум водопада как прикрытие своих шагов, он приблизился так, что тело Со-Пенга было все время на одной линии между ним и тандзяном.
   Все свершилось в одно мгновение, и будущее, став настоящим, застыло, как крохотные фигурки, запаянные в стеклянном сосуде, и настоящее стало вечно изменяющимся, зыбким будущим.
   По Так внезапно появился из-за правого плеча Со-Пенга и бросился на Цзяо Сиа. В его правой руке сверкнул нож. Но тотчас же Со-Пенг услышал тонкий писк, будто жужжание комара, и он резко толкнул По Така.
   Звезда просвистела мимо головы самсенга. Падая, он все-таки успел зацепить ножом ногу Цзяо Сиа. А тут и; Со-Пенг подоспел.
   Уже когда они схватились, Со-Пенг понял, что совершил ошибку, сойдясь вплотную со своим единокровным братом. Хотя он был силен не по годам, но не владел техникой рукопашного боя, в которой был так искушен Цзяо Сиа.
   Со-Пенг пытался наносить удары кулаками, коленями, ногами. Но все было без толку. Цзяо Сиа либо парировал его удары, либо уклонялся от них так, что Со-Пенг промахивался и в кровь разбивал себе руки о скалу.
   Краем глаза Со-Пенг видел, что По Так поднимается на ноги, вытаскивает из-за пояса пистолет. Но братья так переплелись телами, что По Так не мог выстрелить, боясь попасть в Со-Пенга.
   Со-Пенг изо всех сил пытался вырваться из братских объятий, но Цзяо Сиа, понимая, насколько опасным будет для него разъединение, прижимал его все крепче к себе. Одновременно он нащупал пальцами горло Со-Пенга и начал его душить.
   Со-Пенг запаниковал, судорожно изыскивая способы спасения, но все было бесполезно. Он понимал, что приближается его смерть.
   И, сознавая все это, он полностью расслабился, так, чтобы заговорил древнейший язык человека - язык первобытных инстинктов и чтобы он подсказал ему путь к спасению.
   Используя не только силу тела, но и силу духа, он сместил их совместный центр тяжести. Вместо того, чтобы стремиться оторваться от брата, он, наоборот, прильнул к нему и обрушил на него энергию своего духа.
   Со-Пенг услышал крики парящих вокруг них орлов. Он услыхал шум воды, почувствовал холодные брызги разбивающихся о скалы капель.
   А следующим, ощущением было ощущение полета, когда они, сорвавшись со скалы, полетели в бездну. Последней сознательной мыслью Со-Пенга было: как бы им расцепиться. И еще он отчетливо слышал, что По Так ему что-то кричит.
   А затем оба брата, сплетясь телами в последней схватке, врезались в воду. Как и предчувствовал благодаря своему дару Со-Пенг, пенящаяся вода оказалась его союзником, оторвав от него Цзяо Сиа. Со-Пенг задыхался: вода лезла ему в рот и в нос. Он чувствовал, что тонет.
   Падающая с неимоверной высоты ревущая разъяренной тигрицей, вода увлекла обоих юношей за собой.
   КНИГА ВТОРАЯ
   Глухая полночь
   Шин-йа
   Как часто страх перед одним злом увлекает нас в объятия еще большего!
   Никола Буало
   АСАМСКОЕ НАГОРЬЕ - ВАШИНГТОН - ИСТ-БЭЙ БРИДЖ - ТОКИО - ХОДАКА
   ВРЕМЯ НАСТОЯЩЕЕ, ЛЕТО
   "ТАНДЗЯН". Услышав это слово, произнесенное Нанги, все замерли.
   - Слово вроде как не японское, - заметила Жюстина.
   - Оно и в самом деле не японское, - пояснил Николас. - Насколько мне известно, оно китайское.
   Тандзан Нанги с важностью кивнул:
   - Ты прав. - Затем он повернулся к Жюстинё, Но было очевидно, что его речь обращена не только к ней, но и к Николасу. - Вы спрашивали меня как-то, кто может лишить ниндзя его сил, превратив его в белого ниндзя, или "широ ниндзя", как мы говорим. Придется вам рассказать все как есть.
   - Не надо! - почти выкрикнул Николас.
   Нанги возразил:
   - Если вы любите друг друга, она должна знать все.
   - Именно ради этой любви я не хочу вмешивать ее в это дело, - стоял на своем Николас, не обращая внимания на то, что его слова причиняют Жюстинё боль.
   - Настоящая любовь выдержит, все, - без всякого нажима сказал Нанги. Разрыв любовных уз - одно из проявлений состояния "широ ниндзя". - Он подождал немного, чтобы все оценили сказанное, затем продолжил: - Атака, лишающая ниндзя его способностей, подобно тому как вирусная атака путает программы в компьютере, не под силу черному ниндзя. Она не под силу даже сэнсэю в области ниндзютсу. - Его единственный здоровый глаз сверкнул. - На нее способен лишь тандзян.
   Понимая, что Николас только недавно вернулся домой после больницы и поэтому легко утомляется, Нанги хотел поскорее перейти к существу дела.
   - Значит, ты не сомневаешься в том, что тот человек, с которым вы и эта девушка из полиции столкнулись, самый настоящий ниндзя? - обратился он к Николасу, пристально следя за выражением его лица. - В этом ты не сомневаешься?
   Николас услышал свой собственный ответ, как будто говорил кто-то другой:
   - Нет, не сомневаюсь. Это был ниндзя.
   - А не можешь ли ты сказать, к какой школе он принадлежит? - Для ниндзя уровня Николаса определить "по почерку" школу, к которой принадлежит другой ниндзя, обычно не составляет труда. Как человек движется в бою, какую стратегию применяет, какое оружие использует, - все выдает подготовку, которую он прошел в школе.
   - Нет, не могу, - поникшим голосом ответил Николас.
   Нанги кивнул как бы в подтверждение своих слов.
   - Вот еще одно доказательство того, что ты - "широ ниндзя".
   Николас промолчал, и Нанги продолжал с еще большим воодушевлением:
   - Ты должен принять как факт, что ты "широ ниндзя", что на тебя было совершено нападение, и что твой противник был адептом Тао-Тао.
   - Никем не доказано, - осторожно ответил Николас, - что тандзяны и их учение Тао-Тао существует, или когда-либо существовало.
   Нанги достал сигарету, закурил.
   - Я не выношу табачного дыма, - сказал Николас, - и тебе этот факт известен. - Даже для его собственного уха его голос звучал брюзгливо.
   - Все известные факты время от времени нуждаются в проверке, - ровным голосом возразил Нанги. Он сделал еще одну затяжку и выпустил дым через нос. - Может, ты мне запретишь курить? - Он фыркнул. - Посмотри-ка себя. Ты не можешь даже подняться с постели. А почему? Потому что на тебя нападал ниндзя. Но ты не был в состоянии не только противостоять ему, но даже определить, к какой школе он принадлежит. А почему? Потому что ты утерял "гецумей но мичи". Только милостью Бога ты остался жив и теперь можешь нам рассказать, что с тобой произошло. - Он сощурился от дыма. - Какие еще факты тебе требуются?
   - Убирайся отсюда!
   Жюстина вобрала голову в плечи, услышав, как Николас закричал на Нанги. Это должно сдвинуть дело с мертвой точки. В голове у Николаса должно проясниться. После трех лет воздержания его друг закурил, нарушив свой обет, чтобы дать ему урок. А Нанги всегда относился серьезно к своим обетам. Злость, которую Нанги специально спровоцировал, должна открыть затворы, которые Николас держал крепко запертыми.
   Отрицая тот факт, что он "широ ниндзя", он мог вообще отрицать, что с ним что-либо не так. Признав этот факт, он признавал, что удача повернулась к нему спиной. Хуже того, прежняя жизнь может так и не вернуться в свою колею.
   Но "широ ниндзя" было реальностью. Все, что у него осталось, - это волшебные изумруды. Николас понимал, что он должен сделать все от него зависящее, чтобы наследие Со-Пенга не попало в руки врага.
   Странно, подумал он, что жизнь его всегда протекала как бы в иной плоскости, не соприкасаясь с таинственным существованием бесценных камней. Только теперь, когда над ним нависла опасность, Николас понял, как много они для него значили, хотя он не имеет представления, какую функцию они выполняли в его жизни.
   Но Нанги был прав: Николас был готов зарыдать от ощущения своей полной беспомощности. Очередная волна отчаяния накрыла его с головой. ТОЛЬКО ОСОЗНАНИЕ ПРИБЛИЖАЮЩЕЙСЯ СМЕРТИ ПОРОЖДАЕТ ОТЧАЯНИЕ. И ОНО СОМНЕТ ТЕБЯ С ГОРАЗДО БОЛЬШЕЙ СИЛОЙ, ЧЕМ УДАР ОБ АСФАЛЬТ.
   - Прости меня, Нанги-сан, - тихо сказал Николас. - Прости меня за мою беспросветную глупость.
   Нанги потушил окурок.
   - Бывают времена, когда страх разрушает сердце даже самых стойких. Он оперся всем телом на свою палку с набалдашником виде головы дракона. Прежде чем ты сможешь снова пойти, - сказал он, - ты должен признать, что тебя покалечили, превратив в белого Ниндзя. И за всем этим стоит умный, дьявольски опасный враг.
   - Тандзян, - подсказал Николас.
   Жюстина наконец осмелилась вставить свое слово:
   - Скажите мне, что такое тандзян?
   Нанги подождал, пока Николас даст требуемые пояснения, но когда тот не выразил желания сделать это, решил объяснить сам: - Ну, в грубом упрощении можно сказать, что тандзяны - предшественники ниндзя, а из их таинственного учения Тао-Тао развилось ниндзютсу. Но Тао-Тао - более примитивное и поэтому во многих аспектах более могущественное учение, чем ниндзютсу производное от него.
   - Тао-Тао тесно переплетается с магией, - добавил Николас.
   - С магией? - как эхо откликнулась Жюстина.
   - Ну да, вроде той, которой владела Акико, - осторожно заметил Нанги, - Многие школы ниндзя используют магию в той или иной степени. А часто это вовсе даже не магия, а гипноз, ловкость рук и прочее. Различные, разрозненные трюки, заимствованные из Тао-Тао, претерпели изменения с течением времени и с развитием национальной японской культуры. Но тандзянов все это не коснулось. Они продолжают оставаться адептами своего учения в чистой, прямо сказать первозданной форме. Их магия - нечто реальное, обладающее большой силой. Акико называли "мико", что значит "колдунья". Очевидно, она владела техникой Тао-Тао.
   - Но тандзяном она не была, - сказал Николас.
   - Не была, - согласился Нанги. - Но тот ниндзя, с которым ты столкнулся пару дней назад, конечно же, был.
   - Кто бы ни был этот тандзян, - сказала Жюстина, - но он угрожает жизни Николаса. Кто-нибудь знает, почему?
   - В ниндзютсу есть темная сторона, - ответил Нанги, - и она таит в себе собственную опасность.
   Видя, что Жюстина ничего не поняла из этого объяснения, Николас добавил: - Нанги имеет в виду, что в атаке этой может не быть ничего личного. Просто я, будучи красным Ниндзя, таю в себе угрозу для ниндзютсу как такового, - Это перевело его мысль в. другую плоскость, и он сказал, обернувшись к Нанги: - Та девушка из полиции, Томи Йадзава, говорила мае, что моей жизни угрожают красные.
   - Это что, на уровне слухов? - спросил Нанги.
   - Да нет, она говорит, что их отдел перехватил и расшифровал секретное сообщение.
   - Ну, в любом случае бороться с тандзяном в одиночку, да еще будучи безоружным, - просто безумие, - сказал Нанги.
   - Знаю, - ответил Николас. - По правде говоря, знаю с тех пор, как понял, что потерял "гецумей но мичи". И тогда я, - он посмотрел в окно в сад, который так любил и в котором до сих пор, казалось, обитал дух тети Итами, - и тогда я просто заблокировал дороги, по которым ходил, и стал ходить по другим.
   - Или кто-то другой сделал это за тебя, - заметил Нанги, нетерпеливо ткнув в пол своей палкой. - Эта шифровка, по-видимому, является частью стратегии тандзянов, направленной на то, чтобы запутать жертву. Красным нет никакого резона причинять тебе вред.
   - Это я знаю, - не стал спорить Николас.
   Жесткий взгляд Нанги, казалось, проникал в самую душу. - А теперь скажи, какую стратегию ты выработал для себя.
   Неделю спустя, поднимаясь по заснеженному склону, Николас вспоминал этот разговор. Это давало ему какой-то духовный комфорт, какого ему в последнее время катастрофически не хватало. Проваливаясь по колено в снег, он продолжал свой трудный путь. Изо рта шел морозный пар, брови и ресницы заиндевели, мешая видеть. Внизу было все еще лето, но здесь, на большой высоте Асамских гор, часто именуемых Японскими Альпами, царила вечная зима.
   Он поправил лямки своего рюкзака и, несмотря на боль во всем теле, продолжал восхождение. Душевная боль, более острая, чем физические муки, гнала его вверх.
   Идя по склону вулкана Асамаяма, он остановился, прижавшись спиной с рюкзаком к скале, черпая силы от этого вечного источника энергии. Нагнулся, зачерпнул немного снега и отправил его в рот. Задумчиво пососал тающий снег, потом достал из рюкзака кусок вяленой говядины, пожевал.
   Он чувствовал себя невероятно усталым. Подъем по склону горы потребовал от него жуткого напряжения всех сил. В прежние времена от такого путешествия он бы даже не вспотел.
   Но времена были не прежние, а сам Николас не был прежним Николасом Линнером. Он понимал, что надо привыкать к этой кошмарной реальности. Но он был человек, и вот теперь, на склоне вулкана Асамаяма, он был на грани того, чтобы разрыдаться от усталости и разочарования. Но это значило бы потакать своим слабостям и, даже хуже того, проникнуться жалостью к самому себе. А это было бы уже совсем ни к чему в его новой жизни, когда он решил схватиться с угрожающим его жизни тандзяном, хотя и был белым ниндзя.
   Перекусив, Николас начал спускаться вниз, в раскинувшуюся внизу альпийскую долину в форме чаши, в которой кое-где стояли лиственницы и снежно-белые березы. А иногда даже попадались и персиковые деревья, бог знает каким способом выживающие в этом климате.
   Он взглянул на тропу, по которой ему идти. Далеко внизу, где она начиналась, можно было видеть несколько прилепившихся к склону шикарных вилл, сделанных из камня и бревен, куда приезжали на выходные дни из Токио богатей, проделав восьмидесятимильное путешествие.
   Но не виллу он искал глазами, а старый замок. И он думал в это время об Акико, любовнице Сайго, а потом - его. О "мико"-колдунье.
   Об этом замке рассказывала она ему. Именно здесь она изучала искусство магии, как прежде изучала ниндзютсу вместе с Сайго в Кумамото.
   Спустившись немного ниже по хребту, Николас наконец увидел его, замок Йами Доки, где жил Клоки, - сэнсэй магии, единственный человек, который мог подсказать Николасу, как ему избавиться от его состояния "широ ниндзя", потому что он сам был тандзяном.
   Акико рассказывала Николасу о Клоки, когда ей оставалось жить всего несколько часов. Она описала его с такой подробностью, что Николас был уверен, что узнает тандзяна с первого взгляда. Акико была его ученицей семь лет. Тогда ему было где-то под сорок - весьма молодой возраст для того, чтобы стать мастером такой сложной и таинственной профессии.
   Акико никогда не называла Киоки тандзяном. Может быть, она об этом даже не знала. Но из того, чему он учил Акико, и даже из его внешности Николасу стало ясно, что Киоки был тандзяном. Судя по описанию его ученицы, у него было лицо дикого монгола - скорее с китайским, нежели с японскими чертами. И это тоже подкрепляло предположение Николаса, что ее учитель был тандзяном.
   Николас ухватился за свою теорию насчет происхождения Киоки, уповая, что не ошибся в своих предположениях: теперь Киоки был единственной надеждой.
   Увидав, что замок по-прежнему стоит на склоне горы, выглядя именно так, как его описала Акико, Николас воспрянул духом: вот где он получит исцеление. Здесь он вернется к нормальной жизни. "Широ ниндзя" исчезнет, а волшебная власть изумрудов Со-Пенга восторжествует.
   Начался дождь. Ветви альпийских елей раскачивались под порывами ветра, а лиственницы, показывая серебристый испод своих тонких иголок, будто танцевали, повинуясь указаниям невидимого хореографа. Небо было жемчужно-серого цвета, а в воздухе пахло прелыми листьями. Сгустки серо-голубого тумана несло по склону вулкана Асамаяма, временами закрывая от взора долину внизу.