Страница:
Ванка Ирина
Фантастические тетради
Ирина Ванка
ФАНТАСТИЧЕСКИЕ ТЕТРАДИ
"Не знаю, что он здесь написал, но все написанное - чистейшая правда, потому что свидетелей этому нет..." - возможно, только эти слова Лоина Гренса способны по-настоящему оправдать описанные события, которые начинаются в наше время, но не заканчиваются даже в далеком будущем. Не знаю, что за науки здесь описаны... Они не имеют ничего общего ни эзотерикой, ни с наукой хотя бы потому, что автор не относится к посвященным и не обременяет себя ни единым научным доказательством. Дело отнюдь не в пренебрежении к истине, а в том, что научных исследований в этой области нет. А если есть, то это - лженаука. Так как повествование базируется исключительно на слепом доверии к непроверенным источникам, то и существовать оно может лишь в фантастическом жанре, провокационном, антинаучном поиске здравого смысла в мире беспросветного хаоса.
Первая тетрадь:
ЧЕЛОВЕК С ЧЕРНОЙ ЗВЕЗДОЙ ЗА ПЛЕЧАМИ
(из мемуаров Феликса Матлина.
Никаких следов пребывания на Земле человека с таким именем и описанным прошлым не обнаружено после 1989 года).
Глава 1
Тот, кто не оставил в твоей памяти ни облика, ни имени своего, имел достаточно причин, чтоб никогда не вернуться. У Матлина не осталось ничего, кроме невыносимой головной боли, которая парализовала его способности воспринимать окружающий мир. Будто содержимое черепной коробки пыталось пробить себе жерло для извержения серо-белого вещества. Чем больше он старался связать воедино мутные обрывки воспоминаний, тем больнее ощущались толчки раскаленной "магмы", бурлившей в его недрах. Может, оттого ему стало легче, что боль окончательно разъела память, а может оттого, что он потерял способность воспринимать саму боль. "Я человек или рыба? Или птица? - спрашивал он себя. - Или червяк, нарезанный мелкими ломтиками, и если пошевелиться, они рассыплются, а слепая голова укатится прочь?" Первые минуты без боли показались ему самым сильным наслаждением, на которое способен человеческий организм. Он ощущал под собой холодную гладкую поверхность; испарину и сердцебиение, сотрясающее тело. Чьи-то осторожные пальцы щупали его запястья, плечи - это казалось ему естественным. Он вышел из тяжелейшей комы, надо позволить врачам сделать все, принять лекарства из этих чудесных рук и спать, спать, спать. Но "пальцы" поползли вверх по бедренной кости и тщательно ощупали кости таза. "Что это, - испугался Матлин, - неужто от меня остался один скелет?" "Пальцы" прошлись по позвонкам, протиснулись между ребер и коснулись бьющегося сердца, от этого оно забилось еще сильнее. Но боли не было, да и вряд ли она могла бы сравниться с той, которую ему уже довелось пережить. Он приоткрыл глаза и обнаружил, что лежит на полу в полумраке пустого зала, ни высоты, ни ширины которого определить было невозможно - его едва прорезавшееся зрение еще не работало на такие расстояния. Но того, кто склонился над ним, он увидел вполне отчетливо: то был самый безумный кошмар, извергнутый из глубины его детских воспоминаний - лысая голова с безобразно серым цветом кожи, в точности такую он видел один раз на похоронах утопленника. Существо сверкнуло ядовито-желтым взглядом и испустило звук, похожий на глубокий вдох с утробным клокотанием: то ли его тошнило от Матлина, то ли его речевой аппарат находился где-то на уровне желудка. Существо отпустило его внутренности и распрямилось во весь двухметровый рост. Оно было одето в черный тяжелый балахон из пористой ткани. Рука его по локоть была закрыта перчаткой, пальцы которой продолжались едва различимыми для глаз "щупальцами", похожими на сплетение плазматических кровеносных сосудов, медленно уползающих обратно в перчатку. Серое существо поправило полы своего балахона и издало еще один звук, более утробный и продолжительный. Матлин закрыл глаза: на этот раз он очнулся не в самом удачном месте и не в самой подходящей компании. Возможно, он предпочел бы вернуться в свою головную боль, будь у него хоть немного уверенности, что в следующий раз ему повезет больше.
Серый освободил от перчатки кисть руки и постучал Матлина по голове указательным пальцем. Между складкой его рукава и налокотником пробивался сильный фиолетовый луч, который чуть не ослепил Матлина при попытке снова открыть глаза. Серый настоятельно требовал подняться и следовать за ним, но куда и зачем - не объяснял. Даже не пытался объяснить, почему он не хочет оставить в покое несчастное создание, хотя бы дать поспать пару часов на этом холодном полу измученному головной болью, полусонному существу. В своем местонахождении Матлин сориентировался самостоятельно, но далеко не сразу. Он, вслед за Серым, преодолел добрый километр по темному залу, наблюдая впереди себя яркую полосу, указывающую направление. Он видел дорожку, обозначенную полосой, спину своего поводыря. Больше всего на свете он боялся упасть, и эта мысль отвлекла от лишних вопросов. Движение в неизвестном и неуютном пространстве требовало много сил. Матлин быстро устал и волочился бог знает по какому наитию, с полузакрытыми глазами, перед которыми то и дело всплывало месиво разноцветных пятен. Эти пятна иногда неожиданно отскакивали от пола, и тогда он вынужден был обходить препятствие, ощупывая руками пустое пространство. Серый, заметив такое дело, остановился, помахал перед носом Матлина своим серым пальцем и посветил прямо в глазное яблоко острым фонариком. Матлин, к своему удивлению, не ослеп на один глаз, но впредь шел за своим проводником след в след, сквозь любые пятна, чтоб лишний раз не провоцировать его на изучение человеческого организма. Отдельные участки пола имели свойство опускаться и подниматься на другие этажи так быстро и безинерционно, что не требовалось даже замедлять шаг. Они миновали толстую галерею, в которой время от времени соблюдалась непривычно мощная гравитация, и каждый раз по-разному, потому что в любой момент можно было сильно ушибиться, упав на стену или, того хуже, на потолок. Следующая галерея представляла собой правильный шестигранник, и по какой из граней идти не имело значения. Матлину показалось, что вся эта конструкция предназначена совсем не для пеших прогулок. Тем не менее, на стыке двух галерей они повстречались с несколькими живыми существами, также не отвечавшими стандарту эстетического восприятия Матлина. Но в контакт не вступили. Матлин лишь заметил краем глаза, что существа вели себя довольно странно, исчезая, как привидения, в сплошной стене. Но Серый не позволил ему разглядеть это действие в деталях, - площадка вытолкнула их внутрь темной трубы, и через секунду интерьер поменялся на еще более фантастический.
Матлин имел некоторое представление о физике, поэтому с трудом поверил глазам: они находились на смотровой площадке в открытом космосе, с которой вверх, вниз и во все остальные стороны не было видно ничего, кроме бесконечной россыпи звезд. Все выглядело так, будто они находились внутри невидимой сферы, плавающей в пустоте. От неожиданности у Матлина закружилась голова, но звезды внезапно исчезли; Серый опустился на пол перед планшетом, разлинованным матовыми лучами и изобразил на нем замысловатый зигзаг. Звезды появились опять, опять исчезли. Пейзаж сменился несколько раз. - Земля, - сообразил Матлин. - Солнечная система, - Серый подозрительно молчал. - В спирали Галактики она где-то вот здесь вот... - не найдя ничего похожего в окружающем пейзаже, Матлин изобразил руками спиральные завихрения. Серое существо продолжало молчать, но звезды вокруг них дернулись и совершили перемещения, напоминающее движение рук Матлина. За следующие полминуты сменилось еще несколько картинок, в которых ни Солнечной системы, ни характерных спиральных закруглений различить было невозможно. Серый оставил планшет и, подойдя к Матлину, произнес несколько отрывистых звуков, от которых у Матлина все закрутилось в голове не хуже, чем галактическая спираль, он даже пошатнулся. Серый дождался, пока Матлин придет в себя, и произнес еще раз те же самые звуки. Головокружение повторилось с легким приступом тошноты и видениями, принявшими формы абстрактных графиков, стрелок, пунктиров. Серый повторил еще раз, но ничего не прояснилось, если не сказать, что запуталось еще больше и оформилось в совершенно неуместные образы: карандаши, линейки, карта, вырванная из учебника астрономии. Контуры этих предметов четко спроецировались на звездную панораму, - чернильница, разлитая на столе, компас в пенале, циркули... "Почему он не хочет отпускать меня? - Подумал Матлин. - Что ему от меня надо?" Образы его навязчивых галлюцинаций расплывались в уродливых очертаниях, Серый без конца повторял один и тот же набор звуков, наблюдая, как мимо него проплывают голограммы из матлинова школьного детства, пока в сознании Матлина не возник совершенно конкретный вопрос: "Каким способом вы строите звездные карты?", после которого видения в момент прекратились. - Никаким. Не умею. Я не специалист, - ответил он, а для убедительности еще замотал головой и замахал руками. Серый понял сразу, но большого удовлетворения от ответа не получил. Очевидно, он был более высокого мнения о своем клиенте. Матлину было предложено еще несколько образных головоломок, сопровождаемых хлопками по запястьям. Похоже, Серый, следуя его примеру, тоже перешел на язык жестов. Из этого Матлин с большим усилием извлек еще один вопрос: почему он, не умея разбираться в звездных картах, позволил себе остаться безо всяких опознавательных меток, которые у всех нормальных существ располагаются от локтей до запястья? Матлин почувствовал себя не то чтобы полным идиотом, а, можно сказать, диким бизоном, вырвавшимся из зоопарка и не имеющим никакого представления о правилах дорожного движения. Неужели "регулировщик" не знает, где находится зоопарк, и зачем ему нужно мучить животное своими никчемными расспросами? Но Серый замучился не меньше своего подопечного, а когда Матлин изобразил свое видение Галактики графическим способом, водя пальцами по планшету, и указал в нем расположение Солнечной системы в анфас и в профиль, Серый поник окончательно. Матлин и не предполагал, что гуманоид может выглядеть таким расстроенным. Все же они зафиксировали полученное изображение в маленькой рамке, не больше спичечного коробка, и Серый, провалившись в площадку, оставил его одного. Видимо, как показалось Матлину, отправился за консультацией у более грамотных коллег. Однако вернулся ни с чем и с большим усилием сообщил, что ничего подобного нет нигде... Даже представить себе невозможно, как такое можно искать. Если Матлин действительно уверен в существовании спиралевидной галактики, ему следует грамотно строить схему-маршрут из того места, где он находится, или из какого-то другого легко определяемого места. Матлин немедленно соврал, что прекрасно отдает себе отчет во всем происходящем, очень сожалеет о причиненном беспокойстве и единственное, на что может рассчитывать, это на совет серого гуманоида: как быть? Кого просить о помощи? Может, он знает место, где учат строить звездные карты? Может, он знает того, кто может знать, где находится его Земля? Может быть он, в конце концов, лучше знает, как поступить в этой ситуации? А если вдруг ему выделят транспорт, он с благодарностью покинет эту гостеприимную лечебницу. Восприняв эту тираду, Серый поглядел на Матлина как на окончательно умалишенного и ничего не ответил.
Глава 2
На вторые сутки полета Матлин завершил обход корабля и обнаружил, что здесь он совершенно один. Другой причиной его беспокойства было полное неведение относительно того, куда и зачем он движется и скоро ли достигнет цели. Следующей причиной, самой, казалось бы, незначительной, было отсутствие на корабле пульта управления. Конечно, будь пульт на месте, Матлин вряд ли бы рискнул им воспользоваться, но отсутствие пульта управления на настоящем космическом летательном аппарате - это уже не лезло ни в какие ворота. Не говоря уж о таких элементарных вещах как иллюминатор. Любоваться окрестностями было возможно из самого "ядра" корабля, где находился затемненный холл с куполообразной панорамой, больше похожий на смотровую площадку. Отсюда Матлин наблюдал свое отплытие в открытый космос. То, что выпустило его из своих недр, было похоже на ярко-бурую планету, испещренную шахтами, будто норами, вырытыми гигантским животным. Никаких признаков цивилизации на поверхности планеты не наблюдалось; она обволакивалась несколькими слоями густого грязно-оранжевого тумана. Преодолев эти слои, Матлин успел лишь заметить издалека едва различимое, только начавшее прорисовываться, закругление космического тела в месиве желтовато-пенистых протуберанцев и в ослепительно ярких лучах выходящего из-за нее светила. Но, не успел он в очередной раз ослепнуть от непривычного света, как панорама почернела и изобразила обычный пейзаж из дальних скоплений звезд, медленно движущихся навстречу. Это нагнетало неприятное ощущение беспомощности, полной неизвестности и заставляло Матлина сделать хоть что-нибудь, чтобы ощутить в себе присутствие жизни; хотя бы осмотреть корабль.
Меньше всего на свете эта штуковина была похожа на космический корабль. По форме она скорее походила на шар, сплюснутый с полюсов. Абсолютно герметичный, без какого-либо намека на входную дверь или хотя бы на шов от нее. Каким образом Матлин оказался внутри - для него самого осталось загадкой. Под внешней оболочкой корабля находилось залоподобное пространство без единой подпорки: шар, заключенный в шаре радиусом порядка ста метров, с гравитацией, аккуратно направленной к центру шара из любой точки, с уже знакомыми лифтовыми площадками на разметке пола. В таком пространстве можно было бы безопасно учиться водить машину: как ни разгонись - врезаться некуда. Этот идеальный "шаровой автодром" здесь служил банальным коммуникационным коридором, верхней палубой (внешней палубой). Если уметь правильно пользоваться разметкой пола, из него можно было попасть в любой отсек корабля. Матлин от скуки мог бы нарисовать несколько внутренних планов, так... для себя, на память. Но таких элементарных вещей как бумага с карандашом здесь тоже не нашлось. Ему оказались доступны практически все отсеки, за исключением сферы двухметровой толщины, которая опоясывала центральный "смотровой" холл: никаких входов в нее не было, а в холл вела особая площадка, не отмеченная на внешней разметочной панели. Размеры сферического пояса Матлин определил лишь приблизительно, путем математических вычислений, однако далеко не каждая вещь на корабле идеально просчитывалась таким образом. Между центральным холлом и внешней палубой находилось несколько помещений. В одном из них Матлин обнаружил остатки грунта, похожего на серую глину, в другом несколько приспособлений с длинными шнурами и неприятным кисловатым запахом, назначение которых осталось для него загадкой. В помещении рядом была обнаружена разобранная деталь машины, в которой при большой фантазии можно было узнать фрагмент миниатюрного летательного аппарата. Матлин еще раз не поверил своим глазам: эта штука вместо проводов и микросхем была начинена сплетениями лучей разного цвета, яркости и калибра, которые взаимодействовали, реагировали друг на друга, имели свои траектории и частоту мерцания. Матлин, ради эксперимента, бросил туда кусочек серой глины - лучевая конструкция перестроилась в один миг, а под кусочком глины образовалось фиолетовое свечение. Он даже нагнулся поближе, чтобы внимательней рассмотреть: свечение, набирая яркость, сжималось кольцом под глиняный комок, яростно пульсировало и, в конце концов, пульнуло им под глаз экспериментатору. После чего моментально рассосалось, а фингал под глазом светился еще неделю. Больше всего, однако, Матлину пришлись по душе бытовые приспособления, особенно так называемая душевая, в которой использовался пар любой температуры: от кипятка до "зимней проруби"; а также кровать, точнее спальник, который принимал форму тела под каждую косточку, под каждую мышцу организма и сам принимал решение о режимах упругости и температуры. Единственное, что могло испортить ему комфорт, полное отсутствие приспособлений для бритья. Борода не соответствовала его имиджу, но дело шло к тому...
Эйфория продолжалась не больше двух дней. Прошла неделя. Оптимизм Матлина стремительно убывал, - никаких изменений на корабле не происходило, ничто не обещало скорого прибытия. Полет был исключительно стабилен, без особого разнообразия панорамы. Однако Матлин лишился сна и покоя. Следующая неделя прошла в состоянии легкого стресса, который сменился в свою очередь приступами истерик и апатии. Через месяц он понял, что происходит что-то не то... Внутреннее оборудование корабля стало реагировать на вспышки его отчаяния: лифтовые площадки застревали на половине дороги и продолжали движение только после окончания приступа. Освещенные отсеки меняли яркость, внешняя панорама дрожала, а через некоторое время вовсе остановилась, что привело его к окончательному расстройству. Сколько лет он мог проторчать один в открытом космосе? Запасы продовольствия вполне позволяли дожить до глубокой старости. Он уже смотреть не мог на "пищевые брикеты" и давно позабыл, что такое аппетит, наедаясь на целый день одним ломтиком величиной с пятак. Наевшись, он спускался в холл и по несколько часов таращился на панораму в надежде уловить хоть малейшую сдвижку. Корабль будто прирос к пустоте. Матлин вспомнил, как перед началом этого изнурительного полета Серый активно размахивал руками и "бурчал утробой", очевидно, объясняя ему как себя вести на всякий непредвиденный случай. Но Матлин был так счастлив, убраться оттуда, что даже не старался вникнуть в смысл этого бурчания. Для него во сто раз важнее было последнее, с трудом воспринятое им изречение, что внутри корабля опасности не существует, можно все. Остальное воспринималось с непривычки тяжело. Ему так хотелось домой, что жалко было тратить временя на то, чтобы понять, куда его несет, почему он оказался один в этом летающем склепе? Он еще не один раз обыскивал корабль на предмет связи или чего-нибудь похожего на нее. Даже залез в грузовой отсек, в надежде, что на обломках летательного аппарата сохранился аварийный "SOS", но ничего похожего не нашел, а при попытке сунуть палец в лучевую систему получил такую затрещину, что весь день не вылезал из спальника, делая холодные примочки к распухшей руке. Однако это новое впечатление слегка отвлекло его. Когда боль утихла, он даже уснул и проспал неизвестно сколько. Может быть, сутки, может быть больше, - во времени он ориентировался только по наручным часам. Сон прервался стойким ощущением беспокойства: это было похоже на навязчивую идею, манию преследования, на все что угодно, - будто наружная оболочка корабля охвачена огнем, который вот-вот прорвется внутрь. Что-то изменилось вокруг. Посадка ли это или неожиданные неприятности?
Матлин с замиранием сердца поднялся на внешнюю палубу - с потолка обугленных головешек не летело. Он аккуратно прошелся по отсекам и ступил на площадку в смотровой холл. Там-то его и ожидало зрелище, которое заставило усомниться в реальности происходящего и на всякий случай иметь в виду, что пробуждение от сна возможно в любой момент. Посреди холла стояли два вполне человекоподобных существа. Один из них, молодой и черноволосый, очень смахивал на латиноамериканца, а другой, скорее всего, приходился ему престарелым родственником. - Люди! - заорал Матлин и сам чуть было не оглох от крика. Пришельцы вздрогнули. - Люди, - повторил он тише, - наконец-то! Панорама отсутствовала. Холл был ярко освещен сверху вниз всей плоскостью купола. Молодой "латиноамериканец" улыбнулся ему ослепительной белозубой улыбкой и подошел ближе. - Ну надо же... - пробормотал он, осматривая Матлина снизу доверху, - ты здесь откуда взялся? "Русский, - подумал Матлин, - либо галлюцинация русскоговорящего гуманоида, что более вероятно". Он сделал попытку взять себя в руки, точнее, устоять на ногах. Этого быть не может, а если все-таки есть, то здесь что-то не так. И здоровый сон, безусловно, лучше, чем нездоровые галлюцинации. Поэтому самое разумное, что он может предпринять в данной ситуации, - это пойти и лечь спать. Но "латиноамериканец" наступил ногой на край площадки. - Куда это ты снарядился, если не секрет? - На Землю, - отрапортовал Матлин, вытянувшись по стойке "смирно", будто на Земле его ожидало дежурство в почетном карауле. - А откуда, если не секрет? - поинтересовался пришелец. - Я не понял... - Как выглядит то, чего ты не понял? Матлин только успел представить себе картину, которую ему следовало описать, как "латин" уже замахал руками: - Ладно, ладно, не тряси языком! Откуда же ты можешь тащиться, если не из транспортного парка, лучше расскажи, что там у тебя за "земля"? - Та же, что и у тебя, я полагаю. Или ты хочешь сказать, что их несколько? "Латин" сел по-турецки и забарабанил ладонями по полу чечетку. Матлин, за то недолгое время, что он общался с гуманоидами, так и не научился различать, где они придуриваются, а где поступают осмысленно, поэтому не был уверен, что из-под рук "латина" сейчас не выплывет какая-нибудь панель управления. Но ничего не выплыло. Было похоже, что "латин" осуществляет в своей голове сложную мыслительную операцию и активно помогает себе руками. Вскоре он подскочил и втолкнул Матлина в кресло. - Я знаю, что тебе надо! Кресло, в котором Матлин провел почти месяц, ни разу не проявившее даже намека на агрессивность, вдруг сцапало его за все суставы и зафиксировало голову. На кисти рук наехали жесткие рукава и будто приварились к коже. С ногами также происходило что-то странное, но Матлин не мог пошевелиться, чтобы посмотреть, целы ли они еще. Голова оказалась "прихвачена" намертво, было ощущение, что по всему телу гуляют электрические заряды. "Гады, - думал Матлин, - если вы все задались целью со мной покончить, почему не сделать это сразу и сообща?" Физиономия "латина" выкроила сочувственную гримасу, а кресло слегка развернулось, накренилось вперед и из пола рванулся двухметровый столб белого света. - Ты представляешь себе, как обращаться с информатекой? - Я инженер, - выдавил из себя Матлин. - Смотри, инженер, эта машина, кажется, не против с тобой поработать. Матлин, наконец, освободил голову и хорошенько потряс ею, чтобы убедиться, что в ней все на месте. Затем освободил конечности, и кресло вернулось в свою прежнюю форму. - Займись-ка делом, задай ему пару вопросов. Но учти, на его вопросы ты ни в коем случае не должен отвечать, особенно, если он покажет сигнал "навигатор". - "Латин" начертил пальцем в контуре светового столба знак и улыбнулся. - Если, конечно, хочешь долететь живым... Столб света сжался в куб и приблизился к Матлину на расстояние вытянутой руки - в нем мутно прорисовался монитор компьютера неестественно больших размеров, от которого отделилась клавиатура и зависла над коленями. По мере приближения, контуры этих шизофренических голограмм становились все более четкими, приобретая натуральные размеры; вскоре Матлин усомнился в том, что это всего лишь проекция воображения и ткнул пальцем в клавиатуру. Палец прошел насквозь, но экран зарябило. Из ряби выстроился ряд бессмысленных буквосочетаний четким латинским шрифтом. Он еще раз коснулся клавиатуры. Комбинация букв изменилась, но смысла от этого не прибавилось и впредь, сколько раз он ни пытался повторить этот прием, происходило одно и то же с завидным упрямством, будто здешняя информатека ни на что другое не была способна.
Матлин сосредоточился и попытался применить предметный метод мышления Серого гуманоида. Машина на галлюцинации не поддалась, однако видения начались у самого Матлина: символы, графики, звуки, буквы всех когда-либо знакомых ему алфавитов. Он потерял чувство времени, он не способен был членораздельно произнести элементарной фразы, пот стекал с него ручьями, а тело колотил озноб. Такого сильного интеллектуального напряжения он не мог себе представить, даже когда решал самые трудные головоломки. Но что-то подсказало ему, что от этой "головоломки" зависит нечто большее, чем авторитет у соседа по парте. Через час, откинувшись в кресле, мокрый и изможденный, Матлин подозвал к себе "латина": - Твоя информатека говорит о каком-то языке Ареала, что нет языка общения, но совместимость есть, и она готова работать. - Оно и так видно, что нет языка, - ухмыльнулся "латин", - но если она готова работать - попробуй, это твой шанс. - Я не смогу "работать" под таким... напряжением... - выжал он из себя и почувствовал, что теряет сознание. - Перегрелся, инженер, - это была последняя услышанная им фраза "латина". Очнулся он уже совершенно один, как прежде, посреди открытого космоса и наверняка все происшедшее показалось бы ему странным сном, если бы напротив не остался висеть световой куб с размазанными во все стороны очертаниями компьютерного монитора. "Вот и все, - подумал про себя Матлин, - кажется, я прилетел... кажется, это конец".
УЧЕБНИК
ВВЕДЕНИЕ В МЕТАКОСМОЛОГИЮ
Шкала Дуйля.
Всем желающим изучать основы метакосмологии, рекомендуется иметь представление о шкале Дуйля - это одна из немногих систем, пригодная к усвоению без каких-либо предварительных разъяснений. Шкалу иногда называют "схемой цивилизаций". Прежде всего, "цивилизация" по Дуйлю - это обобщающий термин существования от планетарного состояния до Ареала, без учета различия культур, методов и направлений прогресса, если, разумеется, таковой присутствует. Шкала мною сильно упрощена и сокращена в объеме, но, представив ее даже в таком виде, я смогу использовать самые элементарно необходимые термины, такие как "Ареал", "фактура", "КМ", "БКМ", "Е-инфополе", "И-инфополе" и т.д. И впредь, если объяснение каких-либо терминов отсутствует в тексте, оно обязательно встретится в учебнике. Сам автор шкалы, известный Ареалу под именем Дуйль, посвятил себя изучению прогрессирующих цивилизаций. Судьбу его, без сомнения, можно было бы назвать трагически-противоречивой. В Ареале она ни за что не стала бы чем-то примечательным, если б не один нюанс, касающийся его исчезновения. Но обо всем по порядку. Длительное время, занимаясь исследованиями в области фактурной инфоэнергетики, Дуйль провел в добровольном заключении в одной из цивилизаций 3-й фактуры. Целью его было накопление авторского материала, касающегося форм "психоэтического восприятия фактуриалами технических информационных парадоксов". Дуйль имел изначальное намерение синтезировать полученный материал, вернуться и продолжить работу в приличных условиях, но поступил, что называется, с точностью до наоборот. За время своего пребывания в цивилизации, скажем, "Х", он составил ознакомительное описание всех известных ему и неизвестных иксовитянам наук Ареала, включая технические описания энергетических конструкций и принципов построения летательных аппаратов; некоторые сведения о навигационных зонах и астрофизических процессах ареала; наиболее характерные гуманитарные тупики, от которых хотел бы предостеречь цивилизацию "Х", а также спрогнозировал направления мутаций на такой срок, когда все его записи должны были от старости естественным образом рассыпаться в порошок и смешаться с грунтом. Вероятно, именно это впоследствии и произошло с оригиналами трактата, который был записан на магнитных платах из весьма недолговечного материала. Оставив в наследство иксовитянам свой "Информационный трактат", - именно так это было озаглавлено, Дуйль загадочно и бесследно исчез. По какой причине, и каким образом ему удалось это сделать, собственно, и является загадкой. В Ареале не так-то просто бесследно исчезнуть. В цивилизации "Х" трактат не имел большого числа сторонников и последователей. Возможно, из-за неудачной адаптации на непригодный для этого язык; возможно, из-за сухости и усложненности описаний. Но некоторые прогрессивные ученые-иксовитяне "эпохи Дуйля" слегка переболели его "технической фантасмагорией", став отчасти посмешищем для своих консервативно мыслящих коллег. Следом произошло еще одно необъяснимое событие: после исчезновения Дуйля трактат, со всеми снятыми с него копиями, также внезапно исчез и был забыт на несколько веков. Цивилизация "Х" со временем вошла в Ареал и успешно существовала, когда древняя копия "Информационного трактата Дуйля" была найдена под обломками одного из архивов на давно уже "мертвой" планете, давшей начало этой цивилизации. Копия находилась на 12-метровой глубине, герметично закрытая в конструкции архива и зажатая в пластах грунта в результате древних тектонических перемещений. Любая экспертиза подтверждала ее историческую подлинность, несмотря на то, что хранение информации в таком виде и такой срок представлялось невероятным. Это событие произвело сильное впечатление на потомков иксовитян. Некоторые патриоты из их числа попытались сочинить легенду о своем гениальном соплеменнике-провидце. В Ареале же, имевшем свое представление о темном прошлом бедняги Дуйля, легенда не прижилась, и патриоты "Х" собственно не настаивали на своей патриотической точке зрения. Легенда осталась легендой и как всякая легенда представляла затруднение для познания истины. Поэтому та же самая шкала Дуйля в разных источниках может именоваться по-разному. Но факт остается фактом: это и по сей день чуть ли не единственная удачная фактурная адаптация подобных схем.
ФАНТАСТИЧЕСКИЕ ТЕТРАДИ
"Не знаю, что он здесь написал, но все написанное - чистейшая правда, потому что свидетелей этому нет..." - возможно, только эти слова Лоина Гренса способны по-настоящему оправдать описанные события, которые начинаются в наше время, но не заканчиваются даже в далеком будущем. Не знаю, что за науки здесь описаны... Они не имеют ничего общего ни эзотерикой, ни с наукой хотя бы потому, что автор не относится к посвященным и не обременяет себя ни единым научным доказательством. Дело отнюдь не в пренебрежении к истине, а в том, что научных исследований в этой области нет. А если есть, то это - лженаука. Так как повествование базируется исключительно на слепом доверии к непроверенным источникам, то и существовать оно может лишь в фантастическом жанре, провокационном, антинаучном поиске здравого смысла в мире беспросветного хаоса.
Первая тетрадь:
ЧЕЛОВЕК С ЧЕРНОЙ ЗВЕЗДОЙ ЗА ПЛЕЧАМИ
(из мемуаров Феликса Матлина.
Никаких следов пребывания на Земле человека с таким именем и описанным прошлым не обнаружено после 1989 года).
Глава 1
Тот, кто не оставил в твоей памяти ни облика, ни имени своего, имел достаточно причин, чтоб никогда не вернуться. У Матлина не осталось ничего, кроме невыносимой головной боли, которая парализовала его способности воспринимать окружающий мир. Будто содержимое черепной коробки пыталось пробить себе жерло для извержения серо-белого вещества. Чем больше он старался связать воедино мутные обрывки воспоминаний, тем больнее ощущались толчки раскаленной "магмы", бурлившей в его недрах. Может, оттого ему стало легче, что боль окончательно разъела память, а может оттого, что он потерял способность воспринимать саму боль. "Я человек или рыба? Или птица? - спрашивал он себя. - Или червяк, нарезанный мелкими ломтиками, и если пошевелиться, они рассыплются, а слепая голова укатится прочь?" Первые минуты без боли показались ему самым сильным наслаждением, на которое способен человеческий организм. Он ощущал под собой холодную гладкую поверхность; испарину и сердцебиение, сотрясающее тело. Чьи-то осторожные пальцы щупали его запястья, плечи - это казалось ему естественным. Он вышел из тяжелейшей комы, надо позволить врачам сделать все, принять лекарства из этих чудесных рук и спать, спать, спать. Но "пальцы" поползли вверх по бедренной кости и тщательно ощупали кости таза. "Что это, - испугался Матлин, - неужто от меня остался один скелет?" "Пальцы" прошлись по позвонкам, протиснулись между ребер и коснулись бьющегося сердца, от этого оно забилось еще сильнее. Но боли не было, да и вряд ли она могла бы сравниться с той, которую ему уже довелось пережить. Он приоткрыл глаза и обнаружил, что лежит на полу в полумраке пустого зала, ни высоты, ни ширины которого определить было невозможно - его едва прорезавшееся зрение еще не работало на такие расстояния. Но того, кто склонился над ним, он увидел вполне отчетливо: то был самый безумный кошмар, извергнутый из глубины его детских воспоминаний - лысая голова с безобразно серым цветом кожи, в точности такую он видел один раз на похоронах утопленника. Существо сверкнуло ядовито-желтым взглядом и испустило звук, похожий на глубокий вдох с утробным клокотанием: то ли его тошнило от Матлина, то ли его речевой аппарат находился где-то на уровне желудка. Существо отпустило его внутренности и распрямилось во весь двухметровый рост. Оно было одето в черный тяжелый балахон из пористой ткани. Рука его по локоть была закрыта перчаткой, пальцы которой продолжались едва различимыми для глаз "щупальцами", похожими на сплетение плазматических кровеносных сосудов, медленно уползающих обратно в перчатку. Серое существо поправило полы своего балахона и издало еще один звук, более утробный и продолжительный. Матлин закрыл глаза: на этот раз он очнулся не в самом удачном месте и не в самой подходящей компании. Возможно, он предпочел бы вернуться в свою головную боль, будь у него хоть немного уверенности, что в следующий раз ему повезет больше.
Серый освободил от перчатки кисть руки и постучал Матлина по голове указательным пальцем. Между складкой его рукава и налокотником пробивался сильный фиолетовый луч, который чуть не ослепил Матлина при попытке снова открыть глаза. Серый настоятельно требовал подняться и следовать за ним, но куда и зачем - не объяснял. Даже не пытался объяснить, почему он не хочет оставить в покое несчастное создание, хотя бы дать поспать пару часов на этом холодном полу измученному головной болью, полусонному существу. В своем местонахождении Матлин сориентировался самостоятельно, но далеко не сразу. Он, вслед за Серым, преодолел добрый километр по темному залу, наблюдая впереди себя яркую полосу, указывающую направление. Он видел дорожку, обозначенную полосой, спину своего поводыря. Больше всего на свете он боялся упасть, и эта мысль отвлекла от лишних вопросов. Движение в неизвестном и неуютном пространстве требовало много сил. Матлин быстро устал и волочился бог знает по какому наитию, с полузакрытыми глазами, перед которыми то и дело всплывало месиво разноцветных пятен. Эти пятна иногда неожиданно отскакивали от пола, и тогда он вынужден был обходить препятствие, ощупывая руками пустое пространство. Серый, заметив такое дело, остановился, помахал перед носом Матлина своим серым пальцем и посветил прямо в глазное яблоко острым фонариком. Матлин, к своему удивлению, не ослеп на один глаз, но впредь шел за своим проводником след в след, сквозь любые пятна, чтоб лишний раз не провоцировать его на изучение человеческого организма. Отдельные участки пола имели свойство опускаться и подниматься на другие этажи так быстро и безинерционно, что не требовалось даже замедлять шаг. Они миновали толстую галерею, в которой время от времени соблюдалась непривычно мощная гравитация, и каждый раз по-разному, потому что в любой момент можно было сильно ушибиться, упав на стену или, того хуже, на потолок. Следующая галерея представляла собой правильный шестигранник, и по какой из граней идти не имело значения. Матлину показалось, что вся эта конструкция предназначена совсем не для пеших прогулок. Тем не менее, на стыке двух галерей они повстречались с несколькими живыми существами, также не отвечавшими стандарту эстетического восприятия Матлина. Но в контакт не вступили. Матлин лишь заметил краем глаза, что существа вели себя довольно странно, исчезая, как привидения, в сплошной стене. Но Серый не позволил ему разглядеть это действие в деталях, - площадка вытолкнула их внутрь темной трубы, и через секунду интерьер поменялся на еще более фантастический.
Матлин имел некоторое представление о физике, поэтому с трудом поверил глазам: они находились на смотровой площадке в открытом космосе, с которой вверх, вниз и во все остальные стороны не было видно ничего, кроме бесконечной россыпи звезд. Все выглядело так, будто они находились внутри невидимой сферы, плавающей в пустоте. От неожиданности у Матлина закружилась голова, но звезды внезапно исчезли; Серый опустился на пол перед планшетом, разлинованным матовыми лучами и изобразил на нем замысловатый зигзаг. Звезды появились опять, опять исчезли. Пейзаж сменился несколько раз. - Земля, - сообразил Матлин. - Солнечная система, - Серый подозрительно молчал. - В спирали Галактики она где-то вот здесь вот... - не найдя ничего похожего в окружающем пейзаже, Матлин изобразил руками спиральные завихрения. Серое существо продолжало молчать, но звезды вокруг них дернулись и совершили перемещения, напоминающее движение рук Матлина. За следующие полминуты сменилось еще несколько картинок, в которых ни Солнечной системы, ни характерных спиральных закруглений различить было невозможно. Серый оставил планшет и, подойдя к Матлину, произнес несколько отрывистых звуков, от которых у Матлина все закрутилось в голове не хуже, чем галактическая спираль, он даже пошатнулся. Серый дождался, пока Матлин придет в себя, и произнес еще раз те же самые звуки. Головокружение повторилось с легким приступом тошноты и видениями, принявшими формы абстрактных графиков, стрелок, пунктиров. Серый повторил еще раз, но ничего не прояснилось, если не сказать, что запуталось еще больше и оформилось в совершенно неуместные образы: карандаши, линейки, карта, вырванная из учебника астрономии. Контуры этих предметов четко спроецировались на звездную панораму, - чернильница, разлитая на столе, компас в пенале, циркули... "Почему он не хочет отпускать меня? - Подумал Матлин. - Что ему от меня надо?" Образы его навязчивых галлюцинаций расплывались в уродливых очертаниях, Серый без конца повторял один и тот же набор звуков, наблюдая, как мимо него проплывают голограммы из матлинова школьного детства, пока в сознании Матлина не возник совершенно конкретный вопрос: "Каким способом вы строите звездные карты?", после которого видения в момент прекратились. - Никаким. Не умею. Я не специалист, - ответил он, а для убедительности еще замотал головой и замахал руками. Серый понял сразу, но большого удовлетворения от ответа не получил. Очевидно, он был более высокого мнения о своем клиенте. Матлину было предложено еще несколько образных головоломок, сопровождаемых хлопками по запястьям. Похоже, Серый, следуя его примеру, тоже перешел на язык жестов. Из этого Матлин с большим усилием извлек еще один вопрос: почему он, не умея разбираться в звездных картах, позволил себе остаться безо всяких опознавательных меток, которые у всех нормальных существ располагаются от локтей до запястья? Матлин почувствовал себя не то чтобы полным идиотом, а, можно сказать, диким бизоном, вырвавшимся из зоопарка и не имеющим никакого представления о правилах дорожного движения. Неужели "регулировщик" не знает, где находится зоопарк, и зачем ему нужно мучить животное своими никчемными расспросами? Но Серый замучился не меньше своего подопечного, а когда Матлин изобразил свое видение Галактики графическим способом, водя пальцами по планшету, и указал в нем расположение Солнечной системы в анфас и в профиль, Серый поник окончательно. Матлин и не предполагал, что гуманоид может выглядеть таким расстроенным. Все же они зафиксировали полученное изображение в маленькой рамке, не больше спичечного коробка, и Серый, провалившись в площадку, оставил его одного. Видимо, как показалось Матлину, отправился за консультацией у более грамотных коллег. Однако вернулся ни с чем и с большим усилием сообщил, что ничего подобного нет нигде... Даже представить себе невозможно, как такое можно искать. Если Матлин действительно уверен в существовании спиралевидной галактики, ему следует грамотно строить схему-маршрут из того места, где он находится, или из какого-то другого легко определяемого места. Матлин немедленно соврал, что прекрасно отдает себе отчет во всем происходящем, очень сожалеет о причиненном беспокойстве и единственное, на что может рассчитывать, это на совет серого гуманоида: как быть? Кого просить о помощи? Может, он знает место, где учат строить звездные карты? Может, он знает того, кто может знать, где находится его Земля? Может быть он, в конце концов, лучше знает, как поступить в этой ситуации? А если вдруг ему выделят транспорт, он с благодарностью покинет эту гостеприимную лечебницу. Восприняв эту тираду, Серый поглядел на Матлина как на окончательно умалишенного и ничего не ответил.
Глава 2
На вторые сутки полета Матлин завершил обход корабля и обнаружил, что здесь он совершенно один. Другой причиной его беспокойства было полное неведение относительно того, куда и зачем он движется и скоро ли достигнет цели. Следующей причиной, самой, казалось бы, незначительной, было отсутствие на корабле пульта управления. Конечно, будь пульт на месте, Матлин вряд ли бы рискнул им воспользоваться, но отсутствие пульта управления на настоящем космическом летательном аппарате - это уже не лезло ни в какие ворота. Не говоря уж о таких элементарных вещах как иллюминатор. Любоваться окрестностями было возможно из самого "ядра" корабля, где находился затемненный холл с куполообразной панорамой, больше похожий на смотровую площадку. Отсюда Матлин наблюдал свое отплытие в открытый космос. То, что выпустило его из своих недр, было похоже на ярко-бурую планету, испещренную шахтами, будто норами, вырытыми гигантским животным. Никаких признаков цивилизации на поверхности планеты не наблюдалось; она обволакивалась несколькими слоями густого грязно-оранжевого тумана. Преодолев эти слои, Матлин успел лишь заметить издалека едва различимое, только начавшее прорисовываться, закругление космического тела в месиве желтовато-пенистых протуберанцев и в ослепительно ярких лучах выходящего из-за нее светила. Но, не успел он в очередной раз ослепнуть от непривычного света, как панорама почернела и изобразила обычный пейзаж из дальних скоплений звезд, медленно движущихся навстречу. Это нагнетало неприятное ощущение беспомощности, полной неизвестности и заставляло Матлина сделать хоть что-нибудь, чтобы ощутить в себе присутствие жизни; хотя бы осмотреть корабль.
Меньше всего на свете эта штуковина была похожа на космический корабль. По форме она скорее походила на шар, сплюснутый с полюсов. Абсолютно герметичный, без какого-либо намека на входную дверь или хотя бы на шов от нее. Каким образом Матлин оказался внутри - для него самого осталось загадкой. Под внешней оболочкой корабля находилось залоподобное пространство без единой подпорки: шар, заключенный в шаре радиусом порядка ста метров, с гравитацией, аккуратно направленной к центру шара из любой точки, с уже знакомыми лифтовыми площадками на разметке пола. В таком пространстве можно было бы безопасно учиться водить машину: как ни разгонись - врезаться некуда. Этот идеальный "шаровой автодром" здесь служил банальным коммуникационным коридором, верхней палубой (внешней палубой). Если уметь правильно пользоваться разметкой пола, из него можно было попасть в любой отсек корабля. Матлин от скуки мог бы нарисовать несколько внутренних планов, так... для себя, на память. Но таких элементарных вещей как бумага с карандашом здесь тоже не нашлось. Ему оказались доступны практически все отсеки, за исключением сферы двухметровой толщины, которая опоясывала центральный "смотровой" холл: никаких входов в нее не было, а в холл вела особая площадка, не отмеченная на внешней разметочной панели. Размеры сферического пояса Матлин определил лишь приблизительно, путем математических вычислений, однако далеко не каждая вещь на корабле идеально просчитывалась таким образом. Между центральным холлом и внешней палубой находилось несколько помещений. В одном из них Матлин обнаружил остатки грунта, похожего на серую глину, в другом несколько приспособлений с длинными шнурами и неприятным кисловатым запахом, назначение которых осталось для него загадкой. В помещении рядом была обнаружена разобранная деталь машины, в которой при большой фантазии можно было узнать фрагмент миниатюрного летательного аппарата. Матлин еще раз не поверил своим глазам: эта штука вместо проводов и микросхем была начинена сплетениями лучей разного цвета, яркости и калибра, которые взаимодействовали, реагировали друг на друга, имели свои траектории и частоту мерцания. Матлин, ради эксперимента, бросил туда кусочек серой глины - лучевая конструкция перестроилась в один миг, а под кусочком глины образовалось фиолетовое свечение. Он даже нагнулся поближе, чтобы внимательней рассмотреть: свечение, набирая яркость, сжималось кольцом под глиняный комок, яростно пульсировало и, в конце концов, пульнуло им под глаз экспериментатору. После чего моментально рассосалось, а фингал под глазом светился еще неделю. Больше всего, однако, Матлину пришлись по душе бытовые приспособления, особенно так называемая душевая, в которой использовался пар любой температуры: от кипятка до "зимней проруби"; а также кровать, точнее спальник, который принимал форму тела под каждую косточку, под каждую мышцу организма и сам принимал решение о режимах упругости и температуры. Единственное, что могло испортить ему комфорт, полное отсутствие приспособлений для бритья. Борода не соответствовала его имиджу, но дело шло к тому...
Эйфория продолжалась не больше двух дней. Прошла неделя. Оптимизм Матлина стремительно убывал, - никаких изменений на корабле не происходило, ничто не обещало скорого прибытия. Полет был исключительно стабилен, без особого разнообразия панорамы. Однако Матлин лишился сна и покоя. Следующая неделя прошла в состоянии легкого стресса, который сменился в свою очередь приступами истерик и апатии. Через месяц он понял, что происходит что-то не то... Внутреннее оборудование корабля стало реагировать на вспышки его отчаяния: лифтовые площадки застревали на половине дороги и продолжали движение только после окончания приступа. Освещенные отсеки меняли яркость, внешняя панорама дрожала, а через некоторое время вовсе остановилась, что привело его к окончательному расстройству. Сколько лет он мог проторчать один в открытом космосе? Запасы продовольствия вполне позволяли дожить до глубокой старости. Он уже смотреть не мог на "пищевые брикеты" и давно позабыл, что такое аппетит, наедаясь на целый день одним ломтиком величиной с пятак. Наевшись, он спускался в холл и по несколько часов таращился на панораму в надежде уловить хоть малейшую сдвижку. Корабль будто прирос к пустоте. Матлин вспомнил, как перед началом этого изнурительного полета Серый активно размахивал руками и "бурчал утробой", очевидно, объясняя ему как себя вести на всякий непредвиденный случай. Но Матлин был так счастлив, убраться оттуда, что даже не старался вникнуть в смысл этого бурчания. Для него во сто раз важнее было последнее, с трудом воспринятое им изречение, что внутри корабля опасности не существует, можно все. Остальное воспринималось с непривычки тяжело. Ему так хотелось домой, что жалко было тратить временя на то, чтобы понять, куда его несет, почему он оказался один в этом летающем склепе? Он еще не один раз обыскивал корабль на предмет связи или чего-нибудь похожего на нее. Даже залез в грузовой отсек, в надежде, что на обломках летательного аппарата сохранился аварийный "SOS", но ничего похожего не нашел, а при попытке сунуть палец в лучевую систему получил такую затрещину, что весь день не вылезал из спальника, делая холодные примочки к распухшей руке. Однако это новое впечатление слегка отвлекло его. Когда боль утихла, он даже уснул и проспал неизвестно сколько. Может быть, сутки, может быть больше, - во времени он ориентировался только по наручным часам. Сон прервался стойким ощущением беспокойства: это было похоже на навязчивую идею, манию преследования, на все что угодно, - будто наружная оболочка корабля охвачена огнем, который вот-вот прорвется внутрь. Что-то изменилось вокруг. Посадка ли это или неожиданные неприятности?
Матлин с замиранием сердца поднялся на внешнюю палубу - с потолка обугленных головешек не летело. Он аккуратно прошелся по отсекам и ступил на площадку в смотровой холл. Там-то его и ожидало зрелище, которое заставило усомниться в реальности происходящего и на всякий случай иметь в виду, что пробуждение от сна возможно в любой момент. Посреди холла стояли два вполне человекоподобных существа. Один из них, молодой и черноволосый, очень смахивал на латиноамериканца, а другой, скорее всего, приходился ему престарелым родственником. - Люди! - заорал Матлин и сам чуть было не оглох от крика. Пришельцы вздрогнули. - Люди, - повторил он тише, - наконец-то! Панорама отсутствовала. Холл был ярко освещен сверху вниз всей плоскостью купола. Молодой "латиноамериканец" улыбнулся ему ослепительной белозубой улыбкой и подошел ближе. - Ну надо же... - пробормотал он, осматривая Матлина снизу доверху, - ты здесь откуда взялся? "Русский, - подумал Матлин, - либо галлюцинация русскоговорящего гуманоида, что более вероятно". Он сделал попытку взять себя в руки, точнее, устоять на ногах. Этого быть не может, а если все-таки есть, то здесь что-то не так. И здоровый сон, безусловно, лучше, чем нездоровые галлюцинации. Поэтому самое разумное, что он может предпринять в данной ситуации, - это пойти и лечь спать. Но "латиноамериканец" наступил ногой на край площадки. - Куда это ты снарядился, если не секрет? - На Землю, - отрапортовал Матлин, вытянувшись по стойке "смирно", будто на Земле его ожидало дежурство в почетном карауле. - А откуда, если не секрет? - поинтересовался пришелец. - Я не понял... - Как выглядит то, чего ты не понял? Матлин только успел представить себе картину, которую ему следовало описать, как "латин" уже замахал руками: - Ладно, ладно, не тряси языком! Откуда же ты можешь тащиться, если не из транспортного парка, лучше расскажи, что там у тебя за "земля"? - Та же, что и у тебя, я полагаю. Или ты хочешь сказать, что их несколько? "Латин" сел по-турецки и забарабанил ладонями по полу чечетку. Матлин, за то недолгое время, что он общался с гуманоидами, так и не научился различать, где они придуриваются, а где поступают осмысленно, поэтому не был уверен, что из-под рук "латина" сейчас не выплывет какая-нибудь панель управления. Но ничего не выплыло. Было похоже, что "латин" осуществляет в своей голове сложную мыслительную операцию и активно помогает себе руками. Вскоре он подскочил и втолкнул Матлина в кресло. - Я знаю, что тебе надо! Кресло, в котором Матлин провел почти месяц, ни разу не проявившее даже намека на агрессивность, вдруг сцапало его за все суставы и зафиксировало голову. На кисти рук наехали жесткие рукава и будто приварились к коже. С ногами также происходило что-то странное, но Матлин не мог пошевелиться, чтобы посмотреть, целы ли они еще. Голова оказалась "прихвачена" намертво, было ощущение, что по всему телу гуляют электрические заряды. "Гады, - думал Матлин, - если вы все задались целью со мной покончить, почему не сделать это сразу и сообща?" Физиономия "латина" выкроила сочувственную гримасу, а кресло слегка развернулось, накренилось вперед и из пола рванулся двухметровый столб белого света. - Ты представляешь себе, как обращаться с информатекой? - Я инженер, - выдавил из себя Матлин. - Смотри, инженер, эта машина, кажется, не против с тобой поработать. Матлин, наконец, освободил голову и хорошенько потряс ею, чтобы убедиться, что в ней все на месте. Затем освободил конечности, и кресло вернулось в свою прежнюю форму. - Займись-ка делом, задай ему пару вопросов. Но учти, на его вопросы ты ни в коем случае не должен отвечать, особенно, если он покажет сигнал "навигатор". - "Латин" начертил пальцем в контуре светового столба знак и улыбнулся. - Если, конечно, хочешь долететь живым... Столб света сжался в куб и приблизился к Матлину на расстояние вытянутой руки - в нем мутно прорисовался монитор компьютера неестественно больших размеров, от которого отделилась клавиатура и зависла над коленями. По мере приближения, контуры этих шизофренических голограмм становились все более четкими, приобретая натуральные размеры; вскоре Матлин усомнился в том, что это всего лишь проекция воображения и ткнул пальцем в клавиатуру. Палец прошел насквозь, но экран зарябило. Из ряби выстроился ряд бессмысленных буквосочетаний четким латинским шрифтом. Он еще раз коснулся клавиатуры. Комбинация букв изменилась, но смысла от этого не прибавилось и впредь, сколько раз он ни пытался повторить этот прием, происходило одно и то же с завидным упрямством, будто здешняя информатека ни на что другое не была способна.
Матлин сосредоточился и попытался применить предметный метод мышления Серого гуманоида. Машина на галлюцинации не поддалась, однако видения начались у самого Матлина: символы, графики, звуки, буквы всех когда-либо знакомых ему алфавитов. Он потерял чувство времени, он не способен был членораздельно произнести элементарной фразы, пот стекал с него ручьями, а тело колотил озноб. Такого сильного интеллектуального напряжения он не мог себе представить, даже когда решал самые трудные головоломки. Но что-то подсказало ему, что от этой "головоломки" зависит нечто большее, чем авторитет у соседа по парте. Через час, откинувшись в кресле, мокрый и изможденный, Матлин подозвал к себе "латина": - Твоя информатека говорит о каком-то языке Ареала, что нет языка общения, но совместимость есть, и она готова работать. - Оно и так видно, что нет языка, - ухмыльнулся "латин", - но если она готова работать - попробуй, это твой шанс. - Я не смогу "работать" под таким... напряжением... - выжал он из себя и почувствовал, что теряет сознание. - Перегрелся, инженер, - это была последняя услышанная им фраза "латина". Очнулся он уже совершенно один, как прежде, посреди открытого космоса и наверняка все происшедшее показалось бы ему странным сном, если бы напротив не остался висеть световой куб с размазанными во все стороны очертаниями компьютерного монитора. "Вот и все, - подумал про себя Матлин, - кажется, я прилетел... кажется, это конец".
УЧЕБНИК
ВВЕДЕНИЕ В МЕТАКОСМОЛОГИЮ
Шкала Дуйля.
Всем желающим изучать основы метакосмологии, рекомендуется иметь представление о шкале Дуйля - это одна из немногих систем, пригодная к усвоению без каких-либо предварительных разъяснений. Шкалу иногда называют "схемой цивилизаций". Прежде всего, "цивилизация" по Дуйлю - это обобщающий термин существования от планетарного состояния до Ареала, без учета различия культур, методов и направлений прогресса, если, разумеется, таковой присутствует. Шкала мною сильно упрощена и сокращена в объеме, но, представив ее даже в таком виде, я смогу использовать самые элементарно необходимые термины, такие как "Ареал", "фактура", "КМ", "БКМ", "Е-инфополе", "И-инфополе" и т.д. И впредь, если объяснение каких-либо терминов отсутствует в тексте, оно обязательно встретится в учебнике. Сам автор шкалы, известный Ареалу под именем Дуйль, посвятил себя изучению прогрессирующих цивилизаций. Судьбу его, без сомнения, можно было бы назвать трагически-противоречивой. В Ареале она ни за что не стала бы чем-то примечательным, если б не один нюанс, касающийся его исчезновения. Но обо всем по порядку. Длительное время, занимаясь исследованиями в области фактурной инфоэнергетики, Дуйль провел в добровольном заключении в одной из цивилизаций 3-й фактуры. Целью его было накопление авторского материала, касающегося форм "психоэтического восприятия фактуриалами технических информационных парадоксов". Дуйль имел изначальное намерение синтезировать полученный материал, вернуться и продолжить работу в приличных условиях, но поступил, что называется, с точностью до наоборот. За время своего пребывания в цивилизации, скажем, "Х", он составил ознакомительное описание всех известных ему и неизвестных иксовитянам наук Ареала, включая технические описания энергетических конструкций и принципов построения летательных аппаратов; некоторые сведения о навигационных зонах и астрофизических процессах ареала; наиболее характерные гуманитарные тупики, от которых хотел бы предостеречь цивилизацию "Х", а также спрогнозировал направления мутаций на такой срок, когда все его записи должны были от старости естественным образом рассыпаться в порошок и смешаться с грунтом. Вероятно, именно это впоследствии и произошло с оригиналами трактата, который был записан на магнитных платах из весьма недолговечного материала. Оставив в наследство иксовитянам свой "Информационный трактат", - именно так это было озаглавлено, Дуйль загадочно и бесследно исчез. По какой причине, и каким образом ему удалось это сделать, собственно, и является загадкой. В Ареале не так-то просто бесследно исчезнуть. В цивилизации "Х" трактат не имел большого числа сторонников и последователей. Возможно, из-за неудачной адаптации на непригодный для этого язык; возможно, из-за сухости и усложненности описаний. Но некоторые прогрессивные ученые-иксовитяне "эпохи Дуйля" слегка переболели его "технической фантасмагорией", став отчасти посмешищем для своих консервативно мыслящих коллег. Следом произошло еще одно необъяснимое событие: после исчезновения Дуйля трактат, со всеми снятыми с него копиями, также внезапно исчез и был забыт на несколько веков. Цивилизация "Х" со временем вошла в Ареал и успешно существовала, когда древняя копия "Информационного трактата Дуйля" была найдена под обломками одного из архивов на давно уже "мертвой" планете, давшей начало этой цивилизации. Копия находилась на 12-метровой глубине, герметично закрытая в конструкции архива и зажатая в пластах грунта в результате древних тектонических перемещений. Любая экспертиза подтверждала ее историческую подлинность, несмотря на то, что хранение информации в таком виде и такой срок представлялось невероятным. Это событие произвело сильное впечатление на потомков иксовитян. Некоторые патриоты из их числа попытались сочинить легенду о своем гениальном соплеменнике-провидце. В Ареале же, имевшем свое представление о темном прошлом бедняги Дуйля, легенда не прижилась, и патриоты "Х" собственно не настаивали на своей патриотической точке зрения. Легенда осталась легендой и как всякая легенда представляла затруднение для познания истины. Поэтому та же самая шкала Дуйля в разных источниках может именоваться по-разному. Но факт остается фактом: это и по сей день чуть ли не единственная удачная фактурная адаптация подобных схем.