— Сомневаюсь, чтобы в Карневале набралась сотня таких.
   — Тогда бери и женщин. Они тоже подойдут. В некоторых отношениях даже лучше.
   Рубель кивнул.
   — Еще одно. Убийцы в основном действуют через тебя, Рубель. Ты их агент.
   Рубель улыбнулся змеиной улыбкой, которую Вэйлок проигнорировал.
   — Возможно, ты знаешь и других информаторов. Предупреждаю: полная тайна. Никакой утечки информации. Ты отвечаешь за это. Понял?
   — Абсолютно.
   — Прекрасно. На следующую нашу встречу я принесу деньги.
   Зазвонил телефон. Рубель искоса взглянул на Вэйлока, ответил. Голос говорил на сленге, не понятном для непосвященных.
   Рубель повернулся к Вэйлоку.
   — Убийцы хотят Карлеона.
   — Скажи им, что Карлеон мертв.

 
   Эту новость передали Джарвису. Он действовал решительно:
   — Пошлите Специальный отряд в Карневаль. Приказ — найти Гэвина Вэйлока и схватить его.
   Прошло два часа и отряд вернулся ни с чем.
   — Он ускользнул.
   Джарвис сидел в кресле, глядя на черные крыши города.
   — Мы найдем его… Жаль, что нельзя использовать телевекцию… Они связывают нам руки!
   Он встал и отдал сотню приказов…


18


   Общество Амарантов собралось на свой 229 конклав. Каждый член Общества сидел в комнате своего дома перед большой стеной, сделанной из десяти тысяч плиток. На каждой плитке-экране виднелось лицо амаранта и лампочка, отражающая его мнение по какому-либо вопросу. Если лампочка светилась красным светом, это означало крайнее неодобрение. Оранжевым — просто неодобрение, желтым — нейтральное отношение, зеленым — одобрение и голубым — полное одобрение.
   В центре мозаики было смонтировано устройство, которое обсчитывало все данные, и его специальный индикатор отсвечивал мнение большинства, так сказать, обобщенное мнение общества, групповое решение.
   Сегодня вечером на конклав собралось девяносто два процента всех его членов.
   После официальной церемонии открытия Роланд Зигмонт занял экран оратора.
   — Я не буду терять время на вступление. Мы сегодня встретились, чтобы обсудить дело, которое каждый из нас старался не замечать: насильственное уничтожение амарантов.
   Мы игнорировали эту проблему до сих пор из ложного стыда и не считали ее серьезной. Действительно, в противном случае — зачем нужны были бы наши суррогаты?
   Сейчас мы должны выступить за свои принципы: посягательство на жизнь есть крайнее зло, и мы должны бороться с любым проявлением этого.
   Вы удивляетесь, почему этот вопрос поднялся только сейчас. Основная причина — это продолжающаяся серия уничтожений. Последнее — это Анастазия де Фанкур. Ее убийца покончил с собой, и пока среди нас не появились ни новая Анастазия, ни новый Абель.
   Но главное — это Гэвин Вэйлок, известный нам как Грэйвен Варлок.
   Я передаю слово Джакинт Мартин, которая занималась этим делом.
   Лицо Джакинт появилось на центральном экране. Глаза ее расширились и сияли странным блеском. Видимо, она была перевозбуждена и напряжена.
   — Дело Гэвина Вэйлока — это общая тенденция отношения к нам, амарантам. Впрочем, может я несправедлива к Вэйлоку, потому что человек он уникальный!
   Давайте посмотрим преступления, за которые он несет прямую ответственность: Абель Мандевиль, я — Джакинт Мартин. Предположительно: Сет Каддиган, Рольф Авершам; только вчера бербер Карлеон. Все это события, известные нам. А сколько неизвестных? Зло идет за Вэйлоком.
   Почему? Случайность? Может, Вэйлок невинное орудие зла? А, может, он дошел до такой степени эгоизма, что ему ничего не стоит взять человеческую жизнь для достижения своих целей?
   Голос ее зазвенел, слова запрыгали, как дождевые капли с крыши. Она тяжело дышала.
   — Я изучила Гэвина Вэйлока. Это не невинное орудие зла! Это Монстр! У него мораль хищника, и она дает ему могущество — могущество, направленное против жителей Кларжеса. Это физическая угроза каждому из нас.
   Вся мозаика всполошилась:
   — Почему? Почему? Почему? — неслись крики с каждого экрана.
   Джакинт продолжала:
   — Вэйлок презирает наши законы. Он нарушает их тогда, когда ему нужно. А успех заразителен. За Вэйлоком могут последовать и другие. Он загрязняет наше общество, как вирус заразы!
   Вся мозаика гудела и перешептывалась.
   — Цель Гэвина Вэйлока — стать амарантом, и он изо всех сил стремится к этому. — Она посмотрела на мозаику из тысяч маленьких взволнованных лиц.
   — Если мы решим, мы можем проигнорировать законы Кларжеса и дать ему то, что он хочет. Какова ваша воля?
   Шум голосов, как звуки прибоя, вырвался из громкоговорителей. Индикаторы засветились всеми цветами радуги, но больше всего было красного и оранжевого. Панель центрального регистра стала розовой.
   Джакинт подняла руку.
   — Но если мы не сдадимся, я предупреждаю вас, нам придется сражаться с этим человеком. Нам придется не просто подчинить его, этого будет недостаточно, мы должны… — Она наклонилась вперед. — …мы должны уничтожить его!
   С мозаики не донеслось ни звука.
   — Некоторые из вас потрясены. Но к этой мысли нужно привыкнуть. Этот человек хищник и должен быть уничтожен.
   Она села. Роланд Зигмонт, председатель Общества, снова занял место на центральной панели. Он тихо заговорил:
   — Джакинт осветила специальный объект общей проблемы. Без сомнения, Грэйвен Варлок умный преступник. Он каким-то образом перехитрил убийц и скрывался семь лет, после чего зарегистрировался в Бруды как свой же реликт с намерением снова пробиться в амаранты.
   — Разве это плохо? — спросил кто-то.
   Роланд проигнорировал вопрос.
   — Однако…
   На экране снова появилась Джакинт. Она обшаривала глазами тысячи людей.
   — Кто это спросил?
   — Я.
   — А кто ты?
   — Я. Гэвин Вэйлок. Или Грэйвен Варлок, если вам это больше нравится. Я — вице-канцлер Пританеона. Дай мне слово, председатель.
   Лицо Вэйлока появилось на центральной панели. Десять тысяч пар глаз рассматривали волевое лицо.
   — Семь лет назад, — начал Вэйлок, — я был передан убийцам за преступление, в котором виновен лишь технически. Благодаря большому везению я сегодня здесь, чтобы выразить протест. Я прошу конклав отменить свой ордер на арест, признать свою ошибку и восстановить меня в членах Общества со всеми правами.
   Роланд Зигмонт заговорил. В его голосе чувствовалось волнение. — Конклав проголосует, принять или не принять твою просьбу.
   — Ты монстр, — сказал чей-то голос. — Мы никогда не подчинимся твоему требованию.
   Вэйлок сказал голосом, в котором звучала сталь.
   — Я прошу голосования.
   Контрольная панель стала красной.
   — Вы отвергли мою просьбу, — сказал Вэйлок. — Роланд Зигмонт, могу я узнать, почему?
   — Я могу только предположить мотивы, которыми руководствовалось Общество, — проговорил Роланд. — Очевидно, мы чувствуем, что твои методы неприменимы, неприемлемы. Ты обвинен в готовности совершить преступление. Нас тревожит твоя агрессивность. Мы не считаем тебя достойным занять место среди амарантов.
   — Но при чем здесь мой характер? Я Грэйвен Варлок и я уже был признан амарантом.
   Роланд сослался на слова Джакинт Мартин.
   — Ты зарегистрировался в Актуриане как Гэвин Вэйлок. Так?
   — Верно. Но это всего лишь…
   — Значит, для закона ты и есть Гэвин Вэйлок. Грэйвен исчез. А ты Гэвин Вэйлок. Бруд.
   — Я зарегистрировался как Гэвин Вэйлок, реликт Грэйвена. Однако я точная копия Грэйвена и, следовательно, имею право на все то, на что имел право сам Грэйвен.
   Джакинт рассмеялась.
   — Пусть на это ответит Роланд. Он специалист в этих делах.
   Роланд много говорить не стал:
   — Я отвергаю притязания мистера Гэвина Вэйлока. Грэйвен был амарантом очень мало времени, и его суррогаты не успели развиться.
   — Но вы можете, — сказал Вэйлок, — проэкзаменовать меня по всему прошлому Грэйвена. И когда я отвечу на все вопросы, вы сможете признать меня суррогатом Грэйвена, и тогда я буду считаться новым Грэйвеном.
   — Я не могу понять это. Вы можете быть реликтом Грэйвена, но никак не его копией, суррогатом.
   Спор затянулся. На центральном экране теперь были они оба. Спор продолжался.
   — Но разве это не ваша доктрина относительно суррогатов? — спросил Вэйлок. — Разве вы не считаете каждый суррогат своей копией?
   — Нет. Каждый суррогат абсолютно индивидуален до тех пор, пока в него не введут личность прототипа. Только тогда он становится копией. Только тогда он становится амарантом.
   Вэйлок в первый момент не нашелся что ответить. Он казался на экране смущенным и потерявшимся.
   — Значит, суррогаты абсолютно независимые личности?
   — В общем да.
   Вэйлок обратился ко всем.
   — Вы все согласны?
   На контрольной панели вспыхнул голубой цвет.
   — Признавая это, — задумчиво сказал Вэйлок, — вы признаетесь в ужасном преступлении.
   Наступила тишина.
   Вэйлок продолжал окрепшим голосом:
   — Как вы знаете, я выполняю общественные функции. Они минимальны, но реальны. В отсутствие канцлера я, вице-канцлер, обвиняю Общество Амарантов в нарушении одного из основных законов.
   Роланд Зигмонт нахмурился.
   — Что за чепуха?
   — Вы содержите в плену взрослые личности, да. Моя обязанность прекратить это насилие. Вы должны немедленно освободить личности, или понести соответствующее наказание.
   Негодующий шепот постепенно перешел в рев. Сквозь него прорвался голос председателя:
   — Вы сумасшедший.
   Лицо Вэйлока на экране казалось маской из темного камня.
   — Вы сами признали, что держите в заключении тех, кто не является вашими копиями. Теперь вам нужно выбирать. Либо суррогаты — независимые личности, либо они — копии протоамаранта.
   Председатель отвел глаза.
   — Я буду рад предложить членам общества ответить на это идиотское заявление. Секстон ван Эк?
   — Это обвинение действительно идиотское, — сказал Секстон ван Эк после некоторого колебания. — Более того, оно оскорбительно.
   — Джакинт Мартин? — Ответа не было. Ее экран был пуст.
   — Грандон Плантагенет?
   — Я согласен с Секстоном ван Эк. Это обвинение нужно игнорировать. И вообще, что он хочет?
   — Либо примите меня в Общество Амарантов, либо отпустите свои суррогаты, — сказал Вэйлок.
   Тишина. Затем слабые смешки.
   — Вы же знаете, что мы никогда не выпустим суррогаты в мир. Это идиотизм, — сказал Роланд.
   — Значит, вы признаете мое право войти в Общество Амарантов?
   Панель стала оранжевой, затем красной.
   Вэйлок заметно разозлился.
   — Вы забываете о разуме, о здравом смысле.
   — Ты не обманешь нас. Мы не пойдем на твои условия, — послышались голоса.
   — Я предупреждаю: я не беспомощен. Однажды вы принесли меня в жертву, и я много лет прожил в страданиях.
   — Как это мы принесли тебя в жертву? — спросил председатель. Разве мы виновны в преступлении Грэйвена Варлока?
   — Вы осудили его на тягчайшее наказание за проступок, который совершает один из сотни. Абель Мандевиль убил сразу двоих — но он возродится в одном из своих суррогатов.
   — Я могу только сказать, — проговорил Роланд, — что Грэйвен должен был быть осторожнее до тех пор, пока не развились его суррогаты.
   — Я не отойду в сторону, — страстно вскричал Вэйлок. — Я буду требовать то, что положено мне по праву. Если вы отвергнете меня, я буду столь же безжалостен, как и вы.
   На всей мозаике отразилось удивление. Роланд с легкой улыбкой сказал:
   — Хорошо. Если хочешь, мы рассмотрим твое дело, но я сомневаюсь…
   — Нет. Я использую свою силу сейчас. Так что выбирайте сейчас…
   — Какую силу? Что ты можешь сделать?
   — Я могу освободить ваши суррогаты. — Вэйлок смотрел на них с улыбкой. — Вообще-то я предполагал исход моих переговоров, так что их освобождают прямо сейчас. И освобождение будет продолжаться до тех пор, пока вы не признаете мои права или все суррогаты не будут освобождены.
   Амаранты онемели. С экранов не доносилось ни звука.
   Роланд неуверенно засмеялся.
   — Ну, теперь все ясно. Этот человек — Гэвин и Грэйвен — понятия не имеет, где они находятся. Он не может выполнить свою угрозу.
   Вэйлок поднял лист бумаги.
   — Вот суррогаты, которые уже выпущены:
   Барбара Венбо 1513 Англеси Плэйс.
   Альберт Пондиферри 20153 Скайхэвен.
   Мэйдел Харди Клодекс Чендэри, Уиблесайд.
   Карлотта Миппин 32863 Пять Углов.
   Раздались крики ужаса. Амаранты начали обсуждать, нужно ли оставаться у экрана или бежать в места хранения суррогатов.
   — Покидать конклав бессмысленно, — сказал Вэйлок. — Сегодня будет выпущена только часть суррогатов. Около четырехсот. Работа уже наполовину сделана и будет закончена до вмешательства. Завтра будут выпущены следующие четыреста суррогатов. И каждый следующий день тоже. А теперь — вернете ли вы мне свои права, или я вас всех сделаю несчастными?
   Лицо Роланда побледнело.
   — Мы не можем нарушить закон Кларжеса.
   — Я не прошу нарушать законов. Я амарант и хочу, чтобы вы просто подтвердили это.
   — Нам нужно время.
   — Я не могу дать его. Решайте сейчас.
   — Я не могу говорить за всех.
   — Голосуйте.
   Роланд услышал звонок телефона, взял трубку. Когда он положил ее, лицо его было окаменевшим.
   — Все верно. Он прав. Суррогаты на свободе!
   — Вы должны признать мои права!
   — Пусть начнется голосование! — крикнул Роланд.
   Замелькали огни… Все цвета… Зеленый… Желтый… Оранжевый… И вот установился зелено-голубой цвет.
   — Ты выиграл, — слабо сказал Роланд.
   — И что теперь?
   — Я поздравляю тебя, брат амарант.
   — Вы снимаете с меня все обвинения и преступные намерения?
   — Они уже сняты.
   Вэйлок испустил глубокий вздох. Он сказал в микрофон.
   — Прекратить операцию.
   Затем он снова повернулся к экранам.
   — Приношу свои извинения тем, кому я причинил неудобства. Могу сказать, что я смогу исправить все, восстановить справедливость.
   Раздался хриплый голос Роланда.
   — Ты доказал, что можно стать амарантом при помощи жестокости и наглости. А теперь…
   Лязгающий звук прервал Роланда. Десять тысяч пар глаз в ужасе смотрели, как безголовое тело Вэйлока отваливается от экрана. А за ним появилась Джакинт Мартин. На ее лице играла жуткая улыбка, глаза расширились и сверкали:
   — Вы говорили о справедливости — она свершилась. Я уничтожила монстра. Теперь я запачкана кровью Гэвина Вэйлока. Вы никогда больше меня не увидите.
   — Подожди! — закричал Роланд. — Где ты?
   — В доме Анастазии. Где еще может быть свободный экран для конклава?
   — Тогда подожди. Я сейчас буду там.
   — Давай быстрее. Все равно ты найдешь только тело обезглавленного монстра.
   Джакинт Мартин выбежала на посадочную площадку, где ее ждал Старфлаш. Она вскочила в кабину. Кар взлетел, как ракета, в темное небо.
   Кларжес ярким сиянием горел внизу — и на севере, и на юге, и со всех сторон.
   Старфлаш сделал вираж и со свистом устремился вниз, к реке Шант.
   В каре сидела женщина. Большие глаза ее горели решимостью, лицо превратилось в безжизненную маску. Кларжес, любимый Кларжес, окружал ее со всех сторон. А впереди ее ждала черная маслянистость реки, на поверхности которой играли блики оранжевых огней Кларжеса…


19


   В городе было на удивление спокойно. Утренние газеты с большой осторожностью сообщили о прошедших событиях, так как издатели не были уверены, какой линии им придерживаться. Население пошло на работу, почти не понимая, что же предпринял Гэвин Вэйлок.
   А среди амарантов имя Гэвина Вэйлока вызывало целые взрывы страстей — ведь Вэйлок сообщил на конклаве, что четыре сотни убежищ суррогатов были открыты. 1762 суррогата были выпущены.
   Амаранты были в шоке. Ведь они теперь стали уязвимыми, как простые смертные. Вечность для них стала делом случая.
   Четыреста амарантов получили сильнейший нервный шок. Они прятались в убежища, в подвалы, боясь выйти на улицы.
   Совет Трибунов собрался на чрезвычайную сессию, но так и не смог найти какое-либо решение.
   Канцлер Имиш выступил по радио и заявил, что Вэйлок не имел права использовать свое служебное положение, так как к этому времени он был уволен. И все его действия были незаконными.
   Общественность понемногу начала воспринимать случившееся и реагировать. Некоторые были возмущены посягательством на старые традиции, другие потихоньку радовались. Вэйлока считали и жертвой и по всей справедливости наказанным преступником. Лишь немногие могли заниматься работой. Многие тысячи бросили все и проводили время, обсуждая то, что произошло. Куда это должно было привести? Проходили часы, дни… Кларжес ждал…

 
   Винсент Роденейв также принимал участие в событиях драматической ночи. Наняв кар, он полетел в Суверен Аплэнд, которых находился в сорока милях к югу от Кларжеса, и приземлился возле одинокой маленькой виллы. После некоторых усилий он проник на виллу и вошел в центральный холл.
   На голубых матрасах там лежали три версии Анастазии де Фанкур — абсолютные копии прото-Анастазии. Глаза их были закрыты. Они находились в трансе — все абсолютные копии друг друга — вплоть до завитков черных волос.
   Роденейв с трудом сдерживал свои эмоции. Он наклонился к ним. Дрожащие руки ласкали обнаженные тела трех Анастазий.
   Но вот одна из них проснулась. И тут же проснулись остальные две.
   Они воскликнули от удивления. В смятении они старались чем-нибудь накрыть себя от жадного взгляда Роденейва. Хорошо, что их было трое: одна сгорела бы под таким взглядом.
   — Анастазия умерла, — сказал Роденейв. — Кто из вас старшая?
   — Я, — сказала одна из них. Перед Роденейвом вместо трех копий вдруг оказалась Анастазия и две ее копии.
   — Я Анастазия. — Она повернулась к своим копиям. — Возвращайтесь ко сну. Я выйду в мир.
   — Вы выходите все, — сказал Роденейв.
   Анастазия в замешательстве посмотрела на него.
   — Так нельзя!
   — Но так будет, — сказал Роденейв. — С тех пор, как последняя Анастазия посещала вас, она вышла за меня замуж. Так что ты теперь моя жена.
   Новая Анастазия и ее две копии с интересом посмотрели на него.
   — Это трудно понять, — сказала Анастазия. — Твое лицо нам знакомо. Как твое имя?
   — Винсент Роденейв.
   — А. Теперь я тебя узнала. Я слышала о тебе. — Она пожала плечами и рассмеялась. — Я делала много странного в жизни. Возможно, я вышла за тебя замуж. Но я не очень уверена в этом.
   Она уже полностью вошла в роль Анастазии. В ее тело вошел талант большого мима…
   — Идем, — сказал Роденейв.
   — Но мы не можем идти все, — запротестовала Анастазия.
   — Вы должны идти все, — сказал Роденейв. — В противном случае я буду вынужден применить силу. — Было заметно, что ему очень хочется сделать это. Все-таки сразу три Анастазии в его объятиях…
   Все трое попятились, поглядывая на него.
   — Это неслыханно. Что случилось с Анастазией?
   — Ревнивый любовник убил ее.
   — Это, должно быть, Абель.
   Роденейв нетерпеливо махнул рукой.
   — Нам надо идти.
   — Но тогда же будет три одинаковых Анастазии. И все одинаковые…
   — Одна из вас может быть Анастазией, если ей это нравится. Другая будет моей женой. А третья может делать то, что хочет.
   Три Анастазии смотрели на него с недоумением. Наконец старшая заговорила:
   — Мы не собираемся идти к тебе. Если была свадьба, то надо совершить развод. Мы выйдем из нашего убежища, но не больше.
   Роденейв посерел.
   — Одна из вас пойдет со мной. Выбирайте — кто именно!
   — Не я. Не я. Не я, — три голоса прозвучали с одинаковой интонацией.
   — Но свадьба! Вы не можете игнорировать ее.
   — Можем. И мы так и сделаем. Ты не тот, кто может принести нам удовольствие.
   Роденейв заговорил сдавленным тоном:
   — Все суррогаты амарантов должны покинуть свои убежища. Таков приказ.
   — Чепуха.
   — Чепуха.
   — Чепуха.
   Роденейв шагнул вперед, поднял руку, и щека одной из Анастазий вспыхнула алой краской. После этого он вышел, уселся в кар и полетел в Кларжес один.

 
   С тех пор, как Джакинт Мартин впервые познакомила Роланда Зигмонта с делом Гэвина Вэйлока, он испытывал постоянное ощущение нерешительности, гнева…
   Роланд был очень старый человек, один из первой группы Большого Союза Амарантов. Он был высокий, тощий, с тонкими костями. Время смягчило его, и он совсем не разделял страстной непримиримости и фанатизма Джакинт. После той апокалипсической ночи, которая принесла столько волнений, первое, что он ощутил — было облегчение, что худшее уже позади.
   Но следующие дни пришлось заниматься последствиями той ночи. 1762 суррогата вышли в мир, и теперь требовалось решить грандиозную проблему: каков статус этих новых граждан? Для каждого из четырехсот амарантов, чьи убежища были опустошены, имелось теперь четыре или пять абсолютно одинаковых копий, с одинаковым прошлым, одинаковыми надеждами на будущее. Каждый имел право считать себя амарантом со всеми вытекающими отсюда привилегиями. Так что ситуация сложилась кошмарная.
   Это положение обсуждалось на сессии Директората, и эта сессия была самая бурная за всю историю общества. Сессия приняла единственное решение, которое можно было принять: все 1762 копии были приняты в общество амарантов как отдельные личности.
   После этого неминуемо всплыло имя Гэвина Вэйлока. Карл Фергюс — один из тех, кто лишился своих суррогатов, кричал:
   — Недостаточно просто уничтожить этого человека, надо подвергнуть его ужасным мукам в стиле варваров!
   Роланд вышел из терпения и резко возразил:
   — Ты в истерике. Ты смотришь на все сложившееся только со своей колокольни.
   — Ты защищаешь монстра? — вспыхнул Карл.
   — Я просто констатирую факт, что Вэйлок был вынужден принять крайние меры. Он дрался за то, чтобы вернуться в ряды амарантов тем, что было у него в руках.
   В комнате установилась неспокойная тишина. Вице-председатель Олаф Мэйбу примирительно сказал:
   — Как бы то ни было, все кончилось.
   — Не для меня! — взревел Карл Фергюс. — Роланду легко разыгрывать святую простоту: его суррогаты в безопасности. Если бы он не был так нерешителен, медлителен…
   Нервы Роланда были напряжены до предела, и это обвинение вывело его из себя. Он вскочил, схватил Карла за отвороты пиджака, прижал его к стене. Карл вырвался и между ними завязалась борьба. Их удалось разнять лишь через несколько минут.
   На этом встреча и кончилась — нападки, взаимные обвинения, чуть ли не переходящие в драки.
   После встречи Роланд пошел в свой кабинет. Войдя в него, он увидел, что там находится человек. Роланд остановился, как будто его ударили по голове:
   — Гэвин Вэйлок! — хрипло прошептал он.
   Вэйлок встал.
   — Если вам так нравится, то Гэвин.
   — Но… но ты же уничтожен!
   Вэйлок пожал плечами.
   — Я мало знаю о том, что случилось. Обо всем я прочел лишь в газетах.
   — Но…
   — Почему вы удивлены? — Спросил Вэйлок даже с некоторым раздражением.
   — Вы забыли, что я Грэйвен Варлок?
   И тут на Роланда снизошло просветление.
   — Ты старший из суррогатов Грэйвена?
   — Естественно. У Гэвина Вэйлока было семь лет, чтобы обеспечить себя суррогатами.
   Роланд плюхнулся в кресло.
   — Почему я не подумал об этом раньше? — Он потер виски. — О, боже. Что теперь делать?
   Вэйлок удивленно вскинул брови:
   — Разве есть сомнения?
   Роланд вздохнул:
   — Увы, нет. Ты выиграл. Приз твой. Идем. — Он провел его в свой кабинет, открыл сейф, окунул древнее перо в пурпурные чернила и написал: Грэйвен Варлок.
   Он закрыл сейф.
   — Ну вот. Ты в списках. Завтра я выдам тебе бронзовый медальон. Все формальности пройдены. — Он осмотрел Вэйлока с головы до ног. — Я не претендую на дружелюбие по отношению к тебе, ибо я его не чувствую. Но я предлагаю тебе стакан бренди.
   — Я приму его с удовольствием.
   Двое мужчин сидели в тишине. Роланд откинулся на спинку кресла.
   — Ты достиг своей цели, — тяжело сказал он. — Ты амарант. Жизнь лежит перед тобой. Ты получил сокровище… — он сделал паузу, — …но как ты получил его? Четыреста амарантов сейчас должны прятаться по своим убежищам. Им нужно выращивать новые суррогаты. Некоторые могут за это время погибнуть, умереть… и без суррогатов это будет навсегда. Их жизни на твоей совести.
   Вэйлок спокойно выслушал это.
   — Всего этого можно было избежать семь лет назад.
   — Сейчас это не при чем.
   — Возможно. Но нужно помнить, что любое повышение слопа оплачивается жизнью других. На моей совести будет лежать жизнь двух или трех амарантов, о которых вы упомянули. Но каждый амарант узурпирует жизнь двух тысяч человек.
   Роланд Зигмонт горько рассмеялся.
   — Ты считаешь, что не участвуешь в отнимании жизни у этих двух тысяч? То, что ты стал амарантом, отзовется и на Вержах, и на тех, кто ниже их. — Он махнул рукой. — Но ты не думай, что, став амарантом, ты попал в исключительные условия. Все далеко не так.
   — Почему?
   — Вместе с тобой получили статус амаранта еще 1762 человека.
   — Ну и что? Какие сейчас у амарантов льготы?
   Роланд нахмурился:
   — Амарант может делать только то, что считает правильным.
   Вэйлок встал.
   — Я хочу пожелать вам спокойной ночи.
   — Спокойной ночи, — ответил Роланд.
   Вэйлок пошел на посадочную площадку, где оставил свой кар. Он поднялся высоко в небо. Под ним раскинулся Кларжес. Древний город. Богатый город. Современный город. Город, где было место далеко не всем.
   Что теперь? Пожалуй, нужно отдохнуть и подумать. Самое подходящее место для этого старый порт. Он рассмеялся. Он, Гэвин Вэйлок. Перед ним распростерлось будущее. Будущее без границ и пределов. Теперь не нужна борьба, напряжение, хитрости, планирование, расчеты, защита… А когда всего этого нет, зачем нужна жизнь?
   Вэйлок ощутил разочарование. Он выиграл, приз у него, но какой ценой? Что толку в выигрыше, если человек не может воспользоваться им так, как ему хочется? Амаранты такие же робкие и запуганные, как и гларки.
   Вэйлок подумал о Стар Энтерпрайз, которая сейчас заправляется горючим и готовится к полету. Может, ему стоит совершить путешествие в порт Зельденбург и нанести визит Рейнгольду Бибурсону?