Влас Михайлович Дорошевич
A.A. Рассказов[1]

   Посвящается «доброму» старому времени

* * *

   Скончался A.A. Рассказов.[2]
   Какое старое это имя!
   Какого далекого, какого другого времени!
   Все те светила, среди которых небольшой, но яркой звездочкой горел в Малом театре его талант, давным-давно перешли в «труппу Ваганьковского кладбища».
   Смерть словно забыла про старика.
   – Наши все на Ваганьковском! – хихикая, говорил Александр Андреевич. – Кладбищенский отец дьякон основательно шутит, когда актера какого хоронят: «У нас на Ваганьковском-то труппа почище, чем у вас в Малом театре». А я держусь! На Ваганьковское часто езжу. То тот, то другой из сверстников подомрет. Езжу, – только назад возвращаюсь!
   И старик смеялся хитрым и довольным смешком.
   Деятельность Рассказова.
   Мне попалась как-то афиша одного из первых представлений «В чужом пиру похмелье» – Островского.
   Андрея Титыча Брускова[3], – кудрявого Андрюшу, – играл «г. Рассказов».
   Какие исторические! Какие доисторические, можно сказать, времена!
   Настоящая деятельность Рассказова протекала при Щепкине, при Шуйском, при Садовском.
   «Настоящая деятельность», – потому что под конец своей жизни старик «больше не играл, а баловался», – «играл, чтоб не забыть», развлекался, чтоб не скучать.
   Он жил на покое.
   Жизнь началась для него трудно.
   – Только тем и жил-с в молодых годах, что купеческих детей танцам обучал. Ведь мы в старину – и, батюшка вы мой, из театрального-то училища выходя, все знать должны были. Это не то, что теперь-с актеры пошли, которые ничего не знают: а мы и фехтованию, и танцам. Бывало, есть свободный вечер, в Замоскворечье и лупишь. Молодцы из «города» придут, купеческие дети к свадьбам готовятся. Огулом и учишь. Русским танцам, вприсядку. Но только купеческие дети больше французские танцы любили. Польку-трамблян, кадриль, вальс. Ну, и поклонам, и как даме руку подавать. Комплиментам тоже обучал. Из ролей комплименты брал и их говорить учил. Копеек тридцать-сорок в час платили. В старину-то просто было.
   Под конец жизни старик отдыхал в своем «имении», под Симбирском, на берегу Волги.
   Он всех звал к себе:
   – Поедете, батюшка вы мой родной, по Волге, ко мне в «Рассказовское ущелье» заезжайте. Благодать, рай! Потому и не умираю, что умирать не надобно. Господи, Боже мой! – в каком-то восхищенье восклицал старик. – Чего мне еще от Господа надобно! Живу, можно сказать, барином! Все у меня, слава тебе Господи, есть! Все свое, не купленное! И морковка, и капуста, и репка, и прочая овощь всякая, и ягоды, и рыбка своя, и творог, молочко, сметана, масло. И огород, и сад, и луг свой, и пристань.
   – Велико у вас, Александр Андреевич, имение? – спрашивал кто-нибудь из непосвященных. – Много десятин?
   – Одна.
   И старик продолжал с упоением:
   – Ягод захотел, – садовнику сказал: «Набери-ка, братец ты мой, мне к обеду клубнички!» Редисочки захотел, – огороднику сказал: «Натаскай мне редиски». Рыбки захотелось, – рыболову приказал, – своя стерлядь-то в Волге! Поехал куда захотел, – кучеру лошадь заложить велел!
   – У вас, значит, много, Александр Андреевич, прислуги?
   – Один. Он у меня, батюшка, за все. Он у меня и огородник, он у меня и садовник, он у меня и за кучера, он у меня и рыболов. Землю копает, крышу красит и постройки возводит, плотничает.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента