Прежде чем куда-либо идти, я все-таки прочистил, насколько возможно, автомат и пистолет. Похоже, что их механизмы работали нормально и застрелить кого-нибудь было вполне возможно. Убедившись в этом, я двинулся вперед, но не к домикам очистных сооружений, а в сторону от них. Марсела, бормоча ругательства, поплелась за мной.
   Очень скоро мы оказались у обрыва высотой примерно в двести футов. Обрыв был настолько крут, что без снаряжения или хотя бы хорошей веревки спускаться было бессмысленно. Внизу, под обрывом, торчали огромные камни, на которые время от времени накатывали океанские валы. Справа обрыв уходил к горизонту. Вспомнив карту, которую мы изучали во время подготовки, я определил, что мы находимся на западе острова, на так называемом Лесистом плато. Влево обрыв постепенно понижался и уступами переходил в мыс, который, насколько я помнил, назывался мысом Педро Жестокого. Это было очень кстати, потому что в моей памяти отчетливо сохранилось: от мыса в море на полторы мили выдается песчаная коса, а за ней — цепь необитаемых песчаных островков. Перебираясь с островка на островок, можно было бы добраться до вполне приличного курортного государства на острове Гран-Кальмаро, откуда можно даже улететь в Штаты.
   Мухи здесь, на свежем морском ветерке, чуть приотстали, но Марсела ныла:
   — Черт тебя подери, что ты все ходишь и смотришь? Меня уже всю искусали, я вся чешусь… От этой грязи у меня будет экзема… Там, в клоаке, мы могли подхватить и сифилис, и холеру…
   — А пулю ты не хочешь? — спросил я. — Это быстро, и после уже ничего не чешется!
   Она смолкла и посмотрела на меня с ужасом. Если бы я видел свое лицо со
   стороны, то, наверное, испугался бы еще больше.
   Некоторое время мы молча шагали вдоль обрыва, обходя справа каскад очистных прудов. Обрыв становился все ниже, но пологости в нем не прибывало, а скалы внизу становились все острее и отвеснее. Потом вдоль обрыва потянулась колючая проволока. Это означало, что обрыв стал доступнее, и это кому-то мешало. Наконец появился бетонный забор с проволокой по верхней кромке. Деревья впереди между тем поредели, и вскоре я уже различил впереди несколько белых строений, какие-то емкости, похожие на нефтяные, а также площадку, где стояли два-три автомобиля. За ней в бетонном заборе просматривались решетчатые ворота из проволочной сетки.
   — Послушай, — шепотом предложила Марсела, — может быть, мне пойти и поговорить с кем-нибудь? Я женщина, оружия у меня нет…
   — А как ты им объяснишь свой вид? Скажешь, что случайно провалилась в канализацию? Тебя арестуют и отправят в психушку, это как минимум. Кроме того, ты еще должна будешь объяснять, почему на тебе комбинезон солдата коммандос.
   — Я скажу им, что я любовница Лопеса!
   — Во-первых, это не так, во-вторых, о Паскуале Лопесе никто на острове вообще не знает, в-третьих, тебе никто не поверит, а в-четвертых, если Бог ума не дал, то лучше помолчи.
   Она умолкла, скорее обиженно, чем испуганно. Тем не менее я тоже понимал, что сидеть в кустах и ждать неизвестно чего — бесперспективно. В тоталитарной стране даже на таком объекте, как очистные сооружения, могла быть серьезная охрана. Правда, если она заступает на пост, то скорее всего ночью. Может быть, тут даже спускают с цепи собак — лай их где-то слышался!
   — чтобы террористы не взорвали это дерьмохранилище и не испортили здешние пляжи. Но днем тут, видимо, особой бдительности не проявляли. Во всяком случае, пока. Поэтому я решил не мудрить особенно, а атаковать с ходу.
   — Вот что, — предупредил я Марселу, — сейчас я тебя оставлю в покое. Если хочешь, то можешь идти сдаваться и объяснять, что ты бывшая любовница бывшего Лопеса, что у тебя желтый билет высшей категории, что тебя трахал лично Хорхе дель Браво и весь личный состав службы безопасности. Но! Все это ты сделаешь не раньше, чем я проскочу и удеру отсюда. Кроме того, если начнется пальба, то сиди и не рыпайся. Шальные пули убивают не хуже прицельных.
   Она только мелко кивала. Я еще раз протер автомат, снял с предохранителя и потихоньку стал подбираться к строениям. Оглядевшись, я в три прыжка перескочил асфальтовую дорогу, отделявшую здания от деревьев, и незамеченным очутился за углом приземистого строения, где, судя по гудению трансформатора, помещалась подстанция. Между двумя глухими стенами каких-то технических построек я вполне спокойно пробрался почти к самой площадке, где стояли две «Тойоты», а чуть поодаль маленький грузовичок. Надо было попробовать укрыться между «Тойотами» и грузовичком. Грузовичок заслонял меня от окон какого-то офиса, где, вероятно, заседал смотритель этого вонючего заведения, а «Тойоты», стоявшие бок о бок, перпендикулярно грузовичку — от глаз охранника, маячившего у ворот. Охранник, судя по всему, был вооружен только «кольтом», висевшим у него на животе в защелкнутой на застежку кобуре. Он сидел на лавочке справа от ворот, где имелась незапертая калитка, вытянув ноги поперек асфальтовой дорожки, и дремал. Я подумал, что обязательно смогу уложить его прежде, чем он успеет расстегнуть кобуру. Но тут за моей спиной послышался шорох…

Атака с ходу

   Только чудо спасло Марселу, неслышно подобравшуюся ко мне сзади, от экономной автоматной очереди, которую я мог бы в нее всадить с перепугу. Но я удержался и даже не ругнул ее как следует, а просто сцапал за руку и заставил пригнуться. Мы сидели вдвоем на корточках, укрывшись за тремя пустыми бочками из-под бензина.
   — Вот что, — прошептал я в измазанное грязью ухо Марселы, — если ты поперлась за мной, то слушайся, иначе пристрелю и не пожалею. Сейчас мы осторожненько встанем и перескочим вон туда, между грузовичком и легковыми. Если этот осел в шляпе, который сидит и дремлет, должно быть, насосавшись пульке после сытного обеда, услышит, как мы топаем, то я его, конечно, пристрелю. Как только он свалится, ты должна изо всех сил пробежать через калитку и после этого можешь считать себя совершенно свободной. Можешь и никуда не бежать, но только, ради Бога, не цепляйся за меня, а особенно за автомат!
   Совершенно не глядя на Марселу, я присел и расшнуровал ботинки, в которых чуть не утоп, но снять так и не решался. Сейчас настало их время. На то, что босой человек ходит почти бесшумно, меня навела Марсела — именно поэтому она и прошла следом за мной совершенно неслышно.
   — Ты понесешь ботинки, — приказал я ей и почувствовал, что перегретый асфальт — это не сахар. Солнце накалило его так, что он жег ногу даже через сырые носки. Тем не менее я, не произведя шума, перескочил открытое пространство и спрятался между автомобилями. Следом за мной тихонечко просеменила Марсела, неся на вытянутой руке мои грязнейшие ботинки. Правда, она плохо пригибалась, но ее все равно не заметили. Зато она смогла увидеть важную вещь, которую не успел разглядеть я.
   — В той машине, что справа, — ключ зажигания, — сказала она тихо.
   Дверь машины была не заперта. Стараясь не высовываться, я нажал ручку, приоткрыл дверцу и кивком головы приказал Марселе лезть в машину. Бедная «Тойота»! Хозяин у нее был заботливый, а в каком виде в нее залезли мы!
   Марсела спряталась под приборный щиток справа от меня, а я, положив автомат на сиденье, повернул ключ. Стартер тихо заурчал, охранник даже не повернул головы. Мотор завелся, я, очертя голову, рванул с места, так что бедная «Тойота» завизжала, как атакующий каратист. Вывернув баранку, я с разгона ударил бампером в ворота, которые были сделаны из легкой стальной сетки и некрепко сваренных стальных уголков. Вместе с петлями ворота вылетели, машину тряхнуло, я опять резко крутнул руль и выскочил на шоссе. Сзади послышалась сквозь рев мотора ругань проснувшегося сторожа, но слов я не расслышал.
   Честно скажу, захват машины получился неожиданно, прежде всего для меня самого. «Тойота» была теперь в моих руках, но куда гнать эту симпатичную розовую кобылку прошлого года выпуска, я не знал. Стоило ли ее вообще угонять — об этом я тоже как-то не подумал. Но зато Марсела была ужасно довольна. — Как в кино! — восхитилась она. Шоссе уводило меня в сторону от мыса Педро Жестокого, от желанной песчаной косы, видневшейся у горизонта в полуденном мареве, стоявшем над бирюзовыми волнами. Шоссе шло по обрыву и где-то впереди, поднявшись на склон Лесистого плато, должно было соединиться с кольцевой автострадой, опоясывавшей остров.
   Дорога шла в гору, но довольно полого, и «Тойота» несла нас вперед не менее чем со скоростью сорок миль в час. Я глянул в зеркальце — погони не было. Это было и хорошо и плохо. Плохо потому, что владельцы машины не пытались сами настичь угонщика, а скорее всего позвонили в полицию. А пост дорожной полиции, как назло, располагался у въезда на кольцевую автостраду. К тому же въезжать на автостраду надо было с серпантина. Полицейские знали, что угонщик мимо них не проедет, и просто поставили поперек дороги здоровенный грузовик-фургон. Вполне уверенные, что имеют дело с хулиганом, полицейские даже не удосужились расстегнуть кобуры и, помахивая жезлами, дубинками и наручниками, стояли в стороне у своей будки.
   Я ударил по тормозам, рванул дверцу левой рукой, автомат схватил правой, выпрыгнул на асфальт и высадил в ошалевших от неожиданности полицейских полмагазина. С двадцати ярдов это было не очень сложно, убивать я уже давно умел прилично, и в полиции острова Хайди освободилось четыре вакансии.
   Марсела, сжавшись, сидела под приборным щитком и стучала зубами.
   Выждав некоторое время, я перебежал к грузовику. Его надо было убирать с дороги. Это была оплошность, и она бы могла мне дорого обойтись, если бы мне в очередной раз не повезло.
   В тот самый момент, когда я, забравшись в пустую кабину грузовика, начал поворачивать эту тушу вдоль дороги, из ветрового стекла вдруг брызнули осколки, и едва ли не точно напротив моего лица возникла дырка, окруженная паутиной из мелких трещин. Я выпустил баранку, а затем плюхнулся на пол кабины, стараясь успеть до второго выстрела. Второй выстрел ударил, но новой дыры не появилось ни в стекле, ни в дверце, ни в моей голове. Сделав вид, что хочу выбраться через левую дверцу, я выпрыгнул через правую. Уловка, однако, оказалась ненужной…
   — Эй, Анхель! — услышал я совершенно неожиданно торжествующий голосок Марселы. — Я его убила!
   — Это ты про меня? — спросил я. Один из осколков стекла рассадил мне подбородок, хотя и не очень сильно.
   — Да нет! — нервно хихикнула Марсела. — Я застрелила того, кто в тебя стрелял.
   С некоторым недоверием — ибо не мог понять, из чего она могла выстрелить!
   — я обошел грузовик и увидел Марселу в позе удачливого охотника, поставившую босую пятку на увесистую тушу пятого полицейского, рядом с которым валялся крупнокалиберный револьвер.
   — Чем же ты его уложила? — Я выпучил глаза от обалдения. Марсела сделала самую приятную усмешку, которая только могла появиться на ее личике, испачканном дерьмовой коростой, и показала мне мой собственный пистолет:
   — Ты его выронил, когда прыгал из «Тойоты», а я подобрала.
   Я хотел спросить еще что-то, но в это время зашелестели придорожные кусты, и доброжелательный голос достаточно вовремя произнес:
   — Сеньоры партизаны, меня стрелять не надо! Во Вьетнаме со мной служило несколько парней, которых жизнь в джунглях приучила стрелять на звук сразу, не дожидаясь первых слов или первого выстрела. Один из них едва не пристрелил преподобного отца Смитсона. У меня этой дурной привычки не было, и, прежде чем стрелять, я все-таки поглядел, в кого. Некий плотный, невысокий и очень небритый парень креольской внешности поднял руки вверх и широко улыбнулся.
   — Сеньор начальник, — это явно относилось ко мне, — меня стрелять не надо!
   — Да, да, я уже слышал, — проворчал я, — но если бы ты очень хотел, чтобы в тебя не стреляли, то тебе лучше было бы сидеть в кустах! Ты мешаешь мне работать!
   Зачем я сказал последнюю фразу — убей Бог, не пойму!
   — Я все понимаю, сеньор начальник, у каждого свое дело: полицейские ловят, партизаны стреляют. Но вы же, я очень извиняюсь, хотели реквизировать мой грузовик, а он у меня последний…
   — А-а! — вскричал я. — Так это ты помог им перегородить дорогу?!
   — Меня заставили, сеньор! Они грозили, что отберут у меня права, а вы знаете, какую взятку надо дать, чтобы получить новые?!
   — Ладно, — смилостивился я, — забирай свою таратайку и убирайся!
   — Да, — парень положительно обнаглел, — но у меня, сеньор, разбито лобовое стекло. Может быть, народная власть возместит мне ущерб?
   — А разве это мы разбили стекло? — завопила Марсела. — Нахал чертов!
   — Да, но ведь народная власть объявила, что возместит все жертвам диктатуры! Раз полицейские прострелили мне стекло, то это значит, что я тоже жертва диктатуры! Мы люди бедные, сеньор!
   «Господи, — мысленно выругался я, — все уже знают, что и как будет делать народная власть, которой еще нет!»
   — Если ты так уже доверяешь нашей народной власти, то я разрешаю тебе экспроприировать собственность у этих дохлых служителей кровавого террора! — объявил я вслух. Парень понял меня правильно и тут же полез обшаривать карманы полицейских, разбухшие от взяток, полученных с нетрезвых водителей и лиц, превышающих скорость. Думаю, что там хватило бы не только на стекло, но и на новую кабину.
   — Пистолеты, патроны, сигареты и зажигалки отдашь вот этой сеньоре, — строго сказал я, указывая на Марселу, — и не вздумай шутить — она отлично стреляет!
   — О да, сеньора отлично стреляет! — закивал парень, выворачивая очередной карман. — Она с двадцати шагов уложила этого полицейского, я видел!
   Убедившись, что парня, кроме полицейских карманов, ничего не интересует, я забежал в постовую будку. Там меня ожидал неприятный сюрприз — на столе громко бубнила маленькая рация:
   — Седьмой, подкрепления посланы, подкрепления посланы, отвечайте!
   Шофер, как мне было видно сквозь стекло, продолжал экспроприацию, а Марсела укладывала на сиденье «Тойоты» кобуры с пистолетами и пачки сигарет. В будке ничего существенного не было, кроме сейфа, опечатанного сургучом. Ключ я нашел сразу, в верхнем ящике стола дежурного. Из сейфа я добыл пять новеньких автоматов «узи» и несколько больших коробок с 9-миллиметровыми патронами. Увешавшись автоматами, запихнув в карман рацию и взяв под мышки коробки с патронами, я поспешил к «Тойоте», чтобы свалить весь этот хлам на заднее сиденье.
   Шофер-экспроприатор уселся в кабину своего мастодонта, и фургон освободил нам дорогу. Мы выехали на кольцевую автостраду, по которой за полчаса не проехало ни одной машины. Это было очень странно и могло означать только одно: движение перекрыто, чтобы пропустить автомобили с полицейским резервом. Как я понял из довольно сбивчивого и нервического рассказа Марселы, пятый полицейский выскочил из будки уже после того, как я забрался в кабину грузовика и до этого что-то говорил в рацию, прежде чем бросить ее на стол и побежать навстречу пуле.
   — А куда мы едем? — спросила Марсела тоном невинной девочки, угодившей в автомобиль к злодею-маньяку.
   — Я завезу тебя в лес и там буду долго насиловать, — сообщил я весьма серьезным тоном, поскольку точно и сам не знал, куда ехать.
   — И тебе не будет противно? — по-моему, она приняла это как должное. — Ведь я такая грязная…
   — Я шучу, — пришлось спешно исправлять ошибку, — нам надо убраться с автострады раньше, чем сюда явятся солдаты или полиция. Только пожалуйста, поменьше болтай! Если тебе нечем заняться — снаряжай магазины к автоматам.
   — Но я не умею…
   — Стрелять из пистолета и попадать в лоб за двадцать шагов она умеет, а заряжать магазины нет? Неужели дель Браво тебя не научил этому?
   — Он меня учил совсем другому! — обиделась Марсела. — Когда мы отмоемся, я покажу тебе, на что способна…
   Это был неплохой аванс, и я бы оценил его в другой обстановке, но сейчас меня больше интересовало не то, сколь высокой сексуальной культурой обладал сеньор Хорхе дель Браво, а насколько прилично были обучены его подчиненные. Между тем я даже не знал, откуда высланы подкрепления на седьмой пост, и удираю я от них, в конце концов, или, наоборот, приближаюсь к ним? Впрочем, поскольку дорога была кольцевая, то, приближаясь к преследователям с одной стороны, я, несомненно, с другой стороны от них удалялся.
   Марселе я кое-как объяснил, что нужно делать, чтобы правильно снарядить магазины автоматов «узи». Получалось у нее это очень плохо. Еще хуже вышло, когда мы присоединили магазин к автомату. Как обошлось без случайного выстрела — сам удивляюсь. И это при том, что правой рукой я помогал Марселе, а левой крутил баранку. Автокатастрофы тоже, как ни странно, не случилось.
   — Знаешь ли, — проворчал я, когда убедился, что она кое-что поняла и не влепит случайную пулю себе в живот, — я думаю, что, умея так метко стрелять, ты чуть-чуть больше разбираешься в оружии. Я, пожалуй, сомневаюсь, что попал бы в лоб с двадцати шагов…
   — Если бы ты стрелял, то не попал бы наверняка, — хмыкнула Марсела, — особенно, если бы так же, как я, зажмурил глаза и отвернулся в сторону…

Ночные похождения начинаются днем

   Кольцевая автострада стала взбираться на какую-то большую гору. Серпантин тянулся по живописным зеленым террасам, и будь я в этих местах туристом, а не партизаном, то, безусловно, подобрал бы место, чтобы полюбоваться с возвышенности на красочную панораму острова, пляжей и океана. Увы, пока дело шло совсем плохо: на серпантине ниже нас появились два полицейских грузовика. Им еще предстояло пропетлять мили полторы, чтобы добраться до того места, через которое проезжали мы. Но это было еще не все. Перед полицейскими грузовиками следом за нами мчался знакомый фургон шофера-экспроприатора. Как назло, серпантин пошел вверх намного круче, чем прежде, и я понял, что не успею покинуть подъем и выехать на новый виток серпантина прежде, чем полицейский и шофер-экспроприатор окажутся за нашей спиной и смогут прострелить нам баллоны. Сворачивать было некуда: с одной стороны — почти вертикальный откос вверх, с другой — точно такой же вниз. Грузовик шофера-экспроприатора уже появился из-за поворота. Он жал на газ, и движок у него тянул неплохо. Его роль в деле мне была ясна: он служил полицейским в качестве проводника. Кроме того, что он с моего разрешения экспроприировал у полиции, ему, вероятно, хотелось получить еще и вознаграждение за поимку партизан, а возможно, и страховую премию.
   — А у нас бензин кончается, — заметила Марсела, — надо было заправиться у того тяжеловоза.
   — У него дизельный двигатель, — отмахнулся я.
   Бензина для дальнейшего бегства было явно недостаточно. Стрелка уже легла на «О», и работал мотор только на гарантии фирмы «Тойота». Его даже хватило, чтобы преодолеть максимум крутизны, но после этого он заглох. Сзади, надсаживаясь, взбирался на подъем фургон экспроприатора, а следом еще в двухстах ярдах ниже по склону урчали «Доджи» с полицейскими.
   — Стоп! Приехали! — констатировал я. — Вылезай!
   Мы выглядели словно опереточные разбойники. Я нацепил на себя две полицейских портупеи, кроме своего пояса с гранатами, пистолетом и ножом. Этим ножом, кстати, я спорол с заднего сиденья «Тойоты» матерчатый чехол и замотал в него трофейные патроны и автоматы. Взвалить его на себя Марселе было не под силу, и она волоком потащила его за собой к краю шоссе.
   Шофер-экспроприатор, видимо, разглядел, что я остановился и вылез из машины. Он знал, что я человек строгий и могу обидеться за его некорректное поведение. Поэтому на подъеме он максимально сбавил скорость, ожидая, что полицейские выедут из-за его спины и он останется невредимым. Полицейские, однако, не спешили, а зря.
   Сняв «Тойоту» с тормоза, я уперся ей в капот и сильно толкнул. Этого в принципе можно было и вовсе не делать — она бы и так покатилась под уклон. Просто мне очень хотелось, чтобы шофер-экспроприатор не считал меня неблагодарным человеком.
   «Тойота», не спеша раскатившись, уже с хорошей скоростью долбанулась багажником о передний бампер фургона. Экспроприатора развернуло поперек шоссе как раз на месте максимального уклона. Он скользнул юзом, залетел передними колесами в правый кювет и классически лег набок. Жалобно зазвенели окончательно выбитые стекла кабины. Шоссе было перекрыто, но мне этого было мало. К месту столкновения уже подкатывали полицейские грузовики. Я собирался бросить им под колеса гранату, укрываясь за кузовом опрокинутой фуры, но тут произошло нечто неожиданное: из кустов, в которые уползла Марсела с узлом, внезапно ударила длиннющая автоматная очередь. Я не видел, что произошло, но лишь услышал хлопок лопнувшего баллона, скрежет колесных дисков по асфальту, жалобный писк тормозов, а затем гулкий лязг столкнувшихся машин. Следом за этим еще что-то задребезжало, взвыло несколько десятков глоток сразу, послышался хруст ломаемых кустов, а затем — два гулких взрыва.
   Ошалело высунув нос из-за кузова, я увидел, что на шоссе ничего не осталось, кроме черных следов от шин, а под откос катятся вниз по склону оба полицейских грузовика, объятые чадным бензиновым пламенем. Разбираться, как это получилось, было некогда. Я припустил бегом в кусты, где застал перепуганную Марселу, зацепившуюся автоматом за ветку.
   — Я нечаянно! — испуганно завопила она, словно бы я собирался надавать ей оплеух. — Он сам выстрелил, я только зацепилась…
   Отцепив автомат, я не без напряга взвалил на себя чехол с оружием и патронами и повлек Марселу подальше от дороги.
   Только тут я заметил, что одет немного не так, и вспомнил, что ботинки забыты на очистной станции. Скажу сразу, что по джунглям этого острова ходить босиком не менее опасно, чем по минному полю. Пока мы были рядом с дорогой, главной опасностью были осколки бутылок из-под пива и пепси, которые бросали из окон своих машин мимо проезжающие водители. Но когда мы углубились в лес — в траве то там, то тут начали раздаваться весьма неприятные шуршания. Уходить надо было побыстрее, потому что кое-кто из полицейских мог уцелеть и передать о нашем местонахождении по рации. Но как уходить быстрее, когда из травы то и дело поднимаются симпатичные треугольные головки с раздвоенными язычками, которые иронически шипят тебе вслед нечто вроде приветствия, означающего: «Не беспокойся, парень, ты все равно на кого-то из нас наступишь!» Во время подготовки мне кое-что рассказали о местных пресмыкающихся и особенно обрадовали тем, что здешние островные жарараки значительно крупнее тех, что водятся на континенте, и их порция яда убивает вдвое быстрее. Однако погань ползала не только в траве, но и на деревьях, поэтому требовалось все время приглядываться, чтобы не ухватить за хвост какую-нибудь древесную гадюку, умело замаскировавшуюся под ветку или лиану. Кроме гадюк, можно было познакомиться и с какими-нибудь пауками, ящерицами, колючками, жгучими растениями и еще другой дрянью, имевшейся в великом изобилии.
   Не знаю, как нас любил Господь Бог, если позволил благополучно пройти по джунглям почти десять миль, не получив ни одного укуса и даже не порезав пятки об острые листья. Нас, правда, искусали москиты, но змеи явно нами брезговали. Уж слишком сильную вонь мы распространяли. Порычала на нас издали какая-то представительница кошачьих, скорее всего ягуариха, но кушать тоже не захотела, а может быть, побоялась устроить желудочное заболевание своим детенышам.
   Так или иначе, но мы все-таки выбрались на какую-то тропку, где уже риск наступить на что-нибудь был поменьше. Тропинка вывела нас на узкую гравийную дорогу, по которой мы пошли в большей безопасности, хотя и с меньшим комфортом. Кто не верит, может пройти три мили босиком по острым мелким камушкам, которые к тому же были здорово прокалены солнцем. Светило между тем понемногу начинало садиться.
   Марсела первое время что-то бормотала, потом изредка повизгивала, видя змею, но скоро притихла и шла молча, согнувшись под тяжестью того, что я на нее навьючил. Мешок из «Тойотиных» чехлов я под конец тоже вынужден был волочь. Сил у меня было совсем немного — я ведь почти сутки ничего не ел, если не считать нескольких галет на кукурузном поле. Появись в этот момент солдаты Лопеса, нас можно было бы взять голыми руками: я бы просто не удержал автомат.
   Дорога вывела нас из джунглей на берег быстрой и очень чистой горной речки, через которую был переброшен бетонный мост. Боже мой, как мы пили эту воду! Будто хотели разом восполнить всю потерю влаги! Заодно попытались смыть хотя бы часть грязи и унять зуд от комариных укусов.
   — Ты не будешь смотреть? — спросила Марсела с весьма неожиданной стеснительностью.
   Господи! Да зачем мне это — смотреть на нее! Единственная плоть, на которую я посмотрел бы с удовольствием, было жареное мясо: свиное, говяжье, баранье, птичье… Но от женской мне ничего не требовалось.