года я спала с ней и привязалась так, как жена к любимому мужу. Но потом появилась Мерседес, новенькая. Марион бросила меня, и тогда я ночью зарезала их обеих черенком ложки. Ух, как меня стали бояться! Правда, никто меня не выдал, хотя тюремная администрация долго разбиралась в этом убийстве. Всех тех, кто сидел в камере по моем прибытии, уже освободили, а к тому моменту, когда мне исполнилось восемнадцать и я отмотала уже половину срока, в камере не было никого с большим тюремным стажем: какие-то воровки, проституточки, хулиганки, торговки наркотиками с рук — сущая ерунда. Я стала всеми командовать и сама завела любовницу, а потом даже двух. Одна из них тайком стала сожительствовать еще с одной заключенной, и я задала им перцу! Ту, изменницу, я окунула головой в парашу и держала до тех пор, пока она не умерла, а вторую, совратительницу, избила табуреткой до того, что она через три дня сдохла. Но это уже не сошло, и мне вынесли смертный приговор. Вешать меня должны были на тюремном дворе, я уже сидела в камере смертников и видела, как готовят виселицу. На казнь приехал посмотреть сам Хорхе дель Браво. Меня вывели во двор, подвели под петлю, стали зачитывать приговор… Я стояла уже с петлей на шее, когда вдруг священник, напутствовавший меня, вспомнил, что перед казнью, по обычаю, надо было спросить у приговоренной последнее желание. Хорхе дель Браво строго посмотрел на начальника тюрьмы — он очень не любит, когда нарушают обычаи. С меня сняли петлю и спросили, чего бы я хотела пожелать перед казнью. Я ответила, что хотела бы наконец по-настоящему переспать с мужчиной. Хорхе это понравилось, и он сказал: «Повесить мы ее успеем! Отведите ее ко мне!» Меня отвезли на одну из его вилл, вымыли в трех водах, выбрили все волосы, осмотрели и проверили анализами на все венерические и не венерические болезни, а потом подарили Хорхе дель Браво. После той ночи он сказал: «В тюрьме тебе не место! Приговор можно привести в исполнение когда угодно, а пока ты станешь вице-мисс Хайди!» И я стала ей всего через год после того, как стала дежурной любовницей дель Браво. Когда я выиграла корону первой вице-мисс — ты, наверно, знаешь от Марселы, что мисс Хайди неизменно становится дочь Лопеса, — Хорхе познакомил меня с многими военными и полицейскими, даже с самим Лопесом и с его братом — секретным Паскуалем. Среди всех этих обезьян был один крупный негодяй, который в обход Хорхе дель Браво создал систему сбора дани с пиратов. Это был контр-адмирал Ордоньес, начальник береговой охраны. Хорхе поручил мне кое-что выведать у него, а самое главное — предложить ему побег за границу, чтобы он попался с поличным. Все вышло о'кей, и Ордоньес попался. После этого Хорхе сказал, что дань с береговых воров и пиратов буду собирать я, ибо больше он никому не верит. С тех пор я и работаю в этом бизнесе. Сорок процентов плачу в казну — то есть Хорхе дель Браво, а остальное беру себе. Могу сообщить по секрету, что чистая прибыль чуть более миллиона долларов в год. Но самое главное — я получила власть над людьми — я могу убивать, пытать, съедать их, и мне ничего не грозит! Во всяком случае, по линии закона. Пока у власти в стране Лопес, а Хорхе дель Браво — пророк его, пока у меня дружеские отношения с этими юношами, меня никто не сможет вновь притащить на виселицу. На Хайди у меня полно своих людей, которые без меня — ничто. Они у меня есть и на других островах Антил, и в Штатах, и в Бразилии, и в Венесуэле, и в Колумбии. Но вот мистер Джералд Купер-старший…
   — Как я понял, он хочет свергнуть Лопеса, и следовательно, я выполнял его задание в конечном итоге?
   Соледад грустно усмехнулась, задумчиво глядя на меня. Я только поежился — опять сболтнул лишнее.
   — Да, — ответила Соледад, — вы все, кто был заброшен на Хайди, играли в его команде. Но, конечно, вам ни черта не сказали и не собирались говорить. Вы — только запал к заранее подготовленной бочке с порохом. Сколько вас было в группе?
   — Семь человек, шесть мужчин и женщина.
   — Эта та, которую зовут Киска?
   — Да.
   — Знаешь, мне до ужаса хочется рассказать тебе все, — Соледад потянулась, вытянув руки за головой, — это обычное женское качество — болтливость. Но если я это сделаю, то мне придется тут же тебя убить. Понимаешь, тут же! Или покончить с собой.
   — Ты считаешь меня своим врагом?
   — Хм… А ты хотел бы стать мне другом?
   — Вообще, был бы не против.
   — Неоригинально! Каждый, кого прижмешь, хочет быть другом.
   — Поступи оригинальней: предложи дружбу тому, кто прижат.
   Соледад усмехнулась, как видно, она любила всякие словесные выверты. Не думаю, чтобы она всерьез задумалась над моим предложением, но тем не менее сказала:
   — Друг — это человек, который может тебе чем-то помочь. Я могу тебе даровать жизнь. Могу подарить десяток или сотню золотых брусков, которые сложены в коридоре. Могу сделать хозяином этой яхты и вообще всего золота, могу выйти за тебя замуж, могу женить тебя на Синди, Мэри, Марселе… Все это — дружеские услуги с моей стороны. А что я могу ждать от тебя? Ты неплох в постели, поскольку еще довольно молод, но неизвестно, насколько тебя хватит. Ты хороший солдат, я знаю, что Хайди для тебя не первая война, но у меня немало хороших бойцов, наверняка найдутся и те, что получше. Ты можешь мне рассказать о том, как вас готовили, как набирали для этой операции, — но это я знаю лучше тебя. Можешь рассказать о том, как вы действовали на Хайди в первые три дня после десанта, как сцапали Паскуаля Лопеса и Марселу, наконец, как тебе удалось выбраться вместе с ней оттуда, где все прочие погибли…
   — Все погибли? — спросил я.
   — Да, все, кроме одного, не считая вас с Марселой. Его зовут Капитан. Он был командиром вашей группы, верно? Твоя кличка — Капрал. Малыш, Пушка, Камикадзе, Комиссар, перешедший на вашу сторону Китаец Чарли и трое носильщиков из Лос-Панчоса погибли на асиенде «Лопес-23». Кстати, именно Чарли взорвал асиенду. Он, по словам Капитана, вырываясь из рук схвативших его коммандос, наступил ногой на пульт, которым Паскуаль управлял своей асиендой, и все взлетело на воздух. Капитана нашли живым. Сейчас он в госпитале службы безопасности… Ему вкололи специальный препарат, и теперь мы знаем все то, чем ты мог бы нас порадовать. Вот видишь, я опять оказала тебе дружескую услугу, а чем ответишь ты? У тебя же ничего нет за душой… Ты мне можешь пригодиться, конечно, как сегодня пригодился. Но это я придумала тебе роль в своем спектакле, а могла бы и не придумать. А зачем, как ты думаешь?
   — У меня на это логики не хватит, — пробормотал я, чувствуя какой-то стыд оттого, что Соледад так легко сбросила меня в грязь и поставила на место.
   — Поясню. Хорхе дель Браво — известная фигура. Все, что вокруг него — мужчины и женщины, старики и дети — все это отслеживается спецслужбами, у которых есть интерес на Хайди. Я для мистера Купера не загадка — он знает, что я любовница дель Браво и всего хайдийского генералитета. Он знает, чего хочу я, знает, чего ждать от Хорхе. Но он не знает тебя. Ты темная лошадка, неведомая фигура! Если бы он был убежден, что я работаю только на дель Браво, то наверняка отказался бы выполнить мои условия. Потому что есть еще один тип, который сразу поймет, откуда дует ветер. И узнав, что Купер исчез где-то в районе Хайди, он сразу бросится искать его у дель Браво. Тогда ему оставалось бы только тянуть время на переговорах, не говоря ни да, ни нет, потому что он был бы убежден, что минимум через сутки дель Браво вынужден будет его отпустить и расшаркаться от извинений. А тут появляешься ты — фамилия Анхель Родригес ему ничего не говорит, к тому же она совершенно не обязательно подлинная. Есть загадочный, разодетый тип, с замашками аристократа, со спортивной фигурой и здоровенными кулаками, вокруг которого все, и даже сама Королева Соледад, танцуют на задних лапках… Обо мне-то Купер знал, а вот о тебе — нет. Да еще оказывается, что ты — мой муж! Психологический удар в солнечное сплетение или в пах — вот что мы ему приготовили. И сработало! Он не продержался и часа!
   — Да, — покачал головой я, — такую хитрость может придумать только женщина! Если за него кто-то может похлопотать перед дель Браво, то перед этим страшным мафиози Родригесом у него защиты нет. А если ты ему прокрутила пленки, которые показывала нам вчера, то у него возникла повышенная забота о своем здоровье.
   — Увы, он совершил свою последнюю сделку! — с притворной скорбью в голосе сообщила Соледад. — Через десять минут, — она поглядела на мерцающие стенные часы, — его самолет поднимется в воздух и возьмет курс на Хайди. Наш пилот выведет его на Акулью отмель и выпрыгнет на планирующем парашюте с маленьким воздушным винтом за спиной. Парапланист через полчаса приводнится в нашей бухте, а самолет Купера вместе с его подручными врежется в воду. Примерно к ночи начнется ураган — и концы в воду, а Акулья банка трупов не отдает.
   — А этот тип, который знает дель Браво, он не вмешается?
   — Вмешается. Но будет уже поздно, — уверенно ответила Соледад, и мне вдруг стало не по себе оттого, что я так просто, спокойно беседую с этой красавицей жараракой о делах подлых, мерзких и вероломных.
   Видно, в моих глазах что-то такое промелькнуло, потому что Соледад поглядела на меня очень неласково.
   — Все. Больше ничего не спрашивай. Иначе — убью! Ты узнал ровно столько, чтобы висеть между жизнью и смертью. Я здесь вовсе не затем, чтобы говорить о делах. Я получила редкую возможность поразвлечься и расслабиться. Впереди три дня урагана, это только по прогнозам синоптиков, которые врут безбожно. Нам придется стоять здесь безвылазно, пока океан не уймется.
   Из-за окна каюты донесся рев моторов взлетающего гидроплана. Бедный Купер!
   Соледад послушала, как эти моторы несут Купера на съедение акулам, и сказала:
   — Сейчас я уйду, мне нужно будет проконтролировать, как все это закончится. А к тебе пришлю Марселу, по-моему, уже время ланча. Больше двух раз ее не трахай, а то к вечеру останешься пустым.
   Соледад оделась, предварительно ополоснувшись в душе, и, шелестя волосами, долго причесывалась, суша волосы феном. Потом ее выпустили из каюты, а я остался сидеть взаперти. Минут через пятнадцать в каюту пропустили Марселу с подносом, на котором стояла бутылка кока-колы, гамбургер с булкой, мороженое с накрошенным бананом.
   — Привет! — сказала Марсела с сочувствием. — Ты сидишь под арестом, и проклятая тюремщица Соледад подвергает тебя изнасилованиям?
   — Вроде того, — кивнул я, — хотя насчет изнасилования — это слишком сильно сказано.
   Марселочка прибыла в своем (точнее, позаимствованном у Мэри и Синди) зеленом купальничке, на нее мне было смотреть приятно, но — не более того. Кока-кола и гамбургер привлекали меня много больше, мороженое — тоже.
   — Тебя кормили? — спросил я, пытаясь быть джентльменом, но слава Богу, делиться гамбургером мне не пришлось.
   — Мэри сидит на компьютере, словно нанятая, и ругается, потому что ее под охраной заставили готовить завтрак, а потом ланч на всю эту банду, которая у нас на борту. Их тут десять, не считая Соледад. Завтраком накормили и Купера, который только что улетел. Соледад отпустила их всех на гидроплане, кроме Купера-младшего. Его и Синди заперли в каюте напротив нашей. Пост ООН разоружен, этих бразильцев вместе с комиссаром поймали на заре, без единого выстрела. Их держат в вертолетном ангаре. Рядом, метрах в пятидесяти от нас, стоит яхта Соледад. Там держат пленных шведов с «Ульрики», — Марсела шепотом выпалила мне всю известную ей обстановку.
   — А ты где сидишь? — спросил я.
   — Вообще-то в соседней каюте, ближе к корме. А Мэри — через каюту, ближе к носу. Но нас постоянно выводят. Мэри — потому что работает на компьютерах, без нее к ним никто не может подойти. А меня — потому что Соледад считает меня самой глупой и думает, что я ее больше всех боюсь. Я ее и правда боюсь, но не настолько, насколько она думает. А я, между прочим, пока хожу туда-сюда по яхте, кое-что подмечаю. Вся банда разделена на три группы. Одни на берегу, сторожат бразильцев. Другие — на яхте Соледад, которая называется «Орион». На носу у нее стоит пушка, которая убирается под палубу, а ближе к середине — два больших пулемета, они тоже убираются под палубу. Просто я видела, как их поднимали и чистили, а потом опускали. Соледад знает, что мы с Мэри не сможем договориться. Она хитрая.
   Пока она тараторила, я съел все, что было на подносе, не тронув только стекло и фарфор. Жизненный тонус прибыл, поднялся.
   — Ну, как тебе Соледад? — спросила Марсела с плохо скрываемой ревностью.
   — Только не говори, что у вас ничего не было и вы два часа беседовали о Священном Писании…
   — А я и не буду этого утверждать, — ответил я. — Тебе обстоятельно рассказать, с подробностями?
   — Но она не могла тебе не понравиться, — Марселочка явно настырничала, — я знаю эту гадину, она кого угодно сведет с ума. Но не потому, что ей кто-то нравится, а потому, что ей от кого-то что-то нужно.
   — Она же профессионалка, — сказал я, пожав плечами, — ей положено использовать секс в целях производства прибыли и создания прибавочной стоимости… Так сказал наш великий учитель Карл Маркс.
   — Я тоже шлюха, — проворчала Марсела, — заработок есть заработок, но если клиент мне выплачивал оговоренную сумму, я никогда не высасывала из него больше, чем нужно. А она со всех тянула подарки, очаровывала тех, кого не только что не любила, а ненавидела смертной ненавистью. Вот эти изумрудные сережки, которые она носит сегодня, — подарок дона Паскуаля Лопеса. Им цена
   — не одна тысяча долларов. Гонорар, который мне предлагали — семьсот за визит. Она же мне сама рассказывала, какой этот Лопес зануда и слизняк, однако так его охмурила, что он в буквальном смысле вылизывал ей языком промежуток между ягодицами…
   — Фу, — сказал я, передернувшись, — зачем ты мне после еды рассказываешь такие гадости?
   — Это для того, чтобы ты не очень задирал нос, после того как за сутки переспал с четырьмя подряд. Я одна отношусь к тебе бескорыстно. Мэри просто захотелось попробовать, что такое мужчина, Синди приревновала к тебе Мэри и решила ее наказать, а Соледад — для каких-то своих грязных делишек. Кроме того, она очень тщеславна, ей всем хочется утереть нос…
   Я очень по-хозяйски развязал бантик на спине и снял с Марселы зеленый бюстгальтер.
   — Ты свежее ее… — сказал я, сдергивая трусики и поглаживая прохладную попку Марселы. Она повисла у меня на шее, подцепила пальцами своих ножек мои плавки и сдернула их с меня так ловко, что я даже опомниться не успел.
   Мы шлепнулись на ту же самую простыню, где я лежал с Соледад, и Марсела брезгливо проворчала:
   — Все своими духами провоняла!
   Тем не менее уже через секунду, сладко ойкнув от нежного предмета, вонзенного с надлежащей осторожностью, она жадно обвила меня руками и затряслась, словно подключенная к установке для пытки электричеством.
   Мы уже порядочно разогрелись, как вдруг за моей спиной щелкнул дверной замок и появилась Соледад. Она тут же закрыла за собой дверь, и «ой!», которое вырвалось у Марселы от неожиданности, прозвучало уже не для охранников.
   — Вы уже забавляетесь? — спросила Соледад без малейшего неудовольствия и стала опять снимать свое оранжевое платье.
   — Ты не могла прийти попозже? — проворчала Марсела. — Между прочим, я тебе не мешала!
   — А кто сказал, что я тебе мешаю? — развела руками Соледад. — Я что, беру Анхеля за ноги и стаскиваю с тебя? Нет! У него тоже пенис не обмяк. Продолжайте!
   Времена, когда я был очень стыдливым, прошли уже давно, поэтому я продолжил, не обращая внимания на Соледад.
   — Противная, — проворчала Марсела, — ты мне мешаешь…
   — Ты скажи еще, что стесняешься, — хмыкнула Соледад. — А я вот ничуть не стесняюсь и сейчас залезу к вам. Анхель, ты не против, надеюсь?
   — Не отвлекай, — прорычал я.
   Соледад перешагнула через нас и уселась на постель, а затем вытянулась на спине рядом с Марселой. Марсела отвернулась от нее и покрепче обвила меня руками.
   — Ух, как он тебя… Ух, как он тебя… — проурчала Соледад в такт моим движениям. — Дай ручку! Ну дай мне ручку!
   Она сцапала мою ладонь и стала водить ей по своему животу.
   — Ты никогда не бывал сразу с двумя? — тоном змея-соблазнителя промурлыкала Соледад. — А Хорхе дель Браво бывал, и именно с нами…
   — Не вспоминай ты его, — Марсела обернулась, и Соледад, обхватив ее рукой за шею, привлекла к себе и поцеловала в губы.
   — Бесстыжая, — пробормотала Марсела, — лесбиянка!
   — Нет, это не про меня! — ухмыльнулась Соледад, очень довольная тем, что моя ладонь уже самостоятельно скользила по ее животу и ляжкам. Наконец, рука моя оказалась на шерстяном кустике, а два пальца нырнули в щель, нащупали упругий бугорок и принялись его массировать…
   — О-о-о! А-а-а! У-у-у! — Соледад принялась извиваться и корчиться, Марсела стала чаще дышать — видно, то, что происходило с Соледад, ее возбуждало. В такт толчкам, она стала коротко вскрикивать, словно собиралась перекричать Соледад:
   — А-я! А-я! А-я! — и спустя минуту пронзительно завизжала от восторга. Стало скользко, словно от мыльной пены, и я, неожиданно для самого себя оторвавшись от Марселы, перескочил на живот Соледад и воткнул на место пальцев нечто более существенное. Теперь все было наоборот. Левая рука залезла к Марселе, а та, корчась точь-в-точь, как Соледад, жадно глядела на то, как колышется моя спина и дергаются раскинутые ноги Соледад.
   — О-а-а-а! — громко и бесстыдно закричала пиратка, я выдернул из нее пенис и вновь всадил его Марселе. Не прошло и минуты, как мне пришлось сменить позицию еще раз, потом еще… На счете 3:3 обе, кажется, были опустошены, но я, поскольку все время прыгал туда-сюда, оказался неудовлетворен.
   — Вы в детстве, конечно, занимались онанизмом? — прошипела Соледад, отдуваясь. — Мы поможем вам это вспомнить…
   Две мягкие ручки вцепились в мой скользкий, одеревеневший пенис. Я сидел, вытянув ноги, лицо к ним, но между ними. Марсела обнимала меня правой рукой, Соледад — левой, а мои пальцы были погружены к ним в дырки. Временами мне казалось, что эти мерзавки вырвут все с корнем. Я никогда не позволял себе так обращаться с моим любимцем. Наконец, они заорали по четвертому разу, а я
   — по первому, но этот один ожог стоил десяти…
   Кровать была достаточно просторной, втроем тесно не было. Хайдийские супершлюхи лежали по бокам от почти супермена-янки, ощущавшего необоримое желание послать всех в мире женщин к дьяволу, уйти в глухую пустыню и там предаваться посту и молитвам. Такого сеанса было бы вполне достаточно, чтобы напрочь отбить охоту к сексуальным удовольствиям и сделать гнусного распутника безнадежным аскетом.
   — Соледад, — пробормотала Марсела, — мне было хорошо, как никогда… Я сошла с ума! Без тебя так хорошо не было бы…
   — Вот видишь, дурочка, — потрепав свою юную коллегу по щечке и накрутив прядь ее волос себе на палец, произнесла Соледад, — мы с тобой созданы для тандема. Как видишь, две умелые, профессиональные женщины могут не только выдоить никудышного мужчину, но и получить несказанное удовольствие.
   — Идемте освежимся, — сказала Марсела.
   — Да, попотели мы с ним! — согласилась Соледад тоном старого рудокопа.
   — Но там — только мыться! — предупредил я. Меня пошатывало. Все только что происшедшее казалось сном из разряда приятных кошмаров. Первый сон такого рода я видел во Вьетнаме после двух дней блужданий по джунглям и вьетконговским минам. Из двадцати трех вернулось двенадцать живых и семь трупов. Куда делись прочие — не знаю. В частности, был убит приват Брайт, здоровенный детина лет двадцати. Мы волокли его вчетвером пять миль, пока не вышли на прогалину, где вертолет смог совершить посадку и забрать всю нашу компанию. Не знаю почему, но следующей ночью мне приснился этот Брайт. Приснился таким, как есть, с мозгами, вывороченными пулей, к тому же вылезающим из своего звездно-полосатого гроба. Поначалу стало очень жутко, но Брайт — живым он был очень добрый и веселый парень! — широко улыбнулся и сказал мне: «Дик, слушай! Давай ты вместо меня поедешь в рай?! Забирайся на мое место в гроб, а я еще повоюю немного! Ты ведь одолжил мне пятьдесят долларов, а я их тебе не успел отдать. Я с этим дурацким долгом на совести буду жить в раю, а тебе еще неизвестно сколько придется мучиться на земле, ползать по джунглям и болотам. Ей-Богу, мне будет стыдно!» У него это получилось очень приятно, располагающе, и я во сне, конечно, уже пошел было к звездно-полосатому гробу, чтобы поменяться с Брайтом местами, но тут меня разбудил этот чертов сержант-майор, тот самый «Джек-Потрошитель». Сколько раз потом, когда меня здорово припекала жизнь, я сожалел о том, что Гривс не дал мне забраться в гроб и отправиться в рай вместо симпатяги Брайта. Таких снов в жизни я видел немало и определяю их именно как приятные кошмары. После душа мне полегчало.
   — Идемте загорать, — сказала Соледад. — Мне надоел этот спертый воздух.
   Мы надели только самое необходимое, то есть я — плавки, а дамы — купальники. Свое оранжевое платье Соледад водрузила на вешалку рядом с моим шикарным костюмом. Затем она приказала охраннику отпереть дверь и, взяв меня под руку с одной стороны, позволила Марселе уцепиться с другой.
   — Выглядим мы весьма неплохо! — заметила Соледад, останавливаясь в коридоре у большого зеркала, висевшего на стене. — Вообще-то, при хорошей фантазии, тебя можно принять за креола, загорел неплохо.
   Мы не стали подниматься на верхнюю палубу. За борт спустили резиновую лодку с мотором, ту самую, при посредстве которой Синди и Мэри привезли нас на яхту. С нами уселись три охранника с автоматами, четвертый управлял мотором.
   Пока лодка, подпрыгивая на небольших волнах, чуть рябивших поверхность окруженной скалами лагуны, неслась к берегу, я успел рассмотреть флагманский корабль Соледад — яхту «Орион». С воздуха она смотрелась, как крейсерская парусная, но с воды было видно, что это скоростное моторное судно, а мачта явно фальшивая. Конечно, никаких пушек и пулеметов, которые видела Марсела, на «Орионе» заметно не было, их убрали под палубу.
   — Красивая штучка, верно? — прищурилась Соледад. — Конечно, электроники у нас поменьше, чем на «Дороти», но зато какой ход! Пятьдесят узлов! Уйдем даже от торпедного катера.
   — Газотурбинный двигатель? — спросил я.
   — Да, — кивнула Соледад, — но есть и обычный дизель для крейсерского хода. Конечно, это класс, но «Дороти»… Там душа отдыхает! Судно XXI века!
   Соледад испытующе ждала, что я начну спрашивать о ее «Орионе». Возможно, ей просто хотелось похвастаться — она ведь была очень тщеславна. Но я, догадываясь о том, чего она ждет, боялся, что мой интерес будет принят за попытку выведать тактико-технические данные этого пиратского корабля. Поэтому я промолчал и спокойно доехал до берега, где стояли туристические палатки. Охранники спрыгнули на песок раньше нас и гуськом перебежали к опушке леса, где залегли цепью, держа под прицелом весь пляж. На палубе «Дороти», а затем и на палубе «Ориона» появились две фигурки с чем-то продолговатым в руках и быстренько укрылись, так что с берега их не было заметно. Марсела на них не обратила внимания, Соледад только бросила взгляд, убедившись, видимо, что все меры безопасности приняты. Я понял, что она велела снайперам взять под прицел берег и прилегающую к нему акваторию лагуны.
   — Какое симпатичное, жаркое солнце! — сказала Соледад, вновь подцепляя меня под локоть. Марсела восстановила равновесие, и в обществе этих цветущих розочек я направился по пляжу к группе людей, лежащих на животах под палящим солнцем. Время для загара было выбрано, на мой взгляд, не лучшее. В такую погоду, по-моему, неплохо, поплавав вволю, забраться под тент. Однако, когда Соледад подвела нас с Марселой к лежащим на песке людям, то я понял, что они уже не боятся получить солнечный удар.
   — Это шведы? — спросил я, приглядываясь к трупам и пытаясь определить, чем их пристукнули.
   — Да, — сказала Соледад, — это лишние шведы. Я оставила пока только профессора Бьернсона и его ассистентку Астрид Спарре, а эти — члены экипажа, мне не нужны. Им сделали уколы ядом кураре, и они почти не мучились. Сейчас с «Дороти» прилетит вертолет, который выгрузит сюда Синди и Мэри, а этих