Ольга Володарская
Нераскрытая тайна Сен-Жермена

Предисловие
Потребность в зачине

   Он не был свет, но был послан, чтобы свидетельствовать о Свете...
Евангелие от Иоанна, I:8

   На Западе о Сен-Жермене написано много, в России – мало. Зато русскими написано много такого, под чем Сен-Жермен непременно подписался бы. Да взять хотя бы книги Агни-Йоги!
   Сколько бы нитей ни вплелось в необъятное полотно, которое можно назвать попыткой проникновения в жизнь таинственного графа, там почти нет красно-бело-зеленых красок – это цвета венгерского флага.
   Именно об этом я думала летом 1995 года, когда мой поезд приближался к украинско-венгерской границе и вдали на холме показался старинный родовой замок Ракоци в городе Мункач, теперь Мукачево. На стенах этого грозного замка стояла когда-то отважная мадьярка Илона Зрини, мать будущего героя Венгрии, князя Ферко, или Ференца Ракоци Второго, «нашего князя», как назвал его восставший венгерский народ.
   Князь Ферко... и... граф Сен-Жермен. Можно ли соединить эти два имени? Для меня ответ был однозначен: не только можно, но и нужно, настала пора сделать это.
   Я не сводила глаз с мункачской крепости и думала о том, что совсем скоро увижусь с руководителем Венгерского Теософского Общества, которому позвонила накануне отъезда прямо из Москвы и который был крайне удивлен и насторожен моим звонком. Особенно его смутило то обстоятельство, что я, русская, практически без акцента говорю по-венгерски... Принять меня, однако, согласился. Но согласится ли ответить на вопросы, особенно касающиеся загадочных сторон деятельности Сен-Жермена, связанных с Венгрией? Кто знает? Теософы, как русские, так и зарубежные, – народ неразговорчивый, иначе какие же они теософы? Хотя у меня с собой письмо за подписью председателя Российского Теософского Общества – «Сезам, откройся».
   Венгрия – страна, отметившая в 1996 году 1100 лет обретения родины. Что приходит в голову, когда упоминают Венгрию? Воинственный князь Арпад и блистательный король-просветитель Матьяш Хуняди. Потомки гуннов, каковыми считают себя сами мадьяры, и чисто европейская нация, расположившаяся в самом сердце Европы, но всегда помнящая о своей древней прародине.
   Когда-то замечательный русский поэт Николай Клюев, размышляя о связи культур России и Индии, назвал Россию «Белой Индией». Две великие державы, две великие культуры. Но мне не хватало здесь третьей составляющей. В конце концов, треугольник, триада, Троица – самый что ни на есть эзотерический символ! И в качестве третьей составляющей я взяла Венгрию. Не с потолка, не потому, что люблю ее, будто вторую родину (хотя и поэтому тоже!), а прежде всего на основе тех размышлений, которыми хочу поделиться с читателем. Исследование только одной жизни Сен-Жермена уже, смею надеяться, дает мне право предполагать, что мой выбор не так уж произволен, как может показаться на первый взгляд!
   Я ни в малейшей степени не претендую на то, чтобы это исследование затронуло стороны обширной деятельности графа Сен-Жермена. Я также ни в коем случае не настаиваю на своем монопольном праве на истину. Возможно, кому-то мои утверждения покажутся слишком смелыми, ассоциативный ряд – слишком произвольным, источники, на которые я ссылаюсь, – не вызывающими доверия, а выводы – сомнительными. Я не собираюсь навязывать читателю свои убеждения. Если же у него возникнет желание поспорить или высказать иную точку зрения – я буду считать свою задачу выполненной, потому что это поможет расширить наши знания о Сен-Жермене.
   Считаю очень важным выразить огромную благодарность моему мужу, поэту Леониду Володарскому, чьи стихи, бесспорно, украшают эту книгу. Сама идея ее создания принадлежит ему. Не будь его постоянной и тактичной помощи, его вдохновляющего руководства, эта книга просто не родилась бы на свет Божий.
   И, возвращаясь к имени Ференца Ракоци, это небольшое вступление (с чисто русским словом «зачин» в заголовке) мне хочется закончить обращенными к нему словами великого венгерского поэта и героя революции 1848 года Шандора Петёфи:
 
О, если б только это можно было —
Найти твой прах, вернуть его домой!
Но кто же знает, где твоя могила?
Какой тебя засыпали землей?
 
   Я попробую ответить на этот вопрос и венгерскому гению, и русскому читателю, и исследователям из любой другой страны.

Глава 1
От господина Пушкина до госпожи фон Жержи

   «С нею был коротко знаком человек очень замечательный. Вы слышали о графе Сен-Жермене, о котором рассказывают так много чудесного. Вы знаете, что он выдавал себя за вечного жида, за изобретателя жизненного эликсира и философского камня, и прочая. Над ним смеялись, как над шарлатаном, а Казанова в своих Записках говорит, что он был шпион; впрочем, Сен-Жермен, несмотря на свою таинственность, имел очень почтенную наружность и был в обществе человек очень любезный. Бабушка до сих пор любит его без памяти и сердится, если говорят об нем с неуважением. Бабушка знала, что Сен-Жермен мог располагать большими деньгами. Она решилась к нему прибегнуть. Написала ему записку и просила немедленно к ней приехать.
   Старый чудак явился тотчас и застал в ужасном горе. Она описала ему самыми черными красками варварство мужа и сказала наконец, что всю свою надежду полагает на его дружбу и любезность.
   Сен-Жермен задумался.
   «Я могу вам услужить этой суммою, – сказал он, – но знаю, что вы не будете спокойны, пока со мною не расплатитесь, а я бы не желал вводить вас в новые хлопоты. Есть другое средство: вы можете отыграться». – «Но, любезный граф, – отвечала бабушка, – я говорю вам, что у нас денег вовсе нет». – «Деньги тут не нужны, – возразил Сен-Жермен, – извольте меня выслушать». Тут он открыл ей тайну, за которую всякий из нас дорого бы дал...»
Александр Пушкин. «Пиковая дама». Написана в 1833 году

   Кто не знает продолжения этой роковой истории? Только одни посчитали бы ее плодом воображения писателя, а немногочисленные другие... Словом, именно на них и рассчитано наше небольшое исследование.
   Впрочем, вернемся к Пушкину. По словам Нащокина, Пушкин, читая ему повесть, говорил, что в основе сюжета – истинное происшествие, что старуха-графиня Наталья Петровна Голицына сказала проигравшемуся внуку три карты, названные ей в Париже Сен-Жерменом. Молодой Голицын поставил на эти карты и отыгрался.
   «Пушкин – наше все», – писал Аполлон Григорьев. У Пушкина, чьи слова мы взяли в качестве эпиграфа к нашему исследованию, в повести все соответствовало действительности. В том числе время действия: если предположить, что эта история рассказывается Томским в начале 30-х годов XIX века, то описываемая встреча «московской Венеры» с графом Сен-Жерменом происходила в Париже «лет шестьдесят тому назад», то есть в начале 70-х годов XVIII века. Сам Пушкин еще раз подтверждает это в главе II: «...Графиня... строго следовала модам семидесятых годов и одевалась так же долго, так же старательно, как и шестьдесят лет тому назад». В это время, согласно документальным свидетельствам, Сен-Жермен действительно был в Париже: «В начале 1768 года он вновь появился в малых апартаментах (Версальского дворца)», – пишет графиня д’Адемар в своих «Воспоминаниях о Марии-Антуанетте». Речь о ее мемуарах еще впереди. О пребывании Сен-Жермена в Париже между второй половиной 1770 и первой половиной 1774 годов свидетельствуют записки голландца ван Сипштайна.
   Пушкин точен и в описании внешности «замечательного человека». Сравним это описание с другими портретами Сен-Жермена, которые запечатлены его современниками:
   «Выглядел он лет на пятьдесят, телосложения был умеренного, выражение его лица говорило о глубоком интеллекте, одевался он очень просто, но со вкусом; единственной уступкой роскоши являлось наличие ослепительнейших бриллиантов на его табакерке, часах и туфельных пряжках. Таинственное очарование, исходившее от него, объяснялось, главным образом, его поистине царственным великодушием и снисходительностью».
   Вот еще одно описание: «Сен-Жермен среднего роста и изысканных манер. Черты его смуглого лица правильны. У него черные волосы и энергичное одухотворенное лицо. Его осанка величественна. Граф одевается просто, но со вкусом, роскошь проявляется только в большом количестве бриллиантов, входящих в его туалет. Они надеты на каждый палец, украшают табакерку и часы. Однажды он появился при дворе в туфлях, пряжки которых были сплошь покрыты алмазами...»
   Свидетельствует г-н Дьедонне Тьебо: «Во внешности Сен-Жермена сквозили изящество и интеллект. В нем чувствовалось благородное происхождение и знание светских условностей... История же Сен-Жермена являет нам образцовый пример истории человека мудрого и предусмотрительного, остерегавшегося нарушить правила общепринятого поведения или оскорбить мораль. Чудес о нем рассказывают великое множество, однако они не скандальны и не низменны».
   И наконец, слово вновь графине д’Адемар: «Было это в 1743 году. Слухи донесли, что в Версаль только что прибыл некий несметно богатый, судя по украшавшим его драгоценностям, чужеземец. Откуда он прибыл? Об этом никто не знал. Самообладание, достоинство, интеллект поражали с первой минуты общения с ним. Он обладал гибкой и элегантной фигурой, руки его были нежны, ступни ног по-женственному малы, изящность икр ног подчеркивалась облегающими шелковыми чулками. Очень узкие панталоны также свидетельствовали о редчайшем совершенстве его телесных форм. Его улыбка обнажала прекраснейшие зубы, симпатичная ямочка красовалась на подбородке, волосы его были черны, а глаза – добры, взгляд – проницателен. О! Что это были за глаза! Я никогда не встречала равных им. На вид он казался лет сорока пяти».
   Очевидно, что все весьма разные прямые сходятся в одной безусловной точке. Замечено и другое: этот облик не меняется в течение десятилетий. Вновь обратимся к источнику, который мы будем использовать чаще других; и думается, что у нас имеются все основания более всего верить именно ему. Забегая далеко вперед, сошлемся на одну из книг Учения Живой Этики – на «Надземное». Вот что там сказано: «Такие архивы, как Шуазёля, Гёте, Строганова, содержат немало полезных сведений. Такие данные особенно показательны для внутренней жизни Нашего Братства. Нужно благодарить Адемар за оставленные записи, без них многие страницы деятельности Сен-Жермена не были бы оповещены. И кто-то будет изумляться, к чему понадобились записи Адемар, когда Мы могли пояснить все еще полнее? Но люди ценят показания их современников, и такие записи будут в глазах человечества доказательством гораздо более действительным, нежели Наше анонимное извещение [1]».
   Итак, графиня д’Адемар – о событиях 1788 года: «Так, значит, он жив – тот, о котором говорили, что он умер в 1784 году и о котором я не имела сведений долгие-долгие годы – он вновь неожиданно появился – и в такой момент, в такую эпоху! Зачем он вернулся во Францию? Как удается ему так долго жить, не старея? Ведь я знала пожилых людей, которые видели его сорока-пятидесятилетним в самом начале XVIII века...Да! Он выглядел так же, как и в 1760 году, а моего лица время не пощадило...»
   Согласно одной истории, связанной с таинственным графом, пожилая графиня де Жержи, жена бывшего французского посла в Венеции, с величайшим изумлением узнала в одном из гостей маркизы де Помпадур своего давнего венецианского знакомого, который еще в те дни, 50 лет тому назад, был по крайней мере сорокапятилетним. На ее вопрос, не бывал ли в Венеции в 1710 году его отец, граф невозмутимо отвечал, что в это время в Венеции был он сам, и привел остолбеневшей графине неопровержимые доказательства своих слов. На том же вечере граф демонстрировал дамам спрятанный в рукаве его платья миниатюрный портрет невероятно красивой женщины, одетой в странного вида костюм. Ни эпохи, ни национальной принадлежности этого костюма присутствующие угадать не смогли. Сам же Сен-Жермен никаких объяснений не дал и непринужденно заговорил о других предметах.

Глава 2
Из Франции в Венгрию

   В годы давние Илона Зрини
   Стяг свободы подымала тут...
Шандор Петёфи. «В Мункачской крепости»

   В истории с госпожой де Жержи даты намеренно или по ошибке перепутаны и искажены. Возможно, речь идет о событиях 1760 года, на что указывает ряд деталей этой истории. Но тогда запись никак не может относиться к 1750 году, как об этом говорится. Если же тот памятный прием у маркизы Помпадур в действительности имел место в 1743 году – время первого появления Сен-Жермена в Париже, – то за 50 лет до описываемых событий был 1693 год. В 1693 году в Венеции на масленичном карнавале мадам Жержи могла встречаться с неким знатным иностранцем, путешествовавшим под вымышленным именем, которое было, однако, слишком похоже на настоящее и потому легко узнаваемо. Речь идет о князе Ференце Ракоци II – правда, в ту пору ему было около 18 лет – одном из самых известных и любимых национальных героев Венгрии.
   Теперь мы надолго оставим Францию и перенесемся в страну, появление которой в нашем рассказе ожидалось менее всего. Перед нами целая галерея портретов персонажей, которые сопровождают это повествование и имеют ярко выраженные венгерские черты. Разные нити их судеб странным образом сплетутся в единый и эзотерический по своей сути венгерский узел, к тому же загадочно поблескивающий всеми красками Востока.
   О роде Ракоци следует рассказать подробно, так как к нашей теме он имеет самое прямое отношение. Ведь наиболее распространенная версия происхождения Сен-Жермена утверждает, что он был сыном Ференца Ракоци II. Кроме того, следует вспомнить кое-какие эпизоды из истории Венгрии. Прежде всего, в 1996 году эта страна широко отмечала знаменательный юбилей в своей национальной истории – 1100-летие обретения венграми родины. Согласно самому раннему источнику – хронике XII века, – венгры, или, как они сами себя называют, мадьяры, появились на своих нынешних землях в 896 году. Эта дата и является отправной точкой их европейской истории. Многое можно было бы рассказать о предыстории появления венгров в Карпатском бассейне, но это отдельная тема, которая увела бы нас далеко в сторону от основного предмета нашего исследования. И если в первые десятилетия воинственные варвары-мадьяры наводили ужас на Европу своими разбойничьими набегами, то уже на рубеже нового тысячелетия, в 1000 году, европейские страны с удивлением обнаружили вместо орд кочевников, живущих в юртах и пасущих стада своих коров и овец экзотического вида на раздольных степях Среднедунайской низменности, христианское государство во главе с королем Иштваном Святым, получившим корону из рук самого Папы Римского. С этого времени Венгрия прочно занимает свое место среди наиболее влиятельных королевств Европы, вершивших ее исторические судьбы. Расположение в самом сердце Европы тем не менее часто обязывало венгерское королевство быть форпостом, противостоявшим иноземным завоевателям. В XIII веке о стены венгерских крепостей разбилась волна монголо-татарского нашествия. В XV веке Венгрия спасла страны Запада от турецкого ига. Но в 1526 году после поражения при Мохаче – трагическая дата в истории страны! – сама Венгрия пала жертвой: крупнейшее государство Европы XV века распалось на три части. Западная часть королевства, включая Южную Австрию, Штирию, Каринтию, Силезию, Богемию, а также Краину, Хорватию и Славонию – отошла к Габсбургам. Среднюю часть захватила Османская империя. И только восточная часть – Трансильвания, по-венгерски Эрдей, что означает «лесной край», – осталась независимой. Правящие князья Трансильвании, выбираемые государственным собранием королями Венгрии, вели кровавую битву на два фронта – с Габсбургами и с османами. Одним из героев этой битвы стал комендант пограничной крепости Сигетвар Миклош Зрини, происходивший из знатной далматинской семьи и ставший позднее воеводой (баном) Хорватии. Именно Трансильванское княжество целых два столетия – XVI и XVII века – хранило традиции венгерского королевства: язык, культуру, обычаи, свободолюбивый и гордый нрав народа. Но по условиям мирного договора между императором Священной Римской империи Леопольдом I Габсбургом и Османской империей вся территория домохачской Венгрии перешла под власть Габсбургов, провозгласивших себя отныне венгерскими королями. Венгрия стала наиболее жестоко угнетаемой вотчиной австрийских феодалов. Но ее народ ненавидел Габсбургов. Еще трансильванский князь Дьёрдь Ракоци I в 1644–1646 годах начал борьбу против габсбургского владычества, и эта борьба стала семейной традицией рода Ракоци. Тогда же, в 1646 году, Дьёрдь Ракоци I приобрел могущественного союзника для Трансильванского княжества – самого Людовика XIV. В 1670 году другой представитель рода Ракоци – Ференц Ракоци I – в своем родовом замке Шарошпатак возглавил крупный заговор венгерских магнатов против Габсбургов, известный впоследствии как заговор «sub rosa» – «под розой», так как тайные встречи заговорщиков в 1666–1671 годах происходили в зале, украшенном готическим изображением розы на потолке. Однако заговор был раскрыт, все его участники, в том числе хорватский воевода Петер Зрини, тесть Ференца Ракоци I, были казнены. Сам он чудом избежал этой участи, и только потому, что его семья заплатила казне неслыханный выкуп в 400 000 форинтов.
   После смерти Ференца Ракоци I его вдова Илона Зрини повторно вышла замуж, на этот раз за князя Имре Тёкёли (так, на старинный лад, правильно произносится его фамилия, которая пишется Thцkцly), также непримиримого борца с Австрией. Из мелких дворян, воинов пограничных крепостей, беглых крепостных крестьян, именовавших себя «скитальцами», он создал повстанческую армию «куруцев» («крестоносцев»). Армия Тёкёли успешно боролась с войском Габсбургов, и ему даже удалось основать в 1680 году в северных комитатах [2]Венгрии собственное независимое княжество. Но эта борьба окончилась поражением, и князь Тёкёли был вынужден бежать в османскую Турцию, оставив свою жену Илону Зрини и двух ее детей от первого брака в осажденном врагами замке Мункач (современный город Мукачево, Украина). Почти 3 года, с 1685-го по 1688-й, эта цитадель выдерживала осаду австрийских наемников, а ее хозяйка, облачившись в шлем и панцирь и ведя за руку детей, ежедневно обходила крепостные стены, вызывая бессильную ярость осаждающих. Однако силы были слишком неравны. Самоотверженная княгиня поехала в Вену подписывать капитуляцию. Но ее не пустили в резиденцию князей Ракоци на улице Химмельпфорт, а поселили под домашним арестом в августинском монастыре. Дети, разлученные с матерью, так никогда ее и не увидели. 15-летнюю дочь Юлианку насильно увезли в монастырь святой Урсулы, 11-летнего сына Ференца (будущего Ференца Ракоци II) втайне отправили в иезуитский колледж Нойхаус под Прагой. По желанию своего крестного отца императора Леопольда I Габсбурга и опекуна – кардинала Леопольда Коллонича мальчик должен был избрать духовную стезю. И хотя святые отцы преуспели в том, чтобы молодой князь Ракоци, блестяще овладев латынью, немецким, французским, позабыл родной венгерский, они не смогли заставить его забыть, что он наследник венгерского престола и знатнейшей аристократической фамилии Европы, в чьих жилах течет королевская кровь. Его бабушка Жофия Батори была последней представительницей той самой ветви этого княжеского рода, откуда вышел Иштван Батори, трансильванский князь, избранный в 1576 году королем Польши и называемый в русской исторической традиции Стефаном Баторием.

Глава 3
Союзник Людовика и Петра

   Что, земляк, печалишься,
   Что глядишь с тоскою?
   Бог-Господь поможет —
   Станет жизнь другою.
Куруцкая песня (начало XVIII в.)

   Достигнув совершеннолетия, князь Ферко потребовал у кардинала-опекуна возврата всех своих владений. За это всемогущий министр Габсбурга добился, чтобы Ференца Ракоци удалили из империи и отправили на год в Италию под предлогом обучения подобающим аристократу манерам. Но вернувшись из принудительного путешествия, строптивый юнец оскорбил правящий дом Австрии еще одной «выходкой»: в конце 1694 года он женился в Кёльне на 15-летней дочери герцога Карла Гессен-Рейнфельского принцессе Шарлотте Амалии. Тетка невесты принцесса Лизелотта была женой Людовика XIV.
   Молодые уехали в Венгрию, в комитат Шарош, где находились многие из родовых замков семьи Ракоци и Ференц Ракоци по праву был ишпаном. Слово «ишпан» восходит к славянскому «жупан» и находится в употреблении примерно с XI века, обозначая наместника провинции, принадлежащей к королевским владениям. В семье Ракоци родилось несколько детей: в 1695 году – дочь Шарлотта, 28 мая 1696 года – сын Дьёрдь-Липот (Леопольд Людовик Георг), 17 августа 1700 года – сын Йожеф (Иосиф), а в апреле 1701 года, когда Шарлотта Амалия ждала четвертого ребенка, ее муж был арестован по обвинению в государственной измене и препровожден в Австрию. Шпионы перехватили письмо князя Ракоци к Людовику XIV с напоминанием о его союзническом долге, расцененное властями как свидетельство нового антиправительственного заговора. Князя намеренно заточили в ту самую темницу в местечке Бечуйхей, где 30 лет назад был обезглавлен его дед Петер Зрини. Молодая княгиня Ракоци устроила мужу побег. Несколько месяцев князь скрывался в Польше, под Ченстоховом, у своего родственника гетмана Адама Щенявского. В Польше Ракоци заручился поддержкой шляхты и короля Августа II, курфюрста Саксонии.
   В Венгрии давно было неспокойно. Куруцкая гвардия Имре Тёкёли то и дело бралась за оружие, время от времени вспыхивали крестьянские мятежи. Надежды народа на освобождение от ненавистного гнета Габсбургов и возврат древних венгерских свобод были связаны с Ференцем Ракоци II. И когда разразилась общеевропейская война за испанское наследство, в которой главным противником Австрийской империи стал французский абсолютизм, в начале мая 1703 года Ференц Ракоци II выпустил свой манифест из 24 пунктов, призывавший народ к восстанию. Он содержал гневные обвинения в адрес угнетателей и начинался словами: «Recrudescunt diutina inclytae gentis Hungariae vulnera... [3]» Эти слова и сейчас можно прочитать на постаменте конного монумента Ференца Ракоци II, который установлен напротив Парламента на главной площади Будапешта.
   Как только войска под знаменем «Pro patria et libertate! [4]» перешли через перевал Верецкеи в Карпатах, как когда-то на пути обретения новой родины это сделали мадьярские племена под предводительством князя Арпада, и вступили на территорию Венгрии, пожар восстания быстро охватил ее северные области и перекинулся в Трансильванию. Это было истинное народно-освободительное движение, где в одних рядах сражались представители родовитейших дворянских фамилий и их крепостные. Война длилась почти 8 лет.
   В сентябре 1705 года в городке Сечень дворянское государственное собрание избрало Ракоци правящим князем Венгерской конфедерации, в апреле 1707-го в городе Марошвашархей (Тыргу-Муреш, Румыния) – князем Трансильвании, а в июне 1707 года в местечке Онод объявило о свержении Габсбургов с венгерского трона и провозгласило князя Ракоци королем Венгрии.
   Но Ференцем Ракоци руководили не честолюбие и жажда власти, а высшие интересы родины. В свое время он отказался от заманчивого предложения нового императора Австрии Иосифа I стать правящим герцогом провинций Бургау и Лихтенберг в обмен на отказ от титула князя Трансильвании и обещание сложить оружие. Впоследствии он отверг и польский трон.
   Европа сочувствовала восставшим. Людовик XIV вначале расценил движение Ракоци как внутреннее дело Австрии и отказался вступать в союзнические отношения с подданными, поднявшими мятеж против законного государя. Однако позднее «король-солнце» признал Ференца Ракоци II князем Трансильвании и стал оказывать ему финансовую, военную и дипломатическую поддержку. Англия и Голландия через своих послов при венском дворе также советовали дому Габсбургов заключить мирный договор с восставшими. Куруцы Ференца Ракоци отвоевали большинство венгерских крепостей и держали в страхе всю Австрию, совершая набеги даже на предместья Вены. Напрасно карательные войска императора выжигали и вырезали целые деревни. Даже победы регулярной армии над войском куруцев не могли поставить Венгрию на колени.
   Тем временем, помимо дунайских княжеств Валахии и Молдовы, у Ракоци появился еще один могущественный союзник. Русский царь Петр I направил к Ференцу Ракоци своего специального посла с предложением стать польским королем вместо свергнутого в ходе войны со Швецией Августа II. 15 сентября 1707 года в Варшаве Петр I и Ференц Ракоци II подписали союзный договор, по которому русская сторона обещала военную, финансовую и дипломатическую помощь для достижения независимости Трансильвании и Венгрии. Тогда же Россия открыла для себя токайское. Это великолепное вино, которое производят только в городке Токай, издавна принадлежавшем семье Ракоци, очень пришлось по вкусу Петру и с его легкой руки стало зваться «Самородным».
   Но военные неудачи Петра в войне с Карлом XII помешали ему выполнить условия Варшавского соглашения. Крупное поражение потерпели и войска Ракоци в августе 1708 года под городом Тренчень (Тренчин, Словакия). Европа, а за нею и военное счастье отвернулись от венгерских повстанцев. В феврале, марте и апреле 1711 года их предводитель князь Ракоци вновь вынужден был искать помощи у своего русского союзника, но безуспешно. В это время Петру I пришлось вести войну на два фронта: со Швецией и с Портой. В разгаре был Прутский поход, в ходе которого сам Петр и его командование попали в плен к туркам под деревней Станилешти и сумели освободиться только ценой огромных контрибуций. Да и Карл XII, разгромленный под Полтавой и искавший убежища в Турции, не оставлял своих надежд на победу в Северной войне.
   Поэтому в апреле 1711 года в городе Сатмар (Сату-Маре, Румыния) главнокомандующий Ференца Ракоци граф Шандор Каройи в его отсутствие заключил мир с императорским генералом венгром Яношем Палфи (таких венгров – сторонников императора в отличие от венгров-повстанцев презрительно именовали лабанц). Ференц Ракоци не хотел принимать этот мир, но его войска сдавали крепости одну за другой. Последней 24 июня 1711 года сложила оружие крепость Мункач. (Ее замок, разрушенный австрийцами, в настоящее время отреставрирован и так же гордо возвышается на холме над украинским городом Мукачево. Его прекрасно видно из окна поезда, идущего в Венгрию.)
   Ференц Ракоци стал изгнанником, скрываясь одно время в Польше, затем во Франции.
   Своеобразно отразились в сознании французского читателя воспоминания о его пребывании в их стране. Напомню поклонникам знаменитой серии романов Анн и Сержа Голон (выходцев из России) о неукротимой Анжелике и не менее популярных фильмов, поставленных по мотивам их книг, один эпизод из первого, еще не дублированного, а шедшего с синхронным переводом в советском прокате фильма «Анжелика и король». В покои прекрасной супруги графа Жоффрея де Пейрака в Версале внезапно входит молодой и весьма обаятельный иностранный дворянин. Завязавшаяся беседа становится все более непринужденной. Когда же гость Анжелики сетует, что вынужден скрываться, она спрашивает:
   – Но от кого вы бежите?
   – От моего родственника.
   – Кто же этот родственник, что преследует вас?
   – Король Людовик.
   – Всего лишь? – ответствовала дама.
   Как только случайный посетитель стремительно оставляет недоумевающую Анжелику, в дверь барабанят:
   – Именем Его Величества откройте! У меня предписание арестовать князя Ракоци как беглеца и преступника. Мне известно, что он здесь. Где вы его прячете, мадам? Где мадьяр?
   А этот самый мадьяр, покинув негостеприимную Францию, оказался в Турции, где и закончил свой бурный земной путь. Он оставил мемуары о своей жизни и борьбе, по его распоряжению книги об истории движения куруцев были написаны и изданы на многих языках. А Венгрия осталась под пятой Габсбургов еще на полтора столетия.
   Сыновья князя Ференца Ракоци II и Шарлотты Амалии Гессен-Рейнфельской остались в Вене заложниками правящего дома Габсбургов. Большая часть замков, принадлежавших фамилии Ракоци, была взорвана по приказу императора, в оставшихся разместили австрийские гарнизоны. Наследники мятежного князя не имели права носить родовое имя, которое, по замыслу завоевателей, должно было быть стерто из памяти народов империи. Поэтому они получили имена соответственно Санкт-Карл и Санкт-Элизабет.
   Последнее имя многое говорит венграм. Святая Елизавета (Эржебет по-венгерски) – любимейшая святая в Венгрии и считается покровительницей страны. Она славилась своим милосердием и помощью нищим и убогим. Это реальное историческое лицо – принцесса, старшая дочь короля Эндре II, жившая в XIII веке. В 1211 г. ее выдали замуж за Людвига, сына маркграфа Тюрингии Германа. Вскоре после смерти принцессы Папа Григорий IX буллой от 1 июля 1235 г. провозгласил ее святой. Недалеко от города Шарошпатак сохранился красивейший храм XIII века, выстроенный в ее честь. Кроме того, Шарлотта Амалия, жена Ференца Ракоци, знала, что святая Эржебет была ее прабабкой в четырнадцатом колене. Первый же сын выбрал имя Санкт-Карл, вероятно, в честь правящего императора Карла, пожаловавшего ему титул маркиза. Как пишет немецкий историк Георг Хезекль, «старший сын, назвавшийся маркизом Сан-Карло, бежал из Вены в 1734 году. В этом году, после долгих лет бесплодной борьбы, умер в Родосто на территории Турции его отец и был похоронен в Смирне». (По данным венгерских источников, точная дата смерти князя Ференца Ракоци II – 8 апреля 1735 года). Позднее старший сын получил от Турции причитающийся его отцу пенсион (и право на трансильванский престол) и стал известен под именем принца Зибенбюргена (Трансильванского). Он пошел по стопам отца, стал бороться против угнетателей, но был разбит принцем Фердинандом Лобковиц и умер, эабытый всеми, в Турции. Младший брат не принимал участия в борьбе старшего и находился поэтому в хороших отношениях с австрийским правительством».
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента